Свободный и Приспособившийся Ребенок

Стр 1 из 25Следующая ⇒

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Все книги автора

Эта же книга в других форматах

Приятного чтения!

Мэри Гулдинг, Роберт Гулдинг

Психотерапия нового решения

ВВЕДЕНИЕ В ТЕРАПИЮ НОВЫХ РЕШЕНИЙ

Эта книга написана для того, чтобы научить психотерапевтов излечивать людей.

Она написана также для того, чтобы научить людей излечивать самих себя.

Авторы не видят никакого противоречия между этими двумя целями. Наша аудитория — это, в первую очередь, психотерапевты, но мы не считаем, что они наделены некой магической силой, недоступной их пациентам. Напротив, если бы результат лечения зависел исключительно от магической силы психотерапевтов, излечения просто бы не происходило.

Более 15 лет нашей основной деятельностью было обучение терапевтов Тому, как излечивать людей. Наши методы сочетают в себе много подходов, среди которых трансактный анализ, гештальт-терапия, интерактивная групповая психотерапия и десенсибилизация. Мы интересуемся всем, что помогает людям избавиться от фобий, беспокойство обратить в энтузиазм, избавиться от подавленности или депрессии и вместо этого начать наслаждаться жизнью — и именно этому мы обучали. Одним парам мы помогали прекратить ссориться и начать любить друг друга. Другим мы помогали искать радость где-то еще, если они не расположены найти ее друг в друге. Мы обучали людей самих управлять своими чувствами, а не обманывать себя, считая, что это окружающие делают их злыми, печальными, подавленными, беспокойными, взбешенными, растерянными, разочарованными или озабоченными.

Эрик Берн, гениальный отец трансактного анализа (ТА), написавший разошедшуюся миллионным тиражом книгу «Игры, в которые играют люди» и создавший стотысячную Международную ассоциацию трансактного анализа (МАТА), писал и говорил об излечении людей, а не о «достижении определенного успеха». Он рассказывал, как каждый раз перед тем, как войти к группе, он останавливается на мгновение и спрашивает себя: "Как я могу вылечить каждого в этой группе сегодня !". Именно этот вопрос мы задавали себе последние 15 лет и эта книга — ответ на него.

Методы, которые мы используем, просты, понятны и кратки. Однако этого недостаточно — нужно, чтобы им можно было обучить других. Психотерапию принято считать искусством, а не наукой. И все же она может быть наукой, а науке, как известно, обучают. Можно обучить и мастерству. Наши методы не требуют, чтобы терапевт был всемогущим или всезнающим. Они требуют от терапевта умения внимательно слушать, внимательно наблюдать и внимательно сопоставлять.

Наш подход — творческий, и мы постоянно ищем новые методы. Мы не обвиняем наших пациентов в неудачах и не составляем списков «неизлечимых пациентов» для распространения их на ежегодном съезде Американской психиатрической ассоциации. Напротив, мы ищем в себе и в других путь к созданию среды, способствующей изменениям. Терапевтический метод, который мы используем и который приводит к изменениям, мы называем терапией новых решений. Наша книга излагает этот метод, начиная с теоретической структуры усовершенствованного нами трансактного анализа, а затем подробно описывает примеры нашей работы.

При установлении контакта с пациентом, мы выслушиваем и выясняем ряд взаимосвязанных вещей: На что пациент жалуется в первую очередь? Что он делал по отношению к себе, когда решил обратиться за помощью? Каковы его чувства? Какое поведение он в себе не любит? Преследуют ли его навязчивые идеи? Подавлен ли он? Он часто злится, скучает, чего-то боится? Он несчастлив в браке? Всегда существует некое особое чувство или особая мысль, или особое поведение, из-за которого пациент несчастлив; иначе он не сидел бы перед нами. Что он хочет изменить? Достижение желаемого пациентом изменения и становится нашим с ним контрактом.

Выясняя вместе с пациентом, чем он конкретно недоволен, и сформулировав таким образом контракт с ним, мы начинаем вглядываться в его эмоции. Как он обычно ощущает себя и окружение, в котором живет? В какие игры он играет, чтобы поддерживать свое ощущение несчастья? Например, лежит ли он без сна в ночи, беспокоясь о будущем? В общем, игнорирует ли он «здесь» и «сейчас» , чтобы чувствовать себя несчастным?

Выслушивая пациента, мы просим его говорить в настоящем времени. Когда он повествует о прошлом, мы просим представить, что он находится в прошлом прямо сейчас, и рассказывать о событии, как о происходящем в настоящий момент. Когда пациент хочет рассказать о ком-то, мы просим представить, что этот человек находится в комнате и с ним можно разговаривать. Так мы фокусируем терапию на «здесь и сейчас». Будучи внутри действия, а не снаружи, рассказывая о нем, пациент соединяет память с эмоциями и может встретиться со своими внутренними проблемами лицом к лицу.

Каждый раз, когда пациент пытается отказаться от собственной автономии, мы принуждаем сохранять ее. Например, пациент может сказать: «Ко мне пришла мысль.» Как может мысль прийти? Кто эту мысль создал? Поэтому мы просим его сформулировать сказанное иначе, требуя доверия к собственным мыслям. Например, рассказывая о своем подавленном состоянии или обеспокоенности, он начинает предложение со слова «это»: «Это меня достало», что одновременно и невозможно и неподконтрольно ему самому. В таком случае мы просим его начать предложение со слова "я". «Я пугаю себя», и «Я печалю и ввергаю себя в депрессию» — такого рода утверждения показывают, что пациент действительно работает с собой. Мы заставляем пациента осознать, что он несет ответственность за свои чувства. Мы учим, что он сам является источником своего беспокойства. В природе не существует опускающихся на нас неуправляемых эмоциональных облаков, пусть даже мы делаем вид, что они есть. Мы учим и тому, что каждый человек сам заставляет себя что-либо чувствовать, и что никто другой не может заставить его чувствовать.

Не другие люди «делают человека злым», он сам выбирает злость в ответ на действия другого — это его собственный гнев. Это утверждение — стержень нашей книги. Эта идея — о том, что мы сами отвечаем за свои чувства — идет вразрез со всей нашей литературой, песнями и системой воспитания. "Ты меня заставил полюбить тебя ", — поется в песне. «Ситуация в мире заставляет нас беспокоиться», — утверждает телекомментатор. «Твое поведение так меня волнует, что я не в состоянии заснуть ночью», — говорит мать дочери. Психотерапевт, который спрашивает: «Что заставляет вас чувствовать подобным образом?», также поддерживает представление пациента о себе как о беспомощной жертве обстоятельств, не способной контролировать даже свои эмоции.

Мы «раскапываем», какие решения принял пациент в детстве, чтобы выжить в родительском доме. Какие решения соответствуют тайным и явным правилам его поведения? Какой у него стиль жизни? Герой ли он или обычный человек, победитель или проигравший? Как влияют на сегодняшнюю жизнь его детские решения? И снова — как он хочет измениться? Как именно «по-другому» он хочет себя ощущать? По-другому себя вести? Думать иначе?

Нас интересует области его «ступора», которые в гештальт-терапии называются «тупиками». Нас интересует, как его тупики соотносятся с его недавним прошлым и как — с далеким прошлым, и каким образом мы можем помочь ему выбраться из этих тупиков.

