Публичное и частное право как сферы юридической коммуникации
Слово «право» может использоваться как для обозначения целого, так и для характеристики отдельного сегмента этого целого. В первом случае под правом понимается единая нормативная система, посредством которой определяются и регламентируются общезначимые общественные отношения. К примеру, когда мы говорим о национальном праве, международном праве, праве прав человека и т. п. то имеем в виду именно целостное восприятие права как системы норм и отношений, сложившихся в определенном социуме на определенном этапе его исторического развития.
Вместе с тем одновременно с обозначением целостного системного понятия, словом «право», также называются сегменты правового целого, что, на наш взгляд, является не вполне удачным[250], поскольку затрудняет восприятие права как единого внутренне структурированного социального явления.
Однако, принимая во внимание то, что подобное отношение к использованию слова «право» является традиционным, мы в рамках данного раздела также будем называть правом отдельные сегменты правового целого, а именно: публичное и частное право. Вместе с тем следует согласиться с тем, что часть не может быть тождественна целому, следовательно, ни один из далее перечисленных сегментов права не может быть назван правом в собственном смысле[251].
Деление права на публичное и частное своей историей восходит к римской юриспруденции. Понимание Империи как целостного социального образования и, вместе с тем, совокупности относительно самостоятельных структурно‑функциональных элементов, обусловило появление таких ранее неизвестных категорий как республика (общее дело) и патриотизм (служение «большой Родине»),
|
|
|
Возникновение государства «общего дела», своим следствием имело появление «общего интереса», обеспечиваемого публичным (общезначимым) правом, Вместе с тем, наряду с общегосударственными интересами, человек, в своих поступках не мог не руководствоваться эгоистическими соображениями и устремлениями, упорядочение и юридическое обеспечение которых составляло предмет правового регулирования в частном праве, В современных правовых системах делению права на публичное и частное придается различное значение, Наибольшее значение оно сохраняет в странах причисляющих себя к романо‑германской правовой семье, в число которых входит и Российская Федерация[252],
Определение публичного права как системы общеобязательных правил поведения (правовых норм), регулирующих отношения, обеспечивающие общий, совокупный (публичный) интерес[253], предполагает его рассмотрение в качестве феномена объективного, первичного и приоритетного по отношению к индивидуальным и групповым волеизъявлениям, По мнению П,А, Оля: «В отечественной политико‑правовой традиции необходимость служения общему благу, то есть публичным интересам обосновывается «снизу», путем аппелирования к духовно‑нравственным ценностям индивидов, прежде всего, через специфическую интерпретацию нравственных категорий, и, прежде всего, через понятие долга, При этом сам индивид не противопоставляется обществу, а как бы «сливается» с ним…»[254],
|
|
|
Процесс формализации публичного права связывается с выявлением и отнесением тех или иных отношений к общезначимым и, соответственно, приданием правилам поведения, регламентирующим эти отношения, характера общеобязательных. В свою очередь легализация «общезначимого права» осуществляется путем возведения в закон воли субъекта, наделенного соответствующими прерогативами в сфере правотворчества и выступающего в качестве «центра публичности».
Функции центра публичности в зависимости от обстоятельств могут выполнять:
– верховный правитель государства и коллективные органы государственной власти (в национальном праве);
– межгосударственные органы и организации (в международном праве).
|
|
|
Народ (общество), являясь социальным основанием государства в целом и государственной власти в частности, в реальной жизни выступает в качестве объекта управления и, таким образом, не может рассматриваться в качестве центра публичности и формального источника публичной власти.
Выступая в качестве единой, целостной нормативной системы, «право в целом» упорядочивает разноуровневые интересы вовлеченных в правоотношения субъектов, обеспечивает их реализацию, определяет средства и пути разрешения коллизий и конфликтов интересов.
В зависимости от характера представляемого и защищаемого субъективного интереса в системе права целесообразно выделять:
а) нормы, регламентирующие публичные интересы (а точнее интересы субъекта/субъектов образующих центр публичности) – публичное право
– международное право;
– национальное право.
б) нормы, регламентирующие частные интересы, подразделяемые на:
– корпоративные (корпоративное право);
– личные (личное право).
