ЗАПИСИ ПЕДАГОГА НА КОНСУЛЬТАЦИИ



Фильштинский В. М. Открытая педагогика. СПб.: Балтийские сезоны, 2006. 367 с.

Л. А. Додин. Учитель, который сомневается................................................................ 3  Читать

От автора................................................................................................................ 5  Читать

НАЧАЛО ОБУЧЕНИЯ

Набор в театральную школу................................................................................. 8  Читать

Три упражнения................................................................................................... 34  Читать

Реплики................................................................................................................. 51  Читать

К теории

О «словесном действии» и других понятиях................................................... 54  Читать

Что кроется за терминами................................................................................... 61  Читать

Этюдное воспитание........................................................................................... 83  Читать

Реплики............................................................................................................... 106  Читать

ЭТАПЫ ОБУЧЕНИЯ

Как возникла наша программа......................................................................... 110  Читать

Стратегия обучения драматического артиста................................................. 114  Читать

Реплики............................................................................................................... 157  Читать

ТЕАТР И ПЕДАГОГИКА

Педагогика в театре........................................................................................... 160  Читать

А. В. Эфрос и этюдный метод.......................................................................... 201  Читать

Неразрешенные вопросы.................................................................................. 217  Читать

Реплики............................................................................................................... 222  Читать

Диалоги с коллегами

Разговоры с Ю. Х. Васильковым..................................................................... 227  Читать

Разговор с В. Н. Галендеевым.......................................................................... 267  Читать

Разговор с Л. В. Грачевой................................................................................. 277  Читать

Реплики............................................................................................................... 302  Читать

ИЗ ПРОШЛОГО

На уроках А. И. Кацмана.................................................................................. 306  Читать

На уроках Л. А. Додина.................................................................................... 328  Читать

ПРИЛОЖЕНИЯ

Н. В. Демидов. Новые материалы (Публикация М. Ласкиной)...................... 345  Читать

М. М. Буткевич. «Опыт»................................................................................... 362  Читать

{3} Учитель, который сомневается

Пытаться учить становиться артистами — это, может быть, одно из самых загадочных занятий на свете. Если, конечно, не понимать под обучением артистов такое натаскивание на определенные двигательные, голосовые, пластические и даже в какой-то мере эмоциональные навыки, когда постепенно закрывается собственно личность. Человек пытается быть художником, а его натаскивают на навыки, которые плотно загипсовывают его человеческое «я», иногда этот гипс бывает даже хорошо раскрашен.

Так сегодня довольно часто учат в России и во всем мире. Артистами, воспитанными в таком роде, заполонен сегодняшний театральный мир. Подобное обучение проходит довольно легко, проблем возникает сравнительно мало. Сталкиваясь с педагогами, которые работают таким образом, я особой озадаченности проблемой воспитания, создания, образования будущего художника у них что-то не замечал.

Совсем другое дело, если речь идет о воспитании артиста, которого ты представляешь себе как воплощение живого дыхания, живого человеческого нерва, собственной природы, максимально выраженного собственного «я». Если в процессе того, что мы пока условно назовем обучением, ты пытаешься достучаться до него, помогая достучаться самому молодому человеку до определенной «самости», найти эту «самость» в себе и овладеть ею. Если ты хочешь максимально помочь реализоваться тому, что изначально заложено в человеке. Пластическое, двигательное, музыкальное, речевое, общеобразовательное etc., etc. воспитание, будет направлено не на натаскивание, чтобы при случае можно было воспользоваться рядом навыков, а на пробуждение и реализацию самой личности, которая, мобилизовав волю и научившись жить воображением, развив максимально свои возможности, сможет всей своей нервной системой, всем своим организмом реагировать на то, что воображение подсказывает. И реакция эта будет всегда предельно интересна, выразительна, не потому что человек думает о выразительности, а потому что иначе его организм уже не может. Личность его содержательна, организм его разносторонне развит. То есть, по сути, речь идет о том, чтобы попытаться дать возможность будущему художнику «быть, а не казаться», если воспользоваться великой формулировкой Константина Сергеевича Станиславского.

Речь зашла о Станиславском, и сразу становится понятно, что, видимо, дальше разговор пойдет о методе Станиславского, о воспитании по системе Станиславского, и уже становится вроде бы как-то скучно. На самом деле, думаю, что метода Станиславского в том понимании, о котором написано немало книг, как такового не существует. Не существует скучной рецептуры, дающей ответы на все вопросы, знающей «как», «что», «когда» делать, что такое действие, что такое «сквозное», сверхзадача, из каких кубиков строится роль и как эти кубики выстраивать. Все это не имеет к несчастному имени Константина Сергеевича никакого отношения. На самом деле метод К. С. — это непрерывный, бесконечный поиск живой дрожи живой материи, поиск великих секунд живой жизни живого человеческого чувства, живой человеческой мысли. Многократное повторение слова «живой» не есть стилистическое косноязычие. Это суть искусства. Обнаружение, создание, рождение новой жизни, новой реальности, более концентратной и более остро говорящей о жизни, чем сама жизнь.

Сегодня, когда само наше существование иссыхает в путах сплошной техногенности, интернетного общения и массовой суррогатности от продуктов до материнства, {4} вечная задача искусства становится еще актуальней. Метод, таким образом, превращается в дорогу непрерывного поиска нового, непрерывного отказа от того, что уже найдено, непрерывного, мучительного подчас, всегда радостного при этом, в силу своей мучительности, поиска нового качества живого процесса человеческой жизни.

Если мы говорим о таком поиске, то, наверное, уже нельзя сказать, что речь идет об обучении, потому что учить ты можешь только тому, что сам знаешь. А раз ты каждый день начинаешь с того, что не знаешь, каждый день заново ищешь ответы на возникающие перед тобой вопросы, значит, единственное, что ты можешь, — это дать идущим рядом с тобой молодым людям возможность попытаться научиться вместе с тобой искать живое вокруг себя, искать живое в самом себе, искать самого себя. Тогда, наверное, речь пойдет уже не о педагогике, а об учительстве. Русский язык богат. Недавно в интервью французским журналистам я никак не мог объяснить разницу между двумя этими понятиями: педагог и учитель. Пришлось вспомнить о Библии, о первом Учителе. Действуя по образу и подобию Божьему, педагог-учитель тоже в какой-то мере берет на себя функцию Демиурга. Он, если и не создает, то помогает рождению человеческой личности или навсегда калечит и убивает ее.

Сегодня так называемая театральная педагогика повсеместно во всем мире на корню уничтожает человеческое начало, сводит все к ничтожному, пошлому ремесленному умению весьма невысокого пошиба. Из школы уходит культурная память и духовные задачи. Уйдя из школы, они уходят из театра. Кризис театральной педагогики и кризис мирового драматического театра в целом — вещи неразрывные. Поэтому и обновление театра не может начаться, если не начнется обновление в педагогике.

