ВЫБОР ОБЪЕКТА (или ОБЪЕКТНЫЙ ВЫБОР)

Ж. Лапланш, Ж.‑б. Понталис

Словарь по психоанализу

 

 

Аннотация

 

Словарь терминов, используемых в психоанализе.

По рекомендации проф. Мазина – единственный стоящий словарь по психоанализу.

 

Книга представляет собой одно из наиболее фундаментальных и вместе с тем популярных изданий по психоанализу. Она сочетает присущую научному изданию ясность и четкость, высокую культуру аналитического исследования с доступностью изложения.

 

Ж. Лапланш, Ж.‑б. Понталис

Словарь по психоанализу

 

АППАРАТ ПСИХИЧЕСКИЙ

 

Нем.: psychischer или seelischer Apparat. – Франц.: appareil psychique. – Англ.: psychic или mental apparatus. – Исп.: apparato psiquico. – Итал.: apparato psichico или mentale. – Португ.: apparкlho psiquico или mental.

• Этот термин фрейдовской теории подчеркивает определенные свойства психики: ее способность передавать и преобразовывать энергию, а также ее расчлененность на отдельные системы или инстанции.

• В «Толковании сновидений» (Die Traumdeutung, 1900) Фрейд определял психический аппарат по аналогии с оптическими аппаратами. Тем самым он стремился «…сделать понятными сложности функционирования психики, вычленяя в этом функционировании отдельные элементы и приписывая каждой составной части психического аппарата особую функцию» (la).

Такое утверждение требует пояснений:

1) говоря о психическом аппарате, Фрейд подразумевал особую структуру, внутренний склад психики, однако он не только связывал различные функции с особыми «местами психики», но и приписывал им определенный порядок, а следовательно, и определенную временную последовательность. Сосуществование внутри психического аппарата различных систем не следует понимать в анатомическом смысле, например в духе теории мозговых локализаций. Речь идет лишь о том, что возбуждения определенным образом упорядочены, обусловлены местом различных (психических) систем (2).

2) Слово «аппарат» связывается в нашем сознании с особой задачей, а значит, с работой. Фрейд прибегает здесь к аналогии с рефлекторной дугой, по которой полученная энергия передается целиком и полностью: «Психический аппарат следует понимать как рефлекторный аппарат. Рефлекторный процесс остается прообразом (Vorbild) любого функционирования психики» (1Ъ).

Функция психического аппарата в конечном счете заключается в том, чтобы сохранить внутреннюю энергию организма на возможно более низком уровне (см.: Принцип постоянства). Психический аппарат расчленяется на отдельные подструктуры, что помогает осмыслить преобразования энергии (из свободного состояния в связанное состояние) (см.: Обработка психическая) и взаимодействия нагрузок, противонагрузок и сверхнагрузок.

3) Эти краткие замечания показывают, что для Фрейда психический аппарат был моделью, или, как он сам говорил, «выдумкой» (1с). Эта модель, как явствует из приводимого выше текста, а также из главы I «Очерка психоанализа» (Abriss des Psychoanalyse, 1938), может быть не только физической, но и биологической («простейшая капелька живой субстанции» из главы IV «По ту сторону принципа удовольствия» (Jenseits des Lustprinzips, 1920)). Обсуждение самого понятия психического аппарата заставляет по‑новому взглянуть на фрейдовскую метапсихологию в целом и на используемые в ней метафоры.

 

БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ (Бсз)

 

Нем.: das Unbewusste, unbewusst. – Франц.: inconscient. – Англ.: unconscious. – Исп.: inconsciente. – Итал.: inconscio. – Португ.: inconsciente.

• А) Прилагательное «бессознательное» иногда используется для обозначения совокупности содержаний, не присутствующих в актуальном поле сознания – в «описательном», а не в «топическом» смысле слова, т. е. вне разграничения содержания систем предсознательного и бессознательного.

Б) Бессознательное в «топическом» смысле слова было определено Фрейдом еще в первой теории психического аппарата: бессознательное состоит из содержании, не допущенных в систему «Предсознание‑Сознание»* в результате вытеснения* (вытеснение первичное* и вытеснение в последействии*).

Основные черты бессознательного как системы (Без) сводятся к следующим:

а) содержания бессознательного являются «репрезентаторами»* влечений;

б) эти содержания управляются особыми механизмами первичных процессов*, а именно сгущением* и смещением*;

в) содержания бессознательного, сильно нагруженные энергией влечений, стремятся вернуться в сознание и проявиться в поведении (возврат вытесненного*), однако они способны найти доступ к системе «Предсознание‑Сознание» (Псз‑Сз) лишь в результате компромиссов*, будучи искажены цензурой*;

г) чаще всего подвергаются фиксации* в бессознательном детские желания.

Бессознательное как существительное сокращенно обозначается Без (Ubw от нем. Unbewusst, les от франц. Inconscient), бессознательное как прилагательное, обозначающее содержание бессознательного как системы, – без (ubw или ics).

В) Во второй фрейдовской топике термин «бессознательное» используется чаще всего как прилагательное. По сути, бессознательное здесь – это уже не атрибут какой‑то особой инстанции: это слово относится как к Оно, так отчасти и к Я и Сверх‑Я. Отметим, однако:

а) что признаки, присущие бессознательному в рамках первой топики, могут быть отнесены и ко второй топике;

б) Что разграничение между предсознанием и бессознательным, которое уже не подкрепляется межсистемными различиями, сохраняется на внутрисистемном уровне (Я и Сверх‑Я являются отчасти предсознательными, отчасти бессознательными).

• Если бы нужно было передать суть фрейдовского открытия одним словом, это было бы слово «бессознательное». В рамках данной работы мы не ставим целью проследить, как открытие бессознательного было подготовлено тем, что было сделано до Фрейда, и как в дальнейшем оно уточнялось после Фрейда. Стремясь к ясности, мы лишь подчеркнем здесь главные признаки этого понятия, которые теряли четкость при более широком его распространении.

1) Прежде всего фрейдовское бессознательное – это понятие одновременно и топики* и динамики*, выявленное в опыте лечения. Как показывает этот опыт, психика несводима к сознанию: некоторые ее содержания получают доступ в сознание лишь в результате преодоления сопротивлений. Этот опыт свидетельствует о том, что психическая жизнь «…полна мыслей, бессознательный характер которых не мешает их действенности; именно эти мысли и порождают симптомы» (1). На основе этого опыта был сделан вывод о существовании «раздельных групп психических явлений», а бессознательное в целом – стало рассматриваться как особое «место в психике»: не как второе сознание, но как система со своим собственным содержанием, механизмами и, возможно,«энергией». 2) Каковы эти содержания?

а) В статье «Бессознательное» (Das Unbewusste, 1915) Фрейд называет их «репрезентаторами влечений». В самом деле, находясь на границе между психикой и соматикой, влечения остаются вне противопоставления сознания и бессознательного. С одной стороны, они в принципе не могут стать объектами сознания, с другой стороны, их присутствие в бессознательном обеспечивается «представлениями как репрезентаторами [влечения]» *. В одной из своих ранних теоретических моделей Фрейд определял психический аппарат как последовательность знаковых записей (Niederschriften) (2); эта мысль вновь возникает и обсуждается и в последующих его текстах. Бессознательные представления складываются в фантазмы, в воображаемые сценарии, на которых фиксируется влечение, порождая настоящие инсценировки желания* (см.: Фантазия, фан‑тазм).

б) В большинстве текстов, предшествующих созданию второй топики, Фрейд отождествлял бессознательное с вытесненным. Заметим, однако, что это уподобление обычно сопровождалось оговорками: так, Фрейд неоднократно говорил о врожденных, филогенетически присущих индивиду содержаниях как о «ядре бессознательного» (За).

Вершиной развития этой мысли было понятие первофантазий* (первофантазмов) как доиндивидуальных схем, которые присутствуют уже в детском сексуальном опыте субъекта (а).

в) Другая распространенная традиция понимания бессознательного уподобляет его тому, что в нас есть детского, хотя и здесь необходимы оговорки. Вовсе не весь детский опыт, пережитый на уровне нерефлективного сознания в феноменологическом смысле, может быть уподоблен бессознательному субъекта. Для Фрейда первое расщепление между бессознательным и системой Псз – Сз происходит под воздействием происшедшего в детстве вытеснения. Даже если, первоначало вытеснения выглядит как миф, фрейдовское бессознательное – это конструкция, а не цельное переживание.

3) Как известно, Фрейд считал сновидение «царским путем» открытия бессознательного. Механизмы работы сновидения (смещение, сгущение, символика), выявленные в «Толковании сновидений» (Die Traumdeutung, 1900) и действующие в первичных процессах, могут быть обнаружены также и в других образованиях бессознательного (ошибочные действия, оговорки и пр.); по своей структуре (компромисс) и функции («исполнение желания»*) они равнозначны симптомам.

Стремясь определить бессознательное как систему, Фрейд перечисляет такие его особенности (Зb): первичный процесс (подвижность энергетических нагрузок, характерная для свободной энергии*); отсутствие отрицания, сомнения, степеней уверенности; безразличие к реальности и воздействие одного лишь принципа «удовольствие – неудовольствие» (его цель – восстановить кратчайшими путями тождество восприятия*).

4) Наконец, Фрейд стремился обосновать собственную связность системы Без и ее решающее отличие от системы Псз посредством экономического понятия «энергетической нагрузки», свойственной каждой системе. Представления могут быть нагружены энергией бессознательного или же разгружены, причем переход от одного элемента системы к другому происходит за счет разгрузки первого и нагрузки второго.

Однако эта бессознательная энергия (отсюда и трудность ее понимания у Фрейда) оказывается то силой притяжения, направленной на представления и противостоящей осознанию (так обстоит дело в теории вытеснения, где притяжение со стороны уже вытесненных элементов действует заодно с подавлением, осуществляемым системой более высокого уровня) (4), то силой, которая приводит к появлению в сознании «отростков»* бессознательного и поддерживается лишь бдительностью цензуры (Зс).

5) Подход к фрейдовскому бессознательному, с точки зрения топики, не должен закрывать от нас всего значения динамики бессознательного, многократно подчеркивавшейся Фрейдом: напротив, разграничения на уровне топики оказываются способом учета конфликтов, повторений и сопротивлений.

Как известно, с 1920 г. фрейдовская теория психического аппарата была существенным образом переработана; при этом на уровне топики были предложены новые разграничения, не совпадающие с делением на бессознательное, предсознание и сознание. Так, в инстанции Оно можно видеть главные характеристики бессознательного, однако и другие инстанции – Я и Сверх‑Я – также включают в себя бессознательное и порождаются бессознательным (см.: Оно, Я, Сверх‑Я, Топика).

ВЛЕЧЕНИЕ

Нем.: Trieb. – Франц.: pulsion. – Англ.: msьnkt или drive. – Исп.: instinto. – Итал.: istinto или pulsione. – Португ.: impulso или pulsаo.

• Динамический процесс, при котором некоторое давление (энергетический заряд, движущая сила) подталкивает организм к некоторой цели. По Фрейду, источником влечения является телесное возбуждение (состояние напряжения); эта цель достигается в объекте влечения или благодаря этому объекту.

• I. С терминологической точки зрения, понятие влечения (pulsion) введено во французских переводах Фрейда как эквивалент немецкого Trieb, чтобы избежать ассоциаций, связанных с употреблением таких более традиционных понятий, как instinct и tendance. Такое употребление, хотя оно и не всегда соблюдается, тем не менее оправданно.

1) В немецком языке влечение обозначается двумя словами: Instinkt и Trieb. Слово Trieb – германского происхождения, употребляется давно и связано по смыслу с «толчком» (treiben – толкать); при этом подчеркивается не какая‑то конкретная цель или объект, но скорее общая направленность движения и невозможность противостоять толчку.

Некоторые авторы не различают термины Instinkt и Trieb (а), другие – проводят между ними различие, называя «инстинктом» (например, в зоологии) устойчиво наследуемое поведение, присущее, почти без изменений, всем животным одного вида (1).

2) Фрейд употреблял и четко разграничивал два различных термина. Говоря об инстинкте, он имел в виду биологически наследуемое поведение животных, характерное для вида в целом, развертывающееся по заранее определенным схемам и приспособленное к объекту (см.:Инстинкт).

Во французском языке слово «инстинкт» имеет те же смысловые оттенки, что и Instinkt у Фрейда, и потому, как нам представляется, его можно сохранить при переводе; если же, однако, использовать его для перевода немецкого Trieb, мысль Фрейда окажется искаженной.

Французское слово pulsion не является органичной частью обьщенного языка, однако имеет смысловой оттенок, связанный с «толчком».

В Standard Edition немецкое Trieb переводится как instinct, a другие лексические возможности (drive, urge) отсекаются (Я). Этот вопрос обсуждается в общем введении к первому тому Standard Edition.

П. Хотя слово Trieb появляется в текстах Фрейда лишь в 1905 г., это экономическое понятие восходит к давнему разграничению между двумя типами возбуждения (Reiz), от которых организм, согласно принципу постоянства*, должен освобождаться. Наряду с внешними возбуждениями, от которых субъект может укрыться или защититься, существует и постоянный прилив возбуждения из внутренних источников: поскольку организм не в состоянии избежать этих возбуждений, они становятся пружиной функционирования психического аппарата.

В «Трех очерках по теории сексуальности» (Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie, 1905), где впервые вводится понятие Trieb, появляются также разграничения между источником*, объектом* и целью* влечения, которые с этого момента станут у Фрейда постоянными.

Фрейдовское понятие влечения вырабатывалось на основе изучения человеческой сексуальности. Исследование извращений и различных форм детской сексуальности позволило Фрейду опровергнуть обыденное мнение, согласно которому сексуальное влечение имеет особую цель и объект и локализуется в возбуждениях половых органов и самом их функционировании. Фрейд показал переменчивость и условность объекта, который приобретает определенную форму лишь претерпев в человеческой истории многочисленные превращения. Он выявил также многообразие и раздробленность целей влечений (см.:Влечение частичное), их связь с определенными соматическими источниками, эрогенными зонами, разнообразие которых позволяет им поочередно выполнять (а иногда и сохранять) ведущую роль в жизни субъекта, причем частичные влечения не зависят от генитальной области и могут включаться в коитус лишь в результате сложной эволюции, выходящей за рамки процесса биологического созревания.

Наконец, последний аспект влечения у Фрейда – это сила как количественный, экономический фактор, как «побуждение психического аппарата к работе» (2а). Именно во «Влечениях и судьбах влечений» (Triebe und Triebschicksale, 1915) Фрейд соединил эти четыре аспекта – силу, источник, объект, цель – в общем определении влечения (2Ь).

III. Где место этой силы, которая давит на организм изнутри, побуждая его к действиям, способным вызвать разрядку возбуждения? Что это – телесная сила или психическая энергия? Фрейд по‑разному отвечает на этот вопрос, определив влечение как «пограничное понятие между психикой и соматикой» (3). Фрейд связывает его с понятием «репрезентатора», или, иначе, представителя соматики в психике. Этот вопрос более подробно рассматривается в нашем комментарии к статье «Репрезентация (‑тор) психическая^)».

IV. Хотя, как было показано, понятие влечения строится на основе сексуальности, в теории Фрейда сексуальное влечение сразу же противопоставляется другим влечениям. Как известно, теория влечений у Фрейда всегда была дуалистической: первый дуализм – это противоположность сексуальных влечений* и влечений Я* или влечений к самосохранению*, причем под влечениями к самосохранению Фрейд понимает жизненно важные потребности и функции: их прообразом являются голод и функция пищеварения. Это противопоставление, по Фрейду, присутствовало уже в самих истоках сексуальности, когда сексуальная функция отделилась от функций самосохранения, к которым она поначалу примыкала (см.: Примыкание). В этой противоположности – вся суть психического конфликта, при котором Я обретает во влечении к самосохранению большую часть энергии, нужной ему для защиты от сексуальности.

Второй дуализм влечений вводится в работе «По ту сторону принципаудовольствия» (Jenseits des Lustprinzips, 1920), где противопоставление влечений к жизни* влечениям к смерти* изменяет роль и место влечений в конфликте.

1) Конфликт на уровне топики (между защитной инстанцией и вытесненной инстанцией) не совпадает с конфликтом влечений, поскольку Оно* мыслится как источник обоих типов влечений. Свою энергию Я* черпает из общего источника, прежде всего в виде «десексуализированной и сублимированной» энергии.

2) Эти два основных типа влечений в последней фрейдовской теории представляют собой не столько конкретные побуждения, связанные с функционированием организма, сколько основополагающие принципы его деятельности: «Влечениями называются те силы, которые, как мы полагаем, лежат в основе напряжений, порождаемых потребностями Оно» (4). Этот сдвиг акцента особенно ярко проявляется в знаменитом отрывке: «Теория влечений – это, так сказать, наша мифология. Влечения – это мифические существа, величественные в своей неопределенности» (5).

Как ясно из этого краткого обзора, фрейдовский подход приводит к перевороту в традиционном понимании инстинкта. Это происходит одновременно в двух направлениях. С одной стороны, понятие «частичного влечения» подчеркивает мысль о том, что сексуальное влечение существует поначалу в «полиморфном» состоянии и направлено на подавление телесного напряжения, что оно связано в истории субъекта с репрезентаторами влечений, определяющими объект и способ удовлетворения: у влечения, этого поначалу неопределенного внутреннего натиска, есть своя судьба, придающая ему в высшей степени индивидуализированные черты. Однако в отличие от создателей теории инстинктов Фрейд далек от поисков биологической основы каждого отдельного вида деятельности: все проявления влечений он сводит к основоположному мифическому противопоставлению Голода и Любви, а затем Любви и Вражды.

 

 

ВЫБОР ОБЪЕКТА (или ОБЪЕКТНЫЙ ВЫБОР)

 

Нем.: Objektwahl. – Франц.: choix d'objet. – Англ.: object‑choice. – Исп.: elecciцn de objeto или objetal. – Итал.: scelta d'oggetto. – Португ.: escolha de objeto или objetal.

• Акт выбора лица или типа личности как объекта любви.

Различают инфантильный и пубертатный выбор, причем первый пролагает путь второму.

Фрейд различает две главные разновидности выбора объекта: выбор по примыканию и нарциссический выбор.

• Фрейд впервые использовал это выражение в «Трех очерках по теории сексуальности» (Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie, 1905); оно употребляется в психоанализе и поныне.

Слово «объект» (см. этот термин) означает здесь «объект любви».

Что касается выбора, то его, как и в случае «выбора невроза»*, не следует понимать как интеллектуальную процедуру выбора между различными и равно осуществимыми возможностями. Речь идет скорее о необратимом и определяющем характере того выбора объекта любви, который субъект совершает в некий решающий момент своей истории. В «Трех очерках» Фрейд говорит также об Objektfindung – нахождении объекта.

Выражение «выбор объекта» обозначает либо выбор определенного лица (например, «он выбрал объект по образу и подобию отца»), либо выбор объекта определенного типа (например, «гомосексуальный выбор объекта»).

Как известно, развитие взглядов Фрейда на детскую и постпубертатную сексуальность вело его ко все большему их сближению, вплоть до признания того, что «окончательный выбор объекта» совершается уже в детстве (а).

В работе «К введению в нарциссизм» (Zur Einfьhrung des Narzissmus, 1914) Фрейд распределяет все различия в выборе объекта на две главные группы; это выбор объекта по примыканию и нарциссический (см. эти термины) выбор объекта.

 

 

ВЫТЕСНЕНИЕ

 

Нем.: Verdrдngung. – Франц.: refoulement. – Англ.: repression. 6n. – Итал.: rimozione. – Португ.: recalque или recalcamento. Исп.: represion.

• А) В узком смысле слова – действие, посредством которого субъект старается устранить или удержать в бессознательном представления, связанные с влечениями (мысли, образы, воспоминания). Вытеснение возникает в тех случаях, когда удовлетворение влечения само по себе приятно, но может стать неприятным при учете других требований.

Вытеснение особенно наглядно выступает при истерии, но играет важную роль и при других душевных расстройствах, равно как и в нормальной психике. Можно считать, что это универсальный психический процесс, лежащий в основе становления бессознательного как отдельной области психики.

Б) В более широком смысле слова «вытеснение» у Фрейда иногда близко «защите»*: во‑первых, потому что вытеснение в значении А присутствует, хотя бы временно, во многих сложных защитных процессах («часть вместо целого»), а во‑вторых, потому что теоретическая модель вытеснения была для Фрейда прообразом других защитных механизмов.

• Разграничение между этими двумя значениями термина «вытеснение» предстает как нечто неизбежное, если вспомнить, как сам Фрейд в 1926 г. оценивал свое собственное использование понятий «вытеснение» и «защита»: «Я полагаю, что у нас есть основания вновь обратиться к старому термину „защита“ для обозначения любых приемов, используемых Я при конфликтах, которые могут приводить к неврозам, тогда как „вытеснением“ мы называем тот особый способ защиты, с которым нам удалось лучше всего ознакомиться в начале избранного нами исследовательского пути» (1). Все это, однако, не учитывает развития взглядов Фрейда на проблему отношения между вытеснением и защитой. По поводу этой эволюции уместно сделать следующие замечания:

1) в текстах, написанных ранее «Толкования сновидений» (Die Traumdeutung, 1920), частота употребления слов «вытеснение» и «защита» примерно одинакова. Однако лишь изредка они используются Фрейдом как вполне равнозначные, так что ошибочно было бы считать, полагаясь на это более позднее свидетельство Фрейда, что в тот период ему было известно лишь вытеснение как особый способ зашиты при истерии и что тем самым частное принималось им за общее. Прежде всего Фрейд уточнил тогда различные виды психоневроза – в зависимости от четко различных способов защит, среди которых вытеснение не упоминается. Так, в двух текстах, посвященных «Психоневрозам защиты» (1894, 1896), именно конверсия* аффекта представлена как защитный механизм при истерии, смещение аффекта – как механизм невроза навязчивых состояний, тогда как при психозе Фрейд обращает внимание на такие механизмы, как отвержение (verwerfen) (одновременно и представления, и аффекта) или же проекция. Помимо того, слово «вытеснение» иногда обозначает оторванные от сознания представления, образующие ядро отдельной группы психических явлений, – этот процесс наблюдается как при неврозах навязчивых состояний, так и при истерии (2).

Понятия защиты и вытеснения оба выходят за рамки какого‑либо отдельного психопатологического расстройства, но происходит это по‑разному. Защита с самого начала выступала как родовое понятие, обозначающее тенденцию, «… связанную с наиболее общими условиями работы психического механизма (с законом постоянства)» (За). Она может иметь как нормальные, так и патологические формы, причем в последнем случае защита предстает в виде сложных «механизмов», судьба которых в аффекте и представлении различна. Вытеснение тоже присутствует во всех видах расстройств и вовсе не является лишь защитным механизмом, присущим истерии; оно возникает потому, что каждый невроз предполагает свое бессознательное (см. этот термин), основанное как раз на вытеснении.

