Быть надежным стражем южных рубежей



 

В каждую часть направляли по двое‑трое выпускников. На новом месте это были единственные близкие люди. Хотя здесь уже служили знакомые нам выпускники прошлых лет.

В Чирчик нас попало трое: Шура Слепов, Гришка Иванов и я.

Через неделю после нашего прибытия, бригада была поднята по тревоге, и приведена в состояние повышенной боевой готовности. Комбриг сказал кратко: «Готовьтесь к боевым действиям на территории соседнего Ирана. Вероятная задача: воспрепятствовать „зеленым беретам“ захватить важные стратегические объекты, обнаружить в горных проходах их ядерные фугасы».

Три месяца спали мы в казармах со своими группами.

Днем напряженные занятия в горах, ночью стрельбы и подрывные работы – спутник не должен обнаружить нашу интенсивную подготовку. Штудировали маршруты горных подходов, ведущих в Иран с нашей стороны и с территории соседнего Афганистана. Были заполнены бумаги‑завещания, выданные в штабе, – в случае чего, семьи должны быть обеспечены. Солдаты бегали в самоволки к семьям, кто знает, придется ли еще. Напряженная обстановка иногда разряжалась пьянками и мордобоем. И что интересно, никогда никто в этих стычках не хватался за пистолеты, висевшие у каждого на ремне.

В конце третьего месяца боеготовность отменили. Из сотен глоток вырвался вздох облегчения. Но через полгода произошло то же, но в отношении Афганистана. Опять тревога, опять укладка парашютов в ночное время. Но все обошлось, и через неделю все стихло.

 

Хитрый батальон

 

Однако, бригаду нашу принялись увеличивать. А увеличение началось за счет одного странного батальона, состоящего на сто процентов из мусульманских воинов, включая и командный состав. Такой большой процент азиатов, сам по себе, был очень необычен для наших частей. Следующей странностью было наличие в этом подразделении бронетехники, «Шилок», станковых гранатометов. Ну, а форма на наших, вновь прибывших, совсем ставила в тупик. Как нам объяснили начальники, это была экспериментальная одежда, которую выдали в батальон, для проверки ее надежности. Но, что бросалось в глаза, форма эта, как две капли воды, походила на форму военнослужащих афганской армии. Позже стало ясно, откуда дует ветер, а пока от нас требовали в кратчайшие сроки сделать из этой полуграмотной орды сносных разведчиков или хотя бы диверсантов. Батальон отселили из бригады, построив для него нашими силами отдельный городок. Вместо положенной боевой подготовки мы на две недели превратились в военных строителей, – и это войска высшей боеготовности! К сожалению, это не единичный случай в жизни наших частей, поэтому зачастую подготовка солдат оставляет желать лучшего. После «великого переселения» командование бригады вздохнуло свободнее. С мусульманами постоянно возникали проблемы. То не могли их отучить от молитвы, совершаемой всем подразделением во главе со своими офицерами перед едой и после еды. То приходилось пресекать случаи «русского гостеприимства», выражавшиеся в принудительном кормлении мусульманских воинов салом, что запрещается им Кораном. Сроки обучения поджимали. Домой мы приходили, как выжатые лимоны. Хватало сил лишь на ужин, а к 6.00 – снова в часть.

* * *

Главное преимущество спецназовца не сила и ловкость и даже не навыки приобретенные по спецдисциплинам. Это второстепенные, хотя и немаловажные составляющие успеха в бою. Спецназ побеждает, в первую очередь, головой. А умный человек, как правило, обладает хорошим чувством юмора. Поэтому всевозможные розыгрыши в спецназовской среде не редкость, стоит только подставиться.

 

 

С. Козлов

Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево

 

В июне восемьдесят третьего года меня из двенадцатой бригады перевели в 173 отдельный отряд спецназначения. Перевели за строптивость и антагонистические противоречия с нашим новым комбатом, майором Портнягиным, бывшим замполитом, возомнившим себя рейнджером. Когда наши служебные взаимоотношения стали соответствовать ленинскому определению революционной ситуации, мы с ним объяснились и вот вам результат…

Часть, куда я попал служить, отличалась от всех прочих частей специального назначения тем, что она была укомплектована боевой техникой и процентов на девяносто девять офицерами пехотных и танковых подразделений. Это была ссылка. Никогда не отличавшийся высокой воинской дисциплиной, здесь я решил откровенно «забить» на службу. Тем более что тогда в отряде командиры групп имели средний стаж офицерской службы лет по восемь‑десять и служить уже абсолютно не рвались. Занятия за них, а, соответственно, теперь и за меня, с личным составом проводили сержанты. Мы же, определив пункт сбора после занятий, спокойно шли пить пиво.

Неделя прошла плодотворно. Близилась суббота, которая обещала быть не менее интересной.

Напомню, что в армии суббота – это парково‑хозяйственный день. В спецназе, где никогда не было боевой техники, он посвящен наведению порядка в казармах и на прилегающей территории, а также выполнению других хозработ по плану старшины, который и занимался с нашим личным составом. Нет, день, как и положено, начинался с построения, но после него офицеры, которым делать было просто нечего, разбивались на группы по интересам и шли, кто пить пиво, кто писать пулю, а кто совмещать и то, и это. Суббота в спецназе – это, как во всем цивилизованном мире, начало уикэнда.

Но это только в нормальном спецназе. В отряде, где по штату имелась боевая техника, суббота была посвящена ее обслуживанию и офицеру положено было при этом присутствовать. Быть, так сказать, организатором и вдохновителем этого процесса. Откуда было это знать мне, рафинированному спецназеру, имеющему диплом референта‑переводчика с английского.

Только я собрался после построения совершенно, как мне предполагалось, законно выпить три литра запланированного пива, как меня окликнул комбат и без обиняков предложил мне посетить парк боевых машин, где заняться приемкой вверенных мне трех БМП‑1. Это был «облом». На КПП стояли старшие товарищи и делали недвусмысленные знаки, предлагая посвятить субботу ранее намеченному. Комбат же, видимо, заметив их, стал более жестко ставить задачу, определяя все, вплоть до времени доклада об исполнении. Надо было принимать радикальные меры и я включил «на полную» систему «Дурак».

– Товарищ капитан, мне на технику никак нельзя, – заявил я совершенно серьезно.

– Это почему? – искренне изумился комбат.

– У меня на запах бензина аллергия, – меня несло, как Остапа Бендера.

– А БМП‑1 заправляются соляркой, – сказал комбат, еще ничего не подозревавший. Это было для меня новостью, но отступать было поздно.

– А от паров соляры у меня наступает остановка дыхания, – продолжал заливать я.

Видимо, начиная догадываться, что его дурят, комбат сказал, добавив металла в голосе:

– Возьмите с собой пару дюжих сержантов. Они, в случае чего, вас откачают и, при надобности, на броню подсадят.

– Что вы? Что вы? – замахал я руками. Я, как брони коснусь, так сразу в обморок падаю. Сержанты могут не откачать. В этом случае только пивом отпаивают.

Комбат, наконец, понял, что я откровенно над ним издеваюсь, прошипел: «Ну, как знаете». И удалился. Я же отправился по ранее намеченному маршруту.

Если кто‑то полагает, что мне все это сошло с рук, то он заблуждается.

Комбат, безусловно, доложил комбригу, и меня начали поминать на всех совещаниях, что вот‑де, мол, у лейтенанта Козлова аллергия на боевую технику. Меня это не особо трогало, тем более что в начале июля я уехал в отпуск. Дома я рассказал эту историю отцу, который сам был в то время командиром воинской части. Он выслушал меня, а потом «вдул»:

– Ты там придуриваешься, а если завтра война? А ты своей техники не знаешь! Ну, и что из того, что в училище не учил? Должен освоить!

Я подумал, что он прав.

Спустя некоторое время после отпуска наш отряд в полном составе отправился в Армению в горный учебный центр Алагяз, который находился у подножья горы Арагац. Отряд должен был отрабатывать вождение и стрельбу из боевых машин в горных условиях. Проникшись наставлением отца, я напросился на вождение. К технике у меня действительно стойкая неприязнь, я – единственный из всего выпуска Рязанского училища даже водительских прав не получил. Тут же обучение теории вождения длилось не более пяти минут, после чего я уселся за штурвал БМП. Порядок вождения автомобиля и БМПшки кардинально отличаются. Если при трогании с места автомобиля сцепление надо отпускать плавно, то при трогании с места боевой машины сцепление надо бросать. Я же на спуске с горы двигался на полувыжатом сцеплении, вследствие чего, спустя некоторое время, появился характерный запах горящего главного фрикциона. Учуявший его зампотех второй роты, проводивший занятие, взвыл от горя:

– Сука! Мать твою…! Я только на этой машине фрикцион поменял! Чтобы я тебя больше у машин близко не видел!

Так произошел «облом» с изучением матчасти и вождением, но я не унывал. Впереди были боевые стрельбы.

В этот раз я подошел к вопросу основательно и попросил лучшего моего наводчика‑оператора Серегу Мальцева научить меня управляться с грозным вооружением БМП‑1. Серега в свое время закончил учебку командиром отделения и был парнем очень толковым, недаром в военном билете в графе «национальность» значилось «еврей». Но родом он был откуда‑то с Урала и общение с русским пролетариатом не прошло бесследно. Пьяница он был запойный. За любовь к товарищу Бахусу его сняли с должности и разжаловали. Но мастерство не пропьешь. Серега очень толково и методически грамотно все мне объяснил, затем мы потренировались вхолостую, и я пошел на огневой рубеж.

По условиям упражнения нужно было с места поразить на вершине холма мишень, имитирующую танк. На это давалось три штатных выстрела из орудия «Гром». После этого огнем пулемета поразить с ходу и с коротких остановок мишени, имитирующие РПТР, пулемет и, кажется, группу пехоты. Я зарядил оружие машины и доложил по радио о готовности руководителю стрельбы. На горе появился «танк». Прицелившись, я выстрелил и тут же зарядил оружие. Кажется, попал, выстрелил и снова зарядил. Кажется, опять попадание. Я увлекся, появился азарт, но «танк», к сожалению, больше не поднялся. «Вперед!» – скомандовал я, и машина тронулась. В прицеле замелькали то небо, то земля. Вдруг слышу в шлемофоне голос механика‑водителя: «Товарищ лейтенант! Цель!» По его подсказке ору: «Короткая!». Машина клюет носом и замирает. Навожу «кристаллом» на цель спаренный пулемет и жму на электроспуск правой рукой. Для тех, кто не знает, поясню. Электроспуск орудия находится на правой рукоятке привода, а пулемета – на левой. Увлекшись, я перепутал. Раздался выстрел орудия, который удивил меня сначала не менее тех, кто наблюдал выполнение упражнений. Стрельба велась боевыми выстрелами. В прицел я увидел, как в возникшем взрыве что‑то, кувыркаясь, улетело в сторону. Безусловно, я попал. Как потом выяснилось, не опознанный мной в полете предмет был новым подъемником мишени. Говорят, вопль жалости оператора стрельбища переплюнул матюки нашего зампотеха. Из‑за поднятой взрывом пыли стрелять дальше было невозможно. Машина, как и положено, дошла до конца маршрута, где в шлемофоны поступила команда «Разряжай!», которую я беспрекословно выполнил, предварительно задрав ствол орудия вверх. Далее машина, поворачивая направо, должна была вернуться на исходную позицию. Моя же задача состояла в том, чтобы во время разворота машины поворачивать башню так, чтобы орудие постоянно было направлено в сторону мишеней. Но что‑то случилось. Пройдя немного влево, башня остановилась и, как я ни пытался повернуть ее, ничего у меня не выходило.

Как потом мне объяснили, на этой машине было неисправно реле РП‑5, отвечающее за то, что бы орудие фиксировалось в каком‑то определенном положении. Ствол орудия моей машины опустился после разряжания и при развороте влево уперся в прожектор «Луна».

Шлемофон взвыл голосом комбата, требуя повернуть орудие назад. Я отвечал, что ничего не выходит. На командном пункте началась паника. Шутка ли, машина, орудие которой направлено на пункт управления, а в башне сидит явный недоумок, мчится на них. Народ с исходного рубежа как волной смыло, когда я все таки догадался попробовать развернуть пушку вправо и это у меня получилось. У всех было такое впечатление, что я начал целиться на ходу, а уверенности в том, что я действительно разрядил пулемет, ни у кого не было. Наконец, я прибыл на исходный рубеж и, выбравшись из башни, побежал докладывать. Но кому?

Ни комбата, ни его окружения нигде не было. Подойдя поближе я увидел его, осторожно выглядывающего из‑за здания пункта управления стрельбой. Это меня окончательно развеселило и вместо доклада я, улыбаясь во весь рот, спросил: «Ну, как я стрелял?». Комбату видимо тоже было не до устава, поэтому он опустошенно выдавил из себя: «Пошел на х.! Чтобы у машин я тебя больше не видел!».

Так мудрая судьба определила, что кому. Позже, в Афганистане, я, конечно, научился стрелять из БМП‑2, но водить ее даже не пытался, твердо уверовав, что это не мое.

Пролетело два с лишним года и в июне восемьдесят шестого ко мне приехал заменщик, выпускник моего же факультета Генка Огида. Как и положено, за те несколько дней, пока собирался и ждал борта на Союз, я постарался максимально поделиться опытом с ним. Почему‑то тактические аспекты нашей деятельности он слушал невнимательно, видимо, полагая, что на курсах «Героев Советского Союза» в Чирчике и в училище его научили достаточно. К моему немалому удивлению он попросил показать ему парк боевых машин. И сколько я не отговаривал его, аргументируя тем, что воевать то он все равно будет в пешем порядке, он меня не послушал. Через пару дней после его прибытия я, не увидев его на утреннем построении офицеров отряда, поинтересовался у ротного, где мой заменщик. И он мрачно сообщил, что в санчасти. Я рванул в медроту.

