Генрих Мореплаватель и его эпоха
Генрих Мореплаватель[1113] — португальский принц, один из первых и наиболее энергичных организаторов морских экспедиций для исследования атлантического побережья Африки. Он был третьим сыном короля Жуана и Филиппы, дочери герцога Ланкастерского. Генриха считают основателем навигационной школы в городе Сагреше, на юго-западе Португалии. В действительности Генрих не был моряком и, вероятно, никогда в жизни не плавал дальше севера Марокко, а также не открывал школ ни в Сагреше, ни где-либо еще. Для него побудительным мотивом служила твердая вера в средневековые представления о справедливой войне и необходимости крестовых походов против еретиков и мусульман, а также о моральном долге распространить истинную веру среди язычников. Горячий приверженец церкви воинствующей, он еще в юности уговорил своего отца предпринять крестовый поход против Марокко и принял участие в захвате Сеуты[1114] в 1415 году. Победа оказалась совершенно бесполезной, поскольку город не представлял для Португалии никакого экономического или политического значения, но требовал значительных расходов на оборону, поскольку невозможно было сдать его, не потеряв лица. Последующее португальское нападение на Танжер, лежащий в тридцати милях к западу, провалилось, и Генрих решил заняться более выгодным в коммерческом плане предприятием.
Под его покровительством португальские каравеллы достигли архипелагов в Восточной Атлантике и открыли побережье Гвинеи, как тогда называлась Западная Африка. Эти земли стали источником золота, рабов и мелегетского перца — растения семейства имбирных, которое использовали как заменитель черного перца. Интерес к африканскому побережью отчасти объяснялся его неудачными попытками установить португальский контроль над Канарами, которые Кастилия в начале XV века объявила своей территорией. Всегда искавший возможности для выгодной коммерции, Генрих в 1420-х годах организовал несколько экспедиций к побережью Африки — очевидно, надеясь учредить там собственное королевство, богатое золотом, рабами и еще нетронутыми прибрежными рыбными ресурсами. В 1430-х годах он занялся колонизацией и разработками ресурсов Мадейры,[1115] наладил на острове производство древесины, вина и — начиная с 1450-х годов — сахарного тростника. (Сахарный тростник, который происходит из Новой Гвинеи, был завезен в Средиземноморье мусульманскими торговцами.) К концу XV века Мадейра была крупнейшим в мире производителем сахара и поставляла в Европу более 1200 тонн в год. По инициативе Генриха в 1439 году началась колонизация португальцами Азорских островов. Судя по быстрому росту населения, а также промышленного и сельскохозяйственного производства, Португалия с самого начала поддерживала с этими группами островов довольно интенсивное морское сообщение.
|
|
|
|
|
|
В начале XV века португальцы уже знали все побережье Африки до мыса Буждур[1116] в Западной Сахаре, который долго считался южной границей безопасного мореплавания. В 1434 году Жилу Эанешу удалось обогнуть мыс Буждур, а в 1441 году Антан Гонсалвиш вместе с Нуну Триштаном достигли Рио-де-Оро (Дахла, Западная Сахара), где обнаружили несколько мавританских деревень, обитателей которых захватили и продали в рабство. В том же или в следующем году Нуну Триштан достиг Кабо-Бланко (Нуадибу, Мавритания). В 1445 году экспедиция, в состав которой, по имеющимся сведениям, входило двадцать шесть кораблей, отправилась к Рио-де-Оро, а позднее несколько судов продолжили путь до реки Сенегал и Кабо-Верде. Тремя годами позже португальцы основали факторию рядом с Рио-де-Оро на маленьком острове Арген у берегов Мавритании. Благодаря наличию пресной воды, остров стал центром прибыльной торговли слоновой костью, золотом, рабами и прибрежными дарами моря.
В 1454 году, когда венецианский купец Альвизе Кадамосто остановился в Португалии по пути во Фландрию, Генрих предложил ему отправиться в Гвинею, поставив условие: если тот снарядит экспедицию на свои средства, то сможет оставить себе три четверти выручки за доставленные товары, а если воспользуется кораблем Генриха, то половину. На следующий год Кадамосто отплыл на юг. Оставленный им отчет о путешествии восхищает живостью и непосредственностью: Кадамосто интересовала не только торговля, но также нравы и обычаи людей. Он приводит увлекательные подробности основания и процветания Мадейры, Канарских островов и Аргена, где «португальские каравеллы приплывают[1117] и отплывают круглый год» и где купцы, получившие разрешение от Генриха, торгуют «плащами, коврами и тому подобным товаром, а более всего зерном, поскольку там всегда не хватает пищи», а взамен вывозят богатства Гвинеи: «тысячу рабов каждый год» и золотой песок. К югу от реки Сенегал Кадамосто достиг земель, где правил Будомель — царь народа волоф, который давал сотню рабов за семь лошадей. Будомель пригласил Кадамосто в свой дом, расположенный примерно в сорока километрах от берега. «Отправление мое в дорогу по суше вызвано было не в меньшей мере [желанием] увидеть и услышать новое, чем стремлением получить плату». Прогостив у Будомеля месяц, он отправился дальше на юг, до того места, где Полярную звезду видно «только при очень ясной погоде примерно в одной трети от длины копья над горизонтом. Мы также ясно видели шесть больших ярких звезд низко над морем». Это было созвездие Южный Крест,[1118] которое играет в Южном полушарии приблизительно ту же роль, что и Полярная звезда в Северном. Кадамосто был также одним из первых людей, увидевших острова Зеленого Мыса,[1119] которые лежат примерно в четырехстах милях к западу от Африки и впервые упоминаются в официальных документах только в 1460 году — в год смерти Генриха Мореплавателя. К тому времени португальцы исследовали около двух тысяч миль западного побережья Африки, включая экспедиции по Сенегалу, Гамбии и другим рекам. Еще одно десятилетие потребовалось, чтобы повернуть за угол, в Гвинейский залив.