2) После 1900 г. термин «защита» реже используется Фрейдом, хотя и не исчезает полностью вопреки утверждению самого Фрейда («вместо защиты я стал говорить о вытеснении») (4), и сохраняет тот же самый родовой смысл. Фрейд говорит о «механизмах защиты», о «борьбе с целью защиты» и пр.

Что же касается термина «вытеснение», то он не теряет своего своеобразия и не становится понятием, обозначающим все механизмы, используемые при защитном конфликте. Фрейд, например, никогда не называл «вторичные защиты» (защиты, направленные против симптома) «вторичными вытеснениями» (5). По сути, в работе 1915 г. о вытеснении это понятие сохраняет указанное выше значение: «Его сущность – отстранение и удержание вне сознания» [определенных психических содержаний](6а). В этом смысле вытеснение иногда рассматривается Фрейдом как особый «защитный механизм» или скорее как'особая «судьба влечения», используемая в целях защиты. При истерии вытеснение играет главную роль, а при неврозе навязчивых состояний оно включается в более сложный процесс защиты (6). Следовательно, не стоит полагать, вслед за составителями Standard Edition (7), что, поскольку вытеснение присутствует в различных типах невроза, понятия вытеснения и защиты полностью равнозначны. Вытеснение возникает как один из моментов защиты при каждом расстройстве и представляет собой – в точном смысле слова – вытеснение в бессознательное.

Однако механизм вытеснения, исследованный Фрейдом на различных его этапах, – это для него прообраз других защитных операций. Так, описывая случай Шребера и выявляя особые механизмы защиты при психозе, Фрейд одновременно говорит о трех стадиях вытеснения и стремится построить его теорию. Конечно, в этом тексте путаница между вытеснением и защитой достигает наивысшего уровня, причем за этой терминологической путаницей стоят фундаментальные проблемы (см.: Проекция).

3) Отметим, наконец, что, включив вытеснение в более общую категорию защитных механизмов, Фрейд в комментариях к книге Анны Фрейд писал следующее: «Я никогда не сомневался в том, что вытеснение – это не единственный прием, посредством которого Я может осуществлять свои намерения. Однако вытеснение отличается своеобразием, поскольку оно четче отграничено от других механизмов, нежели другие механизмы друг от друга» (8).

«Теория вытеснения – это краеугольный камень, на котором зиждется все здание психоанализа» (9). Термин «вытеснение» встречается у Гербарта (10), и некоторые авторы выдвинули предположение, что Фрейд мог быть знаком с психологией Гербарта через Мейнерта (11). Однако вытеснение как клинический факт заявляет о себе уже в самых первых случаях лечения истерии. Фрейд отмечал, что пациенты не властны над теми воспоминаниями, которые, всплывая в памяти, сохраняют для них всю свою живость: «Речь шла о вещах, которые больной хотел бы забыть, непреднамеренно вытесняя их за пределы своего сознания» (12).

Как мы видим, понятие вытеснения изначально соотнесено с понятием бессознательного (само понятие вытесненного долгое время – вплоть до открытия бессознательных защит Я – было для Фрейда синонимом бессознательного). Что же касается слова «непреднамеренно», то уже в этот период (1895) Фрейд употреблял его с рядом оговорок: расщепление сознания начинается преднамеренным, интенциональным актом. По сути, вытесненные содержания ускользают от субъекта и в качестве «отдельной группы психических явлений» подчиняются своим собственным законам (первичный процесс*). Вытесненное представление – это первое «ядро кристаллизации», способное непреднамеренно притягивать к себе мучительные представления (13). В этой связи вытеснение отмечено печатью первичного процесса. В самом деле, именно это отличает его как патологическую форму защиты от такой обычной защиты, как, например, избегание (ЗЬ), отстранение. Наконец, вытеснение сразу же характеризуется как действие, предполагающее сохранение противонагрузки, и всегда остается беззащитным перед силой бессознательного желания, стремящегося вернуться в сознание и в действие (см.: Возврат вытесненного, Образование компромисса). Между 1911 и 1915 гг. Фрейд стремился построить строгую теорию процесса вытеснения, разграничивая различные его этапы. Однако это был не первый теоретический подход к проблеме. Фрейдовская теория соблазнения* – вот первая систематическая попытка понять вытеснение, причем попытка тем более интересная, что в ней описание механизма неразрывно связано с описанием объекта, а именно сексуальности.

В статье «Вытеснение» (Die Verdrдngung, 1915) Фрейд разграничивает вытеснение в широком смысле (включающем три этапа) и вытеснение в узком смысле (только второй этап). Первый этап – это «первовытеснение*» : оно относится не к влечению как таковому, но лишь к представляющим его знакам, которые недоступны сознанию и служат опорой влечений. Так создается первое бессознательное ядро как полюс притяжения вытесненных элементов.

Вытеснение в собственном смысле слова (eigentliche Verdrдngung), или, иначе говоря, «вытеснение в последействии» (Nachdrдngen), – это, таким образом, двусторонний процесс, в котором тяготение связано с отталкиванием (Abstossung), осуществляемым вышестоящей инстанцией.

Наконец, третья стадия – это «возврат вытесненного» в форме симптомов, снов, ошибочных действий и т. д. На что воздействует акт вытеснения? Не на влечение (14а), которое относится к области органического, выходя за рамки альтернативы «сознание – бессознательное», не на аффект. Аффект может претерпевать различные превращения в зависимости от вытеснения, но не может стать в строгом смысле слова бессознательным (14Ъ) (см.: Подавление). Вытеснению подвергаются только «представления как репрезента‑торы влечения» (идеи, образы и т. д.). Они связаны с первичным вытесненным материалом – либо рождаясь на его основе, либо случайно соотносясь с ним. Судьба всех этих элементов при вытеснении различна и «вполне индивидуальна»: она зависит от степени их искажения, от их удаленности от бессознательного ядра или от связанного с ними аффекта.

*

Вытеснение может рассматриваться с трех метапсихологических точек зрения:

а) с точки зрения топики, хотя в первой теории психического аппарата вытеснение описывается как преграждение доступа в сознание, Фрейд тем не менее не отождествляет вытесняющую инстанцию с сознанием. Моделью его служит цензура*. Во второй топике вытеснение выступает как защитное действие Я (отчасти бессознательное);

б) с точки зрения экономики, вытеснение предполагает сложную игру разгрузок*, перенагрузок и противонагрузок*, относящихся к репрезентаторам влечения;

в) с точки зрения динамики, самое главное – это проблема побуждений к вытеснению: почему влечение, удовлетворение которого по определению должно приносить удовольствие, порождает неудовольствие, а вследствие этого – вытеснение? (см. об этом: Зашита).

 

ЖЕЛАНИЕ

 

Нем.: Wunsch (иногда Begierde или Lust). – Франц.: dйsir. – Англ.: wish. – Исп.: deseo. – Итал.: desiderio. – Португ.: desejo.

• В фрейдовской динамике – один из полюсов защитного конфликта: бессознательное желание стремится осуществиться, опираясь, по законам первичного процесса, на знаки, связанные с первым опытом удовлетворения. На примере сновидений психоанализ показал, как желание запечатлевается в компромиссной форме симптомов.

• Во всякой общей теории человека есть основополагающие понятия, которые невозможно определить; к ним, несомненно, относится и понятие желания в концепции Фрейда. Ограничимся здесь несколькими терминологическими соображениями.

1) Отметим прежде всего, что французское слово desk не совпадает по смыслу и употреблению ни с немецким словом Wunsch, ни с английским словом wish. Wunsch – это прежде всего пожелание, сформулированное желание, тогда как dйsir предполагает вожделение, притязание (эти значения передают в немецком языке Begierde или Lust).

2) Фрейдовское понимание Wunsch яснее всего проявляется в теории сновидений, что позволяет отличить его от ряда сходных с ним понятий.

В наиболее развернутом своем определении желание связано с опытом удовлетворения (см. этот термин), вследствие которого «мнесический образ восприятия оказывается связан с мнесическим следом возбуждения, порождаемого потребностью. Как только заново возникает эта потребность, установившаяся связь порождает психический импульс к перенагрузке мнесического образа восприятия и даже к вызову самого этого восприятия, т. е. к восстановлению ситуации первичного удовлетворения; это побуждение мы и называем желанием; возникновение этого восприятия и есть „выполнение желания“ (la). Такое определение требует нескольких пояснений:

а) Фрейд не отождествляет потребность и желание: потребность порождается внутренним напряжением и удовлетворяется (Befriedigung) специфическим действием* по нахождению нужного объекта (например, пищи). Что же касается желания, то оно неразрывно связано с „мнесическими следами“: его выполнение (Erfьllung) предполагает галлюцинаторное воспроизведение восприятий, превратившихся в знаки удовлетворения этого желания (см.: Тождество восприятия). Это различие не всегда соблюдается Фрейдом; так, в некоторых текстах встречается составное слово Wunschbefriedigung.

б) Поиск объекта в реальности всецело направляется этим отношением к знакам. Именно цепочка знаков порождает фантазирование* как коррелят желания.

в) Фрейдовская концепция желания относится только к бессознательным желаниям, закрепленным с помощью устойчивых и унаследованных с детства знаков. Однако Фрейд не всегда использует понятие желания в том смысле, который подразумевается вышеприведенным определением; иногда он говорит, например, о желании спать, о предсознательных желаниях и даже порой считает результат конфликта компромиссом между „двумя исполнениями двух противонаправленных желаний, имеющих различные психические источники“ (1b).

*

Жак Лакан попытался иначе понять фрейдовское открытие, сделав его основой именно желание и выдвинув это понятие на первый план в психоаналитической теории. При таком подходе Лакан вынужден был разграничить понятия, с которыми часто путают желание, а именно понятия потребности и запроса.

Потребность нацелена на особый объект и удовлетворяется этим объектом. Запрос формулируется и обращается к другому человеку; даже там, где он устремлен на объект, это не имеет особого значения, поскольку выраженный в слове запрос – это всегда, по сути, просьба о любви.

Желание рождается в расщелине между потребностью и запросом; оно несводимо к потребности, будучи в принципе не отношением к реальному объекту, независимому от субъекта, но отношением к фантазму; однако оно несводимо и к запросу, властно навязывающему себя независимо от языка и бессознательного другого человека и требующему абсолютного признания себя другим человеком (2).

 

ЗАЩИТА

 

Нем.: Abwehr. – Франц.: dйfense. – Англ.: defence. – Исп.: defensa. – Итал.: defesa. – Португ.: defesa.

• Совокупность действий, нацеленных на уменьшение или устранение любого изменения, угрожающего цельности и устойчивости биопсихологического индивида. Поскольку эта устойчивость воплощается в Я, которое всячески стремится ее сохранить, его можно считать ставкой и действующим лицом в этих процессах.

В целом речь идет о защите от внутреннего возбуждения (влечения) и особенно от представлений (воспоминаний, фантазий), причастных к этому влечению, а также о защите от ситуаций, порождающих такое возбуждение, которое нарушает душевное равновесие и, следовательно, неприятно для Я. Подразумевается также защита от неприятных аффектов, выступающих тогда как поводы или сигналы к защите.

Защитный процесс осуществляется механизмами защиты, в большей или меньшей мере интегрированными в Я.

Будучи отмечена и пронизана влечениями, тем, против чего она в конечном счете направлена, защита подчас становится навязчивой и проявляет себя (по крайней мере отчасти) бессознательным образом.

• Возникновение собственно фрейдовской концепции психики, в отличие от взглядов его современников, было обусловлено выходом понятия защиты на первый план в истерии, а затем и вскоре в других видах психоневроза (см.: Истерия защиты). В „Исследованиях истерии“ (Studien ьber Hysterie, 1895) обнаруживается вся сложность отношений между защитой и осуществляющим ее Я. Фактически Я – это личное „пространство“, которое должно быть защищено от любого вторжения (например, от конфликтов между противона‑• правленными желаниями). Я – это также „группа представлений“, противоречащих какому‑то „несовместимому“ с ними представлению, о чем свидетельствует чувство неудовольствия. Наконец, Я – это инстанция защиты (см.: Я). В тех трудах Фрейда, где развивается понятие психоневроза защиты, всегда подчеркивается именно этот момент несовместимости того или иного представления с Я; различные формы защиты суть не что иное, как различные способы обращения с этим представлением, особенно если речь идет об отделении этого представления от связанного с ним изначально аффекта. Кроме того, как известно, Фрейд очень рано начал противопоставлять психоневрозы защиты актуальным неврозам*, или, иначе, той группе неврозов, при которых внутреннее напряжение становится из‑за отсутствия разрядки сексуального возбуждения невыносимым и проявляется в виде различных соматических симптомов. Важно, что в случае актуальных неврозов Фрейд не говорит о защите, хотя при этом обнаруживаются особые способы охраны организма и делаются попытки восстановить его равновесие. Защита у Фрейда изначально отличалась от тех (общих) мер, которые принимает организм для устранения возрастающего напряжения.

Выявляя в зависимости от вида болезни различные способы защиты в тех случаях, когда клинический опыт (ср. „Исследования истерии“) позволял восстановить различные этапы этого процесса (всплывание в памяти неприятных эмоций как побуждение к защите, группировка сопротивлений, распределение патогенного материала по различным уровням и пр.), Фрейд пытался также построить метапсихологическую теорию защиты. Эта теория с самого начала предполагала устойчивое разграничение между наплывом внешних возбуждений, от которых можно отгородиться заслоном (см.: Слой защиты от возбуждений), и внутренними возбуждениями, избавиться от которых вообще невозможно. Против этой внутренней агрессии – или, иначе говоря, против влечения – и направляются различные защитные механизмы. В „Наброске научной психологии“ (Entwurf einer Psychologie, 1895) Фрейд ставит проблему защиты двояким образом:

1) ищет истоки так называемой „первичной защиты“ в „опыте страдания“ подобно тому, как прообразом желания и Я как сдерживающей силы был „опыт удовлетворения“ – Во всяком случае, в „Наброске“ эта концепция не изложена с такой отчетливостью, как опыт удовлетворения (а).

2) Стремится отличать патологическую форму защиты от нормальной. Нормальная защита осуществляется при переживании вновь прежнего болезненного опыта; при этом Я с самого начала было призвано устранить неудовольствие посредством „побочных нагрузок“: „Когда мнесический след вновь оказывается нагруженным, вновь возникает и чувство неудовольствия, однако ведь Я уже проложило свои пути, а по опыту известно, что повторно испытываемое неудовольствие меньше прежнего, покуда в конечном счете оно не сводится к раздражению, с которым Я в состоянии справиться“ (la).

В результате такой защиты Я удается уберечься от поглощения и пропитки первичным процессом, что обычно происходит при патологических защитах. Как известно, Фрейд считал, что патологическая защита возникает как последствие зрелища сексуальной сцены: в свое время это потребовало защиты, но в воспоминании вызвало прилив внутреннего возбуждения. „Внимание обычно обращается на восприятия, порождающие неудовольствие. В данном случае речь идет не о восприятии, но о мнесическом следе, который неожиданно приводит к высвобождению неудовольствия, аЯ узнает об этом слишком поздно“ (1b). Это и объясняет, почему „… действия порождают следствия, которые мы, как правило, наблюдаем лишь в первичных процессах“ (1с).

Возникновение патологической защиты обусловлено, таким образом, приливом внутреннего возбуждения, порождающего чувство неудовольствия при отсутствии необходимых защитных навыков. Следовательно, патологическая защита порождена не силой аффекта как такового, но особыми условиями, которых мы не видим ни в случае самого мучительного восприятия, ни в случае воспоминания о нем. Эти условия, по Фрейду, наличествуют лишь в сексуальной области (см.: Последействие; Соблазнение).

*

Несмотря на все разнообразие зашит при истерии, неврозе навязчивых состояний, паранойе и пр. (см.: Защитные механизмы), двумя полюсами конфликта всегда оказываются Я и влечение. Я стремится защититься именно от внутренней угрозы. Хотя клинический опыт каждодневно подтверждает эту концепцию, она порождает теоретические проблемы, постоянно встававшие перед Фрейдом: как может разрядка влечений, которая, по определению, должна приносить удовольствие, восприниматься как неудовольствие или как угроза неудовольствия, порождая защитные действия. Психический аппарат расчленен на различные уровни, и потому удовольствие для одной психической системы может быть неудовольствием для другой (Я), однако подобное распределение ролей не объясняет, откуда берутся влечения и побуждения, несовместимые с Я. Фрейд отказывается от теоретического решения этого вопроса: он не считает, что защита вступает в действие, „…когда напряжение становится невыносимым, поскольку остается неудовлетворенным импульс влечений“ (2). Так, голод, не ведущий к насыщению, не вытесняется; каковы бы ни были „средства защиты“ организма от угрозы такого типа, речь здесь не идет о защите в психоаналитическом смысле. Ссылок на равновесие организма с внешней средой в качестве объяснения здесь недостаточно.

Какова главная опора защитных действий Я? Почему Я воспринимает как неудовольствие тот или иной импульс влечений? На этот основополагающий для психоанализа вопрос можно дать различные ответы, которые, впрочем, не обязательно исключают ДРУГ друга. Прежде всего обычно разграничиваются источники опасности, связанной с удовлетворением влечений: можно считать опасным для Я или своего рода внутренней агрессией само влечение, а можно в конечном счете связать любую опасность с реальностью внешнего мира – и тогда влечение будет опасно в той мере, в какой его удовлетворение наносит реальный ущерб. Так, в 'Торможении, симптоме, страхе» (Hemmung, Symptom und Angst, 1926) Фрейд вывел на первый план, особенно в связи с фобиями, «страх перед реальностью»* (Realangst), сочтя невротический страх перед влечениями вторичным.

Если подойти к проблеме с точки зрения той или иной концепции Я, ее решения будут различны в зависимости от того, что при этом выходит на первый план: действия Я во имя реальности, его роль представителя принципа реальности или же склонность Я к навязчивому синтезу? Быть может, Я выступает как некая форма, как внутрисубъектный ответ организма, управляемого принципом гомеостазиса? Наконец, с точки зрения динамики можно объяснить неудовольствие, связанное с влечениями, антагонизмом между влечениями и инстанциями Я, а также между двумя различными видами влечений, или, иначе, противонаправленными влечениями. Именно по этому пути пошел Фрейд в 1910–1915 гг., противопоставляя сексуальным влечениям влечения к самосохранению, или, иначе, влечения Я. Как известно, эта пара влечений была заменена в последней теории Фрейда антагонизмом между влечениями к жизни и влечениями к смерти, причем эта новая оппозиция еще меньше соответствовала игре сил в динамике конфликта*.

*

Само понятие зашиты, особенно при неограниченном его использовании, чревато недоразумениями и требует уточнений. Оно обозначает одновременно и защиту чего‑то, и самозащиту. Полезно разграничить различные параметры защиты, даже если они отчасти совпадают друг с другом: это место защиты – психическое пространство, которое оказывается под угрозой; персонаж, который осуществляет защитные действия; ее цель, например стремление сохранить или восстановить целостность и постоянство Ян избежать любого внешнего вторжения, которое причиняет субъекту неудовольствие; ее мотивы – то, что сигнализирует об угрозе и побуждает к защите (аффекты при этом сводятся к сигналам, к сигналу тревоги*); ее механизмы.

Наконец, разграничение между защитой в «стратегическом» смысле, присущем ей в психоанализе, и запретом, как он выступает, например, в Эдиповом комплексе, одновременно и подчеркивает разнородность этих двух уровней (психической структуры и структуры основоположных желаний и фантазмов), и оставляет открытой проблему их сорасчленения как в теории, так и в практике психоаналитического лечения.

а) Акцент на «опыте страдания» в противоположность опыту удовлетворения изначально парадоксален: в самом деле, почему нейронный аппарат бесконечно, вплоть до галлюцинаций, повторяет мучительный опыт страдания и вызывает тем самым возрастание заряда, если его роль заключается как раз в том, чтобы не допускать нарастания напряжения? Этот парадокс проясняется, если обратиться к тем многочисленным местам в работах Фрейда^ где речь идет о страдании как структуре и процессе. Дело в том, что физическая боль, связанная с вторжением в тело извне, с нарушением его границ, выступает как прообраз той внутренней агрессии против Я, которую несет в себе влечение. Тем самым под «опытом страдания» подразумевается не столько галлюцинаторное повторение действительно пережитого страдания, сколько возникновение – при новом переживании опыта, который вовсе не обязательно раньше был мучительным, – того «страдания», которое приносит Я страх.

 

ИНТЕЛЛЕКТУАЛИЗАЦИЯ

 

Нем.: Intellektualisierung. – Франц.: intellectualisation. – Англ.: intellectualiza‑tion. – Исп.: intelectualisacion. – Итал.: intellettualizzazione. – Португ.: intelectuali‑zaзаo.

• Процесс, посредством которого субъект стремится выразить в дискурсивном виде свои конфликты и эмоции, чтобы овладеть ими.

Этот термин чаще всего употребляется в отрицательном смысле: он обозначает главным образом преобладание в психоаналитическом курсе абстрактного умствования над переживанием и признанием аффектов и фантазий.

• Термин «интеллектуализация» у Фрейда не встречается, а в психоаналитической литературе в целом это понятие не получило сколько‑нибудь существенного теоретического развития. Одна из наиболее ясных его трактовок принадлежит Анне Фрейд; она трактовала интеллектуализацию у подростка как защитный механизм, доводящий до крайности тот нормальный процесс, в ходе которого Я стремится «овладеть влечениями, связывая их с теми или иными мыслями и сознательно играя ими…»; по Анне Фрейд, интеллектуализация – это «… одно из наиболее всеобщих, древних и необходимых достижений человеческого Я» (1).

Этот термин чаще всего обозначает сопротивление процессу лечения. Это сопротивление может быть более или менее явным, но всегда оказывается способом уклониться от выполнения основного правила.

