Переход от морали к нравственности
§ 141
Для добра как субстанциального, но еще абстрактного всеобщего свободы, также требуются поэтому определения вообще и принцип {176}последних, но такие именно определения и такой именно принцип, которые тожественны с добром, и точно так же для совести , для этого лишь абстрактного принципа определения поступков, требуются всеобщность и объективность ее определений. Оба, возведенные каждое само по себе в целостность, превращаются в нечто, лишенное определений, которое должно быть определено. Но соединение обеих относительных целостностей в абсолютное тожество уже совершено в себе , так как как раз эта субъективность, чистая уверенность в своей собственной самодостоверности , улетучивающаяся для себя в своей суетности, тожественна с абстрактной всеобщностью добра; конкретное , следовательно, тожество добра и субъективной воли, их истина, есть нравственность .
Примечание . Более понятным такой переход понятия становится в логике. Здесь же укажем лишь на то, что природа ограниченного и абстрактного, – а таковыми являются здесь абстрактное, лишь долженствующее быть добро, и столь же абстрактная, лишь долженствующая быть доброй субъективность, – имеет в самой себе свою противоположность; добро имеет в себе свою действительность, а субъективность (момент действительности нравственности) – добро, но они, как односторонние, еще не положены как то, чтò они суть в себе . Этой положенности они достигают в их отрицательности именно тем, что они, каковы они суть в их односторонности , т.е. как таковые, которые не должны иметь в них то, чтò в них есть в себе (добро должно быть без субъективности и определения, а определяющее, субъективное, должно быть без в-себе-сущего), конституируются сами по себе как целостности, снимаются и благодаря этому низводятся на степень моментов понятия , которое раскрывается как их единство и именно посредством этой положенности своих моментов получило реальность , есть теперь как идея; это – понятие, развившее свои определения в реальность и наличное вместе с тем в их тожестве, как их в себе сущая сущность. – Наличное бытие свободы, которое было непосредственно как право , определилось в рефлексии самосознания в добро ; третье, которое здесь, в этом переходе, представляет собою истину добра и субъективности, есть поэтому точно так же истина последней и права. – Нравственное есть субъективное умонастроение, но субъективное умонастроение в себе сущего права. Вывод, что эта идея есть истина понятия свободы, не может быть некоей предпосылкой, заимствованной из чувства или из какого-нибудь другого источника, а может быть – в философии – только доказанным положением. Его дедукция состоит лишь в том, что право и {177}моральное самосознание являют себя в самих себе возвращающимися в эту идею как в свой результат . Те, которые полагают, что они могут обойтись в философии без доказывания и дедуцирования, обнаруживают этим, как они еще далеки даже от догадки о том, что такое философия, и эти люди имеют право говорить, где угодно, но не в философии; в последней нечего делать тем, которые желают говорить без понятия.
|
|
|
|
|
|
Прибавление . Обоим принципам, рассмотренным нами до сих пор, – как абстрактному добру, так и совести, – недостает их противоположности: абстрактное добро испаряется, превращается в нечто совершенно бессильное, в которое я могу вносить какое угодно содержание, а субъективность совести становится не менее бессодержательной, так как она лишена объективного значения. Может поэтому возникнуть тоска по некоей объективности, и в этой тоске человек унизится до полной зависимости, до рабства, лишь бы избегнуть пустоты и отрицательности. Если недавно некоторые протестанты перешли в католичество, то это произошло потому, что они нашли свой внутренний мир пустым и ухватились за нечто твердое, за опору, за авторитет, хотя то прочное, которое они получили, и не было прочностью мысли. Единство субъективности и объективного в себе и для себя сущего добра есть нравственность , и в ней примирение произошло согласно понятию. Ибо если мораль есть форма воли вообще со стороны субъективности, то нравственность не только есть субъективная форма и самоопределение воли, но также имеет своим содержанием свое понятие, а именно, свободу. Правовое и моральное не могут существовать каждое само по себе, и они должны иметь своим носителем и своей основой нравственное, ибо праву недостает момента субъективности, а мораль опять-таки одностороння, ибо обладает единственно лишь субъективностью, и, таким образом, оба момента сами по себе не обладают действительностью. Лишь бесконечное, идея, действительно: право существует лишь как ветвь целого, как растение, обвивающееся вокруг самого по себе непоколебимого дерева.{178}
|
|
|
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
НРАВСТВЕННОСТЬ
(§§ 142 – 360)
§ 142
{181}Нравственность есть идея свободы как живое добро, имеющее в самосознании свое знание, воление, а через его действование свою действительность, равно как и самосознание имеет в нравственном бытии свою в себе и для себя сущую основу и движущую цель; нравственность есть понятие свободы, ставшее наличным миром и природой самосознания .
|
|
|
§ 143
Так как единство понятия воли и его наличного бытия, особенной воли, есть знание, то имеется сознание различия между этими моментами идеи; однако сознание мыслит это различие так, что теперь каждый из них сам по себе есть целостность идеи и имеет ее своей основой и своим содержанием.
§ 144
α) Объективно нравственное, вступающее на место абстрактного добра, есть субстанция, ставшая конкретной через субъективность как бесконечную форму . Она полагает поэтому внутри себя различия , которые, следовательно, определены понятием; благодаря этому полаганию различий нравственность обладает прочным содержанием , которое само по себе необходимо и обладает прочным существованием (ein Bestehen), стоящим выше субъективного мнения и каприза: это – в себе и для себя сущие законы и учреждения .