Оттого так важна предлагаемая вашему вниманию, не претендующая вроде бы на многозначительность, очень искренняя книга Вениамина Фильштинского. Ученик замечательного учителя — Матвея Григорьевича Дубровина, истовый последователь всего лучшего, что было в русском театре, недаром в книге так часто наряду со Станиславским вспоминаются Кнебель, Демидов, Эфрос. Вениамин Фильштинский искренне ищет. Может быть, иногда наивно верит в найденное, но, к счастью, так же искренне сомневается в нем и ищет дальше. Мне кажется, сегодня Вениамин Фильштинский — один из немногих, скажем гордо, учителей, которые терзают в поисках, прежде всего, самого себя. Может быть, поэтому с таким удовольствием позволяют ему терзать себя его ученики. Может быть, поэтому они так любят его. Может быть, поэтому ему кое-что удается.

Однако, как только начинаешь записывать и анализировать реальный практический опыт, а педагогика вещь абсолютно практическая, сиюминутная, каждодневная, возникает простительное для каждого практика желание обязательно обобщить и обязательно сделать некоторые итоговые выводы. Естественно, возникает опасность излишней научности. Может быть, даже начетничества. Но честность автора не дает ему избегнуть сомнений, и следующие предположения разбивают, к нашей радости, выводы, которые были сделаны только что. И, значит, поиск продолжается. Погружаясь в эту книгу, мы погружаемся в реальный педагогический процесс. И это самое главное. Издревле художественный опыт передавался, прежде всего, цеховым способом, из рук в руки, от мастера к мастеру, от человека к человеку. Поэтому искренняя запись живого человеческого опыта, со всеми его проторями и убытками, чрезвычайно важна и интересна. Убежден: преодоление кризиса сегодняшнего театра должно начинаться в театральной школе. Именно здесь наше дело, ставшее сегодня до подлости несерьезным, должно возвращать свою серьезность. Именно здесь театр, ставший до наглости безответственным, должен вспомнить о своей ответственности.

Лев Додин

{5} От автора

Актеры и режиссеры, как правило, не любят теоретизировать. Как и театральные педагоги. Все мы знаем цену абстрактному «станиславсковедению». И поэтому преподаватели, особенно работающие много лет, сознательно ускользают от терминов, избегают излишних теоретических рассуждений.

Однако… каждый делает свое дело по-своему, но ведь мы допускаем ошибки — ошибки, которых при новом наборе нам хочется избежать. Новых учеников хочется учить хоть немножко, да по-новому: надежнее, тоньше, эффективнее. Вот главная причина, по которой мы в нашей мастерской «беремся за перо». Вот почему мы стремимся фиксировать и как-то обобщать наш опыт. Таким образом, и я хочу это подчеркнуть особо, мы теоретизируем для себя.

Что же касается рекомендаций другим педагогам относительно методики преподавания, то, разумеется, на это мы не претендуем — упаси Бог кого-то поучать в театре или в театральной педагогике. Об этом не может быть и речи. Другое дело, если кто-то заразится от нас желанием писать о своей работе, размышлять о собственном педагогическом опыте, соотносить свой опыт с опытом других — вот что, нам кажется, было бы неплохо. Одним словом, мы — за открытую педагогику.

В этой книге речь пойдет об этюдном методе, этюдном подходе. Эта материя довольно неопределенная, хрупкая при всей, казалось бы, известности выражения «этюдный метод». Что такое «этюдный метод» — понять сложно, тут десятки нюансов. А еще сложнее применение его на практике: тут есть и победы, и поражения, и тупики. Однако мы выбрали именно этот путь, и идем именно по нему, идем то твердо, то срываясь, то осознанно, то интуитивно. Иногда мы пытаемся наш подход оговорить, сформулировать, обосновать. Иногда ссылаемся на Станиславского, иногда спорим с излишней категоричностью формулировок, но в итоге опять-таки совпадаем со Станиславским. Нам кажется, что родоначальник всех корневых {6} наших понятий все-таки он. Читателям судить, где мы правы, где заблуждаемся, где противоречим сами себе. В каком-то году думаешь так о педагогическом процессе, а через год — несколько иначе.

Считаю своим долгом выразить искреннюю благодарность тем, кто помогал мне в работе над книгой. Это, прежде всего, Лев Геннадиевич Сундстрем, а также Михаил Анатольевич Ильин, Евгения Ивановна Кириллова, Владимир Павлович Фунтусов и многие другие. С каким терпением они читали мои «варианты», с какой деликатностью указывали на хромающие формулировки и заключения. Спасибо! Особая признательность моей жене Тамаре Морозовой, вместе с которой мы прошли сложный путь подготовки рукописи к печати.

{7} НАЧАЛО ОБУЧЕНИЯ

{8} Если бы меня спросили, существует ли модель идеального творческого взаимодействия режиссера и актера, момент их идеального содружества, я бы ответил: Это «набор»… Это такое творческое предприятие, которому, пожалуй, нет аналогов в театральной реальности…

НАБОР В ТЕАТРАЛЬНУЮ ШКОЛУ

Если бы у меня спросили, существует ли модель идеального творческого взаимодействия режиссера и актера, момент идеального их содружества, я бы ответил: «Это набор».

Набор нового курса — интереснейшее дело, замечательный процесс. Это такое творческое предприятие, которому, пожалуй, нет аналогов в театральной реальности. К сожалению, режиссер и актеры редко бывают в таком единодушии, в таком одновременном азарте, в таком напряженном творческом контакте, как набирающий педагог и абитуриент. Вроде бы, и неудивительно, что процесс этот похож на работу режиссера с актером. Так же первый дает задание, так же второй стремится его выполнить. Но возникает какая-то особая связь, особое взаимопонимание, особое, я бы сказал, напряжение интуиции с той и с другой стороны. Здесь не задают лишних вопросов и не объясняют слишком долго того, что должно быть понято с полуслова. Абитуриент задавать лишние вопросы не имеет права в силу своего абитуриентского положения. А педагогу некогда, ему не до слов. Он сосредоточен на стремлении выявить творческий потенциал данного молодого человека.

АБИТУРИЕНТЫ

Те из них, кто потом стали студентами, о приемных экзаменах вспоминали так.

Миша К.: «Экзамены — это ураган, круживший постоянно, не давая ни на минуту расслабиться, отдохнуть или опомниться».

Маша Ж.: «Экзамены — это была такая карусель, которая закрутила голову, душу и тело. Экзамен — это море чувств: азарта, страха, желания творить, добра, радости, сопереживания…»

Миша П.: «Все это было как аттракцион для любителей острых ощущений. С одной стороны, — страшно, с другой, — очень интересно. {9} Во время экзаменов, выходя из аудитории в коридор, я ловил себя на мысли, что мне снова хочется попасть в экстремальную ситуацию, что снова хочется на сцену… Я вдруг понял, что мне это нравится, что я не могу без этого жить, что я, несмотря на страх, волнение и переживание, получаю от этого удовольствие».

Андрей П.: «Во время вступительных экзаменов я больше руководствовался ощущениями, нежели мыслями. Где-то за неделю до консультаций я начал чувствовать какие-то потусторонние импульсы. Сейчас, оценивая эту ситуацию, я могу сказать, что это была моя интуиция, которая работала очень сильно вследствие общего рабочего настроя».

