Второй этап пелопоннесской войны (421–404)

Беспокойный мир, 421–416 гг

Многие члены Спартанского союза были разочарованы, и Коринф взял инициативу в свои руки. Он начал заигрывать с Аргосом, сильным демократическим полисом, который в течение войны пользовался преимуществами нейтралитета и свободы от блокады. По предложению коринфских послов, возвращавшихся с совещания союзников Спарты, аргосское народное собрание избрало двенадцать представителей, наделив их полномочиями заключать тайные союзы с любыми греческими государствами, за исключением Афин и Спарты. Если они все‑таки пожелали бы вступить в переговоры с Афинами или Спартой, то сперва им необходимо было проконсультироваться с аргосским народным собранием. Затем аргосские представители пригласили греческие государства вступить в союз с Аргосом. Они надеялись создать Аргосскую коалицию за счет Спартанского союза. Первыми приглашение приняли демократические Элида и Мантинея, так как во время войны они напали на ближайших соседей и теперь ожидали репрессий со стороны Спарты. Затем к Аргосу присоединился Коринф и его союзники – халкидянские государства. После этого Коринф и Аргос пригласили в союз Тегею, но та отказалась, так как Тегея и Мантинея только что воевали друг с другом. Мегара и Беотийская лига отклонили все приглашения; их олигархические правительства не доверяли аргосской демократии. В итоге Аргосская коалиция состояла лишь из Мантинеи, Элиды и Коринфа, а также союзников Мантинеи и халкидянских союзников Коринфа. Их силы явно были недостаточными, чтобы бросить вызов объединенным силам Спарты и Афин. Поэтому коалиция оставалась тайной и неофициальной.

Однако Спарта была в курсе происходящего. Летом 421 г. она вторглась в Паррасию и освободила ее – эта область в южной Аркадии находилась под властью Мантинеи. Аргос в ответ всего лишь разместил в Мантинее гарнизон, опасаясь афино‑спартанского союза. Спарта делала все, что в ее силах, чтобы сохранить союз с Афинами. Она освободила афинских пленных, вывела войска из Амфиполя, Халкидики и Боттиеи и пыталась убедить своих упрямых союзников присоединиться к мирному договору. Афины освободили спартанских пленных, но удержали за собой Пилос до возвращения согласно договору Амфиполя и Панакта. После очередных спартанских представлений они удалили из Пилоса мессенийцев и беглых илотов и поместили там афинский гарнизон. Но ничего больше они не собирались делать, пока спартанцы не убедили своих упрямых союзников подписать Никиев мир. Афины даже считали, что Спарте следует пригрозить своим союзникам напасть на них совместно с афинянами. Но такой шаг разрушил бы Спартанский союз, и спартанские власти не могли на это пойти.

Зимой 421/20 г., когда стала ясна непрочность союза с Афинами, новые спартанские эфоры начали тайные переговоры с некоторыми должностными лицами Коринфа и Беотийской лиги. Они разработали следующий план: Беотийская лига уступит Спарте Панакт, который можно будет обменять на Пилос; затем Беотийская лига вступит в союз с Аргосом; и, наконец, Коринф и Беотийская лига настроят Аргосский союз против Афин и склонят его к сотрудничеству со Спартой. Но этот план провалился, поскольку беотийские представители не могли раскрыть его тайную цель правящему органу Беотийской лиги. Тогда Спарта приступила к осуществлению нового плана. В обмен на Панакт и на афинян, удерживавшихся в Беотии в качестве военнопленных, Спарта в феврале 420 г. заключила союз с Беотийской лигой. Поскольку Беотия все еще формально вела войну с Афинами (их взаимоотношения определялись перемирием, возобновлявшимся раз в десять дней), а Спарта и Афины обязались заключать мир лишь совместно, этот шаг Спарты поставил под угрозу афино‑спартанский союз. Однако Спарта надеялась спасти союз, уступив Афинам Панакт и пленных в обмен на Пилос. Но и этот план не удался, так как Беотийская лига разрушила Панакт до основания, прежде чем передать его Спарте. Аргос также расстроил планы Спарты. Опасаясь, что ему придется иметь дело с коалицией Спарты, Афин и Беотийской лиги, он отправил в Спарту послов просить о пятидесятилетнем перемирии.

На этом этапе в игру включились Афины. Еще с весны 421 г. они вели операции в Халкидике. Скиона пала летом 421 г. после двухлетней осады; все взрослые мужчины были казнены, а остальное население продано в рабство. Подобная жестокость (как предвидел Диодот в 427 г.) лишь прибавила решимости другим восставшим полисам сопротивляться до конца. Халкидяне даже добились успеха, захватив два полиса, союзные Афинам, и афинский гарнизон; Амфиполь по‑прежнему сохранял независимость. Афинский народ с восторгом приветствовал Никиев мир, надеясь избавиться от бремени войны и спокойно вернуться на свои поля. Никия прославляли как посланца удачи. Но надежды народа не сбылись. Беотия, Мегара и Коринф номинально продолжали войну с Афинами и угрожали их границам. Немало афинян оставалось в плену. Панакт, Амфиполь и повстанцы в Халкидике и Боттиее не сдались, а Спарта нарушила условия союза с Афинами, сепаратно заключив союз с Беотийской лигой. Позиции Никия отчасти пошатнулись. Тем не менее он не отступился от своей политики сохранения мира и союза со Спартой, благодаря которой Афины были ограждены от нападения и могли восстановить свои силы, позволив Спарте запутаться в отношениях с враждебным Аргосом и взбунтовавшимися союзниками. Достоинством политики Никия была ее осторожность. Он имел основания считать, что Спарта не сможет восстановить свой союз и в то же время избежать войны с Аргосом; а затем, если война разразится, Афины могут встать на ту сторону, на какую пожелают.

Никий по‑прежнему пользовался расположением афинского народа. Он обладал всеми привлекательными качествами достойной личности. Он был опытным военачальником, способным, уверенным и удачливым. Его честность и патриотизм не подвергались сомнению. Но в качестве политика он не мог стать фаворитом хитроумных и непостоянных афинян. С другой стороны, радикальные демократы были дискредитированы неудачей агрессивной политики Клеона и его унизительной гибелью. Такие люди, как Клеон, Лисикл и Эвкрат, своим характером и методами отличались от политиков традиционного типа. Они происходили из народа, подтверждением чему служил энергичный и вульгарный язык их речей перед народным собранием. Их нравственность и честность в финансовых вопросах были достаточно сомнительны, но они были мастерами ораторского искусства и остроумия. В то время как Клисфен, Фемистокл и Перикл преуспели и в словах, и в делах, Клеон и его товарищи поднялись к вершинам власти исключительно благодаря своим речам. Их возвышению благоприятствовала война: будучи суровым учителем и обтесывая учеников по собственному шаблону, она порождает бурные страсти и жестокие обиды, к которым может апеллировать популярный оратор. Когда наступил мир, подобные вожди лишились почвы под ногами. Их место занял молодой богатый аристократ Алкивиад, сын Клиния, – ловкий, умеющий убеждать и амбициозный. Его политика была направлена на отказ от союза со Спартой и на союз с Аргосом, пусть Афины и рисковали войной со Спартой. В этом отношении он шел по следам демократических вождей 462 г. – Эфиальта и Перикла.

Пока аргосские послы вели в Спарте переговоры о перемирии на пятьдесят лет, спартанские послы получили в Афинах холодный прием, так как они прибыли не только для того, чтобы вернуть на родину афинян, освобожденных Беотийской лигой, но и сообщить о разорении Панакта и дать объяснения по поводу сепаратного союза с Беотийской лигой. Алкивиад тайно обратился к Аргосу, предложив, чтобы Аргос, Мантинея и Элида немедленно прислали в Афины послов для переговоров о заключении союза. Аргос решил отозваться на его предложение и прервал переговоры со Спартой. Но еще до прибытия аргосских послов в Афины поспешно прибыли три спартанских посла и объявили Афинскому совету, что они имеют полномочия урегулировать все спорные вопросы. Алкивиад опасался, что, если спартанские послы выступят перед народным собранием, они сумеют убедить народ сохранить союз со Спартой. Поэтому он дал послам слово, что организует передачу Пилоса Спарте, если они не будут сообщать народному собранию о своих полномочиях. Когда же послы сдержали свое слово, Алкивиад обрушился на них с упреками в непоследовательности и двуличии: совету они говорят одно, а народу – другое. Таким фокусом в стиле Фемистокла он достиг бы своей цели, если бы не землетрясение, прервавшее работу собрания. На следующий день Никий, разделявший неудовольствие спартанских послов, убедил народ придерживаться политики примирения со Спартой, после чего его с несколькими спутниками отправили в Спарту. Там они потребовали разрыва союза Спарты с Беотией, если Беотия не подпишет Никиев мир, возврата Амфиполя и восстановления и возврата Панакта. Спарта отказалась выполнять эти требования, предпочитая сохранить союз с Беотийской лигой, даже рискуя войной с Афинами.

Сообщение Никия о неуступчивости Спарты привело афинян в ярость. В июле 420 г. Афины вступили в союз с Аргосом, Мантинеей и Элидой. Союз объявили оборонительным. Союзники обязались помогать друг другу в борьбе с агрессорами и не заключать сепаратного мира. Кроме того, они обязались не пропускать через свою территорию никаких вооруженных сил, если только все договаривающиеся стороны не дадут на это согласие. Таким образом, четыре демократических государства объединились, но полис, который мог блокировать Истмийский перешеек, – Коринф, – хоть и состоял в оборонительном союзе с Аргосом, не присоединился к ним. Однако ни Спарта, ни Афины не стали разрывать своего союза. Спарта осталась с охвостьем Спартанского союза на Пелопоннесе и с Беотийской лигой. Аргосская коалиция представляла собой серьезную силу. Аргос состоял в союзе с Афинами и находился в хороших отношениях с Персией. Афины за щитом Аргосской коалиции были ограждены от нападения Спарты. Они стали выжидать, кто нанесет первый удар: Аргос или Спарта.

Несмотря на ряд провокаций, Спарта между июлем 420 г. и июлем 418 г. не предпринимала серьезных шагов. Она дважды выводила свои силы на границу Лаконии, но в обоих случаях знамения были неблагоприятными, и войско распускалось; зимой 419/18 г. Спарта лишь послала 300 человек для усиления гарнизона в Эпидавре, находившемся на аргосском фланге. Даже союзная ей Беотия воспользовалась спартанским бездействием и захватила Гераклею в Трахиде, сместив спартанского губернатора. Аргосская коалиция также ограничилась лишь тем, что не допустила Спарту на Олимпийские игры 420 г. Алкивиад, избранный в 419 г. полководцем, пытался подтолкнуть Спарту и Аргос к боевым действиям. Он дважды водил афинскую армию в Пелопоннес и убедил Аргос напасть на Эпидавр, лежавший на кратчайшем пути из Афин в Аргос. Зимой 419/18 г., когда Спарта морем отправила в Эпидавр 300 бойцов, Аргос выразил неудовольствие тем, что афиняне их не перехватили. Тогда Алкивиад убедил народ рассматривать этот шаг Спарты как нарушение союза с Афинами и разместить в Пилосе гарнизон из беглых илотов.

Летом 418 г. Спарта взяла в свои руки инициативу. За три предыдущих года она справилась со своими внутренними проблемами. Когда из Халкидики вернулась неодамодейская армия Брасида, первоначально насчитывавшая 700 бойцов, илоты, прислуживавшие гоплитам, были уравнены в правах, а все войско размещено в Лепреоне – месте, на которое претендовала Элида. Вернувшихся из плена лишили прав за то, что они сдались на Сфактерии, но через некоторое время их восстановили в правах. Таким образом спартанское правительство восстановило боевой дух и силу спартанской армии. Кроме того, в Спартанский союз вернулись Мегара и Коринф: эти государства, не доверявшие ни Афинам, ни Аргосу и напуганные операциями Аргоса против Эпидавра, прибегли к покровительству своего традиционного защитника. Путь из Беотии в Пелопоннес оказался открыт, и спартанский царь Агис приказал войскам спартанских союзников собираться во Флии.

Армия, собравшаяся во Флии летом 418 г., была лучшей из всех, известных Фукидиду. Лакедемонские спартиаты, периэки, неодамодейцы и илоты были призваны поголовно – в итоге 6 тысяч гоплитов, тысяча легких пехотинцев и около 400 всадников. Присоединившаяся к ним регулярная армия численностью 5 тысяч гоплитов состояла только из спартиатов и периэков. Спартиаты (число которых нам неизвестно) являлись отборным войском в том смысле, что они прошли специальную подготовку и все время находились при оружии. Регулярная армия была организована в батальоны, роты и взводы, в полном составе имевшие соответственно по 600, 150 и 35 бойцов – спартиатов вперемешку с прочими. Командование осуществлялось по цепочке от царя с его штабом полемархов через батальонных и ротных командиров до командиров взводов – каждый обладал необходимым опытом для выполнения соответствующих обязанностей. Один батальон набирался в Скиритиде – области неподалеку от аркадской границы – и был специально обучен для боя слева от строя. Регулярную армию усиливали брасидяне – уравненные в правах илоты, обученные Брасидом. Беотийская лига выставила 5 тысяч гоплитов (которых возглавлял отборный отряд из 300 фиванцев), 5 тысяч легких пехотинцев, 500 всадников и 500 конных пехотинцев. Коринф прислал 2 тысячи гоплитов. Значительные силы прибыли также из Мегары, Сикиона, ахейской Пеллены, Флия, Эпидавра и Аркадии; среди аркадцев наиболее заметной была прекрасная тегейская пехота. Таким образом, у главнокомандующего Агиса была армия примерно в 20 тысяч гоплитов, еще больше легкой пехоты и мобильный кавалерийский отряд.