Прибавление . В целом нравственности имеются как субъективный, так и объективный момент, но оба суть только его формы. Добро есть здесь субстанция, т.е. наполнение объективного субъективным. Если будем рассматривать нравственность с объективной точки зрения, то можно сказать, что нравственный человек бессознателен для себя. В этом смысле Антигона провозглашает, что никто не знает, откуда происходят законы; они вечны: это значит, что они – в себе и для себя сущие определения, проистекающие из природы предмета. Но это субстанциальное обладает не менее того и сознанием, хотя последнее всегда занимает положение момента.{182}
§ 145
То обстоятельство, что нравственное есть система этих определений идеи, составляет ее разумность . Она, таким образом, есть свобода или в себе и для себя сущая воля как объективное , как круг необходимости, моментами которого являются нравственные силы , управляющие жизнью индивидуумов и имеющие в последних как в своих акциденциях свое представление, выступающий в явлении образ и действительность.
Прибавление . Так как нравственные определения составляют понятие свободы, они суть субстанциальность или всеобщая сущность индивидуумов, которые представляют собою по отношению к ним лишь нечто акциденциальное. Существует ли индивидуум, это безразлично для объективной нравственности, которая одна только и есть пребывающее и сила, управляющая жизнью индивидуумов. Нравственность поэтому изображали народам как вечную справедливость, как в себе и для себя сущих богов, по сравнению с которыми суетные предприятия индивидуумов являются лишь игрою волн.
§ 146
β) Субстанция знает себя в этом своем действительном самосознании и, следовательно, есть объект знания. Для субъекта нравственная субстанция, ее законы и силы имеют в качестве предмета ту характерную черту, что они суть в высшем смысле, в смысле самостоятельности, абсолютный, бесконечно более надежный авторитет, бесконечно более прочная сила, чем бытие природы.
Примечание . Солнце, луна, горы, реки, вообще окружающие нас предметы природы суть , они обладают для сознания авторитетом, внушающим ему, что они не только суть , но и отличаются особенной природой, которую оно признает и с которою оно сообразуется в своем отношении к ним, в своем трактовании их и пользовании ими. Авторитет нравственных законов бесконечно выше, потому что предметы природы воплощают разумность лишь совершенно внешне и разрозненно и скрывают ее под образом случайности.
§ 147
С другой стороны, законы и силы нравственной субстанции не суть для субъекта нечто чуждое , наоборот, он свидетельствует о них свидетельством духа как о своей собственной сущности , в них он испытывает чувство гордости собою и живет, как в своей, не отличающейся {183}от него стихии; это – отношение, которое непосредственно еще более тожественно, чем даже вера и доверие .
Примечание . Вера и доверие представляют собою проявления начинающейся рефлексии и предполагают наличие представления и различия; было бы, например, не одно и то же верить в языческую религию и быть язычником. То отношение или, скорее, лишенное отношения тожество, в котором нравственное есть действительная жизненность самосознания, может, правда, перейти в отношение веры и убеждения и в некое опосредствование дальнейшей рефлексией , в усмотрение посредством оснований, которые могут брать своим отправным пунктом также и какие-нибудь особенные цели, интересы и соображения, страх и надежду или исторические предпосылки. Однако адекватное познание их есть дело мыслящего понятия.
§ 148
В качестве этих субстанциальных определений законы и силы нравственной субстанции существуют для индивидуума, который отличает себя от них как субъективное и внутри себя неопределенное или, другими словами, как особенно определенное; он, следовательно , относится к ним как к своему субстанциальному; они суть обязанности , связывающие его волю.
Примечание . Этическим учением об обязанностях , т.е. таким учением, каким оно объективно есть, а не таким, каковым оно якобы содержится в пустом принципе моральной субъективности, который скорее ничего не определяет (§ 134), – является поэтому следующее в этой третьей части систематическое развитие круга нравственной необходимости. Отличие этого изложения от формы учения об обязанностях заключается лишь в том, что в последующем изложении нравственные определения получаются как необходимые отношения, а затем изложение на этом останавливается и не прибавляет к каждому из определений заключительного предложения: итак, это определение есть для человека обязанность . – Учение об обязанностях, поскольку оно не есть философская наука, заимствует свой материал из отношений, уже имеющихся налицо, и показывает его связь с собственными представлениями, с преднаходимыми, в качестве всеобщих, основоположениями и мыслями, целями, влечениями, ощущениями и т.п., и может к этому прибавлять в качестве оснований дальнейшие следствия каждой обязанности в соотношении с другими нравственными отношениями, равно как и в соотношении с благом и мнением. Но имма{184}нентное и последовательное учение об обязанностях не может быть ничем иным, как развитием отношений , которые благодаря идее свободы необходимы и потому действительны во всем своем объеме в государстве.
§ 149
В качестве ограничения обязательный долг может выступать лишь в отношении неопределенной субъективности или абстрактной свободы и в отношении влечений естественной воли или влечения моральной воли, определяющей свое неопределенное добро, руководясь своим произволом. Но индивидуум находит в обязанности скорее свое освобождение , – освобождение частью от зависимости, в которой он находится, когда им руководят одни голые естественные влечения, равно как и от стесненности, испытываемой им, как субъективной особенностью, в моральных рефлексиях о долженствовании и дозволенном, и частью от неопределенной субъективности, не доходящей до наличного бытия и объективной определенности действования и остающейся внутри себя и недействительностью. В обязанности индивидуум освобождает себя к субстанциальной свободе.