Маша Л.: «После каждого вступительного тура и репетиции я испытывала особую усталость, какую не чувствовала никогда. Я поняла, что, по большому счету, актеры работают не ради успеха у публики, а ради радости от процесса работы».

Витя Р.: «На приемных экзаменах было так много всего того, чего нет в жизни!.. Если бы мне предложили еще раз поступать, то я согласился бы с удовольствием».

ОБ ОШИБКАХ

Мастера, ведущие прием, не жалеют сил. С огромной самоотдачей действуют абитуриенты. К тому же, мастер работает не один. Он окружен квалифицированными советниками — соратниками по будущему классу. Это педагоги актерского мастерства, специалисты по сопутствующим дисциплинам: хореографы, речевики, музыканты, студенты старших курсов, которые тоже помогают… Казалось бы, такое содружество должно сработать на стопроцентный результат… Казалось бы, не может быть ошибок. Увы, ошибки, тем не менее, случаются…

Что это означает? Что нет объективных законов набора? Может быть… Во всяком случае, сразу же бросается в глаза разноголосица оценок абитуриентов у разных мастеров… У тебя человек «слетает» с набора, а к другому мастеру поступает. Ну, ладно, он у тебя «слетает» с третьего тура, из нескольких способных студентов ты выбрал не его, а другой педагог его взял. Это еще можно понять. Но когда со второго тура, и даже с первого кто-то «слетает» и легко поступает тут же к другому мастеру? Более того, есть случаи, когда абитуриент не проходит в одной мастерской даже отборочную консультацию, то есть наглядно профнепригоден, а к другому мастеру все-таки попадает… Значит, мы по-разному разгадываем загадки человеческой личности… Или не разгадываем… Например, берешь человека после полуторамесячных труднейших для него {10} творческих испытаний, а он уходит из института, даже не приступив к учебе. Другой начинает вроде бы неплохо учиться, но через две недели уходит в какой-то рок-ансамбль. Или, молодой человек поступил с блеском, причем на экзаменах проявил невероятную волю, сделал все, что мог. Цеплялся, как говорится, зубами за каждое задание, ловил каждое замечание и вот — поступил! И вдруг этот парень уже в середине первого семестра начал прогуливать, пить… Что это значит? Ведь эти счастливчики были избраны каждый — порой из ста или, по крайней мере, из восьмидесяти человек.

Я сейчас не говорю про ошибки, которые обнаруживаются позже… Девушку взяли безоговорочно, с восторгом, а она, закончив институт, стала продавщицей. Молодой человек учился на актера, а стал заведующим автобазой. Не означает ли все вышесказанное, что набор — лотерея?

Кстати, у одной абитуриентки описано сходное ощущение.

Ольга Р.: «Когда я пришла на отборочный тур, мне не было страшно, и я почти не волновалась. Было очень весело и интересно. Мне казалось, что я не поступаю в институт, а играю в кегли. Я — кегля, все абитуриенты — кегли, а все преподаватели — шары. Стою я однажды в коридоре, катится на меня большой шар. Я спрашиваю соседнюю кеглю: “Это кто?” А она мне говорит: “Это Галендеев”. Я увернулась, а соседку сбили».

Значит, игра? Лотерея? Нет, конечно! Ведь если мы даже ошибаемся в пяти процентах, в остальных девяноста пяти мы правы. Но чего же нам стоят эти девяносто пять процентов?! Вот поэтому так хочется в этом полуинтуитивном процессе приема в театральную школу найти закономерности, логику, чтобы в следующий раз было меньше ошибок.

ПЕРВЫЕ КОНТАКТЫ

Задолго до начала консультаций начинается игра двух «интересов» — абитуриентов и набирающих педагогов. И те, и другие, оставаясь внешне невозмутимыми, тем не менее, нервничают. И приглядываются друг к другу… На Моховой появляются молодые девушки и юноши, которые робко подходят к серому зданию, открывают тяжелые двери, спрашивают об условиях приема, шепотом говорят друг другу о проходящем мимо седом человеке: «Это Петров» или «Это Красовский».

С другой стороны, и ты, набирающий педагог, не без волнения смотришь на молодого человека, подошедшего к тебе на Моховой улице.

— Простите, вы такой-то?

{11} — Да. А что вы хотели?

— Я хотел бы поступить к вам. Я, правда, еще учусь в военном училище, но должен демобилизоваться…

— Ну что ж, действуйте, время еще есть. (Говоришь нарочито спокойно, а сам уже жадно отмечаешь: хорошее лицо, низкий голос, неглупые глаза…)

Или подходит молодой финн, и идет знакомство на корявом английском языке, однако сквозь этот спотыкающийся разговор ты все же улавливаешь серьезность намерений этого юноши.

Но вот приближается момент консультаций. Волнение абитуриентов нарастает. Потом они написали об этом так:

Миша П.: «Очень страшно идти на прослушивание. И, честно говоря, я как можно дольше оттягивал этот момент… И вот, когда наступил этот день, я шел и думал, что мне нужен случай, удача…»

Галя О.: «Четырнадцатое мая — день консультации. Утро. Меня бьет отчаянная дрожь».

КОНСУЛЬТАЦИИ

Что такое консультации? В небольшой комнате сидит педагог (реже двое), в коридоре теснятся абитуриенты. Лаборант кафедры разбивает их на десятки. И вот в комнату входят десять взволнованных, притихших разнокалиберных, разношерстных, одетых кто как (один принарядился, другой чуть не в уличной куртке) мальчиков и девочек. Кто смотрит испуганно, кто нервно улыбается, но спокойных нет — все напряжены. Первое дело (как, впрочем, во всяком творческом процессе) успокоить их, расслабить. Предлагаешь сесть поудобнее, шутишь, долго записываешь фамилии, спрашиваешь отчества, «наивно» интересуешься: «Что это вдруг вы собрались в театральный институт?» Сам тем временем, разумеется, рассматриваешь, ловишь искорки обаяния, привлекательности, ума, эмоциональности.

Официальная программа знакомства на консультации: стихотворение, басня, отрывок из прозы. Бывает, что абитуриенты предлагают исполнить какой-нибудь монолог из пьесы, сыграть сценку из своего самодеятельного репертуара — это отвергаешь (во всяком случае, поначалу). Вышеозначенных трех жанров вполне достаточно. Тут уникальное сочетание. Стихи дают возможность оценить чувство поэзии у поступающего, темперамент, возможность надбытового сценического существования. Проза преимущественно выявляет ум, логику, самообладание, возможности воображения. Басня — юмор, живость и характерность (то есть потенциальную способность к перевоплощению). Разумеется, {12} по репертуару сразу видно, есть ли у абитуриента какая-то культура, какое-то общее воспитание…

Так складывается первое впечатление об абитуриенте. Естественно, проще всего с теми, кто наглядно не имеет права на профессию. Их отсеиваешь с облегчением. А вот остальные… Тут педагог выполняет одновременно три дела.

Первое: общается с абитуриентом.