На койке, с забинтованной головой лежал и глупо улыбался Генка. Оказалось, что вчера они выехали на стрельбище, которое находилось километрах в двенадцати от бригады, для того, чтобы отстрелять дневную, а затем и ночную стрельбу. Около шести вечера Генка упросил ротного разрешить ему покататься на БМП. Ни он, ни недавно переведенный к нам в отряд ротный не знали, что дорогу, идущую в Пакистан, охраняли подразделения Истмата – афганского «Батьки Махно». Их сторожевые посты начинались сразу за стрельбищем, а после семнадцати часов начинался комендантский час, и они долбили все, что движется. Генка выскочил как раз перед их постом. Истматовцы, как и положено, влупили перед ним предупредительную очередь трассерами из ДШК. От неожиданности Генка дал по тормозам. Машина резко остановилась и клюнула вперед. Генка, по инерции, вылетел на полкорпуса из люка и ударился лбом о «ребристый». После этого машина качнулась назад и он, свалившись обратно в люк, разбил затылок о его край.

Уезжая в Союз, я подарил ему трофейный корейский мотоциклетный шлем, еще раз напомнив, что техника – это не наше. Кстати, зря он не слушал то, что я ему рассказывал по тактике. Спустя несколько месяцев он нарушил незыблемую заповедь и полез на гору, не дождавшись доклада от головного дозора, и как шедший во главе группы получил разрывную пулю в грудь. К счастью, остался жив.

Так что, воистину «кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево».

 

А. Буднев

Человек‑амфибия

 

Тем, кто служил на Средиземноморской эскадре ВМФ, иногда доводилось видеть, как в районе стоянки кораблей, то скрываясь, то появляясь среди волн, легко скользили надувные лодки с камуфлированной раскраской. Это боевые пловцы ВМФ, несущие боевое дежурство, отрабатывали свои действия…

 

Морской спецназ

 

Различные названия, которые скрывали их истинное назначение, до сих пор вносят путаницу на страницы газет и журналов. Их путают с морской пехотой, заносят в списки то «Вымпела», то «Альфы», называют на американский манер «морскими котиками», с уверенностью сообщают, что это ПДСС (противодиверсионные силы и средства, имеющие, кстати, задачу совершенно противоположную).

Немногим удавалось встретиться и разговаривать с теми, кто служил в этих действительно секретных частях. Мне посчастливилось шесть лет быть командиром группы морского спецназа, поэтому я надеюсь внести некоторую ясность в этот вопрос.

Закрытость этой темы, которая даже сейчас находится под грифом «совсекретно», понятна из задач, которые стоят перед боевыми пловцами. Это ведение разведки на приморских направлениях в интересах флота, уничтожение мобильных пусковых установок, командных пунктов, средств ПВО, гидротехнических сооружений, кораблей, судов – и многое другое, где требуется точный расчет, отличная физическая и техническая подготовка, преданность своему делу и вера в тех, кто идет с тобой рядом. Многие задачи, выполняемые спецназом ВМФ, часто кажутся невыполнимыми, но именно то, что противник исключает даже саму возможность их выполнения, позволяет боевым пловцам достигать успеха.

 

Купание в шторм

 

9 июля 1986 года. Один из южных городов тогда еще СССР. Группе боевых пловцов в составе трех человек поставили задачи: между 15.00 и 16.00 осуществить условный прорыв морской границы СССР, выплыв на внешний рейд (расстояние б морских миль – примерно 11 км), где стояло «иностранное судно» (корабль посредника). Задачу нам ставило командование погранокруга с целью проверки боеготовности своих частей, чем и объясняется нелепое для таких операций время – среди бела дня. Иными словами, задача заранее подразумевала наш провал.

Но мы решили не допустить провала. Произвели доразведку, а поскольку район прорыва был определен в городе, группа, переодевшись в гражданскую одежду, под видом отдыхающих выявила маршруты патрулей и режим патрулирования. Самой большой сложностью было переодеться в водолазное снаряжение и очутиться в воде. Предварительный расчет был на то, что на берегу будет масса купающихся, но в этот день, как назло, накрапывал мелкий дождик, с моря дул сильный ветер. Поэтому пришлось водолазное снаряжение (мокрого типа!) надеть под одежду, затем по‑одному просачиваться в район сосредоточения у берега моря, используя «дыры» в прохождении патрулей и обходя «секреты».

Сняв одежду, замаскировав ее и захватив остальное снаряжение, группа незаметно соскользнула в воду. Первые метров 70 группа проплыла под водой, а затем минут 20 боевые пловцы плыли, используя специальную технику, появляясь над поверхностью воды только для вдоха. Сильный ветер поднимал высокие волны, которые мы использовали как прикрытие.

Патрульные катера проходили так близко, что были видны лица людей на палубе, но группа осталась незамеченной. Пловцы плыли, ориентируясь по компасу, они находились в воде около пяти часов, проплыв более 10 км в штормовом море, но задачу успешно (не для пограничников) выполнили…

 

Свирепый отбор

 

Спецназ ВМФ имел в своем составе всего лишь несколько частей (кстати, после раздела СССР наиболее боеготовая часть морского спецназа отошла к Украине). Отбор в эти части был очень строгий. Многие призывники до прибытия в часть даже не знали точно, куда они прошли отбор. До призыва в армию юноши, имеющие спортивные разряды, проходили легководолазную и парашютную подготовку в ДОСААФ, из них на призывных пунктах специальными офицерами отбирались кандидаты, из которых формировался учебный отряд для доподготовки.

В течение полугода их обучали по специальной программе, где физическая и психологическая нагрузка были близки к предельным. За кандидатами постоянно наблюдали старшины из боевых подразделений, заранее подбирающие людей в группы. Физическая, профессиональная подготовка оценивались по нормативам, а психологическая устойчивость проверялась по результатам различных испытаний. К примеру, таким испытанием мог быть марш‑бросок ночью без указания дистанции и времени бега. Под утро, когда наступает полное физическое истощение, начинает проявляться именно психологическая устойчивость. Лишь немногие способны бежать, не обращая внимания на сбитые в кровь ноги, на навалившуюся усталость. Тех, кто проходил это и другие многочисленные испытания, зачисляли в боевые подразделения.

Срок службы был три года. Программа боевой подготовки была очень разнообразной и включала в себя водолазную, воздушно‑десантную, навигационно‑топографическую, горную специальную, морскую, физическую подготовки, минно‑подрывное дело, рукопашный бой, выживание в различных условиях, иностранные армии и театр военных действий, радиодело и многое другое, без чего не обойтись в современной войне.

 

Оснащение под стать задачам

 

Для выполнения широкого спектра задач боевым пловцам приходилось иметь на вооружении не менее широкий арсенал вооружения и технических средств.

Поскольку боевые действия должны были происходить не только на суше, то помимо всех видов обычного стрелкового вооружения пловцы имели подводные пистолет СПП и подводный автомат АПС, которые позволяли поражать цели как под водой, так и на суше. Специальное оружие использовалось для бесшумной и беспламенной стрельбы и включало различные пистолеты и автоматы и стреляющий нож разведчика (НРС). Для усиления огневой мощи группа могла вооружаться гранатометами, огнеметами, ПЗРК, ПТУРСами.

Стрелковой подготовке в частях уделялось огромное внимание, Благодаря заботе командования флота, на нас не распространялись ограничения по выдаче боеприпасов. К примеру, за одни стрельбы группа из десяти человек отстреливала из разных видов оружия в упражнениях 1,5‑2 тысячи патронов и 8‑16 гранат из гранатомета, а часть в целом за год расходовала патронов в 5‑7 раз больше нормы.

Основной упор в подготовке делался на быстрое поражение цели в различных ситуациях с первого выстрела. Режим огня при выполнении упражнений устанавливался одиночный, с высоким темпом стрельбы, с постоянной сменой позиций, хотя стрелковые наставления тех лет требовали вести только автоматический огонь. Эффективность нашего варианта стрельбы была подтверждена временем.

Инженерное вооружение так же было достаточно разнообразно и включало обычные ВВ, стандартные армейские заряды, как фугасные, так и кумулятивные, противопехотные и противотанковые мины, а так же специальные противокорабельные морские мины.

 

Мы умели все

 

Боевые пловцы обучались минированию объектов на суше и в воде, обезвреживанию минных полей, изготовлению мин‑ловушек из подручных средств, расчету зарядов и многому другому. Отличное владение инженерными средствами достигалось постоянными практическими тренировками. ВВ отпускались для занятий также без задержек и ограничений.

Для уверенной работы с боевыми зарядами и минами необходимо уважительное отношение к ВВ и твердые теоретические знания. Уважение отрабатывалось на конкретных примерах, которые, может быть, не всегда были в духе «руководящих документов», но очень эффективно достигали цели. Вы можете сто раз сказать о мерах безопасности при обращении со средствами взрывания, но куда убедительнее, когда Ка‑Дешка (капсюль‑детонатор весом меньше 3 г) разносит ящик от патронов на щепки – и не найдется больше желающих сунуть его себе в карман или поковырять палочкой.

Основная задача групп – это действия в тылу противника. Доставка боевых пловцов к объектам могла происходить несколькими способами: наземным, воздушным, морским. Для десантирования из самолетов и вертолетов применялись десантные парашюты Д5, Д6, ПВ‑3. Последний позволял десантировать пловца в водолазном снаряжении на воду. О надежности ПВ‑3 говорит то, что именно его использовали при эксперименте по десантированию со сверхмалых высот, который проводился в части на Черноморском флоте в июне 1986 г. Тогда мы отрабатывали прыжки со 120, 100, 80 и 60 метров. А полковник В. Поздняков совершил рекордный прыжок с 50 м. Прыжки со сверхмалых высот совершались без запасного парашюта, так как время под куполом все равно исчислялось секундами. Высокая подготовленность позволяла нам совершать без травм прыжки при скорости ветра 14 м/с, а на одних учениях мне довелось десантироваться при ветре 17 м/с. Кроме людских парашютов использовались различные грузовые парашютные системы.

 

Под воду

 

Водолазная подготовка – это то, что определяло наше название. Основным нашим снаряжением были аппарат ИДА‑71 и используемый для обеспечения водолазных спусков акваланг АВМ‑5. Аппараты ИДА‑71 надежны, но требуют высокого уровня подготовки от водолаза. Уверенное владение им достигалось лишь путем длительных тренировок.

Даже после непродолжительного нахождения под водой у всех искателей романтики исчезали иллюзии, а при хождении в аппарате на полную автономность после выхода из воды пловцов не всегда узнавали даже близкие друзья. Что поделать: наши комбинезоны УГК‑3 по комфортности были далеки от идеала. Зато аппарат ИДА‑71 позволял при грамотном использовании выжать из него в 1,5 раза больше нормативного времени под водой.

Водолазное снаряжение дополнялось гидроакустическими станциями, навигационными приборами и многим другим. Для движения под водой использовались индивидуальные буксировщики, групповые носители и сверхмалые подводные лодки. Эти сложные в техническом плане устройства очень облегчали выполнение задач, но главным действующим лицом все равно оставался боевой пловец, его подготовленность и физическая выносливость. Люди в резиновых комбинезонах противопоставляли себя металлу кораблей.

 

Мастера на все руки

 

На одной из отработок учебно‑боевых задач неожиданно затонул групповой носитель. Поскольку глубина позволяла, экипаж не покинул его и продолжал бороться за спасение изделия. Система аварийного продувания не работала (готовивший изделие инженер забыл открыть кран на баллоне аварийного продувания). Через некоторое время у старшины, сидевшего во второй кабине, кончился кислород, и ему пришлось по приказанию командира всплыть. Офицер оставался под водой и продолжал попытки «оживить» технику. Кислород стал кончаться и у него – и в этот момент удалось включить насос уравнительной цистерны и всплыть на поверхность. В надводном положении экипаж вернулся на базу.

Многосторонняя подготовленность боевых пловцов потребовалась при охране наших судов во время молодежного фестиваля на Кубе, во время встреч М. С. Горбачева в Рейкьявике и на Мальте, где охрану под водой осуществляли именно боевые пловцы ВМФ, а не КГБ, который вообще в ту пору не имел боевых пловцов достаточной подготовленности – не говоря уже о подводных средствах движения. В начальный период раздела Черноморского Флота пловцы были охраной командующего флотом Касатонова при его поездках в Грузию. Боевым пловцам приходилось решать и многие другие задачи: это и поиск упавших в море и лежащих на небольших глубинах летательных аппаратов, и обезвреживание неразорвавшихся боеприпасов, поиск во взаимодействии с МВД опасных преступников в горно‑лесистой местности, ликвидация последствий технических катастроф (летом 1995 года в Харькове).

Довелось им принимать участие и в трагической истории пассажирского флота – поднимать тела погибших с затонувшего теплохода «Нахимов» в августе‑сентябре 1986 г. Боевые пловцы обследовали корпус судна, отыскивая через иллюминатор скопления погибших, при помощи морских мин пробивали отверстия в борту, через которые тела извлекали тяжелые водолазы – «трехболтовщики». Так как судно лежало на предельной глубине для данного типа снаряжения, в результате трагической случайности там погиб наш мичман Ю. Полищук.

 

Проверки «на вшивость»

 

В процессе отработки учебно‑боевых задач боевых пловцов несколько раз в год привлекали для проверки боеготовности частей и подразделений военно‑морских баз и их способности отразить нападение диверсантов противника. Мы на этих учениях, в свою очередь, отрабатывали способы высадки, тактику скрытного проникновения, захват пленных, документов и другое.