Юридическая сущность норм публичного права определяется центром публичности и получает формализацию путем законодательного закрепления воли центра публичности[255]. Формальными источниками публичного права являются нормативно‑правовые акты – законы[256], издаваемые от имени всего государства/международного сообщества и значимые в пределах его юрисдикционного пространства для всех индивидуальных и коллективных субъектов, в данном пространстве находящихся.
|
|
|
Разграничение международного и национального права актуализирует проблему их соотношения и определения соответствующих центров публичности. И международное и национальное (государственное) право, претендуют на статус правовых систем публичного (общезначимого) характера. Возникает вопрос: какая система является приоритетной? Конституция России 1993 г. в ст. 15 закрепляет два положения носящих коллизионный характер. С одной стороны п. 1 гласит: «Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации»[257]. С другой стороны, в п. 4 отмечается, что «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Процитированные положения заслуживают ряда комментариев.
Прежде всего, применительно к национальному российскому праву, в качестве источников права называются собственно Конституция, законы и иные правовые акты. Что касается международного права, то сначала в п.4 ст. 15, в качестве элементов правовой системы России упоминаются общепризнанные принципы, нормы международного права и международные договоры Российской Федерации, однако во второй части положения говорится только о международных договорах подписанных и ратифицированных Российской Федерацией. Как быть в случае возникновения коллизий между национальным законодательством и «общепризнанными принципами и нормами международного права», остается непонятным.
Кроме того, неясно, какие принципы права относятся к числу «общепризнанных» и каким образом в качестве самостоятельного элемента правовой системы может выступать «норма международного права» без конкретного формального источника ее юридического закрепления.
Отсутствие конкретики в данной области, придает п. 4 ст. 15 декларативный, не подкрепленный реальными обязательствами характера. На практике, как нам представляется, действует принцип приоритета национального законодательства перед международным правом. Что касается последнего, то центром публичности в нем выступает не международное сообщество (точно так же, как в государстве, в качестве субъекта властных полномочий, выступает не народ, а бюрократический аппарат), а государство/группа государств, претендующее на роль «сверхдержавы», определяющей основные направления международной политики.
Частное право, в соответствие с названием выражает интересы носителей выделенных из публичных интересов, которые, с одной стороны не противоречат общезначимым нормам, а с другой стороны не сливаются с ними.
Нормы публичного и частного права, выступая в качестве структурных элементов единой системы права, зачастую противопоставляются друг другу. При этом в основу их коллизионности положена гипотеза об изначальном противоречии между разнонаправленными тенденциями правового регулирования. С одной стороны, сохранение государственно‑правовой системы требует ограничения свободы поведения, как со стороны отдельных индивидов, так и со стороны локальных социальных образований (корпораций), являющихся элементами вышеназванной системы.
С другой стороны, в основу сохранения и развития любой системы, в том числе и государственно‑правовой, положена борьба за выживание, а это в свою очередь обусловливает коллективную и индивидуальную конкуренцию.
Коллизионность норм публичного и частного права, обусловливает выделение двух теоретических моделей их соотношения:
– Системоцентричная модель
За основу рассуждений принимается постулат о приоритете общесистемной безопасности по отношению к безопасности социальных групп и индивидов, данную систему образующих. Частные (корпоративные и индивидуальные) нормы рассматриваются в качестве фрагментов системы публичного права, в котором интересы отдельной социальной группы либо личности значимы настолько, насколько утилитарно полезны для всего государственно‑организованного социума в целом. Виды и объем частных прав и свобод, определяются на уровне центра публичности и, соответственно, на этом же уровне могут изменяться. При этом пределы вмешательства в сферу частно‑правовых интересов, зависят от воли все того же центра публичности. Подобная позиция позволяет говорить о том, что частное право в качестве самостоятельного правового образования представляет фикцию. «Человек не имеет прав. – Восклицает Эмиль Фиге – У него нет никаких прав, абсолютно никаких. Я даже не понимаю, что означает выражение «право человека». На чем основано это право? Наделен ли им ребенок при рождении? Он наделен потребностями, которые удовлетворяют окружающие. Он входит в общество… по отношению к которому он чувствует себя… обязанным, но я не могу привести ни одного аргумента, который бы доказывал, что общество чем‑то обязано индивиду»[258].