— Стихи!.. Басню!.. Прозу!.. Достаточно… Извините, что прерываю… Начните снова вот с этого места… А нет ли еще стихов? А другой басни? А кто с вами разучивал стихи? Сами? А басню? Играли в драмкружке? А что вы там еще играли?..

Второе: смотреть, смотреть и смотреть, подстерегать, как я уже говорил, «искры»…

Третье: хоть коротко, хоть в двух-трех словах успеть зафиксировать свои впечатления, что-то записать, иначе забудешь или перепутаешь.

Некоторые листочки у меня хранятся до сих пор.

ЗАПИСИ ПЕДАГОГА НА КОНСУЛЬТАЦИИ

«Глухой голос…

небольшое обаяние…

человечески мила…

жантильный…

маленькая голова…

большелобая, поступала в прошлом году, романтизм и свежесть потеряны, ума не прибавилось…

скучна, одинакова, говор…

танцует плохо, но приятно стесняется…

характер, видимо, ужасный, играет на рояле…

робка в чтении — сидела смелее, нужно раскрутить…

аморфный, без темперамента…

небольшой лирический порыв есть…

какой-то ум, улыбка; слух под вопросом…

речевые дефекты…

сумасшедший…

смешная, надеть другую кофту…

столяр-краснодеревец…

лентяй? или не проснулся, нет впечатлительности…

серый, приплюснутое лицо…

мелкое лицо…

потасканная…

о, если б нашлась лирика!..

{13} троечник по литературе и истории…

травести?..

длинная, рыжая, нелепая, песни из репертуара Анны Герман…

нет энергии, воли…

скучен, но есть иррациональность… юмор?..»

и т. д.

 

Хорошо, что абитуриенты никогда не прочтут этого. Здесь много обидного… Но это лучше, чем, не заметив человеческих несовершенств, обидеть будущих зрителей. И тут, кстати, нет никакого пренебрежения к абитуриентам как к людям. Более того, когда отказываешь кому-то после консультации, обязательно говоришь: «Вы на себе крест не ставьте, у нас идет соревнование, мы выбрали не вас, но вполне возможно, что вы понравитесь другому мастеру или в другом театральном вузе…».

КОНСУЛЬТАЦИИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

Консультации в институте продолжаются, но одновременно с основным потоком мы просматриваем и разные любительские студии, литературные и гуманитарные классы и т. п. Как только мы слышим, что где-то есть группы ребят, нацеленных на театральный институт, мы сразу туда бросаемся — боимся упустить что-то ценное, способного человека. Однако на самих консультациях (так как очень много поступающих) мы в то же время себя несколько ограничиваем.

Вот идет очередная десятка, и уже сам себе ставишь преграды. Настраиваешь, например, себя: «Ой, слишком это много — пять человек из десяти пропускать». А когда только два или три человека проходит из десятки, то даже как-то внутренне радуешься. Даже (парадокс!) радуешься, когда идет явно неподходящий человек с плохими данными, слишком маленький, например, или с неприятным лицом… Почему? Потому что боишься «замусорить» первый тур. На первом туре желательно, чтобы было уже сравнительно немного народу, чтобы каждого можно было рассмотреть подробнее. Вот и начинаешь на консультации немножко механически, торопливо отсеивать. Конечно, помнишь, что у Станиславского написано: «… долой спешку, заставляющую в несколько часов пропускать десятки людей». Но что делать, если у тебя счет идет на сотни. А иногда отсеешь какую-нибудь девицу, а она все равно не выходит из головы. И вот ходишь несколько дней и жалеешь о какой-нибудь Ивановой: «Что же я наделал! А вдруг? А вдруг она не Иванова, а Комиссаржевская?!» И готов за ней чуть ли не гонцов {14} посылать, чуть ли не телеграммы ей слать: где эта Иванова, есть ли в картотеке ее адрес? И снова своих коллег-педагогов предупреждаешь: при малейшем сомнении решайте вопрос в положительную сторону, пропускайте абитуриента на первый тур.

ПЕРВЫЕ ТУРЫ

Первый тур по сравнению с консультацией — это совсем другое дело. Перед нами уже обозримое количество людей, триста человек. И мы видим их уже не в первый раз. К тому же первый тур — акция не только нервная, но и немного торжественная.

Первый тур проводится уже в сравнительно приличном помещении, в большой аудитории, а не в комнатенках, как консультации. Включаем дополнительный свет, на столе появляются цветы, вокруг собирается много любопытных… И, самое главное, мастер теперь не один, а в окружении других специалистов. Это еще не вся приемная комиссия, как будет впоследствии, но все-таки, имея рядом советчика, прием, конечно, вести легче. С другой стороны, начинается новая степень сложности. Уже нет отрицательных случаев, по явным показаниям уже не отсеешь, как на консультации, — по лицу, рукам, ногам, по голосу, по явной глупости абитуриента. Тут более тонкие ситуации. Исследуешь не спеша, советуешься с педагогами. Но и сами эти советы тоже по-своему не просты. Возникает борьба мнений, их соотнесение, начинаются уже «влияния» на мастера: слева говорят одно, справа — другое. Но, в конце концов, конечно, ему решать, кого пропустить дальше. Еще нюанс. Появляются молодые люди, за которых хлопочут. Это актерские дети, либо приближенные к актерским семьям девушки и юноши. Возникают дополнительные проблемы. Конечно, мы не возьмем кого-то только потому, что он сын такого-то, но, тем не менее, этих мальчиков и девочек изучаешь особенно тщательно, — что ни говори, в генах у них должно что-то быть, и тут «да» и «нет» должны быть особенно обоснованы.

Первый тур — это и подробная беседа с абитуриентом у педагогического стола.

— Расскажите про себя… Вы уже занимались театром где-нибудь?.. В любительском театре? В каком — студенческом? Народном? Где он находится, кто им руководит? Что играли? А папа, мама кто по профессии? Как они относятся к вашему стремлению стать актером? А вы еще что-нибудь приготовили? Отлично. Впрочем, сначала повторим, что было. Напомните нам, что вы читали в прошлый раз. Начните с басни.

{15} Разумеется, у педагога записано, что абитуриент читал на консультации, что было хорошо, что плохо, что ясно, что невнятно. Но ведь прошло время. Если человек способный, что-то должно было измениться в исполнении.

— Теперь читайте новое… Спасибо. А еще какие-нибудь стихи знаете? Еще какую-нибудь прозу? А Гоголя, которого вы читаете, любите? За что? Не очень любите? Ах, вы вообще-то больше Пушкина любите? Зачем же вы читаете Гоголя? Вам посоветовали? Кто же это такой авторитетный у вас советчик? Нет уж, давайте читайте то, что вы любите. То, что вы очень любите.

Говоришь с абитуриентами, шутишь, споришь, провоцируешь на новые и новые проявления. Но, главное, повторяю, смотреть. Смотреть и записывать.

БЕГЛЫЕ ЗАПИСИ НА ПЕРВОМ ТУРЕ

Эти записи немного другие, они менее категоричны, чем записки на консультациях. В них все время причудливо переплетаются плюсы и минусы. И часто встречается обнадеживающее «НО»!