Прибавление . Обязанность ограничивает лишь произвол субъективности и сталкивается лишь с абстрактным добром, которое твердо держится субъективности. Если люди говорят: мы хотим быть свободными, то это ближайшим образом означает лишь: мы хотим быть абстрактно свободными, и всякое определение и расчленение в государстве считается тогда ими ограничением этой свободы. Обязанность представляет собою постольку ограничение не свободы, а лишь абстракции последней, т.е. несвободы: она есть достижение сущности, обретение утвердительной свободы.
§ 150
Нравственное, поскольку оно рефлектируется в индивидуальном, определенном природой характере как таковом, есть добродетель , которая есть добропорядочность , поскольку она являет одно лишь простое соответствие индивидуума обязанностям, диктуемым теми обстоятельствами, в которых он находится.
Примечание . Чтò должен человек делать, каковы те обязанности, которые он должен исполнять для того, чтобы быть добродетельным, – это легко сказать в нравственном общественном союзе (Gemeinwesen); он не должен делать ничего другого, кроме того, что в тех обстоятельствах, в которых он находится, ему предначертано, высказано и из{185}вестно. Добропорядочность есть всеобщее, которого можно от него требовать, исходя частью из права, частью из нравственности. Но моральной точке зрения она легко может показаться чем-то второстепенным, чем-то таким, сверх чего можно еще больше требовать от себя и других, ибо непременное желание, жажда быть чем-то особенным не удовлетворяется тем, чтò есть в себе и для себя сущее и всеобщее; лишь в исключении оно находит сознание своего своеобразия. – Различные стороны добропорядочности можно точно так же называть добродетелями , так как они являются также и собственной чертой (Eigentum) индивидуума – хотя и не особенной в сравнении с другими индивидуумами. Но речи о добродетели часто слишком близко соприкасаются с пустой декламацией, так как в них говорится лишь об абстрактном и неопределенном; такие речи, далее, в их доводах за и против и изложении обращаются к индивидууму как к некоему произволу и субъективному капризу. При наличии нравственного состояния, отношения которого вполне развиты и осуществлены, добродетель в собственном смысле находит себе место и осуществляется лишь при чрезвычайных обстоятельствах и коллизиях между указанными отношениями, – и, прибавим, в подлинных коллизиях , ибо моральная рефлексия может себе всюду создавать коллизии и внушить себе сознание, что совершено особенное и принесены жертвы . В варварском состоянии общества и общественного союза чаще встречается поэтому форма добродетели как таковой, потому что здесь нравственное и его осуществление есть больше индивидуальный произвол и проявление своеобразной гениальной натуры индивидуума; например, древние приписывали добродетель в особенности Геркулесу . В древних государствах, в которых нравственность не достигла такого уровня, чтобы стать свободной системой самостоятельного развития и объективности, этот недостаток тоже должен был возмещаться свое образной гениальностью индивидуумов. – Учение о добродетелях, поскольку оно не есть лишь учение об обязанностях, поскольку оно, следовательно, обнимает собою особенное, основанное на природной определенности характера, является, таким образом, духовной естественной историей .
Так как добродетели суть нравственное в применении к особенному и с этой субъективной стороны представляют собою нечто неопределенное, то для их определения выступает количественный момент большего и меньшего; их рассмотрение приводит к рассмотрению противостоящих им недостатков или пороков, как например, у Аристотеля , который поэтому определяет особенную добродетель согласно {186}ее правильному смыслу, как середину между «слишком много» и «слишком мало». – То же самое содержание, которое принимает форму обязанностей , а затем – форму добродетелей , обладает также и формой влечений (§ 19). Последние также имеют своей основой то же самое содержание, но так как оно в них принадлежит еще непосредственной воле и природным чувствованиям и не развилось до такой высоты, чтобы стать определением нравственности, то у них общим с содержанием обязанностей и добродетелей является лишь абстрактный предмет, который в качестве лишенного определенности не содержит для них в самом себе границы добра или зла, – или, иначе говоря, они суть добрые , если абстрагировать положительное и – злые , если абстрагировать отрицательное (§ 18).
Прибавление . Когда человек совершает тот или другой нравственный поступок, то он этим еще не добродетелен; он добродетелен лишь в том случае, если этот способ поведения является постоянной чертой его характера. Добродетель – это больше нравственная виртуозность, и если в наше время говорят о добродетели не так много, как прежде, то это объясняется тем, что теперь нравственность уже не является в такой мере формой особенного индивидуума. Из всех народов французы чаще всего говорят о добродетели, потому что у них индивидуум представляет собою в большей мере создание его своеобразия и природного способа действования. Немцы, напротив, – более мыслящие люди и у них то же самое содержание получает форму всеобщности.
§ 151
Но в простом тожестве с действительностью индивидуумов нравственное выступает как всеобщий образ действия последних – как нравы ; привычка к нравственному выступает как вторая природа , положенная вместо первой, чисто природной воли, и она есть проникающая насквозь душа, смысл и действительность наличного бытия воли, есть живой и наличный, как некий мир, дух , субстанция которого только таким образом и существует как дух.