Так, один пациент излагает свои проблемы лишь в общих рациональных категориях (например, столкнувшись с выбором в любви, он принимается рассуждать о сравнительных достоинствах брака и свободной любви). Другой пациент, толкуя о своей истории, характере, конфликтах, сразу же представляет их в виде связной конструкции, иногда даже выраженной в языке психоанализа (например, он уходит в разговоры о «сопротивлении властям» вместо обсуждения своих отношений с отцом). Наиболее тонкая форма интеллектуализации сходна с процессами, описанными К.Абрахамом в 1919 г. в работе «Об особой форме невротического сопротивления психоаналитической методике» (Ьber eine besondere Form des neurotischen Widerstandes gegen die psychoanalytische Methodik). Так, некоторые пациенты «хорошо работают» во время психоанализа: следуя основному правилу, они рассказывают о своих воспоминаниях, снах и даже эмоциональных переживаниях. Однако при этом возникает впечатление, будто все происходит по заранее заготовленной программе: они стремятся быть образцовыми пациентами и строят истолкования самостоятельно, избегая тем самым любого вторжения в собственное бессознательное, любого вмешательства психоаналитика, воспринимаемого как угроза извне. Термин «интеллектуализация» требует следующих пояснений:

1) судя по нашему последнему примеру, не всегда легко отделить сопротивление от необходимого и плодотворного этапа, связанного с поиском формы выражения и принятием уже сделанных открытий, уже предложенных истолкований (см.: Проработка).

2) Термин «интеллектуализация» соотнесен со взятым из психологии «способностей» противопоставлением между интеллектуальным и аффективным. Отказ от интеллектуализации может привести к преувеличению роли «аффективных переживаний» в психоанализе, к путанице между психоаналитическим и катартическим методом. Фенихель показывает четкую противоположность этих двух способов сопротивления: «В одном случае пациент всегда разумен и отказывается иметь дело с особой логикой эмоций; […] в другом случае пациент непрестанно погружается в смутный мир эмоций, не будучи в состоянии от них освободиться […]» (2).

*

Интеллектуализацию можно сопоставить с другими механизмами, описанными в психоанализе, и прежде всего с рационализацией*. Одна из главных целей интеллектуализации – отстранение от аффектов, их нейтрализация. Рационализация предполагает иное – она не требует избегать аффектов, но приписывает им скорее «вероятностные», нежели истинные, побуждения, дает им рациональные или идеальные обоснования (например, садистское поведение во время войны может обосновываться ситуацией борьбы, любовью к родине и пр.).

 

 

ИНТЕРИОРИЗАЦИЯ

 

Нем.: Verinnerlichung. – Франц.: intйriorisation. – Англ.: internalization. – Исп.: interiorisaciцn. – Итал.: interiorizzazione. – Португ.: interiorizaзвo.

• А) Термин, обычно используемый как синоним интроекции*.

Б) В более узком смысле слова – процесс, посредством которого межличностные отношения преобразуются во внутриличностные (интериоризация конфликта, запрета и пр.).

• Это понятие часто используется в психоанализе. Обычно (ср. у последователей М. Кляйн) оно осмысляется в духе понятия интроекции, т. е. фантазматического перехода от объекта – «хорошего» или «плохого», цельного или частичного – внутрь субъекта.

В более узком смысле говорят об интериоризации применительно к отношениям: когда, например, властные отношения между отцом и ребенком трактуются как интериоризация отношений Сверх‑Я к Я. Этот процесс предполагает структурное расчленение психики, позволяющее переживать эти отношения и конфликты на внутрипсихическом уровне. Интериоризация, таким образом, соотносима с фрейдовскими топиками, особенно со второй теорией психического аппарата.

С целью терминологической точности мы различаем в нашем определении смысл А и смысл Б. На самом же деле они тесно связаны: можно, например, сказать, что. в период угасания Эдипова комплекса субъект интроецирует отцовское имаго и интерио‑ризирует конфликт с отцом, связанный с борьбой за власть.

 

ИНТРОЕКЦИЯ

 

Нем.: Introjektion. – Франц.: mtrojection. – Англ.: introjecьon. – Исп.: introy‑ecciфn. – Итал.: introezione. – Португ.: intrqjeзаo.

• Процесс, выявляемый в ходе психоаналитического исследования: субъект в процессе фантазирования переходит «извне» «внутрь» объектов и качеств, присущих этим объектам.

Интроекция близка поглощению, инкорпорации, как своему телесному прообразу, однако в отличие от инкорпорации она не всегда соблюдает телесные границы субъекта (интроекция в Я, в идеальное Я и т. д.).

Интроекция связана с (само)отождествлением.

• Термин «интроекция» был введен Ш. Ференци по контрасту с «проекцией». В «Интроекции и трансфере» (Introjektion und Ьbertragung, 1909) он писал: «Если параноик выносит неприятные побуждения за пределы своего Я, то невротик, напротив, включает в Я как можно большую часть внешнего мира, превращая его в объект бессознательного фантазирования. По контрасту с проекцией этот процесс можно назвать интроекцией» (la). Из этой статьи, однако, нелегко извлечь строгое определение понятия интроекции, так как Ференци понимает его в широком смысле – как «страсть к трансферу», приводящую невротика к «ослаблению его свободно парящих аффектов путем расширения круга интересов» (1b). Он называет интроекцией тип поведения (главным образом у истериков), который вполне можно было бы назвать и проекцией.

Фрейд использует понятие интроекции, четко противопоставляя его проекции. Наиболее ясен в этом смысле текст «Влечения и судьбы влечений» (Triebe und Triebschicksale, 1915), где рассматривается происхождение противопоставления субъекта (Я) объекту (внешнему миру) в связи с противопоставлением удовольствия неудовольствию: «Я – удовольствие в чистом виде строится посредством интроекции всего того, что порождает удовольствие, и проекции вовне всего того, что приносит неудовольствие» (см.: Я‑ удовольствие, Я – реальность). Это противопоставление мы находим в «Отрицании» (Die Verneinung, 1925): «… изначальное Я – удовольствие стремится… интроецировать все хорошее и исторгнуть из себя все дурное» (2а).

Интроекция связана с оральной инкорпорацией. Эти два термина часто использовались Фрейдом и другими авторами как синонимичные. Фрейд считал, что противопоставление интроекция – проекция поначалу возникло на оральном уровне и лишь позднее приобрело более общее значение. Этот процесс «…находит свое выражение на уровне самых древних оральных влечений: я хочу это съесть или я хочу это выплюнуть, или в более обобщенной форме: я хочу ввести в себя одно и исторгнуть из себя – другое» (2b).

Необходимо сохранить различие между поглощением и интроекцией, подразумеваемое в приведенном отрывке. В психоанализе прообраз всякого разграничения между внутренним и внешним – это граница тела; именно с этой телесной оболочкой явным образом связан процесс инкорпорации. Понятие интроекции имеет более широкий смысл: речь идет не только о том, что находится внутри тела, но и о том, что находится внутри психического аппарата, инстанции и пр. Именно в этом смысле можно говорить об интроекции Я, об Идеал‑Я пр.

Интроекция была впервые обнаружена Фрейдом при изучении меланхолии (3), а затем приобрела более общий смысл (4). Это понятие приводит к обновлению фрейдовской теории (само)отождествления*.

Сохраняя след своего телесного прообраза, интроекция выражается в фантазировании по поводу объектов, как частичных, так и цельных. Кроме того, это понятие играет важную роль у таких авторов, как Абрахам и особенно М.Кляйн, которые стремились описать фантазматические переходы между «хорошими» и «плохими» объектами (интроекция, проекция, новая интроекция). Эти авторы имели в виду прежде всего интроецированные объекты; представляется, что это понятие и в самом деле следует употреблять лишь в тех случаях, когда речь идет об объектах или их качествах. В строгом смысле слова нельзя говорить, как иногда случалось Фрейду, об «интроекции агрессивности» (3); в подобных случаях более уместно выражение «обращение на себя»*.

 

КОНФЛИКТ ПСИХИЧЕСКИЙ

 

Нем.: psychischer Konflikt. – Франц.: conflit psychique. – Англ.: psychical conflict. – Исп.: conflicto psiquico. – Итал.: conflitto psichico. – Португ.: conflito psiquico.

• Психоаналитический конфликт – это противоположность противоречивых требований внутри субъекта. Конфликт может быть явным (например, конфликт между желанием и нравственным требованием или между двумя противоречивыми требованиями) или же скрытым. В последнем случае конфликт искаженно выражается в явном конфликте, прежде всего в симптомах, нарушениях поведения, в трудностях характера и пр. Психоанализ считает конфликт основой человеческого существа, причем в различных смыслах: это конфликт между желаниями и защитой, конфликт между различными системами или инстанциями, наконец, Эдипов конфликт, при котором происходит не только взаимное столкновение желаний, но также и их столкновение с запретом.

• Психоанализ с самого начала столкнулся с психическим конфликтом, который стал главным понятием теории неврозов. В «Исследованиях истерии» (Studien ьber Hysterie, 1895) ярко показано, что приближение в ходе лечения к патогенным воспоминаниям каждый раз усиливает сопротивление (см.: Сопротивление) пациента, или, иначе, его внутреннюю защиту от «неприемлемых» (unvertrдglich) представлений. Начиная с 1895–1896 гг. эти защитные механизмы выступают как главная причина возникновения истерии (см.: Истерия защиты), а также других «психоневрозов» (так называемых «психоневрозов защиты»). Невротический симптом оказывается результатом компромисса* между двумя группами представлений, действующими как противонаправленные силы, обе – весомые и давящие: «… описываемый здесь процесс – конфликт, вытеснение, замещение, приводящее к компромиссу, – вновь возникает в психоневротических симптомах» (1). В еще более широком смысле этот процесс проявляется в снах, ошибочных действиях, маскирующих воспоминаниях и пр.

Хотя конфликт как безусловная основа психоаналитического опыта вполне доступен клиническому описанию, построить его метапсихологическую теорию очень нелегко. На протяжении всего творчества Фрейда проблема предельного обоснования конфликта решалась по‑разному. Прежде всего конфликт можно изучать на двух различных уровнях: на уровне топики* – это конфликт между системами и инстанциями, а на уровне экономики и динамики – конфликт между влечениями. Для Фрейда важнее второй тип объяснения, хотя сорасчленение этих двух уровней установить в общем не просто, поскольку та или иная психическая инстанция, принимающая участие в конфликте, не обязательно соответствует особому типу влечений.

В рамках первой метапсихологической теории конфликт предстает, с точки зрения топики, как противопоставление систем бессознательного и Предсознания‑Сознания, разделенных цензурой*: это противопоставление соотносится с антитезой принципа удовольствия и принципа реальности, при которой принцип реальности стремится к господству над принципом удовольствия. В этот период две главные противоборствующие силы для Фрейда – это сексуальность* и инстанция вытеснения, представляющая, в частности, этические и эстетические побуждения личности. Поводом к вытеснению оказываются особые свойства сексуальных представлений, их несовместимость с Я*, вызывающая его неудовольствие. Лишь много позже Фрейд стал выяснять, какие влечения лежат в основе вытеснения. В психическом конфликте он обнаруживал дуализм сексуальных влечений* и влечений к самосохранению* (или, иначе, влечений Я). «… С психоаналитической точки зрения, приходится признать, что одни представления вступают в конфликт с другими, более сильными представлениями (мы обобщенно обозначаем их понятием Я, которое, стало быть, строится по‑разному в зависимости от ситуации) и, следовательно, подвергаются вытеснению. Откуда берется эта несовместимость между Я и некоторыми группами представлений – ведь она‑то и порождает вытеснение? […] Мы обнаружили роль влечений на уровне представлений: оказалось, что каждое влечение стремится к господству и опирается лишь на те представления, которые соответствуют его целям. Эти влечения не всегда друг с другом совместимы и подчас приводят к конфликту интересов. В противоположных представлениях часто выражается конфликт между различными влечениями…» (2). Очевидно, что даже на этом этапе фрейдовской мысли, когда выявляется соответствие между защитными механизмами Я и определенным типом влечений, главное противопоставление Голод‑Любовь находит свое выражение в конфликте лишь через ряд посредствующих звеньев, трудно доступных выявлению.

Впоследствии, во второй топике, представлена развернутая модель личности, более близкая к конкретным конфликтам как между различными инстанциями, так и внутри той или иной инстанции (например, в структуре Сверх‑Я – это конфликт между отцовским и материнским полюсами идентификации).

Новый фрейдовский дуализм – между влечениями к жизни* и влечениями к смерти* – был мощным противопоставлением, казалось бы, способным стать основой теории конфликтов. Однако мы и здесь далеки от подлинного соответствия между уровнем предельных начал (Эроса и влечения к смерти) и конкретной динамикой конфликта (см.: Влечения к смерти). Однако этот новый дуализм вносит изменения в понятие конфликта:

1) все яснее видно, что в основе различных инстанций лежат те или иные влечения (например, Фрейд говорит о садизме Сверх‑Я), причем речь может идти не об одном, а о нескольких влечениях;

2) большинство конфликтных противопоставлений, выявленных Фрейдом в клиническом опыте, связано с влечениями к жизни: «…противоположность между влечениями к самосохранению и влечениями к сохранению рода, а также противоположность любви и вражды – обе включены внутрь Эроса» (За);

3) что касается влечения к смерти, то оно подчас трактуется Фрейдом не столько как одна из конфликтующих сил, сколько как сам его принцип конфликта – это вражда (neikos), противопоставленная уже у Эмпедокла – любви (filia).

Именно на этом пути Фрейд уточняет «тенденцию к конфликту» – это переменно действующий фактор, наличие которого превращает присущую человеку бисексуальность в конфликт непримиримых требований, а отсутствие – позволяет установить равновесие между гомосексуальными и гетеросексуальными тенденциями.

Сходным образом можно истолковать понятие соединения влечений у Фрейда. Оно обозначает не только различные пропорции при соединении сексуальности с агрессивностью, поскольку влечение к смерти и само по себе может привести к разъединению (см.: Соединение – Разъединение влечений).

*

При общем взгляде на развитие представлений о конфликте у Фрейда нас поражает, с одной стороны, постоянное стремление Фрейда свести конфликт в конечном счете к неразрешимому дуализму двух противонаправленных мифических начал; с другой стороны, то, что одним из полюсов конфликта всегда оказывается сексуальность*, а другой полюс может меняться («Я», «влечения Я », «влечения к смерти»). Начиная с самых ранних своих работ (см. Соблазнение) вплоть до «Очерка психоанализа» (Abriss der Psychoanalyse, 1938) Фрейд настаивал на внутренней связи между сексуальностью и конфликтом. Конечно, можно придумать абстрактную теоретическую модель этой взаимосвязи, применимую к «любому требованию влечений», однако «наблюдение неизменно свидетельствует о том, что патогенные возбуждения проистекают из частичных сексуальных влечений» (Зb). Каково итоговое теоретическое обоснование ведущей роли сексуальности в конфликте? Эта проблема не получила у Фрейда своего разрешения, хотя на различных этапах творчества он указывал на те или иные черты человеческой сексуальности, свидетельствующие о том, что «слабое место организации Я – это его отношение к сексуальной функции» (Зс).

Углубленное рассмотрение проблемы психического конфликта неизбежно привело психоанализ к ядру субъективных конфликтов – Эдипову комплексу*. В нем конфликт, еще не успевший стать защитным, уже записан на досубъектном уровне как диалектическая и изначальная связь желания и запрета.

Эдипов комплекс как неоспоримый и фундаментальный факт, формирующий все внутрипсихическое поле ребенка, лежит в основе различных проявлений защитного конфликта (например, отношения Я к Сверх‑Я). Более того, если считать Эдипов комплекс структурой, в которой субъект призван найти свое место, то конфликт в нем присутствует изначально, еще до всякой игры влечений и защит, в которой строится защитный конфликт, свойственный каждому индивиду.

 

 

ЛИБИДО

 

• Энергия, которую Фрейд считает подосновой всех преобразований сексуального влечения в том, что касается его объекта (смещение энергетических нагрузок), его цели (например, сублимация) и источника сексуального возбуждения (разнообразие эрогенных зон).

У Юнга понятие «либидо» используется в расширенном смысле и означает «психическую энергию» как таковую, присутствующую во всем, что «устремляется к чему‑либо» (лат. impetus).

• Слово «либидо» означает по‑латыни «желание». Фрейд утверждает, что заимствовал его у А.Молля (Untersuchungen ьber die Libido sexualis, vol.I, 1898). Оно многократно встречается в письмах и рукописях, посланных Флиссу, – впервые в Рукописи Е, написанной, по‑видимому, в июне 1894 г.

Дать удовлетворительное определение либидо нелегко не только потому, что теория либидо развивалась параллельно с различными этапами теории влечений, но и потому, что само это понятие далеко не однозначно (а). Во всяком случае, Фрейд всегда подчеркивал две особенности влечений:

1) с точки зрения качественной, либидо, вопреки желанию Юнга, нельзя свести к психической энергии как таковой. Если эта энергия и может быть «десексуализирована», особенно при нарциссических нагрузках, то это лишь вторичный процесс, связанный с отказом от собственно сексуальной цели.

Кроме того, либидо у Фрейда – это вовсе не все поле влечений целиком. Поначалу оно противопоставлялось влечениям к самосохранению*. Но когда в конечном счете вся область влечений предстала у Фрейда как либидинальная по своей природе, тогда противопоставление сместилось, превратившись в противопоставление между влечениями либидо и влечениями к смерти. Юнговский монизм был чужд Фрейду, постоянно подчеркивавшему сексуальный характер влечения.

2) Либидо упрочивается как понятие количественное: оно «…позволяет измерять процессы и преобразования сексуального возбуждения» (la). «Его возникновение, его возрастание и убывание, распределение и перемещение позволяют нам объяснять психосексуальные явления» (1b).

Обе эти характеристики подчеркиваются в нижеследующем определении Фрейда: «Слово „либидо“ взято из теории аффектов. Оно обозначает количественную (хотя в данный момент и недоступную измерению) сторону энергии влечений, связанных с тем, что понимается под словом „любовь“» (2).

Поскольку сексуальное влечение расположено на границе между телесным и психическим, либидо есть не что иное, как его психический аспект, или, иначе, «динамическое проявление сексуального влечения в душевной жизни» (3). В первых сочинениях Фрейда о неврозе страха* (1896) понятие «либидо» обозначало энергию, отличную от соматического сексуального возбуждения: нехватка психического либидо приводит к возрастанию напряжения на соматическом уровне и непосредственно, без всякой психической обработки, порождает симптомы. При «отсутствии некоторых психических условий» (4) внутреннее сексуальное возбуждение выходит из‑под контроля; возникающее при этом напряжение не может плодотворно использоваться психикой и между психическим и соматическим возникает разрыв, порождающий состояние тревоги.

В первом издании «Трех очерков. по теории сексуальности» (Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie, 1905) либидо, которое относится к любви так же, как голод к пищевому инстинкту, предстает как нечто подобное сексуальному желанию, нацеленному на удовлетворение, и позволяет проследить различные его превращения: правда, при этом речь идет лишь об объектном либидо, которое сосредоточивается, фиксируется на объектах или же оставляет их, переходя с одного объекта на другой.

Поскольку сексуальное влечение осуществляет давление, Фрейд определяет либидо как энергию этого влечения. Именно этот количественный аспект преобладает и в более поздней «теории либидо» с ее опорой на понятия нарциссизма и Я – либидо.

Понятие Я – либидо легло в основу обобщенной картины либидинальной экономии, которая включила в себя всю область взаимодействий между нагрузками и противонагрузками, приглушив тем самым субъективный смысл понятия «либидо»; Фрейд и сам считал, что теория либидо стала при этом отвлеченной и умозрительной. Быть может, вводя в работе «По ту сторону принципа удовольствия» (Jenseits des Lustprinzips, 1920) понятие Эроса* как основы влечений к жизни, как стремления организмов сохранять целостность живой субстанции и создавать новые единства, Фрейд стремился восстановить в этом биологическом мифе то субъективное, качественное измерение, которое поначалу было присуще понятию (либидо).

 

МЕТАПСИХОЛОГИЯ

 

Нем.: Metapsychologie. – Франц.: mйtapsychologie. – Англ.: metapsychology. – Исп.: metapsicologia. – Итал.: metapsicologia. – Португ.: metapsicologia.

• Термин, которым Фрейд обозначает теоретические аспекты основанной им психологии. Метапсихология разрабатывает совокупность концептуальных моделей, более или менее удаленных от опыта, например изобретает идею психического аппарата, подрасчлененного на несколько инстанций, теорию влечений, концепцию процесса вытеснения и т. д.

Метапсихология включает три плана рассмотрения явлений: динамику, топику и экономику.

• Термин «метапсихология» иногда встречается в письмах Фрейда В. Флиссу. Это слово выражает своеобразие фрейдовской попытки построения психологии, ведущей, в отличие от традиционных психологии сознания, «по ту сторону сознания» (la). Нельзя не отметить аналогию между терминами «метапсихология» и «метафизика» – у Фрейда, по‑видимому, преднамеренную. Ведь о своем философском призвании он писал: «Я надеюсь, что ты со вниманием отнесешься к некоторым метапсихологическим проблемам […]. В молодости я стремился лишь к философскому познанию, и теперь я могу, переходя от медицины к психологии, приблизиться к этой цели» (1b).

Однако размышления Фрейда об отношениях между метафизикой и метапсихологией выходят за рамки простого сходства, поскольку метапсихология, например, определяется как научная попытка перестроить «метафизические» конструкции. Фрейд видел в этих конструкциях (подобно суевериям или паранояльному бреду) проекцию на внешний мир того, что на самом деле присуще бессознательному: «… большая часть мифологической картины мира, вплоть до самых современных религий, есть не что иное, как проекция психологии на внешний мир. Неясное осознание (или, иначе, эндопсихическое восприятие) психических факторов и бессознательных процессов отображается […] в построении сверхчувственной реальности, которую наука призвана преобразовать в психологию бессознательного […]. Можно было бы попытаться перестроить метафизику в метапсихологию» (2).

Впоследствии Фрейд вновь обратился к термину «метапсихология», стремясь дать ему точное определение: «Я называю метапсихологическим представлением (Darstellung) […] описание психического процесса в его динамических, топических и экономических отношениях» (3,а). Должны ли мы считать ме‑тапсихологическими все теоретические исследования, где используются понятия и гипотезы, относящиеся к этим трем регистрам? Или, быть может, следует называть метапсихологическими те основополагающие тексты, в которых разрабатываются или объясняются главные гипотезы психоаналитической психологии – ее «принципы» (Prinzipien), «основные понятия» (Grundbegriffe), теоретические «модели» (Darstellungen, Fiktionen, Vorbilder)? У Фрейда есть несколько метапсихологических текстов, которые вехами размечают все его творчество; прежде всего это «Набросок научной психологии» (Entwurf einer Psychologie, 1895), глава VII из «Толкования сновидений» (Die Traumdeutung, 1900), «О двух принципах функционирования психики» (Formulierungen ьber die zwei Prinzipien des psychisches Geschehens, 1911), «По ту сторону принципа удовольствия» (Jenseits des Lustprinzips, 1920), «ЯиОно» (Das Ich und das Es, 1923), «Очерк психоанализа» (Abriss der Psychoanalyse, 1938). Наконец, в 1915 r. Фрейд задумал и отчасти написал «Подготовительные материалы к метапсихологии» (Zur Vorbereitung einer Metapsychologie), стремясь «…прояснить и углубить теоретические гипотезы, которые можно было бы положить в основу психоаналитической системы» (4, Я).