 

«Кривляется, но заданиям поддается…

маленький, но будет расти…

сидел убого, но встал хорошо…

тупой, но нервный…

то визжит, то завораживает…

кривонога, но хорошие низы в голосе…

живая, хотя и не раскручивается…»

 

Однако иногда подтверждаются и недостатки:

 

«зажим в верхней части тела…

слишком бойка…

наглость, сухость, подозрительное “обаяние”…

 

непроста и тазом дергает…

капризная хабалка-курящая, красоты не хватает…

раскоординирована…

скороговорка…

чудовищная неорганизованность…

склонна к полноте…

вяло-кокетливая…

горласта…

противный характер… все-таки тусклая…

{16} игрун, а нужна настоящая лирика…

маломощная…

хамоват…

стала бабой, кокетничает (это по отношению к абитуриентке, которая поступала уже второй год)…

нарочито пучит глаза…»

 

Но вот снова надежда:

 

«уродка, но светится…

чем-то волнует…

не хотелось прерывать…»

 

Первых туров было несколько. 1‑й первый тур, 2‑й первый тур… Иногда их восемь. На 1‑м первом бываешь еще сам зажат, торопишься, потом себя же ругаешь, мол, не нужно было спешить, того или иного абитуриента внимательнее смотреть, энергичнее «раскручивать», с таким-то больше повозиться, а на такого-то не надо было тратить времени. Потом, перед следующими первыми турами уже берешь заранее списки десяток, которые намечены на очередной день, вглядываешься в них, заранее настраиваешься, изобретаешь задания:

— Вы в лесу. Наклоняетесь, чтобы срезать подберезовик, — и вдруг видите — граната!

— Молодой человек, снимите пиджак и читайте проще, а вы, девушка, встаньте на каблуки… Возьмите туфли у соседки… Тянитесь вверх и читайте…

— Вы выбегаете из горящей квартиры — «Пожар!»

— Попробуйте эти стихи петь… Да, да, как в опере…

— Пожалуйста, читайте стихи с грузинским акцентом… С китайским акцентом… а теперь по-вологодски…

… Но вот закончились и первые туры. Готовимся ко второму туру. На руках список из ста пятнадцати человек. На их изучение есть три дня…

ОСТАЛОСЬ 115

Перепечатываем списки. Читаем-перечитываем. Обсуждаем, и хотя путаем порой фамилии, облик каждого абитуриента уже помним. Ребята нам нравятся, но все же сто пятнадцать — много.

В желании разгадать, дифференцировать эту сотню даем домашнюю письменную работу. Тема: «Люди, которых я люблю».

У этого задания есть недостаток. Как всякое домашнее задание оно дает возможность абитуриенту, желающему «хорошо выглядеть», {17} посочинять да политературничать. Однако есть и достоинства. Во-первых, задание все же предполагает лирику, рассчитано на то, чтобы высветить лучшее в человеке. Второе: это задание в ситуации, когда второй тур еще не скоро, поддерживает и стимулирует непрерывную духовную жизнь абитуриента. А это очень важно…

Впрочем, вслушаемся в голоса абитуриентов и постараемся заранее прикинуть, брать ли автора работы в театральную школу или нет. Итак…

«ЛЮДИ, КОТОРЫХ Я ЛЮБЛЮ»

Татьяна Б. написала: «Я очень люблю мою маму с вечно молодой душой, и с радостью возвращаюсь в милый семейный уголок, где тебя всегда поймут, где надеются и ждут, что ты забудешь о плохом. И еще я люблю Андрея Миронова, Сергея Есенина, Владимира Высоцкого…». Не правда ли, выспренняя инфантильность? Конечно, эта девочка у нас потом не прошла.

Светлана П. Эту девушку мы долго держали, что называется, «на мушке», пытались из нее что-то «вытащить». Но что выжмешь из человека, который начинает сочинение эпиграфом: «Я думаю о вас ночами. И днями думаю о вас. И вырастает за плечами Подобье крыльев каждый раз». А кончается сочинение так: «И наша нежность, наша дружба сильнее страсти, больше, чем любовь».

Однако были не только поверхностные работы. Очень часто сквозь общие фразы, поверхностность, литературность прорывались сильные чувства.

Игорь К.: «И я разозлился на всех: на Катю, на брата Олега, на художников, на Зарецкого. Я ненавидел их в эту минуту. И мне стало так жалко себя, что я заскулил, выплескивая накопившуюся во мне тоску, завсхлипывал и, наконец, не выдержал, завыл в полный голос, поднялся с кровати и поволочился в ванную. Как там это делается — набирают воду, кажется, берут лезвие… Я представил себя лежащим в полной ванне. Бр‑р‑р! И тут я вспомнил о родителях. Да нет же! Я никогда не сделаю этого. Я люблю их и никогда не сделаю этого. Я люблю их и не могу принести им такого горя. И все еще люблю Катю и не сделаю так, чтобы она обвиняла себя. Я люблю Илью. И художников своих тоже люблю. Я всех их люблю. Господи! Ты обрек меня любить. Ты дал мне дар — или, может, несчастье — любить этих людей. Я не хочу, чтобы им было больно. Спаси же нас, Господи!»

Ксения Р. Ее сочинение написано интересно, с чувством. В нем, например, есть образ отца: «Я сама знаю, что мне нужно, чтобы {18} уснуть. Папа, дай мне свою руку. Нет, не так, ладонью вверх. Вот теперь я положу ее под щеку и усну».

Миша Т.: «Очень сложно писать о любви. Казалось бы, самое теплое, родное состояние, а вот написать об этом сложно. Понял, что говорить об этом можно только одному человеку. Тому, кого ты любишь. Это какие-то очень интимные слова. Слова, которые показались бы, наверное, очень смешными, нелепыми на бумаге. Многих людей люблю. Люблю свою девушку безумно. Просто за то, что она есть. За то, что встретил ее однажды… За бесконечные ссоры, за слезы, за молчание в телефонной трубке, за ее глупые вопросы, за то, что ей постоянно не везет. Люблю свою маму. Наверное, самый близкий человек мне — это она. Люблю за то, что ждет. Когда меня по ночам не бывает дома, она сидит и ждет, спать не ложится. Вот так. А мне уже 20 лет! Люблю за то, что она все знает про меня, про друзей моих. Я ей об этом не говорю, но она знает. Во сне, что ли, видит… люблю свою маленькую сестру. За слезы, сопли, слюни, за то, что до сих пор писает в штаны, и никакие угрозы не помогают. Люблю за то, что она самый естественный, добрый и безобидный человек на земле…».