Например, человек, говорящий: «Я хочу бросить курить», в то время, когда он курит сигарету, находится в очевиднейшем тупике. Одна

его половина говорит: «Я не хочу курить», а другая: «Я хочу курить». Пока он не разрешит это противоречие, он будет курить и изводить себя или не курить и чувствовать себя несчастным. Этот тупик, как впрочем большинство тупиков, может быть напрямую связан с каким-то давним решением, которому человек подсознательно следует… ну, например, с решением причинять себе боль.

Наш опыт показывает, что наиболее эффективная психотерапия заключается в том, чтобы помочь пациенту преодолеть ряд тупиков, корни возникновения которых лежат в сообщениях, полученных им в детстве, и в принятых на основе этих сообщений решениях.

В процессе работы пациента над преодолением тупиков мы даем ему возможность самому понять, как его архаичные образчики думания, чувствования и действия соотносятся друг с другом и как они влияют на его сегодняшнюю жизнь. Традиционные гештальт-терапевты не дают подобной познавательной обратной связи; традиционные ТА-терапевты крайне редко используют эмоциональный подход в работе по выходу из тупика. Исследования, проведенные Либерманом, Йаломом и Майлзом1, указывают на важность как аффекта, так и познавательной деятельности. Они утверждают, что психотерапевты, которые при умеренной эмоциональной стимуляции создают наиболее сильную познавательную обратную связь, достигают наилучших результатов.

Мы работаем только с группами и, по большей части, с группами интенсивной терапии, в которых люди занимаются три дня, неделю, две или четыре недели. Мы обнаружили, что процесс изменения про сходит намного эффективнее в группе людей, живущих вместе, нежели собирающихся на час-другой раз или два раза в неделю. Мы работаем в группах по целому ряду причин, в частности из-за того, что участники группы обеспечивают друг другу важную поддержку и одобрение. Пациент может использовать группу как среду для эксперимента по изменению себя. Например, у человека во втором классе был травмирующий опыт ответа у доски, после которого возник страх и, как следствие, было принято решение никогда не отвечать у доски. Сейчас же у него существует проблема с публичными выступлениями и даже с чтением лекций своим студентам. После того, как пациентом проделана основная работа по выходу из тупика, он может использовать группу как аудиторию для своей первой «публичной речи».

Групповая терапия дает терапевту больше возможностей для быстрого прекращения работы с пациентом, если возникает такая необходимость. Например, если выход из тупика происходит уже в первые минуты работы, мы хотим, чтобы пациент имел возможность сполна насладиться вкусом победы. Это трудно сделать, когда впереди еще целых 40 минут индивидуальной терапии (в случае часового сеанса). В группе же мы переключаем внимание на кого-нибудь другого, а пациент в это время смакует свою победу. Другим преимуществом групповой терапии является то, что время работы одного пациента используется всеми участниками группы. Каждый, вспомнив что-либо похожее или отличное из своей жизни, может работать внутри себя и делать внутренние выводы. Когда один из пациентов находит выход из тупика, остальные, наблюдая за этим, получают поддержку и уверенность в собственных силах, в собственной способности измениться.

Эмоциональный настрой в группе совершенно несравним с тем, когда пациенты не пересекаются даже в приемной — один заходит в переднюю дверь, а другой в это время выходит через заднюю. Хотя терапевты, работающие с пациентом один на один, также добиваются весьма ощутимых результатов, наш опыт показывает, что групповая терапия более эффективна и (что для нас особенно важно) доставляет больше удовольствия.

Наш терапевтический метод несложен. Да, он не без хитростей и особых приемов, но эти приемы не направлены против пациента и не скрыты от него. Мы излечиваем страх высоты за 10 минут и водобоязнь менее, чем за полчаса (см. главу 11, посвященную фобиям). Какие-то другие проблемы могут занять больше времени, но, на взгляд тех терапевтов, которые считают психотерапию сложным, длительным процессом, люди у нас меняются невероятно быстро. Конечно, когда мы делали первые шаги в терапии и работали по классическим схемам, терапия занимала у нас гораздо больше времени, иногда просто бесконечно долгое время — и была слишком сложна.

Мы преподаем метод терапии новых решений на встречах и семинарах Американской ассоциации групповой психотерапии (ААГП), Американской академии психотерапевтов, Американской психиатрической ассоциации и Международной ассоциации трансактного анализа (МАТА), на семинарах и профессиональных встречах по всему миру. Часто терапевты относятся к нашему методу скептически. Люди не верят нам и… приезжают учиться у нас. Билл Халлоуэй, бывший казначей ААГП, пять лет слушал нас со скепсисом, а затем приехал в Калифорнию, чтобы увидеть все своими глазами. Он изучил наши методы, сплавил их с собственными методами и навыками, сдал членские экзамены в ТА, стал президентом МАТА, начал работать на нашей кафедре в Западном институте групповой и семейной терапии (ЗИГСТ), и сейчас сам учит и лечит в Южной Калифорнии. Во многих частях света

обучавшимися у нас терапевтами основаны институты терапии новых решений.

Что такое новое решение? Однажды после посещения одной из наших лекций пациент выразил своему терапевту недовольство тем, что она, мол, никогда «не занималась с ним новыми решениями». Та напомнила пациенту, что сейчас он уже не думает о самоубийстве, заводит друзей, а не проводит время в одиночестве, работает все более и более эффективно. Чтобы все это делать, он должен был принять новые решения. «О! — разочарованно сказал пациент. Вообще-то я думал, что новые решения — это более причудливая штука.»

Новые решения не всегда «причудливая штука», если под причудливым понимается эффектное или сложное. Перестав бояться, ребенок отправляется в экспедицию в подвал. Он может гордиться своей новой смелостью, а может даже и не вспомнить о прежних страхах. В любом случае, он принял новое решение.

Новые решения не могут быть приняты путем простого изучения «фактов». Если ребенок пытается уговорить себя спуститься в подвал, внушая себе: «Факты свидетельствуют о том, что в подвале нет ничего опасного», — его реакция может быть похожа на реакцию ребенка из истории про беляш. Эту историю часто рассказывают студентам-психотерапевтам. Маленький мальчик очень боялся беляшей, и родители решили отвести его к психиатру. Психиатр разработала исключительно искусный план лечения. Она пошла с мальчиком в магазин и купила все необходимое для приготовления беляшей. Затем, опять же вместе с мальчиком, она порезала мясо, добавила в него специи, замесила тесто. Мальчику все страшно понравилось. Они раскатали тесто, разрезали его, разложили мясо и начали лепить первый беляш. Они завернули левый уголок — мальчик не испугался, завернули второй — мальчик не испугался, завернули последний — и с криком «Ой, беляш!» мальчик выскочил из комнаты. Взрослых доводов оказалось недостаточно.

Приспособление также не приводит к новому решению. Если ребенка пристыдить, или отшлепать, или пригрозить поставить в угол, он может спуститься в подвал, потому что родителей боится еще больше подвала. В этом случае он, вероятно, сохранит свой страх и даже добавит к нему новые патологические решения. Он может перестать доверять родителям. Он может решить никогда и никому не рассказывать о своих страхах. Он может начать презирать свою «детскость», решив, что именно она — причина его проблем. Если его любят за то, что он может быть храбрым и вопреки страху спускаться в подвал, он, вероятно, спустится, желая добиться любви. И, плюс ко всему, он, возможно, примет еще одно решение — теперь уже о цене, которую надо платить за любовь.

В терапии новых решений клиент ощущает детскую часть себя, высвобождает свои детские качества и создает воображаемые сцены, в которых может избавиться от принятых в детстве ограничительных решений. Он воссоздает сцену с подвалом, но на этот раз делает её такой, какой хотел бы ее видеть.