 

 

МЕХАНИЗМЫ ЗАЩИТЫ

 

Нем.: Abwehimechanismen. – Франц.: mechanismes de defence. – Англ.: mechanisms of defence. – Исп.: mйcanismes de defensa. – Итал.: meccanismi di difesa. – Португ.: mecanismos de defesa.

• Различные типы операций, характерные для психологической защиты. Основные механизмы различаются по типу возникающего душевного расстройства, по зависимости от той или иной генетической стадии, по степени обработки защитного конфликта и пр.

Принято считать, что защитными действиями руководит Я, однако, с теоретической точки зрения, неясно, всегда ли включение защитных механизмов требует опоры на сформировавшееся Я.

• Поначалу понятие механизма обозначало у Фрейда особые сцепления психических явлений, способные стать объектом наблюдения и научного исследования – ср. подзаголовок «Предварительного сообщения» (Vorlдufige Mitteilung, 1893) Брейера и Фрейда – «О психическом механизме истерических явлений» (Ьber den psychischen Mechanismus hysterischer Phдnomene).

В период, связанный с разработкой понятия защиты как основы истерических явлений (см.: Истерия защиты), Фрейд пытался одновременно уточнить роль защиты в других психоневротических расстройствах: «…различные невротические расстройства обусловлены действиями Я, его стремлением освободиться от [своей] несовместимости [с тем или иным представлением]» (1).

В «Дальнейших замечаниях о психоневрозах защиты» (Weitere Bemerkungen ьber die Abwehr‑Neuropsychosen, 1896) Фрейд разграничивает механизмы истерической конверсии, навязчивого замещения, параноидной проекции.

Понятие «механизм» периодически возникает на протяжении всего творчества Фрейда. Например, в метапсихологических сочинениях 1915 г. понятие «защитного механизма» употребляется в двух различных смыслах: оно обозначает либо всю совокупность защитных процессов, свойственных тому или иному неврозу (2), либо использование той или иной «судьбы влечения» (например, вытеснения, обращения на себя, обращения в свою противоположность (3)) с целью защиты.

В «Торможении, симптоме, страхе» (Hemmung, Symptom und Angst, 1926) «возрождение старого понятия защиты» (4а) обосновывается у Фрейда ссылкой на необходимость более широкого понятия, включающего в себя наряду с вытеснением и другие «методы защиты». При этом подчеркивается возможность установления «тесной внутренней связи между отдельными формами защиты и определенными видами расстройств» и высказывается предположение о том, что «психический аппарат – еще до четкого разграничения между Я и Оно, до образования Сверх‑Я – уже использует методы защиты, отличные от тех, что свойственны более высоким стадиям организации» (4Ь).

Хотя сам Фрейд, по‑видимому, недооценивал наличие подобных мыслей в своих ранних сочинениях, несомненно, что после 1926 г. изучение защитных механизмов стало важной темой психоаналитического исследования, особенно в работах Анны Фрейд. На конкретных примерах она показала разнообразие, сложность, пределы применения защитных механизмов, подчеркивая, что для защиты могут использоваться весьма различные виды действий (фантазирование, интеллектуальная деятельность), что защита может направляться не только против влечений, но и против всего того, что вызывает тревогу (эмоции, некоторые особые ситуации, требования Сверх‑Я и пр.). Не претендуя на исчерпывающий и систематический подход, Анна Фрейд перечисляет следующие защитные механизмы: вытеснение*, регрессия*, реактивное образование*, изоляция*, отмена некогда бывшего*, проекция*, интро‑екция*, обращение на себя*, обращение в свою противоположность*, сублимация*.

Существуют и другие приемы защиты. В этой связи Анна Фрейд называла также отрицание посредством фантазирования, идеализацию*, идентификацию с агрессором* и пр. М. Кляйн описывала в качестве простейших видов защиты расщепление объекта*, проективное (само)отождествление*, отказ от психической реальности, претензию на всевластие над объектами и пр.

*

Более широкое употребление понятия защитного механизма порождает ряд проблем. Можно ли назвать операциональным понятие, которое объединяет столь различные действия, как, скажем, рационализация*, основанная на сложных интеллектуальных механизмах, и обращение на себя* в качестве «судьбы» влечения, которое называют одним и тем же словом, и собственно навязчивое поведение (например, отмена некогда бывшего), и поиск средств «отработки», допускающий некоторые виды сублимации (см.: Механизмы отработки)?

Говоря о «механизмах защиты Я», многие авторы обращают внимание на важные различия: «Наряду с такими приемами, как изоляция, отмена некогда бывшего, мы находим здесь и процессы, связанные с влечениями, такие, как регрессия, обращение в свою противоположность, обращение на себя» (5а). Но тогда необходимо показать, что один и тот же процесс развертывается на разных уровнях: например, интроекция, которая поначалу выступает как особое отношение влечения к своему объекту, находит свой телесный прообраз в инкорпорации и может вторично использоваться Я в процессе защиты (ср. маниакальная защита).

Нельзя упустить из виду и другое важнейшее теоретическое разграничение – то, что выделяет вытеснение среди всех других видов защиты. Фрейд неустанно подчеркивал эту особенность и Даже утверждал, что вытеснение есть лишь разновидность защиты (6). И дело здесь, по мнению Анны Фрейд, не в том, что вытесение – это, по сути, постоянная противонагрузка, «наиболее эффективный и одновременно наиболее опасный механизм защиты», но в том, что именно вытеснение создает бессознательное как таковое (см.:Вытеснение).

Было бы неверно, положив в основу теории понятие защиты Я, противопоставить ему требования чистого влечения, принципиально чуждого всякой диалектике: «Если бы не давление Я или представляемых им внешних сил с их требованиями, судьба всех влечений сводилась бы лишь к одному – к удовлетворению» (5b).

При таком подходе влечение оказалось бы всецело положительной силой, лишенной каких‑либо следов запрета. Но разве механизмы первичного процесса – смещение, сгущение и пр., – предполагающие упорядоченную игру влечений, не противоречат такому пониманию?

 

НАГРУЗКА

 

Нем.: Besetzung. – Франц.: investissement. – Англ.: cathexis. – Исп.: catga. – Итал.: carica или investimento. – Португ.: carga или investimento.

• Экономическое понятие: приложение некоторой психической энергии к представлению или группе представлений, к части тела, к предмету и пр.

• На французский язык принято переводить Besetzung как «investissement» (иногда – «occupation»). По этому поводу необходимо отметить следующее. Немецкий глагол besetzen имеет много значений, среди которых – занятие места или в военном смысле – оккупация города, страны (франц. occuper). По‑французски слово investissement означает, с одной стороны, в языке военного дела, факт окружения, оцепления (а вовсе не занятия) места, а в финансовом языке – вложение капитала в предприятие (именно этот последний смысл теперь преобладает в обыденном языковом сознании). Таким образом, немецкий и французский термины не вполне соответствуют друг другу: французский термин побуждает к сопоставлению «экономики» во фрейдовском смысле с тем, о чем идет речь в собственно экономической науке.

Термин Besetzung употреблялся Фрейдом постоянно, хотя его значение и роль менялись на различных этапах фрейдовской мысли.

Он появился в 1895 г. в «Исследованиях истерии» [Studien ьber Hysterie] и в «Наброске научной психологии» [Entwurf einer Psychologie], однако такие близкие ему понятия, как «сумма возбуждения», «аффективная ценность», употреблялись и раньше (1893,1894). Так, в предисловии к работе Бернгейма «Внушение и его терапевтическое применение» (Die Suggestion und ihre Heilwirkung, 1888–1889) Фрейд говорил о перемещении очагов возбудимости в нервной системе (Verschiebungen von Erregbarkeit im Nervensystem). Эта гипотеза имеет одновременно и клинические, и теоретические истоки.

С клинической точки зрения, лечение неврозов, особенно истерии, привело Фрейда к мысли о фундаментальном различии между «представлениями» и «квантом аффекта»* как нагрузкой этих представлений. Именно поэтому воспоминание о важном событии в истории пациента может восприниматься безразлично, а неприятный или даже мучительный опыт может связываться с вполне нейтральным событием, а вовсе не с тем, которое изначально породило неудовольствие (смещение, «ложная связь»). В «Очерках об истерии» Фрейд описывал процесс лечения как процесс восстановления связи между различными представлениями, а тем самым и восстановления отношения между воспоминанием о событии‑травме и аффектом – процесс, в результате которого происходит аффективная разрядка (отреагирование). Вместе с тем исчезновение соматических симптомов при истерии совпадает с выявлением вытесненного аффективного опыта, и потому можно предположить, что возникновение симптома связано с превращением психической энергии в «энергию иннервации».

Все эти факты, в особенности связанные с конверсией*, основаны на принципе сохранения нервной энергии, способной принимать различные формы. Эта концепция последовательно проводится в «Наброске научной психологии», где функционирование нервного аппарата представлено через энергетические изменения внутри нейронной системы. В этом тексте слово Besetzimg обозначает как действие, связанное с нагрузкой или зарядом нейрона (или системы нейронов), так и его результат, т. е. величину этой энергетической нагрузки, в особенности – покоящейся энергии (1).

В дальнейшем Фрейд отказался от неврологических схем, связав понятие энергетической нагрузки с действием «психического аппарата»*. Так, в «Толковании сновидений» (Die Traumdeutung, 1900) показано распределение энергетической нагрузки между различными психическими системами. Так, система бессознательного основана на разрядке накопившегося возбуждения; система предсознания нацелена на торможение этого процесса, недопущение непосредственной разрядки и предполагает вложение небольших количеств энергии в деятельность мысли, направленной на изучение внешнего мира: «я утверждаю, что в целях эффективности вторая система удерживает большую часть энергетической нагрузки в состоянии покоя и динамически использует лишь малую ее часть» (2а) (см.: Энергия свободная – Энергия связанная).

Во всяком случае, очевидно, что пересмотр тезисов «Наброска научной психологии» вовсе не означает, что Фрейд полностью отказался от понятия нервной энергии. «При серьезном подходе к этому вопросу, – отмечает Фрейд, – следовало бы искать физические аналогии, пролагая путь представлению движения как процесса возбуждения нейронов» (2b).

Разработка понятия влечения дает ответ на вопрос, не решенный в рамках экономических представлений «Толкования сновидений»: энергетическая нагрузка есть не что иное, как энергия влечений, которая порождается внутренними источниками и постоянно побуждает психику к преобразованиям. Именно поэтому «либидинальная нагрузка» – это не что иное, как нагруженность энергией сексуальных влечений. Во второй теории психического аппарата источником всех нагрузок становится Оно – полюс влечений в личности. Из этого источника черпают энергию все другие психические инстанции.

Понятие нагрузки, как, впрочем, и «большинство других экономических понятий, составляет часть концептуального аппарата Фрейда, но не получает строгой теоретической разработки.

Это относится и к тем понятиям, которые были заимствованы „молодым Фрейдом“ у повлиявших на него нейрофизиологов (Брюкке, Мейнерти пр.). Отсюда – затруднения читателя, который ищет у Фрейда ответа на ряд вопросов:

1) в самом употреблении понятия нагрузки есть двусмысленность, которая не устраняется психоаналитической теорией. Чаще всего оно имеет метафорический смысл, обозначая аналогию между работой психики и функционированием нервного аппарата, рассматриваемым с энергетической точки зрения.

Когда речь идет о нагрузке представления, психологические операции определяются в языке, упорно порождающем аналогию между физическим механизмом и психической нагруженностью (нагрузка нейрона или, например, энграммы). Напротив, когда речь вдет о нагрузке объекта в противоположность нагрузке представления, понятие психического аппарата как закрытой системы, построенной по аналогии с нервной системой, уже не может служить нам опорой. Так, можно говорить о заряде представления, о том, что его судьба зависит от изменения этого заряда, тогда как нагрузка реального объекта, имеющего независимое существование, не может иметь такого „реалистического“ смысла. Неясность обнаруживается и в таком понятии, как „интроверсия“ (переход от нагрузки реального объекта к нагрузке воображаемого, внутрипсихического объекта): помыслить идею сохранения энергии при таком переносе довольно трудно.

Некоторым психоаналитикам кажется, что использование таких понятий, как „нагрузка“, дает им, хотя бы в принципе, объективную гарантию связи между динамической психологией и нейрофизиологией. В самом деле, говоря о „нагрузке органа“, „нагрузке перцептивного аппарата“, мы думаем, будто этот нейрофизиологический язык обеспечивает переход от психоаналитических теорий к нейрофизиологическим. На самом же деле речь вдет здесь не о переходе, а всего лишь о переносе нейрофизиологической теории на другую область.

2) Другая сложность возникает при попытках связать понятие нагрузки с понятиями фрейдовской топики. С одной стороны, считается, что любая энергетическая нагрузка порождается влечениями; с другой стороны, однако, говорят о том, что каждая психическая система имеет свою особую нагрузку. Эта трудность проявляется особенно ярко в случае так называемой бессознательной нагрузки. В самом деле, если считать, что эта нагрузка имеет либидинальную природу, она предстанет как сила, подталкивающая нагруженные энергией представления к осознанию и движению. Правда, Фрейд нередко говорит о бессознательной нагрузке как о связующей силе, присущей системе бессознательного и способной притягивать к нему представления: особенно велика роль этой силы в процессе вытеснения. Возникает впечатление, что термин „нагрузка“ обозначает разнородные понятия (3).

3) Можно ли ограничить понятие нагрузки у Фрейда областью экономики? У Фрейда оно означает положительную нагрузку объекта или представления. Однако разве это понятие не имеет более широкого смысла на уровне описания и клинического опыта? В личном мире субъекта вещи и представления обладают значениями, упорядочивающими все поле восприятия и поведения. С одной стороны, эти значения могут быть столь различными, что даже помыслить возможность их взаимозаменяемости невозможно. С другой стороны, оказывается, что некоторые объекты, обладающие для субъекта значениями, оказываются носителями не положительной, а отрицательной нагрузки: например, объект страха (фобический объект) вовсе не лишен нагрузки – напротив, он сильно „нагружен“ как то‑чего‑следует‑избегать.

Иногда возникает желание отказаться от этого „экономического“ языка и перевести фрейдовское понятие нагрузки в план феноменологии с ее излюбленными понятиями – интенциональности, объекта‑ценности и пр. К тому же научный язык Фрейда подчас подкрепляет такую точку зрения. Например, в написанной по‑французски статье „Некоторые соображения к сравнительному изучению двигательных параличей органического и истерического происхождения“ (1893) Фрейд использует в качестве взаимозаменяемых такие выражения, как „квант аффекта“ (Affektbetrag) и „аффективная ценность“ (4). В других текстах „нагрузки“ – это не столько определенные количества доступной измерению либидинальной энергии, сколько качественно различные аффективные побуждения: например, для младенца, лишенного матери, мать несет нагрузку его „томительного влечения“ (Sehnsuchtbesetzung) (5).

*

Каковы бы ни были трудности, связанные с понятием нагрузки, психоаналитикам вряд ли можно без него обойтись при осмыслении клинических данных и оценке динамики анализа. Некоторые расстройства связаны с особым распределением энергии субъекта применительно к объектам и к самому себе. Вследствие этого, например, состояние скорби приводит к явному оскудению отношений субъекта с внешним миром, что, в свою очередь, объясняется сверхнагрузкой утраченного объекта, как если бы между различными нагрузками внешних или воображаемых объектов, собственного тела, Я и т. д. существовало подлинное энергетическое равновесие.

 

НАРЦИССИЗМ

 

Нем.: Narzissmus. – Франц.: narcissisme. – Англ.: narcissism. – Исп.: narcisis‑mo. – Итал.: narcisismo. – Португ.: narcisismo.

• Согласно мифу о Нарциссе, любовь к собственному образу.

• 1) Термин „нарциссизм“ (а) впервые появляется у Фрейда в 1910 г. Для обозначения гомосексуального выбора объекта: гомосексуалисты „…видят сексуальный объект в самих себе; они исходят из нарциссической установки и ищут похожих на себя молодых людей, которых они могли бы любить так же, как мать любила их“ (la).

Открытие нарциссизма заставляет Фрейда предположить – в случае Шребера (1911) – существование особой стадии сексуального развития, промежуточной между автоэротизмом и объектной любовью. „Субъект начинает видеть (объект любви] в самом себе, в своем теле“ (2), что позволяет впервые свести сексуальные влечения воедино. Ту же точку зрения мы находим и в „Тотеме и табу“ (Totem und Tabu, 1913).

2) Мы видим, что Фрейд пользовался понятием нарциссизма еще до того, как посвятил ему отдельное исследование (К введению в нарциссизм (Zur Einfьhrung des Narzissmus, 1914)). В этом тексте понятие нарциссизма вводится в психоаналитическую теорию в целом, прежде всего в область либидинальных влечений. В самом деле, при психозе („нарциссическом неврозе“*) либидо способно к перенагрузке Я при разгрузке объекта; а это предполагает, что „…по сути, нагрузка Я при этом сохраняется и относится к объектным нагрузкам так же, как тело живой протоплазмы – к выпускаемым ею ложноножкам“ (За). Опираясь на принцип сохранения либидинальной энергии, Фрейд устанавливает равновесие между Я‑либидо (Я, нагруженным либидо) и „объектным либидо“: „Чем больше поглощает одно, тем сильнее истощается другое“ (Зb). „Я следует рассматривать как большой резервуар, откуда либидо устремляется к объектам, – всегда готовый вновь поглотить либидо, отливающее от объектов“ (4).

В рамках энергетической концепции, признающей постоянство либидинальных нагрузок Я, наше определение нарциссизма представляет его не как стадию развития, но как застой либидо, не преодолимый никакой нагрузкой объектов.

3) Этот процесс разгрузки объекта и востребования либидо субъектом уже был описан К.Абрахамом в 1908 г. на примере раннего слабоумия: „Психосексуальная характеристика раннего слабоумия – это возврат пациента к автоэротизму […]. Больной переносит на себя как на единственный сексуальный объект все то количество либидо, которое нормальный человек распределяет между окружающими его одушевленными и неодушевленными предметами“ (5). Фрейд разделяет эти идеи Абрахама: „…они приняты психоанализом и стали основой нашего отношения к психозам“ (6), добавляя (и это добавление позволяет уточнить суть нарциссизма в сравнении с автоэротизмом*), что Я поначалу не представляет собой единства и что для создания целостного Я требуется „дополнительное психическое действие“ (Зс).

Если мы стремимся сохранить различие между тем состоянием, при котором сексуальные влечения удовлетворяются беспорядочно и независимо друг от друга, и нарциссизмом, при котором объектом любви становится Я как целое, приходится предположить, что формирование Я начинается уже в период детского нарциссизма.

По этому вопросу в психоаналитической теории не существует единой точки зрения. Можно предположить, что Я складывается одновременно и параллельно со становлением схемы тела, причем формирование такого единства ускоряется, если собственнное Я субъекта складывается по образу другого человека. Тогда нарциссизм – это страстная любовь объекта к этому образу. Жак Лакан обнаружил соответствие между начальным моментом в формировании Я и исходным нарциссическим опытом, так называемой стадией зеркала* (7). С этой точки зрения, определяющей Я через его самоотождествление с образом другого человека, нарциссизм, даже „первичный“, не есть состояние, лишенное интерсубъективного отношения, но, напротив, интериоризация такого отношения. Такова фрейдовская трактовка нарциссизма в „Скорби и меланхолии“ (Trauer und Melancholie, 1916), где речь идет о „нарциссическом (само)отождествлении“ с объектом (8).

Однако во второй теории психического аппарата мы уже не встречаем у Фрейда этих идей. На их место встает противопоставление первичного (необъектного) нарциссического состояния объектным отношениям. Это изначальное состояние, или первичный нарциссизм, отличается полным отсутствием отношения к окружению, слитностью Я и Оно: его прообразом служит внутриутробная жизнь, более или менее точно отображаемая в снах (9).

Идея более позднего нарциссизма, связанного с формированием Я через (само)отождествление с другими людьми, не исчезает, однако это состояние называется уже не „первичным“, а „вторичным“ нарциссизмом (10а). „Нарциссизм Я – это вторичный нарциссизм, извлеченный из отношения к объектам“ (l0b). Эти глубокие изменения во взглядах Фрейда происходят одновременно с введением понятия Оно* как отдельной инстанции, из которой путем дифференциации возникают другие инстанции, с пересмотром понятия Я*, при котором акцент ставится не только на его порождение в результате ряда (само)отождествлений, но и на его особую приспособительную функцию, наконец, со стиранием различий между автоэротизмом* и нарциссизмом. Если понять эти идеи буквально, мы столкнемся с тем, что противоречит опыту, – с утверждением, будто восприятия новорожденного лишены окна во внешний мир, и тем самым с наивной идеалистической апорией, осложненной моментом „биологизма“: а как тогда перейти от самозамкнутой монады к постепенному признанию объекта?

 

ОБРАБОТКА ПСИХИЧЕСКАЯ

 

Нем.: psychische Verarbeitung (или Bearbeitung, или Ausarbeitung, или Aufarbeitung). – Франц.: йlaboration psychique. – Англ.: psychical working over или out. – Исп.: elaboraciцn psiquica. – Итал.: eоaborazione psichica. – Португ.: elaboraзвo psjquica.

• A) Термин Фрейда для обозначения работы психического аппарата по управлению возбуждениями, когда их избыток может привести к возникновению патологий. Цель этой работы – объединить психические возбуждения, установив между ними ассоциативные связи.

Б) Французский термин йlaboration нередко используется переводчиками как эквивалент немецкого Durcharbeiten или английского working through. В этом случае мы предпочитаем термин perlaboration (переработка*).

• Arbeit (работа) – составная часть многих фрейдовских выражений: Traumarbeit (работа сновидения), Trauerarbeit (работа скорби), Durcharbeiten (проработка), а также различных слов – Verarbeitung, Bearbeitung, Ausarbeitung, Aufarbeitung, переводимых на русский язык как „обработка“. Новизна такого использования понятия „работа“ – в его применении к внутрипсихическим операциям. Кое‑что проясняет здесь фрейдовское понятие психического аппарата*, который преобразует и передает получаемую энергию, и понятие влечения как „количества необходимой психической работы“ (1).

В самом широком смысле психическая обработка может также означать совокупность действий, совершаемых этим аппаратом. Однако Фрейд понимает ее более узко: психическая обработка – это преобразование определенного количества энергии, которое позволяет управлять ею путем ее развертывания или же связывания*.