Опыт учений этих лет показывает высокую эффективность действий групп боевых пловцов, которые, несмотря на численность всего в 6‑10 человек, достигали очень высоких результатов. Мы блокировали минными постановками ВМБ, минировали корабли, объекты ПВО. Почти всегда пловцы выхолили победителями из неравного поединка: какой‑то десяток людей, с одной стороны – и ВМБ (десятки кораблей и тысячи людей), с другой. Уже тогда командиры наших групп в отчетах по результатам учений указывали на слабую противодиверсионную защищенность многих объектов, что и подтверждается сейчас.

В настоящее время боевые пловцы ВМФ, как и вся наша армия, переживают тяжелые времена, хотя уровень подготовленности и сейчас очень высок. Но уходят люди, утрачивается бесценный опыт, за который заплачено кровью и потом. Пора, учитывая опыт последних, локальных войн, подойти к созданию единых сил специальных операций, когда вся операция по разведке, захвату или уничтожению объекта проводилась бы едиными силами специального назначения (спец. группы, авиация, огневые средства) без привлечения посторонних сил и средств.

Хочется надеяться, что в вооруженных силах России боевые пловцы спецназа ВМФ по‑прежнему будут занимать достойное место.

 

 

С. Козлов

Поедем, красотка, кататься!

 

Летом девяносто шестого года бригада специального назначения Черноморского флота проводила очередные совместные учения с пограничниками. В задачу одной из групп, которой командовал мой друг Игорь Ивлев, входил прорыв морской государственной границы. И, если в обычных условиях это задача несложная, то во время учений, когда погранцам указан участок, где будет осуществлен прорыв и временной промежуток, когда должно произойти нарушение, сделать это нелегко. Но можно.

Группа Игоря действовала полуагентурными методами с частичной легализацией. Это означает, что разведчики были переодеты в гражданскую одежду и имели при себе кое‑какие документы, которые могли сойти за отмазку при беглой проверке.

По условиям учений уходить за бугор надо было с феодосийского Золотого пляжа. Для этих целей у группы имелась надувная лодка с мотором, лежавшая до поры в кузове КАМАЗа, на котором прибыла группа. На ней надо было выйти в нейтральные воды и включить маяк, сигнал которого означал бы фактический прорыв границы.

Взяв, как заправские отдыхающие, подстилки и напитки с фруктами, разведчики пошли на пляж, чтобы подобрать удобное место для спуска лодки на воду, а заодно выяснить, какие меры усиления охраны госграницы в связи с учениями предприняли пограничники. Удобное место нашли быстро. Тот, кто отдыхал в Феодосии, наверняка помнит участок относительно пустынного пляжа, начинающийся от восточной окраины города и заканчивающийся с началом зоны пансионатов и домов отдыха Золотого пляжа. Место было удобное еще и потому, что вдоль пляжа проходила дорога, позволявшая подвезти лодку. Однако, по берегу периодически прохаживались патрули пограничников, которых свезли сюда на учения со всего Крыма. И если днем они лишь косились на сугубо мужские компании, то к вечеру они стали подходить к ним для проверки документов. Группы отдыхающих, состоящие из мужчин и женщин, пограничники не проверяли, видимо, имея четкую ориентировку. Не дожидаясь, пока патруль подойдет к ним, разведчики собрались и ушли. Нужно было искать оперативное прикрытие. В тот же вечер на пляже, в районе пансионатов, они познакомились с двумя молодыми мамами, которые приехали отдыхать со своими детьми откуда‑то из под Чернобыля. Пару месяцев назад мирный атом вошел в каждый дом.

Молодые, загорелые и обаятельные ребята покорили сердца женщин, уже соскучившихся без мужских ласк. Вечер прошел прекрасно. Веселились, пили шампанское, купались и шутили. Расставаясь, ребята договорились с дамами о встрече завтра вечером, обещав покатать их по бухте на лодке.

– А можно? – не веря своему счастью, ахнули молодухи.

– Нет проблем. У нас тут все схвачено, – ответили разведчики.

Девчонки оказались очень удачным вариантом так, как отдыхали с детьми и днем должны были исполнять материнский долг. В связи с этим не было необходимости проводить с ними целый день. Это время можно было посвятить отдыху и подготовке к прорыву границы. Сменяя друг друга на насосе, прямо в кузове накачали лодку, проверили мотор, договорились о сигналах. Съездив на пляж, определили место, где будет находиться КАМАЗ, пока не получит команду «Вперед!». Одним словом, предусмотрели все до мелочей. Вечером, купив вина, пошли на свидание. Девчонки прибыли без опоздания. По всему было видно, что знакомство им нравится и что готовы они на все.

Гуляя, дошли до нужного места, где и организовали пикник. Машина уже стояла в условленном месте. Снова купались, веселились и пили вино. Пограничный патруль проследовал мимо, лишь покосившись на развеселую компанию.

– Ребята! Идите к нам! – визжали девчонки, но бойцы в зеленых фуражках демонстративно отвернулись, всем своим видом показывая, что они на службе и что граница на замке. Когда пограничники удалились, захмелевшие подружки спросили:

– А где же обещанный катер?

– Сейчас все будет, – ответил Игорь и помигал фонариком в направлении кустов. Девчонки притихли, когда пятясь задом на пляж въехал КАМАЗ. Ребята открыли борт и девушки увидели отсвечивающий в темноте резиновый борт «Стрижа».

– Ух ты! – непроизвольно вырвалось у них. Машина, продолжая пятиться, заехала в море так, что лодку оставалось только столкнуть в воду. Спустя несколько минут это было исполнено. Всплеск от приводнившейся лодки вызвал визгливый восторг у женской половины. КАМАЗ выехал из воды и исчез в ночи. Лодку подвели к берегу.

– Ну что, девки, прыгайте! Сейчас мы вам ночную Феодосию с моря покажем, – пообещал Игорь.

Когда они уселись, лодку оттолкали на глубину и мотор взревел, разорвав тишину южной ночи. По мере того, как лодка удалялась от берега, перед ее пассажирами открылся прекрасный вид Феодосийской бухты, освещенной массой огней. И если для опытных боевых пловцов эта картина была привычной, то девушки, впервые отдыхавшие на море, смотрели на нее, как зачарованные. Между тем, отойдя потихоньку на приличное расстояние, ребята увеличили обороты мотора и лодка, задрав нос понеслась в открытое море, периодически подлетая на волнах. Прекрасный берег стал теряться вдали. Придя в себя, девчонки заволновались:

– Ребята, а куда это мы плывем? Может пора поворачивать?

– Куда? Куда? В Турцию плывем, – ответил Игорь и для убедительности переложил пистолет из сумки за пояс брюк, перед этим передернув затвор. Сообщение дальнейшего маршрута, а еще больше увиденное, повергло женщин в шок. Некоторое время они сидели, выпучив глаза и беззвучно открывая рот, подобно рыбам, выброшенным на берег. Но брызги очередной волны привели их в чувство и к ним вернулся дар речи, а с ним и эмоции. Трудно описать истерику, которая случилась. Плач и истерический хохот одновременно, слезы и нарисованная красота, размазанные по лицу, заламывание рук и вырывание волос, к счастью, из своей головы. Одна даже пыталась сигануть за борт, видимо, для того, чтобы вплавь достичь родного берега, но бдительные разведчики не дали ей умереть за Родину.

– Сиди дура! До берега уже несколько миль. Вывалишься, в темноте мы тебя не найдем, – сказал Женька Марчук.

Истерика прекратилась так же, как и началась. Теперь в ход пошли уговоры:

– Ой, хлопцы! Да як же ж мы тепер? Да там же ж наши диты! – неожиданно они перешли на ридну мову, видимо, считая, что так получится убедительнее. Когда на жалость надавить не удалось они прибегли к давлению на совесть, а потом перешли к угрозам, почему‑то снова на русском языке:

– Как же Вам не стыдно! Предатели! Вас наше государство растило, учило, а вы решили поганым туркам продаться. Вот позор будет вашим родителям! Ничего, наши чекисты до Вас доберутся!

– Успокойтесь тетки. Мы не предатели, – снова подлил масла в огонь Игорь.

– Мы – шпионы! – и в подтверждение своих слов, показал радиостанцию. Однако реакция получилась обратной. Очередная новость так снова поразила их, что они надолго замолчали, видимо, обдумывая ситуацию, в которую попали.

Между тем, сверив по компасу направление и прикинув по времени сколько они уже прошли, ребята определили, что они уже в нейтральных водах. Сидевший у мотора Женька заглушил его и по предварительной договоренности стал изображать починку заглохшего мотора. Игорь включил маяк, получив сигнал которого, пограничный катер должен был прибыть к месту нахождения лодки. После чего посредник, находившийся на его борту, должен был зафиксировать нарушение государственной границы СССР, а, значит, и выполнение задачи группой. Тишину нарушал лишь плеск волны о борт лодки, которую плавно качало. Ребята, работая веслами, умело ставили «Стрижа» носом к волне. В темноте показались огни пограничного катера, а вскоре донесся и шум его двигателей. Игорь вынул фонарик и незаметно посигналил. С катера ответили. Пассажирки сжались в ожидании.

Сторожевик вскоре приблизился и с борта назвали пароль. Услышав родную речь и увидев наших пограничников на борту, одна из молодых мамаш, так и не поняв, что произошло, вскочила и размахивая руками стала вопить:

– Товарищи пограничники! Товарищи пограничники! Это шпионы!

Но ее вовремя одернули.

– Заткнись, дура! – сказал Игорь и назвал отзыв.

У леера появился посредник, поговорив с которым и определив координаты, зафиксировали прорыв границы. Не понимавшие поначалу, почему пограничники не «вяжут» шпионов и не освобождают их, а вместо этого любезно и даже с определенной долей уважения беседуют с «этими гадами», девчонки сидели тихо, видимо, осмысливая в очередной раз за сегодняшний вечер изменившуюся обстановку. Тем временем все формальности были соблюдены. Пограничники поинтересовались, не взять ли разведчиков на борт, но те отказались, сказав, что своим ходом они доберутся быстрее. Попрощавшись, погранцы отвалили. Взревел мотор и «Стриж», круто развернувшись, полетел к берегу. Весь обратный путь дамы молчали, наконец, все поняв. На осторожные попытки ребят заговорить, не поддавались. Видимо, велико было потрясение, пережитое ими. Разведчики, понимая, что малость переборщили, тоже к ним больше не приставали. Лишь когда лодка ткнулась носом в берег и молодые мамы выпрыгнули через борт, желая скорее достичь суши, Игорь крикнул:

– Девки! Подождите! А как насчет любви?

– Да пошли вы, козлы! – это была единственная цензурная фраза из длиннющей тирады затихающей в темноте.

 

А. Буднев

Тюлени красными не бывают

 

Поздним весенним вечером 1990 года с подветренного борта судна, которое выглядело как и десятки обычных вспомогательных судов ВМФ, на воду были спущены две надувные лодки «Стриж». В них спрыгнули люди, увешанные оружием и снаряжением. Любознательный наблюдатель подивился бы камуфлированному окрасу лодок, а заглянув в грузовые отсеки и, обнаружив там водолазное снаряжение и специальные морские мины, прикрытые сверху маскировочными сетями, пришел бы к твердому убеждению: «Это не гидрографы». И был бы прав на все сто. Группа боевых пловцов ВМФ СССР начинала отрабатывать надводный вариант высадки на побережье условного противника.

Ее задача заключалась в следующем: скрытно высадиться на участке побережья условного противника, проникнуть на территорию усиленно охраняемой военно‑морской базы, вывести из строя штаб и осуществить минирование кораблей на стоянках. Говоря коротко, устроить маленький Пирл‑Харбор. Однако эти учения не были чем‑то из ряда вон выходящим, так как проводились на флоте регулярно. Взаимная выгода (но не взаимное удовольствие) от них была очевидна. Учения, с одной стороны, позволяли охране ВМБ и экипажам кораблей отрабатывать действия по отражению нападения подводных и надводных диверсионных сил противника, боевые же пловцы, в свою очередь, совершенствовали тактику проникновения на усиленно охраняемые объекты и варианты проведения специальных мероприятий на них.

Противоборствующие стороны на этих учениях, были, как говорят, старыми знакомыми. Из года в год база оборонялась, морские диверсанты нападали, и из года в год командование базы получало нагоняй от командующего флотом за плохую организацию охраны и обороны базы, не способную противостоять боевым пловцам. Нельзя сказать, что командование базы бездействовало, так как камень, брошенный с вершины, лавиной накрывал низовые звенья, отвечавшие непосредственно за охрану и оборону и осуществлявшие их. Поэтому морским разведчикам каждый раз приходилось придумывать новые способы обмана противника, преодоления его совершенствующейся системы патрулирования, а также охраны, для осуществления которой на период учений привлекались дополнительные силы и средства.

В этот раз боевые пловцы решили опробовать очень рискованный способ проникновения на объект. Сложность задачи заключалась в том, что объект находился на берегу озера, далеко вдававшегося в сушу. Берег охранялся многочисленными патрулями и секретами, да и сама местность была лишена какой‑либо значительной растительности и укрытий. Сроки же выполнения задачи были крайне сжатыми.

Исходя из этого, командир группы принял дерзкое решение: подойти на надувных лодках с моря к песчаной косе, под покровом ночи волоком преодолеть ее и скрытно подняться на лодках в верховья озера, где организовать базу, замаскировать лодки, провести доразведку объекта и уже после этого провести спецмероприятие по выведению базы из строя.