Джей, который боялся оставаться один в темноте после того, как ребенком посмотрел «Волшебник страны Оз» , воспроизводит подобную сцену. Он представляет, что он у себя дома, ночью, в руках фонарик. Он знает, что может включить фонарик, как только испугает себя темнотой, и выключить, как только перестанет пугать себя. Когда Джей подходит к чердачной двери, он включает фонарик и сообщает нам, что боится. Терапевт предлагает ему крикнуть: «Эй, я не пойду на чердак, ведь там, наверно, Злая Ведьма!». И когда Джей это делает, он невольно смеется, осознав, что вообще-то уже не боится ведьм.

Пегги представляет, что у нее в подвале сидят гоблины, и пытается запугать ими других «детей» в группе. Когда она становится тем, кто запугивает других, она перестает запугивать себя. Элейн, воссоздавая раннюю сцену с матерью, понимает, что на самом деле боится не подвала, а свою садистку-мать, сажавшую девочку в подвал в качестве наказания. Элейн утверждает, что сейчас может защитить себя от матери… и внезапно добавляет, что не боится подвала.

Клиент, находящийся в депрессии, представляет, что он берет себя новорожденного на руки, качает себя и говорит: «Я позабочусь о тебе». Затем клиент представляет себя младенцем, любимым и окруженным заботой. Снова и снова, в печальных или радостных, волнующих или тревожащих сценах клиенты «становятся маленькими детьми», чтобы преодолеть патологию прошлого. Вот, в общих чертах, то, что мы понимаем под терапией новых решений.

В этой вводной главе мы осветили некоторые стороны терапии новых решений. В последующих главах мы опишем основные понятия трансактного анализа и то, как мы используем их для принятия новых решений. Затем детально обсудим применяемые нами методы, сопровождая описание записями нашей работы с пациентами.

ОСНОВЫ ТРАНСАКТНОГО АНАЛИЗА

Трансактный анализ — это несложная теория развития поведения пациента. В этом — одно из ее основных преимуществ как для терапевта, так и для пациента. Тем не менее, как и в других системах, в ТА есть и терминология, и своя структура понятий. В данной главе мы дадим краткий обзор этой структуры, в качестве пролога к детальному представлению нашей работы, и определим некоторые — конечно же, далеко не все — слова языка ТА. В главу включено краткое обсуждение следующих терминов: эго-состояния (Ребенок, Родитель и Взрослый), трансакции, поглаживания, игры, шантаж, предписания, обратные предписания, решения и сценарии.

Основы теории ТА были описаны Эриком Берном и рядом других психотерапевтов, а также несколькими не психотерапевтами. Об основных положениях ТА можно прочитать в книгах, в «Бюллетене ТА» и «Журнале ТА» , в «Голосах» и других публикациях. Наша концепция ТА не во всем совпадает с описанной и практикуемой теорией. Некоторые отличия мы опишем в данной главе, о некоторых скажем по ходу книги.

Эго-состояния

Строительными «кирпичиками» ТА являются эго-состояния, которые Берн определяет как доступные наблюдению психологические позиции, принимаемые человеком. На рис. 1 они представлены в виде трех известных эго-состояний. Используемая нами расширенная система трех эго-состояний показана на рис. 2. Эго-состояние Родитель — это объединение того, что получено от родителей или людей, их заменяющих, и та информация о воспитании, которую человек узнал и воспринял. Люди ведут себя так, как вели себя их родители, и мысленно посылают сами себе сообщения о поведении, мыслях и чувствах — сообщения, как полученные от других, так и сформулированные самостоятельно. Эго-состояние Ребенок — это та часть человека, которая думает, чувствует и ведет себя так, как он вел себя в прошлом… чаще всего в детстве, но иногда и во взрослом состоянии. Эго-состояние Взрослый — это часть думающая, накапливающая и восстанавливающая информацию, ведущая себя безэмоционально.

Рис. 1. Простая диаграмма эго-состояний

Рис. 2. Сложная диаграмма эго-состояний

Эго-состояние Ребенок

Ранний Ребенок

Чтобы легче понять развитие эго-состояний, полезно сначала рассмотреть, как строит ребенок в довербальном возрасте (до того, как он начнет разговаривать — прим, ред.) свои первые эго-состояния: раннего Ребенка, раннего Взрослого и раннего Родителя.

Младенец рождается с функционирующим телом и набором импульсов: он испытывает голод, он пьет, он использует пеленки по назначению, он ведет себя практически так же, как и все младенцы. Его основные импульсы реализуются в наблюдаемом поведении и без внешней информации и моделей поведения. Здесь ТА и теория психоанализа в чем-то похожи. Теория психоанализа утверждает, что существуют импульсы, называемые «id». В ТА зафиксированы некоторые феноменологические характеристики маленького ребенка, называемые эго-состоянием раннего Ребенка — состоянием существования на младенческом уровне. В любой момент развития ребенка, если он ведет себя как младенец, мы говорим, что он находится в своем раннем Ребенке. (В ТА большая буква в словах Родитель, Взрослый и Ребенок означает, что речь идет об эго-состояниях, а не о реальных родителе, взрослом или ребенке). Если в пятилетнем возрасте ребенок, получив травму, начинает вести себя как младенец — хныкать, сосать палец, мочиться в трусы — и не общается с окружающими, мы говорим, что он находится в своем раннем эго-состоянии. Это эго-состояние показано на рис. 3, на котором большой круг означает всего Ребенка, а внутренний маленький круг — младенца в Ребенке, обозначаемого в ТА Рб1. Весь Ребенок обозначается Рб2.

Ранний Ребенок — это источник, чистый родник чувств. Если младенец окружен любовью и заботой, Рб1 становится не просто основным стимулом к жизни, а стимулом радостным и вдохновляющим.

Рис. 3. На этой диаграмме показана структура эго-состояния Ребенок. На ней пока не показаны состояния Взрослый и Родитель, а присутствуют только развитие раннего Ребенка, раннего Взрослого и раннего Родителя.

Ранний Взрослый

Постепенно младенец начинает наблюдать за своим окружением и за собой и создавать раннего Взрослого (которого Берн называет «Маленький Профессор» из-за присущей тому интуиции). Этот строящийся Взрослый обозначается В1 (см. рис. 3.). Младенец осознает, что грудь или бутылочка не являются частью его тела, а появляются и исчезают; он осознает, что пальцы ног и рук, напротив, принадлежат ему и ими можно управлять. Младенец создает свой маленький банк информации, склад. Он обрабатывает информацию и делает выводы, основанные на результатах обработки. Информация довербальная и состоит из ощущений, часто запоминаемых как картинки. Боб лечил шизофреников, у которых воспоминания из раннего детства сохранились в виде картинок, и если во время терапии у них наблюдалось ухудшение, им требовалось много усилий, чтобы найти слова для описания своих ощущений. Чтобы описать, что они чувствовали в ранней (происходившей в раннем детстве — прим. перев.) сцене, им часто необходимо было вернуться (в терапевтической сцене) в более старший возраст.

Когда младенец начинает «думать», наблюдать, накапливать информацию и поступать в соответствии с наблюдениями и накопленными данными, этот примитивный, невербальный Взрослый остается внутри эго-состояния Ребенок. Некоторые называют его маленьким Взрослым или интуитивным Взрослым. Как мы уже упоминали выше, Берн нежно называет его Маленьким Профессором, потому что в своих наблюдениях и реакциях на окружающий мир ребенок порой выглядит поразительно мудрым и интуитивным. Хотя временами он может быть на удивление сообразительным, используя лишь невербальные подсказки для объяснения происходящего вокруг, он накапливает также и ошибочную информацию и поступает в соответствии с ней. Например, внук Мэри, Брайан, слезал вниз по лестнице головой вперед и орал как резаный, когда мы пытались повернуть его ногами вперед. В этом возрасте его ранний Взрослый (В1) разработал метод «вниз головой», вероятно, для того, чтобы Брайан мог видеть, куда ползет.