Фрейд и Брейер заимствовали это понятие у Шарко, который говорил, в связи с истерией, об определенной стадии психической обработки, приводящей от травмы к появлению симптомов (2). Включив это понятие в свою теорию истерии, Фрейд и Брейер ввели его тем самым в иной контекст, связали с иной трактовкой возникновения болезни и ее лечения. Обычно травматические последствия события устраняются либо отреагированием*, либо коррекцией, путем включения „в более широкую сеть ассоциаций“ (3). В случае истерии (см.: Истерия гипноидная, Истерия защиты) различные факторы препятствуют такому устранению последствий травмы; например, ассоциативной психической обработки (Verarbeitung) при этом не происходит и воспоминание о травме остается „отдельной группой психических явлений“. Действенность лечения заключается в установлении ассоциативных связей, позволяющих постепенно устранить последствия травмы (см.: Катарсис).

Понятие обработки используется и в теории актуальных неврозов: отсутствие психической обработки соматического сексуального напряжения приводит к прямому преобразованию этого напряжения в симптомы. Этот механизм похож на механизм истерии (4), однако недостаток обработки здесь проявляется ярче: „…сексуальное напряжение порождает страх во всех тех случаях, когда оно достаточно сильно, и при отсутствии психической обработки прямо преобразуется в аффект“ (5).

В работе „К введению в нарциссизм“ (Zur Einfьhrung des Narzissmus, 1914) Фрейд развивает мысль о том, что отсутствие или недостаточность психической обработки порождает либидинальный застой*, а в конечном счете вызывает невроз или психоз.

Сопоставляя различные случаи фрейдовского использования понятия психической обработки в теории истерии и в теории актуальных неврозов, мы можем вычленить два главных аспекта: 1) преобразование физических величин в психические; 2) установление ассоциативных связей на основе этого преобразования.

Подобное разграничение фактически подразумевается и в работе „К введению в нарциссизм“. Фрейд считал актуальный невроз основой любого психоневроза, исходя из наличия двух последовательных стадий: либидинального застоя и психической обработки.

Таким образом, психическая обработка – это пограничное понятие между экономическим и символическим уровнями теории Фрейда. О дискуссиях по этим вопросам см.: Связыйание (Bindung).

Заметим, наконец, что обработка и проработка, безусловно, сходны, поскольку работа психоаналитика аналогична спонтанному функционированию психического аппарата.

 

ОБЪЕКТ

 

Нем.: Objekt. – Франц.: objet. – Англ.: object. – Исп.: objeto. – Итал.: ogge‑to. – Португ.: objeto.

• Понятие объекта рассматривается в психоанализе с трех основных точек зрения:

А) В связи с влечением: ведь именно в объекте или посредством объекта влечение может достичь своей цели или удовлетворения. Это может быть человек в целом или частичный объект, объект реальный или фантазматический.

Б) В связи с любовью (или ненавистью): речь здесь идет об отношении к личности в целом, к какой‑то инстанции Я или же к объекту в целом (личность, сущность, идеал и пр.) (соответствующим прилагательным здесь будет „объектный“).

В) При традиционном использовании в философии или психологии познания – в связи с воспринимающим и познающим субъектом: объект есть то, что имеет устойчивые и постоянные признаки, которые в принципе могут быть восприняты всем сообществом субъектов независимо от их индивидуальных желаний и мнений (соответствующее прилагательное „объективный“).

• В психоаналитических трудах термин „объект“ встречается также в различных сочетаниях, таких, как „выбор объекта“*, „любовь к объекту“*, „утрата объекта“*, „объектное отношение“* и пр., которые могут вызвать затруднения у читателя‑непрофессионала. Объект понимается здесь близко к тому, как он трактуется в языке литературы „объект моей страсти“, „объект моей ненависти“ и пр. В данном случае слово „объект“ не предполагает понятия вещи как неодушевленного, доступного любым манипуляциям предмета, который обычно противопоставлен понятиям одушевленного существа или личности.

I. Все эти смыслы понятия „объект“ в психоанализе опираются на фрейдовскую концепцию влечения. Анализируя понятие влечения, Фрейд проводит различие между его объектом и целью*: „Введем два термина. Назовем сексуальным объектом лицо, обладающее сексуальной привлекательностью, а сексуальной целью – действие, к которому подталкивает влечение“ (1). Это противопоставление навсегда сохранилось у Фрейда; оно явно присутствует у него и в самом развернутом определении влечения: „… объект влечения есть то, в чем или посредством чего влечение может достичь своей цели“ (2а); однако объект определяется и как возможное средство удовлетворения: „Это наиболее переменчивый аспект влечения, связанный с ним не изначально, но лишь впоследствии – благодаря его способности обеспечивать удовлетворение“ (2Ь). Этот опорный тезис Фрейда о случайности объекта вовсе не означал, что влечение может удовлетвориться любым объектом: речь шла лишь о том, что объект влечения, подчас весьма своеобразный, определяется индивидуальной историей конкретного субъекта, особенно историей его детства. Объект есть тот момент влечения, который менее всего обусловлен врожденным телесным и душевным складом субъекта.

Подобный подход вызвал ряд возражений. Суть проблемы подытожил Фэрберн [Fairbairn] (3): чего, собственно, ищет либидо – удовольствия (pleasure‑seeking) или объект (object‑seeking)? Для Фрейда несомненно, что либидо, даже изначально нацеленное на конкретный объект (см.: Опыт удовлетворения), есть прежде всего нечто, направленное на удовлетворение и на скорейшее ослабление напряжения, – теми способами, которые доступны той или иной эрогенной зоне. Однако мысль о взаимосвязи между природой и „судьбой“ целей и объектов влечения (она подчеркнута в самом понятии объектного отношения) вовсе не чужда Фрейду (о дискуссиях по этому вопросу см.: Объектное отношение).

Фрейдовское понятие объекта влечений было выдвинуто в „Трех очерках по теории сексуальности“ (Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie, 1905) на основе анализа сексуальных влечений. Что же представляет собой – в рамках первого фрейдовского дуализма – объект других влечений, особенно влечений к самосохранению? Этот объект (например, пища) конечно же более жестко обусловлен непосредственными жизненными потребностями.

Однако различие между сексуальными влечениями и влечениями к самосохранению не должно приводить к слишком резкому противопоставлению их объектов: в одном случае условного, в другом – детерминированного биологическими факторами. По Фрейду, сексуальные влечения поначалу примыкали к влечениям, направленным на самосохранение: именно они указывали сексуальным влечениям путь к объекту.

Понятие примыкания* дает ключ к разгадке запутанной проблемы объекта влечений. Возьмем, к примеру, оральную стадию: на языке влечений к самосохранению объект здесь – пища; на языке орального влечения – то, что поглощает, инкорпорирует, включая и все то, что привносится в этот процесс воображением. Психоанализ оральных фантазмов показывает, что деятельность поглощения может относиться и к любым другим объектам, не связанным с пищей, и в этом суть „орального объектного отношения“.

II. Понятие объекта в психоанализе следует связывать не только с влечением – если оно вообще может быть схвачено в чистом виде. Это понятие обозначает также все то, что служит объектом притяжения, объектом любви, – обычно конкретное лицо. Лишь психоаналитическое исследование позволяет нам обнаружить – за пределами общего отношения Я к объектам любви – игру влечений во всем их многообразии, изменчивости, фантазматичности. При анализе понятия сексуальности и влечения проблема связи между объектом влечения и объектом любви в явной форме у Фрейда не возникала. Да иначе и быть не могло, поскольку в первом издании „Трех очерков“ (1905) главным было противопоставление между детской и постпубертатной сексуальностью. Детская сексуальность выступала, по сути, как автоэротическая*, поскольку на этой стадии фрейдовской мысли внимание почти не уделялось отношению сексуальности к объекту, отличному от собственного тела (хотя бы в воображении). Тем самым влечение у ребенка оказывается частичным скорее по способу удовлетворения (локальное удовольствие*), нежели по типу объекта, на который оно направлено. Лишь в период половой зрелости происходит выбор объекта. Прообразы и первые наброски этого этапа относятся к детскому периоду, однако оказывается, что лишь теперь человеческая сексуальность объединена в нечто цельное и направлена на другого человека.

Как известно, в период между 1904 и 1924 г. противопоставление между детским автоэротизмом и постпубертатным выбором объекта постепенно сглаживается. Описание различных догенитальных стадий либидинального развития показало различия в способах „объектного отношения“. Двусмысленность понятия автоэротизма (ведь его можно было понять так, что субъект поначалу вовсе отказывает в существовании любому внешнему объекту – реальному или фантазматическому) развеивается. Влечения, взаимодействие которых лежит в основе автоэротизма, называются частичными потому, что их удовлетворение связано не только с отдельной эрогенной зоной, но и с так называемыми частичными объектами*. Между этими объектами устанавливаются отношения символической равнозначности, показанные Фрейдом в работе „О смещении влечений, особенно в области анального эротизма“ (Ьber Triebumsetzungen, insbesondere der Analerotik, 1917), а также отношения взаимодействия и обмена, в силу которых влечения претерпевают ряд превращений. Проблематика частичных объектов разрушает все то общее, что было присуще относительно цельному и нерасчлененному понятию сексуального объекта на ранних стадиях фрейдовской мысли. При этом возникает потребность отделить объект влечения в собственном смысле слова от объекта любви. Первый определяется главным образом своей способностью удовлетворять данное влечение. Речь может идти о человеке, что, однако, не обязательно, поскольку к получению удовольствия способен тот или иной участок тела. Тем самым подчеркивается условность объекта, его подчиненность удовольствию. Что же касается объекта любви, то он вводит в действие, наряду с ненавистью, еще одну пару понятий: „…понятия любви и ненависти должны обозначать не отношения влечений к их объектам, но лишь отношения целостногоЯ к объектам“ (2с). С точки зрения терминологической, здесь важно отметить следующее: хотя Фрейд выявил специфику отношения к частичным объектам, он тем не менее называл „выбором объекта“ лишь отношения человека в целом к объектам любви, выступающим также как целостные субъекты.

Это противопоставление между частичным объектом (объект влечения и особенно догенитальный объект) и целостным объектом (объект любви и особенно генитальный объект) свидетельствует о том, что в психогенетической перспективе психосексуальное развитие субъекта предстает как переход с одной стадии на другую посредством постепенного подчинения частичных влечений генитальной организации. С этой точки зрения, генитальная стадия требует усиленного внимания к объекту во всем разнообразии и богатстве его качеств, во всей его независимости. Объект любви – это не просто место, куда устремляются влечения, не просто нечто предназначенное к поглощению.

Несмотря на всю важность разграничения между частичным объектом и объектом любви, оно не обязывает нас именно к такой трактовке проблемы. С одной стороны, частичный объект можно считать одним из неустранимых и неуничтожимых полюсов сексуального влечения. С другой стороны, как показывает психоаналитическое исследование, целостный объект не представляет собой чего‑то окончательно сложившегося, более того – он никогда полностью не освобождается от моментов нарциссизма: его склад определен не столько более или менее удачным синтезом различных частичных влечений, сколько их соединением в форме, созданной по образу Я (а,).

В работе „К введению в нарциссизм“ (Zur Einfьhrung des Narzissmus, 1914) нелегко определить собственный статус объекта любви: с одной стороны, перед нами выбор объекта по примыканию*, при котором сексуальность стушевывается в пользу функции самосохранения, с другой – нарциссический выбор объекта* по образу Я, вклинивающегося где‑то между „матерью‑кормилицей“, „отцом‑защитником“ и тем, „каков я есмь, каким я был и каким я хотел бы быть“.

III. Наконец, психоаналитическая теория обращается к понятию объекта и в его традиционном философском смысле, т. е. в паре с воспринимающим и познающим субъектом. Конечно, при этом возникает проблема отношения между объектом в таком понимании и сексуальным объектом. Помыслить становление объекта влечений и тем более построить генитальный объект любви во всей его полноте, независимости, цельности невозможно, если не связывать этот процесс с постепенным становлением объекта восприятия: „объектное“ и „объективное“ взаимосвязаны. Делалось немало попыток согласовать психоаналитические представления о возникновении объектного отношения с данными генетической психологии познания и даже построить „психоаналитическую теорию познания“ (о подходе Фрейда к этому вопросу см.: Я – удовольствие – Я – реальность, Испытание реальности).

 

ОБЪЕКТНОЕ ОТНОШЕНИЕ

 

Нем.: Objektbeziehung. – Франц.: relation d'objet. – Англ.: object‑relationship или object‑relation. – Исп.: relaciцn de objeto или objetal. – Итал.: relazione oggetale. – Португ.: relacдo de objeto или objetal.

• В современном психоанализе – отношение субъекта к миру как сложный и цельный итог определенной организации личности, как результат определенного восприятия объектов, в той или иной мере связанного с фантазированием, и выбираемых способов зашиты.

Можно говорить об объектных отношениях применительно к тому или иному субъекту, к тем или иным стадиям развития (например, объектные отношения орального типа) или к психопатологическим явлениям (например, объектное отношение меланхолического типа).

• Понятие „объектное отношение“ изредка встречается у Фрейда (1), и потому нельзя считать, будто Фрейду оно неизвестно, но можно с уверенностью сказать, что частью его концептуального аппарата оно не является.

В 30‑е годы роль понятия объектного отношения в психоаналитической литературе возрастает: в наши дни оно служит основой многих теорий. Как неоднократно подчеркивал Д. Лагаш, этот сдвиг затрагивает всю историю идей, а не один только психоанализ: речь идет о том, чтобы изучать не организм сам по себе, но его взаимодействия со средой (2). М.Балинт утверждал, что между совокупностью приемов психоанализа, основанных на общении, на межличностных отношениях, и его теорией, по‑прежнему остающейся, по Рикману, „психологией индивидуального организма“, существует разрыв. Согласно Балинту, который уже в 1935 г. требовал уделять больше внимания становлению объектных отношений, все термины и понятия психоанализа, за исключением понятий объекта и объектного отношения относятся к отдельному изолированному индивиду (3). В русле того же подхода Р.Шпитц отметил, что, за исключением отрывка из 'Трех очерков по теории сексуальности» (Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie, 1905), где обсуждаются взаимоотношения между матерью и ребенком, Фрейд всегда рассматривает либидинальный объект лишь с точки зрения субъекта (нагрузки, выбор объекта и т. д.) (4).

Возрастание роли понятия «объектное отношение» привело к значительным переменам в области психоаналитической клиники, техники и генетики. Здесь мы не сможем подвести даже краткие итоги происшедшихизменений. Ограничимся уточнением значения терминов, а также попыткой определить, хотя бы в общих чертах, чем отличается современное употребление понятия «объектное отношение» от его фрейдовского применения.

I. Само выражение «объектное отношение» может сбить с толку читателя, не знакомого с психоаналитическими текстами. Слово «объект» здесь следует понимать особым образом – так, как оно понимается в психоанализе (ср. такие выражения, как «выбор объекта», «любовь к объекту»; впрочем, как мы увидим далее, предлог «к», отрывающий субъект от объекта, здесь не подходит). Человек, на которого направлены влечения, рассматривается здесь как объект, и в этом нет ничего уничижительного: это не означает отрицания его субъектных качеств.

«Отношение» здесь понимается скорее как взаимозависимость, т. е. речь идет не только о том, как субъект строит свои объекты, но и о том, как эти объекты формируют его деятельность. Концепция М.Кляйн и ее сторонников усиливают эту мысль: объекты (проецируемые, интроецируемые) в буквальном смысле воздействуют на субъекта как его преследователи, благодетели и т. п. (см.: «Хороший» объект, «плохой» объект).

Говоря об «объектном отношении», а не об отношении к объекту, мы стремимся подчеркнуть этот момент взаимодействия. В противном случае окажется, что объект или объекты существуют еще до того, как субъект вступает с ними в отношения, или же что субъект существует до того, как начинают существовать объекты.

II. Как соотносится теория Фрейда с современным понятием объектного отношения?

Анализируя понятие влечения, Фрейд, как известно, выделял его отдельные моменты – источник, объект и цель, источник – это та область или орган, в котором возникает сексуальное возбуждение. При этом Фрейд подчеркивал значение источника влечения, называя различные стадии либидинальной эволюции именем преобладающей в данный момент развития эрогенной зоны. Что же касается цели и объекта, то их разграничение сохранилось на протяжении всего творчества Фрейда. Так, в «Трех очерках» он исследовал отклонения от цели (например, садизм) и отклонения от объекта (например, гомосексуальность), а во «Влечениях и судьбах влечений» (Triebe und Triebschicksale, 1915) отличал преобразования влечений в связи с изменением цели от соответствующих преобразований в связи с изменением объекта.

В основе этого различия – представление о том, что цель влечений обусловлена определенным типом частичного влечения и в конечном счете его телесным источником. Например, инкорпорация, поглощение – это способ поведения, обусловленный оральным влечением, которое может смещаться (со рта на другие части тела), превращаться в свою противоположность (пожирать – быть пожираемым), подвергаться сублимации и т. д., однако его пластичность небезгранична. Что же касается объекта, то тут Фрейд нередко подчеркивает его случайность, причем в двух взаимодополняющих смыслах:

а) в первом случае от объекта требуется лишь быть средством удовлетворения желания. В этом смысле такие объекты относительно взаимозаменяемы: например, на оральной стадии значимость любого объекта определяется тем, можно ли его съесть;

б) во втором случае, однако, история субъекта приводит к столь сильной индивидуализации объекта, что лишь один‑единственный объект или его замена, обладающая качествами оригинала, могут принести удовлетворение.

Таким образом, становится понятно, как Фрейд может одновременно утверждать, что объект есть «самый переменчивый момент влечения» (5а) и что «… найти объект собственно говоря, значит: найти его заново» (6).

Разграничения между источником, объектом и целью, которые определяют для Фрейда общие рамки мыслительной работы, становятся более гибкими, когда речь идет о жизни влечений.

Когда мы говорим, что на определенном этапе общее отношение человека к объектам обусловлено особенностями функционирования какого‑либо органа тела (например, рта), что означает, что данное отношение (поглощение) становится прообразом всех других видов деятельности субъекта – телесных или иных, которые отныне могут приобретать оральное значение. Между объектом и целью также существуют многообразные отношения. Изменения цели влечений обусловлены диалектикой, в которой объект играет важную роль; в особенности при садомазохизме и вуайеризме – эксгибиционизме: «…обращение субъекта на себя [изменение объекта] и перемена отношения с активного на пассивное [изменение цели] соединяются или сливаются» (5Ь). Сублимация* – еще один пример такой соотнесенности между объектом и целью.

Наконец, Фрейду удалось связать типы характера с типами отношения к объекту (7) и показать в своих клинических работах, каким образом одна и та же проблематика может раскрываться во внешне различных видах деятельности одного и того же индивида.

III. А теперь спросим себя: что нового дают постфрейдовские концепции объектного отношения? Ответить на этот вопрос нелегко, так как эти концепции весьма различны и их обобщение было бы натяжкой. Ограничимся здесь следующими замечаниями по этому поводу.

1) Хотя понятие объектного отношения в наши дни используется, казалось бы, независимо от фрейдовской теории влечений, оно все же предполагает некоторые внутренние изменения и в самой этой теории.

Источник влечения – если понимать его как органический субстрат – явно отходит на задний план; напротив, его значение прообраза, признаваемое уже Фрейдом, усиливается. Следовательно, сексуальное удовлетворение в определенной эрогенной зоне перестает быть целью: само это понятие уничтожается понятием отношения. Например, при «оральном объектном отношении» основной интерес вызывают различные перипетии поглощения, а также те пути и способы, посредством которых оно приобретает особый смысл и становится главным стимулом к фантазированию среди всех других возможных отношений субъекта к миру. Что же касается объекта, то многие современные аналитики не признают ни его многообразия в связи с искомым удовлетворением, ни его единственности – в связи с его включением в индивидуальную историю субъекта: они скорее склонны строить концепции типичного объекта для каждого вида отношений (ср. оральный, анальный и другие объекты).

2) Поиск типического на этом не заканчивается. По сути, в объектном отношении этого типа представлена не только жизнь влечений, но и соответствующие механизмы защиты, степень развития Я, его структура и т. д., поскольку все это также характеризует данное объектное отношение (а). Таким образом, понятие объектного отношения есть одновременно и нечто объемлющее («холистское») и нечто типическое в эволюции личности.

Кстати, термин «стадия» все чаще заменяется теперь понятием объектного отношения. Такой сдвиг свидетельствует о том, что в любом субъекте соединяются или чередуются различные типы объектного отношения. Напротив, говорить о сосуществовании различных этапов было бы нелогично.

3) Поскольку понятие объектного отношения, по определению, выделяет те отношения, из которых сплетается жизнь субъекта, то возникает опасность увидеть существенное лишь в реальных отношениях субъекта с его окружением. Психоаналитик обязан отказаться от этой ложной трактовки: ведь он должен изучать объектное отношение прежде всего на уровне фантазий, хотя, конечно, и фантазии могут менять наше восприятие реальности и направленные на нее действия.

 

OHO

 

Нем.: es. – Франц.: зa. – Англ.:id. – Исп.: ello. – Итал.: es. – Португ.: id.

• Одна из трех инстанций, выделяемых Фрейдом в его второй теории психического аппарата. Оно – это полюс влечений в личности; его содержания, связанные с психическим выражением влечений, бессознательны: они являются, с одной стороны, врожденными и наследуемыми, с другой – вытесненными и приобретенными.

С точки зрения экономики, Оно – это первичный резервуар психической энергии; с точки зрения динамики, Оно находится в конфликте с Я и Сверх‑Я, которые, с точки зрения генетической, возникают, отпочковываясь из него.

• Это понятие используется Фрейдом в «Я и Оно» ( a) (Das Ich und das Es, 1923). Фрейд заимствовал его у Георга Гроддека (Я) и ссылался на Ницше, который видел в Оно «…все, что есть в человеческом существе безличного и, так сказать, природно‑необ‑ходимого» (la).

Само слово «Оно» привлекало внимание Фрейда как иллюстрация мысли Гроддека: «…то, что мы называем нашим Я, ведет себя в жизни совершенно пассивно, а зато внутри нас живут неизвестные и неподвластные нам силы» (1Ь, у); это видно из обычных выражений пациентов: «это было сильнее меня» или «это внезапно пришло мне в голову» и пр. (2).

Слово Оно появляется при пересмотре фрейдовской топики* в 1920–1923 гг. Позиция Оно во второй топике примерно соответствует бессознательному* (Без) в первой, однако здесь есть и ряд различий.

1) Если оставить в стороне ряд филогенетически приобретаемых схем и содержаний, бессознательное из первой топики совпадает с «вытесненным».

В «Я и Оно» (глава I), напротив, Фрейд подчеркивает, что вытесняющая инстанция (Я) и его защитные действия тоже большей частью бессознательны. Следовательно, понятие Оно отныне обозначает те самые содержания, которые ранее обозначались понятием Без, хотя и не все бессознательное психическое целиком.