|
|
|
|
|
|
Впрочем, географические открытия были лишь побочным следствием; Генрих снаряжал экспедиции прежде всего в расчете на финансовую выгоду. Он ставил перед капитанами четкие цели, указывал, какие расстояния им следует пройти, и требовал собирать сведения о географии берегов, товарах, которыми можно торговать, о ценах на них и о местных языках. К югу от зоны исламского влияния собирать эту информацию стало сложнее, и не только из-за трудностей мореплавания, но и из-за невозможности найти переводчиков[1120] — в южных краях не говорили по-арабски. Это препятствие удалось преодолеть лишь после 1498 года, когда португальские корабли обогнули Африку и достигли ее восточного побережья, где был распространен арабский язык. После того как португальцы достигли Индийского океана, их освоение Африки, продвигавшееся в XV веке так медленно, вновь ускорилось.
Хотя конечным результатом португальского продвижения вдоль западного побережья Африки стало открытие морского пути в Индию, едва ли у Генриха Мореплавателя были иные цели, кроме истребления язычников и неверных, а также возвеличивание своей персоны. В то время никто не думал[1121] о плавании вокруг Южной Африки или о пути в Индию, как братья Вивальди на полтора века раньше. Правительственная поддержка освоения африканского побережья прекратилась почти сразу после смерти Генриха, поскольку его племянник, Афонсу V, интересовался в основном завоеваниями в мусульманском Марокко. Эти трудные военные кампании[1122] стали жестокой школой для португальских солдат, часть из которых впоследствии сражалась против мусульман в Азии.
Покорение пространства
Европейская экспансия открыла новую эру всемирной истории — не только потому, что вывела на авансцену мировой политики обитателей евразийского западного захолустья, но и главным образом потому, что европейцы открыли миру множество культурных и юридических новшеств, которые мы теперь воспринимаем как должное. Два из них следует отметить особо. Первое — тесная связь между правителями и купцами, особенно заметная на примере итальянских городов-государств, таких как Венеция, Генуя и Флоренция, от которых эта тенденция распространилась на Пиренейский полуостров и Северную Европу. Второе — расширение политического контроля не только на заокеанские земли, но и на сами моря и океаны. Хотя до этого флоты часто служили для территориальных приобретений — захватить острова, установить контроль над узкими проливами и стратегически важными точками, — однако никому не приходило в голову превентивно поделить акватории морей и распоряжаться ими как политическим пространством, аналогично территориям государств на суше. Римляне называли Средиземное море Mare Nostrum , то есть «наше море», но это была просто констатация факта, а классическая юриспруденция считала моря общей собственностью всех людей на земле. К XIII веку как Венеция, так и Генуя распространили свою юрисдикцию на северную Адриатику и Лигурийское море соответственно, чтобы все грузы, проходящие через их порты, гарантированно облагались таможенной пошлиной и другими сборами. Согласно юридическому толкованию того времени,[1123] они получили такое право в силу обычая, поскольку такая практика сохранялась на протяжении века или более. Другие утверждали, что города могут получать моря «в свое пользование» в качестве дара от императора Священной Римской империи.
Все изменилось после нескольких папских булл, которые даровали португальцам права на земли, где до тех пор не было христианских правителей. Подтверждая успехи, достигнутые под покровительством Генриха Мореплавателя, папа Каликст III издал буллу, получившую название Romanus Pontifex от 1455 года. Согласно этому документу, португальский король Афонсу V «законно и справедливо[1124] получил в свое владение острова, земли, гавани и моря» в Гвинее, и никто не вправе препятствовать ему и его преемникам в деле обращения обитателей этих земель в христианство. Булла относилась не только к Сеуте и Гвинее, но и «ко всем тем областям, островам, гаваням, морям и прочему, что в будущем может быть захвачено у неверных или язычников» именем короля Афонсу и его наследников. То было далеко не первое вмешательство церкви в мирские дела; папа Каликсту стремился помирить западных монархов, чтобы отправить их в совместный крестовый поход против Османской империи, которая незадолго до этого захватила Константинополь.