Ранний Родитель

Маленький ребенок также создает эго-состояние рудиментарного Родителя, обозначаемое Рд1 (см. рис. 3). Когда Брайану (внуку Мэри) было три месяца, а внуку Боба, Роберту, — 13, Роберт любил прижимать голову Брайана к своей груди, полностью копируя мамин жест. Это было первое проявление раннего Родителя Роберта. В другие моменты он переходил в эго-состояние ранний Ребенок, Рб1|; например, похищал у Брайана погремушку. Затем, когда взрослые вмешивались, он использовал своего раннего Взрослого, В1, чтобы выяснить, можно ли сохранить погремушку, подсунув Брайану другую игрушку.

Таким образом, Ранний Родитель — это включение реального родителя невербальным ребенком, и состоит он из раннего, предшествующего пониманию языка, детского восприятия родительских поведения и чувств. Так, если мать и отец в качестве средств воспитания применяют наказание, например, бранят и наказывают ребенка за сосание пальца, ребенок может включить их «наказывательное» поведение и «бранную» эмоцию в своего раннего Родителя. Позже с позиции своего раннего Родителя он может совершенно иррационально бранить себя, аффектировано, чаще всего невербально и чувствовать к себе отвращение. Если он не изменится, то, став родителем, он может неожиданно для себя взорваться при виде своего ребенка, сосущего палец, и передать тому неразумное, преувеличенно отрицательное мнение о сосании пальцев.

Многие ТА-терапевты считают, что весь Рд1 состоит из таких иррациональных и деструктивных элементов. Некоторые терапевты даже дают этому эго-состоянию выразительные имена: мать-Ведьма, отец-Людоед и родитель-Свинья. Мы возражаем против таких названий. Они уничижительны, а мы против уничижительных терминов в научной литературе. Кроме того, этот взгляд игнорирует как воспитывающую, питательную часть Рд1, так и включение радостных, волнующих сообщений, получаемых от родительского эго-состояния Ребенка.

О разрешении быть радостным и веселым, которое ребенок получает от веселых мамы и папы, в ТА написано немного. Обычно счастье и способность играть рассматриваются как естественные условия детства. Мы не будем спорить с тем, что ребенок естественно развивает в себе способность играть и свободный дух. Тем не менее, мы думаем, что родителей слишком часто упрекают за то негативное, что есть в ребенке, и недостаточно хвалят за образцы радости, которые они дарят своим детям. Ощущаемые многими родителями радость и вкус к жизни также включаются в эго-состояние ранний Родитель и становятся разрешением радоваться жизни. Вспоминается маленький сын одного нашего знакомого психиатра. Проходя вслед за отцом, человеком значительного роста, сквозь гаражные ворота, он всегда с энтузиазмом наклонял голову, в точности повторяя отцовское движение. Копируя отца, он одновременно вбирал в себя отцовский радостный подход к жизни.

Однажды Боб и его невестка наблюдали, как Роберт бегал от большого бассейна к маленькому и обратно. После нескольких путешествий Роберт свалился в большой бассейн и пошел под воду. Если бы его мама боялась воды, она могла бы закричать, повести себя запальчиво, и Роберт, находясь в эго-состоянии испуганный Ребенок, впитал бы в себя испуганного маленького Родителя, которого позже будет ощущать как страх, переводимый предписанием «Не приближайся к воде!». Кроме того, он мог бы приобрести пугающий опыт общения с водой, который, вероятно, встроил бы в свое эго-состояние раннего Взрослого. Без корректирующего опыта он вырастет с фобией по отношению к воде.

В действительности же произошло следующее: Боб немедленно подхватил Роберта и вытащил его из бассейна. Роберт начал кривить лицо, собираясь заплакать, но Боб, смеясь, воскликнул: «Ух ты, Роберт плавает! Да ты настоящий пловец. Молодец!». Роберт быстренько изменил выражение лица, присоединился к смеху и включил в эго-состояние Ребенок память о поведении Боба, которая будет присутствовать в его раннем Взрослом и Родителе. Вечером мама Роберта взяла малыша с собой в бассейн и, держа его на воде, поиграла с ним. Роберт бил ручками и ножками по воде, а мама смеялась, и дневной инцидент становился просто веселым приключением.

В отношении Рд1 мы не согласны с теоретиками ТА по двум основным вопросам. Во-первых, с тем, что Рд1 полностью негативен, и во-вторых, с провозглашенной Берном концепцией формирования Рд1. Он был уверен, что Рд1 — это склад автоматически накапливаемых всех негативных сообщений, переданных родителями. В книге "Что вы говорите после того, как сказали «здравствуйте!» Берн пишет: «Включатель возникает в Ребенке отца или матери и встраивается в Родителя Ребенка… Там он действует как положительный электрод, дающий автоматическую реакцию». По Берну, ребенок здесь — беспомощная жертва, так как Рд1 встраивается в его голову автоматически. Ребенок — жертва всего, что говорит или делает родитель: «Когда Родитель в его голове нажимает кнопку, Джедер (имя пациента) включается, хочет он этого или нет. И тогда он говорит глупости, действует неуклюже, прикладывается лишний раз к рюмке или ставит все на следующий забег, ха-ха-ха». Таким образом, родительское вранье, ярость, громкий голос становятся автоматически частью детской интроекции и частью эго-состояния Рд1 раз и навсегда.

Мы же, напротив, верим, что ребенок сам фильтрует, выбирает и принимает решения в ответ на подобные сообщения и в определенной степени контролирует то, что впитывает. Маленький Роберт мог продолжать бояться воды вопреки действиям матери и дедушки. Другой ребенок, напуганный родительским страхом, позже может принять новое решение о том, что вода не страшная, и может решить научиться плавать.

Мы знаем пациентов, которые, судя по всему, отфильтровали подобные сообщения и говорят о них объективно и спокойно. Так, один пациент рассказывает: «Конечно, я не обращал особого внимания на то, что она говорила, потому что пьяной она всегда говорила одно и то же. Я просто выскальзывал из дому и уходил гулять». Итак, мы хотим сказать, что ребенок принимает участие в создании своего раннего Родителя — либо принимает сообщения, либо против принятия сообщений выстраивает баррикаду с помощью своих ранних Ребенка и Взрослого.

Свободный и Приспособившийся Ребенок

Растущий ребенок принимает решения на основе своих потребностей и желаний. Он принимает решения и в соответствии со своим пониманием того, каких решений ждут от него другие. Например, если он получает позитивные поглаживания за пользование горшком и/или негативные за мокрые штанишки, он научится ходить на горшок, чтобы доставить удовольствие окружающим. Если же он учится пользоваться горшком просто потому, что ему не нравится ощущение мокрых штанишек, тогда его тренировки обслуживают его собственное желание. Когда маленький Роберт схватил погремушку Брайана, он действовал спонтанно. Он посчитал погремушку игрушкой, захотел ее и взял. Никакого приспособления — пока что — к родительским правилам об эгоизме, собственности и прочей глупости о «будь-хорошим-мальчиком!». Тут же, однако, он обнаружил, что взрослым не нравится его поступок. Он слышит их рассерженные голоса и видит их строгие лица и — быстренько придумав, как их задобрить — отдает Брайану другую игрушку. Представьте его восхищение, когда он видит, что может приспособиться так, чтобы удовлетворить и себя, и других. Для тринадцатимесячного ребенка это настоящая изощренность!

