Хеттская и хурритская литературы 30 страница
Как и следовало ожидать, версификация этой эпохи сохраняет характерные черты предшествующего периода, и в частности параллелизм; знаменательно, что и по своему содержанию формула проклятия восходит к угаритской поэзии.
О повествовательной прозе можно судить прежде всего по надписи из Каратепе (около 720 г. до н. э.), рассказывающей о деяниях царя Азитавадда от имени самого царя. Автор целиком сосредоточен на описании деяний своего героя и его могущества: «И воссел я на трон отца моего, и установил я мир со всеми царями. И [одним] родом сделал я всех царей праведностью своею, и мудростью своею, и добротой сердца своего. И построил я стены крепкие во всех концах, на границах, в местах, где были злые люди, предводители шаек, из которых ни один человек не был рабом дома Мапаш, а я, Азитавадд, поверг их под мои стопы. И построил я стены в тех местах, чтобы жили дануниты в покое своих сердец».
Нетрудно убедиться, что и эта повествовательная манера восходит к угаритской эпической поэзии. Однако задача, поставленная перед автором, такова, что он больше внимания, чем это было раньше, уделяет личности своего героя — и мотивам его поступков, и его нравственным и физическим качествам. Конечно, идеализация царя очевидна, но очевидно и другое: финикийский автор VIII в. до н. э. пытается глубже, чем его предшественники, вглядеться в душевный мир человека, не ограничиваясь только фиксацией его поступков или слов. Это изменение авторской установки не случайно. В более поздней надписи из Библа (V—IV вв. до н. э.) мы читаем: «Да благословит Владычица Библа Йихавмилка, царя Библа, да оживит его и да продлит дни его и годы над Библом, ибо царь праведный он, и пусть даст ему великая Владычица Библа милость в глазах богов и в глазах народа страны этой, и милость
|
|
|
136
народа земли этой, и милость в глазах всех царей и всех людей». Выделение праведности как наиболее важного качества Азитавадда и Йихавмилка позволяет видеть в этих надписях отражение нам неизвестных, но, вероятно, широко распространенных в Финикии первой половины I тыс. до н. э. религиозно-этических учений. Отметим, что к тому же периоду относится и проповедь иудейско-израильских пророков, одною из важнейших целей которой было формирование представлений о праведности и праведнике.
К сожалению, сведения по истории древнейших финикийских обществ слишком ограниченны, чтобы мы могли представить себе конкретные причины столь существенного сдвига в мировоззрении финикиян. Однако сдвиг этот несомненен.
Греко-македонское завоевание Финикии в конце IV в. до н. э. привело к заметным и существенным изменениям в общественном сознании. Собственно, проникновение греческого языка и в особенности греческого образа жизни отмечается здесь гораздо раньше — уже за несколько десятилетий до похода Александра Македонского; финикияне, таким образом, оказались как бы подготовлены к эллинизации, явившейся прямым следствием установления на Ближнем Востоке греческого господства.
|
|
|
Дело, однако, не ограничилось только усвоением греческого языка в официальной, по крайней мере, жизни, системе образования и административных учреждениях. Финикияне претендовали на то — и выражали эти претензии в соответствующих надписях, — чтобы быть эллинами в полном смысле слова. В подобной ситуации естественным было появление труда Филона Библского, который стремился включить финикийскую мифологию в общеэллинистическую систему (I—II вв. н. э.).