2) Переосмысление теории влечений и развитие понятия Я потребовали нового различения. Невротический конфликт поначалу определялся через противопоставление сексуальных влечений влечениям Я, причем именно последние были главной силой, побуждающей к защите (см.: Конфликт). С 1920–1923 гг. группа влечений Я потеряла свою независимую роль и была включена в более широкое противопоставление – влечения к жизни – влечения к смерти. Тем самым Я перестало определяться особым типом энергии влечений, а новая инстанция Оно предстала как изначальное вместилище двух типов влечений.

Короче говоря, та инстанция, против которой направлена защита, определяется уже не как полюс бессознательного, но как полюс влечений в личности.

Именно в этом смысле Оно выступает как «большой резервуар» либидо (8) и шире – энергии влечений (1с, Id). Используемая Я энергия черпается из этого общего источника и используется прежде всего в виде «десексуализованной и сублимированной» энергии.

3) Границы между этой новой инстанцией и другими инстанциями, а также областью биологии определяются иначе, причем в целом менее строго, чем в первой топике:

а) граница с Я проведена менее четко, чем бывшая граница между Без и Псз – Сз, представленная цензурой: «Я не отделено четко от Оно и соединяется с ним изнутри. Однако вытесненное также сливается с Оно, будучи его частью. Вытесненное отделяется от Я лишь вследствие связанных с вытеснением сопротивлений и может общаться с Я через Оно» (le). Это совпадение Оно с инстанцией вытеснения связано у Фрейда прежде всего с представлением о возникновении этой инстанции, а именно: Я – это «…часть Оно, изменившаяся в результате прямого воздействия внешнего мира, проникающего внутрь через систему „восприятие – сознание“» (If);

б) точно так же и Сверх‑Я нельзя считать вполне самостоятельной инстанцией: большая его часть бессознательна и «погружена в Оно» (За);

в) наконец, граница между Оно и биологическим субстратом влечения менее ясна, чем его граница с бессознательным и с источником влечения: дальняя граница Оно «открыта телесным воздействиям» (Зb). Мысль о «записи» влечения, удостоверяемой самим понятием «репрезентатора», явно не отвергается, но и не подтверждается вновь.

4) Следует ли считать Оно особым способом организации или своего рода внутренней структурой? Фрейд считал, что Оно – это «хаос»: «но наполняется энергией, получая ее из влечений, но лишено организации и не порождает единой воли…» (Зс). Оно определяется чисто отрицательными признаками – как то, что противостоит способу организации, свойственному Я.

Однако Фрейд переносит на Оно большинство признаков, определявших в первой топике систему бессознательного: этот особый способ организации характеризуется воздействием первичного процесса, структурой, основанной на комплексах, многоуровневым наслоением разновременно возникших влечений и пр. Подобно этому, и новое противопоставление влечений к жизни* и влечений к смерти* показывает, что влечения образуют диалектические оппозиции. Отсутствие внутренней организации в Оно, однако, лишь относительно: речь идет об отсутствии отношений, свойственных Я. Это отсутствие организации выражается прежде всего в том, что «противонаправленные влечения существуют бок‑о‑бок, не упраздняя и не ослабляя друг друга» (3d). Как подчеркивал Д. Лагаш, более всего характерно для Оно отсутствие единого субъекта, обозначаемое у Фрейда местоимением среднего рода (4).

5) В конечном счете лучше всего помогает понять переход от бессознательного первой топики к Оно второй топики различие обстоятельств и условий их возникновения.

Бессознательное происходит из вытесненного, которое в обоих смыслах – историческом и мифическом – вводит в психику радикальный разрыв между системами бессознательного и предсо‑знательного – сознания.

Введение второй топики лишает этот момент разделения инстанций основополагающего характера. Происхождение различных инстанций рассматривается скорее как постепенно нарастающее расчленение, как возникновение различных систем. Отсюда – забота Фрейда о преемственности на том пути, который ведет от биологической потребности к Оно и от Оно к Я,a также к Сверх‑Я. Именно в этом смысле новая фрейдовская концепция психического аппарата столь легко (во всяком случае, легче, чем первая) допускает «биологические» и «натуралистические» истолкования.

 

ОСУЖДЕНИЕ

 

Нем.: Verurteilung или Urteilsverwerrung. – Франц.: jugement de condamnation. – Англ.: judgement of condemnation. – Исп.: juicio de condenaciфn. – Итал.: rifiuto da parte del giudizio; condamna. – Португ.: julgamento de condenaзвo.

• Операция или установка, при которой субъект, осознавая свое желание, в принципе запрещает себе его исполнение – в соответствии с моральными причинами или общепринятыми нормами. Фрейд видел в этом способ защиты, более проработанный и утонченный, чем вытеснение. ДЛагаш предлагал считать это процессом «высвобождения» Я, который осуществляется в курсе психоаналитического лечения.

• Фрейд неоднократно употреблял термины Verurteilung и Urteilsverwerfung как синонимы (la). Он включал осуждение в общий перечень защит (от простейших и до самых сложных), куда входят рефлекс защиты посредством бегства (внешняя опасность), вытеснение (внутренняя опасность), осуждение (1b). Каково отношение осуждения к вытеснению? Подчас кажется, что цели их одинаковы: осуждение выступает как «…наилучшее средство от влечения» (1с). Иногда осуждение оказывается удачной заменой вытеснения: «В Прошлом индивид, слабый и несовершенный, мог лишь вытеснять влечение как нечто бесполезное. Теперь, когда он стал взрослым и сильным, он способен, ничем не рискуя, справиться с тем, что кажется ему опасным» (2).

Именно эту положительную сторону осуждения Фрейд подчеркивал в конце «Анализа фобии пятилетнего мальчика» (Analyse der Phobie eines fьnfjдhriges Knaben, 1909), где речь идет о возможных следствиях осознания Маленьким Гансом своих эдиповских, инцес‑, туозных и агрессивных желаний. Психоанализ не подтолкнул Ганса к непосредственному исполнению желаний, «…заменив процесс вытеснения, самопроизвольный и бурный, умеренным и продуманным контролем высших психических инстанций. Словом, анализ заменяет вытеснение осуждением» (3).

Осуждение представляется Фрейду тем более ценным, что оно связано на этом этапе жизни Ганса со структурирующей функцией запрещения инцеста и вступлением в латентный период.

Как бы то ни было, осуждение остается для Фрейда одной из разновидностей отрицания*, сохраняя на себе мету прежнего вытеснения: «Осуждение – это интеллектуальная замена вытеснения: содержащееся в нем отрицание несет на себе мету вытеснения, свидетельство о своем происхождении, как, например, Made in Germany» (4a). По Фрейду, осуждение выражает внутреннее противоречие всякого суждения: оно «…становится возможно лишь благодаря символу отрицания, позволяющего мысли хотя бы в какой‑то мере освободиться от последствий вытеснения, а тем самым и от навязчивости принципа удовольствия» (4b). При этом суждение, в особенности отрицательное, играет также защитную роль: «…отрицание следует за выталкиванием из сознания» (4b).

Д. Лагаш считал, что исследование осуждения могло бы прояснить внутреннюю сложность фрейдовского понятия защиты, Четче показав различие между навязчивой защитой и механизмами отработки*, посредством которых выражается осуждение. Маленький Ганс стремился стать взрослым, полагая, что его пенис вырастет, «если его посадить в землю», и это – действие конкретных механизмов, посредством которых J?освобождается от эдипов‑ского конфликта и от страха кастрации. Д. Лагаш видел во всем этом один из результатов психоаналитической терапии, связанный с отсрочкой удовлетворения, изменением целей и объектов, учетом тех возможностей, которые реальность предоставляет субъекту, взаимодействием различных ценностей, совместимостью различных требований субъекта.

 

ПОДСОЗНАТЕЛЬНОЕ, ПОДСОЗНАНИЕ

 

Нем.: Unterbewusste, UnterbewuЯtsein. – Франц.: subconscient или subconscience. – Англ.: subconscious, subconsciousness. – Исп.: subconsciente, subconsciencia. – Итал.: subconscio. – Португ.: subconsciente, subconsciencia.

• Психологический термин, обозначающий то, что слабо осознается, ибо лежит за порогом актуального сознания или вообще ему недо – ступно. В своих ранних сочинениях Фрейд употреблял этот термин как синоним бессознательного, но вскоре отказался от него во избежание двусмысленностей.

• Тексты, в которых «молодой Фрейд» использовал термин •«подсознательное» (довольно распространенный в психологии и Психопатологии конца XIX в., особенно в связи с явлениями «раздвоения личности»), встречаются редко (а). Это понятие употребляется в статье, опубликованной Фрейдом по‑французски «Не‑Яоторые соображения к сравнительному изучению двигательных параличей органического и истерического происхождения» (1893), И в отрывке из «Исследований истерии» (Studien ьber Hysterie, 1895) (l, β). Судя по контексту, Фрейд в этот период не проводил различия между «подсознательным» и тем, что уже встречалось под именем бессознательного.

Вскоре термин «подсознательное» выходит из употребления, а его использование подвергается критике. «Нам следует избегать, – пишет Фрейд в „Толковании сновидений“ (Die Traumdeutung, 1900), – разграничения между сверхсознанием и подсознанием, столь распространенного в современной литературе о психоневрозах, поскольку это разграничение предполагает равнозначность психики и сознания» (2).

Эта критика повторяется неоднократно, резче всего – в отрывке из «Вопроса о непрофессиональном анализе» (Die Frage der Laienanalyse,1926): «Когда говорят о подсознании, неясно, имеется ли в виду подсознание как один из уровней топики – душевные содержания, лежащие ниже уровня сознания, – или же подсознание в качественном смысле – другое сознание или подземное сознание» (3, γ).

Фрейд отвергает понятие «подсознание», предполагающее, как ему кажется, «второе сознание», качественно совместимое, хотя бы отчасти, с сознательными явлениями. По Фрейду, лишь понятие бессознательного, несущее в себе отрицание, способно выразить одновременно разрыв между двумя областями психики на уровне топики и качественное различие между происходящими в них процессами (5). Наиболее сильный довод против понятия второго сознания определяется своеобразием психоаналитического исследования: «Часть процессов обладает рядом особенностей, которые представляются нам чуждыми, невероятными и прямо противоположны известным нам свойствам сознания» (4).

 

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

 

Нем.: Vorstellung. – Франц.: reprйsentation. – Англ.: idea or presentation. – Исп.: representaciфn. – Итал.: rappresentazione. – Португ.: representaзao.

• Классический термин философии и психологии: «То, что человек представляет, то, что образует конкретное содержание мыслнтельного акта», «в особенности воспроизводство прежних восприятий» (1). Фрейд противополагает представление и аффект*; у каждого из этих двух видов психических явлений – своя судьба.

• Термин Vorstellung по традиции входит в Словарь немецкой классической философии. Поначалу Фрейд понимал его вполне традиционно, а использовал – необычно (а). Нижеследующие соображения поясняют, в чем именно состоит это своеобразие.

1) Первые теоретические модели психоневрозов основаны на различении «кванта аффекта»* и представления. При неврозе навязчивости квант аффекта смещается с патогенного представления, связанного с травмирующим событием, на другое представление, которое кажется субъекту малозначимым. При истерии квант аффекта преобразуется в соматическую энергию, а вытесненное представление символизируется той или иной областью тела и телесной активности. Этот тезис, согласно которому разделение аффекта и представления лежит в основе вытеснения, заставляет по‑разному описывать их судьбу и особенно связанные с ними процессы: так, представление подвергается «вытеснению», а аффект – «подавлению».

2) Когда Фрейд говорил о «бессознательных представлениях», он отдавал себе отчет в парадоксальности совмещения этих двух терминов. И потому в этом выражении традиционный философский смысл термина Vorstellung, а именно акт субъективного представления объекта сознанием отходит на задний план. По Фрейду, представление определяется объектом, но вписывается в «мнесические системы».

3) Как известно, память для Фрейда – это не простое вместилище образов в строго эмпирическом смысле слова, но скорее совокупность мнесических систем; он расчленяет воспоминание на различные ассоциативные ряды и в конечном счете обозначает термином «мнесический след»* не столько «слабое впечатление», сохраняющее сходство с объектом, сколько знак, который постоянно соотнесен с другими знаками, но не связан с тем или иным чувственным качеством. И потому у нас есть основания связывать фрейдовское Vorstellung с лингвистическим понятием означающего.

4) Здесь уместно вспомнить о том, что Фрейд разграничивал два Уровня представлений: «словесные представления»* и «предметные представления»*. При этом в основу кладется различие, Которому Фрейд приписывал важнейшее значение в своей топике: предметные представления, характеризующие систему бессознательного, теснее связаны с предметами, а потому в случае «первичных галлюцинаций», например, представление об отсутствующем предмете становится для ребенка равнозначным непосредственно воспринимаемому и энергетически нагруженному предмету (см.: «Опыт удовлетворения»).

И потому, когда Фрейд (ср. его первые описания психоаналитической терапии в 1894–1896 гг.) стремился обнаружить в конце ассоциативных цепочек «патогенные бессознательные представления», конечной целью его поиска выступала та точка, где объект и его следы неразрывны, а означаемое неотделимо от означающего.

5) Хотя различие между мнесическим следом и представлением как его нагрузкой всегда неявно присутствовало у Фрейда, оно нигде четко не определялось (4). Причина этого, конечно, в том, что Фрейду трудно было помыслить чис/иьшмнесический след, т. е. такое представление, которое было бы полностью лишено нагрузки как в системе сознания, так и системе бессознательного.

 

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ КАК РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ [‑top] [ВЛЕЧЕНИЯ]

 

Нем.: Vorstellungsreprдsentanz или – tant. – Франц.: Reprйsentant‑reprйsentation. – Англ.: ideational representative. – Исп.: reprйsentante ideativo. – Итал.: rap‑presentanza data da una rappresentazione. – Португ.: reprйsentante ideativo.

• Представление или группа представлений, на которых фиксируется влечение в ходе истории субъекта и посредством которых это влечение вписывается в его психику.

• Французское выражение «reprйsentant‑reprйsentation» двусмысленно, поскольку немецкое слово, составленное из двух разных существительных, переводится здесь двумя однокоренными словами. К сожалению, избежать этой двусмысленности и найти точный перевод фрейдовского термина, по‑видимому, невозможно.

«Репрезентатор» – это перевод немецкого термина латинского происхождения Reprдsentanz (Я), который означает «представительство» (γ). Vorstellung – это философский термин, для которого традиционный русский эквивалент – «представление». Vorstellungsreprдsentanz означает то, что репрезентирует влечения в области представления (5). Этот смысл мы и пытались передать термином «представление как репрезентатор».

Понятие «представление как репрезентатор» встречается в тех текстах Фрейда, где он определяет отношение соматического к психическому как отношение влечения к тому, что его представляет. Это понятие определяется и используется прежде всего в работах 1915 г. по метапсихологии [Die Verdrдngung, Das Unbewusste], причем оно яснее всего выступает у Фрейда при разработке теории вытеснения.

Напомним, что влечение в той мере, в какой оно является соматическим, не подлежит прямому вытеснению в бессознательное. Вытесняются лишь психические репрезентаторы влечения или представления как репрезентаторы влечения.

Фактически Фрейд четко различает в психической репрезентации влечения два элемента, представление и аффект, и указывает на различие их судеб: лишь первый элемент (представление как репрезентатор) может без всяких изменений войти в систему бессознательного (об этом различии см.: Репрезентатор психический; Аффект; Вытеснение).

Что значит представление как репрезентатор? Фрейд нигде не дает ясного определения этого понятия. О значении термина «репрезентатор» и об отношении «представительства» между репрезентатором и влечением см. нашу статью «Репрезентатор психический». О термине «представление», означающем мыслительный элемент в противоположность аффективному элементу, можно прочитать в статьях «Представление» (Vorstellung), «Представление предметное» (Sachvorstellung или Dingvorstellung) и «Представление словесное» (Wortvorstellung).

В своей теории бессознательного, изложенной в статье 1915 г., Фрейд трактовал представления‑репрезентаторы не только как «содержания» бессознательного, но и как самое основу его организации. Фактически фиксация влечения на отдельном репре‑зентаторе и становление бессознательного происходят в едином процессе первовытеснения*: «У нас есть основания предположить наличие первовытеснения, или, иначе, первого этапа вытеснения, на котором психический репрезентатор влечения получает доступ в сознание. Это вызывает фиксацию: отныне данный репрезентатор остается неизменным, а влечение сохраняет свою связь с ним» (la).

В приведенном отрывке понятие «фиксация»* связано одновременно с двумя различными идеями: той, что лежит в основе генетического подхода, предполагающего фиксацию влечения на определенной стадии или объекте, и той, что требует записи влечения в бессознательном. Эта последняя мысль (или образ) появляется у Фрейда не впервые. Она присутствует уже в письмах Флиссу, где изложена одна из первых схем психического аппарата, использующая многослойные записи знаков (Niederschriften) (2), и вновь встречается в «Толковании сновидений» (Die Traumdeutung, 1900), особенно там, где обсуждается гипотеза об изменении записи представления при переходе из одной системы в другую (3).

Эта аналогия между отношением влечения к своему репрезентатору и знаковой записью (или, в терминах лингвистики, означающим) позволяет прояснить природу представления как репрезентатора.

 

ПРИНЦИП НИРВАНЫ

 

Нем.: Nirwaiuiprinzip. – Франц.: principe de nirvana. – Англ. Nirvana principle. – Иен.: principio de пил‑ana. – Итал.: principio del Nirvana. – Портут.: principio de nirvana.

• Термин Барбары Лоу, который используется Фрейдом для обозначения тенденции психического аппарата к полному устранению или по крайней мере к предельно возможному уменьшению внутреннего или внешнего возбуждения.

• Слово «Нирвана», распространившееся на Западе благодаря Шопенгауэру, взято из буддистской религии, где оно означает «угасание» человеческого желания, стирание индивидуальности в коллективной душе, состояние спокойствия и совершенного счастья.

В работе «По ту сторону принципа удовольствия» (Jenseits des Lustprinzip, 1920) Фрейд, вслед за английским психоаналитиком Барбарой Лоу, формулирует принцип Нирваны следующим образом: это «…тенденция к ослаблению, постоянству, подавлению внутреннего напряжения, связанного с возбуждением» (1). Точно так же Фрейд определяет в этом тексте принцип постоянства, в связи с чем возникает двусмысленность: тенденция к сохранению постоянного энергетического уровня отождествляется с тенденцией к полному уничтожению возбуждения (см.: Принцип постоянства).

Существенно, что Фрейд вводит понятие Нирваны в его философском значении в той работе, где он далеко продвигается по пути умозрения; в индуистском или шопенгауэровском понятии Нирваны Фрейд находит соответствие принципу влечения к смерти*. Это соответствие подчеркивается в работе «Экономическая проблема мазохизма» (Das цkonomische Problem des Masochismus, 1924): «Принцип Нирваны выражает ту же направленность, что и влечение к смерти» (2). И в этом смысле принцип Нирваны означает нечто большее, нежели … закон постоянства или гомеостазиса: это глубинная направленность на полное устранение возбуждения, которая у Фрейда ранее называлась «принципом инерции»*.

Вместе с тем понятие Нирваны означает опорную связь между удовольствием и самоустранением – связь, навсегда оставшуюся для Фрейда проблемой (см.: Принцип удовольствия).

 

ПРИНЦИП ПОСТОЯНСТВА

 

Нем.: Konstanzprinzip. – Франц.: principe de constance. – Англ.: principle constance. – Исп.: principio de constancia. – Итал.: principio di costanza. – Порт) principio de constиncia.

• Выдвинутый Фрейдом принцип, согласно которому психический аппарат стремится поддерживать имеющееся в нем количество возбуждения на возможно более низком и устойчивом уровне. Постоянство достигается, с одной стороны, разрядкой уже имеющейся энергии, с другой – избеганием всего того, что могло бы усилить возбуждение и вызвать защитную реакцию.

• Принцип постоянства – это основа экономической теории Фрейда. Он присутствует у Фрейда с самого начала, будучи скрытой предпосылкой функционирования психического аппарата, стремящегося поддержать постоянный уровень внутреннего возбуждения.

В случае внешних возбуждений это достигается посредством особых механизмов, позволяющих избегать этих возбуждений. В случае увеличения внутреннего напряжения это достигается посредством механизмов защиты и разрядки (отреагирования). Различные проявления психической жизни суть не что иное, как более или менее удачные попытки сохранить или восстановить это постоянство.

Принцип постоянства тесно связан с принципом удовольствия, поскольку неудовольствие, с точки зрения экономической, – это субъективное восприятие возрастающего напряжения, а удовольствие – восприятие убывающего напряжения. Однако отношения между субъективными ощущениями удовольствия и неудовольствия и лежащими в их основе экономическими процессами, по Фрейду, весьма сложны: например, возрастание напряжения иногда может вызывать чувство удовольствия. Из этого следует, что принцип постоянства не тождествен принципу удовольствия (см.: Принцип удовольствия).

*

Положив в основу психологии закон постоянства, Фрейд и Брейер следовали широко распространенному в научных кругах конца XIX в. требованию, согласно которому психология и психофизиология, как и любая другая наука, подчиняются общим принципам физики. Как предшественники Фрейда (например, Фехнер, придававший своему «принципу устойчивости» универсальное значение) (1), так и его современники неоднократно пытались обнаружить в психофизиологии закон постоянства.

Однако, как отмечал и сам Фрейд, простота понятия постоянства – это лишь видимость, поскольку «под ним можно понимать совершенно различные вещи» (2а).

В психологии, заимствовавшей идею постоянства из физики, принцип постоянства понимается в весьма различных смыслах:

1) некоторые авторы ограничиваются применением в психологии принципа сохранения энергии, согласно которому количество энергии в замкнутой системе остается постоянным. При таком подходе психические факты зависят от наличия психической или нервной энергии, количество которой остается неизменным при различных ее преобразованиях и перемещениях. Этот закон обосновывает саму возможность перевода психологических фактов на язык энергетики. Отметим, что данный принцип, лежащий в основе экономической теории психоанализа, относится к иному уровню, нежели тот фундаментальный принцип, который у Фрейда называется принципом постоянства.

2) Принцип постоянства иногда понимается как нечто сходное со вторым законом термодинамики: различия энергетического уровня внутри замкнутой системы стремятся к равновесию как к идеальному конечному состоянию. Фехнеровский «принцип устойчивости» весьма близок ему по смыслу. Однако при подобных сопоставлениях нужно четко определить, о чем собственно идет речь, применим ли этот закон к психическому аппарату или же к заключенной в нем энергии, к цельной системе психика – организм или же к системе организм – окружающая среда? В зависимости от конкретных случаев само понятие тенденции к энергетическому равновесию может иметь прямо противоположную направленность. Если это предположение верно, внутренняя энергия организма оказывается сводимой к неорганическому состоянию (см.: Принцип Нирваны).