Две лодки шли в кромешной темноте пеленгом, как пара истребителей. Разведчикам повезло, погода работала на них. Ночь была безлунной, а море штормовым. Пена бурунов мало отличается от пены, которая образуется от движения, а высокие волны скрывали лодки с низкой осадкой. На экране радара наблюдатели не видели ничего экстраординарного. Прожекторы пограничников скорее усыпляли их бдительность, чем давали какой‑либо эффект. Однако когда слепящий луч упирался в кого‑нибудь из разведчиков, сидящих в лодке, ощущение было не из приятных. В этот момент рулевые сбрасывали обороты, лодки оседали, погасив скорость…

Береговой черты достигли без приключений. Сильный накат осложнил высадку. Однако группа сработала четко. Причалили в считанные минуты, вытащили «Стрижи» на берег. Вот где пригодилась атлетическая подготовка: оружие и снаряжение, лодочные моторы, водолазные аппараты и снаряжение, мины и баки с горючим – все это предстояло перетащить в кратчайший срок через косу восьми боевым пловцам. От тяжести ноги разведчиков утопали в рыхлом песке почти по колено. Но и после того, как лодки коснулись озерной воды, проблемы не кончились. Предстояло замаскировать глубокие следы, оставшиеся на песке. Для этого двое разведчиков буквально проползли «на четырех костях» весь путь группы, засыпая ямы, разравнивая руками песок и укладывая на него сухой камыш и водоросли.

Теперь нужно было осуществить самую рискованную часть замысла: двигаясь по озеру, выйти в его верховья. Сразу за косой озеро было достаточно широким и достигало в ширину нескольких километров, далее оно сужалось. В начале находился аэродром самолетов‑амфибий, а берег был усеян огнями. Противник не дремал. Движение осложнялось тем, что из‑за большого количества огней приборы ночною видения постоянно засвечивались, а двигаться вслепую было трудно – на поверхности воды постоянно попадались различные плавучие предметы, буи и боны, которыми можно было запросто распороть резиновый борт лодки.

При движении приходилось соблюдать меры предосторожности, так как около 15 километров пути проходило по акватории, где группа могла быть обнаружена в любую минуту. Чем это грозило людям, находящимся в замкнутом водоеме, по‑моему, не стоит описывать.

Главная ставка была на спецназовскую наглость, внезапность и нетрадиционность действий. Шли особо не прячась и не глуша двигатели, так мог идти только свой рыбак. Достигнув верховья, когда с левого борта исчезли огни, перешли на малый ход, шли прижавшись к берегу. Двигатели еле булькали подводным выхлопом, продвигая лодки вперед. Ширина озера уменьшилась до 800 метров. Напряжение возросло. Разведчики замирали, когда луч прожектора освещал лодку и ее пассажиров. Низкая осадка и камуфлированная окраска делали при малой скорости «Стрижи» практически незаметными.

И вот по правому борту цель операции – корабли на стоянках и штаб базы. Самый опасный участок позади. Пройдя еще несколько километров, группа обнаружила подходящий овраг. Лодки вытащили на берег, одну из них спустили, на нее положили вторую, закрыли маскировочными сетями. Набросали сверху водорослей и камней, получилось очень убедительно.

Оборудовав тайник, группа поднялась вверх по оврагу, нашла удобную вымоину и оборудовала базу. Маскировочная сеть с набросанными сверху «перекати‑поле» укрыла боевых пловцов от посторонних взглядов с воздуха, глубокая же расселина позволяла надежно укрыться всей группе.

Наступило утро. Маскировка выдержала экзамен. Ни вертолет, совершавший патрулирование и пролетевший над расположением группы, ни катер, обследовавший побережье и прошедший в десятках метров от базы разведчиков, не смогли обнаружить что‑либо подозрительное. Весь следующий день и всю ночь разведчики вели тщательную доразведку, выявляя систему охраны и обороны штаба, расположение кораблей на стоянках у причалов. Все это время по наблюдательному посту они ползали буквально на четвереньках. Место, где был оборудован НП, походило на лысину, а близость объекта наблюдения увеличивала риск быть обнаруженным. Тем не менее, в течение суток боевым пловцам удалось собрать достаточно полную информацию об объекте, его системе охраны и обороны.

Командир принял решение на проведение спецмероприятия на объекте. В лодки погрузили макеты мин (зарядов), сигнальные мины с взрывателями замедленного действия. С наступлением темноты две подгруппы, надев на себя водолазное снаряжение, подплыли к объекту. Здесь боевые пловцы ушли под воду. Сильный ветер гнал по озеру высокую волну, температура воздуха около плюс шести. Одним словом, погода не располагала ни к купанию, ни к лодочным прогулкам. Полгруппы переплыли озеро и благополучно заминировали корабли на стоянках. Два человека из состава первой подгруппы переплыли озеро по поверхности, а затем, используя подпирсное пространство и «мертвые зоны» под бортами кораблей, установили мины на объекты. Макеты мин и зарядов приходилось буксировать за собой.

Корабли стояли недалеко друг от друга, поэтому приходилось быть предельно осторожными. Чтобы не быть обнаруженными, боевые пловцы использовали специальную технику движения. Подныривая под корму, они устанавливали заряды на винто‑рулевую группу. Наблюдатели на кораблях находились так близко, что разведчики отчетливо видели их лица. Казалось, что они смотрят прямо на разведчиков, Отчетливо слышались разговоры на палубе, но боевым пловцам удалось остаться незамеченными. Израсходовав весь запас макетов зарядов и мин, они благополучно вернулись тем же путем, что и пришли.

Со штабом базы было сложнее. Заместителю командира группы пришлось пролежать на бетонке без движения около четырех часов, чтобы обнаружить секрет противника, на который возлагалась охрана штаба. Успешно «вскрыв» охрану, разведчики проникли на объект и выполнили поставленную задачу.

Подгруппы вышли на берег с интервалом минут двадцать. Ребят била крупная дрожь. Шутка ли, провести в холодной воде почти шесть часов.

Утром командир группы доложил адмиралу, что база и 70% кораблей выведены из строя. Зрелище это было, конечно, необычным: адмирал в идеально сшитой и отутюженной форме (так же выглядели и его офицеры) – и разведчики в испачканном глиной камуфляже с небритыми и осунувшимися от усталости лицами. Вот уж поистине по одежке встречают, по уму провожают. Когда судно с разведчиками возвращалось на базу, в отсеках царила необычная тишина. Боевые пловцы, не спавшие почти трое суток, обняв оружие и завалившись кто куда, наверстывали упущенное. Сил радоваться успеху просто не осталось.

 

Элита из элит

 

Описанный эпизод – один из многих в истории морского спецназа, подразделения которого по праву считаются наиболее элитными, а служба в них особо почетной и интересной, несмотря на трудности и немалый риск. Сейчас подразделениям боевых пловцов уделяют особое внимание не только в нашей печати, но и за рубежом. Однако тема эта достаточно закрытая: ведь конкретные тактические приемы – это тоже оружие. Не зря же зарубежные авторы в своих материалах не идут дальше общих описаний.

Недавно в американском издании «Солдата удачи» вышла статья «Красные тюлени», посвященная спецназу ВМФ. Автор, проводя аналогию между морским спецназом США и России, наших боевых пловцов также называет тюленями, хотя они себя так не называют. Не называют они себя ни моржами, ни морскими чертями и дьяволами, как их часто именует падкая на громкие названия пресса. Американские подразделения называются так по первым буквам слов: sea – море, air – воздух, land – земля, что указывает на возможность действовать, что называется «на земле, в небесах и на море».

Вот ошибки, характерные для всех, кто пытается писать о морском спецназе. Путают спецназ ВМФ и водолазов ПДСС (противодиверсионных сил и средств), хотя это совсем разные вещи. Американцы даже использовали фотоматериалы, на которых изображены именно водолазы ПДСС, отснятые в Севастополе. Ничего удивительного: ведь все попытки «Комсомольской правды» и других изданий, предпринимаемые ими в 90‑х годах, попасть в подразделение боевых пловцов, не увенчались успехом.

Боевым пловцам приписывают и много лишнего. 27 октября 1981 года только слепой не видел советскую подводную лодку 613‑го проекта, оказавшуюся на камнях у шведского берега, но к этому инциденту боевые пловцы причастны не были (по слухам, никем и никогда не подтвержденным, лодка высаживала на берег советского шпиона и застряла на камнях из‑за категорического требования подойти как можно ближе: шпион плохо плавал. Какие уж тут «тюлени»! – прим. русской редакции «Солдата удачи»).

И уж вовсе смешно, когда американцы пишут о каких‑то мифических подводных лодках, ползающих на гусеницах по дну в шведских водах, боевых пловцах, нагло бороздящих упомянутые воды на подводных скутерах. Эти пловцы, оказывается, оставили после себя и вещественные доказательства: заклеенные в мешки контейнеры с толовым зарядом, на которых была нанесена маркировка буквами кириллицы.

Но вода тем и хороша, что в ней можно плавать, не оставляя следов, а не ползать по дну на танке. Прогулка же под водой с разбрасыванием зарядов с «автографами» – это просто безумие. Зачем боевым пловцам, работающим со стандартными зарядами и минами заводского изготовления, на которых нет никаких надписей, заниматься «самодеятельностью» и сооружать какие‑то тротиловые заряды в мешках? И снова к спецназу ВМФ отнесен целый гарнизон в Лиепае и идет ссылка на статью «Подводные саперы», где рассказывается о боевой работе водолазов ПДСС.

Потепление международной обстановки открывает новые возможности перед боевыми пловцами разных стран в плане решения таких задач, как борьба с международным терроризмом на море и пиратством, оказание помощи МВД и погранвойскам в борьбе с браконьерством и контрабандой. Эти проблемы требуют комплексного подхода и координации деятельности всех заинтересованных государств. Однако это тема отдельного разговора.

 

Часть III. Афганистан

 

В. Колесник

Как был взят дворец Амина

 

Не так давно исполнилось двадцать лет со дня, который, можно сказать, вверг нашу страну в состояние перманентной войны. Штурм дворца Амина в Кабуле двадцать седьмого декабря семьдесят девятого года начал череду локальных конфликтов, в которых Россия участвует и поныне. Об этой операции, талантливо спланированной менее чем за трое суток, и проведенной менее чем за час, написано немало, но, к сожалению, несколько однобоко. О том, что дворец штурмовали «Альфа» и «Вымпел», имевшие тогда название «Гром» и «Зенит» соответственно, в настоящее время знает каждый школьник. Об остальных участниках говорят, что «еще был какой‑то мусульманский батальон, который им вроде бы помогал, да десантура какая‑то. Или нет, десантура прибыла потом…». Неудивительно, что это так. Об участии группы «А» и группы «В» в операции, носившей кодовое название «Шторм‑333», написаны книги. Главное Разведывательное Управление Генерального Штаба всегда отличала незаурядная скромность. Именно вследствие ее, главные исполнители этого одноактного спектакля с продолжением на девять лет до недавнего времени оставались в тени. Цель этой публикации – не умалить заслуги бойцов спецназа КГБ, участвовавших в штурме, но рассказать о тех, без кого этот штурм просто бы не состоялся. О событиях двадцатилетней давности рассказал человек, который сформировал отдельный отряд специального назначения, сыгравший главную роль в тех событиях, разработал и руководил операцией по штурму дворца Тадж‑Бек, Герой Советского Союза, генерал‑майор Василий Васильевич Колесник.

 

Мусульманский батальон

 

В ту пору я уже два года был старшим офицером ГРУ ГШ.

До этого командовал пятнадцатой бригадой специального назначения, входившей в состав САВО. В 1976 году ее передали в ТуркВО. Вновь сформированная в том же году двадцать вторая обрСпН формировалась на базе отряда специального назначения, части отряда спецрадиосвязи, а также части офицеров штаба пятнадцатой бригады, которые мы передали в САВО. Поэтому я довольно хорошо знал и этот регион и обе бригады. Кроме того, за годы службы в этих округах я познакомился и с их командованием. Видимо, это и стало причиной того, что я стал направленцем на Среднюю Азию.

Второго мая семьдесят девятого года меня вызвал к себе тогдашний руководитель ГРУ генерал армии П. Ивашутин и поставил задачу сформировать 154 отдельный отряд специального назначения. В его штат входила боевая техника, а общая численность солдат и офицеров составляла пятьсот двадцать человек. Ни такого вооружения, ни такого штата в спецназе до этого не было. Помимо управления и штаба, отряд состоял из четырех рот. Первая рота имела на вооружении БМП‑1, вторая и третья – БТР‑60пб. Четвертая рота была ротой вооружения, которая состояла из взвода АГС‑17, взвода реактивных пехотных огнеметов «Рысь» и взвода саперов. Также в отряд входили отдельные взводы: связи, ЗСУ «Шилка», автомобильный и материального обеспечения. Но главная странность отряда заключалась в том, по какому принципу в него отбирались солдаты, сержанты и офицеры. Это должны были быть лица трех национальностей: узбеки, туркмены и таджики. (Отряд в спецназе соответствует батальону в сухопутных войсках. Отсюда название «Мусульманский батальон». – С. К.). Бойцов отбирали только двух призывов, прослуживших год и полгода. Особые требования предъявлялись к физической подготовке кандидатов. Поскольку эксплуатация боевой техники предполагает специальные знания, людей отбирали в мотострелковых и танковых частях соединений обоих азиатских округов. Эту работу выполняли офицеры пятнадцатой и двадцать второй бригады. В основе, конечно, лежал принцип добровольности, но при отсутствии волонтеров данной военно‑учетной специальности хорошего спеца могли зачислить в отряд даже помимо его воли. Через полтора месяца отряд был сформирован. В каждой роте был переводчик, курсант Военного института иностранных языков, направленный для стажировки. Но при таком национальном составе отряда практически не было проблем с языковой подготовкой, поскольку все таджики, примерно половина узбеков и часть туркменов владела фарси – одним из основных языков Афганистана. Не удалось найти только офицера‑зенитчика требуемой национальности. Из положения вышли, подобрав темноволосого капитана Паутова, который терялся в общей массе, когда молчал. Батальон возглавил майор Х. Халбаев, исполнявший до этого в пятнадцатой бригаде должность заместителя командира одного из отрядов спецназа по воздушно‑десантной подготовке.