Аргосская коалиция располагала примерно 6 тысячами аргосских гоплитов, в том числе тысячью отборных бойцов; 3 тысячами гоплитов из Элиды и почти столькими же из Мантинеи; небольшими отрядами из Клеон и Орней. Общие их силы насчитывали, вероятно, 16 тысяч гоплитов и большее число легких пехотинцев, но конницы у них не было. Если бы Афины прислали свою полевую армию примерно в 6 тысяч гоплитов и тысячу всадников, объединенные силы Аргосской коалиции и Афин сравнялись бы числом с силами Спартанского союза. Но когда Агис вышел из Спарты к Флию, в Аргос не прибыло ни одного афинского бойца[51].

Когда спартанская армия направлялась во Флий, чтобы соединиться с союзниками, ее перехватили обладавшие подавляющим численным превосходством силы Аргоса, Элиды и Мантинеи. Аргосские командиры совершили ошибку, не начав сражения сразу же, и ночью Агис проскользнул мимо них и прибыл во Флий. Тогда аргивяне заняли узкую долину восточнее Немеи, блокировав главную дорогу из Флия в Аргос. На этой сильной позиции они могли выдержать лобовую атаку, к тому же сохранялась надежда на прибытие подкреплений из Афин. Но Агис не собирался сражаться на их условиях. Он разделил свою армию на три колонны. С первой колонной ночью он преодолел трудный путь к западу от дороги из Немеи в Аргос и вышел в тыл аргосской армии на Аргосскую равнину, которую начал опустошать с наступлением дня. Вторая колонна, возглавлявшаяся коринфянами, на рассвете выступила по другому пути и перерезала главную дорогу к югу от позиций аргивян. Третья колонна во главе с беотийцами вышла последней, когда солнце стояло уже высоко в небе, и вместе с конницей направилась по главной дороге к Немее. Вскоре после рассвета аргосские командиры получили известие, что Агис бесчинствует на Аргосской равнине. Поэтому они отправились на юг, прорвались через вторую колонну и вошли на Аргосскую равнину с севера. Третья колонна не могла их догнать, но вскоре она тоже вышла на Аргосскую равнину в тылу у аргивян. Аргосские командиры оказались окружены тремя отдельными колоннами: между ними и Аргосом был Агис, со стороны предгорий, вероятно в западной части равнины, – коринфская колонна и беотийская колонна с тыла. Таким образом, численно превосходящие враги отрезали аргосскую армию от ее базы и афинских войск, которые могли прибыть морем. В случае генерального сражения аргивяне оказались бы на плоской равнине в окружении вражеской конницы и легкой пехоты.

Один из аргосских полководцев в сопровождении аргивянина, который выполнял роль спартанского консула в Аргосе, пересек равнину и попросил аудиенции у Агиса. Аргивяне предложили под свою ответственность начать со Спартой переговоры о мире, а все спорные вопросы передать в арбитраж. Агис посоветовался с одним из высших спартанских должностных лиц при своем штабе и согласился. Тут же было заключено четырехмесячное прекращение огня. Затем великая армия Агиса отступила в Немею и там развалилась; союзники негодовали, что врага выпустили из ловушки. Однако Агис преследовал не только военные, но и политические цели. Он намеревался расколоть Аргосскую коалицию, заключить с Аргосом перемирие и изолировать Афины. Если бы аргосскому полководцу и консулу удалось бы это, то Элида и Мантинея, сохранившие свои силы и еще не ожесточившиеся от потерь, были бы вынуждены присоединиться к Спартанскому союзу. Однако этого не случилось. Аргивяне были в ярости от поступка своего полководца, но чувствовали себя связанными договором. Вскоре после этого из Афин прибыли тысяча гоплитов и 300 всадников. Аргосские командиры собирались отослать их, но элидские и мантинейские полководцы, опасаясь оказаться в изоляции и попасть в руки Спарты, и Алкивиад, находившийся в Аргосе в качестве афинского посла, убедили аргосских командиров выступить в поход и начать осаду Орхомена в Аркадии. Когда Орхомен капитулировал, элидцы захотели напасть на Лепреон. Другие союзники настаивали на атаке Тегеи. Тогда негодующие элидцы отправились домой, а аргивяне, афиняне и мантинейцы повернули свои войска на Тегею.

Тем временем в Спарте Агиса жестко критиковали за заключение перемирия; негодование достигло предела, когда стало известно о падении Орхомена. Агиса снова назначили командующим в войне с Аргосом, но прикомандировали к нему десятерых спартиатов в качестве советников. Затем он вышел из Спарты, забрав с собой всех, кроме стариков и детей. В Тегее к нему присоединились аркадские союзники. В Коринф, Беотию, Фокиду и Локриду спешно отправили посланцев просить о помощи. Спартанцы и аркадцы, выступив из Тегеи, вошли на мантинейскую территорию, где аргосские командиры заняли сильную оборонительную позицию, подходы к которой осложнялись крутым подъемом. Агис со своим войском приблизился к врагу на расстояние броска камня, после чего отступил, не желая давать бой в таких неблагоприятных условиях, и, кроме того, возможно, его союзники еще не прибыли из Истма. Аргосские командиры поняли, что оборонительная тактика лишает их возможности сразиться со спартанцами и с аркадцами поодиночке. Поэтому на следующий день они спустились на равнину; их армия уже выстроилась для боя – справа стояли мантинейцы, затем тысяча отборных аргивян, в центре прочие аргивяне, а слева отряды из Клеон, Орней и Афин, последних поддерживала афинская конница. Всего в армии насчитывалось почти 10 тысяч гоплитов. Врага они застали на марше и врасплох. Но Агис немедленно отдал приказы. Походная колонна мгновенно перестроилась в боевой строй: скириты и неодамодейцы были слева, спартанцы в центре, а справа – тегейцы и замыкающий фланг спартанский отряд. Во время перестроения солдаты пели военные песни Тиртея и подбадривали друг друга, помня о своей непревзойденной дисциплине. Затем, чеканя шаг под звуки флейты, плотный строй бойцов глубиной в восемь шеренг, сомкнув щиты, начал медленно приближаться к врагу. Аргивяне и их союзники остановились, выслушивая призывы своих полководцев, а затем стали поспешно и решительно наступать.

Прежде чем оба строя столкнулись, произошло событие, характерное для гоплитских боев. Гоплит нес щит перед собой, прикрывая левую сторону тела, так как щит крепился к его левой руке металлическими полосами чуть ниже локтя и на запястье. Наступая, он старался защитить свой левый бок, держась как можно ближе к своему правому соседу по строю. В итоге весь строй в наступлении шел, загибаясь вправо. В данном случае таким образом наступали оба строя, и поэтому правый фланг каждого из них сильно перекрывал противостоящий ему фланг противника. Спартанский строй, более длинный, поскольку спартанцев было существенно больше, своим далеко выступающим флангом уже готов был обхватить афинян на аргосском левом фланге, когда Агис приказал скиритам и неодамодейцам на своем левом фланге отойти еще дальше влево, а двум батальонам с правого фланга закрыть дыру между неодамодейцами и центром. Скириты и неодамодейцы исполнили приказ, а два спартанских батальона – нет. Спартанский строй оказался разорван. Прежде чем спартанцы успели закрыть брешь, мантинейцы и тысяча отборных аргивян устремились на скиритов и неодамодейцев и отбросили их назад. Но как и в битве при Платее, тактическая ошибка была компенсирована превосходными боевыми качествами спартанских войск: спартанский центр и правый фланг, особенно 300 спартиатов, сражавшихся рядом с царем, шли вперед, сохраняя строй, и подавляли всякое сопротивление. Многие аргивяне, клеоняне, орнеяне и афиняне не осмеливались встать у них на пути и в панике бежали, затаптывая друг друга. Агис повернул правый фланг, чтобы ударить по афинянам с фланга, затем развернул весь строй и обрушился на ликующих мантинейцев и аргивян на своем левом фланге, и те тоже обратились в бегство. Спартанцы не стали преследовать врага. Исход битвы по‑прежнему определялся воинской доблестью, а не числом погибших, а доблесть спартанцев в данном случае не подлежала никакому сомнению. Они удержали поле боя, их собственные потери были ничтожны, а потери врага превышали тысячу человек.

Столь явное доказательство военного превосходства Спарты имело немедленные последствия. Спарта и Аргос заключили договор о мире и союзе на пятьдесят лет; к участию в договоре приглашались союзники обеих сторон, как находившиеся на Пелопоннесе, так и за его пределами. Договор предусматривал установление мира на всем Пелопоннесе, устранение Афин из пелопоннесских дел и рассмотрение всех спорных вопросов в арбитраже. После этого в Спартанский союз вернулась Мантинея, возвратив свободу всем государствам, которые она покорила. В начале 417 г. спартанцы укрепили власть олигархий в Сикионе и Ахее. Затем, действуя в сговоре с элитным аргосским корпусом из тысячи гоплитов, они свергли в Аргосе демократию и установили олигархию. Пердикка Македонский и халкидянские государства приняли приглашение Спарты и Аргоса и присоединились к коалиции. Таким образом, Спарта восторжествовала в период беспокойного мира. Несмотря на то что в Аргосе, избавившись с помощью Алкивиада от некоторых противников, власть вскоре снова захватили демократы, склонявшиеся на сторону Афин, прочие материковые военные державы решительно встали на сторону Спарты.

То, что Афины не сумели воспользоваться Никиевым миром, стало поворотной точкой в истории Пелопоннесской войны. Перикл предвидел последствия предложенной им с самого начала стратегии. Афины выиграли войну на истощение и разрушили Спартанский союз своей дипломатией. Но они не сумели осуществить последний этап и достичь цели войны – уничтожить Спарту и подчинить своей власти материк. Вместо этого Афины занялись расширением своей империи в других направлениях, забыв о стратегии Перикла, хотя ситуация в 416 г. не отличалась радикально от ситуации в 431 г. Спартанский союз снова был цел; на западе его поддерживала Сицилия, а на севере – Македония и Халкидика. Афины пользовались дружбой ослабленного Аргоса и имели плацдарм в Пилосе, но их собственные ресурсы сильно сократились, престиж армии упал, у вождей государства не было единства. Совет Перикла – не рисковать ресурсами государства ради расширения империи, пока не разгромлен Спартанский союз, – по‑прежнему оставался в силе, а в памяти историка Фукидида еще жили его слова: «Ошибок самих Афин я боюсь больше, чем планов их врагов».

Сицилийская экспедиция

Провал афинской политики на Пелопоннесе подорвал доверие к Алкивиаду и улучшил позиции его противника Никия. Раскол между двумя вождями привел к расколу и в государственной политике. Алкивиад выступал за войну со Спартой, расширение империи и жесткий контроль за подчиненными государствами; он не ставил пределов ни собственным амбициям, ни амбициям народа. Поддерживали его главным образом низшие классы, поощрявшие авантюры и стремившиеся к материальным выгодам, а также его сверстники – молодежь, настроенная против осторожной стратегии Перикла и Никия. Но магнетизм личности Алкивиада – его внешняя привлекательность, убедительные речи, заразительная доблесть, блестящие идеи – действовал на все классы государства вне зависимости от того, соглашались они с его политикой или нет. Никий, напротив, желал поддерживать мир со Спартой, сохранить империю и при обращении с подчиненными государствами руководствоваться умеренностью; status quo соответствовал и его пожееланиям, и его планам относительно афинского будущего. Его политика была наиболее приемлема для зажиточных классов, желавших сохранить процветание и спокойно обрабатывать свои земли в Аттике, и для представителей старшего поколения, помнившего мирные дни до 431 г., народное собрание, оказавшись расколотым, весной 417 г. прибегло к остракизму. Однако Алкивиад и Никий объединились и убедили своих сторонников голосовать против Гипербола, демократического агитатора, нападавшего на них обоих. В итоге Гипербол пал жертвой остракизма. Впоследствии закон об остракизме перестал применяться, так как он больше не выполнял своей цели – осуществлять выбор между курсами, предлагаемыми политиками‑соперниками.

Политические разногласия уже дорого обошлись Афинам. Пока Алкивиад находился у власти, был провозглашен курс на конфронтацию со Спартой и кампанию на Пелопоннесе. Союз с Аргосом и его коалицией, попытку построить Длинные стены в Патрах и Рионе, подстрекательство Аргоса к нападению на Эпидавр, занятие форта в Эпидавре и размещение илотов в Пилосе невозможно было интерпретировать поиному. Но когда эта политика подверглась испытанию, оказалось, что афиняне не желают ее исполнять. Алкивиад не был избран полководцем в решающий 418/17 г., Афины с сильным запозданием отправили на помощь Аргосу даже небольшой отряд. Вследствие такой нерешительности они подверглись риску войны со Спартой и лишились союзников, благодаря которым имели бы шанс на победу в такой войне. В 417 г. военачальниками избрали и Никия, и Алкивиада. Никий должен был с помощью Пердикки напасть на Халкидику и Амфиполь, но экспедицию отменили, когда Пердикка перешел на другую сторону. Зимой 417/16 г. флот осуществлял блокаду Македонии. В начале 416 г. Алкивиад отплыл в Аргос, где арестовал ряд политиков, содействуя восстановлению демократии. В том же году Афины начали войну с Коринфом, а афиняне и илоты, действуя из Пилоса, захватили в Спарте большую добычу. Еще одна экспедиция отправилась на Милос, колонию Спарты, и потребовала, чтобы он присоединился к Афинской империи. Эти шаги увеличили вероятность войны со Спартой и Спартанским союзом.