Прибавление . Подобно тому как природа имеет свои законы, как животные, растения, солнце выполняют свой закон, так и нравы суть закон духа свободы. Нравы являются тем, чем не являются еще право и мораль, а именно, духом. Ибо в праве особенность еще не есть особенность понятия, а есть лишь особенность природной воли. И точно так же и на точке зрения морали самосознание еще не есть духовное сознание. Там дело идет лишь о ценности субъекта в самом себе: это {187}означает, что субъект, определяющийся согласно добру и противно злу, имеет еще форму произвола. Здесь же, на точке зрения нравственности, воля существует как воля духа и обладает субстанциальным соответствующим себе содержанием. Педагогика есть искусство делать людей нравственными; она рассматривает человека как природное существо и показывает путь, следуя по которому он снова рождается, его первая природа превращается во вторую, духовную природу, так что это духовное становится в нем привычкой . В последней исчезает противоположность между природной и субъективной волей, борьба в субъекте сломлена, и постольку привычка входит в состав нравственности, точно так же как она входит и в состав философской мысли, так как последняя требует, чтобы дух был образован, развился настолько, чтобы его не сбивали с толку произвольные парадоксы, чтобы последние были сломлены и преодолены, дабы разумное мышление имело перед собою путь открытым. Человек и умирает также благодаря привычке, т.е. он умирает, когда весь и всецело вкоренился в жизнь привычкой, духовно и физически отупел, и им преодолена противоположность между субъективным сознанием и духовной деятельностью, ибо деятелен человек лишь постольку, поскольку он чего-то не достиг и хочет в отношении этого недостигнутого творить и проявлять себя. Когда это достигнуто, исчезает деятельность и жизненность, и наступающее после этого отсутствие всякого интереса есть духовная и физическая смерть.
§ 152
Нравственная субстанциальность добилась таким образом своего права, а последнее получило свою значимость, а именно: в нравственной субстанциальности исчезли то своеволие и та собственная совесть единичного, которые могли бы иметь самостоятельное наличное бытие и находились бы с нею в антагонизме, так как нравственный характер знает своей движущей целью неподвижное, но в своих определениях раскрытое в действительную разумность всеобщее, познает, что его достоинство, как и всякое наличие особенных целей, имеет свое существование в нем, и это действительно так и есть. Субъективность сама есть абсолютная форма и существующая действительность субстанции, и отличие субъекта от последней как от своего предмета, своей цели и мощи, есть вместе с тем лишь столь же непосредственно исчезнувшее различие формы.
Примечание . Субъективность, представляющая собою почву существования понятия свободы (§ 106) и на точке зрения морали еще отли{188}чающаяся от этого своего понятия, есть в нравственности его адекватное ему существование.
§ 153
Право индивидуумов на свое субъективное определение к свободе находит свое исполнение в том, что они принадлежат нравственной действительности, так как их уверенность в своей свободе имеет свою истину в такой объективности, и в нравственном они действительно обладают своей собственной сущностью, своей внутренней всеобщностью (§ 147).
Примечание . На вопрос отца, каков наилучший способ нравственно воспитать сына, пифагореец дал следующий ответ (этот ответ влагают также и в уста других): сделав его гражданином государства , в котором господствуют хорошие законы .
Прибавление . Педагогические попытки отвлечь человека от всеобщей жизни современности и воспитывать его в деревне (Руссо в «Эмиле») оказались безуспешными, потому что не может удасться стремление отчудить человека от законов мира. Хотя образование юношества и должно происходить в одиночестве, однако не надо думать, что дыхание мира духов не проникает, наконец, и в это одиночество и что сила мирового духа слишком мала для того, чтобы овладеть так же и этими отдаленными частями. Лишь в том, что он – гражданин хорошего государства, индивидуум достигает своего права.
§ 154
Право индивидуумов на их особенность также содержится в нравственной субстанциальности, ибо особенность есть внешний способ проявления существования нравственного.
§ 155
В этом тожестве всеобщей и особенной воли обязанность и право , следовательно, совпадают, и человек обладает посредством нравственности правами постольку, поскольку у него есть обязанности, и у него есть обязанности постольку, поскольку он обладает правами. В абстрактном праве я обладаю правом, а у другого есть в отношении последнего обязанности: в области морали право на свое собственное {189}ведение и воление, равно как и право на свое благо лишь должно находиться в единении с обязанностями и быть объективным.
Прибавление . Раб не может иметь обязанностей, и лишь свободный человек имеет таковые. Если бы у одной стороны были все права, а у другой – все обязанности, то целое распалось бы, ибо лишь тожество есть та основа, которую мы здесь неизменно должны иметь в виду.
§ 156
Нравственная субстанция, как содержащая в себе для себя сущее самосознание в единении с его понятием, есть действительный дух семьи и народа.
Прибавление . Нравственное не абстрактно, подобно добру, а в сильнейшей степени действительно. Дух обладает действительностью, и акциденциями последней являются индивидуумы. При рассмотрении нравственного возможны поэтому всегда лишь две точки зрения: либо мы исходим из субстанциальности, либо мы рассуждаем атомистически и, положив в основу единичное, восходим от нее все выше и выше; в этой последней точке зрения нет духа, так как она ведет лишь к составлению целого из частей; дух же не есть единичное, а есть лишь единство единичного и всеобщего.
§ 157
Понятие этой идеи существует как дух, как знающее себя и действительное, лишь постольку, поскольку оно есть объективирование самого себя, движение через формы своих моментов. Оно есть поэтому:
A. Непосредственный или природный нравственный дух – семья .
Эта субстанциальность переходит в потерю своего единства, в раздвоение и в точку зрения относительности, и есть, таким образом:
B. Гражданское общество , связь членов, как самостоятельных единичных , в некоей, стало быть, формальной всеобщности , связь через потребности этих членов, через правовые учреждения , как представляющие собою средство обеспечения лиц и собственности, и через некоторый внешний порядок , служащий для охраны их особенных и {190}общих интересов, каковое внешнее государство берет себя обратно и концентрируется,
С. переходя в цель и действительность субстанциального всеобщего и посвященной последнему публичной жизни, – переходя в государственный строй .{191}
Отдел первый.