Разница между изначальным «свободным» Ребенком и «приспособившимся» Ребенком — это функциональное различие, если сравнить его со структурным различием между Рд, В и Рб, на которое мы ссылались выше. Структурное деление представлено на рис. 3. Рис. 4 — графическое представление функционального эго-состояния Ребенок, так как поделено на свободного и приспособившегося Ребенка. Мэри модифицировала этот «график» (см. рис. 5), показав, что три ранних эго-состояния присутствуют и на функциональной диаграмме. Эта функциональная диаграмма со структурными компонентами демонстрирует терапию новых решений, являющуюся стержнем данной книги. Приспособившийся Ребенок решает принять родительские жизненные правила в самом раннем детстве и, чтобы выжить, подавляет свободного или естественного Ребенка. Позже, во время терапии новых решений, ранний Взрослый в Ребенке принимает новое решение — преодолеть патологическое приспособление и действовать свободно.

Рис. 4. На этой диаграмме показано функциональное деление эго-состояния Ребенок

Рис. 5. Эта диаграмма показывает структуру эго-состояний свободного и приспособившегося Ребенка

Обзор эго-состояния Ребенок.

Некоторые ТА-терапевты уверены, что эго-состояние Ребенок прекращает развиваться уже в раннем детстве. Мы рассматриваем Ребенка как эго-состояние, находящееся в постоянном развитии и росте, как общую сумму всех впечатлений, которые он получал в прошлом и имеет в настоящем. 45-летний мужчина ведет себя в соответствии со своим возрастом, пока не увидит человека, похожего на мучителя, в плену у которого он был во Вьетнаме; он внезапно съеживается в ужасе, слышит бешеный стук своего сердца, его ладони потеют, он объят страхом. 50-летняя женщина может лихо гонять в большой, тяжелой машине, но пересев в маленький «Фиатик», она ведет себя так, как будто каждый проезжающий грузовик -реальная угроза; она снова переживает аварию, случившуюся с ней в возрасте 40 лет. Ее Взрослый знает, что ситуация сейчас другая, но все равно она чувствует себя, как в той старой машине перед аварией.

Эго-состояние Ребенок развивается. Мы подчеркивали, что Ребенок не беспомощен, он проделывает работу: ощущает и копирует, а затем встраивает в себя. Никто ему ничего не сделает, если он сам не захочет сделать что-нибудь с тем, что хранит и ощущает. Таким образом, если он что-то изначально воспринял, но продолжает воспринимать, когда растет, мужает и стареет, он может меняться и перестраиваться — в соответствии с собственными решениями и новыми решениями. Это необычайно важно с практической точки зрения, важно для терапии.

Например, если вы, читатель, в соответствии с вашим опытом, реальным или мнимым, когда-то решили бояться воды, затем вы можете решить не бояться. В этом случае помощь Боба, который отлично плавает, может очень пригодиться, хотя вы можете и сами научиться, если пожелаете войти в воду и убедиться на практике, что с легкими, наполненными воздухом, и руками, закинутыми за голову, вы спокойно лежите на воде. Вам не потребуется 10 лет анализа; вы сможете обнаружить, что ваше тело не тонет, и решить больше не бояться воды. Вы можете почувствовать душевный подъем, основанный на ощущениях вашего Ребенка и понимании вашего Взрослого, что ваше тело держится на воде, что вы просто не сможете утонуть и не будете тонуть, пока удерживаете достаточно воздуха в легких — достаточно для вашей плавучести.

Эго-состояние Родитель

Мы считаем, что Родитель складывается как из всех убеждений, эмоций и схем поведения, которые человек выбирает для встраивания на вербальном уровне, уровне своей памяти, так и из Родителя, которого он или она создает для себя и продолжает создавать всю жизнь. Эго-состояние Родитель есть нечто большее, чем просто серия интроектированных «записей в голове». Он составлен из выбранных записей и из творческих процессов Ребенка и Взрослого. Здесь мы снова отличаемся от Берна, который рассматривал эго-состояние Родитель скорее как автоматический, чем активный выбор развивающегося человека. Мы думаем, что человек фильтрует и выбирает к чему прислушиваться в зависимости от того, в каком психологическом и физическом состоянии он находится и какие дополнительные системы поддержки ему доступны (братья и сестры, бабушки и дедушки, близкие друзья). Люди достраивают родителей всю жизнь, используя как материал и настоящих родителей, и значимых для них людей, и даже людей, созданных своим воображением. Один молодой человек, никогда не знавший своего отца, придумал себе любящего, доброго, заботливого героя и вырос, обладая всеми этими качествами в своем Родителе. Этот процесс творчества длится всю жизнь. Мы часто видим людей, которые достраивают своего Родителя из данных, собранных их Взрослым для исправления предыдущих искажений; в естественном развитии и/или во время терапии они создают тип Родителя, соответствующий их идеалу. В главе, посвященной депрессии, мы описываем в деталях, как пациент Нан во время терапии создал для себя собственного любящего Родителя.

Сравните: ребенок строит невербальное, довербальное эго-состояние ранний Родитель, встраивая черты окружающих его людей. Это эго-состояние составлено из картинок, звуков и интерпретации значения этих картинок и звуков. Позже они переводятся в слова: критикующие, воспитывающие, требующие, а также веселые, любящие, радостные. Вербальный Родитель (Рд2), по нашему мнению, строится позже и включает в себя, кроме скопированных поведения и чувств, родительские убеждения и правила жизни. Религия, философия и мораль — часть Родителя.

По структуре эго-состояние Родитель разделено на три части: Родитель, Взрослый и Ребенок реальных родителей. Например, клиент, слушающий пленку, на которой записано его общение со своими детьми, мгновенно узнает голос, интонации маминого Родителя, а позже слышит в своем голосе утомленный голос отцовского Ребенка, проявлявшийся, когда отец приходил с работы замотанным. На этом примере видны различия Ребенка и Родителя одного реального родителя (рис.6) и двух реальных родителей (рис. 7). В терапии новых решений эти различия, а также распознавание разных эго-состояний внутри Родителя, становятся крайне важными при разрешении тупиков.

Точно так же, как мы разделяем Ребенка на структуру и функцию, на структуру и функцию мы делим Родителя. Функционально Родитель делится на критикующего и воспитывающего (см. рис. 8). Термины говорят сами за себя. Мэри также делит Родителя на внешнюю и внутреннюю компоненты; внутренний Родитель воспитывает и критикует себя, а внешний — других.

Рис. 6. Структурная диаграмма эго-состояния Родитель

Рис. 7. Структурная диаграмма эго-состояния Родитель, показывающая включение ДВУХ родителей.

Рдм — Родитель матери, Рдо -Родитель отца, Вм — Взрослый матери, В0 — Взрослый отца, Рбм — Ребенок матери, Рбо -Ребенок отца.

Очевидно, что сюда можно вписать и всех суррогатных родителей: учителей, психоаналитиков и т.д.