То, как афиняне обошлись с Милосом, явилось предупреждением всему греческому миру. Этот маленький остров в начале войны объявил о своем нейтралитете и отправлял в Спарту лишь небольшие подарки, но не войска. В 426 г. Афины крупными силами разграбили остров и в 425 г. назначили ему дань в 15 талантов. Но Милос сохранял нейтралитет. В 416 г. к Милосу внезапно подошли силы афинян: 30 кораблей из Афин, 6 с Хиоса, 2 с Лесбоса и около 3 тысяч солдат: половина – афиняне, а половина – их союзники. Высадившись на острове, афинские полководцы отправили послов на переговоры с олигархическим правительством Милоса. Послы объявили, что Афины не признают милосского нейтралитета; остров должен войти в Афинскую империю, иначе его ожидают большие неприятности. Ссылки милосцев на международное право были оставлены без внимания. По мнению афинских послов, международное право относилось только к государствам, равным по силе; привилегией сильного было обращаться со слабым, руководствуясь иным принципом, то есть целесообразностью. Милосцы отказались покоряться, доблестно сражались в осаде, но в итоге зимой 416/15 г. сдались на милость афинского народа. Народное собрание приняло предложение Алкивиада: все взрослые мужчины Милоса были казнены, женщины и дети проданы в рабство, а остров заселили 500 афинян. Участь Милоса продемонстрировала текущую политику Афин: быть слабым и нейтральным означало погибнуть от рук тиранического государства.

Той же зимой афинские послы отправились на Сицилию по приглашению союзной Афинам Сегесты, которая вела тяжелую войну с Селинунтом, мегарянской колонией, союзной Сиракузам. Послы вернулись весной 415 г. с 60 талантами серебра и ошибочным известием, что Сегеста достаточно богата, чтобы оплачивать содержание афинских экспедиционных сил. Народное собрание решило отправить на Сицилию 60 кораблей под командованием Алкивиада, Никия и Ламаха, а на следующем заседании рассмотрело проблемы экипировки войск. Никий воспользовался случаем, чтобы напомнить о совершенных ошибках; он был настроен против экспедиции и не желал становиться одним из ее начальников.

Никий указывал, что не следует распылять силы Афин. Пелопоннесцы и беотийцы могут напасть в любой момент; халкидяне продолжают бунтовать; Коринф и Пердикка уже действуют против Афин; Аргос нуждается в помощи, а финансовые ресурсы Афин не бесконечны. Сицилия же не представляет угрозы Афинам. Даже если Афины захватят Сицилию, они не в состоянии ее удержать, так как остров этот находится далеко, а его население многочисленно. Кроме того, Никий критиковал Алкивиада, главного сторонника экспедиции, за его безрассудные амбиции и распутную жизнь. Алкивиад возразил, что амбиции и расходы почетны для гражданина и для государства; благодаря им Афины создали свою империю, а теперь добавят к ней новые земли. Отправив экспедицию, Афины завоюют Сицилию и приведут к подчинению всю Грецию; по крайней мере, будет ослаблена мощь Сиракуз. Никий, увидев, что Алкивиад с успехом эксплуатирует присущий афинянам дух авантюризма, попытался напугать их, выдвинув непомерно высокие требования к экспедиционным силам. Однако народное собрание охватил иррациональный энтузиазм по поводу этого предприятия. Большинство считало, что оно обеспечит их доходами сейчас и в будущем, когда Сицилия будет покорена. Младшее поколение рвалось к приключениям и подвигам; даже старшие и более осторожные полагали, что сам размер экспедиции обеспечит ей если не успех, то безопасность. Те, кто имел возражения, не осмеливались высказать их в атмосфере всеобщего энтузиазма. Никию пришлось назвать свои цифры для экспедиционных сил. Они были в принципе приняты, Алкивиад, Никий и Ламах получили полномочия для проведения приготовлений.

В годы беспокойного мира Афины невероятно быстро оправились от финансовых проблем. Доходы империи, конечно, были не так высоки, как в 425–421 гг., но все же выше, чем в начале войны. С ожиивлением торговли увеличилась выручка от косвенных налогов, а с возобновлением земледелия и разработки рудников в Аттике выросли и частные состояния. Была принята крупная программа общественного строительства, а государственное жалованье осталось на том же уровне – дикастам, например, все так же выплачивалось по 3 обола в день, как установил Клеон. Благодаря этому в наличии имелась сумма в 3 тысячи талантов для подготовки большой экспедиции, и богатым гражданам не пришлось идти на расходы для выполнения своих обязанностей как триерархов. В конце июня 415 г. в Пирее собрались с родственниками и друзьями команды 60 трирем и 40 транспортов, а также 1500 гоплитов, 700 фетов, вооруженных как морские пехотинцы, и 30 всадников. После молебна на кораблях и на суше флот вышел в море, на веслах дошел до Эгины, а затем взял курс на Керкиру, где уже собрались почти все силы, призванные из подчиненных государств или нанятые в дружественных землях. Они насчитывали 34 триремы, 2900 гоплитов и 1300 лучников, пращников и легких пехотинцев. Армада отплыла с Керкиры тремя флотилиями. Ее сопровождали 30 транспортных кораблей с зерном и инженерами на борту, 100 небольших кораблей, реквизированных для экспедиции, и множество вспомогательных судов с маркитантами и прочими людьми, живущими за счет армии. Никогда еще со времен персидской армады Ксеркса Средиземноморье не видело такой грандиозной экспедиции[52].

Пока экспедиция еще не отбыла из Пирея, в Афинах был совершен акт святотатства: за ночь было разбито большинство бюстов Гермеса, установленных на квадратных колоннах у дверей храмов и домов. Это сочли за дурное предзнаменование; предполагалось, что святотатство совершили какие‑то заговорщики. Всем, кто предоставит информацию об этом и о любых других актах неблагочестия, обещалась награда. Об уничтожении герм так ничего и не выяснилось, но осведомители сообщили о двух более ранних случаях святотатства: об уничтожении других статуй и о высмеивании священного ритуала таинств, в котором участвовал Алкивиад в роли кольценосца. Это обвинение выглядело правдоподобным из‑за знаменитых безумств Алкивиада и его юных спутников: он славился распутством, безрассудством и атеизмом. Более того, его скороспелые таланты и безграничная амбиция вызывали подозрения, что он собирается захватить власть и стать тираном. Политические противники Алкивиада сумели нажить капитал на этих подозрениях. Они не дали Алкивиаду возможности предстать перед судом до отплытия эскадры, так как намеревались призвать его к суду позже, когда он лишится поддержки участников Сицилийской экспедиции. Алкивиад отбыл в путь, так и не опровергнув этих подозрений.

Эти события выявили много слабых мест афинской демократии. Народное собрание почти ничего не знало о Сицилии – ни о ее размерах, ни о военной мощи. Несмотря на успехи Сиракуз и их союзников в Архидамовой войне и на единый фронт, созданный Гермократом, Алкивиад мог заявить, что сицилийские греки представляют собой пеструю толпу, неспособную на совместные действия и не обладающую серьезными боевыми качествами. Народное собрание, решив напасть на Сиракузы до того, как побеждена Спарта, действовало под влиянием вспышки иррационального энтузиазма. Отправить в экспедицию Никия помимо его воли да еще и заставить его действовать на пару с Алкивиадом было актом военного безрассудства, компромиссом, причиной которого стал политический раскол государства в условиях, когда требовалась твердая воля. Отправить на Сицилию Алкивиада, не дав ему очиститься от обвинений, было несправедливостью по отношению к нему и предвзятостью к командованию экспедицией. Политические вожди Афин, за похвальным исключением Никия, руководствовались личными, а порой и бесчестными мотивами, их больше волновало собственное возвышение, чем интересы государства. Народ, выбравший их, был немногим лучше. Характерными чертами афинской демократии в 415 г. были энергичность, беспринципность, нещепетильность и непостоянство.

Граждане Сиракуз не верили слухам, что на них собираются напасть Афины. Гермократ тщетно призывал их взять инициативу в свои руки, призвать в союзники сикелов и греков и дать афинянам бой в южной Италии. Тем временем огромный флот двигался от Керкиры к «итальянскому каблуку». Расположенные там греческие города запирали ворота, и флот доплыл до Регия, не приобретя ни одного союзника. Разочарование афинских полководцев стало еще сильнее, когда оказалось, что Сегеста надула их и не может дать в казну экспедиции больше 30 талантов. Тогда они собрали военный совет. Никий предложил уладить ссору между Сегестой и Селинунтом, устроить демонстрацию силы и вернуться домой. Алкивиад выступал за дипломатический подход к сикелам и сицилийским грекам с целью приобрести базу – желательно в Мессане – и припасы, а потом и за наступление на Сиракузы в случае необходимости. Ламах настаивал на немедленном нападении на Сиракузы; припасы можно получить путем грабежа, Сиракузы следует изолировать, а их граждан запугать. Возможно, его план был наилучшим, но Ламах не сумел переубедить своих коллег. Создался тупик, выход из которого нашел тот же Ламах, отдавший свой голос за план Алкивиада. Полководцы достигли компромисса. Алкивиад безуспешно пытался склонить на сторону афинян Мессану, а половина боевого флота прошла вдоль восточного берега Сицилии, провела разведку сиракузской гавани и побережья и захватила Катану, сделав ее своей базой в Сицилии.

Вскоре после этого прибыл государственный корабль «Саламиния», затребовав Алкивиада и некоторых других на суд: в Афинах не прекращался шум по поводу уничтожения герм, затем некий заключенный начал давать показания и выдал список имен. Хотя Алкивиад среди них не числился, народ имел много оснований подозревать его и был намерен приговорить его к казни. По пути домой Алкивиаду и другим подозреваемым удалось бежать в Фуриях; затем они перебрались на Пелопоннес. Командующими остались Никий и Ламах. Они договорились отплыть к северному побережью острова, где захватили у коренных сиканцев маленькую гавань, а пленных продали за 120 талантов. Эти пиратские акции повредили афинскому престижу и дали Сиракузам возможность расширить свою коалицию.

Когда наступила зима, сиракузское войско, усиленное отрядами из Селинунта, Гелы и Камарины, направилось к афинской базе в Катане. К этому плану его склонил афинский агент из Катаны, и он же сообщил о выступлении войска афинянам. За ночь те со всей своей армией без сопротивления высадились в Большой гавани Сиракуз. Там они заняли позицию с узким фронтом и укрепили ее, чтобы выдержать атаки сиракузской конницы. Сиракузяне, подойдя к Катане, узнали, что афинский флот уплыл, и поспешно вернулись к Сиракузам, где поставили гоплитов в боевой строй глубиной в шестнадцать шеренг, разместив 1200 всадников и метателей дротиков на правом фланге. Никий и Ламах половину своих гоплитов поставили в строй глубиной в восемь шеренг, а другую половину – в каре позади первой, чтобы они могли при необходимости укрепить передний строй и отразить возможные прорывы вражеской конницы. В последовавшей битве аргивяне и мантинейцы на правом фланге и афиняне в центре одолели врага, но сиракузская конница не позволила им организовать преследование. Победа афинян повысила престиж армии, но не имела никаких стратегических последствий, так как полководцы на зиму отошли в Наксий и Катану и не сумели склонить на свою сторону Мессану и Камарину.

Никий и Ламах почти ничего не добились за первую кампанию. Им не хватало конницы, союзников и денег, без чего они не могли ни свободно передвигаться по суше, ни организовать регулярное снабжение. В течение зимы они послали в Афины за подкреплением, особенно за конницей и деньгами, и пытались заключить союз с негреческими народами – сикелами, карфагенянами и этрусками. К началу лета 414 г. дипломатией или силой они привлекли к союзу большинство сикелов. Из Афин им прислали 300 талантов и 280 всадников, лошадей для которых достали в Сицилии. Были завершены приготовления для новой высадки в Сиракузах и блокады или штурма города. Сиракузяне тем временем воспользовались приобретенным боевым опытом. За зиму они экипировали и тренировали гоплитов; своих 15 военачальников они заменили советом из трех полководцев, включая способного и решительного Гермократа, и предоставили им полную свободу действий. Кроме того, они отправили послов на Пелопоннес. Коринф пообещал им помощь и в свою очередь отправил послов в Спарту, чтобы поддержать сиракузских послов. Там уже находился и Алкивиад, который своими речами побуждал спартанское народное собрание к действию. Он обрисовал цели Афин в Сицилии так, как сам их замышлял: покорить Сицилию, южную Италию и Карфаген, построить огромные флоты, набрать на западе наемников из числа коренных жителей, после чего блокировать и штурмовать Пелопоннес. Алкивиад посоветовал спартанцам отправить в Сиракузы способного военачальника, чтобы руководить обороной города, одновременно укрепившись в аттической Декелее, откуда можно перерезать снабжение и сухопутные коммуникации Афин. Спартанцы послушались его совета и отправили Гилиппа в Сиракузы, одновременно начав приготовления к вторжению в Аттику и укреплению Декелеи.

Рис. 25. Сиракузы

В начале лета 414 г. Никий и Ламах подступили к Сиракузам. Укрепления города были очень сильными (рис. 25). Старые и новые кварталы города, построенные соответственно на Ортигии и на материке, были обнесены стенами, которые сообщались друг с другом, образуя единую систему укреплений. Ортигия – в то время остров, соединенный с материком дамбой, – господствовала над входом в две гавани: Малую гавань, в которой стоял сиракузский флот, защищенный рядом свай, и Большую гавань, пляжи которой были огорожены частоколами, чтобы помешать высадке. За зиму городские укрепления были расширены. Кроме первого укрепленного района на материке – Ахрадины, они теперь включали в себя Темениты и протянулись в сторону Эпипол – господствовавшего над городом плато, границами которого служили отвесные утесы. Афиняне могли осадить Сиракузы лишь с запада, но для этого им пришлось бы захватить Эпиполы. Поэтому Гермократ приготовился оборонять подходы к плато. Но однажды рано утром, когда он проводил смотр своих войск на лугу южнее Эпипол, афиняне, незаметно высадившись в Леоне к северу от Эпипол, уже изготовились к бою. Они поспешили к Эпиполам, взобрались на плато с западной стороны – в Эвриеле – и разбили сиракузян, вступавших в бой по частям.