СЕМЬЯ
§ 158
Семья как непосредственная субстанциальность духа имеет своим определением свое чувствующее себя единство, любовь , так что соответствующее умонастроение состоит в обладании самосознанием своей индивидуальности в этом единстве , как во в себе и для себя сущей существенности, чтобы быть в нем не как самостоятельное лицо, а как член этого единства.
Прибавление . Любовь означает вообще сознание моего единства с другим, так что я для себя не изолирован, а приобретаю свое самосознание лишь как отказ от своего особенного бытия и посредством знания себя моим единством с другим и единством другого со мною. Но любовь есть чувство, т.е. нравственность в природной форме; в государстве нет уже любви: в нем мы сознаем единство как закон; в нем содержание необходимо должно быть разумным, и я необходимо должен его знать. Первым моментом в любви является то, что я не хочу быть самостоятельным, стоящим отдельно лицом и что, если вы я был таковым, я чувствовал бы себя несовершенным и неполным. Вторым моментом является то, что я обретаю себя в другом лице, что я обладаю значимостью в нем, и что оно в свою очередь достигает этого же во мне. Любовь поэтому представляет собою чудовищнейшее противоречие, которого рассудок не в состоянии разрешить, так как нет ничего более неподатливого, чем эта точечность самосознания, которая подвергается отрицанию, и которою я все же должен положительно обладать. Любовь есть одновременно и порождение, и разрешение противоречия; в качестве разрешения последнего она есть нравственное единение.
§ 159
Право , которое принадлежит единичному индивидууму на основании семейного единства и которое есть ближайшим образом его жизнь в самом этом единстве, лишь постольку выступает в форме {192}права как абстрактный момент определенной единичности , поскольку семья начинает распадаться, и те, которые должны быть ее членами, становятся в своем умонастроении и действительности самостоятельными лицами и сохраняют теперь лишь в отрозненности, следовательно, лишь с внешних сторон (имущество, алиментация, расходы на воспитание и т.д.), то чтò составляло в семье некоторый определенный момент.
Прибавление . Право семьи состоит, собственно говоря, в том, что ее субстанциальность должна иметь наличное бытие; это, следовательно, – право, направленное против внешнего и против выступления из этого единства. Но любовь, напротив того, есть в свою очередь чувство, некое субъективное, на которое единение не может изъявлять притязания. Если, следовательно, требуют единения, то это требование может быть предъявлено лишь по отношению к таким вещам, которые сами по своей природе внешни и не обусловлены чувством.
§ 160
Семья завершается в следующих трех сторонах:
a) в образе своего непосредственного понятия как брак ;
b) во внешнем наличном бытии, в семейной движимой и недвижимой собственности и заботе о ней;
c) в воспитании детей и распаде семьи.
А. Брак
§ 161
Брак как непосредственное нравственное отношение содержит в себе, во-первых , момент природной жизни, а так как это нравственное отношение есть субстанциальное отношение, то он имеет в себе жизнь в ее целостности, а именно в качестве действительного рода и его процесса. Но в самосознании исключительно лишь внутреннее или в себе сущее единство и именно поэтому, представляющее собою в своем существовании лишь внешнее единство естественных полов, превращается, во-вторых , в духовное единство, в самосознательную любовь.
Прибавление . Брак представляет собою по своему существу нравственное отношение. Раньше он рассматривался, в особенности в большинстве сочинений о естественном праве, лишь с физической стороны, со стороны того, чтò он представляет собою от природы. Его рассматривали, таким образом, лишь как половое отношение, и всякий путь к другим определениям брака оставался закрытым. Но столь же грубо {193}понимание брака как гражданского контракта, представление, встречающееся также еще у Канта; согласно этому представлению произвол обеих сторон договаривается относительно вступающих в договор индивидуумов, и брак низводится к форме взаимного соответствующего договору потребления. Третье представление полагает брак лишь в любви; это последнее представление также должно быть отвергнуто, ибо любовь, представляющая собою чувство, допускает случайность во всех отношениях, а это – образ, которого нравственность не должна принимать. Брак мы должны поэтому ближе определить следующим образом: он есть правовая нравственная любовь; при таком определении из последней исключается все, что в ней преходяще, капризно и лишь субъективно.
§ 162
Субъективным исходным пунктом брака может представляться скорее особая склонность друг к другу тех двух лиц, которые вступают в это отношение, или забота и подготовительные шаги родителей, и т.п.; но объективным исходным пунктом является свободное согласие лиц именно на то, чтобы составить единое лицо , на то, чтобы, погрузившись в это единство, отказаться от своей природной и единичной личности; это единство представляет собою в таком смысле самоограничение, но на самом деле является освобождением входящих в его состав единичных личностей, так как они в нем обретают свое субстанциальное самосознание.
Примечание . Объективным назначением и, следовательно, нравственной обязанностью единичных личностей является вступление в состояние брака. Каков будет характер внешнего исходного пункта, это по своей природе случайно и зависит, в особенности, от характера рефлективной культуры. Одной крайностью являются те случаи, в которых начало браку полагается предусмотрением благожелательных родителей, и в душах лиц, которых предназначают для единения в любви друг с другом, возникает склонность, так как они узнают о том, что их к этому предназначили; другой крайностью являются те случаи, в которых сначала появляется склонность в душах вступающих в брак, именно как этих , бесконечно партикуляризованных лиц. – Первую крайность, или вообще, путь, на котором началом является решение вступить в брак друг с другом, а склонность является следствием этого решения, так что к моменту действительного бракосочетания имеется налицо и то, и другое, можно даже рассматривать как более нравственный путь. – В другой крайности {194}предъявляет свое притязание бесконечно особенное своеобразие и оно находится в связи с субъективным принципом современного мира (см. выше § 124). – В новейших драмах и других произведениях искусства, в которых половая любовь составляет главный интерес, элемент пронизывающего холода, имеющийся в этом притязании, вносится в пыл изображаемой страсти, благодаря связанной с нею полной случайности , благодаря именно тому, что в них представляется положение так, будто весь интерес концентрируется на этих лицах, чтò для этих лиц, может быть, и бесконечно важно, но вовсе не так важно само по себе .