 

154 ооСпН (мусульманский батальон). Сформирован в мае‑июне 1979 года на базе 15 обрСпН. При комплектовании отбирали только жителей Средней Азии. Первый командир батальона – майор Халбаев. В декабре того же года введен в ДРА. В операции по штурму дворца Тадж‑Бек – резиденции Амина, выполнял основные задачи. В начале января 1980 года личный состав отряда выведен в Союз. В том же году отряд вновь доукомплектован личным составом и введен в ДРА, однако до 1984 года осуществлял охрану трубопровода. В 1984 году отряд переведен в г. Джелалабад. С этого момента приступил к выполнению специальных задач в зоне своей ответственности. Однако на первых порах, пытаясь применять тактику засад, отряд успеха не имел. В последствие отряд выработал тактику, максимально эффективную в местных условиях. Наиболее применяемая тактика отряда – налет. Руководство батальона довольно успешно сотрудничало с органами контрразведки ДРА (ХАД). Результативность налетов, проводимых по информации ХАД, была довольно высокой. В 1985 году отряд за успехи в боевой деятельности награжден вымпелом Министра Обороны СССР. Последние подразделения отряда вышли из ДРА в феврале 1989 года. Отряд остался в составе 15 обрСпН. В 1993 году бригада была передана вооруженным силам Узбекистана, а позднее была преобразована в десантно‑штурмовую бригаду.

 

Район действий – Афганистан

 

Сформированный отряд в течение июня‑августа занимался боевой подготовкой. В августе отряд проверяла комиссия Генштаба и признала уровень боевой подготовки вновь сформированного отряда хорошим. Иначе и быть не могло, так как в отряд отобрали лучших специалистов двух округов. Комиссия уехала, а отряд продолжил совершенствовать боевую подготовку.

А в это время на личный состав батальона в Москве уже шили униформу Афганской армии, а также готовили необходимые документы. Каждый военнослужащий отряда имел легализационные документы установленного образца на афганском языке. С именами мудрить не пришлось – каждый пользовался своим. Это не должно было бросаться в глаза, поскольку в Афганистане, особенно в северных районах, много и таджиков, и узбеков, да и туркмены тоже не редкость.

В ноябре девятнадцатого‑двадцатого числа отряд был переброшен самолетами в Баграм. Личный состав, а также имущество отряда и предметы материального обеспечения, включая дрова, перевезли на Ан‑12. Вся тяжелая техника была доставлена на Ан‑22 «Антей». Эта операция заняла не более суток.

Выполнив эту задачу и разместив отряд в Баграме, я убыл в Москву. Отряд находился в Баграме почти месяц, где адаптировался к новым условиям.

Забегая вперед скажу, что согласно первоначальным планам руководства, отряд должен был выдвинуться из Баграма и с ходу захватить резиденцию Амина, которая первоначально находилась в Кабуле. Тадж‑Бек был недавно отстроенной новой резиденцией Амина, которую он для себя создал после неудачного покушения на него в городе. Видимо, в связи с изменением места резиденции в планы внесли изменения.

 

На Кабул

 

Приблизительно тринадцатого декабря отряду была поставлена задача совершить марш своим ходом и прибыть в Кабул для усиления охраны дворца главы государства, такова была легальная задача отряда. Этот марш чуть не стоил Халбаеву должности. По дороге, как это часто случается, одна из машин вышла из строя. Для того чтобы не задерживать отряд, Халбаев оставил с неисправной машиной необходимые средства техпомощи, назначил руководить ремонтом своего заместителя по техчасти, и колонна отряда продолжила движение. Факт прибытия в Кабул отряда в неполном составе был негативно воспринят главным военным советником генерал‑полковником С. К. Магомедовым. Конфликт усилился еще и из‑за того, что Халбаев не любил оправдываться и не старался показать себя лучше, чем он есть. Такое поведение сразу настроило против него Султана Кекезовича, по‑восточному любившего чинопочитание.

Шестнадцатого декабря я получил задачу вновь вылететь в Афганистан. В помощники взял подполковника Олега Ульяновича Швеца. Семнадцатого загранпаспорта нам привезли прямо к самолету. Вместе с нами в Афган летели генерал Дроздов Юрий Иванович и капитан второго ранга Козлов Эвальд Григорьевич. Мы познакомились и выяснили, что летим делать одно дело. Они курировали деятельность спецподразделений «Гром» и «Зенит» по линии КГБ.

Кроме нас в гермокабине Ан‑12 летел экспедитор, сопровождавший груз парфюмерии для посольства. Вылетев из Чкаловского, борт спустя несколько часов приземлился в Баграме. Здесь мы переночевали, а утром выехали в Кабул.

 

Во втором кольце охраны

 

В Кабуле я представился Главному военному советнику и он мне сразу высказал свое недовольство командиром батальона. Обвинив Халбаева в неумении грамотно организовать марш отряда, он настоятельно порекомендовал мне его снять с должности и назначить другого офицера. Однако Халбаева я знал давно как вполне подготовленного офицера, поэтому я постарался убедить в этом вспыльчивого генерала. Опираясь на факты, я доказал ему, что действия комбата в данной ситуации были абсолютно верными. Поняв, что доводы мои логичны, Султан Кекезович несколько успокоился и приказал мне организовать боевую подготовку отряда в соответствии с вновь полученными задачами, которые заключались в охране дворца Тадж‑Бек.

Непосредственно дворец охраняла рота личной охраны – это считалось первой линией охраны. Вторую линию должны были составить мы, а третьей была бригада охраны, которую возглавлял майор Джандат – главный порученец Амина. На следующий день мы поехали к нему знакомиться. Он некогда закончил иностранный факультет нашего воздушно‑десантного училища в Рязани, а позже прошел обучение в Военной Академии имени Фрунзе и поэтому говорил по‑русски очень хорошо, хотя поначалу это не афишировал. Я представился как начальник штаба батальона майор Колесов. Познакомившись, мы определили в общих чертах, как будем решать поставленные задачи и организовали связь. Для этого он дал мне небольшую радиостанцию «Уоки‑токи», которая позволяла мне с ним легко связаться в любой момент. Также он показал, где можно организовать стрельбище и где проводить занятия. Для этого мы с ним объехали все вокруг.

Каждый батальон бригады имел свою казарму, и лишь танковый жил вместе с первым пехотным батальоном. Его казармы не так давно начали строить. Кто бывал в Кабуле в расположении роты спецназа, должен был видеть находившиеся по соседству здания разведцентра. Это и есть казармы, которые строились для танкового батальона. Их тогда передали нам.

Батальон разместился в недостроенном двухэтажном здании, которое имело только стены и крышу. Но окна мы завесили плащ‑палатками, поставили печки‑буржуйки, затопили дровами, которые привезли с собой, и в помещении стало тепло. Кровати поставили в два яруса и таким образом разместили весь личный состав. В отряде по штату были автоперевязочная, врач‑анестезиолог и хирург. Для них оборудовали помещение медпункта. На все у нас ушло не более суток. Когда я доложил о проделанной работе Магомедову, он приказал мне составить с афганцами план совместной охраны дворца, отработать порядок взаимодействия, ну, а для того, чтобы наладить личные контакты, предложил организовать торжественный вечер, на который пригласить командование бригады.

 

Под русскую водочку

 

Поскольку узбеки умеют прекрасно готовить, с поварами проблем не было. На рынке купили зелень и все необходимое. Посольство выделило для этих целей водку и различные деликатесы. Мы поставили палатку УСБ, где накрыли великолепный стол. Афганцы меня уже знали как начштаба, Олега Ульяновича Швеца мы представили как начальника разведки, «комитетчиков» тоже залегендировали под офицеров батальона. Дроздова, например, представили как зампотеха. Поскольку наши гости были мусульманами, возникла проблема с тем, как подавать к столу коньяк и водку. Но потом напитки налили в чайники и поставили на столы.

Гостей было человек пятнадцать. Налили. Смотрим, пьют. А под русскую водочку всегда очень душевно беседуется. Замполит бригады, видимо, не рассчитал свои силы и утратил «революционную бдительность». Полагая, что за этим столом все друзья, он в порыве откровенности рассказал, как Джандат, начальник связи и он подушками удавили Тараки. Когда комбриг услышал, что несет его комиссар, он пришел в ярость, схватил его за грудки, но потом быстро пришел в себя и извинился перед нами, сказав, что его заместитель выпил лишнего и сам не понимает, что говорит. Конечно, мы и виду не подали, что нас это высказывание пьяного афганца каким‑то образом заинтересовало, но на следующий день в Москву ушло сообщение о факте убийства Тараки как по линии КГБ, так и по нашей линии. Информация была очень важной, поскольку Амин, ведя переговоры с руководством СССР, использовал жизнь Тараки, как козырную карту. Он обещал сохранить ему жизнь в обмен на ввод наших войск в то время, как Тараки был уже мертв. Думаю, что эта информация помогла нашему правительству действовать более решительно.

 

Штурм вместо охраны

 

Днем нас вызвал главный военный советник. Здесь же присутствовал и главный советник КГБ генерал‑лейтенант Иванов. Они довели до нас информацию, что планируются мероприятия по свержению режима Амина. В соответствии с их планом отряд должен был направить взвод на бронетранспортерах на аэродром, а также к Генеральному штабу, на узел связи, в ХАД и «Царандой». При таком раскладе на основной объект – дворец Тадж‑Бек – оставалась рота и два взвода.

Они должны были нейтрализовать роту личной охраны, находившуюся внутри дворца, и бригаду, состоящую из трех пехотных батальонов и одного танкового, охранявшую резиденцию по периметру. Кроме того, нельзя было забывать про зенитный полк, прикрывавший дворец от ударов с воздуха, поскольку на его вооружении находилось двенадцать 100 мм зенитных пушек, а также шестнадцать зенитных установок, представлявших собой спаренные крупнокалиберные пулеметы ДШК. Учитывая его расположение и вооружение, он мог стать серьезной помехой в осуществлении планов руководства. Вдобавок ко всему за дворцом было зарыто три танка. Соотношение сил и средств было явно не в нашу пользу. Поэтому даже на основании самых грубых расчетов я усомнился в возможности осуществить план, предложенный руководством.

 

Новый план

 

Тогда Магомедов предложил мне и советнику командира бригады охраны полковнику Попышеву разработать свой план. Занявшись этим вопросом более серьезно, я понял, что даже имеющихся сил недостаточно для взятия дворца. Кроме того, нельзя было забывать и про две танковые бригады, которые стояли под Кабулом. Когда пришло время, первым докладывал Попышев. Видимо, он не очень напрягался, поскольку к непосредственному выполнению этого плана он отношения не имел, и поэтому с планом руководства согласился. За ним докладывал я. Произведя расчет сил и средств, а также их соотношение, я повторил, что план руководства неприемлем и предложил свой. Магомедов с Ивановым переглянулись, объявили перерыв и, пообещав собрать нас через пару часов, удалились. Однако это случилось намного позже, около восемнадцати часов. Собрав нас вновь, Магомедов объявил, что мой план утвердили, и я назначен руководителем операции. Кроме этого, он сказал, что мне необходимо переговорить с Огарковым. Для этого Султан Кекезович и я поехали на узел связи, откуда я по «Булаве» связался с Москвой и попросил к телефону Огаркова. Москва поинтересовалась, кто у телефона. Я попросил передать начальнику Генерального штаба, что звонит полковник Колесник по его приказу. Спустя некоторое время я услышал в трубке: «Здравствуй, полковник! Что ты мне можешь доложить?».

Я начал докладывать, что объект находится на господствующей высоте, задачу по его охране и обороне выполняют рота личной охраны, бригада охраны, и от ударов с воздуха дворец прикрыт зенитным полком. Орудия и пулеметные установки полка находятся на позициях, которые позволяют вести огонь по наземному противнику в случае такой надобности. Общая численность данных воинских частей составляет около двух с половиной тысяч человек. Кроме того, не исключена возможность вмешательства двух танковых бригад, расквартированных под Кабулом. Я сказал, что в случае прибытия к дворцу, пусть и с некоторым опозданием, хотя бы одного танкового батальона, остановить его будет нечем ввиду отсутствия противотанковых сил и средств. Я объяснил, что батальоны бригады расквартированы в трех городках. Для блокирования каждого нужно не менее роты, а также рота для штурма дворца. Заканчивая доклад, я сказал, что, исходя из вышеизложенного, мне необходима рота десантников и взвод ПТУРС.

Выслушав мой доклад, Огарков пообещал выделить в мое распоряжение необходимые силы и приказал подготовить и передать, используя ЗАС, решение на штурм, которое должно было быть подписано мной и Магомедовым. Решение было готово к трем ночи. Я и Султан Кекезович поставили свои подписи, и оно ушло в Москву.

 

Распределение задач

 

С этого момента началась непосредственная подготовка к операции. Я разработал конкретный план захвата дворца, а также зенитного полка, поскольку не выполнив эту задачу, нельзя было надеяться на успех при осуществлении основного замысла. Согласно моему плану полк должен был захватить инженерный взвод, усиленный двумя расчетами АГС‑17. Гранатометчики должны были огнем отсечь личный состав от средств ПВО на позициях, а саперы, под их прикрытием, должны были выйти к орудиям и пулеметным установкам и уничтожить их подрывом. Этой группой руководил подполковник Швец.