Четверть столетия спустя был заключен Алкасовашский договор между Португалией и Кастилией, включавший два исключительно важных пункта. Договор подтверждал право Изабеллы на кастильский престол и решал спор о Канарских островах в пользу Кастилии. Португальцы сохранили за собой Мадейру, Азорские острова и острова Зеленого Мыса и получили неограниченную свободу действий в освоении Атлантики. Более того, договор обязывал Изабеллу и ее мужа, Фердинанда Арагонского, запретить своим подданным, а также всякому, кто «получил снаряжение или провиант[1125] в их портах», плавать к португальским островам или «землям Гвинеи, как уже открытым, так и тем, что будут открыты в будущем». Таким образом, по Алкасовашскому договору португальцам досталась львиная доля недавних территориальных приобретений, а испанцам, если те хотели искать новые земли в Атлантике, оставалось плыть на север или на запад. И (как вскоре узнал Христофор Колумб) оставшиеся за испанцами Канарские острова были идеальной промежуточной стоянкой для кораблей, идущих через Атлантику на запад — к Америкам.
Устранив угрозу со стороны кастильских торговцев, пытавшихся торговать с Африкой, португальцы вернулись к дальнейшему расширению своих заокеанских владений. Мысль о возможности морского пути в Индию завладела умами португальцев вскоре после того, как они в 1471 году добрались до Гвинейского залива. Внучатый племянник Генриха Жуан II первым решил проверить это предположение на практике и заложил масштабную программу с конкретной конечной целью — плаванием вокруг Африки.[1126] Для начала он послал шестьсот солдат и мастеровых заложить крепость Сан-Жоржи-да-Мина (Эльмина, Гана), которая стала основным центром португальской торговли рабами и золотом в Западной Африке и базой для отправки экспедиций далее на юг. Португальцы пересекли экватор около 1473 года, и в 1498 году Диогу Кан достиг устья реки Заир (Конго), «которая выносит к морю[1127] такие огромные массы воды, что на 20 лиг [семьдесят пять километров] от берега вода остается пресной». Четырьмя годами позже Кан достиг залива Уолфиш-Бей в Намибии. Эти экспедиции не только расширили знания португальцев о физической географии Африки, но и открыли им доступ в царство Конго, которое в ближайшем будущем станет основным поставщиком африканских рабов в Америки.
К этому времени перспектива достичь Индийского океана стала настолько реальной, что Жуан за один год отправил четыре экспедиции на восток — две по морю и две по суше, через Левант. Он ставил перед посланцами две цели: первая — добраться до христианского императора Эфиопии, вторая — удостовериться в возможности достижения Индийского океана морским путем и оценить коммерческие возможности, которые в таком случае откроются. Посланец, отправленный в Эфиопию, умер, но Перу да Ковильян за пять лет успел посетить Аден, Каннанур, Каликут, Гоа и Софальский берег в Мозамбике. Вернувшись в Каир, он узнал о смерти товарища и отправил королю отчет о своем путешествии, где описал торговлю в Каликуте и упомянул, что туда можно попасть из «Гвинейского моря»,[1128] однако, скорее всего, его отчет был доставлен на родину только в конце 1490-х годов. Затем он отправился в Эфиопию, где оставался до самой своей смерти.
Наиболее плодотворной из всех была экспедиция, возглавляемая Бартоломеу Диашем, который в 1487 году отправился с тремя судами в плавание, в ходе которого европейские суда в первый раз достигли Индийского океана. Третьего февраля 1488 года Диаш и его спутники высадились в Мосселбайе, в 160 милях от южной оконечности Африки и в 600 милях от самого южного мусульманского торгового сообщества на африканском побережье. На обратном пути Диаш высадился на мыс, названный им мысом Бурь, в соответствии с погодным условиями, преобладающими на стыке Атлантического и Индийского океанов. Однако после возращения экспедиции в Португалию в декабре 1488 года Жуан переименовал его в мыс Доброй Надежды, подразумевая надежду на открытие торгового пути в Индию.[1129] Внутренние неурядицы[1130] помешали португальцам немедленно развить грандиозный успех Бартоломеу Диаша. Более того, высшая знать, по-прежнему привязанная к земле, пыталась саботировать заморские экспедиции, и даже те, кто поддерживал коммерческие предприятия, спорили, стоит ли ввязываться в торговлю в Индийском океане, о которой они почти ничего не знали. Говоря о величайших географических открытиях и о людях, которые их осуществили, следует помнить, что расширение торговли с прибрежной Африкой, совершенствование знаний о Мировом океане и развитие технологий, необходимых для успешной морской коммерции, происходило на фоне борьбы за власть и межрелигиозных столкновений на Пиренейском полуострове.