Прибавление . У народов, которые мало уважают женщин, родители устраивают браки по своему произволу, не спрашивая своих детей, и последние допускают это, так как особенность чувства еще не предъявляет притязаний. Девушке нужен лишь муж вообще, и юноше – лишь жена вообще. При других обстоятельствах могут иметь определяющее влияние имущественные соображения, родовитость, политические цели. Тут могут иметь место очень крутые действия, так как брак превращается здесь в средство для других целей. В новейшее время, напротив, влюбленность рассматривается как единственно важный, субъективный исходный пункт. При этом представляют себе, что каждый должен ждать того момента, когда пробьет его час, и что можно отдать свою любовь лишь определенному индивидууму.
§ 163
Нравственная сторона брака состоит в сознании этого единства как субстанциальной цели, следовательно, в любви, доверии и общности всего индивидуального существования; в таком умонастроении и в такой действительности природное влечение низводится на степень модальности природного момента, которому именно и предназначено исчезнуть после его удовлетворения, а выступает в своем праве духовная связь в качестве субстанциального, следовательно, в качестве того, чтò само по себе стоит выше случайности страстей и временного особенного каприза.
Примечание . Что брак в его существенной основе не есть отношение договора, это мы уже указали выше (§ 75), ибо сущность его именно и состоит в том, что он исходит из договорной точки зрения, из самостоятельной в своей единичности личности, чтобы затем упразднить эту точку зрения . Отожествление личностей, благодаря чему семья есть одно лицо , а ее члены суть акциденции (субстанцию {195}же представляет собою по существу отношение акциденций к ней самой), есть нравственный дух брака; этот дух сам по себе, освобожденный от многих внешних черт, которые он носит в своем наличном бытии, именно, в данных, этих индивидуумах и в данных определенных во времени и многообразными способами интересах, – этот нравственный дух, выделенный как образ для представления, был предметом культа в качестве пенатов и т.п., и он вообще составляет то, в чем заключается религиозный характер брака и семьи, благоговейная родственная любовь (Pietät). Дальнейшей ступенью абстракции является отделение божественного, субстанциального от его наличного бытия и фиксирование, таким образом, чувства и сознания духовного единства в качестве ошибочно так называемой платонической любви ; это отделение находится в связи с монашеским воззрением, в котором момент естественной жизни определяется как исключительно отрицательный , и ему сообщается, именно благодаря этому отделению, бесконечная важность, самостоятельное значение.
Прибавление . Брак отличается от сожительства тем, что в последнем имеет значение главным образом удовлетворение естественной потребности, между тем как в браке эта потребность оттесняется на задний план. Поэтому в браке говорят не краснея о таких естественных происшествиях, упоминание о которых при внебрачных отношениях вызывало бы чувство стыда. Но по той же причине брак должен быть признан в себе нерасторжимым, ибо брак имеет нравственную цель, стоящую так высоко, что все другое представляется лишенным какой бы то ни было силы по сравнению с нею и подчиненным ей. Браку не должна мешать страсть, ибо последняя есть нечто ему подчиненное. Но он нерасторжим лишь в себе , ибо, как говорит Христос: лишь из-за жестокости их сердца дозволен развод. Так как брак заключает в себе момент чувства, то он не абсолютен, а неустойчив и содержит в себе возможность расторжения. Но законодательства должны в высшей степени затруднять осуществление этой возможности и охранять право нравственности против каприза.
§ 164
Подобно тому как стипуляция договора уже сама по себе содержит подлинный переход собственности (§ 79), так и торжественное заявление о согласии на нравственный брачный союз и соответственно признание и подтверждение этого заявления семьей и общиной (выступление в этом случае церкви есть дальнейшее определение, о кото{196}ром здесь не место говорить) составляет формальное заключение брака и его действительность , так что этот союз конституируется как нравственный союз путем предшествования одной только этой церемонии, являющейся совершением субстанциального посредством знака , языка, представляющего собою наиболее духовное наличное бытие духовного (§ 78). Чувственное, момент, входящий в состав стороны его природной жизни, этим заявлением положено в нравственном отношении брака как следствие и акциденциальное, входящее лишь во внешнее наличное бытие нравственного союза, который может также исчерпываться одной только взаимной любовью и помощью.