Заместителю командира отряда (в. зв.) Сахатову я поставил задачу отобрать личный состав для захвата танков, закопанных у дворца. Для выполнения задачи требовались люди, способные водить танки и вести огонь из них в случае необходимости. Кроме танковых экипажей в эту группу вошли четверо «комитетчиков», два снайпера и два пулеметчика. Всего двенадцать человек. На автомобиле ГАЗ‑66 они должны были выдвинуться мимо расположения третьего батальона и захватить три закопанных танка.

Вторая и третья роты отряда, а также приданная рота десантников под командованием старшего лейтенанта Востротина, должны были блокировать расположения второго, третьего и расположение первого и танкового батальонов, которые дислоцировались вместе, и не допустить их выхода из ППД.

Первая рота под командованием В. Шарипова должна была доставить на своих плечах группы «Грома» и «Зенита» ко дворцу. Непосредственно штурм здания должны были осуществить группы спецназа КГБ совместно с двумя группами первой роты.

 

От подписи отказались

 

План, отработанный на карте и подписанный мною, я принес для подписи Магомедову и Иванову. Однако, утвердив план устно, ни тот, ни другой свою подпись на план не поставили. Ясно было, что в то время, когда мы решали, как выполнить задачу, поставленную руководством страны, эти хитрецы думали о том, как избежать ответственности в случае неудачи нашей акции. Тогда я в их присутствии на плане написал: «План устно утвержден Главным военным советником Магомедовым С. К. и Главным советником КГБ Ивановым Б. И. От подписи отказались», поставил время, дату и свою подпись, после чего направился в батальон, чтобы поставить задачи участникам предстоящего штурма. Вместе со мной в батальон прибыл и генерал Дроздов, который был назначен моим заместителем по руководству группами спецназа КГБ.

Никто из исполнителей, кроме нас и Халбаева, не был посвящен в истинные планы, которые нам предстояло осуществлять. Дроздов коротко доложил обстановку, сказал, что Амин является агентом ЦРУ. После этого я поставил задачи.

Поскольку комитетские группы не имели бронежилетов, мы отдали им свои. Подготовили штурмовые лестницы для того, чтобы в случае вывода из строя БМП огнем противника, можно было продолжить штурм дворца по склонам, которые, кстати, были заминированы.

Двадцать седьмого числа время штурма было перенесено на более ранний срок из‑за того, что возникли подозрения по поводу того, что афганцы догадываются о наших планах. Как потом выяснилось, подозрения были небеспочвенными.

 

Штурм

 

В связи с этим в девятнадцать часов пятнадцать минут группа Сахатова согласно замыслу за пятнадцать минут до начала штурма, выдвинулась к своему объекту. Но, проезжая через расположение третьего батальона, они увидели, что в батальоне объявлена тревога. В центре плаца стояли комбат и его заместители. Личный состав получал оружие и боеприпасы. Мгновенно оценив обстановку, Сахатов принял решение захватить командование третьего пехотного батальона. Двигаясь на полном ходу, автомобиль с нашими разведчиками внезапно остановился возле афганских офицеров, и через считанные секунды они лежали в кузове ГАЗ‑66, который рванул вперед, оставляя за собой шлейф пыли. В первые минуты солдаты батальона даже не поняли, что произошло, но потом открыли огонь вслед удаляющейся машине. Однако было поздно. Из‑за пыли, которая скрывала машину, он оказался неэффективным. Сахатов же, проехав метров двести, остановил машину, спешил личный состав, который тут же залег и открыл огонь по атакующим солдатам охраны. Оставшись без управления, они наступали толпой и представляли собой прекрасную мишень. Два пулемета и восемь автоматов спецназовцев оставили на поле боя убитыми более двухсот человек. Снайперы тем временем сняли часовых у танков.

Услышав стрельбу в расположении третьего батальона, я дал команду на начало операции, запустив серию ракет. Две «Шилки» открыли огонь по дворцу, а еще две – по расположению танкового батальона для того, чтобы не допустить его личный состав к танкам. Расчеты АГС‑17 открыли огонь по расположению второго батальона, не позволяя личному составу покинуть казармы. Вторая, третья и рота десантников на броне выдвинулись для блокирования батальонов бригады охраны, а первая рота совместно с группами спецназа КГБ устремилась к дворцу. Дворец стоял на холме, возвышаясь над окрестностями метров на шестьдесят. К нему вели серпантинная дорога и пешеходная лестница шириной метра полтора. Под прикрытием огня «Шилок» рота Шарипова на БМП шла к дворцу по серпантину. Охрана дворца открыла по наступающим ураганный огонь. Боевая машина пехоты шедшая впереди была подбита. Десант, сидевший в ней, покинул машину и при помощи штурмовых лестниц начал взбираться на холм. Машина, шедшая сзади столкнула подбитую, освобождая путь наступающим. Продолжив путь, девять БМП первой роты через двадцать минут после начала штурма оказались на площадке перед дворцом. Двери десантных отделений распахнулись и бойцы спецназа КГБ и ГРУ ворвались во дворец. Завязался жестокий бой с личной охраной Амина, состоявшей в основном из его родственников. К моменту проникновения во дворец штурмовых групп «Шилки» должны были прекратить огонь. Но в этот момент один из бронетранспортеров упал в канаву, и его командир своими просьбами о помощи «забил» нашу рабочую частоту. Управление временно было потеряно. Для прекращения огня «Шилок» пришлось, как в старину, отправить посыльного. Из‑за этой заминки «Шилки» некоторое время били по дворцу, когда в нем уже работали наши группы. Еще минут через двадцать дворец был взят. Охрана дворца практически вся погибла, в живых осталось около десяти человек.

Пока шел бой во дворце, Сахатов со своей группой захватил один из танков и двинулся к Генштабу, но был обстрелян нашими десантниками, которые его к этому времени уже захватили. Поскольку спецназовцы были одеты в афганскую униформу и ехали на афганском танке, десантники без лишних слов шарахнули по танку из «Мухи». Сахатов со своими спешился и, нещадно матерясь, объяснил, что они свои. Услышав родную речь, десантники огонь прекратили.

Как погиб Амин, я не знаю. После боя его тело в одном из окопов похоронил замполит батальона. Остальных убитых защитников дворца похоронили их пленные товарищи немного позже и в другом месте. Хотя значительная часть солдат бригады охраны сдалась, бой после взятия дворца не прекратился. Часть подразделений продолжала оказывать сопротивление. В частности, с остатками третьего батальона наш отряд воевал еще сутки, после чего афганцы ушли в горы. Основная часть афганских солдат и офицеров сдалась в плен. Так, например, практически без боя сдался зенитный полк. Танковый батальон также не оказал сопротивления. Всего было пленено около тысячи семисот человек. За весь штурм с нашей стороны погибло десять человек: пять в батальоне и пятеро в группах «Зенита» и «Грома».

 

Кабул тоже наш

 

Одновременно со штурмом дворца Тадж‑Бек группами спецназа КГБ при поддержке десантников из состава батальона 345 парашютно‑десантного полка, находившегося до описываемых событий в Баграме, были захвачены Генеральный Штаб, Узел связи, здания ХАД и МВД. Важную роль в том, что части Кабульского гарнизона не были подняты по тревоге, сыграла диверсия, проведенная «Зенитовцами» непосредственно перед штурмом. Они подрывом уничтожили узел коммуникаций города, находящийся в специальном бетонном колодце. Так, минимальными силами с минимальными потерями был осуществлен государственный переворот в Афганистане. Члены семьи Амина находились под охраной батальона еще сутки. У нас же находились некоторые члены будущего Афганского руководства. Операцию по прибытию в Афганистан Бабрака Кармаля осуществлял КГБ. Знаю только, что борт, доставивший его, садился в Баграме в обстановке секретности и повышенной маскировки. Даже огни, обозначающие ВПП, были потушены. Самолет заходил на посадку, подсвечивая взлетку своими прожекторами, а курс выдерживал по радиомаяку.

 

Спасибо за плохую подготовку

 

Вечером следующего после штурма дня всех руководителей операции чуть не уложил пулеметной очередью советский солдат. Возвращаясь на аминовском «Мерседесе» с банкета, посвященного успешному завершению операции, мы были обстреляны недалеко от здания Генштаба, которое охраняли десантники. Первым заметил странные вспышки на асфальте и сообразил, что они означают, О. У. Швец. Он выскочил из машины и покрыл часового отборным матом. Это было лучше, чем пароль. Вызвали начальника караула. Появившийся лейтенант для начала получил от Швеца в ухо, а лишь потом выслушал порядок применения оружия часовым на посту. Мы подошли к машине, в капоте которой зияло несколько пулевых отверстий. Немного выше, и ни меня, ни Эвальда Козлова в живых бы точно не было. Юрий Иванович Дроздов подошел к лейтенанту и негромко сказал: «Спасибо тебе, сынок, за то, что ты своего солдата стрелять не научил». После этого инцидента мы приехали в наше расположение и для того, чтобы снять нервное напряжение, выпили четыре или пять бутылок водки. Но стресс был настолько сильным, что водка нас не взяла. Несмотря на две бессонные ночи и бой я так и не смог заснуть.

 

«Батя»

 

Первого числа восьмидесятого года мы закончили передачу частям сороковой армии боевой техники и тяжелого вооружения отряда. Второго января личный состав «мусульманского» батальона со стрелковым оружием был переброшен двумя Ан‑22 в Ташкент. Второго же я попрощался с личным составом отряда, поблагодарил их за службу. Тогда я впервые услышал в свой адрес «Батя». Я увозил в Москву мой план, отчеты об операции, написанные участниками и списки для награждения. Прибыв в столицу, я сразу доложил о результатах и ходе операции Ивашутину Петру Ивановичу, который руководил тогда ГРУ. Он выслушал меня, забрал все подготовленные мной документы, закрыл их в свой сейф и сказал, чтобы я без его ведома никому ни о чем не рассказывал. Но на следующий день он снова вызвал меня, дал своего порученца, машину, вручил мой план и сказал, чтобы я прибыл на доклад к Устинову.

 

У Министра Обороны

 

В приемной Министра ожидали генерал‑полковники, генералы армии. Трудно передать любопытство и изумление, появившееся на их лицах, когда они увидели, что полковника встречает порученец министра, который сам был генерал‑лейтенантом, и помогает ему снять шинель. Порученец, повесив мою шинель, сказал: «Проходите, Вас ждет Министр». В кабинете Устинов меня обнял, расцеловал после посадил за стол и, достав Marlboro, предложил закурить. Я извинился и сказал, что курю только «Беломор», но папиросы оставил в шинели. Устинов попросил порученца принести их, мы закурили, и я начал рассказывать. Когда я достал план для того, чтобы объяснить, как мы действовали, министр увидел, что он не утвержден, и надпись, которую я сделал в кабинете Магомедова. Покачав головой, он сказал: «Я понимаю, почему осторожный кавказец Магомедов не поставил свою подпись на твоем плане. Но почему Иванов не расписался, я понять не могу». Тактично промолчав, я продолжил рассказ. Министр слушал очень внимательно, его интересовало все, но особенно он интересовался техникой. Как она вела себя в бою, насколько эффективны оказались ЗСУ и АГС‑17, инженерные боеприпасы. Тогда появились первые РПГ‑18 «Муха», и он поинтересовался, как они себя показали в боевой обстановке. Когда я закончил рассказывать об операции, он попросил меня рассказать о себе. Я рассказал, что родители во время войны были партизанами, и их на моих глазах расстреляли фашисты, рассказал, что закончил суворовское, а затем пехотное училище, по распределению попал в спецназ, где и служу до сих пор. Окончил академию Фрунзе, командовал бригадой, сейчас являюсь заместителем начальника направления по спецразведке. Министр спросил, почему я не поступаю в Академию Генерального Штаба, моя должность позволяла это сделать. Я ответил, что на должность назначен недавно и сейчас, когда мне исполнилось сорок четыре года, уже, наверное, не подхожу по возрасту. Предельный возраст для поступления в Академию ГШ – сорок пять лет. Министр сказал: «Передай Ивашутину, что я разрешаю тебе поступать вне конкурса». С этими словами он проводил меня до дверей. Увидев это, маршал Соколов, бывший тогда первым заместителем министра, сказал: «Ну, полковник, еще никого из нас Министр до дверей не провожал».

 

Награды

 

Из приемной Устинова я снова прибыл к Ивашутину, где подробно передал о чем шел разговор, в частности и о том, что мне Министр разрешил поступать в этом году вне конкурса в академию Генштаба. Ивашутин поблагодарил меня за доклад и сказал: «Пиши рапорт в Академию», что я и исполнил на следующий день. медкомиссия выявила у меня паховую грыжу, которую я заработал в Кабуле. При проведении рекогносцировки наш УАЗ застрял на горной дороге. Видимо, втаскивая его, я перенапрягся. Пришлось лечь на операцию.

Тут начались проблемы с награждением участников операции. Меня обо всем информировал замполит. То сообщит, что меня представляют к ордену Ленина, то к Герою, в конечном итоге, указ был подписан двадцать восьмого апреля. Героя присвоили мне, Эвальду Козлову и еще нескольким спецназовцам Комитета, погибшим при штурме посмертно. Орденом Ленина наградили семь человек, в том числе Халбаева и Сахатова, хотя я его представлял к званию Героя Советского Союза. Двадцать человек были награждены орденом «Красное Знамя», среди них был и О. У. Швец. Около шестидесяти человек наградили орденом «Красная звезда» и еще почти триста человек медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Всего же было награждено триста семьдесят человек.