Христофор Колумб
Череда открытий в Атлантике привлекла множество честолюбивых моряков, один из которых, генуэзец Христофор Колумб, задумал дерзкий план: «…если плыть[1131] на юг и запад, то достигнешь обширных плодородных земель, как островов, так и „твердой земли“, богатой серебром, золотом, жемчугом и драгоценными камнями, а также населенной многочисленными народами, а если двигаться далее в том же направлении, то в конце концов можно добраться до Индии с прекрасным островом Сипанго [Япония] и владений Великого Хана». Он не первым предположил, что такой путь возможен, и, если быть объективным, он сильно ошибался.[1132] Колумб недооценил размеры земного шара, он не достиг Азии и не получил доступа к пряностям Востока. Однако это ни в коей мере не умаляет его эпохального достижения: установления нерушимой связи между Евразией и Африкой на востоке и обеими Америками на западе. Если он в чем-то и превосходил современников, то не обязательно навигационными талантами или интуицией, но предприимчивым воображением и настойчивым поискам финансовой и политической поддержки, без которых честь первого пересечения Атлантики досталась бы кому-нибудь другому.
Колумб родился в середине XV века. Мореходную карьеру он начинал[1133] в Лигурийском и Тирренском морях и, по-видимому, оказался в Атлантическом океане, когда ему было едва за двадцать. К 1476 году он переселился в Лиссабон, где женился на Фелипе Монис де Перестрелло, дочери Бартоломео Перестрелло — сына итальянского торговца, жившего в Лиссабоне. Бартоломео Перестрелло воспитывался в доме Генриха Мореплавателя и участвовал в экспедиции, посланной на Мадейру для колонизации островов. Перестрелло был назначен губернатором острова Порту-Санту, куда он переселился в 1446 году. Хотя он умер за двадцать лет до замужества своей дочери, приданое Фелипы, по-видимому, включало его личные бумаги, в том числе лоции и карты-портоланы для Атлантики. Согласно биографу Колумба Бартоломео де Лас Касасу, во времена Перестрелло «в мире только и говорили [1134], что о новых открытиях, будь то острова в Атлантическом море или новые земли вдоль побережья Гвинеи, и Бартоломео Перестрелло надеялся, что в будущем он сам совершит какие-нибудь открытия, используя Порту-Санту как свою базу. И действительно, великие открытия были уже на пороге… поэтому неудивительно, что Бартоломео Перестрелло хранил у себя инструменты, лоции, навигационные схемы, которые его вдова передала впоследствии зятю — Христофору Колумбу. Ему доставляло огромное удовольствие рассматривать все эти предметы, и считается, что этот дар подтолкнул его к дальнейшему изучению плаваний португальцев к Мина-де-Оро и побережью Гвинеи, которое они посещали очень часто».
Колумб осваивал навыки мореходства, курсируя между Канарами, Мадейрой и Азорскими островами. Он совершил по меньшей мере два плавания вдоль побережья Гвинеи и был в составе экспедиции, которой поручили строительство крепости Сан-Жоржи-да-Мина. Ему также случалось ходить на север,[1135] в ирландский Голуэй и, возможно, в Исландию.
Разумеется, такое множество открытий за относительно короткий промежуток времени породило множество легенд об якобы существующих на западе островах, таких как Земля святого Брендана и Антилия — Остров семи городов, согласно легенде, основанный в VIII веке семью епископами, бежавшими от арабских завоевателей. Специальные экспедиции и случайные отклонения от курса также увеличили познания моряков об Атлантическом океане, особенно о его огромных размерах.[1136] Незадолго до начала своего путешествия[1137] в 1492 году Колумб и его офицеры встретились с человеком, который сорока годами раньше заплывал далеко на запад, до Саргассова моря — обширной области океана, почти сплошь покрытой саргассовыми водорослями, которые, однако, ничем не угрожают кораблю, — и видел там сухопутных птиц, летящих на запад. Ему пришлось повернуть домой, поскольку команда боялась быть застигнутой сезоном штормов. Жители португальских архипелагов сообщали, что с запада приплывают обломки и мусор, среди которых замечают неизвестные деревья и растения, лодки, странно изогнутые куски дерева и даже трупы людей, явно неевропейского и неафриканского происхождения. Согласно заметке, написанной Колумбом на полях одной из его книг: «Люди из Китая[1138] приходят на запад. Мы видели много примечательных вещей, особенно в Голуэе, в Ирландии, мужчину и женщину странного вида, принесенных штормом на двух бревнах». Его сын также рассказывал, что «на острове Флориш,[1139] входящем в состав Азорского архипелага, море выбросило на берег два мертвых тела с широкими лицами и по виду отличавшимися от христиан. На удалении от мыса Верга и где-то еще в тех краях однажды видели обтянутые лодки или каноэ (возможно, каяки), которые, как полагают, двигались от одного острова к другому, когда налетевший шторм сбил их с курса».
