Торговая политика и культурное исключение



 

В 1990‑е годы слово «культура» все чаще всплывало в контексте международной торговли. Торговля культурными продуктами того или иного рода существовала всегда, включая долгую историю незаконной торговли культурной собственностью. Кроме того, так или иначе имело место вмешательство в торговлю культурными благами, в особенности для того чтобы предотвратить вывоз из страны их происхождения предметов культурного наследия, таких как произведения искусства (так называемые «национальные сокровища»). Но революция в коммуникационных технологиях и неустанно набирающая силу в последнее десятилетие экономическая глобализация помещают соображения культуры в международной торговле в совершенно новый контекст.

В качестве основных очагов этих изменений могут рассматриваться три следующих события: переговоры, которые привели к замене Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ) Всемирной торговой организацией (ВТО) в 1994 г.; введение в действие Североамериканского соглашения о свободной торговле (НАФТА) между Канадой, Соединенными Штатами и Мексикой также в 1994 г.; переговоры внутри Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) по «Многостороннему соглашению по инвестициям» (МСИ), начатые в 1995 г. и до сих пор не завершенные. Проблемы, рассматривавшиеся на каждом из этих форумов, детализировались по‑разному, но для наших целей удобно рассматривать их вместе, сосредоточившись на общем для них контексте. Экономический императив, направляющий мировую торговую систему к сокращению протекционизма и освобождению глобальных рынков, основывается, конечно, на простом предположении, что свободная торговля максимизирует мировое благосостояние. В мире, где сравнительное преимущество поддерживает специализацию в производстве и взаимовыгодный международный обмен, вмешательство, искажающее свободный поток товаров и услуг, приведет к потерям в эффективности и сокращению экономического благосостояния.

Появление культурных товаров, таких как фильмы и телевизионные программы, в международной торговле является примером двух различных аспектов культуры, которым мы дали определение в гл. I. Один аспект связан с производством таких товаров, а второй касается культурного воздействия на потребление. С точки зрения производства затрагивается культура в функциональном смысле; экспорт культурного продукта в международной торговой системе является значительным экономическим вкладом, который культурные индустрии данной страны могут внести в национальную экономику. Многие страны зарабатывают ценную иностранную валюту на экспорте подобных услуг, в особенности США, являющиеся главным поставщиком культурных товаров в мире. Однако в контексте принимающей стороны затрагивается понятие культуры как образа жизни и выражения групповой идентичности. Импортированные культурные проекты приносят с собой символические послания, которые могут быть сочтены угрозой для местной культурной идентичности. Таким образом, можно выявить две стороны рынка. С одной стороны, производители определенных культурных товаров и услуг видят во многих точках мира прибыльные торговые возможности, которыми они хотят воспользоваться. Им доступен масштаб и другая производственная экономия, что позволяет им поставлять продукцию по конкурентоспособным ценам, и очень часто на поставляемый ими материал в импортирующих странах есть высокий спрос со стороны потребителей. Экспортирующие страны, таким образом, противятся любому вмешательству, которое могло бы ограничить их доступ к рынкам. По другую сторону забора импортирующие страны считают, что их местную культуру вытесняет иностранная продукция, с которой продукция местных культурных индустрий не может конкурировать без протекционизма в какой‑либо форме.

Спор в торговых кругах сосредоточился вокруг того, отличаются или нет культурные товары от других товаров. Если да, то тогда культурные исключения могут быть включены в торговые соглашения, что сделает возможной некоторую форму защиты внутренней культурной индустрии. Подобно тому как законы о карантине запрещают импорт больных растений и животных, так и культурный протекционизм стремится оградить общество от заразы иностранных культурных влияний. Так, например, Франция и Канада активно выступали за культурное исключение в касающихся их торговых соглашениях из‑за боязни культурного господства США. Другие страны, например, Австралия, вводят регулирование на радиостанциях и телевидении, чтобы обеспечить минимальный контент производимого на месте материала в их вещании, которое в противном случае содержало бы только импортные программы.