К сожалению, книга Филона дошла до нас в немногочисленных отрывках; поэтому и в истории ее создания, и в ее содержании много неясного. Согласно его собственным указаниям, автор излагает сведения, которые он нашел в сочинении древнего писателя Санхунйатона; последний, как утверждается, в свою очередь, тщательно изучил труды Таавта — божественного изобретателя письменности. Весьма вероятно, что в финикийском обществе были в обращении своего рода «священные писания», которые приписывались мифическому составителю, подобно тому как Пятикнижие приписывалось Моисею. Не исключено и то, что среди «законоучителей», которые участвовали в разработке финикийской религиозной системы, был и некий Санхунйатон. Вполне очевидно, что Филон Библский воспроизводит доэллинистическую традицию; однако мы вынуждены оставить открытым вопрос, где он только переписывает своих предшественников, а где развивает дальше их учение.
|
|
|
Не касаясь проблем собственно историко-религиозных, которые заслуживают специального изучения, отметим в связи с трактатом Филона, что его изложение сохраняет много точек соприкосновения с угаритской мифологией. Хрисор (Хусор), упоминаемый в его сочинении и сопоставляемый им с Гефестом, несомненно, тождествен угаритскому Кусару-и-Хасису — богу-покровителю ремесла, титаны — рефаимам и т. д. Рассказам о борьбе богов за власть у Филона приданы стройность и сюжетное единство. Характерной чертой книги Филона является и то, что автор последовательно идентифицирует финикийских богов с греческими; он находится под весьма ощутимым влиянием евгемеризма — концепции, согласно которой боги суть обожествленные «культурные герои». Наконец, прослеживается у Филона и влияние популярных в эпоху эллинизма философско-космогонических идей: началом всего сущего он считает воздух и хаос; от самооплодотворения духа произошло желание, от духа и желания — Мот (смерть); от них же — все семена творения и рождение всего. Истоки религии, по Филону, — обожествление естественно возникших явлений и сил природы.
|
|
|
Однако — и это вполне закономерно — в финикийской словесности эпохи эллинизма разрабатывались не только богословские проблемы. Значительное место занимали также произведения, в которых излагалась историческая традиция. Иосиф Флавий, известный иудейский историограф, сохранил ссылки на хроники Тира; имелись и другие сочинения такого же рода.
Наконец, много внимания уделяли финикияне и философской тематике. Как известно, традиция приписывала создание атомистической теории финикиянину Моху; основатель стоицизма Зенон также был финикиянином из города Китиона (Кипр).
Своеобразная ветвь финикийской словесности в I тыс. до н. э. развивалась, по-видимому, и в Северной Африке, прежде всего в Карфагене, где вплоть до арабского завоевания основная масса жителей осознавала себя ханаанеянами, т. е. финикиянами, и говорила по-финикийски.
Одним из наиболее широко распространенных в Карфагене жанров была, насколько об этом можно судить, приключенческая повесть о далеких путешествиях — сочинения, обычные для общества, благосостояние которого так или иначе было связано с морской торговлей. Мы знаем о существовании, по крайней мере, двух таких
137
повествований. «Перипл» («Плавание») Гимилькона, сохранившийся в изложении римского географа Авиена, рассказывает о плавании к Британским островам; путешественник был даже занесен, по-видимому, к берегам Америки в Карибское море. Другой «перипл» — Ганнона, известный в греческом переводе (и, вероятно, обработке), повествует о плавании огромной экспедиции вдоль западного берега Африки на юг и об основании там ряда колоний. «Перипл» Ганнона показывает, что сочинения подобного рода генетически восходят к жанру исторических надписей — отчетов должностных лиц о выполнении возложенных на них поручений; собственно, и сам «перипл» составлен в форме надписи. Авторов особенно занимают разного рода устрашающие подробности, необычные явления природы; в связи с этим не лишне вспомнить, что карфагенские торговцы всеми средствами старались отвадить возможных конкурентов от излюбленных ими рынков.
Другой жанр карфагенской финикийской литературы — историческое повествование. Известно, что карфагенские историки интересовались и дофиникийским прошлым Северной Африки, и судьбами Карфагенской державы. По всей видимости, к их сочинениям восходят материалы о Карфагене, которые сохранили римские писатели Юстин в своем сокращении «Филипповых историй» Помпея Трога, а также Саллюстий в «Югуртинской войне».