Возможность существования западного маршрута в Азию также занимала космографов, вооруженных «Географией» Птолемея. Этот труд, написанный во II веке, был широко распространен в Европе в латинском издании 1476 года. Одним из первых в поддержку этой идеи высказался Паоло даль Поццо Тосканелли — флорентийский банкир, географ и картограф, который написал королю Португалии письмо с утверждением, что Китай находится всего в пяти тысячах миль к западу от Португалии и на пути туда можно будет делать остановки на островах Антилия и Сипанго (Япония). Никакого решения относительно его предложения принято не было, но Колумб, по-видимому, проникся этой теорией и, возможно, даже состоял с Тосканелли в переписке. Главной ошибкой как Тосканелли, так и Колумба было то, что они неправильно рассчитывали длину градуса долготы (расчеты Колумба были найдены в еще одной заметке на полях), считая его короче примерно на треть. Согласно этому расчету, периметр Земли[1140] по небесному экватору составляет 20 400 миль, то есть около 33 тысяч километров. На самом деле, согласно современным данным, длина экватора — 40 075 км. В дополнение к этой ошибке Тосканелли считал, что Азия заканчивается на тридцать градусов восточнее, чем на самом деле. Он положился на ошибочное утверждение Марко Поло, что Япония расположена в пятистах милях к востоку от Китая. То есть Колумб полагал, что Китай находится в трехстах пятидесяти милях к западу от Канарских островов, хотя на самом деле это расстояние в три раза больше. Возможность наткнуться на новый континент даже не рассматривалась.
После почти десяти лет плаваний на португальских кораблях Колумб, у которого через семью жены были связи при дворе, предложил королю Жуану II свой проект экспедиции на запад в поисках Индии. Король, посовещавшись со своими советниками, отказался финансировать экспедицию, но сказал, что может впоследствии пересмотреть это решение. Возможно, он отказал Колумбу в поддержке, поскольку его советники сочли теорию Колумба ошибочной, или потому что Колумб запросил слишком большое вознаграждение,[1141] а может быть, Жуану не хотелось распылять средства между несколькими проектами как раз в то время, когда на африканском континенте происходило одно открытие за другим. Как бы то ни было, в 1485 году Колумб перебрался из Лиссабона в Кастилию, где надеялся заинтересовать своим проектом Изабеллу и Фердинанда. Хотя в конце концов ему это удалось, результат его стараний вовсе не был предрешен. Комиссия проверила его вычисления и нашла их излишне оптимистичными, но католические монархи обещали рассмотреть его предложение, когда будет повержена Гранада — последнее мусульманское государство на Пиренейском полуострове. Они подкрепили свое обещание небольшой выплатой в несколько тысяч мараведи. (Капитаны и штурманы обычно зарабатывали[1142] две тысячи мараведи в месяц, а простые матросы вполовину меньше.)
Несмотря на оказанную милость, Колумб все-таки оставался верен своей первой мечте и в 1488 году вернулся в Лиссабон по приглашению короля Жуана. Момент для этого был исключительно неудачный, поскольку его приезд совпал с возращением экспедиции Диаша, открывшей мыс Доброй Надежды, откуда уже видна была дорога в Индию. При таких обстоятельствах Жуан полностью утратил интерес к предприятию Колумба, и генуэзец вынужден был вернуться в Испанию. Фердинанд и Изабелла долго не говорили ни да ни нет. После окончательного отказа в 1492 году Колумб по рекомендации знающих людей решил попытать счастья во Франции. (Его брат Бартоломео уже предложил эту идею английскому королю Генриху VII и французскому двору.) Он только успел отправиться в путь, как его призвали обратно благодаря ходатайству Луиса де Сантанхеля,[1143] который занимался финансами короля Фердинанда. Сантанхель рассудил, что какого бы вознаграждения Колумб ни просил за свои открытия, издержки короны будут невелики, а прибыли, в случае успеха, могут оказаться весьма существенными; в случае же, если он совершит эти ценные открытия для кого-то еще, возместить потерю не удастся. Коли Колумбу удастся задуманное, он, согласно договоренности, получал титул главного адмирала, должность вице-короля и генерал-губернатора всех новооткрытых земель, дававшую ему право назначать своих губернаторов и десятую долю доходов от торговли с этими территориями. Хотя в этих требованиях можно увидеть тщеславие выходца из низов, однако Колумба, при всех его недостатках, нельзя обвинить в неисполнении обещаний. Он, без всякого сомнения, заслужил дворянский титул и сопутствующие привилегии. Более того, надо признать, залогом его успеха во многом стало умение добиваться поддержки властей. Деньги, почести и привилегии доставались не каждому, и, как показывает пример Христофора Колумба и многих других, в истории открытий настойчивость, лесть и самоуверенность часто играли такую же (если не бо́льшую) роль, как и правота.
