II. ИЗОБРАЖЕНИЕ НАГОГО ТЕЛА И ПОРТРЕТ 19 страница



* Мы встречаем у него также крайне современную идею о том, что бессознательные инстинктивные жизненные акты дают совершенные результаты в то время, как интеллект способен только на мелкие неудачные попытки (том II, гл. 20).

 

487

средним сословием. Ясность его писаний, который он так гордился, грозит каждую минуту оказаться тривиальностью. Таким образом делалось возможным усвоить себе все цивилизованное мировоззрение, не отказываясь от формул, распространяющих вокруг себя атмосферу глубокомыслия и исключительности. Его система есть предвосхищенный дарвинизм, для которого язык Канта и понятия индусов служат только костюмом. В его книге "О воле в природе" (1835) мы уже находим борьбу в природе за самоутверждение, находим человеческий интеллект, как самое действительное оружие этой борьбы, половое влечение, как бессознательный выбор, руководимый биологическим интересом.

Это то учение, которое Дарвин с сенсационным успехом окружным путем, через Гегеля и Мальтуса, внес в полном объеме в картину животного мира. Политико‑экономическое происхождение дарвинизма, – которое уяснят себе только в будущем, когда люди перестанут быть дарвинистами по инстинкту, становясь ими даже прежде чем "Происхождение видов" делает их таковыми по убеждению, – блестяще доказывается тем фактом, что система эта, построенная на основании сходства высших животных с человеком, уже не подходит для растительного царства и превращается в нелепость, когда ее хотят применить со всеми ее волевыми тенденциями (искусственный подбор, mimicry) к простейшим органическим

формам. Западный биолог, подобрав в известном порядке несколько фактов и изъяснив их на наглядных примерах таким

образом, чтобы они соответствовали его историко‑динамическому основному чувству «развития», называет это – «доказать». «Дарвинизм», т. е. известная сумма очень разнообразных. противоречащих друг другу воззрений, общей чертой которых является только применение принципа причинности к живущему, следовательно, метод, а не результат, был известен во всех подробностях уже в XVIII столетии. Уже в 1754 г. Руссо защищает теорию происхождения от обезьяны. От Дарвина идет только манчестерская система, популярность которой объясняется скрытым политическим содержанием.

Здесь обнаруживается духовное единство столетия. От Шопенгауэра до Шоу, все, сами того не подозревая, давали форму одним и тем же принципам. Ими всеми руководит идея развития, даже теми, кто, подобно Хеббелю, не знали

* В главе "О метафизике половой любви" (II, 44) мысль о половом

подборе как средстве поддерживания вида в полной мере предвосхищена у Дарвина.

488

ничего о Дарвине, притом идея развития не в глубоком гетевском понимании, а в плоском цивилизованном, носящем следы то политико‑экономической, то биологической обработки. Внутри самой идеи развития, которая является насквозь фаустовской и в строгой противоположности вневременной аристотельской энтелехии обнаруживает страстное стремление к бесконечному будущему, обнаруживает волю и цель, которая представляет собой a priori форму нашего созерцания природы и не нуждается в том, чтобы ее отрывали и возводили в закон, потому что она имманентна фаустовскому духу – и притом только ему одному, – внутри ее самой также произошел переход от культуры к цивилизации. У Гёте, который в этом отношении принадлежит к барокко, идея эта возвышенна, у Дарвина – плоска, у Гёте – органична, у Дарвина – механистична; у первого она есть переживание и интуиция, у последнего – познание и закон. Там она именуется внутренним завершением, здесь – «прогрессом». Дарвинова борьба за существование, которую он вносит в природу, а не извлекает из нее, есть только плебейская формулировка того исконного чувства, которое в шекспировских трагедиях сталкивает большие действительности друг с другом. То, что там внутренне созерцается, ощущается и осуществляется в образах как судьба, здесь было понято как причинное сцепление и приведено в утилитарную поверхностную систему. И вот эта система, а не то древнее прачувство, лежит в основе речей Заратустры, трагики «Привидений» и проблематики "Кольца Нибелунгов". Вся разница в том, что Шопенгауэр, которому следует Вагнер, как первый открывший, был охвачен ужасом перед собственным познанием – и в этом корень его пессимизма, нашедшего в музыке «Тристана» высшее выражение, – тогда как позднейшие во главе с Ницше вдохновлялись этим познанием, притом нередко несколько насильственно.