Для некоторых подобное вмешательство в свободный поток товаров, услуг и информации означает нелиберальное и авторитарное ограничение потребительского выбора. Многие экономисты, для которых любая форма искажения рынка – проклятие, укажут на экономические издержки и неэффективность, порождаемые подобным протекционизмом. Но более широкий взгляд на вопрос позволяет смягчить эту позицию. Можно выдвинуть два аргумента. Во‑первых, возможно, верно, что французские потребители не будут смотреть ничего другого, кроме американских телевизионных программ, и ходить только на иностранные фильмы, если им будет предоставлен свободный выбор. Но могут возникнуть сомнения, будет ли такой выбор полностью информированным и будет ли он реальным отражением фундаментальных предпочтений. Есть некоторые свидетельства того, что люди готовы что‑то платить, чтобы защитить местную культурную идентичность, даже если они сами зачастую не потребляют такой продукт напрямую[180]. Иными словами, если специфические внутренние способы культурного выражения производят некоторые общественные блага, такие как чувство национальной гордости и солидарности, или некоторые положительные экстерналии, такие как пул обученных местных талантов, появляются веские экономические основания для определенного государственного вмешательства в рынок для поддержания такой деятельности; если это так, то протекционизм в некоторых случаях может быть полезным инструментом, а связанные с ним потери в эффективности будут рассматриваться как неизбежная цена за внешние выгоды или общественные блага.

Второй тезис выходит за рамки экономических проблем и вводит в игру понятие культурной ценности как желательный аспект человеческого существования. Можно утверждать, что сохранение национальной культурной идентичности, каковое, очевидно, является целью французской и канадской позиций, порождает для соответствующих сообществ культурную ценность, которая стоит несколько в стороне от экономических потерь и прибылей, возникающих в торговой системе. Торговые переговоры традиционно целиком посвящены экономике, и любое предложение учитывать культурную ценность при определении «правил игры», скорее всего, будет осмеяно или отвергнуто как предвзятое, в особенности экономистами. Однако тот факт, что культурная идентификация, самопризнание и самоуважение важны для людей и что эти ценности подвержены влиянию торговли, заставляет остановиться и задуматься. Экономическая политика в этой области должна смириться с тем, что конечные цели различных обществ выходят за рамки непосредственных экономических забот и поэтому культурные ценности могут быть специальным образом включены в политический процесс. Без сомнения, именно такого рода соображения побудили различные группы на Стокгольмской конференции в апреле 1998 г. «поддержать идею того, что культурные товары и услуги должны быть полностью признаны и что к ним следует относиться иначе, чем к другим формам товаров»[181]. Соединенные Штаты были представлены на этой конференции несмотря на то, что в тот момент не являлись членами ЮНЕСКО; однако представляется маловероятным, чтобы их делегаты согласились с этим предложением.

Язык в этой области, как и повсюду, одновременно и отражает, и формирует господствующее мнение. Слово «исключение» применительно к культурным товарам в международной торговле в какой‑то мере негативно окрашено, поскольку подразумевает, что культура – это помеха достижению идеальной унификации в мировой торговой системе. Если бы защита культурных ценностей и достижение других культурных целей обрели равные права с экономической ценностью, определяющей торговую политику на международном уровне, возможно, термин «культурное признание» оказался бы более позитивным при решении этого вопроса в переговорах между странами.

 

Выводы

 

В этой главе был описан широкий диапазон представленности культуры в промышленной структуре экономики: от центральной роли креативных арт‑индустрий в экономике развивающихся и развитых стран до вклада культурных индустрий в возрождение городов, туризм и торговлю. Во всех этих различных проявлениях культура возникает как потенциальный источник экономического динамизма на местном, национальном или международном уровне. Хотя экономическое значение культурных индустрий следует оценивать с осторожностью, тем не менее, во многих отношениях эти индустрии в XXI в. находятся на переднем краю развития. Подобное утверждение может быть рационализировано на следующих основаниях:

• изменившиеся паттерны потребления и выросшие реальные доходы приводят к долгосрочному росту спроса на культурные товары и услуги;

• культурные индустрии являются важными поставщиками контента в развитии новых информационных и коммуникационных технологий;

• культурные индустрии способствуют работе творческой мысли, необходимой для процесса инноваций и технологических изменений;

• культурные индустрии оказывают сильное влияние на уровни занятости и по мере роста могут частично вбирать в себя рабочую силу, освободившуюся в других, пришедших в упадок, отраслях.