Ольга Р.: «Был у меня человек, которого я очень любила. Он был для меня самым умным, самым красивым, самым великодушным, самым мужественным. Звали его Саша… И вот мой Саша стал колоться. Новое увлечение захватило его всерьез. Мне было страшно, а ему интересно. Наркотики уводили его все дальше от меня, в другой мир. Когда первая эйфория прошла, Саша понял и сам, что дело приняло серьезный оборот. Вот тут-то по-настоящему стала нужна ему я. Я забыла все на свете, родителей, работу, себя. Я жила только им, только его болью. Я сторожила его сон, когда ему удавалось заснуть, я его убаюкивала, как дитя, когда ему было плохо, придумывала и рассказывала ему о нашем чудесном будущем, о том, что скоро наступит весна, но это не помогало. Все шло по-старому. Я разыскивала его по притонам, вытаскивала из РОВД. Я превратилась в надежного, преданного, как собака, друга. Но Саша устал бороться и искал смерти. Мне несколько раз удавалось убедить его не делать этого. А потом он мне предложил вместе покончить жизнь самоубийством. Я не хотела умирать, потому что молода, во мне еще много жизни и сил… Я отказалась. Было ли это предательством — не знаю…».

Какой драматизм! И какая хорошая память на жизненный опыт…

Катя Р.: «Рано. Восходит солнце, пустой пляж, и мы с папой во весь дух бежим по воде вдоль моря. А еще мы плавали вдвоем {19} очень далеко за буек, и я держалась за его плечи и болтала ногами, а он плыл часами неутомимо, как кит… много всего было…».

Катя — девочка с поэтическим внутренним миром. И умная, и одаренная… Увы! Лицо и фигура подкачали.

Но вот начинается…

ВТОРОЙ ТУР

Мизансцена меняется. Дело переносится уже на Малую сцену. И комиссия увеличивается.

Рекомендуя абитуриента на третий тур — пропускать или не пропускать, — чью-то судьбу решаем сразу после десятки, а относительно кого-то тянем до последней минуты, давая себе еще одну возможность подумать, оставляем фамилию в своих списках «до конца дня». Колебания, колебания…

Второй тур — это еще более углубленное изучение личности поступающего. Но это и изучение профессиональных возможностей абитуриента. Каков, скажем, диапазон голоса у юноши или девушки? Или диапазон возбудимости? Диапазон заразительности, наличие воображения, фантазии и т. д.

На втором туре нужно уже не просто расслабить, освободить абитуриента от скованности — нужно «раскачать» его. А это не так просто. Очень помогают, наряду с другими приемами, музыкальные задания. Они ведь нужны не только для изучения вокальных или танцевальных возможностей поступающего. Музыка «раскачивает» весь творческий организм абитуриента.

Задания, задания…

— Сережа, подойдите ближе, еще ближе, совсем близко, читайте негромко… шепотом… Не торопитесь… С паузами…

— Татьяна, отойдите дальше, еще дальше, в самую глубину… Вас не слышно! Громче… Еще громче. В три раза громче…

— Михаил, сядьте, пожалуйста, поближе к нам, к столу… Расскажите-ка еще раз, зачем все-таки вы хотите стать артистом…

— Кирилл, станцуйте нам, пожалуйста, адажио… Можно с Машей… Да, из «Лебединого озера»…

— Алеша, побудьте, пожалуйста, зайцем… а теперь черепахой… а теперь пауком… а попробуйте петилопой… Что это за зверь? А вы не задумывайтесь, играйте петилопу все. Мы и сами ее никогда не видели…

— Андрей, вот вам ситуация: вы — вещий Олег. Пришли на могилу своего коня, видите его череп… И вдруг!.. Да, «из мертвой главы гробовая змея, шипя, между тем, выползала». Действуйте… Смелее!..

{20} ЗАПИСИ НА ВТОРОМ ТУРЕ

«Скучноват. Глаза? Тусклый!..

Рыжая, все в восторге, что она, мол, возбудима…

Голос +, конкретность +, характер?..

Трагичности нет. В Мандельштаме иллюстративен…

Играет на флейте, искренна, но чудовищный страх…

Пусть подрастет…

Надоедает…

Рациональна…

Глуп (глупо читает Светлова)…

Что-то прокисшее в ней, как выразился Галендеев…

?.. Оставить до конца дня…

Закрывает глаза. Психопат?..

Пискля…

Тусклый…

Бывает красив…

Неритмичное дыхание…

Есть какая-то острота. Недостает смешного, трогательного…

Маленький…

Стоит — жлоб, начинает читать — не жлоб…

Пропустить дальше по просьбе брата, выпускника прошлого курса…

Что-то в ней есть, смотреть на третьем туре…

+, но студентам-режиссерам всем почему-то не нравится…

Перестала нравиться, но для танца вышла полуголая, в купальнике, и наивно искала, куда включить шнур магнитофона, подкупила своей непосредственностью…

Одно плечо выше другого. Всем нравится…

Посмотреть в отрывках (Галендеев прав…).

Раньше казалось — нет самосознания, теперь — есть самосознание…

Абстрактна…

Нет настоящего обаяния…

Любит собак, но лоб — ?..

Зажат…

Лучше стал во всем…

Маленький резкий голос, сильная мутация. Кот в мешке…

Оставить до конца дня…

Мелкое лицо и вообще не возвышается…

В резких красках противен…

Суетится, стала чирикать, нет голоса…

В этюдах стал почему-то грузинов вдруг играть…

Делал пародии на педагогов, на Ельцина…»

 

{21} Надо сказать, что в этих записях, в основном, все новое, то, что раньше замечено не было. Отмечу также, что во второй тур вошло и чисто музыкальное испытание — абитуриенты пели, танцевали, импровизировали под музыку. Но вот и второй тур позади.

ОСТАЛОСЬ 45 ЧЕЛОВЕК

Это уже немного, но все же в два раза больше, чем надо. Они должны будут предстать перед нами на третьем туре ровно через неделю. Эта неделя похожа на хороший, неторопливый (однако с ускорением) разбег для решающего прыжка. В эту неделю должно быть проделано много работы.

Абитуриентам предстоит трудиться над отрывками, которые мы им объявляем через два‑три часа после окончания второго тура. Это будет их главным практическим испытанием. Но у них много и других дел. Тут и движенческая проверка, и психологическое обследование, и медицинская комиссия, и коллоквиум.

МЕДИЦИНСКАЯ КОМИССИЯ

Она не дала нам какой-то новой важной информации. Единственное, у Миши Т. слабое зрение и линзы. Врач настаивает: «Он может быть принят только с условием по 93 статье». Учитываем «статью», но кардинально изменить судьбу абитуриента этот факт не может.

ДВИЖЕНЧЕСКАЯ ПРОВЕРКА

Это более существенно. Проверка проводится кафедрой сценического движения[1]. Абитуриентов просят раздеться, остаться в купальниках и плавках. Смотрят подробно: в статике, в движении. Кого-то педагоги по движению похвалили за прыгучесть, кому-то поставили за общее движенческое состояние плюсы, кому-то минусы…

Андрей З. с их точки зрения, большой, но приземистый.

Кирилл У. получил плюс за прыгучесть.

Кирилл Б. тощ и «скелетен», на их взгляд.

Ксения Р. получила плюс за шпагат.

Оля Я. получила минус за тяжелый низ.