Примечание . Когда спрашивают, чтò мы должны рассматривать как главную цель брака, желая посредством ответа на этот вопрос получить возможность черпать юридические определения или судить о них, то под «главной целью» разумеют ту из отдельных сторон его действительности, которую нужно рассматривать как наиболее существенную по сравнению со всеми другими. Но ни одна из этих сторон, взятая отдельно, не составляет всего объема его в себе и для себя сущего содержания, нравственного, и одна или другая сторона существования брака может отсутствовать без ущерба для его сущности. Если заключение брака как таковое, та торжественная церемония, посредством которой высказывается и констатируется сущность этого союза как некоего нравственного, стоящего выше случайности чувства и особенной склонности , – если эта церемония признается внешней формальностью и лишь так называемым гражданским требованием , то этому акту остается только служить, скажем, цели назидания и удостоверением гражданского отношения, а то даже оно начинает считаться просто положительным произволом гражданского или церковного установления, которое не только безразлично для природы брака, а даже оскверняет чувство любви, и как нечто чуждое противоречит интимности этого союза, поскольку, благодаря ему, сердце придает значение этому формальному заключению брачного союза и рассматривает таковое как предшествующее условие полной взаимной отдачи себя. Такое мнение, претендующее дать высшее понятие о свободе, интимности и совершенстве любви, на самом деле скорее отрицает нравственное в любви, более высокую задержку и оттеснение чисто природного влечения, которое (оттеснение) природным образом содержится уже в чувстве стыда , и благодаря более определенному духовному сознанию поднимается до целомудрия и чистоты . Говоря более точно, мы должны сказать, что этим воззрением {197}отвергается нравственное определение, состоящее в том, что сознание выходит из своей природности и субъективности, собирает себя в мысль о субстанциальном, и вместо того чтобы все еще оставлять за собою возможность выбрать случайное и произвол чувственной склонности, изъемлет этот союз из сферы произвола и, связывая его перед пенатами, передает его субстанциальному, низводя чувственный момент на степень некоего лишь обусловленного момента, момента, зависимого от того, чтò есть подлинного и нравственного в этой связи, и от признания последней нравственной связью. – Наглость и поддерживающий ее рассудок не в состоянии постичь спекулятивной природы субстанциального отношения; но нравственно не испорченное чувство, равно как и законодательства христианских народов, находятся в согласии с нею.
Прибавление . Что церемония заключения брака излишня и представляет собою формальность, без которой можно было бы обойтись, так как субстанциальным является любовь, а последняя даже теряет в своей ценности благодаря этой торжественной церемонии, – это положение было выставлено Фридрихом фон Шлегелем в «Люцинде» и последователем его в «Письмах анонима» (Любек и Лейпциг, 1800). Чувственная отдача себя выставляется там как необходимое доказательство свободы и глубины любви, – аргументация, не чуждая соблазнителям. Относительно связи между мужчиной и женщиной следует заметить, что девушка, отдаваясь чувственно, жертвует своей честью, с мужчиной же, имеющим кроме семьи еще и другое поле нравственной деятельности, дело не обстоит так. Предназначение девушки состоит существенно лишь в браке; требуется поэтому, чтобы любовь получила форму брака, и чтобы различные моменты, заключающиеся в любви, получили свое истинно-разумное отношение друг к другу.
§ 165
Природная определенность полов получает, благодаря своей разумности, интеллектуальное и нравственное значение. Это значение определено различием, на которое нравственная субстанциальность как понятие раскалывается в себе самой, чтобы, исходя из него обрести свой жизненный характер как конкретное единство.
§ 166
Поэтому один пол представляет собой духовное как раздваивающееся, заключающее в себе момент для себя сущей личной самостоя{198}тельности и момент знания и воления свободной всеобщности , самосознания постигающей мысли и воления объективной окончательной цели (Endzweck); другой пол представляет собою сохраняющееся в единстве духовное как знание и воление субстанциального в форме конкретной единичности и чувства ; первый пол представляет собою сильное и деятельное начало, направленное во вне, а второй – пассивное и субъективное начало. Действительная субстанциальная жизнь мужчины протекает и проявляется поэтому в государстве, в науке и т.п., а затем – в борьбе с внешним миром и с собою, равно как и в работе над ними, так что лишь пройдя через раздвоение, он отвоевывает себе самостоятельное единство с собою; спокойным созерцанием этого единства и чувствующей субъективной нравственностью он обладает в семье, в которой женщина имеет свое субстанциальное назначение, и в этой благоговейной родственной любви находит себе выражение также и ее нравственное умонастроение.
Примечание . Поэтому в одном из возвышеннейших изображений этого чувства, в софокловой «Антигоне », благоговейная родственная любовь провозглашается законом преимущественно женщины и законом чувствующей субъективной субстанциальности, внутренней жизни, еще не достигшей своего полного осуществления, законом древних, подземных богов, вечным законом, о котором никто не знает, откуда он появился, и который находится в антагонизме с явным законом государства; этот антагонизм двух законов представляет собою величайший нравственный антагонизм и потому он есть также и величайший трагический антагонизм, который находит в этом произведении индивидуализированное воплощение в женском и мужском началах. Ср. Phänomenologie des Geistes, стр. 383 и сл., 417 и сл.
Прибавление . Женщины могут быть образованными, но для высших наук, как философия, и для некоторых произведений искусства, требующих всеобщего, они не созданы. Женщины могут обладать остроумием, вкусом, изяществом, но идеальным они не обладают. Различие между мужчиной и женщиной таково же, как различие между животным и растением: животное больше соответствует характеру мужчины, растение больше – характеру женщины, ибо она больше представляет собою спокойное раскрытие, получающее своим началом более неопределенное единство чувства. Государство подвергается опасности, когда женщины находятся во главе правительства, ибо они действуют не согласно требованиям всеобщего, а руководясь случайными склонностями и мнениями. Женщины получают свое образование какими-то неведомыми путями и как бы через атмосферу {199}представления, больше благодаря жизни, чем благодаря приобретению знаний, между тем как мужчина достигает своего положения лишь посредством завоеваний мысли и многих технических стараний.
§ 167
Брак есть по существу моногамия , ибо в это отношение вкладывает себя и в нем отдается личность, непосредственная исключающая единичность , и истина и задушевность (субъективная форма субстанциальности ) этого отношения проистекает лишь из взаимной нераздельной отдачи себя этой личности; последняя лишь постольку достигает осуществления своего права сознавать самое себя в другом , поскольку другой имеется в этом тожестве как личность, т.е. как неделимая единичность.