Карфагенское общество на протяжении столетий развивалось в тесном контакте с греческим миром и, несмотря на то что в течение некоторого времени действовал закон, запрещавший карфагенянам изучать греческий язык, испытало на себе исключительное по интенсивности эллинское влияние. В карфагенский пантеон включались даже греческие земледельческие боги. В III в. до н. э. в Карфагене уже имеются греческие литераторы; среди приближенных известного полководца Ганнибала мы видим и греческого историка, который должен был описать его деяния. Впрочем, и сам Ганнибал был известен несколькими сочинениями на греческом языке, до нас не дошедшими. Любопытно, что в середине II в. до н. э. карфагенянин Клитомах возглавляет в Афинах Академию.
Тем самым, итогом развития финикийской литературы как в Восточном Средиземноморье, так и в Северной Африке была ее постепенная эллинизация и — соответственно — включение в общий для эллинизированного средиземноморского мира литературный процесс.
Сноски
Сноски к стр. 134
* Хупшу — по-видимому, лица, стоявшие вне общинной организации и освобожденные от повинностей.
137
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Из изложенного выше с полной несомненностью явствует, что старый Древний мир не только пережил длительную историю, но и создал богатую и разностороннюю цивилизацию, в состав которой входила и литература. Поскольку же время существования этой цивилизации исчисляется многими сотнями веков, постольку в ее истории наблюдаются отдельные «эпохи», большие и малые. Так, в истории Египта различают три особо крупные эпохи: раннюю — эпоху так называемого Древнего царства, среднюю — Среднего царства, позднюю — Нового царства. Первую, охватывающую приблизительно III тыс. до н. э., рассматривают как начало всей цивилизации в этом районе Старого Света; вторую часто называют «классической», так как именно к этому времени (XXII—XVI вв. до н. э.) относятся величайшие достижения египетской культуры, а в ее составе — и литературы; третью (XVI—VIII вв. до н. э.) обычно характеризуют как время превращения Египта в огромную — мировую в масштабах того времени — державу. С VIII в. до н. э. начался переходный период, по завершении которого Египет вступил в эпоху «нового» Древнего мира. Это произошло сначала под влиянием персов, с VI по IV в. до н. э. державших Египет под своей властью, а затем — греков, с IV в. до н. э. включивших Египет в эллинистическую культурную зону.
Столь же длительный и по-своему еще более сложный исторический процесс развернулся в другом центре Присредиземноморской зоны старого Древнего мира — в Двуречье Тигра и Евфрата и прилегающих к нему районах. В истории Египта действовали различные племена, но при постоянном господстве одной и той же этнической группы — хамитской; в Двуречье же главную роль сначала играли шумеры, представлявшие, по-видимому, особую этническую общность; за ними аккадцы (ассирийцы и вавилоняне), т. е. семиты, к которым принадлежали также финикийцы и евреи; и наконец, хетты, входившие в состав индоевропейской языковой группы. История этой зоны старого Древнего мира обычно рисуется как смена царств, но за сменой этих царств, видимо, скрывается прежде всего смена племен, игравших главную роль в этой части мира. На последнем этапе ее истории, знаменуя уже переход к новому Древнему миру, и тут образовалась огромная, столь же мировая по масштабам того
138
времени, как и Египет, могущественная держава — Ахеменидская Персия.