Рис. 8. Функциональное деление эго-состояния Родитель

Эго-состояние Взрослый

Когда мы читаем лекции, нам часто задают вопрос «Чем отличается Взрослый от эго?» Взрослый так же, как и эго — понятие, однако Взрослый — это видимая извне сущность человека. Когда вы читаете эту книгу, накапливаете данные, отделяя подходящее для вас от неподходящего, и делаете все это безэмоционально — вы действуете изнутри вашего Взрослого. Когда вы сердитесь и говорите: «Да они сами не понимают, о чем пишут!» — вы перешли из Взрослого в критикующего Родителя или гневного Ребенка. Мы четко видим и слышим, что такое эго-состояние Взрослый, когда инженер разрабатывает проект, юрист толкует закон или врач ставит диагноз. Это наблюдаемое, безэмоциональное состояние существования, находясь в котором, мы накапливаем данные, оцениваем их и действуем в соответствии с ними. Различие между Маленьким Профессором, или В1, и Взрослым, или В2, заключается в способности Взрослого на основе собственного и чужого опыта и проверенной информации вербально оценить данные, проверить их, отделить реальность от вымысла.

Патология эго-состояния Взрослый может быть результатом нехватки адекватной информации, вроде того, когда образованные люди основывали свои расчеты на «факте», что земля плоская. Обычно вся проблема в контаминации. Этот термин используется, чтобы объяснить проникновение одного эго-состояния в другое. Человек принимает Родителя или Ребенка за Взрослого. Подумайте о высказываниях «Все мужчины хотят только секса» или «Женщины непрактичны». Какой-то мужчина может хотеть только секса, какая-то женщина может быть непрактичной, но здесь убеждения рассматриваются как факты , что бы поддержать предубежденность (см. рис. 9). В случае вторжения Ребенка во Взрослого (см. рис. 10) страх может рассматриваться как факт: человек, боящийся летать самолетом, помнит все аварии, но забывает о самолетах, которые благополучно летают и благополучно приземляются, и говорит: «Если я полечу, я разобьюсь». Иллюзии также являются Детскими контаминациями, при которых Ребенок, испугавшись, превращает что-то реальное — то, что он и правда видит — во что-то несуществующее, например, тень на стене — в паука.

Рис. 9 Контаминация Родитель-Взрослый

Рис.10 Контаминация Взрослый-Ребенок

Эрик Берн не писал о сложных контаминациях, таких как на рис. 11. На нем все эго-состояния контаминированы, включая Родителя, про-; пикающего в Ребенка. Такая ситуация наблюдается у шизофреников, когда Ребенку пациента кажется, что родительский голос звучит у него в голове и что отец и на самом деле гоняет шары на соседней дорожке, повторяя: «Ты, парень, с причудами». Одновременно с этим пациент может слышать и психиатра, говорящего: «Голос вашего отца — это галлюцинация, ведь как ни крути, а он мертв», — и продолжать, как ни в чем ни бывало, запускать шары в кегли. На этой стадии он действует еще не с позиции Взрослого, а с позиции недавно встроенного Родителя (психиатра). Позже он начнет деконтаминацию, по мере того, как мы будем работать с ним над определением того, является ли «факт» фактом на самом деле или все-таки он фантазия. Так мы помогаем клиенту рассортировать свои эго-состояния. Книга Джейка Дюсея «Эког-раммы»2 сослужит добрую службу в прояснении данной проблемы. Периодически мы используем также технику пяти стульев Штунца3, в которой клиент использует пять стульев, чтобы представить Взрослого, свободного и приспособившегося Ребенка, воспитывающего и критического Родителя. Многое из гештальттерапии тоже служит деконтаминации, что мы в следующих главах и проиллюстрируем записями сеансов с клиентами.

Рис. 11. Контанамиция всех эго-состояний

На заре ТА много терапевтического времени тратилось на идентификацию эго-состояний. Берн в "Принципах группового лечения "4 писал, что лечение должно быть анализом эго-состояний, трансакций, игр и сценариев, причем именно в таком порядке. Мы, однако, склоняемся к использованию концепции эго-состояний в виде построения диаграмм уже после того, как работа проделана, с целью добавить когнитивное понимание к эмоциональной работе. Как правило, мы не спрашиваем: «В каком эго-состоянии вы сейчас?» и не указываем: «Это ваш Родитель говорит». Тем не менее, мы внимательно прислушиваемся к изменениям в эго-состояниях. Во время одного семинара мы услышали, как еще до начала работы участник-психиатр сказал: «Я так устал; вы много работайте, и вы не развлекайтесь». Он поведал о своих ощущениях, об усталости. Затем дал Родительские сообщения «Много работай» и «Не получай удовольствие». Вместо того, чтобы просить его идентифицировать эти сообщения, мы спросили, готов ли он оспорить их. Он так и сделал, приняв новое решение, что получать удовольствие — это нормально, и что работать он будет так много, как он захочет.

Обычно более эффективным оказывается использование перемен эго-состояний так, как это сделано в приведенном выше примере, нежели их простая идентификация. Однако, чтобы эго-состояния стали доступными для работы, в первую очередь может потребоваться идентификация. Перемены проявляются в словаре, интонации, высоте, громкости и/или скорости речи, в положении тела или в определенных жестах.

Используя аудио— и видеоаппаратуру, мы вновь проигрываем клиенту то, что он только что сказал, для того чтобы он идентифицировал свои эго-состояния. «Будьте непредвзятым сторонним наблюдателем и послушайте этого человека. Слушая, решите, сколько ему лет». Голос 60-летнего мужчины может звучать, как голос 6-летнего мальчугана. Когда человек наклоняет голову к плечу, он, скорее всего, находится в своем Ребенке, и, вероятно, приспособившемся. Просьба принять эту позу, а затем «выпрямиться и говорить» обычно приводит клиента к большему самоосознанию и часто изменяет приспособительный способ мышления, поведения и чувствования на неприспособительный. По мере того, как пациенты учатся осознавать свои текущие эго-состояния, они учатся лучше управлять своими чувствами, лучше понимать свою роль в своем сценарии жизни, четче осознавать, что они играли или продолжают играть в игры. Они глубже осознают свое адаптивное поведение — адаптивное как по отношению к внутреннему Родителю, так и внешнему миру. Осознание дает им возможность сознательно выбрать — стоит или не стоит приспосабливаться.

Трансакции

По Берну, базисом трансактного анализа — в дополнение к эго-со-стояниям — является изучение трансакций, что, собственно, и отражено в названии «трансактный анализ». Берн делил трансакции на дополнительные, пересекающиеся и скрытые. Дополнительные трансакции параллельны друг другу, как на рис. 12, и осуществляются от любого эго-состояния одного человека к другому и обратно, например, в симбиозе мужа и жены (см. рис. 13). Она — матерински заботливая, он — покорный и ребячливый. Обоим это нравится, и они остаются в таких отношениях практически все время. Когда же он внезапно переключается и начинает действовать из своего Родителя, возникает пересекающаяся трансакция (см. рис. 14), а с ней — потеря коммуникации, и проблемы длятся, пока они вновь не возобновят дополнительные трансакции.

Скрытые трансакции — это шифровка, секрет, по крайней мере для эго-состояния Взрослый. В старом примере Берна ковбой спрашивает девушку, не хочет ли она осмотреть сеновал. Его секретная, скрытая трансакция: «Пойдем покувыркаемся в сене». Она отвечает: «Давай. Всегда обожала сеновалы»,… и, если она соглашается на скрытую трансакцию, ее секретный ответ: «Здорово!» Затем они вместе наслаждаются сексом — единственной целью использования скрытой трансакции для них было скрыть от своих Взрослых, чем они в действительности собрались заниматься. Если она не поняла его скрытого сообщения, то она удивлена, а может, и рассержена его попыткой залезть под юбку. Он растерян и разочарован ее откликом и в то же время удивлен. Теперь они вовлечены в игру (Игры мы опишем позже). Чтобы избежать присущей этой ситуации сексуальной окраски в типичном описании игры «насилие», на рис. 15 мы показываем, что предложение делает девушка.