Примечание . Брак, по существу моногамия, представляет собою один из тех абсолютных принципов, на которых зиждется нравственность общественного союза; об учреждении брака рассказывается поэтому как об одном из моментов божественного или героического основания государств.
§ 168
Далее, так как брак получается из свободной отдачи себя этой бесконечно своеобразной для самой себя личности обоих полов, то он не должен быть заключен внутри круга уже природно тожественного , члены которого знают друг друга до мельчайших подробностей, близки между собою во всех отношениях и потому не являются друг для друга бесконечно своеобразной для самой себя личностью; браки должны заключаться между несвязанными друг с другом, первоначально отличными друг от друга личностями, принадлежащими к разным семьям. Поэтому брак между кровными родственниками противоречит понятию, для которого брак есть нравственное деяние свободы, а не союз непосредственно природных существ и их влечений; такой брак между близкими родственниками противоречит, следовательно, также и подлинному естественному чувству.
Примечание . Сам брак рассматривался часто как учреждение, имеющее свое основание не в естественном праве , а лишь в естественном половом влечении, и как произвольный договор; даже моногамию часто обосновывают такого рода внешними соображениями, как например, отношением между числом женщин и мужчин, и подобным же образом запрет браков между близкими родственниками обосновывают {200}лишь смутными чувствами. В основании всех этих объяснений лежит обычное представление об естественном состоянии и о природности права и отсутствие понятия разумности и свободы.
Прибавление . Ближайшим образом против брака между близкими родственниками восстает уже чувство стыда, но это отступление в страхе перед таким браком оправдывается понятием предмета. То, что уже соединено, не может быть соединено впервые посредством брака. Если подойдем к этому вопросу со стороны чисто природных отношений, то мы знаем, что случки между животными, принадлежащими к одному семейству, дают более слабосильный приплод, ибо то, чему нужно соединиться, должно раньше быть раздельным; сила физического рождения, как и сила духа, тем больше, чем больше также и те противоположности, из которых оно восстановляется. Близость, знакомство, привычка к общим действиям не должны существовать еще до брака; они должны быть обретены в браке, и это обретение тем ценнее, чем оно богаче и чем бòльшим количеством частей оно обладает.
§ 169
Семья в качестве лица имеет свою внешнюю реальность в некоторой собственности ; в собственности она обладает наличным бытием своей субстанциальной личности лишь как в некотором имуществе .
В. Семейное имущество
§ 170
Семья не только обладает собственностью, а для нее, как для всеобщего и непрерывно существующего лица , наступает потребность в пребывающем и обеспеченном владении, в имуществе . Имеющийся в абстрактной собственности произвольный момент особенной потребности лишь единичного лица и эгоизм вожделений преображается здесь в заботу о чем-то общем и в добывание средств для чего-то общего , в нечто нравственное .
Примечание . В сказаниях об основании государства или, по крайней мере, нравственно упорядоченной общественной жизни введение прочной собственности появляется в связи с введением брака. Ответ на вопрос, в чем состоит это имущество, и каков подлинный способ его упрочения, получается, впрочем, не здесь, а в сфере гражданского общества.{201}
§ 171
Представительство семьи как правового лица перед другими принадлежит мужу как ее главе. На его долю должно, далее, преимущественно выпадать добывание средств вне семьи, забота об удовлетворении ее потребностей, равно как ему принадлежит право распоряжения и управления семейным имуществом. Последнее есть общая собственность, так что ни один член семьи не обладает особенной собственностью, но каждый из них обладает некоторым правом на общую собственность. Но это право и принадлежащее главе семьи право распоряжения могут приходить в столкновение друг с другом, так как в семье мы еще имеем перед собою непосредственное нравственное умонастроение (§ 158), подверженное обособлению и случайности.
§ 172
Посредством брака конституируется новая семья , которая есть некое для себя самостоятельное по отношению к родам или домам, из которых она вышла; в последних связь имеет своей основой кровное родство, а новая семья основана на нравственной любви. Собственность индивидуума находится поэтому в существенной связи с его брачными отношениями и лишь в более отдаленной связи с его родом или домом.
Примечание . Брачные договоры , в которых имеется ограничение общности имущества супругов, законы о правовой защите жены и т.п., имеют свой смысл лишь потому, что они предусматривают случаи расторжения брака благодаря естественной смерти, разводу и т.п. и представляют собою меры предосторожности, посредством которых в таких случаях за разошедшимися или оставшимися в живых членами прежней семьи сохраняется их доля в общем имуществе.
Прибавление . Во многих законодательствах удержан более широкий объем семьи и эта более широкая семья рассматривается как существенная связь, между тем как другая связь, связь каждой особой семьи, представляется менее важной. Так, например, в древнейшем римском праве женщина, вступившая в шаткий брак, более близко связана со своими родственниками, чем со своими детьми и своим мужем, а в эпоху феодального права сохранение splendor familiae (блеска семьи) делало необходимым, чтобы к ней причислялись лишь члены мужского пола, а также и то, что семья как целое считалась главным, а новообразовавшаяся семья по сравнению с нею стушевывалась. Несмотря на это, каждая новая семья является {202}более существенной, чем более обширная связь родства, и супружеская чета и дети образуют подлинное ядро семьи в противоположность тому, что в известном смысле также называется семьей. Имущественные отношения индивидуумов должны поэтому находиться с браком в более существенной связи, чем с более широким кругом кровного родства.
Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 153; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!