Общий объем финансирования экспедиции Колумба оценивался в два миллиона мараведи, и осуществлялось оно из различных источников. Финансовые таланты Сантахеля позволили свести долю короны в общих затратах до немногим более половины, четверть средств внес сам Колумб, вероятно, заняв их у Джаното Берарди, флорентийского торговца, который переехал в Севилью в 1485 году. Джаното Берарди был «центральной фигурой[1144] в группировке, которая продвигала освоение Атлантики в качестве важнейшей цели испанской политики и благодаря которой Колумб был представлен при дворе». В счет недополученных короной налогов город Палос-де-ла-Фронтера оплатил строительство кораблей «Нинья» и «Пинта»[1145] (капитанами которых стали братья Висенте Яньес Пинсон и Мартин Алонсо Пинсон соответственно) и жалованье их экипажам. В качестве своего флагманского корабля Колумб нанял «Санта-Марию», построенную в Галиции каракку типа нао. Это было не очень большое для того времени судно: всего двадцать семь метров в длину и восемь метров в ширину. Оно имело одну палубу и несло запас провианта на год. Удобств на корабле почти не было, матросы ютились в тесных помещениях, спальные места были не оборудованы. (Подвесные койки на европейских судах появились после того, как экипаж Колумба приспособил для сна гамаки, заимствованные у аборигенов Карибских островов.) Обе каравеллы были даже меньше: «Нинья» — не более двадцати одного метра в длину и шести в ширину, «Пинта» — двадцать три метра в длину на семь в ширину.
Отплыв из Палоса 3 августа 1492 года, корабли добрались до Канарских островов девять дней спустя. Там был отремонтирован руль «Пинты» и изменена оснастка «Ниньи»: из латинской каравеллы ее переделали в каравеллу-редонду с прямыми парусами на фок-и грот-мачтах и латинской бизанью. Это позволило ей гораздо лучше улавливать северо-восточные пассаты, и она стала самым быстрым кораблем из трех. («Пинта» изначально была оснащена как каравелла-редонда.) Шестого сентября суда вновь вышли в море. Через десять дней они добрались до покрытого водорослями Саргассова моря, а еще через три дня они вышли из зоны действия пассатов и оказались в зоне слабых ветров разных направлений. Условия значительно улучшились между 2 и 6 октября, когда корабли прошли приблизительно 710 миль, включая тот день, когда удалось пройти 182 мили за сутки. К тому времени мореплаватели были так близко к земле, что могли проследить за полетом птиц, направляющихся на юго-запад, но, несмотря на эти многообещающие признаки, к 10 октября команда была на грани бунта, и Колумб был вынужден согласиться повернуть назад, если они не увидят землю в ближайшие несколько дней.
К вечеру следующего дня они оказались в Багамском архипелаге и 12 октября, пройдя около трех тысяч морских миль за тридцать три дня, высадились на остров Гуанахани,[1146] населенный народностью таино. Колумб провозгласил остров собственностью испанской короны и назвал его Сан-Сальвадором. За те две недели, что мореходы проплывали через Багамы, они взяли на борт семь аборигенов, которых отвезли в Испанию с целью научить их кастильскому языку и христианскому учению, дабы они, по возвращении, помогали обратить своих соплеменников в новую веру. Таино также показали ему путь к месту под названием Куба, «которое, как я полагаю,[1147] есть не что иное, как Сипанго, согласно тому, что эти люди говорят о его размерах и богатствах». Однако Сипанго и Китай по-прежнему маячили туманными миражами на горизонте. Яростное нетерпение Колумба почти очевидно из записи в его дневнике (обращенной к королю или королеве) от 19 октября.
Я не прилагаю больших усилий [1148], стараясь изучить тут все подробно, поскольку желаю открыть и увидеть елико возможно больше земель прежде, чем вернусь к вашему величеству в апреле, коли будет на то Божья милость. Правда, если я найду места, где золото или пряности встречаются в больших количествах, я задержусь там до тех пор, пока не наберу и того, и другого, сколько смогу. И потому-то я делаю все возможное, дабы попасть туда, где мне удастся найти золото и пряности.
Моряки в течение шести недель обследовали северо-восточное побережье Кубы, а в начале ноября Колумб отправил посольство в удаленную от моря деревушку Ольгин в надежде, что она окажется крупной азиатской столицей. К его величайшему разочарованию, переводчик, знавший древнееврейский, арамейский и арабский, не сумел объясниться с местным населением. Несмотря на заявления местных жителей, что вокруг Кубы можно объехать на каноэ за двадцать дней, Колумб упрямо считал, что это какой-то полуостров в Азии. В конце ноября Мартин Алонсо Пинсон самовольно оставил Колумба и устремился на поиски других земель; 5 декабря «Санта-Мария» и «Нинья» направились на восток, к мысу Сент-Николас — северо-восточной оконечности Эспаньолы, которая теперь называется Гаити, и неделей позже Колумб объявил эту землю собственностью Фердинанда и Изабеллы. Множество признаков золота и дружелюбие местного вождя вселяли надежду, но в канун Рождества, почти сразу после полуночи, произошло несчастье — «Санта-Мария» напоролась на риф. Никто не погиб, но корабль был полностью разрушен. «Нинья» не могла взять в обратный рейс шестьдесят с лишним человек (Пинсон с «Пинтой» все еще не вернулся), поэтому тридцать девять участников экспедиции вызвались остаться на берегу в форте, сооруженном из останков флагманского судна и названном Ла-Навидад. «Нинья» отплыла 4 января и через два дня случайно встретилась с «Пинтой» у острова Кабра.