В силу нашей — педагогов актерского мастерства — самонадеянности, решающим образом мнение мастеров сценического движения на нас не влияет. Вернее, так: когда они льют воду на нашу мельницу, мы их приветствуем, а когда противоречат нашим {22} соображениям, тогда мы их игнорируем. Нас тоже можно понять. При идеальном уровне абитуриентского состава мы могли бы выбирать и по признакам движенческой состоятельности будущих студентов. Но в сегодняшней ситуации это роскошь.

Наиболее принципиальным был момент с Галей О. Святослав Петрович Кузнецов (увы, ныне покойный) справедливо заметил, что она не попадает в такт, что она трусиха в движении. Мы ее взяли, однако два года спустя мы все-таки убедились в правоте С. П. Кузнецова[2].

ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБСЛЕДОВАНИЕ

Обследование проводилось под руководством вдумчивой и опытной Натальи Всеволодовны Рождественской. И здесь были интересные наблюдения специалистов. Начну с девушек.

Психологи сказали: Маша Л. — эмоциональна, чувствительна, способна увлекаться, но малоэнергична и трудна в переключении.

Галя О. — работоспособна.

Женя Ф. — малоэнергична, хотя, возможно, есть темперамент. Будет быстро уставать. Воображение хорошее.

Вероника Д. — хочет, может и будет работать.

Ольга Д. — очень активна, но, при полном отсутствии воспитания, будет суетлива от большой энергии. Воображение банально.

Юля К. — между средними и слабыми. (Нам показалось странным это заключение психологов.)

Вика Б. — эмоциональна, энергична, работоспособна.

Маша Ж. — истеричность осталась (это по сравнению с прошлым поступлением), но все остальное — плюс.

 

Теперь о юношах.

Андрей П. — внутреннее неблагополучие, грозящее нервным срывом, хотя работоспособен, эмоционален.

Миша Ч. — энергетика — плюс, способность к переключению — плюс, эмоциональная чувствительность — минус. Интроверт, трудно открывается.

Кирилл Б. — плохо управляем. Высоко тревожен. Работоспособен. Где-то гнездится страх.

Кирилл У. — энергия, оптимизм, желание деятельности. Однако эмоциональность — минус. Скромный диапазон переживаний.

Саша И. — размах переживаний и переключений очень большой…

{23} Один парень так и остался для нас загадкой. Это Юра Е. Психологи сказали: «Работоспособен. Воображение — плюс, эмоциональность — плюс, энергетика — плюс, темперамент — плюс, ранимость — минус. Тонкая душевная организация. Самолюбие». Уважая такое высокое мнение психологов, мы решили его взять, но он выбыл, так и не приступив к занятиям. Может, слишком уж тонкая душевная организация сыграла роль? Или самолюбие? Не знаю, но он выбыл.

Так что, психологи не боги, как и мы все.

КОЛЛОКВИУМ

Перед коллоквиумом я мысленно готовил вопросы абитуриентам. Меня интересовало, в какой пьесе хотел бы сыграть Володя Б. Вообще, что он думает о своем будущем в театре. Иногда это важно — внутреннее ощущение самого студента, хотя речь, конечно, идет о далеких прогнозах…

Мише Т. — вопрос о кино: что оно значит в его жизни… Решил спросить у Саши Ч., почему он не работает, ведь у него есть среднее театральное образование… Думал, зачем идет в театр Дима И.

Готовился к разговору с Викой Б., хотелось понять, достаточно ли у нее ума и глубины. И т. д.

Нельзя сказать, что коллоквиум разрешил все сомнения, упрочил все симпатии, но кое-что новое там мелькнуло. Что касается общей культуры абитуриентов, тут нам помогли замечательные профессионалы. К коллоквиуму мы привлекли и Льва Иосифовича Гительмана — специалиста по зарубежному театру, и Юрия Николаевича Чирву — великолепного знатока русской литературы. Конечно, абитуриенты подвирали, немного красовались, но все-таки кто-то был искренен.

Кирилл Б. признался, что ни Астафьева, ни Распутина не читал, что для него Лев Толстой сложен, но зато на другие вопросы отвечал интересно.

Вероника Д. Оказалось, что ее мама — художница по головным уборам в Кировском театре, и потому девочка часто ходила на балеты.

Ольга Д. Понятия не имеет, что это за романы «Анна Каренина» и «Воскресение». Но зато когда-то пела в детском хоре радио.

Володя Б. Прямо сказал, что никаких пьес не читал. Из крупных городов только в Киеве был один раз.

Жанна П. Обнаружила хорошую зрительную память.

{24} Гриша З. Честно сказал, что автора «Илиады» и «Одиссеи» не знает.

Илья Ш. Не глуп. Очень много знает про театральные декорации, про свет на сцене.

Вика М. Была с танцевальным ансамблем в Париже.

Ольга Р. Ей нравятся Васнецов, Шагал.

Денис С. Католик.

Галя О. Начитана. Хотела бы играть Гертруду, леди Макбет и Нину Заречную.

Разумеется, это была не только проверка культуры абитуриента, а еще одна возможность посмотреть на них вблизи, увидеть крупным планом. Скажем, у Сережи К. оказался дергающийся глаз, чего раньше не замечалось…

Катя Р. огорчила неподвижным, неинтересным лицом.

«СЛУЧАЙ ИЗ МОЕЙ ЖИЗНИ»

Это еще одна письменная работа. Но теперь она пишется в классе. Задачи этого сочинения: продолжить проверку человеческой содержательности абитуриентов, жизненного опыта, их склонности к психологическому анализу, к самоанализу. Это была более показательная работа, чем домашняя, потому что надо было, получив тему, тут же на нее откликнуться.

Костя Х. «Мой крест». Сочинение о том, как от волнения он упал в обморок, когда его крестили (уже во взрослом возрасте).

Маша Ж. «Роды собаки». Много деталей, свидетельствующих о ее наблюдательности.

Андрей П. «Ностальгия по Парижу». Парень был в Париже!

Илья Ш. «Как я родился». Соригинальничал, конечно, но написал с воображением. Он, мол, помнит момент своего рождения.

Многие работы были по-настоящему сильные.

Вот опыт переживания у Владимира Т.:

«Ну что ж! Есть в моей жизни грех, вспомнить который не очень-то приятно. Это было со мной на службе в военно-морском флоте. Тогда я был уже переведен на берег, служил в штабе чертежником-делопроизводителем. В этот вечер я сидел у себя в кабинете и чем-то занимался. Вдруг из фойе меня позвал мой сослуживец. Хорошо помню его радостный вопль, выражавший неожиданность и азарт. Я, разумеется, выскочил из кабинета. Я увидел радостную физиономию моего друга, потом — в узком коридорчике — загнанную в угол крысу. Она вся съежилась и ожидала дальнейшего. Деваться ей было некуда — с трех сторон были стены, а четвертую закрывал собой мой друг. Я сразу сориентировался {25} и бросился за шваброй. Мы развлекались минут десять. Потом полудохлую крысу выбросили на улицу, на снег. Я вернулся к себе и почувствовал себя как-то неуютно. Чуть погодя я понял, из-за чего это было. Вышел на улицу в чем был. Крыса лежала на снегу, свернувшись клубочком, и попискивала. Я попытался подобрать ее, но она заковыляла от меня в сторону. За ней по следу на снегу тянулась ленточка крови. Я приволок ее в дом, в тепло. Пытался ухаживать, как за больным человеком. Помню, я сидел напротив коробки с нею и проклинал, как мог, себя самого. Представлял свое лицо в момент, когда играл в хоккей с крысой вместо шайбы — озверевший, одичавший, оболваненный. И вспомнил я тогда свое обещание матери перед уходом в армию: вернусь таким же нормальным, как был…».