В пылу энтузиазма по поводу потенциальной динамичности культурных индустрий мы не должны, однако, упускать из виду тот факт, что создание экономической ценности не является их единственным raison d’etre. Ключевое содержание процессов производства и потребления в искусстве и культуре, а также культуры в целом как явления, позволяющего людям выражать свою идентичность и вырабатывать способы совместной жизни, – это культурная ценность, осмысляемая на фоне стандартов, при помощи которых измеряется экономический успех. Анализируя культурные индустрии на микро– или макроуровне, невозможно игнорировать или принижать значение этого критически важного измерения.

 

 

VIII. Культурная политика

 

В наше время мы видим, что «культура» привлекает внимание людей политики: дело не в том, что политики всегда являются «людьми культуры», а в том, что культура рассматривается и как орудие политики, и как нечто социально желательное, поощрять каковое является задачей государства.

Т.С. Элиот, «Заметки к определению понятия “культура”»[182] 

 

Введение

 

Пожалуй, не существует другой такой области, в которой экономика и культура были бы связаны столь непосредственно, как государственная политика. Нельзя сказать, впрочем, что тому есть множество доказательств в большинстве экономик мира: концепция четкой культурной политики как специфического круга вопросов, которые решает правительство, в большинстве стран до недавнего времени имела лишь небольшое значение, если вообще хоть какое‑то, хотя участие государственного сектора в того или иного рода культурной деятельности в этих странах уходит корнями далеко в прошлое, а широкое взаимодействие между культурой и государством – и еще дальше.

Одна из причин недостатка интереса к культуре в современной государственной политике связана с подъемом экономической парадигмы в ведении дел на национальном и международном уровне, о чем речь у нас уже шла в гл. I. Господствующее влияние экономического образа мышления на процесс формирования политики во многих демократических странах означает, что государственная политика и экономическая политика стали почти синонимами. Например, большая часть социальной политики в таких областях, как образование, социальное обеспечение, здравоохранение и развитие сообществ, сейчас называется оказанием услуги с акцентом на эффективность и рентабельность. И все же, хотя подобные цели сами по себе похвальны, постепенно приходит осознание того, что они могут быть враждебны стремлению к более общим социальным целям равенства, качественных услуг и т. д. В свою очередь, выдающееся положение экономики на государственной арене оказало глубокое воздействие на политику в отношении культуры. Вернувшись к различию между индивидуализмом и коллективизмом, отмеченному в гл. I, мы можем утверждать, что в обществе, в котором государственная политика делает основной акцент на экономической программе, политика будет тяготеть к индивидуальным целям в ущерб коллективным. В первую категорию мы включаем удовлетворение потребностей индивидов в пище, одежде, жилье и других частных благах и услугах и индивидуальную составляющую их потребности в общественных благах[183], а во вторую – коллективные цели общества, охватывающие широкий спектр устремлений, в том числе свободу, справедливость, отсутствие дискриминации, честность, социальную сплоченность, мир и безопасность и т. д., а также коллективную составляющую спроса на общественные блага и цели, относящиеся к специфическим культурным проблемам, таким как искусство.

В лучшем случае политику, в центре которой стоит индивидуализм, можно защищать как политику, соответствующую либертарианским идеалам индивидуальной свободы, автономии и самоопределения; в худшем – считать, что она ведет к эксплуататорскому, материалистическому и черствому обществу. В других обществах эта ситуация может оказаться обратной, так что там будут преобладать коллективные цели. В этих обстоятельствах образовавшаяся в результате форма социальной и экономической организации может рассматриваться либо как выражение благородных устремлений к эгалитаризму, либо, наоборот, как авторитарное навязывание государственной культуры обществу, предполагающее уничтожение индивидуальных прав. Как возникает «правильный» баланс между этими позициями в отдельных обществах – это, по сути дела, политический вопрос, к которому мы еще вернемся.

Таким образом, современные экономические условия оказывают значительное влияние на отношения между государством и культурой. Конечно, много было сказано о культуре и государстве в разных дискурсах, включая философию, политологию и теорию культуры. Некоторые из этих работ, в особенности работы в области критической культурологии, привлекли внимание к экономическим силам, формирующим культурную политику. Наша задача здесь не рецензировать эту литературу, а взглянуть на экономику и политику (politics) культурной политики (policy) в контексте, в котором борьба за внимание между экономическими и культурными проблемами может рассматриваться в сравнительных категориях.

 


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 286; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!