Кроме дополнительных, пересекающихся и скрытых трансакций, существуют также прямые, непрямые и смазанные трансакции. Прямые — это Я-Ты-трансакции, при которых человек обращается напрямую к собеседнику. Непрямые — Я-Он/Она, при которых кто-то говорит с кем-то о третьем лице. Смазанные — это Я-Вы все, при которых человек обращается к группе людей.

Как правило, во время психотерапии мы используем только прямые трансакции и просим пациентов придерживаться именно этого типа трансакций. Многие пары начинают работу с непрямых трансакций, играя в игру «суд»: «Он никогда ничего не делает по дому», «Она ни за что не приготовит то, что я захочу». В этой игре нам отводятся роли судьи и присяжных и ожидается, что мы втянемся в игру. Когда мы просим пару говорить друг с другом, судебное разбирательство закрывается, а они становятся доступнее лечению. Пока они говорят друг о друге, интимность, близость для них практически недоступна, пусть даже провозглашенная ими цель — перестать ссориться и стать ближе друг другу. Когда же они разговаривают друг с другом, они узнают, что многое из сказанного относится на самом деле к их незаконченным делам с родителями, и тогда мы просим их адресовать свои замечания родителям «напрямую».

Мы просим пациентов представить, что мать и отец сидят перед ними, и повторить родителям то, что они говорили нам. Так мы устанавливаем прямую трансакцию «здесь и сейчас» между Я и Ты. Пациент мгновенно перемещается в эго-состояние Ребенок и из него, а не из Взрослого, разбирается с ситуацией. Говоря с родителем и перемещаясь на другой стул, чтобы говорить от лица родителя, он воскрешает поток воспоминаний и о событии, и о чувствах, связанных с ним, и ощущает себя на сцене этого события «здесь и сейчас». С позиции своего Ребенка, оживляя сцену и закрывая старые незавершенные дела, пациент получает возможность произвести эмоциональные изменения в своих ранних решениях (принять новое решение). В главе 8 мы детально опишем процесс изменения решений или, другими словами, принятия новых решений.

Рис. 14. Пересекающаяся трансакция

Рис. 15. Скрытая трансакция

Мы крайне редко используем смазанные трансакции (Я-Вы все) в терапии, но часто при сообщении организационной информации: «Все знают, что сегодня вечером — семинар?», или: «Приступим к еде!». На наш взгляд, многие терапевты используют смазанные трансакции очень неаккуратно. Например, после того, как пациент что-то сказал, терапевт обращается к группе: «Что группа чувствует по этому поводу?» — или даже хуже: «Что его слова заставляют группу чувствовать?». Проблема с первым вопросом состоите том, что «группа» ничего не чувствует, ибо является единством социальным, а не эмоциональным. Один из участников может злиться, другой расстраиваться, третьему станет больно, четвертый запутается, пятый заскучает. Со вторым вопросом связана дополнительная проблема — ни один человек не может ничего заставить чувствовать другого; каждый из нас несет ответственность за свои чувства.

Поглаживания

Хотя поглаживаниям мы посвятим отдельный раздел, однако определение дадим заранее, так как это понятие используется нами очень часто. Поглаживание — это знак одобрения. Существует три типа поглаживаний: физическое (касание), вербальное (слова) и невербальное (подмигивание, кивки, жесты и т.п.). Поглаживания даются за «существование» (безусловные) и за «поступки» (условные). Они могут быть позитивными , такими как дружеское физическое прикосновение, теплые слова и доброжелательные жесты; и негативными , какими как шлепки, хмурые взгляды, брань.

Структурирование времени

Берн утверждал, что есть шесть способов, которыми люди структурируют время: избегание (сон), ритуальное поведение (распевание литаний в церкви), развлечение (разговор о погоде), деятельность (работа, постройка дома), участие в играх (см. главу, посвященную играм) и интимность (любовные сексуальные взаимодействия или другие типы близости между двумя или несколькими людьми). Как пример интимности мы приводим именно «любовные сексуальные взаимодействия», а не просто «секс», ибо секс может работать на любой из способов: избегание (мастурбация), ритуальное поведение (навязчивые сексуальные ритуалы типа садомазохистской игры), развлечение (на улице дождь, пошли в кровать), деятельность (проституция), участие в играх (например, Насильник — игра, упомянутая в разделе о трансакциях) и, конечно же, настоящий, интимный секс.

Игры

Берн писал об играх в своей первой книге, посвященной ТА, 'Транс-актный анализ в психотерапии " но термин стал широко известен после его «Игры, в которые играют люди». К сожалению, сейчас существует так много разных определений игр, что возникает некоторая путаница. Для нас игра — это серия трансакций, которая заканчивается, по меньшей мере, тем, что один из игроков чувствует себя уязвленным, задетым. Игра начинается с помощью прямого стимула. Этот стимул содержит также секретное или скрытое сообщение. Ответ на это секретное сообщение дается открыто. В конце игры игрок получает расплату — он несчастлив, и ему больно. Взрослый игрока не осознает всю последовательность трансакций.

1. Прямой стимул («Я покрашу для тебя заднее крыльцо»).

2. Секретное сообщение (Человек откладывает покраску, «Продолжай „пилить“ меня»).

3. Ответ на секретное сообщение ("Почему ты до сих пор не покрасил

крыльцо? ").

4. Расплата. Человек злится, грустит, беспокоится, чувствует себя виноватым и, таким образом, молча дает себе и другим оценку, которая укрепляет его жизненную позицию, формулируемую в терминах «Я в порядке» или «Я не в порядке» и « Ты в порядке» или «Ты не в порядке». («Я злюсь. Она всегда меня критикует. Пожалуй, мне никогда не угодить ей»).

Джек Кауфман7 расширяет данное определение, делая акцент на том, что игра представляет собой повторяющийся образец поведения. Человек играет в одну и ту же игру много раз. Кауфман предлагает терапевту не противостоять играм, пока не накопятся доказательства, что человек играл в нее три раза. Конечно, это правило должно быть нарушено, если расплата в игре несет в себе реальную угрозу игрокам. Первый раз может быть случайностью, второй раз — совпадением, но третий уже свидетельствует о существовании игры.

Мэри учит, что каждый человек получает свою расплату и что эта расплата является повторением важных неоконченных в прошлом дел. Гарри, Джордж и Джем играют в абсолютно идентичную игру: они всегда опаздывают на званые ужины, и их всегда ругают за это. Гарри грустит и говорит себе: «У других все получается лучше, чем у меня» и «Я все делаю не так». Джордж злится и говорит себе: «Ну и друзья, так критиковать меня» и «Лучше бы я провел этот вечер один». Джем беспокоится и говорит себе: «Они, наверное, подумали, что я совсем плохая» и «Я вечно все путаю…интересно, что же я наделаю в следующий раз?»

Опоздание или объяснение опоздания — это прямой стимул. Секретное сообщение — «Критикуйте меня». Другие критикуют. Расплатой является то, что каждый игрок чувствует и думает о себе и других. Все это происходит за пределами Взрослого осознания. Это значит, что все трое игроков не знают, что цель их опоздания — получить в ответ критику и чувствовать то, что они в результате почувствовали. Они не знают, что воссоздают в настоящем сцены, на самом деле являющиеся повторением незаконченных сцен в прошлом. Гарри играл в эту игру с отцом, Джем — с матерью, а Джордж повторяет игру, в которую играл его отец со своей женой, матерью Джорджа.