Системоцентризм основан на отношениях субординации, в качестве субъектов которых, с одной стороны, выступает государство (в лице аппарата государственной власти), играющее роль верховного правителя, издающего руководящие предписания, и общество (народ) как объект властного воздействия и подчиненный субъект исполнения принимаемых на властном уровне решений. В рамках подобного рода отношений, тот, кто обладает властью, – тот обладает всем, что можно посредством властной деятельности получить. Прежде всего, это касается отношений, связанных с собственностью. Получается, что стремление к власти есть стремление к обладанию собственностью. При этом механизм овладения собственностью построен на принципе ее экспроприационного перераспределения от подвластных к властителям. В подобных условиях фискальный аппарат государства носит ярко выраженный принудительно‑карательный характер.
В системоцентичном государстве субъективный интерес лица, обладающего публичной политической властью, приобретает публичный характер. При этом зачастую субъективный публичный интерес вступает в противоречие с субъективным частным интересом. В качестве наиболее образного примера может быть приведена проблема, сложившаяся в сфере комплектования российской армии. Руководство вооруженных сил заявляет о недостатке квалифицированных военных кадров и настаивает на отмене отсрочек от воинской службы, предполагающих призыв в армию студентов и выпускников гражданских вузов. В качестве аргумента, как правило, приводится конституционное положение об обязательной военной службе граждан Российской Федерации (ч. 2 ст. 59 Конституции), являющейся, по мнению отечественного генералитета, формой «отдания» гражданского долга и осуществления «почетной» воинской обязанности по защите Отечества (т. е. государства). Однако если рассматривать воинскую службу, осуществляемую в мирное время, как вид трудовой деятельности (аналогичный военной службе по контракту), то возникает логичный вопрос о соотносимости данных заявлений с положениями ст. 37 Конституции, определяющей, что «Труд свободен. Каждый имеет право свободно распоряжаться своими способностями к труду… Принудительный труд запрещен». С точки зрения гражданско‑правовых и трудовых отношений не понятно, почему за одну и ту же работу солдат срочной службы и воин‑контрактник получают разную зарплату, почему в первом случае привлечение к службе носит принудительный характер. Ссылки на необходимость защиты Отечества малоубедительны, поскольку данный долг возникает у граждан в условиях военного времени, когда всей стране угрожает реальная опасность. В мирное время задача армии сводится к подготовке и переподготовке военных специалистов, а также содержанию кадровых подразделений, способных при введении военного положения в кратчайшие сроки развернуться в полноформатные вооруженные силы. В приведенном примере достаточно отчетливо прослеживается коллизия субъективного интереса высшего военного руководства, лоббируемого федеральными политиками и приобретающего в силу своего законодательного оформления публичный характер, и субъективный интерес частного характера, носителями которого являются призывники, а также их родные и близкие. Последние пытаются по мере сил оказывать противодействие государству в его стремлении реализовать соответствующие властные установки. Причем, не имея возможности легального противостояния с государством, носители частных интересов зачастую прибегают к средствам криминального характера.
– Эгоцентричная модель
Частные (эгоистичные) интересы рассматриваются в качестве первичных и, следовательно, более значимых по отношению к публичным (общесоциальным). «Индивидуальная свобода… представляет собою… основную свободу, свободу в себе, и все прочие виды свободы являются лишь ее расширением или, скорее. ее гарантией. Индивидуальная свобода – это право, в соответствии с которым я считаю, что могу жить по‑своему, действовать по‑своему до тех пор, пока я не причиняю никому вреда и не чиню никому серьезных препятствий»[259].
В рамках эгоцентристской модели коллизионность норм публичного и частного права обусловлена стремлением отдельно взятой корпорации/личности представить собственные интересы в качестве наиболее важных и ценных и осуществлять их реализацию и защиту, в том числе, за счет пренебрежения публичными интересами общества и государства. По мнению К. Поппера «индивидуализм стал основой нашей западной цивилизации. Это – ядро христианства («возлюби ближнего своего», – сказано в Священном
Писании, а не «возлюби род свой»)[260]. Следует особо подчеркнуть, что «пренебрежение публичными интересами общества и государства», применительно к эгоцентристской модели, не следует рассматривать в качестве их отрицания. Человек/корпорация, находясь в обществе, не может быть выделен и отделен от общественной организации. Однако, осознание себя в качестве «центра социального мира», предполагает восприятие этого мира с точки зрения собственной безопасности и комфорта. Признание за частным правом самостоятельного категориального статуса, предполагает осознание паритета публичных и частных интересов, в одинаковой степени важных и значимых для их носителей.