Овладев Эпиполами, афиняне построили там круглый форт и от него начали тянуть стену на север в сторону Трогила и на юг к Большой гавани. Сиракузяне пытались помешать сооружению южной стены, выстроив у нее на пути контрстену. Когда она была захвачена штурмовым отрядом из 300 отборных афинян, они соорудили частокол и ров на болотистой равнине дальше к югу. Штурм этого частокола и рва возглавил Ламах; в круглом форте на Эпиполах остались лишь следовавшие за армией гражданские лица и больной Никий. Штурм частокола привел к генеральному сражению между обеими армиями, в ходе которого Ламах погиб, а нападение на круглый форт было отбито лишь благодаря тому, что Никий поджег груду дерева и осадные машины. В критический момент боя в Большой гавани появился афинский флот, которому было предписано покинуть свою базу в Фапсе, и сиракузяне отступили в город. Теперь установление полной блокады и падение города стало лишь вопросом времени. Еще больше афинян взбодрило получение припасов из Италии, прибытие трех пентеконтер из Этрурии и переход на их сторону многих сикелов.

Строительство северной стены уже близилось к завершению, а двойная южная стена приближалась к морю, когда сиракузян, сместивших своих полководцев и начавших переговоры с Никием, сильно приободрило прибытие коринфянина Гонгила с триремой. Он привез вести, что в Сиракузы направляются корабли из Коринфа, с Левкаса и Амбракии и что Гилипп уже в Сицилии. Тем временем Гилипп, который с четырьмя кораблями прибыл в Тарент, а оттуда переправился в Гимеру, шел к городу по суше во главе смешанной 3‑тысячной армии, состоящей из пелопоннесцев, союзников из Селинунта, Гимеры и Гелы и небольшого числа сикелов. Он взобрался на Эпиполы в Эвриеле, так же как в свое время сделали афиняне, прорвался через незаконченную часть северной афинской стены и соединился с сиракузской армией, сделавшей вылазку ему навстречу. Пропустив в город Гонгила и Гилиппа, афиняне совершили серьезный промах; Никий недооценил их значение.

Гилипп с новой энергией взялся за оборону Сиракуз. Он повел поперечную стену из Теменит в сторону незаконченной части афинской северной стены и одновременно атаковал афинян. В итоге он сумел ввести в бой сиракузскую кавалерию и разбил афинскую армию. На следующую ночь он продлил свою контрстену за линию северной афинской стены и тем самым предотвратил опасность блокады Сиракуз. Кроме того, Гилипп сумел захватить Лабдал, укрепленную базу снабжения к северу от Эпипол. Тогда Никий решил перенести свой основной лагерь к Большой гавани южнее Племмирия. Там он построил три форта для защиты кораблей и складов. Но морякам перемена пришлась не по душе: до пресной воды далеко, а за стенами лагеря на них нападала вражеская конница. Теперь в руках Никия находились круглый форт, двойная стена, ведущая от него к Большой гавани, и сама Большая гавань. Сиракузяне удерживали выход к северу от круглого форта, а их конница господствовала на окрестных равнинах. Гилипп объехал остальную Сицилию в поисках подкреплений, а в Малую гавань прибыло еще 20 кораблей – Никий не сумел их перехватить. Сиракузский флот начал упражняться на виду афинского флота, в котором значительно поубавилось моряков и невозможно было провести кренгование кораблей.

Теперь осада угрожала самому Никию. Он отправил в Афины срочную депешу, которая пришла в город в начале зимы. Никий откровенно писал, что попал в тяжелое положение. Его афинские моряки становились неуправляемыми, большинство иностранных моряков дезертировали, а флот лишался превосходства над врагом. Афинская армия зависела от поставок из италийских полисов, которые в любой момент могли перейти на сторону врага. Весной сиракузяне ожидали подкреплений из Сицилии и с Пелопоннеса, которые позволили бы им стать хозяевами положения. Никий советовал афинянам либо отозвать экспедицию, либо послать еще одну армию, столь же мощную и не испытывающую нужды в деньгах; в любом случае он просил освободить его от командования вследствие болезни. Народное собрание решило отправить еще одну экспедицию, но не освобождать Никия от должности. В помощь ему назначили двух командиров: Эвримедона, который отбыл с 10 кораблями в середине зимы, и Демосфена, который должен был повести главный отряд в 413 г. Таким образом, афиняне еще глубже увязли в Сицилийской кампании, несмотря на то что война приближалась к их дому.

Пока основные силы афинян находились в Сицилии, Афины провели ряд операций со своей базы в Македонии, которой служила Метона, входившая в Афинскую империю, но на привилегированном положении. Зимой 416/15 г. афинские войска начали опустошать Македонию, после чего вынудили Пердикку вступить в союз с Афинами.

В 414 г. Пердикка, большая армия фракийцев и афиняне совместно напали на Амфиполь, но не добились успеха. Еще больше сил Афины тратили на поддержку своего союзника Аргоса, который вел войну со Спартанским союзом. Обе стороны применяли тактику опустошения, и в 414 г. аргивяне убедили афинян выслать флот из 30 кораблей для разграбления побережья Лаконии. Эту агрессивную акцию трудно было оправдать ссылками на оборонительный союз Афин и Аргоса. Отношение Афин к договору о мире и союзе со Спартой стало очевидным, а кроме того, Афины не пожелали выполнять требование Спарты о передаче спорных вопросов в арбитраж. Коринф и его колония Сиракузы уговаривали Спарту начать вторжение в Аттику. Агрессия Афин против Милоса и Сицилии вызывала у союзников Спарты тревогу. В итоге Спарта и ее союз решили возобновить освободительную войну. Теперь они могли прибегнуть к более эффективной стратегии. Идея захвата укрепленного поста в Аттике витала в воздухе в 432–431 и 422–421 гг.; но для удержания такого поста в течение года с одновременным проведением в Аттике регулярных операций пелопоннесцам и беотийцам необходимо было обладать значительным военным превосходством над афинской полевой армией. Подобное превосходство впервые было достигнуто в 422 г., и еще раз теперь, когда Афины отправили крупные силы в Сицилию. В соответствии с рекомендациями Алкивиада Спарта велела своим союзникам готовить железо, инструменты и каменщиков для фортификации Декелеи и собирать войска для отправки в Сицилию. Предстояла война на два фронта.

Агис ранней весной 413 г. повел армию в Аттику. Он опустошил приграничную равнину и укрепил Декелею, которую можно было видеть из Афин, находившуюся почти на полпути между городом и беотийской границей, на главной дороге к Эвбее. Тем временем отряды гоплитов на торговых кораблях направились через открытое море в Сицилию; Спарта послала 600 неодамодейцев и илотов, Беотия – 300 человек, Коринф – 500 и Сикион – 200. Их отбытие прикрывал коринфский флот из 25 трирем, который напал на афинскую эскадру, базировавшуюся в Навпакте. В Афинах снарядили два флота. 30 кораблей должны были взять на борт аргосских гоплитов и опустошить лаконийское побережье, а 65 кораблей под командой Демосфена – перевезти в Сицилию 1200 афинских гоплитов и столько бойцов из подчиненных государств, сколько можно набрать. Оба флота должны были совместно действовать против Лаконии. Демосфен помог выбрать и укрепить перешеек напротив Киферы, а затем отправился в Сицилию. Ресурсы Афин оказались полностью исчерпаны: в море находилось не менее 255 афинских кораблей, а жалованье выплачивалось 45 тысячам воинов.

Но и эта помощь едва не опоздала. Гилипп и Гермократ убедили сиракузян вывести флот в море и напасть на врага. Гилипп ночью вывел свою армию в сторону Племмирия. Сиракузский флот атаковал на рассвете двумя эскадрами – первая из 35 трирем действовала в Большой гавани, а вторая из 45 трирем пришла из Малой гавани. Афиняне поспешно спустили на воду 60 кораблей и схватились с вражескими эскадрами, прежде чем те успели соединиться. Воины афинской базы собрались на берегу, наблюдая за ожесточенной схваткой, когда Гилипп внезапно атаковал 3 форта и захватил их; при этом погибло много афинян. На море сиракузяне сперва побеждали, но их корабли вскоре начали сталкиваться друг с другом, и афиняне взяли верх. В итоге сиракузяне потеряли 11 кораблей, а афиняне – три. Но захват морской базы в Племмирии был намного важнее. В руки сиракузян попала оснастка для 40 трирем, запасы зерна и множество ценностей. Теперь, когда они заняли форты в Племмирии, их корабли могли с обеих сторон угрожать входу в Большую гавань. Чтобы окончательно блокировать афинян, они отправили 12 кораблей в Италию для перехвата поставок продовольствия и леса.

Успехи сиракузян привлекли на их сторону многие сицилийские государства, и Гилипп решил снова напасть на афинян в июле, прежде чем те получат подкрепления. Сиракузяне срезали носы своих кораблей и укрепили их распорными бимсами, чтобы иметь возможность таранить афинские корабли в нос. Афиняне, полагавшиеся на превосходство в скорости маневра, позволявшее им таранить вражеские корабли в борт, строили свои корабли с узкими носами. В открытом море подобная тактика приносила им успех, но в данном случае сражение происходило в тесной Большой гавани. Сиракузская армия сперва подступила к афинской двойной стене – один отряд выступил из города, а второй из Олимпия, а затем их флот из 80 кораблей вышел против 75 кораблей афинян. Ни в тот день, ни на следующий боя не было. Но еще через день афинский флот атаковал, и сиракузяне, тараня вражеские корабли в носовую часть, утопили 7 кораблей и вывели из строя еще больше; кроме того, сиракузяне метали дротики с близкого расстояния и убили многих гребцов. Афинский флот от полного разгрома спасла лишь предусмотрительность Никия: он загородил импровизированную гавань торговыми кораблями, подняв на их реях массивные железные глыбы, которые можно было сбросить на любой неприятельский корабль, попытавшийся проникнуть в гавань. За этими укреплениями потрепанный афинский флот и нашел убежище. Сиракузяне собирались атаковать снова, когда в Большую гавань вошел Демосфен с 73 триремами, 5 тысячами гоплитов и полчищами легких пехотинцев, как греков, так и варваров.

Он решил воспользоваться испугом, в который повергло сиракузян прибытие такой армады. Демосфен собирался захватить Эпиполы и завершить циркумваллационную линию[53]. Однако ему не удалось преодолеть длинную одинарную стену, построенную Гилиппом и ведущую на запад по Эпиполам. Тогда он напал ночью с запада, через узкий подъем на плато в Эвриеле. Авангард его огромной и разноплеменной армии застал врага врасплох, захватил передовой форт и атаковал три укрепленных лагеря на плато. Пока отряды разрозненными группами стремились вперед, беотийцы, а за ними и другие подразделения сиракузской армии построились и контратаковали. Афинские войска, по большей части незнакомые с местностью и будучи не в состоянии отличить в тусклом лунном свете друга от врага, в замешательстве отступили, а затем обратились в паническое бегство. Тем временем остальная часть афинской армии пробиралась по узкому подъему на плато, закрыв дорогу беглецам. Сиракузяне со своей стороны действовали на широком фронте; они сохраняли строй, успешно пользовались паролями и ориентировались на местности. Их боевой клич привел врага в еще большее замешательство, так как для ушей афинян он не отличался от клича сражавшихся на их стороне дорийских отрядов – аргивян, керкирян, родосцев и прочих. В итоге армия Демосфена была сброшена с плато: многие разбились насмерть, падая с утесов, а многие заблудившиеся на равнине погибли на рассвете от сиракузской конницы.

После этой катастрофы Демосфен предложил эвакуировать всю армию морем. Ее военная мощь была подорвана, в лагере свирепствовала зараза. Армия, утверждал он, найдет себе лучшее применение дома, напав на Декелею. Афинский флот по‑прежнему был самым сильным в сицилийских водах, и эвакуации ничто не угрожало. Однако Никий не пожелал отступать. Сиракузы, по его мнению, находились на грани краха: их финансы истощились, а горожане проявляли недовольство. Им по‑прежнему владела нерешительность, и в таком состоянии он предпочитал рисковать жизнью в Сицилии, чем предстать перед народным судом в Афинах. Тогда Демосфен и третий полководец, Эвримедон, предложили отступить к Фапсу или Катане, где армия сможет запастись продовольствием, флот – действовать в открытых водах; а тем временем, если Никий не желает брать на себя ответственность за принятие решения, можно подождать приказа из Афин. Но Никий упрямо отказывался уходить, и афинские силы стояли в бездействии под Сиракузами. Армия же Гилиппа за август увеличилась, к ней примкнули новые сицилийские отряды и пелопоннесцы, которые прибыли через Африку и Селинунт. Никий, узнав об этом, перестал возражать против отступления при условии, что вопрос не будет вынесен на открытое голосование, и был отдан приказ к эвакуации. Накануне отплытия, 27 августа 413 г., в полнолуние, произошло лунное затмение. Прорицатели объявили, что теперь армия должна ждать «трижды по девять» дней. Большинство афинян в лагере согласились с их вердиктом, и Никий, покончив с колебаниями и выдав нужду за добродетель, наотрез отказался двигаться с места.