Стивен Карпман8 изобрел для объяснения игр драматический треугольник. Он предлагает рассматривать игру как пьесу с тремя ролями: преследователь, спасатель и жертва. «Действие» разворачивается, когда игроки меняются ролями.

Формула Берна из его книги «Люди, которые играют в игры» гласит: подначка плюс уловка приводят к ответу, переключению, удивлению и расплате. Берн не указывает, что игра проходит за пределами Взрослого осознания, он также уверен, что не все игры включают негативную расплату. Он определяет «подначку» как наживку, используемую игроком, чтобы «подцепить» другого. «Уловка» — это психологическая трещинка в человеке, который позволяет себя «зацепить». Он «на крючке», когда отвечает на «подначку». «Переключение» — это переход из одного эго-состояния в другое или, более вероятно, из одной роли в драматическом треугольнике в другую. «Удивление» описано Берном как чувство, аналогичное тому, что можно было увидеть на лицах хитрецов в старом телевизионном шоу «Невыполнимое задание», когда они были уверены, что выиграли, и вдруг осознавали, что на самом деле они на грани проигрыша.

Хотя правила игр, описываемые многими ТА-терапевтами, требуют участия как минимум двух игроков, строго говоря, это необязательно. Например, игра «Потерянные Ключи». Игрок мчится к машине, как будто стая волков наседает ему на пятки, и внезапно… паника! Ключи в машине, дверь закрыта. «Ты, придурок, — говорит он себе, — У тебя все всегда наперекосяк!» Он злится, он растерян, он продолжает обзывать себя с позиции Родителя. В игре никто, кроме него, не участвует, хотя в прошлом, конечно, он играл в «Идиота» с родителями или кем-то еще. Это пример игры с одной ролью — одиночной игры.

Некоторые игры опасны (игры третьей степени) и заканчиваются травмой, тюремным заключением или смертью. Если возникает подозрение, что ведется подобная игра, мы не позволяем довести ее до конца. Например, на семинаре терапевт/клиент рассуждает о радостях открытых сексуальных контактов или говорит, что рассказывает своим клиентам об их с женой свободном брачном союзе. Мы немедленно спрашиваем, вступает ли он в сексуальные отношения с клиентами. Мы убеждены, что для клиентов это вредно, но вместо того, чтобы сразу обрушиться на него с этическими и моральными обвинениями, предпочитаем сначала втянуть его Ребенка в осознание ведущейся игры. Мы просим его вообразить, что будет, если кто-нибудь однажды пожалуется на него в Контрольный медицинский совет или подаст на него в суд за злоупотребление врачебным положением. Если он утверждает, что не вступает в сексуальные контакты с клиентами, но клиенты знают, что у него более одного сексуального партнера, мы просим его представить, что он находится в суде и пытается защититься от обвинений мстительной клиентки, которая лжет, чтобы выиграть дело о злоупотреблении врачебным положением. Осознание расплаты помогает этому терапевту/клиенту понять истинную природу своей игры. Теперь он более склонен прекратить ее, нежели в том случае, если бы мы решили сначала оспорить его моральную, этическую позицию, что могло вызвать лишь «обоснованный» гнев его Ребенка.

В этой игре прямая трансакция: «У меня сексуальные связи с другими женщинами помимо жены» (звучит прямо, как чисто информативное сообщение). Секретное сообщение к игроку в игре «Насильник»: «Пожалуйста, донеси на меня» или «Пожалуйста, подай на меня в суд». Ответ игрока — рассказать своему адвокату, что терапевт склонял ее к сексу. Расплата состоит из его чувств плюс выводов о себе и другом игроке. Он может разозлиться, почувствовать боль, ощутить себя раздавленным. Он может сказать: «Как только я приблизился к успеху, я упустил его», или «Я прогнил насквозь, я должен покончить с собой», или любые другие слова, подходящие его представлению о себе. О ней он может сказать: «Она меня подставила» или «Она меня провела», и оба утверждения только подтвердят его внутреннюю уверенность, что «ни одной женщине нельзя доверять!». Вся серия трансакций проходит вне сознания его Взрослого. Он думал, что делал все это, чтобы быть «честным», или потому, что так сильно любит женщин!

Шантаж

Неприятные чувства, испытываемые людьми во время игры, называются шантажом. Для термина «шантаж», подобно «игре», существует много определений. Берн определяет его как «сексуализация, трансактный поиск и эксплуатация неприятных чувств». Сложная фраза, и мы не знаем, зачем он добавил сексуализацию, если только не пытался примирить ТА с психоанализом. Мы также не совсем представляем, что он имел в виду под «трансактным поиском». Предположительно, он утверждал, что серия трансакций производится, чтобы получить расплату или шантаж, но его определение породило путаницу в ТА-литературе и привело ко множеству толкований. Некоторые ТА-терапевты определяют шантаж как процесс, приводящий человека к ощущению несчастья. Для нас процесс — это развлечение, фантазия или игра, шантаж же — просто хроническое, стереотипное неприятное чувство.

Эти чувства используются как попытка изменить других. Конечно, иногда, если мы достаточно сильно страдаем, люди делают то, что мы хотим. У каждого из нас есть опыт того, как печаль или гнев на кого-нибудь — супруга или супругу, ребенка, родителя, начальника — заставили этого человека изменить свое поведение. Вымогательством мы называем использование шантажа в целях изменить чье-либо поведение.

Детей шантажу учат родители. Мать или отец говорит: «Ты меня злишь, когда хлопаешь дверью», «Ты нервируешь меня своим свистом», «Я так беспокоюсь, когда тебя поздно нет дома», «Я так счастлива, когда ты пользуешься горшком». Так ребенку говорят, что он несет ответственность за родительские чувства. Ребенок растет с искренней верой в то, что заставляет людей чувствовать. А спрашивал ли он себя, о чем они беспокоились, из-за чего нервничали и злились до его появления на свет?

Шантаж используется и по-другому. Если кто-то, например, живет по суицидальному сценарию и однажды решает, что убьет себя, «если дела пойдут совсем плохо», то он хранит свои отрицательные эмоции, собирает их, как будто это торговые карточки, и как только накопит их «достаточное» количество, может покончить с собой. Эти карточки или марки могут множиться разными способами. Человек может играть в игры, в которых получает пинок под зад и чувство униженности; может искать, что такого плохого происходит в мире, вроде войны в Ливане или растущей инфляции; может ворочаться без сна в постели, вспоминая все несчастья, происходившие с ним в жизни; вспоминает, что мама его не любила, а папа никогда не играл с ним; может проводить свое терапевтическое время, вытаскивая на свет божий все более и более печальные воспоминания. Чтобы чувствовать себя достаточно печальным, он может даже напридумать себе несчастья. Например, вообразить, что жена ему изменяет, хотя никаких тому доказательств не имеется.

Одна из целей ТА-гештальт-терапии — помочь пациенту избавиться от шантажа и заменить его хорошими чувствами. Хронически беспокойные люди заменяют беспокойство на энтузиазм. Хронически виноватые учатся избавляться от вины и наслаждаться жизнью. Хронически злые стремятся использовать гнев как предложение к действию, а затем избавляться от него. Боб — в те времена, когда он каждое утро просыпался, пылая ненавистью к Ричарду Никсону — направлял свой гнев на написание сотен писем сенаторам, конгрессменам и другим высокопоставленным лицам!

Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 281; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!