Мы плохо знаем фактическую историю третьей части Евро-афро-азиатской зоны старого Древнего мира — Эгеиды. Видимо, еще в III тыс. до н. э. в ней зародилась третья великая цивилизация этой зоны — эгейская, или (со II тыс. до н. э.) крито-микенская, поскольку дошедшие до нас памятники этой цивилизации — но памятники, к сожалению, нелитературные — находятся в основном на Крите и в Микенах. В истории эгейской цивилизации также различают три большие эпохи: раннюю (XXX—XXII вв. до н. э.), среднюю (XXI—XVII вв. до н. э.), позднюю (XVI—XII вв. до н. э.). К этим общим обозначениям добавляют еще наименования «минойская» — для Крита, «элладская» — для материковой Греции. В течение третьей, т. е. поздней, эпохи происходит, по-видимому, объединение Микенского и Критского царств на почве распространения владычества микенских ахейцев с Пелопоннеса на остров Крит; в дальнейшем же этот ахейский мир захватывает и побережье Малой Азии, где возникают его колонии. Это означает, что к концу истории этой зоны старого Древнего мира в ее Средиземноморской части устанавливается своя великая держава — ахейская. Переход в «новый» Древний мир совершается тут через посредство дорийцев: с конца XIII в. до н. э. дорийцы все настойчивее продвигаются с севера Балканского полуострова на юг, захватывают Фессалию, затем Пелопоннес, а в дальнейшем и островные владения ахейцев. С этого момента и в этой части Евро-афро-азиатской зоны старого Древнего мира начинает формироваться новый Древний мир — эллинский.
Бросим беглый взгляд и на то, что происходило в эти ранние времена человеческой истории и в других культурных зонах старого Древнего мира, прежде всего в индийской.
Выше уже было упомянуто о так называемой «культуре Мохенджо-Даро и Хараппы». Начиная с 20-х годов нашего века раскопки, производимые в долине Инда и сопредельных с нею районах, показали, что там в III—II тыс. до н. э. существовала своя яркая цивилизация. Ей присвоили наименование «Мохенджо-Даро и Хараппы» по названию тех селений, близ которых остатки этой цивилизации были впервые обнаружены. Все данные, которыми мы в настоящее время располагаем, говорят о том, что цивилизация этой зоны — бассейна Инда — с крупными поселениями городского типа вряд ли особенно уступала цивилизации Двуречья, Нильской долины и Крита. Следы этой цивилизации окончательно исчезают в середине II тыс. до н. э., причем полагают, что это произошло в результате нашествия новых племен — арийских. С этого времени начинает формироваться новый район цивилизации — в Пенджабе, а также в долине Ганга и в областях, примыкающих к ней с юга и юго-запада. Именно там и начинается в этой зоне история нового Древнего мира.
Третьей культурно-исторической зоной старого Древнего мира следует считать бассейн Хуанхэ, особенно по ее среднему течению. Здесь раскопки обнаружили следы культуры, которая, возможно, стала возникать в III тыс. до н. э. Как и культуру Инда, ее именуют обычно по названию места первых находок — культурой Яншао. Насколько можно судить по имеющимся данным, в этом районе около середины II тыс. до н. э. сложился довольно обширный племенной союз — «Царство Шан», как его обычно именуют по названию главного племени в этой группе. Позднее, с переходом центра этого царства в другой район — Инь, оно стало называться Иньским. Вот это Иньское царство и представляет собой старый Древний мир в этой зоне Старого Света. В конце II тыс. до н. э. Иньское царство пало под ударами другой племенной группы, по названию главного племени именуемой Чжоу. В царстве Чжоу, т. е. приблизительно с XII в. до н. э., и начинается в этой зоне история нового Древнего мира.
Как расценить в свете последующей истории, истории нового Древнего мира, то, что произошло в этом «еще более древнем» мире?
Первый ответ на этот вопрос ясен: все, что произошло в старом Древнем мире, определило три важнейшие культурно-исторические зоны: Восточно-азиатскую, Южно-азиатскую и Евро-афро-азиатскую. В этих трех зонах развернулась вся культурная история народов нового Древнего мира, постепенно втягивая в орбиты каждой зоны все новые и новые территории.
Столь же ясен и второй ответ: этот старый Древний мир своими разными сторонами, и в каждой зоне по-своему, как бы врос в новый и многое в нем предопределил.
Однако для литературы самым важным из всего, что дал старый Древний мир новому, было письмо.