3) Наконец, принцип постоянства может пониматься в смысле саморегуляции: функционирование той или иной психической системы направлено на сохранение постоянства различий между собственным энергетическим уровнем и энергетическим уровнем окружения. Принцип постоянства утверждает тогда существование относительно замкнутых систем (будь то психика или же организм в целом), стремящихся сохранить или восстановить своеобразие своего облика и своего энергетического уровня при всех своих обменах с окружающей средой. И потому есть смысл сопоставить понятие постоянства с понятием гомеостазиса у физиолога Кэннона (а).

Из‑за такого разнообразия значений точно определить, как Фрейд понимал принцип постоянства, нелегко. Фактически его формулировки (которыми, впрочем, и сам он не был доволен (За)) нередко двусмысленны и даже противоречивы: «…психика имеет тенденцию к поддержанию возможно более низкого или хотя бы постоянного уровня возбуждения» (ЗЬ), Именно с этой тенденцией Фрейд связывает «…ослабление, сохранение, подавление внутреннего напряжения» (Зс). Иначе говоря, тенденцию к полному устранению внутренней энергии системы вряд ли можно уподобить тенденции живых организмов к сохранению постоянного (пусть даже высокого) энергетического уровня при взаимодействии с окружением. По сути, эта вторая тенденция может выражаться как в стремлении к возбуждению, так и в стремлении к разрядке.

Противоречия, неточности, смысловые сдвиги в высказываниях Фрейда по этому поводу можно понять, только если выявить – четче, чем это сделано у Фрейда, – тот опыт и те теоретические задачи, которые лежат в основе всех его попыток определить смысл закона постоянства в психоанализе.

Принцип постоянства – это часть теоретической концепции, совместно разработанной Брейером и Фрейдом в 1892–1895 гг. для объяснения феномена истерии: симптомы связываются ими с недостатком отреагирования, а опора лечения ищется в адекватной разрядке аффектов. Однако, сопоставив две теоретические работы, написанные этими авторами порознь, мы замечаем, что сходство между ними лишь внешнее, что их подходы весьма различны.

В теоретическом разделе «Исследований по истерии» (Theoretisches. In: Studien ьber Hysterie, 1 8 95) Брейер рассматривал условия функционирования центральной нервной системы как относительно независимой системы в организме. Он видел в ней два типа энергии. С одной стороны, это потенциальная энергия или же «внутримозговое тоническое напряжение», с другой – кинетическая энергия, функционирующая в психическом аппарате. Принцип постоянства управляет именно тоническим возбуждением: «В организме существует тенденция к поддержанию постоянного уровня внутримозгового возбуждения» (4). Здесь следует отметить три важных момента:

1) закон постоянства рассматривается как закон оптимального уровня возбуждения. Существует благоприятный для организма энергетический уровень, который должен быть восстановлен посредством разрядки, если уровень возбуждения повышается, но также и посредством подзарядки (особенно во сне), если этот уровень слишком понижается.

2) Постоянству могут угрожать либо однообразное состояние общего возбуждения (например, состояние напряженного ожидания), либо неравномерность распределения возбуждения в психике (аффекты).

3) Поддержание или восстановление оптимального уровня возбуждения необходимо для свободного обращения кинетической энергии. Беспрепятственное функционирование мышления, нормальный процесс ассоциации идей означают, что психическая саморегулировка не нарушена.

Фрейд в «Наброске научной психологии» (Entwurf einer Psychologie, 1895) также исследовал условия функционирования нейронного аппарата. Однако на первый план у него выходит не принцип постоянства (поддержание определенного энергетического уровня), но принцип нейронной инерции*, согласно которому нейроны стремятся полностью освободиться от какого бы то ни было возбуждения. Вводя затем тенденцию к поддержанию постоянства энергии, Фрейд трактовал ее как «вторичную функцию, затребованную самой жизнью», или, иначе, как видоизмененный принцип инерции: «Нейронная система вынуждена отказаться от своей изначальной тенденции к инерции, к достижению нулевого энергетического уровня. Для обеспечения специфического действия она должна иметь определенный энергетический запас. Однако способ осуществления всего этого оказывается продолжением первой тенденции, лишь слегка видоизмененной усилием, направленным на сохранение предельно низкого энергетического уровня и защиту от его возрастания, или, иначе, на поддержание его постоянства» (2b). По Фрейду, принцип инерции управляет первичными функциями психического аппарата, обращением в нем свободной энергии. Закон постоянства, даже если он и не формулируется как независимый принцип, соотнесен со вторичными процессами, в которых связанная энергия поддерживается на определенном уровне.

Теперь становится очевидно, что хотя внешне Брейер и Фрейд используют одни и те же понятия, их теоретические модели совершенно различны. Мысль Брейера развивается в сторону биологии и предвосхищает современные идеи гомеостазиса и саморегулирующихся систем (Я). Напротив, идеи Фрейда кажутся с точки зрения наук о жизни ложными: ведь он стремится дедуктивно вывести функционирование живого организма со всеми его приспособительными навыками, с его энергетическим постоянством из принципа, отрицающего любое устойчивое различие уровней.

Это различие между Брейером и Фрейдом (впрочем, нигде явно не сформулированное (у)) имеет важное значение. Ведь действие принципа инерции – это особый процесс, обнаруженный Фрейдом благодаря сделанному им незадолго до этого открытию бессознательного. Это первичный процесс*, описанный в «Наброске научной психологии» на примерах сновидений и симптомов, особенно истерических. Для первичных процессов характерно беспрепятственное распространение, или «свободное перемещение», энергии (2с). На уровне психологического анализа обнаруживается, что при этом одно представление может полностью замешаться другим, заимствуя все его качества и самое силу его воздействия: «истерик, который плачет из‑за А, и не подозревает, что виной тому – ассоциация между А и В, причем В, быть может, и не играет никакой роли в его психической жизни. Символ здесь полностью подменил собою вещи» (2d). Этот сдвиг значения с одного представления на другое, клинический опыт, свидетельствующий о силе воздействия замещающих представлений, естественным образом объясняются у Фрейда «экономикой» принципа инерции. Свободные сдвиги смысда и полная разрядка психической энергии для Фрейда одно и то же, при том что этот процесс совершенно противоположен сохранению энергетического постоянства.

Конечно, и в «Наброске» речь идет о принципе постоянства, но лишь как о силе, противодействующей полной разрядке и тормозящей ее. Задача связывания психической энергии и поддержания ее на предельно высоком уровне возлагается на Я, которое способно выполнять эту функцию, поскольку и само оно является совокупностью представлений или нейронов с постоянным уровнем энергетической нагрузки (см.: Я).

Таким образом, родство между первичным и вторичным процессами не означает, что в общем процессе развития жизни одно следовало за другим или что в истории живого организма принцип инерции сменился принципом постоянства: это лишь родство двух разных психических процессов, двух принципов функционирования психики (о).

Напомним, что на различии этих принципов построена глава VII из «Толкования сновидений» (die Traumdeutung, 1900). Здесь Фрейд выдвинул предположение о том, что «…в основе работы психического аппарата лежит тенденция к предотвращению накопления возбуждений и, насколько возможно, к избеганию возбуждений» (5а). Этот принцип с характерным для него «свободным перемещением количеств возбуждения» Фрейд называл «принципом неудовольствия». Он лежит в основе функционирования бессознательного. Система Предсознание‑Сознание функционирует иначе – «посредством энергетических нагрузок она вызывает торможение этого (свободного) потока, преобразует нагрузки в потенциальную энергию и повышает ее уровень» (5b). В дальнейшем противоположность двух систем функционирования психики связывается у Фрейда с противопоставлением принципа удовольствия* принципу реальности*. Ради понятийной ясности следует, однако, сохранить различие между тенденцией к понижению – вплоть до нуля – уровня возбуждения и тенденцией к поддержанию постоянного уровня возбуждения: очевидно, что принцип удовольствия соотнесен с первой тенденцией, а принцип реальности – со второй.

*

Лишь в 1920 г., в работе «по ту сторону принципа удовольствия» (Jenseits des Lustprinzip) Фрейд четко сформулировал принцип постоянства. В этой связи следует особо отметить следующие моменты:

1) принцип постоянства выступает как экономическое обоснование принципа удовольствия (3d),

2) В определениях этого принципа сохраняется двусмысленность: тенденция к ослаблению напряжения и тенденция к поддержанию постоянного энергетического уровня выступают как тождественные.

3) Вместе с тем тенденция к полному устранению возбуждения (или принцип Нирваны*) считается основной, а другие принципы выступают как ее разновидности.

4) Хотя Фрейд видел «в душевной жизни, а быть может, и в нервной системе в целом» (Зе) лишь одну тенденцию (какие бы причудливые формы она ни принимала), на уровне влечений он ввел фундаментальный и неустранимый дуализм влечений к смерти*, или к полному устранению напряжений, и влечений к жизни*, или сохранению и созданию живых организмов, что предполагает более высокий уровень энергетического напряжения. Этот дуализм влечений многие авторы считают дуализмом принципов: он раскрывается в последовательности главных фрейдовских противопоставлений, таких, как свободная энергия – связанная энергия*, высвобождение – связывание* (Entbindung‑Bindung), первичный процесс – вторичный процесс* (см.: Влечение к смерти).

Фрейду не удалось обнаружить антитезу, которая соответствовала бы вышеперечисленным противоположностям на уровне психической экономики. В «Наброске научной психологии» разграничиваются принцип инерции и принцип постоянства, однако в дальнейшем это разграничение не внесло ясности в общую путаницу вокруг принципа постоянства.

 

ПРИНЦИП РЕАЛЬНОСТИ

 

Один из двух принципов, управляющих, по Фрейду, функционированием психики. Он образует пару с принципом удовольствия и видоизменяет его действие: как только принцип реальности утверждает свое господство, поиск прямых и непосредственых удовлетворений прекращается, удовлетворение ищется на обходных путях, а достижение результата может отсрочиваться в зависимости от внешних условий.

С точки зрения энергетики, принцип реальности предполагает преобразование свободной энергии в связанную*; с точки зрения топики, он характеризует главным образом систему Предсознание‑Сознание; с точки зрения динамики, принцип реальности воздействует на определенный тип энергии влечений, подвластных Я (см.: Влечения Я).

• Это понятие появляется в 1911 г. в «Двух принципах функционирования психики» (Formulierungen ьber die zwei Prinzipiell des psychisches Geschehens), хотя подспудно оно присутствовало уже в ранних метапсихологических разработках Фрейда. Принцип реальности возникает, по Фрейду, позже принципа удовольствия и в связи с ним. Поначалу младенец стремится к непосредственной галлюцинаторной разрядке напряжений, связанных с влечениями (см.: Опыт удовлетворения): «…лишь постоянная неудача, отсутствие ожидаемого удовлетворения, разочарование приводят к отказу от попыток удовлетворения посредством галлюцинации. Волей‑неволей психический аппарат вынужден научиться представлять себе реальное положение вещей во внешнем мире и производить в нем реальные изменения. Для этого в действие вводится новый принцип психической деятельности: психическое представление перестает подстраиваться под то, что приятно, и начинает соответствовать тому, что реально, даже если оно и неприятно» (la). Принцип реальности как регулятивный принцип функционирования психики возникает вследствие изменения принципа удовольствия, прежде' царившего безраздельно, и в результате ряда приспособительных изменений в психике, таких, как развитие функций сознания (внимание, суждение, память); замена двигательной разрядки действием, направленным на преобразование реальности; появление мысли как «испытания», при котором происходит перемещение небольших нагрузок и преобразование свободной энергии*, беспрепятственно перетекающей от представления к представлению, в связанную энергию* (см.: Тождество восприятия – Тождество мысли). Переход от принципа удовольствия к принципу реальности не уничтожает первого принципа. Если принцип реальности обеспечивает реальное удовлетворение, то принцип удовольствия сохраняет свое господство в одной из областей психической деятельности, где по‑прежнему властвуют фантазии и законы первичных процессов*, т.е. в области бессознательного*.

Этот общий подход был разработан Фрейдом в рамках так называемой «генетической психологии» (1b). Он подчеркивал, что эта общая схема в разной мере применима к развитию сексуальных влечений и влечений к самосохранению*. Так, влечения к самосохранению постепенно все более подчиняются принципу реальности, тогда как сексуальные влечения «обучаются» лишь с опозданием, да и то не полностью. В результате сексуальные влечения навсегда остаются во власти принципа удовольствия, а влечения к самосохранению довольно быстро научаются представлять в психике требования реальности. С этой точки зрения, психический конфликт между Я и вытесненными содержаниями психики укореняется на уровне дуализма влечений, связанного, в свою очередь, с дуализмом принципов.

Несмотря на свою очевидную простоту, эта концепция порождает трудности, которые заметил и подчеркнул сам Фрейд.

1) Мысль о том, что сексуальные влечения и влечения к самосохранению развиваются одинаково, представляется неверной. Неясно, как определить тот первоначальный момент, когда влечения к самосохранению подчинялись одному лишь принципу удовольствия: разве, по Фрейду, они не были сразу же нацелены на реальный объект удовлетворения желаний, отличаясь этим от сексуальных влечений? (2). Вместе с тем тесная связь между сексуальностью* и фантазированием* делает весьма сомнительной саму мысль о постепенном постижении реальности, как это показывает, впрочем, и психоаналитическая практика.

В самом деле, что заставляет ребенка искать реальный объект, если он спрсобен вволю удовлетворяться собственными галлюцинациями? Эту трудность можно разрешить так: сексуальное влечение возникло на основе влечения к самосохранению – путем примыкания* и одновременно обособления. В общем, функции самосохранения вводят в действие такие способы поведения и восприятия, которые, пусть и неумело, направлены на реальный объект, способный к адекватному удовлетворению потребностей (грудь, пища). Сексуальное влечение рождается на обочине процесса, связанного с выполнением этой естественной функции; оно приобретает самостоятельность, отделяясь и от этой функции, и от объекта, воспроизводя удовольствие автоэротически* и особым образом организуя избранные представления в фантазмы. С этой точки зрения, связь между двумя типами влечений и двумя принципами – это не вторичное приобретение: связь между самосохранением и реальностью прочна изначально, а возникновение сексуальности совпадает с появлением фантазмов и галлюцинаторным осуществлением желания.

2) Фрейдовская идея насчет некоего вымышленного изначального состояния, при котором человек сперва всецело предается нарциссическим* удовольствиям, а затем неизвестно каким путем выходит навстречу реальности, подвергалась критике. Такую картину опровергают и собственные утверждения Фрейда: ведь доступ к реальности существует, по крайней мере в отдельных областях (например, в области восприятия), изначально. Нельзя ли связать это противоречие с тем, что в области психоаналитического исследования проблема реальности ставится иначе, чем, например, в психологии, изучающей поведение ребенка? По‑видимому, то, что Фрейд необоснованно считает значимым для развития субъекта в целом, на самом деле относится только к области бессознательного желания, изначально далекой от реальности. Фрейд искал предпосылки доступа к «окончательной форме любви к объекту» в эволюции человеческой сексуальности – на пути, структурированном Эдиповым комплексом*. Без ссылок на эту Эдипову диалектику и на связанные с нею (само)отождествления* нельзя понять значение принципа реальности и его способность изменять направление сексуального желания (см.: Объект).

3) Фрейд приписывал важное значение понятию «испытание реальности»*, хотя и не дал связного теоретического объяснения этого процесса и не уточнил своего отношения к принципу реальности. Фактически это понятие используется в рамках двух совершенно различных подходов: с одной стороны, это генетическая теория обучения реальности, испытания влечения реальностью (методом проб и ошибок); с другой стороны, квази‑трансценден‑тальная теория становления объекта в ряду антитез: внутреннее – внешнее, приятное – неприятное, интроекция – проекция (см.: Испытание реальности, Я – удовольствие, Я – реальностъ).

4) В своей второй топике Фрейд трактует Я как результат отделения от Оно при прямом контакте с внешней реальностью, и потому Остановится инстанцией, обязанной обеспечивать ведущее положение принципа реальности. Я «…внедряет – между требованиями влечений и действиями, направленными на удовлетворение, – работу мысли, которая, понимая настоящий момент и используя прошлый опыт, стремится с помощью испытаний предугадать результат предпринимаемых действий. Тем самым Я удается определить, стоит ли предпринять или же отсрочить попытку удовлетворения, не нужно ли просто‑напросто счесть требования влечений опасными и подавить их (принцип реальности)» (3). В этом утверждении виден размах стремлений Фрейда подчинить приспособительные функции индивида – Я (см.: Я, Комментарий VI). Такая трактовка вызывает возражения двоякого рода. С одной стороны, неясно, можно ли передоверить обучение требованиям реальности такой психической инстанции, которая и сама в своем возниковении и функционировании отмечена следом (само)отождествлений и конфликтов. С другой стороны, разве понятие реальности в самом психоанализе не было полностью обновлено такими важнейшими открытиями, как Эдипов комплекс или развитие либидинального объекта? То, что в психоанализе понимается под «доступом к реальности», не сводится к способности отделить ирреальное от реального или же испытать фантазмы и бессознательные желания, столкнув их с единовластными законами внешнего мира.

 

ПРИНЦИП УДОВОЛЬСТВИЯ

 

Нем.: Lustprinzip. – Франц.: principe de plaisir. – Англ.: pleasure principle. – Исп.: principio de placer. – Итал.: principle di piacere. – Португ.: principle de prazer.

• Один из двух принципов, управляющих, по Фрейду, функционированием психики. Цель психической деятельности в целом – избежать неудовольствия и достигнуть удовольствия. Поскольку неудовольствие связано с возрастанием количества возбуждения, а удовольствие – с его ослаблением, постольку принцип удовольствия – это экономический принцип.

• Мысль о том, что удовольствие – регулятивный принцип функционирования психики, принадлежит не Фрейду. Фехнер, чьи идеи, как известно, сильно повлияли на Фрейда, выдвинул «принцип удовольствия от действия» (la). В отличие от обычных гедонистических учений, он имел в виду не удовольствие как цель человеческого действия, а обусловленность наших поступков в данный момент удовольствием или неудовольствием от представления о совершаемом действии или его последствиях. Фехнер отмечал также, что эти побуждения могут и не улавливаться сознанием: «Вполне естественно, что если наши побуждения скрыты в бессознательном, то это относится также к удовольствию и неудовольствию» (1b, а).

Эта актуальность побуждений лежит и в центре фрейдовской концепции: психический аппарат* стремится избегать неприятного напряжения или устранять его. Стоит отметить, что поначалу этот принцип именовался «принципом неудовольствия» (2а): побуждением к действию служит испытываемое в данный момент неудовольствие, а вовсе не перспектива будущего удовольствия. Речь идет о механизме «автоматического» регулирования (2b).

Идея принципа удовольствия почти не изменялась на протяжении всего творчества Фрейда. А вот место этого принципа среди других теоретических положений было для Фрейда проблемой, и он предложил несколько вариантов ее решения.

Первая сложность, которая чувствуется уже в самой формулировке этого принципа, связана с определением удовольствия и неудовольствия. Размышляя о строении психического аппарата, Фрейд настаивал на том, что система Предсознание‑Сознание чувствительна к любому качественному различию впечатлений от внешнего мира, но что изнутри она воспринимает лишь нарастание и ослабление напряжения, которые на шкале удовольствие – неудовольствие выражаются целой гаммой качеств (2с) (Я). Можем ли мы удовлетвориться чисто экономическим определением удовольствия и неудовольствия, считая их качественным выражением количественных изменений? Каково точное соотношение между этими двумя моментами: качественным и количественным? В итоге Фрейд осознал сложность, с которой он столкнулся в поисках простого ответа на этот вопрос. Поначалу он ставил знак равенства между удовольствием и ослаблением напряжения, между неудовольствием и его возрастанием, но вскоре это отношение перестало быть для него простым и очевидным: «… обратим внимание на то, что гипотеза эта страдает неопределенностью, поскольку нам не удалось определить суть отношений между удовольствием и неудовольствием через изменение силы психических возбуждений. Ясно одно: эти отношения могут быть весьма различными и уж в любом случае не могут быть простыми» (3).

Что же касается действующего здесь механизма, то у Фрейда мы находим несколько подходов к этой проблеме. В работе «По ту сторону принципа удовольствия» (Jenseits des Lustprinzips, 1920) Фрейд призывал различать неудовольствие и чувство напряжения, поскольку существуют и приятные напряжения: «Не следует ли соотнести чувство напряжения с абсолютной величиной нагрузки, а подчас и с ее уровнем, тогда как шкала удовольствие – неудовольствие укажет нам на изменение нагрузки в единицу времени» (4а). В следующей его работе во внимание принимался также и временной фактор, ритм этого процесса, причем вновь подчеркивается качественный аспект удовольствия (5а).

Несмотря на все сложности, связанные с поиском эквивалентов между количественными и качественными аспектами удовольствия‑неудовольствия, очевиден интерес психоаналитической теории к экономическому истолкованию этих состояний, позволяющий определить основу как бессознательных инстанций личности, так и ее сознательных сторон. Говорить о бессознательном удовольствии, связанном с явно болезненным симптомом, вряд ли имеет смысл с психологической точки зрения. Фрейд исходит из психического аппарата и происходящих в нем энергетических изменений. Тем самым в его распоряжении оказывается модель, позволяющая ему рассматривать каждую подструктуру как управляемую тем же самым принципом, что и психический аппарат в целом. Он оставляет в стороне трудный вопрос об определении для каждой из этих подструктур путей и случаев возрастания напряжения как причины чувства неудовольствия. Однако эта проблема прямо ставится – применительно к Я – в «Торможении, симптоме, страхе» (Hemmung, Symptom und Angst,1926) (концепция сигнала тревоги* как побуждения к защите).

Другая проблема, связанная с предыдущей, – это проблема отношения между удовольствием и постоянством. В самом деле, даже если согласиться с существованием экономического, количественного аспекта удовольствия, вопрос остается открытым: обусловлено ли то, что Фрейд называет удовольствием, постоянством энергетического уровня или сведением напряжений к минимуму? Подчас кажется, что, уподобляя принцип удовольствия принципу постоянства, Фрейд выбирал первый подход. Однако, если учесть все теоретические утверждения Фрейда, особенно в «Наброске научной психологии» (Entwurf einer Psychologie, 1895) и в «По ту сторону принципа удовольствия», нельзя не заметить, что принцип удовольствия скорее противоположен сохранению постоянного энергетического уровня, независимо от того, идет ли речь о свободной энергии, об энергии связанной* или же о поднятой самим Фрейдом проблеме: не находится ли принцип удовольствия во власти влечения к смерти? (4b,5b). Подробнее эта проблема обсуждается в статье «Принцип постоянства».