Миша Т.:

«В феврале 1987 года я был на съемках в Таджикистане, в городе Душанбе. Работал в картине “Афганский излом”. На Востоке я был первый раз, все интересно, необычно. Экзотический базар с ослами и верблюдами, жара в феврале. Мы отработали дней пять, и вдруг началась война. Началось все очень неожиданно, никто даже и не подозревал. Мы приехали со съемок в 16.00. И дальнейшее сначала наблюдали из гостиничного окна, как по телевизору. Здоровое такое окно… Часов в пять на площади вдруг появились небольшие группы людей. Они сходились на площадь со всего города, с цепями, палками, камнями. Мы сначала подумали, что это какой-то национальный праздник или какая-нибудь демонстрация, но они начали избивать людей, в основном, русских. Разгар дня — на площади было много людей, которые шли с работы, гуляли, отдыхали. А таджики перекрыли площадь со всех сторон и начали их избивать жестоко. Били молоденьких девушек. Те катались по земле и кричали. Били их ногами. Я помню, они перевернули детскую коляску, ребенок покатился по земле, они его не тронули почему-то, избивали мать. Потом они перекрыли движение и стали крушить машины, автобусы, троллейбусы. Они остановили автобус, разбили камнями стекла и приказали русским оставаться в автобусе, а остальным выйти. Потом автобус подожгли. Их было очень много потом… Они шли по площади. Сплошная такая черная масса крушила все на своем пути. Я первый раз в жизни видел толпу, это страшно. У них было оружие, они стреляли. А еще у нас на глазах убили администратора съемочной группы выстрелом в голову. А через неделю после приезда в Ленинград умер от инфаркта оператор-постановщик. {26} Я не хочу думать, кто во всем этом виноват. Просто мы потеряли Бога».

Увидеть такое, пережить и запомнить! Кажется, Миша Т. может стать хорошим актером…

ОТРЫВКИ

Абитуриентам был предложен заранее обдуманный нами список отрывков. Цель — доразгадать, выявить, представить актерские индивидуальности абитуриентов в лучшем свете. Набралось двадцать отрывков.

Здесь были Островский, Чехов, а также «Слуга двух господ», «Преступление и наказание», «Трактирщица», «Жаворонок», «Безумный день», «Пигмалион», «Челкаш», «Ревизор». В общем-то, традиционный набор, но вот кому какую роль дать — для этого нужна точность предположения…

Программа третьего тура — «отрывки» — не всеми принимается безоговорочно. Хотя это придумано самим Станиславским. Причем, он предлагал проводить такого рода испытание со всей тщательностью, то есть не просто (как это делаем мы) смотреть отрывки в подборных, приблизительных костюмах, на малой сцене, а в скрупулезно точно пригнанных костюмах, в гриме (!), при полноценном театральном освещении, на большой сцене, в присутствии полного зала зрителей. Правда, на практике это не удавалось осуществить даже самому Константину Сергеевичу.

Авторитетнейший педагог, профессор В. В. Петров предлагает после второго тура не отрывки делать, а проводить особые контрольные уроки со всеми абитуриентами сразу. Такая методика подробно описана им в статье «Мастер набирает курс»[3]. Как рассказывается в этой интересной статье, мастер и его помощник организуют веселую театральную игру, в ходе которой абитуриенты расковываются и проявляются очень свободно и разнообразно. Кроме того, тут есть и дополнительный эффект. Поступающие взаимодействуют в этой игре, смотрятся так или иначе вместе и представляют, таким образом, некую пробную модель будущего курса… Этот опыт, конечно, заслуживает внимания.

Однако проанализируем подробно наш третий тур. Итак…

{27} ТРЕТИЙ ТУР

На третий тур было допущено сорок пять человек. Надо выбрать из них двадцать. Можно сказать, судьба молодых людей в наших руках… Вот приметы особой торжественности заключительного тура. Огромное количество болельщиков. (Пришли посмотреть как на интересное захватывающее зрелище). Приемная комиссия в полном сборе, представители ректората, телевидение. Как руководитель будущего курса обращаюсь к гостям с просьбой поддержать творческие поиски абитуриентов на площадке и к самим абитуриентам — чтобы были внимательнее. Надо находиться в зале даже в тех случаях, когда идет не твой отрывок, потому что можешь понадобиться в любой момент. В итоге создается особая атмосфера творческого напряжения, особая праздничность. Поехали!

Проще всего — с прямыми попаданиями, то есть со случаями, когда нами были верно угаданы роли для абитуриентов. Тут сразу возникал эффект заразительности, талантливости. С радостью мы убеждались: этот парень или девушка могут быть актерами.

«Преступление и наказание». Маша Ж. — Соня, Сережа К. — Раскольников. Несмотря на то, что отрывок очень сложный, мы попали точно в цель, и душа за этих двоих уже была спокойна — их нужно брать. А ведь про Машу порой говорили до этого: «Ну да, способный человек, А кто она с ее данными? Маленькая и ноги не ахти. Что, только травести?» Нет, уж если девушка может быть Соней Мармеладовой, то, значит, она многое может!

«Медведь» Чехова — попадание, что называется, «в десятку». Миша П. превзошел все наши ожидания по раскованности, по заразительности, по энергии. Юля К. этим отрывком тоже себя защитила. Впрочем, чтобы убедиться, что в ней есть не только инженюшная заразительность, но и воля, я еще предложил ей читать (заранее просил приготовить) стихи Ольги Берггольц. Юля это сделала хорошо, обнаружив и нерв, и волю, и страсть.

«Дядя Ваня». С Шурой Е., как и ожидалось, возникли проблемы. А вот Илья Ш. — Астров убедительно доказал, что с ним все в порядке.

Отрывок из «Леса» (Аксюша и Петр). Оба абитуриента до этого были сомнительны: и Андрей З., и Вика М. — оба в середняках. Непонятно, что они такое. И вдруг сильный комедийный эффект. Оба оказались смешные, оба характерные. Они буквально ворвались в состав будущего класса.

Вероника Д. в «Безумном дне» проявила волю и самообладание. Судьба девочки была решена. В этом же отрывке, но уже в отрицательную {28} сторону, решилась судьба Зои Ж. Она оказалась безвольной, незаразительной…

Ольга Р. В «Слуге двух господ» все признали, что она очень живая. Даже ее профиль, сильная курносость, нас смущавшие, были ей «прощены». К тому же куратор отрывка сказал, что она умная, работоспособная, обучаемая.

Ксения Р. В «Хористке» понравилась всем. Проявился темперамент, в отсутствии которого ее подозревали.


Дата добавления: 2018-09-23; просмотров: 234; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!