В 20—30-х годах нашего века мы узнали о существовании письма в древнейшей Индии. Среди материальных памятников культуры Хараппы имеются печати-амулеты, вырезанные из камня, слоновой кости, а также сделанные из меди, причем на многих из них имеются надписи, сделанные письмом иероглифического типа. Исследователи полагают, что это письмо было довольно широко распространено, причем некоторые из них допускают, что более поздний, уже лучше известный нам вид письма — так
139
называемое «письмо брахми» — ведет свое происхождение от знаков эпохи Хараппы.
В 1899 г. были открыты и самые ранние — из пока известных нам — знаки китайского письма. Близ г. Аньяна, в провинции Хэнань Северного Китая, были найдены в земле кости животных и черепашьи панцири с вырезанными на них знаками, чрезвычайно близкими по форме к хорошо известным нам знакам китайского письма. Судя но содержанию надписей, эти находки относятся ко времени Иньского царства, главным образом к XV—XIV вв. до н. э., но форма самих знаков позволяет думать, что это уже далеко не самые ранние следы письменности, изобретенной в этой зоне старого Древнего мира, т. е. что изобретение ее должно быть отодвинуто еще дальше в глубь веков.
И опять-таки в недавнее время, на рубеже нашего века, раскопки, производимые на Крите и приведшие к открытию Кносского дворца, обнаружили целый архив — массу глиняных табличек с письменными знаками на них. Так было открыто существование письма и в критомикенском мире. Оно было названо минойским. Ранние образцы его относятся, как полагают, к первой половине II тыс. до н. э. Прослежены и различные виды этого письма — так называемое линейное письмо «А» и линейное письмо «Б». Полагают, что письмо, найденное на Кипре, происходит из этого минойского письма.
Давно и хорошо известны виды письма, появившиеся в других частях Евро-афро-азиатской зоны: египетская иероглифика, шумерская и аккадская клинопись, финикийское письмо. Для последующей истории особую важность имеет последнее: считают, что из этого финикийского письма в дальнейшем выросло письмо греческое, латинское, арамейское и даже, как полагают некоторые исследователи, индийское деванагари, т. е. виды письма, на которых строилась духовная культура нашего Древнего мира.
Уже это одно может оправдать упомянутое отношение к старому Древнему миру как к прологу нового; прологу в смысле создания начал, от которых потом развилась огромная творческая работа человеческого духа, воплощаемая в литературе. Но прологом можно назвать старый Древний мир и даже в непосредственной сфере литературы как таковой.
С чего обычно мы начинаем историю, скажем, древнегреческой литературы? С «Илиады» и «Одиссеи». С чего начинается, например, история литературы в Индии? С вед и эпоса: «Махабхараты» и «Рамаяны». Первыми произведениями древней китайской литературы считаются «Шуцзин», «Шицзин», «Ицзин».
Разумеется, мы очень хорошо знаем, что все эти произведения — плод работы многих веков; что тот текст их, который имеется в нашем распоряжении, далеко не первоначальный. Более того, определить в точности первоначальное в нем почти невозможно. Вместе с тем одно вполне ясно: первоначальный комплекс материала этих памятников зародился на самой заре истории нового Древнего мира, принадлежит в своих основах не новому, а старому. События, легшие в основу содержания «Илиады», разыгрались в ахейскую эпоху. Фабульное богатство, структурная сложность материала греческого эпоса могли быть созданы миром, имевшим в своем прошлом уже большой культурный опыт, прожившим богатую, сложную жизнь. То же можно сказать и о материале, легшем в основу «Махабхараты» и «Рамаяны». И то же можно повторить в приложении к наиболее ранним по происхождению частям первых литературных памятников китайской Древности. Из этого следует, что старый Древний мир дал первый материал для литературы нового; иначе говоря, завязка произошла еще тогда, последующая же история этого материала, вылившаяся в конечном счете в создание известных нам великих литературных памятников, — творческая разработка этой первоначальной завязки.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 244; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!