Прежде чем двадцать семь дней прошли, сиракузяне перешли в наступление. Они разбили небольшой отряд афинской конницы, а затем во время боя в узком проливе захватили 18 кораблей. Когда сиракузяне начали перекрывать вход в Большую гавань импровизированным молом из торговых кораблей и лодок, афинские полководцы поняли, что могут попасть в ловушку и оказаться без припасов. Поэтому они вывели в море все корабли, какие только могли плавать, – их набралось 110, посадили на них всех, кто влез, заклиная бойцов сражаться ради своей жизни и ради спасения Афин, и корабли устремились к бреши в моле. Сиракузяне разместили часть своих 75 кораблей перед брешью, а другие вдоль берегов гавани, чтобы можно было компенсировать численное превосходство афинян возможностью ударить всеми своими кораблями одновременно во фланги и фронт афинской эскадры. Сперва афинские корабли направились прямо к молу, который моряки тщетно пытались разобрать, но затем их со всех сторон атаковали сиракузские корабли. Судно сталкивалось с судном, рулевые выкрикивали приказы, застрельщики метали свои смертоносные снаряды, гоплиты брали на абордаж столкнувшиеся и изувеченные корабли. На берегу обе армии следили за ходом боя. Афиняне, чья судьба решалась у них на глазах, криками радости или отчаяния отмечали каждый момент действия, разворачивавшегося в Большой гавани. Наконец, афиняне обратились в бегство, преследуемые по пятам сиракузянами, и высадились на берег, где их могла защитить армия. Вечером, когда сиракузяне вернулись в город, Демосфен убедил Никия, что наилучший вариант – возобновить утром морское сражение, так как афиняне по количеству кораблей все еще превосходили врага. Но армию охватила паника. Гребцы отказались садиться на весла, и единственной альтернативой оставалось прорываться с боем по суше.

В Сиракузах победу отметили возлияниями и празднеством в честь Геракла. Поскольку войско на ночь лишилось боеспособности, Гермократ отправил Никию сообщение, заставив его поверить, что сиракузяне уже удерживают проходы и афинянам ночью не вырваться. Когда наступил рассвет, афинские полководцы стали ждать следующего дня, а затем 40‑тысячная армия двинулась в путь, оставив своих мертвых без погребения, а раненых – без помощи. Сиракузяне заняли перевалы по пути к Катане, а их конница и легкая пехота непрерывно атаковали афинян, пробивавших себе путь по равнине. За пять дней они не сумели уйти далеко, а их запасы истощились. Тогда ночью афиняне разожгли костры, а сами ушли в другую сторону. Отряд Демосфена отстал и на следующий день был окружен. Демосфен сдался на условиях сохранения жизни его людям. Отряд Никия сиракузяне догнали и окружили на следующий день, но еще через день он прорвался и дошел до реки Ассинар. Там афиняне смешали ряды и устремились к воде, одержимые желанием утолить жажду и переправиться на другой берег, и в этот момент враг окружил их и стал теснить, так что многие оказались затоптанными или натыкались на свои же копья. Противоположный берег также был усеян сиракузянами, которые метали дротики в толпу, скопившуюся в ложе реки, – большинство афинян, забыв обо всем, жадно хлебали воду. «Пелопоннесцы спустились к реке и убивали их, особенно тех, кто был в воде, и та мгновенно потеряла чистоту, но большинство афинян все равно пили эту мутную и окровавленную воду и даже дрались из‑за нее». Когда мертвые уже лежали грудами, Никий сдался Гилиппу, умоляя его прекратить побоище. Гилипп приказал брать уцелевших афинян живыми. Он хотел сохранить жизнь Демосфену и Никию, но сиракузяне и коринфяне казнили их. Около 7 тысяч уцелевших афинян загнали в тесный карьер в Сиракузах, где многие умерли от невыносимых условий, голода и болезней. Через семьдесят дней сиракузяне отобрали афинских союзников и продали их в рабство, а афинян и сицилийских и италийских греков бросили на произвол судьбы.

Между тем дома на афинян тоже обрушились бедствия. Регулярный гарнизон Декелеи и грабители из Беотии угоняли из Аттики скот и вьючных животных и расхищали движимое имущество. Лошади афинской конницы на каменистом грунте калечили ноги, а городские стены необходимо было охранять круглосуточно и зимой и летом. Город находился в блокаде, все припасы приходилось доставлять морем, и они стоили втридорога. В попытке восполнить свои истощившиеся ресурсы афиняне решили заменить дань 5‑процентным налогом на весь экспорт и импорт в пределах своей империи и таким образом выжать еще больше денег из подчиненных государств. Они все меньше и меньше полагались на своих «союзников» и все больше на наемников‑варваров, чьи зверства, например в беотийском Микалессе, где были вырезаны все жители, включая женщин и детей, вызывали ярую ненависть к Афинам. Даже на море афинянам не везло: в Коринфском заливе они потерпели поражение от меньшего по численности коринфского флота, корабли которого имели крепкие носы и годились для лобового тарана. Сиракузская катастрофа сокрушила афинскую мощь и престиж. Всего Афины потеряли более 200 боевых кораблей, в основном афинских, со всеми экипажами общей численностью примерно 40 тысяч человек, большей частью набранных из подчиненных государств; около 4 тысяч афинских кавалеристов, гоплитов и легких пехотинцев и значительно большее число бойцов из подчиненных и союзных государств, а также набранных среди дружественных варваров; и, наконец, колоссальное количество денег, оружия и материалов. Все надежды на экспансию были погублены. Теперь Афинам приходилось сражаться за свое существование и существование империи, из которой они черпали большую часть своих ресурсов. Афиняне обладали храбростью и стойкостью, но им не хватало того единства, благодаря которому они восторжествовали в Персидских войнах.

В войну вступает Персия

Зимой 413/12 г. Спарта вела приготовления к кампании, которая, по мнению большинства людей, должна была завершить войну. Агис, действуя из Декелеи, собирал деньги с союзных и нейтральных государств центральной Греции, спартанское правительство приказало построить союзный флот из 100 трирем. Эвбея, Лесбос, Хиос и Эритры готовились к восстанию, а два сатрапа в прибрежных районах Малой Азии – Фарнабаз на севере и Тиссаферн на юге – обещали содействие. Спартанцы решили поддержать Хиос, который обладал флотом из 60 кораблей, и вступить в переговоры с Тиссаферном; но они и их союзники действовали так медленно, что афиняне узнали об их планах и заблокировали первую пелопоннесскую эскадру из 21 триремы, которая не осмелилась отойти от побережья Эпидавра. Тем временем Алкивиад, непрестанно понукавший спартанских эфоров, и спартанский полководец Халкидей с пятью кораблями пересекли море и подняли на восстание Хиос, Эритры, Клазомены, а потом и Милет. После этого Халкидей от имени Спартанского союза заключил договор с Дарием, по которому Спарта признавала «наследственные владения царя царей», и обе стороны обязались сообща вести войну с Афинами. Затем восстание распространилось на Лесбос, а до Хиоса добрались еще четыре триремы с Пелопоннеса. Эти триремы входили в эскадру, которая прорвалась через афинскую блокаду у побережья Эпидавра. С ними прибыл еще один спартанец – Астиох. Он взял в свои руки верховное командование и сообщил, что скоро прибудет основной пелопоннесский флот.

Пока пелопоннесцы неторопливо пытались захватить инициативу, афиняне лихорадочно вели приготовления: строили корабли, сокращали расходы на управление государством и укрепляли Сунион, чтобы обеспечить защиту кораблям снабжения. На период кризиса десять престарелых политиков, включая Гагнона и поэта Софокла, были назначены советниками (probuloi). Весной 412 г. у Афин имелось 27 трирем в Навпакте и 21 трирема в родных водах, в том числе 7 с Хиоса. Основной целью Афин было предотвратить соединение вражеских эскадр; одна из них была успешно заблокирована у побережья Эпидавра, но вторая прорвалась из Сицилии в Коринф. Когда восстал Хиос, Афины воспользовались резервным фондом в тысячу талантов; команды для кораблей они набирали, едва те сходили со стапелей.

В восточной части Эгейского моря наибольшее стратегическое значение имел остров Самос. Он располагался на кратчайшем пути из Греции в Ионию, на линии коммуникаций между Спартой и Хиосом, а после восстания в Милете – между двумя основными районами восстания. Остров охраняла первая афинская эскадра, насчитывавшая всего 8 кораблей. Когда их количество возросло до 30, часть экипажей поддержала кровавую революцию на Самосе, в ходе которой была свергнута власть высших классов и установлена демократия. Афины обещали Самосу полную автономию, надеясь таким образом обеспечить лояльность демократов в других подчиненных государствах. Затем афиняне блокировали Милет, восстановили свою власть в Митилене и Клазоменах и разорили остров Хиос. В конце лета 48 кораблей, включая транспорты, и гоплитское войско из тысячи афинян, 1500 аргивян и тысячи союзников отбыли из Афин и высадились под Милетом. Отряд милетян и пелопоннесцев сделал вылазку, чтобы соединиться с персидским войском из наемной пехоты и туземной конницы под командованием Тиссаферна, но был разбит афинянами, которые приготовились к осаде города.

В этот момент прибыл главный пелопоннесский флот, насчитывавший 33 корабля из Пелопоннеса и 22 из Сиракуз и Селинунта. Афинский командующий Фриних благоразумно отступил от Милета на Самос, где афинские эскадры могли переждать наступающую зиму 412/ 11 г. Аргосское войско, понесшее под Милетом большие потери, недовольное вернулось домой, и Аргос больше не принимал активного участия в войне. За зиму оба флота получили подкрепления. Пелопоннесцы получили от персов деньги на жалованье экипажам и пополнили свои фонды, разграбив Ясус и продав его жителей Тиссаферну. Почувствовав себя несколько сильнее, они заключили с Персией второй договор, в котором персидские требования были отражены более расплывчато и содержалось обязательство Персии оплатить все расходы. Однако этот договор был отвергнут Лихасом, представителем одиннадцати спартанских уполномоченных, который прибыл к Астиоху как советник. В итоге последовал открытый разрыв с Тиссаферном, спартанцы захватили важный остров Родос и перерезали торговый путь из Египта в Афины. Афиняне тем временем прилагали все усилия, чтобы подавить восстание на Хиосе, но безуспешно. Одновременно они прикрывали Геллеспонт, через который шла подавляющая часть афинского импорта продовольствия с Черного моря. Баланс морской силы практически сравнялся, и пелопоннесцы могли улучшить свое положение, лишь снова заключив союз с Персией.

Алкивиад, игравший столь активную роль при начале операций в восточной части Эгейского моря, столкнулся с недоверием спартанцев и ненавистью Агиса, чью жену он соблазнил в Спарте. Поэтому он переметнулся к персам. На встрече с царем царей и Тиссаферном он настаивал на том, что следует дать грекам измотать друг друга войной; пелопоннесский флот нужно финансировать очень экономно, чтобы Спарта не могла к своему военному превосходству добавить еще и морское превосходство. Продемонстрировав свое влияние при персидском дворе, Алкивиад создал у обеих сторон впечатление, что он может управлять их судьбами, так как и афиняне, и Спарта поняли, что войну выиграет тот, кто будет распоряжаться персидскими деньгами и финикийским флотом. Поэтому когда Алкивиад дал знать афинским триерархам и самосским лидерам, что, если в Афинах будет установлена олигархия, он готов вернуться и обратить свою дружбу с Тиссаферном к их пользе, они с готовностью приняли его предложение и отправили к нему представителей, чтобы обсудить с ним планы. После их возвращения возникла группа заговорщиков; с предложением Алкивиада ознакомили моряков, и те не возражали, искушенные перспективой персидских субсидий. Но на секретном совещании полководец Фриних выразил подозрение к Алкивиаду и неверие в его обещания. Однако остальные не отказались от своих планов и отправили в Афины Писандра и еще нескольких человек для подготовки к установлению олигархии и возвращению Алкивиада. В Афинах Писандр столкнулся с сильной оппозицией, но утихомирил ее, заявив, что выживание страны – вопрос более важный, чем ее государственное устройство, и что для победы необходим союз с Персией. Тогда его и еще десятерых послали вести переговоры о союзе с Алкивиадом и Тиссаферном. Народное собрание неохотно приняло их условия: установить в Афинах олигархию и отменить смертный приговор Алкивиаду. Кроме того, Писандр убедил народное собрание сместить Фриниха, чья враждебность к Алкивиаду могла расстроить грядущие переговоры.

Затем Писандр и остальные послы отправились к двору Тиссаферна. Но там их ждало жестокое разочарование. Алкивиад, выступавший как представитель Тиссаферна, подозревал, что Тиссаферн не собирается изменять Спарте ради Афин. Поэтому он выдвинул такие непомерные условия, что афинские послы прервали переговоры. После этого Тиссаферн в апреле 411 г. заключил третий, окончательный пакт со Спартанским союзом. Две державы обязались совместно вести военные действия и мирные переговоры с Афинами. Тиссаферн должен был обеспечивать финансирование пелопоннесского флота до тех пор, пока в действие не вступит финикийский флот; все средства, которые Тиссаферн предоставил бы после этого, подлежали возврату по окончании войны. «Все земли царя в Азии принадлежат царю, и он поступает со своими землями так, как ему заблагорассудится». Пакт оставался в силе до конца войны. Поскольку он основывался исключительно на соображениях выгоды, ни одна из сторон не намеревалась соблюдать его в той мере, в какой это не диктовалось соображениями выгоды. Хоть Спарта и обещала продать свободу греческих государств в Азии (а афинские послы за персидскую помощь готовы были обещать еще больше), но эта продажа была чисто номинальной, лишь до окончания войны, и пелопоннесцы немедленно начали получать от Персии субсидии.

В начале лета 411 г. восстание распространилось на Геллеспонт, где спартанский военачальник Деркиллид при содействии Фарнабаза занял и оккупировал Абид. Хиос все еще держался, несмотря на непрестанные усилия афинян, а территория от Милета до Родоса находилась в основном под спартанским контролем. Однако пелопоннесский флот, которым командовал нерешительный Астиох, не стремился к сражению с афинским флотом. Тем временем заговорщики на Самосе и в Афинах готовились к установлению олигархии, несмотря на то что отпал предлог для этого шага – союз с Персией. Их сторонники в войсках, размещенных на Самосе, были хорошо организованы и контролировали ситуацию. Их вожди лишились надежды на персидские деньги, однако они пожертвовали свои личные состояния на продолжение войны, организовали заговор по установлению олигархии на Самосе и отправили эмиссаров в подчиненные государства, чтобы установить олигархию и там. Писандр и остальные направились в Афины, устанавливая олигархию по пути своего следования.