 

…и проблемы

 

Каждый год в начале мая список поступающих в Академию Генерального Штаба подписывает сам начальник ГШ. Через своих людей в Главном управлении кадров я узнал, что в списках поступающих в восьмидесятом году меня нет. Испросив разрешения у начальника Управления, я обратился к Ивашутину, напомнив, что мне поступать в этом году разрешил Министр Обороны, списки поступающих утверждены, но меня в них нет. В связи с этим я просил у начальника ГРУ разрешения обратиться по этому вопросу к Устинову. Ивашутин сначала спросил, откуда мне это известно, но я напомнил ему, что всю жизнь прослужил в разведке. После этого он начал меня отговаривать от поступления в Академию ГШ, предлагая поступить вместо этого в Дипломатическую Академию. По окончании ее он обещал направить меня на работу за границу. Но Академия Генштаба была моей давней мечтой, впрочем, о ней, я думаю, мечтает каждый командир, поэтому я уперся. Поняв, что переубедить меня не удалось, он по телефону вызвал начальника Управления кадров генерала Изотова, а меня из кабинета выпроводил, пообещав сообщить решение по моему вопросу завтра. На следующий день я узнал, что зачислен в Академию. Ивашутин, видимо, это место хотел отдать кому‑то другому, а поскольку я уперся, отношения наши резко испортились. С тех пор он меня не замечал.

 

Девять представлений

 

По окончании Академии я был назначен на должность начальника направления спецразведки – должность генеральская, однако представления на звание генерал‑майор уходили наверх и бесследно пропадали.

В Афганистане шла война полным ходом. В начале восемьдесят четвертого было принято решение о начале активного применения спецназа в Афгане. Для этого передислоцировали первый и второй батальоны спецназ, имевшие штатную структуру аналогичную «мусульманскому», в Джелалабад и Газни. Из Лагодехи в Кандагар прибыл третий такой же отряд. К концу года вошел четвертый. В восемьдесят пятом в Кандагар и Лашкаргах прибыли штабы бригад с отрядами спецрадиосвязи и еще три батальона, разместившиеся в Лошкаргахе, Шахджое и Асадобаде. Чуть позже был создан восьмой. Все эти мероприятия, а также интенсивные боевые действия, которые вели две спецназовские бригады, требовали моего частого присутствия в Афганистане. Шло время, а я оставался полковником на генеральской должности. Но интересной работы было много, и о звании я особо не задумывался. Звание же генерала я получил, уже когда ГРУ возглавил Михайлов, а Генштаб – Моисеев Михаил Алексеевич, мой однокашник по Академии Генштаба. Мы с ним случайно встретились в Главном Мобуправлении. Увидев меня, он искренне удивился, что я до сих пор полковник. Я сказал, что представление на генеральское звание посылали девять раз, но безрезультатно. Мы вместе пообедали, и я прибыл в свое Управление. Вскоре меня вызвал Михайлов и начал отчитывать за то, что я ходил жаловаться к начальнику Генштаба. Я объяснил ему, что жаловаться я не ходил и далее, как все получилось. Михайлова я знал, еще когда он был Начальником штаба ТуркВО. Он и тогда своего мнения не имел. Информация о том, что Моисеев мой однокашник, явилась для него сигналом. Спустя некоторое время мне присвоили звание генерал‑майор.

 

 

C. Козлов

173 отдельный отряд спецназ

 

173 отдельный отряд специального назначения (ооСпН) был сформирован в соответствии с Директивой ГШ ВС СССР от 29 февраля 1980 года в составе 12 обрСпН, дислоцированной в г. Лагодехи Грузинской ССР (КЗакВО) специально для ввода на территорию ДРА. Примерно в это же время на территории Среднеазиатского военного округа был сформирован аналогичный отряд и укомплектован командным и личным составом по национально‑религиозному принципу, аналогично тому, как был укомплектован «мусульманский батальон», созданный почти на год раньше и отличившийся при взятии дворца Амина в Кабуле. Цели и задачи вновь созданных подразделений объясняют необычную штатную структуру. Отряд в то время состоял из управления и штаба, отдельной группы связи и зенитно‑артиллерийской группы, состоящей из четырех ЗСУ «Шилка», а также шести рот.

1‑я и 2‑я роты считались разведывательными, на их вооружении состояли девять БМП‑1 и одна БРМ‑1. 3‑я рота считалась разведывательно‑десантной и имела на вооружении БМД‑1 вместо БМП.

Каждая из этих рот, помимо командира, замполита, заместителя по тех. части, старшего механика, наводчика‑оператора БРМ, старшины и писаря включала в себя три группы специального назначения. Группу возглавлял командир, штатная категория – капитан, ему помогал заместитель, штатная категория – прапорщик. Правда, справедливости ради надо сказать, что должность эту исполняли прапорщики только в самом начале. В последующем заместителями командира группы были хорошо подготовленные сержанты срочной службы. В состав группы входило три отделения, каждое их которых состояло из командира отделения, старшего разведчика, механика‑водителя, наводчика‑оператора, снайпера, разведчика‑санитара и двух пулеметчиков.

4‑я рота – рота автоматических гранатометов состояла из трех огневых взводов по три отделения в каждом. Отделение состояло из двух расчетов АГС‑17. 5‑я рота состояла из огнеметной группы РПО «Рысь» и группы минирования. 6‑я рота была транспортной.

В отличие от двух других отрядов, 173‑й сразу в Афганистан введен не был. С момента формирования и до ввода в ДРА часть занималась боевой подготовкой и неоднократно отмечалась командованием, как одно из лучших подразделений в округе. В этот период отряд почти на 100% состоял из офицеров и прапорщиков, набранных при формировании из мотострелков и танкистов. Исключение составлял зам. командира по воздушно‑десантной подготовке старший лейтенант И. Пак, выпускник Рязанского воздушно‑десантного училища. Сержанты также готовились в мотострелковых учебных подразделениях. Отряд занимался боевой подготовкой по программе далекой от программы частей и соединений специального назначения. К указанному времени боевой пыл офицеров отряда, довольно высокий вначале, постепенно угас – пружина не может находиться долго в сжатом состоянии. Офицерский стаж основной массы командиров групп к концу 1983 года исчислялся 8‑10 годами. Это тот возраст, когда командира группы его подчиненные видят только на общем построении части. Уровень воинской дисциплины и боевой подготовки поддерживался сержантами. Отряд постепенно превратился в хорошо подготовленный мотострелковый батальон со странным штатным расписанием.

Летом 1983 года началось обновление офицерского состава отряда. Из 12 обрСпН были переведены лейтенанты Рожков и Козлов. Первого перевели пообещав должность командира роты, второго за строптивость. Осенью они провели с 1‑й ротой первые в отряде спецназовские учения, которые позже отразились на общем уровне боевой подготовки этой роты. В это же время по замене в отряд прибыли офицеры десантно‑штурмовых подразделений из Западной и Центральной групп войск. Это также влило свежую струю в боевую подготовку отряда, но с середины декабря отряд уже вовсю готовился к вводу в Афганистан, несмотря на то, что никаких официальных документов на этот счет еще не было. Действительно качественное обновление отряда произошло непосредственно перед его вводом в ДРА, когда на ряд командных должностей были назначены офицеры специального назначения из состава 12обрСпН. В последующем это положительно отразилось на боевой деятельности отряда. Произошли изменения и в вооружении отряда. БМД третьей роты, пришедшие в негодность и не способные самостоятельно покинуть бокс, заменили на БМП. 4‑ю и 5‑ю роты посадили на БТР‑70.

Директивой ГШ ВС СССР №312/2/021 от 14.01.1984 года отряд был направлен в Афганистан для выполнения боевых задач на его территории. Отряд тремя эшелонами прибыл в г. Кушку по железной дороге, а 10.02.84 г. пересек государственную границу с ДРА, прибыв своим ходом 14.02.84 г. к новому месту постоянной дислокации г. Кандагар. Здесь отряд получил месяц на обустройство, акклиматизацию и изучение местных особенностей этой войны. Это время прошло в напряженной работе и боевой учебе, каждый понимал, что здесь все «по‑взрослому». Повысилась дисциплина личного состава и без того высокая по союзным меркам. В подготовке к боевым действиям отряду помогали капитаны Турунтаев и Иванов, офицеры уже отвоевавшие в Афганистане. Из кабульской роты спецназ армейского подчинения прибыл старший лейтенант Кривчиков со своей группой для практического натаскивания командиров групп отряда. Обустроившись, приступил к выполнению боевых задач в зоне ответственности «ЮГ». Не обошлось и без курьезов. Как говорится, у семи нянек дитя без глазу. Несмотря на плотную опеку высокого начальства и постоянные проверки хода боевой подготовки в течение этого месяца, был допущен серьезный просчет. Уделив основное внимание боевым подразделениям практически забыли про «нерв армии» – группу связи, которая согласно штата мотострелкового батальона была укомплектована средствами связи, не позволяющими работать на большие расстояния. Однако, выполняя первую же боевую задачу, 1‑я и 2‑я группы первой роты действовали на удалении 260–270 километров от пункта постоянной дислокации. Для обмена опытом и обеспечения связи с Центром в группы были приданы заместители командиров групп – прапорщики – и радисты с радиостанциями Р‑254 из кабульской роты. Незнание начальником связи отряда правил спецрадиосвязи сыграло злую шутку. Он разработал одну программу связи на две группы, а это означает, что обе группы будут работать в одно и то же время на одной и той же частоте и с одним и тем же позывным. В этой ситуации Центр никогда не догадается с кем именно с настоящий момент он связывается. Так и произошло. Когда командир РГ №312 обнаружил, что его десантировали с ошибкой 12 километров, он сообщил об этом в Центр и запросил разрешения на перемещение, но вместо него указание на перемещение получил командир 311‑й группы, который выполнив распоряжение Центра, оказался среди барханов пустыни Регистан вдали от караванных маршрутов. Когда в его группе кончилась вода, он попросил ее доставить, но воду привезли 312‑й группе, которая особой нужды в ней не испытывала, и приказали оставаться на месте. Нет необходимости рассказывать обо всех последствиях этого просчета, скажу лишь, что все обошлось без жертв. Как и положено, первый блин получился комом, но на своих ошибках учатся быстрее и в последующем буквально с первых выходов отряд доказал, что по праву считался одним из наиболее боеготовых подразделений округа, начав свою боевую историю крупным результатом. В ночь с 13 на 14 апреля 1984 года РГСпН №312 под командованием лейтенанта С. Козлова, переодевшись в афганскую национальную одежду, провела засаду на караванном маршруте мятежников в районе отметки 1379 и уничтожила 4 автомобиля «Симург», 47 мятежников, захватила автомобиль «Симург», большое количество оружия, боеприпасов, а также ценные документы. Ведя в течение пяти часов бой в окружении с превосходящим по численности противником без поддержки авиации группа потерь не имела. В течение долгого времени этот результат был рекордным в 40 ОА.

В мае 1984 года произошла реорганизация. В ротах специального назначения была упразднена должность заместителя командира группы – прапорщика, так как редкие представители этой категории в основном также набранные из пехоты перед вводом отряда в Афган, соответствовали этой непростой должности. Но была введена должность переводчика роты со штатной категорией «старший лейтенант». 4‑я и 5‑я роты были расформированы, из их личного состава в 1, 2, 3 ротах были сформированы 4 группы оружия. В 1‑ю роту добавили три БМП‑2, а в последующем ими полностью заменили БМП‑1. 2‑я и 3‑я роты «пересели» на БТР‑70. Группа минирования стала отдельной. В 1985 году в штат отряда был введен инженерно‑саперный взвод, и на базе его и группы минирования была развернута 4‑я рота.

В ходе боевых действий отряд приобретал все больший опыт и в течение всего времени нахождения в Афганистане занимал лидирующие места в 40 ОА по результативности, неся, в то же время, незначительные, по сравнению с другими частями, потери.

Так, в ночь с 20 на 21 сентября 1985 года РГСпН №333 под командованием старшего лейтенанта С. Кривенко, проведя засаду на дороге н. п. Шерджанака – г. Кандагар уничтожила автомобиль и ехавших в нем четырех американских советников с охраной. Это стало ясно из захваченных документов одного из них – Чарльза Торнтона.

Весной 1985 года с вводом в ДРА двух отдельных отрядов СпН и штаба 22 обрСпН 173 ооСпН вошел в ее состав.

Не прекращая засадных действий, отряд искал новые формы борьбы с моджахедами, в 1986 году провел ряд эффективных налетов на крупные базовые районы мятежников, такие как «Горы Хадигар», «Васатичигнай», «Чинарту» и т. д. Данные районы были полностью очищены от мятежников, инфраструктура их была уничтожена, и в результате они перестали существовать как очаги противодействия существовавшему режиму. В результате этих операций было захвачено большое количество стрелкового и тяжелого оружия, а также огромное количество боеприпасов к ним. В ходе захвата укрепленного базового района «Васатичигнай» сержант Арсенов закрыл грудью командира 3‑й роты старшего лейтенанта А. Кравченко. За свой подвиг он удостоен высокого звания Героя Советского Союза посмертно.

В апреле 1986 года отряд применил по сути новый способ борьбы с караванами мятежников. РГСпН №322 под командованием лейтенанта Бескровного организовала наблюдательный пункт на господствующей в районе высоте с отметкой 2014. Обнаружив в ночное время движение автоколонны моджахедов, разведчики навели на нее вертолеты огневой поддержки, а после их удара в район стремительно вышли бронегруппы отряда, блокировав противника. Так, по сути, без риска для жизни солдат и офицеров было захвачено 6 автомобилей «Симург» с большим количеством оружия и боеприпасов. Этот способ неоднократно успешно применялся и в последующем.

