Государство и море в эпоху европейской экспансии
В XVII веке морские державы атлантической Европы достигают совершеннолетия. Никого, за исключением самих пиренейских монархий, не устраивал одобряемый церковью раздел нехристианского мира между Испанией и Португалией, однако лишь к XVII столетию Гуго Гроций сформулировал убедительные и понятные доводы в пользу «свободного моря». И хотя временами как власти, так и частные лица пользовались его трактатом в корыстных, зачастую взаимно противоречащих целях, приверженность его доктрине побуждала к более активному участию в межконтинентальной торговле. В основном это была инициатива акционерных обществ, обладающих достаточной свободой действий для защиты своего дела и флага. Голландцы, в частности, с благословения правительства не стеснялись применять вооруженную силу, «мечом и кодексом»[1308] создавая империю, которая теснила старые торговые сети, где по-прежнему главенствовали азиаты.
Брать на себя такие широкие полномочия частным компаниям приходилось из-за отсутствия у европейских монархов — при всей барочной пышности королевских дворов и кораблей — мощного флота, с помощью которого можно было бы диктовать свою волю заморским странам. Тем не менее соперничество между Англией, Нидерландской республикой, Францией и Испанией превратило Ла-Манш и прилегающие воды в темные закоулки, где разбойничали корсары и каперы и куда время от времени выходили блеснуть золочеными боками и показать, кто здесь хозяин, королевские флотилии. Однако впечатляющее число торговых судов, захваченных в ходе пяти крупных столкновений менее чем за полвека, наглядно демонстрирует несостоятельность военно-морского флота. Между первой Англо-голландской войной и Девятилетней войной (1652–1697) англичане захватили от 3600 до 4300 вражеских торговых судов,[1309] потеряв за тот же период от 5500 до 6300 собственных. Многие из этих судов были затем отвоеваны обратно или выкуплены владельцами.
|
|
|
За пределами европейских вод североевропейские военные корабли действовали редко. На протяжении XVII века развивались и росли суда, флотилии, инфраструктура, вырабатывались новые подходы к финансированию и администрации. В сочетании с юридическими и дипломатическими мерами это постепенно стабилизировало морскую торговлю, так что своевольничающие контрабандисты и пираты, не имевшие политического покровительства, все больше маргинализировались. Массовые стычки на Карибах и в Индийском океане в конце века свидетельствовали не столько об усилении хаоса и произвола, сколько об укреплении военно-морского флота, особенно у Англии, которой век спустя предстояло стать «владычицей морей».
|
|
|
Захват «Санта-Катарины»
Североевропейским государствам не хватало средств и мотивации вести активные военно-морские кампании против пиренейских держав за морем, однако потворствовать коммерсантам, желающим оспорить испанское и португальское владычество в азиатской, африканской и американской торговле, они могли. В 1598 году испанский король Филипп III в надежде надавить на голландских бунтовщиков запретил голландским судам возить товары из портов Пиренейского полуострова, а также португальских владений в Африке, Америке и Азии.[1310] Эмбарго подкосило голландскую торговлю в Средиземноморье, а также между Пиренейским полуостровом и Балтикой, но подстегнуло интерес голландцев к океанским перевозкам. За десять лет с 1599 года количество судов, ходящих в Западную Африку за золотом, смолами, слоновой костью и сахаром из Сан-Томе, выросло с трех-четырех в год до двадцати. Еще до наложенного Филиппом III эмбарго голландские торговцы продумывали способы добраться до Азии либо через Северо-Восточный проход, либо через Индийский океан следом за португальцами. Однако португальцы свои навигационные секреты никому выдавать не собирались: в 1504 году Мануэл I издал королевский указ о регулярном уничтожении судовых журналов и карт, содержащих сведения о плавании в азиатских водах.[1311] С муссонными морями северные европейцы знакомились, нанимаясь к португальцам матросами, торговцами и солдатами, и в 1591–1594 годах Джеймсу Ланкастеру удалось довести три английских судна до самой Малакки. Тем не менее сведения об Индийском океане и его окрестностях по-прежнему оставались скудными и спорадическими — пока в 1595 году Ян Гюйген ван Линсхотен не опубликовал «Итинерарий» — заметки о своих плаваниях. Проработав несколько лет торговцем у своих братьев в Севилье и Лиссабоне, в 1583 году голландец Линсхотен стал секретарем архиепископа Гоа. В Индии он прожил десять лет, а вернувшись, написал книгу о «…Гоа и Индии, о тамошних обычаях, торговых путях, плодах, товарах и прочем, для лучшего понимания обстановки в тех краях, а также о берегах к востоку, до крайней и высочайшей части китайской границы, куда добрались португальцы, о тамошних землях… и краткую справку о восточных берегах, начиная с Красного или Аравийского моря, от города Адена до Китая, а затем описание вышепоименованных берегов» .[1312]
|
|
|