Обратный путь в Европу оказался гораздо сложнее. На кораблях не хватало провизии, а Колумб требовал возвращаться тем же путем, каким шли туда: довольно нелепое желание, учитывая, что на запад плыли с попутным восточным ветром. Наконец повернули на север, и паруса «Ниньи» и «Пинты» подхватили те же западные пассаты, что дуют мимо Азорских островов в сторону Португалии. Путешественники отплыли в середине зимы и попали в сезон таких жестоких штормов, что в какой-то момент Колумб запечатал описание своего открытия в бочонок и бросил за борт в надежде, что послание дойдет до адресата, даже если он сам не доберется до берега. Насколько неточным был метод счисления пути, можно понять из характерного факта: 15 февраля, увидев на горизонте землю, Колумб и его спутники допускали, что она с равным успехом может оказаться Мадейрой, Лиссабоном, Кастилией или одним из Азорских островов. На самом деле это была Санта-Мария — один из островов Азорского архипелага. Португальские власти задержали высадившихся на берег моряков за вторжение на чужую территорию, но потом все же отпустили, и Колумб отправился дальше. И вновь дорогу ему преградили жестокие шторма, так что неделю спустя «Нинья» оказалась напротив Лиссабона — последнего места на земле, где архитектор нового важного открытия, сделанного для испанской короны, хотел бы оказаться. Призванный ко двору, Колумб вынужден был предстать перед Жуаном II, который, согласно рассказам, «услышав, где[1149] находится открытая Колумбом земля, счел, что эта территория принадлежит ему», согласно Алкасовашскому договору. Несомненно, Жуан II очень досадовал, узнав, что Колумб нашел Азию более или менее там, где предсказывал. Пройдет еще добрых пять лет, прежде чем португальцам удастся развить успех Диаша, обогнувшего южную оконечность Африки. А пока королю было важно указать, что открытые Колумбом земли принадлежат Португалии, согласно Алкасовашскому договору с Испанией.
Атлантика после 1492 года
Вероятно, Колумба и его спутников разочаровало увиденное на западе, но они по-прежнему были уверены, что достигли окрестностей Сипанго или Китая. Однако возможность того, что они, как полагал Жуан II, нарушили Алкасовашский договор, казалась вполне реальной. Колумб смело утверждал, что острова лежат на широте Канар и даже представляют собой удаленное продолжение архипелага, хоть это было явной неправдой. Разделяя его опасения, испанские монархи решили прибегнуть к двоякой стратегии — начали собирать средства для последующих экспедиций и убеждать папу Александра VI (одного из двух за всю историю папства испанцев, когда-либо занимавших ватиканский престол) признать их притязания. В период между маем и сентябрем 1493 года Александр, безоговорочно вставший на сторону Фердинанда и Изабеллы, выпустил четыре буллы, подтверждающие право Испании на острова. Булла Inter Caetera проводила линию, соединяющую полюса Земли и проходящую в ста лигах западнее[1150] любого из островов Азорского архипелага и архипелага Зеленого Мыса, то есть приблизительно по 31° западной долготы. Первые три буллы подтверждали и уточняли линию раздела мира между Испанией и Португалией, но четвертая, в сущности, лишала Португалию прав на «любые земли уже открытые или те, что еще будут открыты…[1151] невзирая на то, найдут ли эти материки и острова в направлении Индии или другой какой-нибудь стороны». Вместо того чтобы полагаться на посредничество папы-испанца в разрешении спора о принадлежности островов, Жуан II обратился непосредственно к католическим монархам. В результате долгих переговоров в 1494 году был подписан Тордесильясский договор, который передвинул демаркационную линию на 370 лиг (1100 морских миль) к западу от островов Зеленого Мыса. Как вскоре обнаружилось, линия пересекала восточный выступ Южной Америки рядом с устьем реки Амазонки — эта линия впервые показана на знаменитой планисфере Кантино, датируемой 1502 годом, — на основании чего португальцы получили право претендовать на Бразилию.