Олигархия в Афинах

Последовательные неудачи демократии, завершившиеся катастрофой в Сиракузах, посеяли во всех слоях народа недоверие к демократическим институтам. Активные противники демократии происходили главным образом из высшего и среднего классов, которые вплоть до сиракузской катастрофы несли на себе все бремя налогов и больше всего страдали от военных потерь и, естественно, не испытывали любви к системе, ограничивавшей их участие в решении вопросов войны и мира. Они разделились на две группы. Первая, более многочисленная, желала, чтобы было умеренное правительство, в котором зажиточные граждане будут разумно управлять государством и энергично вести войну. Эга группа не была организована по политическим клубам. Не имела она и четкой программы по установлению «умеренной олигархии». Вторая группа желала прежде всего захватить власть в роли вождей олигархии; некоторые из них были готовы в крайнем случае насильственным путем установить олигархию и даже пойти на сговор с врагом. Они контролировали политические клубы, которые существовали как нелегальные организации и теперь готовы были выйти из подполья. Сперва обе группы объединяла их неприязнь к демократии и перспектива установления союза с Персией. Тем не менее большая часть народа по‑прежнему поддерживала демократические идеи и готова была смириться с реформой государственного управления лишь как с временной уступкой ради заключения союза с Персией.

Когда Писандр уговорил народное собрание пойти на смену государственного строя, он велел политическим клубам согласовать свои планы и сделать предварительные шаги к свержению демократии. Пока он находился в Азии и на Самосе, юные заговорщики убили демократического вождя Андрокла и некоторых его сторонников. Все сессии совета и народного собрания отныне проходили под контролем заговорщиков, которые выставляли ораторов и диктовали им содержание речей. Программой, за которую они выступали, была умеренная олигархия: жалованье платить лишь воинам на действительной службе, а государством управлять лишь тем, кто лучше разбирается в финансах и участвует в военных действиях, – всего таких не должно быть больше 5 тысяч. Всех, кто выступал против этой программы, постигла участь Андрокла, и на правосудие надеяться было бесполезно, так как органы демократической власти были затерроризированы. В таком большом и перенаселенном городе было невозможно оценить число заговорщиков и трудно понять, кто участвует в заговоре. Речи в поддержку олигархии зачастую произносили те, в ком никто не ожидал увидеть участников заговора или сочувствующих; были они заговорщиками или нет, но они способствовали накалению обстановки, вызывая у людей страх друг перед другом и подозрение даже к ближайшим друзьям. Такова была ситуация к концу мая, когда прибыли Писандр и его товарищи с отрядом доверенных гоплитов, испытанных в подчиненных государствах, где они уже установили олигархическое правление.

Писандр и его спутники немедленно созвали народное собрание. Они не сообщили о своей неудаче на переговорах с Персией, но предложили избрать десять человек, которые разработали бы проект нового государственного устройства и в назначенный день огласили его перед народным собранием. В итоге народное собрание избрало двадцать человек, возраст которых превышал 40 лет, и десятерых престарелых политиков, probouloi, назначенных после сицилийской катастрофы. При разработке новых законов им было предложено обратить особое внимание на «наследие законодателя Клисфена». Это предполагало умеренность, чуждую целям Писандра и его товарищей, так как законодателей фактически контролировали десять человек из их числа, обладавших всей полнотой власти. В назначенный день народное собрание провели в Колоне за стенами города, куда не пришли малодушные, опасаясь вражеского нападения. По рекомендации десятерых законодателей, облеченных властью, были формально отменены демократические гарантии; по предложению Писандра смещены все действующие магистраты и назначены члены временного правительства. Назначения оказались в руках заговорщиков: сперва были избраны первые пять председателей, затем они назначили еще сто, каждый из этих ста кооптировал еще троих. Эти «четыреста» получили все полномочия по управлению государством и право созвать по своему желанию Совет пяти тысяч. Пять тысяч еще не были названы, но уже оговаривалось, что до окончания войны они будут представлять собой электорат и высший орган государственной власти. Возражать никто не осмелился, народное собрание было распущено, а заговорщики начали готовиться к перевороту. С тех пор как спартанцы заняли Декелею, афиняне днем караулили на стенах и не расставались с оружием в течение всего дня, а вечером шли домой. Поэтому однажды вечером заговорщики и гоплиты, которых Писандр привез с островов, с оружием в руках собрались около Агоры, а «четыреста», вооруженные кинжалами, в сопровождении 120 юношей, назначенных телохранителями, вошли в зал совета. Сопротивления им никто не оказал. Члены демократического совета разошлись, не получив положенного жалованья.

«Четыреста» сами были послушным орудием в руках организаторов заговора – группы приблизительно из десяти человек, имевших особые полномочия. Самым влиятельным, хотя не самым видным среди них, был блестящий юрист Антифон, который организовал заговор и руководил им. Его главными помощниками были Писандр, глашатай заговорщиков, и экс‑полководец Фриних, выказавший себя ревностным приверженцем заговора. В эту группу входил также исключительно способный организатор и оратор Ферамен, сын Гагнона, придерживавшийся менее крайних взглядов, чем члены ближнего круга. Сначала «четыреста» избавились от своих противников, некоторых убив, а других арестовав или изгнав, а затем начали мирные переговоры с Агисом в Декелее. Но они не собирались сдаваться на милость пелопоннесцев. Когда Агис подвел свою армию к стенам Афин, его войскам был нанесен урон. Затем афиняне отправили две группы послов: одну в Спарту, чтобы начать официальные переговоры, а другую на Самос, чтобы в благоприятном свете представить там свои деяния.

Между тем заговор по установлению олигархии на Самосе провалился. Афинские войска, возглавляемые Фрасибулом и Фрасиллом, перешли на сторону самосских демократов, а затем до них дошли преувеличенные вести о зверствах «четырехсот» в Афинах. Тогда они провозгласили собственное демократическое правительство, избрали Фрасибула, Фрасилла и прочих в полководцы и объявили «четырехсот» вне закона. Послы «четырехсот», получив на Делосе известие об этом мятеже, решили отложить свою поездку на Самос. Тем временем демократы на Самосе по предложению Фрасибула вызвали Алкивиада – Фрасибул все еще считал, что он распоряжается казной Тиссаферна. Алкивиад немедленно был назначен полководцем. Он находился на Самосе, когда с Делоса прибыли послы «четырехсот». Они попытались произвести хорошее впечатление, пообещав, что собравшиеся на Самосе бойцы тоже окажутся в числе Совета пяти тысяч, когда придет их черед. Оппоненты уже готовы были схватить их и отплыть в Афины, если бы не вмешался Алкивиад. Своей властью он отправил в Афины ответ: «четыреста» должны быть заменены демократическим Советом пятисот, но он не возражает и против Совета пяти тысяч при условии, что они будут экономно расходовать финансы и пришлют деньги на содержание флота. Афинское государство было расколото: «четыреста» удерживали столицу, а демократы – главный флот. Предотвратив гражданскую войну между ними, Алкивиад оказал величайшую услугу своей родине.

Когда послы «четырехсот» доставили в Афины послание Алкивиада, оно произвело желаемый эффект. Приободрившиеся умеренные, которых возглавляли Ферамен и Аристократ, начали настаивать на назначении Совета пяти тысяч; они не столько вдохновлялись политическими идеалами, сколько понимали, что дни олигархии сочтены и те, кто свергнет власть «четырехсот», в будущем могут стать вождями демократии. Экстремисты же решили впустить спартанцев в столицу на любых условиях. Их первые послы так и не добрались до Спарты: команда государственного корабля «Парал» арестовала их и передала аргосским демократам. Но из Афин отправились новые послы, а вслед за ними и вожди заговора – Антифон, Писандр, Фриних и другие. Пока они отсутствовали, экстремисты спешили с укреплением Ээтионеи – волнолома, с которого небольшие силы могли контролировать вход в Пирей. Фриних по возвращении был убит в афинской Агоре, а в сентябре 411 г., когда пелопоннесский флот появился в Сароническом заливе и разорил Эгину, Аристократ и Ферамен, уверенные в поддержке большинства гоплитов, сумели разрушить форт в Ээтионее, избежав столкновения со сторонниками «четырехсот».

Линию укреплений города теперь занимали две вооруженные группировки: в Афинах – экстремисты и в Пирее – умеренные. Поскольку враг угрожал и с суши, и с моря, были назначены «каталогизаторы» для составления списка Совета пяти тысяч, а обе партии договорились провести народное собрание в театре Диониса и уладить разногласия. Но в назначенный день пришли известия, что пелопоннесский флот движется от Мегары вдоль берега Саламина, и люди поспешили в Пирей, чтобы помешать высадке десанта. Когда пелопоннесцы направились в сторону Суниона, афиняне поспешно вывели в море флот на подмогу патрульным кораблям у Эвбеи. Их эскадры из 42 и 36 кораблей стояли в Оропе и Эретрии примерно в семи милях друг от друга, когда эретрийцы дали пелопоннесцам сигнал к атаке: они знали, что афинские моряки разбрелись в поисках пропитания. Пелопоннесцы застали афинян врасплох, уничтожили 22 афинских корабля и подняли Эвбею на восстание.

В результате этой катастрофы Афины оказались без защиты. Пелопоннесцы могли бы захватить Пирей или вынудить афинский флот на востоке Эгейского моря бросить свои базы и вернуться домой. Но они упустили эту возможность. В Афинах народ сместил «четырехсот» и установил правление Совета пяти тысяч. Вожди экстремистов бежали к Агису в Декелею, а один из них, завладев пограничным городком Эны, передал его Беотии. Совет пяти тысяч управлял столицей с сентября 411‑го по июль 410 г. Он предложил вернуться Алкивиаду и другим изгнанникам, сотрудничал с самосской демократией и энергично вел войну. Революционный период, столь губительный для свободы многих государств, благодаря таким политикам, как Фрасибул, Алкивиад и Ферамен, а также вследствие умеренности гоплитского класса в Афинах и моряков на Самосе, прошел в Афинах без серьезного кровопролития и без вражеской интервенции.

Во время правления «четырехсот» было разработано законодательное обоснование их власти, но, по‑видимому, оно так и не было воплощено в жизнь. Однако по нему можно судить о программе олигархов‑экстремистов. Совет пяти тысяч, существовавший только в теории как обладатель политических прав, должен был отбирать кандидатов в совет из граждан, достигших тридцатилетия, голосуя по филам; из этих кандидатов отбиралось, возможно жребием, по сорок от каждой филы; они составляли Совет четырехсот «в соответствии с обычаями предков» – вероятно, имеется в виду солоновский Совет четырехсот. Совет должен был получить самые широкие полномочия: избирать десять полководцев, назначать магистратов, осуществлять проверки и контролировать законодательство, за исключением вопросов гражданского права. Советников и полководцев можно было назначать неоднократно, других магистратов – нет. Эта программа была разработана в то время, когда революционный Совет четырехсот уже пришел к власти как временный орган, и на нее ссылались во время кризиса в сентябре 411 г. В одном из пунктов программы подразумевалось, что занимавшие тогда свои должности полководцы были избраны Советом пяти тысяч, а два других пункта были связаны с предполагавшейся передачей власти Совету пяти тысяч.

Программа будущего государственного устройства при Совете пяти тысяч была создана, вероятно, в то же самое время, и послы «четырехсот» цитировали ее на Самосе. Возможно, она стала основой для фактически принятого при Совете пяти тысяч законодательства, которое было должным образом ратифицировано после падения «четырехсот». 100 чиновников (по 10 от каждой филы) должны были составлять список из 5 тысяч человек, избранных из числа людей старше 30 лет, принадлежавших к трем высшим классам собственников. Затем эти 5 тысяч человек делились на четыре совета, один из которых действовал как исполнительный с законодательными полномочиями, а три остальных – как совещательный орган; выбор исполнительного совета проводился ежегодно жребием. 5 тысяч проводили предварительный отбор кандидатов, а затем окончательно выбирали из них высших должностных лиц в военной, финансовой и административной сфере – все они выбирались на год из членов исполнительного совета. Второстепенных должностных лиц избирали жребием из членов трех остальных советов. Исполнительный совет должен был собираться через четыре дня на пятый. Им руководили девять архонтов, в обязанности которых входило штрафовать отсутствующих – по драхме за сессию, если только их отсутствие не было санкционировано советом. Процедура работы совета была тщательно расписана. Полководцы имели преимущество при вынесении на обсуждение военных вопросов, а пять председателей принимали решение голосованием. Предусматривалось, что в военное время проведение пленарной сессии трех советов могло оказаться затруднительным; на этот случай члены исполнительного совета имели право кооптировать по одному человеку с совещательным голосом. Исполнительный совет должен был обращать особое внимание на финансовые вопросы; советники за свою службу не получали жалованья[54].

Авторы этой программы, вероятно, вдохновлялись примером четырех советов «равноправной олигархии», которые правили в полисах Беотийской лиги. В военное время они обладали большими достоинствами, которые отмечали Фукидид и Аристотель. Они сберегали финансы, осуществляли централизованное управление государством, доверяли политическое руководство наиболее ответственным элементам общины и берегли живую силу для военных действий. Поскольку 5 тысяч человек составляли немногим больше половины афинян соответствующего возраста, принадлежавших к высшим классам, предполагалось, что остальные, несущие службу за морем, в должный срок примут участие в работе правящего государственного органа. Имея такое государственное устройство, Афины, возможно, предотвратили бы постигшую их в итоге катастрофу. Но в 411–410 гг. демократия на Самосе сохранила свою независимость, низший класс, составлявший персонал флота, со временем заявил претензии на решающий голос в государственных делах и повернул страну в сторону полной демократии.