Спорный воппрс психоанализа – что же собственнЪ находится «по ту сторону принципа удовольствия» – не может быть осмысленно поставлен, покуда не выявлена проблематика, требующая ввода таких понятий, как удовольствие, постоянство, связывание, полное устранение напряжений. Фактически Фрейд вводит принципы или силы влечения, выходящие за рамки принципа удовольствия, лишь тогда, когда принцип удовольствия в его трактовке сближается с принципом постоянства. Если же принцип удовольствия толковался как полное устранение напряжения (принцип Нирваны), то тогда Фрейд подчеркивает основополагающее значение принципа удовольствия (см. особенно: Влечение к смерти).

Принцип удовольствия возникает в психоаналитической теории, как правило, вместе с принципом реальности. Так, выявляя два принципа функционирования психики, Фрейд исходит прежде всего именно из этих двух опорных моментов. Поначалу влечения стремятся лишь к разрядке, к удовлетворению кратчайшим возможным путем. Постепенно они постигают природу реальности, ибо лишь этот процесс «обучения» помогает им, несмотря на все окольные пути и отсрочки, достичь желаемого удовлетворения. По этой несколько упрощенной картине можно судить о том, как проблема отношения между удовольствием и реальностью обусловлена пониманием удовольствия в психоанализе. Если под удовольствием понимать удовлетворение потребности (образец здесь – удовлетворение влечений к самосохранению), тогда противопоставление принципа удовольствия принципу реальности не дает ничего существенно нового, особенно если признать, что живой организм обладает естественным равновесием и установками, в силу которых удовольствие, подчиненное, правда, адаптативным функциям, становится направляющим принципом жизни. Однако психоанализ придает принципу удовольствия решающее значение в ином контексте – в связи с такими процессами (опыт удовлетворения) и явлениями (сновидение), «нереалистичность» которых очевидна. И тогда эти два принципа предстают как полностью антагонистичные: выполнение бессознательного желания (Wuncherfьllung) отвечает иным требованиям и соответствует иным законам, нежели удовлетворение (Befriedugimg) жизненных потребностей (см.: Влечения к самосохранению).

(5) Freud (S.). Das цkonomische Problem des Masochismus, 1924. – a) G.W., XIII, 372–373; S.E., XIX, 160–161; франц., 212. – b) oV., XIII, 372; S.E., XIX, 160; франц., 212.

 

ПРОЕКЦИЯ

 

Нем.: Projektion. – Франц.: projection. – Англ.: projection. – Исп.: proyecci‑6n. – Итал.: proiezione. – Португ.: projeзвo.

• А) В широком смысле слова – смешение неврологического или психологического явления вовне, переход либо от центра к периферии, либо от субъекта к объекту. Эта процедура может пониматься по‑разному (см. комментарий).

Б) В собственно психоаналитическом смысле – операция выделения и локализации в другом лице или веши тех качеств, чувств, желаний – короче, тех «объектов», которые субъект не признает или отвергает в самом себе. Речь здесь идет об очень древнем по происхождению механизме зашиты, который обнаруживается, в частности, при паранойе, но также и при «нормальном» мышлении (суеверия).

• I. Слово «проекция» широко используется в наши дни как в психологии, так и в психоанализе. Оно используется в различных и, как часто отмечают, нечетко разграниченных значениях. Стоит, по‑видимому, охарактеризовать различные трактовки понятия «проекция» – сначала на уровне семантики.

а) В неврологии слово «проекция» употребляется в смысле, производном от геометрического, где оно означает соответствие каждой точки фигуры в пространстве каждой точке фигуры на чертеже. В этом смысле тот или иной участок мозга представляет собой проекцию определенного (рецепторного или эффекторного) участка телесного аппарата: соответствие между тем и другим устанавливается по особым законам – либо между отдельными точками, либо между отдельными структурами, причем оно может осуществляться и в центробежном, и в центростремительном направлении.

б) Второе значение производно от первого, но затрагивает лишь движение от центра к периферии. На языке психофизиологии, например, говорят о том, что обонятельные ощущения локализуются в органе‑рецепторе благодаря проекции. Именно в этом смысле Фрейд говорит об «ощущении щекотки как о таком возбуждении центральной нервной системы, которое проецируется на периферическую эрогенную зону» (1). В этом же смысле можно, вслед за Г.Б. и A.C. Инглиш, определять «эксцентрическую» проекцию как «локализацию чувственных данных в том месте пространства, где находится воздействующий объект, а не в той точке тела, где возникает ощущение» (2а).

В психологии проекцией называются следующие процессы: в) субъект воспринимает окружающий мир и отвечает на возбуждения сообразно со своими интересами, способностями, привычками, длительными или мимолетными аффективными состояниями, ожиданиями, желаниями и пр. Подобная соотнесенность внутреннего и внешнего мира (Innenwelt и Umwelt) – это одно из открытий современной биологии и психологии, сделанное прежде всего под воздействием гештальтпсихологии. Это открытие подтверждается на всех уровнях поведения: животное выборочно реагирует в поле своего восприятия на некоторые особые стимулы, управляющие его поведением; деловой человек рассматривает все предметы с точки зрения купли‑продажи («профессиональная деформация восприятия»); человек в хорошем настроении склонен видеть мир «сквозь розовые очки» и пр. Однако существенные структуры и характеристики личности могут обнаружиться и в его явном поведении. Этот факт лежит в основе так называемых проективных методов: детский рисунок раскрывает личность ребенка; при некоторых стандартных тестах, например при проективных тестах в собственном смысле слова (ср. тесты Роршаха – Т.А. Т. – thematic apperception test, тест тематической апперцепции), субъект сталкивается со слабоструктурированными ситуациями и неясными стимулами, что позволяет «… определять, по особым правилам расшифровки и в соответствии с особенностями материала и заданного вида творческой деятельности, определенные черты характера' испытуемого, равно как и организацию его поведения и его эмоциональной жизни» (3).

г) Субъект показывает самим своим отношением, что он уподобляет одного человека другому: говорят, например, что он «проецирует» образ отца на своего начальника. В таком случае слово «проекция» – это малоудачное обозначение психоаналитического открытия, называемого «трансфером».

д) Субъект отождествляет себя с другими людьми или, напротив, отождествляет других людей, одушевленные или неодушевленные существа с самим собой. Как известно, читатель может проецировать на себя героя романа и наоборот: в своих «Баснях» Лафонтен, например, проецировал антропоморфные чувства и рассуждения на животных. Подобный процесс уместнее было бы счесть «(само)отождествлением» в психоаналитическом смысле.

е) Субъект приписывает другим людям побуждения, желания и пр., которых он не замечает в самом себе: так, расист проецирует на тех людей, которых он ненавидит, свои собственные недостатки и склонности. Этот феномен, названный у Г.Б. и А.С.Инглиш «отчуждающей проекцией» (disowning projection) (2b), наиболее сходен с проекцией у Фрейда.

И. Фрейд говорил о проекции применительно к различным явлениям нормальной психологии и патопсихологии.

1) проекция была поначалу обнаружена в паранойе. Фрейд – посвятил этому психическому расстройству два небольших текста, написанных в 1895–1896 гг. (4а), а также главу III из «Дальнейших соображений о психоневрозах защиты» (Weitere Bemerkungen ьber die Abwehr‑Neuropsychosen, 1896). В этих работах проекция предстает как первичная защита, связанная с неправильным использованием обычного психического механизма, например, вынесением. вовне источника неудовольствия. Параноик проецирует вовне мучительные представления, а они возвращаются к нему в виде самоупреков: «… действительные содержания остаются теми же самыми, меняется лишь их место внутри общего целого» (4b).

В дальнейшем, размышляя о паранойе, Фрейд каждый раз (особенно в случае Шребера) говорил и о проекции. Однако в данном случае проекция понимается ограниченно: она представляет собой лишь часть параноидного защитного механизма и присутствует не во всех видах паранойи (5а).

2) В 1915 г. Фрейд описывал фобическую организацию психики как настоящую «проекцию» влечения, ощущаемого как нечто опасное, на реальность: «введет себя так, словно опасность нарастания тревожного страха обусловлена не динамикой влечений, а внешним восприятием, и, стало быть, можно реагировать на эту внешнюю опасность попытками бегства, фобическим уклонением от опасности» (6).

3) Фрейд видел тот же механизм в так называемой «проективной ревности», которую он отличал как от «нормальной» ревности, так и от параноидного бреда ревности (7). Субъект защищается от собственных желаний неверности, вменяя неверность в вину супругу; тем самым он переносит внимание с собственного бессознательного на бессознательное другого человека, подчас достигая глубокого понимания этого человека одновременно с полным непониманием самого себя. И потому иногда невозможно (и всегда * безрезультатно) опровергать проекцию как ошибку восприятия. t; 4) Фрейд неоднократно подчеркивал нормальность проективного механизма. И потому он видел проекцию в предрассудках, мифах, анимизме: «Неясное осознание (так сказать, эндопсихическое восприятие) психических факторов и отношений в бессознательном выражается […] в построении сверхъестественной реальности, которая должна быть вновь преобразована наукой в психологию бессознательного» (8).

5) Наконец, лишь в редких случаях Фрейд говорил о проекции применительно к психоаналитической ситуации. Например, он никогда не называл трансфер в целом проекцией: словом «проекция» он обозначал лишь один момент трансфера – когда субъект приписывает аналитику те слова и мысли, которые, по сути, принадлежат ему самому (например: «Вы подумаете, что… но у меня нет такого намерения») (9а).

Из этого перечня видно, что, обнаруживая проекцию в различных областях, Фрейд понимал ее достаточно узко. Проекция всегда выступает как защита, как приписывание другому – человеку или вещи – качеств, чувств, желаний, которые субъект отрицает или просто не замечает в самом себе. На примере анимизма видно, что Фрейд не считал проекцию простым уподоблением другого самому себе. Анимистские верования нередко объясняли неспособностью первобытных людей помыслить природу иначе как по образу человека; то же относится и к мифологии: нередко утверждают, что древние «проецировали» на природу человеческие качества и страсти. По Фрейду – в этом и состоит его вклад в решение проблемы – такое уподобление опирается на отказ признать нечто: демоны и духи воплощают не что иное, как дурные человеческие желания.

III. В большинстве случаев, говоря о проекции, Фрейд не рассматривал проблему в целом. В описании случая Шребера он объясняет это так: «… понимание проекции предполагает исследование более общей психологической проблемы, которое нам придется отложить до другого случая, а вместе с нею – изучение образования параноидных симптомов как таковых» (5Ь). Даже если такое исследование и было проведено, оно никогда не было опубликовано. При этом Фрейд неоднократно высказывал свои соображения о метапсихологии проекции. Попробуем обобщить здесь элементы его теории и возникающие в ней проблемы:

1) общую основу механизма проекции мы обнаруживаем во фрейдовской трактовке влечения. Как известно, Фрейд считал, что в организме возможны два вида возбуждений, порождающих напряжение: те, от которых можно уберечься и защититься, и те, которых невозможно избежать, поскольку необходимого механизма (или слоя*) зашиты не существует, – и это первый критерий различения между внутренним и внешним. Проекция выступает, таким образом, как первоначальное средство защиты от внутренних возбуждений, которые могут быть слишком сильными и потому неприятными, и тогда субъект проецирует их вовне, чтобы уклониться (фобическое избегание), защититься от них. Возникает «…побуждение видеть в них не внутреннее, а внешнее воздействие, так как в последнем случае можно ввести в действие особый слой защиты от возбуждения. Так и возникает проекция» (10). У этого решения есть, однако, свой изъян: отныне субъект вынужден безраздельно верить в нечто, подчиненное законам реального мира (4с).

2) Фрейд считал, что проекция (вместе с интроекцией*) играет важную роль в возникновении противоположности между субъектом (Я) и внешним миром. Субъект «…принимает в себя или, по Ференци, „интроецирует“ те объекты, которые служат источниками удовольствия; он отторгает все то, что становится внутренним источником неудовольствия (механизм проекции)» (11). Этот процесс интроекции – проекции выражается «в языке орального влечения» (9b) как противоположность присвоения – отторжения. Именно этот этап Фрейд считал периодом «Я‑удовольствия в чистом виде» (см.: Я‑ удовольствие, Я‑реальность). Авторы, которых интересовал временной аспект фрейдовской концепции, ставили вопрос: предполагает ли проекция – интроекция уже существующее различение внутреннего и внешнего или же сама создает его? Анна Фрейд писала: «Мы полагаем, что интроекция и проекция возникают вслед за обособлением Я от внешнего мира» (12). Она спорила по этому вопросу с М. Кляйн, у которой на первом плане была диалектика интроекции – проекции «хороших» и «плохих» объектов* как основа дальнейшего различения внутреннего и внешнего.

IV. Таким образом, Фрейд указал на тот механизм, в котором он видел метапсихологическую пружину проекции. Однако такое понимание породило ряд проблем, не нашедших ясного ответа в его работах.

1) Первая трудность связана с вопросом о том, что именно проецируется, выносится вовне. Нередко Фрейд описывал проекцию как деформацию нормального процесса, побуждающего нас искать причину наших аффектов во внешнем мире: именно так выглядит проекция при фобиях. Напротив, в исследованиях паранойи – скажем, в случае Шребера – ссылки на причины предстают как апостериорные обоснования проекции. «… высказывание „я его ненавижу“ преобразуется посредством проекции в другое высказывание: „он меня ненавидит“ (он меня преследует), что дает мне право его ненавидеть» (5с). В этом случае проецируется, выносится вовне аффект ненависти (или, иначе говоря, само влечение). Наконец, в таких метапсихологических текстах, как «Влечения и судьбы влечений» (Triebe und Triebschicksale, 1915) и

«Отрицание» (Die Verneinung, 1925), проецируется «плохое», то, что составляет объект ненависти. Такая трактовка близка «реалистическому» пониманию проекции у М.Кляйн: с ее точки зрения, проекции подвергается «плохой» (фантазматический) объект, причем возникает впечатление, будто не воплощенное в каком‑либо объекте влечение или аффект вообще невозможно отвергнуть.

2) Вторая важнейшая трудность возникает в связи с фрейдовской концепцией паранойи. Дело в том, что, обсуждая общие защитные механизмы, действующие при этом психическом расстройстве, Фрейд по‑разному определял место проекции. В своих первых текстах он трактовал проекцию при паранойе как первичный защитный механизм, по сути своей противоположный вытеснению при неврозе навязчивости. При этом неврозе первичная защита представляет собой вытеснение в бессознательное всей совокупности патогенных воспоминаний и замещение их «первичным симптомом защиты» – недоверием самому себе. При паранойе же первичная защита действует иначе: вытеснение здесь также имеет место, однако оно направлено во внешний мир, а первичный симптом защиты выступает как недоверие другим людям. Состояние бреда выглядит тогда как неудачная защита и «возврат» того, что было вытеснено вовне (4d).

В случае Шребера проекция возникает иначе, сопровождая процесс «образования симптома»*. Этот подход сближает механизм возникновения паранойи с механизмом возникновения неврозов: поначалу невыносимое чувство (гомосексуальная любовь) вытесняется внутрь, в бессознательное, преобразуясь в свою противоположность, а затем оно проецируется во внешний мир; в данном случае проекция выступает как способ возврата того, что было вытеснено в бессознательное.

Это различие в понимании механизма паранойи позволяет вычленить два смысла проекции:

а) смысл, сходный с пониманием проекции в кинематографии: субъект выносит вовне образ того, что бессознательно существует в нем самом. Здесь проекция определяется как особый способ непонимания, нежелания знать, парадоксальным образом предполагающий понимание в других именно того, что субъект отказывается видеть в себе;

б) обозначение квазиреального процесса отторжения: субъект выбрасывает вовне то, чего не хочет иметь, и затем вновь обнаруживает выброшенное во внешнем мире. В данном случае проекция выступает не как «нежелание знать», но как «нежелание быть».

При первом подходе проекция сводится к иллюзии, при втором – укореняется в месте первоначального раздвоения на субъект и внешний мир (см.: Отвержение).

Этот второй подход отчасти присутствует и в изучении случая Шребера: «Неверно думать, будто подавленное внутреннее чувство проецируется вовне, скорее то, что устранено (aufgehobene) внутри, вновь приходит извне» (5d). В этом отрывке Фрейд, по сути, называет проекцией вышеописанное «нежелание знать», уточняя, правда, что ссылок на проекцию недостаточно для понимания психоза.

3) Еще одна сложность касается фрейдовской теории галлюцинации и сновидения как разновидностей проекции. Если Фрейд прав и вовне проецируется именно неприятное, то как понять проекцию исполненного желания? Фрейд предложил такой ответ на этот вопрос: даже если в сновидении удовлетворяется приятное желание, сон при этом не перестает выполнять свою первичную функцию защиты, устраняя любые помехи этому удовлетворению: «…на месте внутреннего побуждения, всецело поглощающего сновидца, воцаряется внешний опыт, запрос которого спящий отвергает. Таким образом, сновидение, помимо прочего, выступает как проекция внутреннего процесса» (13).

V. 1) Несмотря на все эти сложности, смысл проекции, как мы видим, показан у Фрейда достаточно четко. Всякий раз речь идет о выбросе вовне, об отказе принять нечто в себя или быть чем‑то. Представляется, что этот смысл, связанный с отказом, выбросом, отсутствовал в дофрейдовском использовании слова «проекция» – об этом свидетельствует, например, такое высказывание Ренана: «Ребенок проецирует на все вещи то чудо, которое он носит в самом себе».Такое употребление слова «проекция» встречается и в после‑фрейдовскую эпоху, порождая ряд трудностей, связанных с этим понятием, в психологии, а иногда и в психоанализе (а).

2) Наши попытки сохранить фрейдовское понимание проекции не означают отрицания всех тех трудностей, о которых речь шла выше (см. I). К тому же психоанализ показывает, что проекция, как отказ от понимания и выброс вовне, имеет место во всех этих разнородных процессах.

Ведь уже проекция как перенос на какой‑то определенный орган тела неясного, разлитого напряжения и страдания, позволяет фиксировать его, даже при отказе от понимания его подлинного источника (см. выше: I, б).

Кроме того, несложно показать, что при проективных тестах (см. выше: I, в) речь идет не только об упорядочении внешних раздражителей сообразно со складом личности: рассматривая и истолковывая предъявляемые ему картинки, субъект, конечно же, проецирует вовне не только то, что он есть, но и то, чем он отказывается быть. Возникает даже вопрос: не побуждает ли сам проективный метод к вынесению «плохого» вовне?

Отметим также, что психоаналитики не уподобляют трансфер проекции (см. выше: I, г); признавая, однако, что механизм проекции играет свою роль в трансфере. Например, считается, что проекция собственного Сверх‑Я на аналитика облегчает для субъекта мучительную ситуацию внутренней борьбы.

Наконец, весьма запутанными представляются отношения между (само)отождествлением и проекцией – отчасти из‑за нечеткости в определении этих понятий. Подчас такие выражения, как «истерик проецирует себя» или «истерик отождествляет себя» с каким‑то персонажем, используют как синонимичные. Возникающая при этом путаница столь велика, что Ференци, например, умудрялся говорить в подобных случаях даже об интроекции. Не углубляясь сейчас в вопрос о сорасчленении понятий и механизмов (само)отождествления и проекции, заметим, что термин «проекция» •в подобных случаях вообще неуместен, так как здесь отсутствуют необходимые для проекции в психоаналитическом смысле условия – расчленение внутреннего мира личности и отбрасывание на другого человека отторгаемой части самого себя.

 

ПРОТИВОНАГРУЗКА

 

• Экономический процесс, в котором Фрейд видит опору для многообразных защитных действий Я. Этот процесс предполагает осуществляемую Я нагрузку представлений, систем представлений, установок и т. д., способных препятствовать доступу бессознательных представлений и желаний в сознание и действие.

Этим термином может также обозначаться более или менее устойчивый результат этого процесса.

• Понятие противонагрузки употреблялось Фрейдом преимущественно в рамках «экономической» теории вытеснения. Подлежащие вытеснению представления, постоянно нагруженные влечениями и непрестанно стремящиеся прорваться в сознание, могут удерживаться в бессознательном лишь силой, неустанно действующей в противоположном направлении. В общем вытеснение предполагает два взаимообусловленных экономических процесса:

1) осуществляемое системой Псз снятие нагрузки, ранее связанной с тем или иным неприятным представлением (разгрузка);

2) противонагрузка энергией, высвобожденной в результате предыдущей операции.

И здесь возникает вопрос об объекте противонагрузки. Заметим, что в результате противонагрузки представление удерживается в системе, снабжающей влечения энергией. Это нагрузка какого‑то элемента в системе Предсознание‑Сознание, не позволяющая вытесненному представлению занять его место. Противонагруженные элементы различны по своей природе: это может быть отросток* бессознательного представления (подмены, например, животные, которые в фобиях приковывают к себе внимание, обеспечивая устойчивое вытеснение бессознательного желания и связанных с ним фантазий) или же нечто, прямо ему противоположное (ср. реактивные образования – скажем, повышенное внимание матери к детям, за которым скрываются ее агрессивные желания, или же забота о чистоте, свидетельствующая лишь о борьбе с анальными тенденциями).

Прогавонагруженным может оказаться не только представление, но и ситуация, поступок, черта характера и пр., – в любом случае цель противонагрузки в том, чтобы как можно дольше сохранить вытеснение. И в этом смысле понятие противонагрузки обозначает экономический аспект динамического понятия защиты Я, позволяя учесть устойчивость симптома, поддерживаемого, по выражению Фрейда, «одновременно с двух сторон». Неустранимости бессознательного желания противопоставлена относительная прочность защитных механизмов Я, предполагающих постоянные энергетические затраты.

Понятие противонагрузки относится не только к пограничной области между бессознательным и предсознательным. Фрейд впервые ввел понятие противонагрузки в свою теории вытеснения* (1), однако противонагрузка обнаруживается и в различных защитных механизмах, таких, как изоляция, ретроспективная ликвидация, защита со стороны реальности и пр. При подобных защитных действиях, а также в механизмах внимания и аналитического мышления противонагрузка осуществляется также внутри самой системы Предсознание‑Сознание.

Фрейд обращается к понятию противонагрузки также при изучении связи организма со своим окружением (например, при учете защитных реакций на внешнее поступление энергии, прорывающей слой защиты от возбуждений*,– боль, травма). Организм вводит в действие внутреннюю энергию за счет ослабления других видов деятельности, чтобы построить внутреннюю преграду, не пропускающую внутрь внешние возбуждения или хотя бы ослабляющую их натиск (2).

 

 

---

Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 218; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!