«Краткая справка» Линсхотена, основанная большей частью на вторичных источниках, включала подробные описания крупных портов, их жителей, форм правления и основных товаров. «Итинерарий» стал настольным справочником для купцов, намеревавшихся запустить руку в азиатскую сокровищницу, и у Корнелиса де Хаутмана, возглавившего первую голландскую экспедицию в Восточную Азию в 1595–1597 годах, тоже имелся свой экземпляр. Экспедиция почти не окупилась, из 240 человек команды выжила только треть, но Хаутману удалось получить у султана Бантама (Западная Ява) разрешение на торговлю для голландских судов. С 1598 по 1601 год пятнадцать торговых компаний отправили на острова Пряностей в общей сложности шестьдесят пять судов[1313] и заключили коммерческие соглашения с местными правителями.[1314] Голландцы демонстрировали непревзойденную предприимчивость — при этом конкуренция взвинчивала цены на перец и пряности в Азии, одновременно снижая их на европейских рынках. Чтобы как-то бороться с падением прибылей, в 1602 году ряд компаний объединился в общую Голландскую Ост-Индскую компанию (ОИК). Если прежние подобные союзы заключались «с исключительной целью вести дела честно и торговать в мире, без вражды и злонамеренных побуждений»,[1315] ОИК была одновременно и торговым объединением, и государственным институтом, учрежденным Генеральными штатами (нидерландским парламентом) и уполномоченным вести военные действия, заключать контракты, основывать форты, отправлять правосудие и в ряде вопросов действовать как орган голландской власти, которым она по сути и являлась. Отношение властей отлично резюмирует высказывание Йохана ван Олденбарневельта, ведущего политического деятеля своего времени: «Четыре года великая Ост-Индская компания усердно работает на личное и общественное благо. Я основал ее с целью ущемить испанцев и португальцев».[1316] По сути, ОИК ковала некое подобие Португальской Индии. Главное отличие состояло в том, что управляющие органы — Совет семнадцати в Нидерландах и генерал-губернатор с советом в Батавии (нынешняя Джакарта) меньше подчинялись политическому контролю, демонстрировали гораздо бо́льшую коммерческую хватку и имели в распоряжении гораздо более обширные финансовые ресурсы, каналы сбыта и производственные мощности (особенно судостроительные), чем когда-либо удавалось привлечь португальцам.
|
|
|
Двумя годами ранее адмирал Якоб ван Нек отправился с двумя судами амстердамского флота разведывать возможности установить голландское присутствие в Китае. Зайдя в дельту Жемчужной реки, голландцы встали на якорь, и перед ними «раскинулся огромный город, целиком выстроенный в испанском стиле, на холме португальская церковь с большим синим крестом… Как подсказывали записи Гюйгена [ван Линсхотена], это был Макао».[1317] Ван Нек выслал двадцать своих спутников на переговоры с португальцами, однако те, не желая, чтобы конкуренты добились у местных властей права на торговлю с Китаем, казнили всех, кроме троих. Тем временем адмирал Якоб ван Хемскерк добрался до Бантама, но обнаружил там шесть голландских кораблей-конкурентов и бесчисленное множество других торговцев со всей Азии. Сочтя цены на перец чересчур высокими, он повел свои суда — «Витте леу» и «Алкмар» — в северояванский порт Джапара. Тамошний султан арестовал двенадцать человек из его команды и запретил торговать в своих землях. Отплыв на восток, ван Хемскерк основал факторию в Гресике, а также захватил португальский корабль и письма, повествующие об участи, которая постигла посланников ван Нека в Макао. Опасаясь мстить за расправу над соотечественниками из беспокойства за арестованных в Джапаре и за спутников, которых он планировал оставить посредниками в Гресике, ван Хемскерк направился в малаккский порт Паттани, правительница которого позволила голландцам основать факторию в пику португальцам. Там ван Хемскерк по наущению брата джохорского султана задержался — ждать прибытия португальского судна из Макао.
Утром 25 февраля 1603 года перед стоящими на якоре в Сингапурском проливе в виду Джохора «Витте леу» и «Алкмаром» показался в рассветных лучах тяжело нагруженный португальский нао. «Санта-Катарина», как голландцы и рассчитывали, следовала из Макао в Малакку. При поддержке джохорских галер голландцы десять часов терзали португальское судно, пока оно наконец не сдалось. В благодарность за помощь ван Хемскерк оставил джохорскому султану подарков на десять тысяч гульденов и компенсировал джохорскому торговцу стоимость судна, которое ограбил годом ранее. Оставшаяся часть груза «Санта-Катарины» — шелка, камфора, сахар, алоэ и фарфор — была продана с амстердамского аукциона за триста тысяч гульденов (хватило бы на постройку в Амстердаме 50–60 купеческих домов). Однако в историю поступок ван Хемсворта вошел вовсе не из-за феноменально богатой добычи. У захвата «Санта-Катарины» имелись куда более важные последствия — для юриспруденции.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 247; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!