Первая экспедиция Колумба продолжалась семь месяцев и носила чисто исследовательский характер. За последующие одиннадцать лет он совершит еще три, каждая из которых продлится больше двух лет и будет сочетать исследование новых земель с более прозаическими задачами колониального администрирования. Недостатки Колумба как правителя заморских территорий выявились во время его второй экспедиции (1493–1496). Его флот, отплывший с Канарских островов в составе семнадцати кораблей, высадился на остров Доминика. Плывя на север, они несколько раз сталкивались с воинственными индейцами-карибами, которые нападали на араваков и обращали их в рабство. Тем не менее возвращение Колумба в Ла-Навидад показало, что араваки совсем не так миролюбивы и покорны, как ему показалось в первый раз: моряки не застали в живых никого из оставшихся на острове. Большинство, если не все, были убиты, предположительно за кражу золота и женщин,[1152] хотя истинные причины неизвестны.
Главной обязанностью Колумба было основать жизнеспособную колонию, однако с апреля по сентябрь 1494 года он исследовал Кубу и Ямайку и заставил команду поклясться, что Куба — часть азиатского материка. Вернувшись на Эспаньолу, он проигнорировал королевский приказ вернуться домой, но каким-то образом ухитрился остаться в милости у монархов, и те поручили ему возглавить новую экспедицию. Флот разделили на две группы; Колумб с тремя кораблями отправился исследовать южную часть Карибского бассейна и побережье Южной Америки. Выводы, которые он сделал из этого путешествия, свидетельствуют скорее об углублении религиозности, чем о расширении представлений о географии. Обследуя берега Венесуэлы, Колумб наткнулся на жемчужные отмели в окрестностях Ориноко, однако вынос в океан большого количества пресной воды не навел его на мысль о большом континентальном водосборном бассейне. Колумб решил, что находится у «земного рая,[1153] из которого вытекают четыре главные мировые реки»: Ганг, Тигр, Евфрат и Нил, как написано в книге Бытия. Вернувшись на Эспаньолу, Колумб обнаружил, что ситуация, и без того довольно безрадостная, значительно ухудшилась. Европейские поселенцы на Эспаньоле взбунтовались, отстаивая свое право захватывать в рабство индейцев, а Фердинанду и Изабелле поступал бесконечный поток жалоб на губернаторство Колумба и его брата. В результате монархи вынуждены были начать расследование. В августе 1500 года на Эспаньолу прибыл официальный представитель двора, и оба брата вернулись в Испанию в кандалах.[1154]
В 1502 году, когда все обвинения были сняты, Колумб отправился в четвертое плавание. (Однако прежде на запад отправили тридцать два корабля; они везли достаточно свинца, чтобы новая администрация могла навести порядок на острове.) Целью последнего плавания Колумба было найти пролив, ведущий на запад, а затем провозгласить испанской собственностью и освоить территории на побережье Центральной Америки, между Гондурасом и Панамой. Ни то, ни другое не удалось. Два корабля пришлось оставить в Панаме, а два других в результате столкновения получили такие сильные повреждения, что Колумб вынужден был посадить их на мель у побережья Ямайки. Шестерым членам команды удалось добраться до Эспаньолы на индейских каноэ. Через восемь месяцев они вернулись за оставшимися в живых участниками экспедиции. Колумб возвратился в Испанию в ноябре 1504 года. В последние два года своей жизни[1155] он не нуждался в деньгах, но все его попытки добиться восстановления прав и привилегий закончились безуспешно, к тому же он очень огорчался, что лицензии на плавание к Эспаньоле выдавались теперь без его участия.
Несколько плаваний было предпринято участниками предыдущих экспедиций Колумба (чуть ли ни все исследователи его поколения приходились ему знакомыми или знакомыми знакомых). В 1449 году Алонсо де Охеда, спутник Колумба во втором плавании, возвратился на жемчужные отмели Венесуэлы. Членом его команды был Америго Веспуччи: банкир, агент по снабжению судов, исследователь, доверенное лицо Колумба, человек, который (скорее случайно, чем намеренно) дал свое имя обеим Америкам. Не совсем понятно, насколько опытным мореплавателем был Веспуччи, когда присоединился к экспедиции де Охеда, но по его записям можно сделать однозначное заключение,[1156] что он командовал экспедицией. Впоследствии он поступил на службу Португалии, и в 1501 году вернулся в Южную Америку в надежде отыскать пролив, пересекающий континент и открывающий дорогу на запад. Слава Веспуччи основана на приписываемых ему нескольких отчетах о путешествиях в Новый Свет и на ложных утверждениях, что именно он был первооткрывателем Южной Америки. В числе читателей этих отчетов был известный немецкий картограф Мартин Вальдземюллер,[1157] который в 1507 году составил для переиздания «Географии» Птолемея карту, на которой южный континент назван Америкой. Шестью годами позже, когда ни Колумба, ни Веспуччи уже не было в живых, Вальдземюллер заменил слово «Америка» на «Terra Nova », но к тому времени название уже закрепилось и стало применяться также для Северной Америки.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 365; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!