Вплоть до выхода из РА отряд не снижал боевой активности в зоне своей ответственности. В ходе вывода советских частей из зоны ответственности «ЮГ» через г. Кушка в 1988 году отряд обеспечивал их безопасность, находясь в арьергарде, и вышел последним в августе 1988 года. С выводом в Союз организационно‑штатная структура отряда была приведена в соответствие со штатом обычного отдельного отряда специального назначения, который входит в состав каждой бригады. Техника и часть вооружения, не соответствующие новому штату были сданы на склады. В отряде помимо штаба и управления остались три роты специального назначения, рота связи, группа минирования, автовзвод, взвод мат. обеспечения и ремонтное отделение. Из г. Кушка отряд в составе 22 обрСпН прибыл в августе 1988 года к новому месту постоянной дислокации н. п. Перекешкюль Азербайджанской ССР (КЗакВО). Не успев обустроиться, 23 ноября 1988 года отряд был привлечен для выполнения задач по поддержанию конституционного порядка в г. Баку. Располагаясь в Кировском районе города – месте компактного проживания армян – отряд нес особую нагрузку по предотвращению актов насилия и грабежей, направленных против них. Особенно трудным был 1989 год. В период с апреля по июнь 1990 года и с мая по июль 1991 года отряд принимал участие в урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе. Группы отряда, действуя на территории Армении в районе н. п. Наямберян и Шавар Шаван, уничтожили 19 градобойных орудий, которые обстреливали населенные пункты Азербайджана. В июне 1992 года 173 ооСпН в составе 22 обрСпН был передислоцирован в пос. Ковалевка Аксайского района Ростовской области (СКВО), где и располагается в настоящее время. Так же не успев обустроиться, отряд 6 ноября был привлечен для урегулирования осетино‑ингушского конфликта. На его начальном этапе разведгруппы отряда вели разведку мест дислокации незаконных вооруженных формирований чеченских и ингушских боевиков на территории Северной Осетии и Ингушетии. В дальнейшем на отряд была возложена задача по охране Временной администрации, сопровождению грузов гуманитарной помощи, а также по эвакуации мирного населения из района конфликта. В августе 1994 года отряд вернулся в п. п. д, однако спустя три месяца вновь покинул расположение части и ко 2 декабря 1994 года находился уже в Моздоке – начиналась Чеченская кампания. Разведорганы отряда участвовали в ней с самого начала, ведя разведку в интересах войск и, в частности, в интересах корпуса генерала Рохлина перед и во время штурма Грозного.

До июня 1995 года отряд вел активные боевые действия против незаконных вооруженных формирований Чечни, не имея в своем штате боевой техники. Но к указанному сроку неоднократные просьбы командования отряда были удовлетворены и батальон получил новое штатное расписание, согласно которому первая рота «садилась» на БМП‑2, а вторая и третья на БТР‑70. Как и в Афгане, в их штат включили группы оружия, которые состояли из двух отделений АГС‑17 по три расчета в каждом и отделения ПТУР по три расчета ПТУР «Фагот» или «Конкурс». На базе взвода мат. обеспечения была развернута рота. В штат ввели инженерно‑саперный взвод, но объединить его и группу минирования в роту так и не удалось. В отряде появился свой медпункт на 10 коек – автоперевязочная АП‑66. Этот штат позволял отряду действовать вполне автономно.

В июне 1995 года подразделение отряда принимало участие в Буденовских событиях, патрулируя на вертолетах окрестности города и предотвращая отход из него боевиков.

Не менее славная страница в боевой истории отряда – участие его подразделения под командованием майора Недобежкина В. В. в операции по ликвидации бандформирований С. Радуева в с. Первомайское в январе 1996 года. Именно это подразделение приняло на себя удар прорывавшейся из кольца группы боевиков общей численностью около 200 человек. Сорок пять спецназовцев отряда уничтожили в бою 85 боевиков. Такого урона радуевцы не понесли даже в результате всех предыдущих действий штурмовых групп, артиллерии и авиации. За мужество и героизм, проявленные в этом бою, майор Недобежкин В., капитан Скороходов В., старший лейтенант Харин С. и лейтенант Зарипов А. удостоены высокого звания Герой России, а капитан Косачев С. удостоен этого звания посмертно.

В ходе последующих боевых действий разведорганы отряда вели активные засадные действия против боевиков Дудаева. Так, например, 8 мая 1996 года отделение группы №322 под командованием прапорщика Ветошкина организовало засаду в районе брода у н. п. Грушевое. Огнем стрелкового оружия были уничтожены: автомобиль УАЗ‑469 и пять боевиков. Из‑за невозможности вынести сожжено и подорвано, РПО‑А – 8 шт., мины ТМ‑62 – 4 шт., гранаты Ф‑1 – 1 ящик, гранаты РГД‑5 – 1 ящик, автоматы АК – 20 шт. Один из убитых был в камуфлированной форме НАТО с погонами полковника МО РФ, у него захвачены документы и фотографии, имевшие ценность. Командир отделения прапорщик Ветошкин получил ранение, но был эвакуирован в п. п. д.

Ни один полевой командир боевиков не мог быть спокоен при передвижении в ночное время в зоне ответственности 173 ооСпН.

Отряд покинул Чечню лишь в ноябре 1996 года, то есть спустя три месяца после окончания боевых действий. Но с марта 1998 года и по настоящее время отряд выполняет специальные задачи на территории Дагестана.

О высоком боевом мастерстве командования и личного состава отряда говорит тот факт, что за пятнадцать лет почти непрерывного участия в войнах и конфликтах различной напряженности отряд потерял только 124 человека убитыми, 82 – в Афганистане и 42 в Чечне. И это, учитывая то, что отряд постоянно находился в самых горячих точках каждого конфликта и выполнял наиболее рискованные и ответственные задания командования.

За мужество и героизм, проявленные при выполнении боевых задач, одна тысяча восемьсот сорок семь военнослужащих отряда награждено боевыми орденами и медалями, а шестеро удостоены звания Герой Советского Союза и Герой Российской Федерации. Двое из них посмертно.

За отличие при выполнении боевых задач отряду присвоено звание Донского казачьего отряда.

На настоящий момент 173 ооСпН – одно из немногих подразделений ВС РФ, имеющих такую богатую и славную боевую историю в период после окончания Второй мировой войны.

 

С. Козлов

Спецназом руководит Генштаб

 

В начале 1984 года наш отряд специального назначения прибыл в окрестности Кандагара для выполнения интернационального долга. В нашем распоряжении был месяц для того, чтобы пройти акклиматизацию на новом месте службы, а также для того, чтобы изучить особенности этой не совсем понятной войны. Мы с нашими бойцами честно трудились на оборудовании палаток, пытливо выспрашивали у пехотинцев и десантников, «как оно тут, на войне», учились у наших коллег из кабульской роты, специально прибывших для того, чтобы поделиться с нами своим опытом. Одним словом, все наши помыслы и чаяния были направлены на скорейшее овладение наукой побеждать в новых условиях. В течение всего месяца нас одолевали проверяющие и всевозможные комиссии, которых мы поначалу побаивались. Но спустя некоторое время мы поняли, что они просто приезжают «намыть» чеков и поставить отметку в личном деле о факте причастности к выполнению вышеупомянутого долга. Осознав это, мы перестали обращать на них внимание. Что они могли нам сделать? В наших условиях даже расхожая военная поговорка «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут» была верна лишь наполовину – Кандагар южнее Кушки верст на семьсот.

Вообще, после Афгана, видимо, от избытка комиссий, у меня даже тот страх начальства, который и был‑то в зачаточном состоянии, пропал совсем. Служить это, конечно, не помогает, но помогает сохранить себя. Однако я отвлекся.

Месяц подошел к концу и, как это водится в Красной Армии, на войну нас должны были допустить только через строевой смотр. После него должны были пройти контрольные занятия. Для проведения этого шоу прибыла действительно высокая комиссия во главе с целым генералом‑лейтенантом. К сожалению, память не сохранила его фамилию, чтобы увековечить ее в истории Афганской войны. С ним прибыло человек двадцать полковников.

И вот строевой смотр. Жара – +40°С. На площадке для построения личного состава пыли по щиколотку. Мы в бронежилетах и касках с оружием и рюкзаками, уложенными на войну, построились в каре. За нами – наши боевые машины. В центре стоит комбат, всю жизнь прослуживший в спецназе. В руках у него флажки.

Если кто‑то забыл, напоминаю, что войска управляются «флажком, свистком и матом», и неотъемлемый атрибут любого пехотного офицера – флажки. В спецназе они, конечно, тоже встречаются, но только на строевых смотрах для того, чтобы предъявить проверяющему. Пользоваться ими нам не приходилось.

Именно поэтому командование отряда нас – а мы своих бойцов – перед смотром заинструктировали «до слез»: «Комбат флажки поднимет – все по машинам. Поднимет и опустит – все к машинам». Других команд с флажками ни мы, ни наш комбат не знали…

Кто бы знал, какая это мука – влезать в люк БМП в бронежилете и каске с РД‑54 и с оружием, выполняя при этом временной норматив. Впрочем, вылезать еще хуже. Проделав это раза два или три и пролив первую кровь на Афганской земле, ободравшись о броню, мы снова построились у машин. Генерал удовлетворенно хмыкнул и решил перейти ко второй части шоу под общим названием «что у вас, ребята, в рюкзаках?».

Я был командиром второй группы первой роты и поэтому генерал подошел именно ко мне. Это такой хитрый финт проверяющих. Они, наверное, думают, что в первой группе служат лучшие из лучших и поэтому – бац! – и «внезапно» проверяют вторую. Мы выложили перед ним все, что лежало у нас в ранцах: по полтора боекомплекта патронов и гранат, сигнальные средства, средства связи, одним словом, все, что нормальный человек берет с собой, собираясь автономно выполнять боевую задачу в течение трех‑четырех дней. Вопреки нашим ожиданиям, его внимание не привлекли ни патроны, ни гранаты. Потоптавшись возле одного из бойцов, генерал вдруг изрек: «Боеприпасы и все прочее, это хорошо. Вижу фляжку комбинированного котелка и еще две полиэтиленовые. А где же у вас, товарищ солдат, сам котелок с поддончиком? Из чего вы в засаде есть будете?». Боец от этого вопроса впал в состояние, близкое к коматозному. Я решил вступиться за него: «Товарищ генерал, у нас специальные сухие пайки, чтобы не нести лишнего, мы едим прямо из банок». Генерал меня не дослушал: «Какие сухие пайки, комбат? Вы что, в засаде горячего совсем есть не будете? Необходимо продумать вопрос обеспечения засады горячей пищей!». После этого предложения комбат, как и я, был в шоке, но моя физиономия, по которой блуждала идиотская улыбка, видимо, была выразительнее его. Поэтому, увидев ее, генерал вспылил:

– Вы чему улыбаетесь, товарищ лейтенант? – вопрос был излишним, так как генерал, видимо, читал мысли.

– Вы думаете, я не знаю, что такое СПЕЦНАЗ? – мне хотелось утвердительно кивнуть. Но генерал опередил меня, снова продемонстрировав свои экстрасенсорные способности.

– Знаю! Поиск, налет, засада, наблюдение.

Этим он нас окончательно сразил. Но и это было еще не все.

– А где у вас полотенце, мыло, зубная паста, зубная щетка? Вы что же, в засаде и умываться не будете? Не готовы! – бросил генерал и ушел. Комбат стоял, как громом пораженный. Мне захотелось вывести его из этого состояния. Я подошел и спросил:

– Геннадий Леогенович, а бирки какого размера делать?

– Какие бирки, – не понял он.

– Ну, как какие? – искренне изумился я. – «Пункт мойки котелков», «Пункт выдачи горячей пищи», «Засада. Хозяйство лейтенанта Козлова», «Осторожно! Мины!».

– Пошел на х…! – вышел из оцепенения комбат, плюнул и ушел.

* * *

Нет, Вы не думайте, на войну нас пустили и долг, кем‑то занятый, наш отряд афганцам вернул сполна. Но с тех пор я ни чему не удивляюсь, ибо знаю – спецназом руководит Генеральный Штаб.

 

С. Козлов

Они были первыми

 

О подвигах разведчиков отдельной роты специального назначения сороковой общевойсковой армии в первые годы афганской войны до сих пор ходят легенды, однако информации настолько мало и она порой весьма противоречива и недостоверна, что редакция журнала взяла на себя труд подготовить публикацию об истории создания и результатах первых лет войны этого прославленного подразделения. Источниками информации стали сами участники событий тех лет.

 

С бору по сосенке

 

В январе 1980 года 469 отдельная рота спецназ была сформирована на базе Чирчикской бригады и укомплектована личным составом и офицерами переведенными из бригад специального назначения трех южных округов: Закавказского, Туркестанского и Средне‑Азиатского. Первым составом роты, вошедшей в Афганистан в феврале того же года, командовал Рафик Латыпов из 15 бригады дислоцированной в Чирчике (ТуркВО), его заместителем стал Виктор Боев из 22 бригады, расположенной в Копчегае (САВО), заместителем по политчасти стал прибывший из Закавказской двенадцатой бригады спецназначения, находившейся тогда в Лагодехи, Сергей Михальков. Группами командовали Григорий Иванов из Чирчика, Евгений Тишин из Лагодехи, Владимир Сомов и Михаил Лукомский из Копчегая. Заместителями командиров групп были прапорщики Дрек, Жендоренко и Рязанов из Чирчикской бригады – настоящие «рейнджеры»‑фанаты и большие специалисты своего дела. Группу связи возглавлял Шаламов. Согласно штатному расписанию рота насчитывала сто двенадцать человек. Безусловная заслуга командира роты была в том, что он сумел в кратчайшие сроки сформировать подразделение и провести боевое слаживание. В течение месяца рота интенсивно занималась боевой подготовкой.

 


Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 208; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!