Системоцентричная конструкция «государство (власть) – общество (подданный)», меняется эгоцентричной, в рамках которой государство и общество выступают в качестве равноправных и равнообязанных партнеров. В системе подобного рода, строящейся по типу акционерного общества, государство уподобляется управленцу, избираемому из числа акционеров и подотчетного в своей деятельности собранию акционеров. Для того чтобы подобная система стала реальностью, необходимо, прежде всего, чтобы отношения собственности стали первичными по отношению к властеотношениями. Иными словами, для того чтобы получить властные полномочия, необходимо прежде состояться в качестве собственника. Соответственно, качественным образом меняется понимание права. Продолжая носить публичный характер, право перестает быть инструментом реализации власти одних представителей социума над другими. Принцип равенства перед правом и законом предполагает равнообязанность по отношению к правовым предписаниям как со стороны представительных органов государственной власти, так и со стороны общества, делегировавшего этим органам свои полномочия по управлению общественными отношениями. Особенно важно в данном случае то, что управленческие отношения между партнерами предполагают равенство их субъективных интересов. В данном случае утрачивает смысл спор о приоритете публичных и частных составляющих права, поскольку именно с компромиссом публичных и частных интересов, в конечном счете, связывается эффективность правового регулирования. При этом государство приобретает двойственное значение как субъект управления обществом (аппарат публичной политической власти) и как социополитическая организация общества (государственно‑организованный народ). В качестве субъекта – носителя публичного интереса следует рассматривать государство‑народ. В свою очередь, государство‑аппарат представляет собой субъект – носитель частного интереса, связанного с самосохранением и обеспечением для самого себя режима наибольшего благоприятствования. В качестве других субъектов частных интересов можно выделить как отдельных индивидов, так и коллективные образования (корпорации). Реализация и защита частных интересов субъектов осуществляется в рамках договорных отношений, предполагающих определенную свободу поведения в процессе выработки соответствующих правил взаимодействия. При этом, вступая в данные отношения, представители государственного аппарата не должны использовать свои властные полномочия для создания в отношении себя режима наибольшего благоприятствования.
Коллизионность публичных и частных интересов в рамках как системоцентричной так и эгоцентричной системы следует рассматривать в качестве объективной реальности. Однако осознание несовпадения интересов не следует рассматривать в качестве основания для безапелляционного вывода о том, что внутренняя коллизионность права в любом случае обусловливает конфликт между субъектами – носителями разнонаправленных интересов. Представляется возможным выделение двух вариантов взаимодействия:
– конфликт как средство разрешения объективного противоречия между государственной бюрократией, институтами гражданского общества (негосударственными корпорациями), а также отдельно взятыми гражданами;
– консенсус как результат достижения компромисса, обусловленного взаимным стремлением участников общественных отношений к установлению взаимовыгодных либо, что зачастую не менее важно, взаимоприемлемых условий для взаимодействия.
Принимая во внимание альтернативность моделей взаимодействия публичного и частного права, следует также иметь в виду, что институт частного права (интереса), в свою очередь объединяет корпоративное и личное право.
Корпоративное право складывается из правил, устанавливаемых и действующих в пределах обособленных социальных групп[261]' В качестве основных форм корпоративного права могут быть названы договор, обычай, акты локального (ведомственного) нормотворчества.
Что касается личного права, то оно представляет собой правила, установленные конкретной личностью и значимые лишь для нее. «Личное право в виде притязания выступает тем активным началом фактичности, которое формирует нормативность объективного права. Поэтому личное право выступает с одной стороны, предпосылкой объективного права, а, с другой стороны, его реализацией»[262]. Внешними формами выражения личного права являются различные индивидуальные правовые акты, выраженные как в документальной (договоры дарения, завещания и т. п.), так и в поведенческой (юридически значимые деяния) формах.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 196; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!