Борьба за морское господство

Пока в Афинах правили олигархические фракции, самосская демократия обороняла империю. В критический период раскола пелопоннесцы не нападали на флот на Самосе. Так случилось вследствие некомпетентности Астиоха, нерешительность которого была характерна для многих спартанских флотоводцев, вследствие двуличия Тиссаферна, который задержал субсидии и не выполнил своего обещания вызвать 147 финикийских кораблей с их базы в Аспенде в Памфилии, и вследствие волнений среди союзников Спарты и жителей Милета, флот которых бездействовал. Наконец, Астиоха сменил Миндар. В сентябре 411 г. он решил отвести свой флот к сопернику Тиссаферна – Фарнабазу. В это время у пелопоннесцев стояло 16 кораблей в Абиде на Геллеспонте; в северной части Эгейского бассейна бунтовал Византий, а Тасос был на грани восстания. Главный флот афинян находился на Самосе (13 кораблей вместе с Алкивиадом отправились с визитом к Тиссаферну), несколько кораблей на Лесбосе и эскадра из 18 кораблей в Сесте на Геллеспонте. Когда Миндар достиг Хиоса, афинский флот перешел с Самоса на Лесбос, но Миндар незаметно проскользнул между материком и Лесбосом, достиг Геллеспонта и захватил 4 корабля из афинской эскадры, плывшие из Сеста в открытое море. Затем Миндар сосредоточил на Геллеспонте пелопоннесский флот из 86 кораблей. Тогда афинские командиры Фрасибул и Фрасилл привели свои основные силы и остатки эскадры из Сеста. Они поставили свои 76 кораблей на якорь у Элея.

Рис. 26. Геллеспонт

Поскольку путь через Геллеспонт находился в руках Миндара, Фрасибул и Фрасилл решили атаковать. Когда их корабли шли цепочкой вдоль побережья Херсонеса в сторону Сеста, пелопоннесский флот, также построившись в цепочку, двигался в противоположную сторону, к Дардану. Как только передовые корабли пелопоннесской колонны под командованием Миндара миновали замыкающие афинские корабли под командованием Фрасибула, вся пелопоннесская колонна развернулась и устремилась через узкий пролив в атаку. Поскольку строй кораблей у Миндара был более длинным, чем у Фрасибула, угрожая отрезать афинян от моря и зайти им во фланг, Фрасибул растянул свой строй за счет центра, что могло привести к неприятным последствиям. Тем временем передовые афинские корабли под командованием Фрасилла, проходя мимо узкого мыса Киноссема, прежде чем встать в строй, потеряли из виду остальную эскадру и ничего не знали о маневре Фрасибула. Тогда центр пелопоннесцев атаковал центр афинян и загнал многие афинские корабли на берег. Фланги обоих флотов выжидали благоприятного момента для атаки, но, когда пелопоннесский центр в пылу победы смешал ряды, Фрасибул неожиданно атаковал, разгромил корабли под командованием Миндара, а затем, развернув свои корабли, разбил и лишившийся порядка пелопоннесский центр. На левом фланге афинян корабли Фрасилла уже теснили противостоявшие им корабли сиракузян, но, когда сиракузяне увидели, что их товарищи разгромлены, они обратились в бегство. Поскольку азиатское побережье удерживали пелопоннесские войска, афиняне не могли довести разгром до конца, зато они доказали свое превосходство в боевой мощи над более крупным флотом. Потери в Киноссемской битве были почти равными – 21 пелопоннесский и 15 афинских кораблей, но теперь афиняне могли свободно плавать по Геллеспонту. Они захватили восставший Кизик и 8 византийских кораблей.

Вести об этой первой победе после сиракузской катастрофы вызвали в Афинах ликование, еще больше усилившееся после того, как пелопоннесская эскадра из 50 кораблей разбилась по пути с Эвбеи в Геллеспонт, спеша на подмогу Миндару. Кроме того, Алкивиад сообщил, что убедил Тиссаферна не призывать финикийский флот в Эгейское море, укрепил Кос как базу на юге и удерживает с 22 кораблями Самос. Зимой Алкивиад присоединился к Фрасибулу с Фрасиллом. Они одержали еще одну победу, захватив 30 вражеских кораблей, и Фрасилл отправился в Афины доложить о победе и просить подкреплений, которые несколько позже отправились в путь под командованием Ферамена. В апреле или мае 410 г. афинский флот, теперь уже численно превосходящий пелопоннесский, одержал решающую победу в бою у Кизика. Алкивиад во время непогоды застал врасплох пелопоннесский флот из 60 кораблей вне гавани, загнал его на берег и захватил. Затем он высадил свои войска, разгромил пелопоннесцев и персов и взял Кизик. Афинское господство на море было восстановлено, а пелопоннесское морское наступление полностью отбито. Все беды, постигшие спартанцев, запечатлены в донесении, отправленном адъютантом Миндара, который погиб в бою: «Корабли потеряны, Миндар мертв, люди умирают с голоду, не знаю, что делать». Прошло три года, прежде чем пелопоннесцы смогли снарядить новый крупный флот.

Афинские победы в Геллеспонте сделали неизбежным восстановление демократии в Афинах. Впрочем, правительство Пяти тысяч решительно вело войну, по совету Ферамена призвало из изгнания Алкивиада и прочих и оказало поддержку Алкивиаду и самосскому флоту. Само оно противостояло Агису в Декелее, пелопоннесскому флоту на Эвбее (пока он не был отозван) и беотийцам и эвбейцам, которые пытались перекрыть пролив дамбой от Халкиды к материку. Один флот под командованием Ферамена действовал в Эгейском море, добывая деньги в набегах на вражескую территорию, смещая экстремистские олигархии, которые «четыреста» установили в подчиненных государствах, и налагая штрафы на олигархических вождей. Другой флот под командованием Конона отбыл на Керкиру в ответ на призыв демократов и вмешался на их стороне в снова вспыхнувшую гражданскую войну. Позже Ферамен поддержал Архелая (наследовавшего в 413 г. престол Македонии), который напал на Пидну, а затем соединился с Фрасибулом, которому вручил верховное командование. В великой битве у Кизика Ферамен и Фрасибул командовали эскадрами, а главнокомандующим являлся Алкивиад. Таким образом, в 410 г. еще до победы при Кизике командующие и рядовой состав флотов афинских Пяти тысяч и самосской демократии действовали сообща: Ферамен в северной части Эгейского моря, а Фрасилл в Афинах. Кроме того, оба правительства нуждались в поступлениях от своих подданных, поддерживали демократию в подчиненных и союзных государствах, вывозили корабельный лес из Македонии и имели общие источники продовольствия. Вожди Совета пяти тысяч давно предвидели восстановление демократии в Афинах и надеялись возглавить ее. В июне 410 г. правительство Пяти тысяч в Афинах и самосская демократия пали. Афины вернулись к демократии, государство восстановило единство. Были проведены военные приготовления, сформирован отборный корпус из тысячи гоплитов и 100 всадников для проведения специальных операций. Фрасилл стал командующим в Афинах, Фрасибула отправили из Афин с отрядом гоплитов и конницы, Алкивиад вместе с Фрасибулом и Фераменом продолжал проводить операции на Геллеспонте.

Сохранялась, однако, враждебность, особенно в низших классах афинян, которые были на год лишены политических прав и государственного жалованья. Первая официальная притания восстановленной демократии сопровождалась тем, что все граждане принесли клятву: «Я убью собственной рукой любого, кто покусится на афинскую демократию, будет занимать должность при недемократическом режиме, попытается установить тиранию или будет сотрудничать с тиранами. Убийца любого подобного человека в моих глазах будет чист перед богами и духами». Убийце Фриниха оказали публичные почести и даровали афинское гражданство. Оставались некоторые подозрения относительно тиранических замашек Алкивиада, и люди помнили торжественное проклятие, наложенное на него за святотатство. Поэтому Алкивиад не вернулся в Афины. Он лишился своего козыря – хороших отношений с Тиссаферном, так как Тиссаферн арестовал его в начале 410 г., и Алкивиаду лишь месяц спустя удалось обмануть стражей и бежать. Но будучи непревзойденным полководцем и дипломатом, он ежегодно избирался на свою должность. Межклассовые разногласия во внешней политике усугублялись военными лишениями. Умеренные были готовы заключить мир на подходящих условиях, а демократы по‑прежнему стремились к победе. Их строптивый норов проявился в отказе от мира на основе status quo, который Спарта предложила после битвы при Кизике. Особенно настаивал на отказе Клеофон, демократ‑экстремист вроде Клеона, который провел свое предложение через народное собрание до того, как демократический совет вступил в должность в июле 410 г. Он и его сторонники начали судебную атаку на таких представителей «четырехсот», как Критий (который отправился изгнанником в Фессалию), и на многих других, запятнанных гораздо слабее. Враждебность крайних демократов ослабляла государство в тот момент, когда для успешного сопротивления врагу требовались единство и добрая воля.

Действия обеих сторон в Эгейском море сдерживались нехваткой денег. В Афинах на монеты были переплавлены серебряные и золотые предметы из храмов. И Афины, и Спарта назначили в подчиненных и союзных государствах губернаторов, размещали гарнизоны и взимали контрибуцию на ведение войны. Алкивиад ввел 10‑процентную пошлину на товары, проходящие через Босфор. Фрасилл, командуя собранным в Афинах флотом из 50 кораблей, в 409 г. грабил азиатское побережье и потерял при этом 400 человек. В 408 г. Алкивиад захватил богатую добычу у Фарнабаза и взял контрибуцию с Халкедона, а в 407 г. добыл 100 талантов, разграбив побережье Карии. Подобные отчаянные методы усилили враждебное отношение при персидском дворе. Тем временем в Афинах была восстановлена система государственного жалованья, а Клеофон ввел выплату двух оболов (diobelia) бедным. Пелопоннесцы получали от Фарнабаза достаточные субсидии, чтобы удерживать плацдармы в Ионии и на Геллеспонте и содержать гарнизон в Византии с 410‑го до зимы 408/07 г., когда город в результате измены был взят ночью армией Алкивиада. В материковой Греции Спарта захватила Пилос, а мегаряне зимой 409/08 г. взяли Нисею. Афиняне отплатили, нанеся поражения мегарянской армии, которая была тогда усилена спартанскими отрядами, но продолжать сухопутные действия не стали, чтобы не подвергать риску ограниченные ресурсы государства. Персия продолжила нерешительную войну на истощение, Фарнабаз в 408 г. заключил местное перемирие с Алкивиадом, а к персидскому двору прибыли послы от обеих сторон. В марте 407 г. Дарий отправил вице‑царя, своего младшего сына Кира, контролировать ситуацию во всех прибрежных районах и оказывать поддержку Спарте. По пути Кир встретил афинских послов. Чтобы сохранить в тайне свою новую политику, он продержал их в заключении три года и лишь потом освободил.

Весной 407 г. Алкивиад пребывал на вершине успеха. Он начал движение в сторону Афин, захватив добычу на 100 талантов и проведя разведку Гитеона, морской базы Спарты в Лаконии. Приближаясь к родным водам после восьмилетнего отсутствия, он узнал, что в число полководцев, избранных на 407/06 г., попали он сам, Фрасибул, только что покоривший Тасос, и Конон, занимавший эту должность при правлении Совета пяти тысяч. В праздничный день в конце мая Алкивиад вошел в Пирей во главе своей эскадры. Взглянуть на самого великого в тот момент афинянина собрались толпы народа – одни с восхищением и любовью, другие с подозрением и ненавистью. Сперва Алкивиад неподвижно стоял на юте; затем, увидев, что собрались его друзья, сошел с корабля и вместе с ними направился в город. Народное собрание и совет снова не смогли устоять перед его ораторским искусством. Он был освобожден от наложенного на него проклятия и назначен верховным командующим всеми афинскими силами. Триумфальный поход его эскадры от Византия через Эгейское море возродил у граждан мечты о великой империи, и теперь Алкивиаду была оказана честь – он возглавил государственную процессию, которая впервые после оккупации Декелеи направилась по Священной дороге в Элевсин. К осени 407 г. он отбыл, имея под командованием 100 кораблей, 150 человек конницы и 1500 гоплитов, в надежде восстановить полный контроль над империей.

Назначение Кира хранилось в глубоком секрете. Еще до отплытия Алкивиада новый спартанский командующий Лисандр через Родос добрался до Эфеса. Там он собрал 70 кораблей, завоевал доверие Кира и получил от него деньги, чтобы платить больше, чем афиняне, наемникам‑морякам. Затем он получил подкрепления с Хиоса, оснастил 90 кораблей и стал ждать подходящего случая. Главный флот афинян находился в Нотии под командованием Антиоха, заместителя Алкивиада. Сам же Алкивиад, не сумев покорить Андрос и теперь желавший объединить афинские эскадры, с отборным корпусом гоплитов направлялся на встречу с Фрасибулом в Фокею. Он приказал Антиоху не нападать на флот Лисандра. Тем не менее Антиох спровоцировал бой. Он плыл с 10 быстроходными кораблями мимо пелопоннесской стоянки, когда его корабль перевернулся и затонул. Лисандр, которому дезертиры сообщили об отсутствии Алкивиада, поспешно бросил весь свой флот в погоню за остальными афинскими кораблями и застал основной афинский флот в тот момент, когда он в беспорядке выходил из Нотия. Афиняне потеряли 22 корабля. Эта битва произошла в начале 406 г. В дальнейшем Лисандр не рисковал сражаться с более многочисленным флотом, собранным Алкивиадом, но он захватил Дельфиний – крепость на Хиосе, которую афиняне удерживали пять лет. В Афины поступали жалобы на Алкивиада от его моряков и от союзников, чьи земли он разорил. Весной состоялось избрание десяти полководцев на 406/05 аттический год. Алкивиад избран не был. Согласно особому указу он должен был немедленно передать командование Конону. Не желая представать перед афинским судом, Алкивиад отправился в добровольное изгнание в свою крепость в Херсонесе.

Конон уменьшил количество своих кораблей до 70, надеясь, что от этого возрастет их эффективность. Вскоре ему уже противостоял новый спартанский флотоводец Калликратид, не пожелавший выклянчивать у Кира субсидии и больше полагавшийся на поддержку греческих государств в Азии. В июне 406 г. Калликратид с флотом из 140 кораблей застиг флот Конона в море, преследовал его до митиленской гавани и захватил 30 кораблей, команды которых спаслись на берегу. Оставшаяся часть эскадры оказалась в блокаде; вести об этом дошли до Афин лишь благодаря тому, что одна трирема прорвалась через вражеский строй. Вскоре после этого новый командующий, Дилмедон, прибывший на смену Конону, в результате неожиданной атаки Калликратида потерял 10 из 12 кораблей. В условиях серьезного кризиса народное собрание решило организовать экстренный выпуск золотой монеты и даровать гражданство значительному числу метеков, иностранцев и рабов; вероятно, именно в этот момент афиняне обратились за помощью к карфагенянам, вторгшимся на Сицилию. В течение месяца город набрал экипажи для 110 кораблей – всего около 22 тысяч человек; нехватку моряков восполнили за счет всадников. Позже 10 кораблей предоставили самосцы; во флот вербовали также людей из подчиненных государств. В августе Калликратид узнал о приближеении более 150 кораблей афинского флота. Он оставил Этеоника с 50 кораблями продолжать блокаду Митилены, а сам со 120 кораблями направился к мысу Малея и там увидел огни афинского флота на Аргинусских островах, приблизительно в 20 милях от себя. Он принял смелое решение отплыть в полночь, чтобы на рассвете застать афинский флот врасплох, но разразилась свирепая буря, и к рассвету флот еще не достиг островов. Афинский флот с отдохнувшими за ночь моряками вышел в море. Так началась величайшая битва греков с греками со времен сражения при Сиботе.

Восемь командиров афинского флота поняли, что в данном случае вражеский флот превосходит их и в морском искусстве, и в тактическом мастерстве. Чтобы предотвратить прорыв сквозь свой строй отдельных кораблей, которые после этого смогут таранить их в борта, афиняне построили фланги в два ряда, а центр, прикрытый одним из Аргинусских островов, в один ряд. Калликратид разделил свой флот на две флотилии, построив каждую в одинарную линию, и напал на оба афинских фланга. Сам он командовал группой из 10 спартанских кораблей на правом фланге. Калликратид погиб в начале сражения, 9 спартанских кораблей утонуло, а весь правый фланг был смят и бежал на юг. Левый фланг сражался под командованием фиванского полководца Фрасонда. Его флотилия в конце концов тоже обратилась в бегство. Афиняне потеряли 13 кораблей потопленными и 12 выведенными из строя, у пелопоннесцев было потоплено 75 кораблей. Афинские командующие отрядили 47 кораблей под командованием двух капитанов Ферамена и Фрасибула подобрать тонущих афинских моряков и трупы, сами же отплыли к Митилене, надеясь захватить Этеоника и его 50 кораблей. Но с севера налетел шторм. Они отступили, и ночью Этеоник бежал на Хиос. Тем временем афинянам не удалось спасти в бурном море тонущих моряков и 12 поврежденных кораблей. По оценкам, с жизнью рассталось около 20 тысяч греков.

Энергия, проявленная Калликратидом на море, побудила к действию и Агиса в Декелее. В начале 406 г. он попытался ворваться в Афины, организовав ночную атаку силами 14 тысяч гоплитов, 14 тысяч легких пехотинцев и 1200 всадников. Передовые посты он захватил врасплох, но на городские стены вовремя поднялись защитники. Затем афинская армия вышла из города, вызывая врага на битву под городскими стенами, где ее прикрывал бы огонь со стен. Агис не пожелал сражаться в таких условиях, но и афиняне не стали наступать. Этот инцидент потрепал горожанам нервы, и на ночь стали выставляться дополнительные дозоры.

Победа афинян при Аргинусских островах была омрачена потерей 5 тысяч человек. Вести об этом вызвали глубокое возмущение, которым воспользовался Архедем, вождь демократов и администратор диобелии. Он обвинил перед народным судом одного из полководцев, действовавших в Геллеспонте, Эрасинида, в растрате и бездарном командовании. Эрасинида посадили в тюрьму, а совет решил арестовать и других полководцев. Двое из них бежали. Остальные пятеро – Аристократ, Диомедон, Лисий, Перикл (сын великого политика) и Фрасилл, возглавлявший в 411 г. демократию на Самосе, – предстали перед народным собранием. Капитаны кораблей, не сумевшие спасти тонущих людей – Ферамен, Фрасибул и другие, – ожесточенно обвиняли полководцев, но те умело защищали себя, да и свидетельские показания были в их пользу, и, возможно, их оправдали бы, если бы голосование успели провести до наступления ночи. Прошло несколько дней, в течение которых афиняне праздновали Апатурии, праздник фратрий, а родственники оплакали своих мертвых. Когда народное собрание продолжило работу, народ был настроен к полководцам более враждебно, и многие явились на собрание в темных одеяниях и с обритой головой в знак траура.

Афинский совет должен был на этом собрании рекомендовать судебную процедуру. Калликсен под влиянием друзей Ферамена предложил немедленно проголосовать «за» или «против» коллективной казни полководцев. На тех, кто указывал, что это предложение незаконно и что по крайней мере один командир тоже был в воде, когда был отдан приказ, кричали и заставили их замолчать; многие заявляли, что мешать народу поступать так, как он желает, чудовищно. Некоторые из пританов – членов совета – отказались проводить это голосование как незаконное; но всех их, за исключением Сократа, настаивавшего, что надо поступать по закону, тоже запугали и вынудили взять свои слова обратно. Контрпредложение – судить полководцев поодиночке – не прошло повторного голосования, и была применена процедура, предложеенная Калликсеном. Шестерых полководцев всех вместе осудили и немедленно казнили.

В данном случае афинское народное собрание под влиянием истерии и демагогии пренебрегло всеми писаными и неписаными законами, которые дали Периклу основание заявить, что демократия является образцом для всего мира. Ужасы войны и возможность поражения подорвали непредвзятость афинских граждан и ожесточили их чувства. Позже они горько сожалели о содеянном и привлекли к суду тех, у кого пошли на поводу. Но непоправимое было уже сделано. Противники демократии получили новый предлог для ее критики. Их поддерживали принципиальные люди, предпочитавшие держаться подальше от столь деградировавшей политики. Афинские суды лишились репутации беспристрастных, ведь богатые часто становились их жертвами, а Анит, полководец, ответственный за потерю Пилоса в 409/08 г., подкупал судей в массовом порядке.

После битвы при Аргинусских островах спартанцы предложили перемирие. Они были согласны освободить Декелею и заключить мир на условиях status quo. Но афиняне, подстрекаемые Клеофоном, отказывались вести переговоры, пока спартанцы не освободят все города Афинской империи. Союзники требовали от продолживших войну спартанцев назначить Лисандра командующим пелопоннесским флотом. Поскольку спартанские законы запрещали дважды вручать одному и тому же человеку верховное командование, спартанцы прибегли к юридической уловке: они назначили адмиралом Арака, а Лисандра – вице‑адмиралом с полной властью над всем флотом. Лисандр получил щедрые субсидии от своего друга Кира, снарядил флот примерно в 200 кораблей и повел свои силы морем и сушей к Геллеспонту, где взял штурмом Лампсак и, последовав примеру Калликратида, освободил всех свободнорожденных пленных. Афинский флот из 180 кораблей под командованием Конона и Филокла в августе подошел к Эгоспотамам, открытому пляжу напротив Лампсака, отделенному от него проливом шириной в две мили. Афиняне стремились начать сражение, чтобы открыть дорогу для транспортов с зерном, направлявшихся из Черного моря в Афины. Четыре дня подряд они пересекали на рассвете пролив и вызывали Лисандра на бой у Лампсака, но Лисандр не выходил из гавани. Вечером каждого дня, когда афинский флот отходил к Эгоспотамам и команды добывали на берегу пропитание на ужин, Лисандр посылал свои самые быстрые корабли наблюдать за тем, что происходит, а до их возвращения держал свой флот наготове. На четвертый день из своей крепости явился Алкивиад и посоветовал афинским полководцам переместить флот в Сест, но они не обратили на его слова внимания, и он удалился. На пятый день оба флота действовали, как и прежде; но в этот раз, как только команды афинян сошли на берег и рассеялись, быстроходные корабли Лисандра, находясь посреди пролива, подняли на мачте щит. Это был сигнал. Лисандр на полной скорости направил свой флот через пролив. Афиняне оказались застигнуты врасплох еще в большей мере, чем у Оропа в 411 г. Спаслись лишь 8 кораблей под командой Конона и государственное судно «Парал». Остальные корабли – все 171 – были захвачены пустые или полупустые, а лагерь взяла штурмом пелопоннесская пехота.

Лисандр, собрав несколько десятков тысяч пленных, призвал союзных командиров определить их судьбу. Афинянам припомнили все их зверства. Только недавно две триремы из Коринфа и с Андроса под командой Филокла разбились об утес, и афинское народное собрание приказало отрубить всем пленным морякам правые руки. Лисандр согласился с решением союзников. Он казнил всех пленных афинян – их насчитывалось около 3 тысяч, – за исключением их полководца Адиманта, выступавшего против приказов народного собрания. Остальных пленных отпустили. Начиная с этого момента Лисандр, двигаясь по Эгейскому морю, отсылал всех пленных афинян и клерухов в Афины, чтобы увеличить население осажденного города, и возвращал на Милос, Эгину и в другие государства изгнанных оттуда жителей. К ноябрю 405 г. его флот начал блокаду Пирея, а пелопоннесские армии под командованием спартанских царей Агиса и Павсания стали лагерем под стенами города.

Ксенофонт описывает сцену в Афинах после битвы при Эгоспотамах: «Была ночь, когда прибыл «Парал», привезя вести о катастрофе, и от Пирея вдоль Длинных стен в город понеслись причитания: каждый рассказывал своему соседу о случившемся. В ту ночь никто не спал, оплакивая не только погибших, но и свою судьбу, поскольку все ожидали, что с ними обойдутся так же, как они обошлись с народом Милоса, Гистиеи, Скионы, Тороны, Эгины и многих других мест». На следующий день народное собрание решило готовиться к обороне города. Когда началась блокада, все граждане, лишенные прав, были амнистированы; афинское гражданство было даровано также самосским демократам – единственным, кто не перешел на сторону Спарты.

В декабре запасы продовольствия подошли к концу. Народ просил заключить мир, если при этом позволено будет сохранить стены и стать союзниками Спарты, но эфоры требовали уничтожения части Длинных стен. Тогда Клеофон провел указ, по которому любой предложивший принять эти условия подлежал казни. Народ назначил Ферамена вести переговоры с Лисандром. Он отсутствовал три месяца, в течение которых многие умерли с голоду, а Клеофон был казнен за дезертирство, в чем его обвинили члены олигархического клуба. Когда Ферамен вернулся, его и еще девять человек назначили полномочными представителями на переговорах о капитуляции; и именно они присутствовали на совещании Спартанского союза.

Представители Коринфа, Фив и других государств предложили провести в Афинах andrapodismos, то есть убить всех взрослых мужчин и поработить женщин и детей, что Афины практиковали на Милосе и в других местах. Но Спарта отказалась уничтожать город, столь доблестно сражавшийся за греков во время Персидских войн. Послы вернулись с условиями, которые афинский народ принял с облегчением: уничтожение Длинных стен и пирейских укреплений, сдача всего флота, кроме 20 кораблей, эвакуация империи, возвращение изгнанников и подчинение Спарте во всех вопросах внешней политике. В апреле 404 г. Лисандр вошел в гавань Пирея, и его отряды начали с большим энтузиазмом под музыку флейт разрушать Длинные стены, «веря, что в этот день в Грецию вернулась свобода».

Таким образом, война закончилась полным поражением Афин. По мнению Фукидида, оно произошло вследствие ошибок афинского народа и избранных им вождей – ошибок, вызванных эгоистическими интересами народа, их фракций и вождей. У них было в изобилии силы, храбрости и инициативы, но не хватало солидарности, самоотверженности и дисциплины, которые принесли бы им победу. Спартанский союз восторжествовал не только вследствие афинских ошибок. Его члены, крупные и мелкие, стойко выдерживали лишения и стояли до конца за дело свободы, вдохновляясь не столько материальными интересами, сколько патриотическим идеализмом. Его лидер Спарта зачастую действовала с опозданием и была неизобретательна в стратегии, но она совершила не так много тех ошибок, которые, по мнению Фукидида, столь часто становятся на войне решающими. Прежде всего она сохраняла самообладание, умеренность при успехах и рассудок при несчастьях, что позволило ей возглавить союз своевольных государств и доказать свое военное превосходство. Греческому миру Пелопоннесская война не принесла ничего хорошего. Способности греков противостоять внешним силам был нанесен тяжеелый, возможно смертельный удар. Будущее Греции виделось в мрачном свете из‑за ненависти ожесточенных войной государств друг к другу и фракций в этих государствах, предпочитавших вражду патриотизму. И тем не менее, в IV в. греческие государства, и не в последнюю очередь Афины, поразительно быстро сумели дать ответ на политические и культурные проблемы своей эпохи.

Глава 6

Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 255; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 41 42 43 44 454647 48 49 50 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!