В разрыве Ницше с Вагнером, этом последнем событии в

области немецкого духа, обладающем известным величием,

скрывается переход Ницше от одного учителя к другому, его

уход от Шопенгауэра к Дарвину, от метафизического к физиологическому формулированию того же мирочувствования, от отрицания к утверждению аспекта, признаваемого обоими, а именно воли к жизни, которая идентична с борьбой за существование. В работе "Шопенгауэр как воспитатель" слово «развитие» обозначает еще внутреннее созревание; сверхчеловек есть продукт механической «эволюции». Таким образом, «Заратустра» стал этическим, возникнув из бессознательного противоречия «Парсифалю» и художественно

489

испытывал влияние последнего, являясь плодом ревности одного провозвестника к другому.

Но Ницше был также социалистом, сам того не ведая. Не

его боевые лозунги, а его инстинкты были социалистические,

императивные, практические, направленные к физиологическому "спасению человечества", о чем Гете и Кант никогда и не думали. Материализм, социализм и. дарвинизм разделимы только искусственно и внешне. Таким образом оказалось возможным для Шоу ввести только маленькое и даже последовательное изменение в тенденции господской морали и воспитания сверхчеловека, чтобы сохранить неприкосновенными принципы своего социализма в третьем акте "Человека и Сверхчеловека", одного из самых сильных и показательных произведений конца эпохи. Бесцеремонно, ясно, с полным сознанием своей тривиальности, Шоу высказывает здесь именно то, что должно было быть раньше сказано со всей вагнеровской театральностью и романтической расплывчатостью в неосуществленных частях «Заратустры». Надо только уметь проследить соответствующие практические, вызываемые структурой современной общественной жизни предпосылки и следствия хода мыслей Ницше. Он применяет неопределенные обороты, вроде "новые ценности", «сверхчеловек», "дух земли", и остерегается или боится формулировать их более ясно. Шоу это делает. Ницше замечает, что дарвинистическая идея сверхчеловека наводит на понятие "искусственного подбора, разведения (воспитания)", но он ограничивается звонкой фразой. Шоу спрашивает – потому что бесцельно говорить, не имея в виду осуществить на деле, – как это

должно произойти, и приходит к заключению, что человечество должно превратиться в своего рода конный завод. Но это именно и есть вывод «Заратустры», который сам Ницше не имел мужества – пускай мужества безвкусия – высказать. Кто говорит о разведении, весьма материалистическом и утилитарном понятии, которое делает брак сексуальным учреждением в интересах общества и с точки зрения физиологической цели, тот обязан дать ответ, кто, по отношению какого объекта и как должен это делать. Однако романтическое отвращение Ницше к прозаическим в высшей степени социальным следствиям, страх подвергнуть испытанию свои поэтические утопии путем сопоставления с реальными условиями заставили его умолчать о том обстоятельстве, что все его позитивное учение, как происходящее от дарвинизма, предпосылает в качестве средства осуществления социализм, притом социалистическое принудительное государство, что всякому систематическому разведению высшего класса, людей должен

490

предшествовать строго социалистический общественный порядок и что эта "дионисийская идея", коль здесь речь идет об

общественном действии, а не о частной жизни уединенных

мыслителей, демократична, в какую бы сторону ее ни поворачивали. Здесь динамическая этика со своим догматом "ты должен" достигает своего апогея: чтобы возложить на мир форму своей воли, фаустовский человек жертвует собой.

Уже Шопенгауэр говорил о стадном человеке, как о массовом продукте производства природы. Воспитание сверхчеловека вытекает из понятия искусственного подбора. Ницше, когда писал афоризмы, был учеником Дарвина, но уже сам Дарвин видоизменил теорию развития XVIII в. при помощи политико‑экономических тенденций, которые заимствовал у своего учителя Мальтуса и перенес в мир высших животных. Дарвинизм есть социально‑политическая концепция. Мальтус изучил фабричную промышленность Ланкастера, и применение всей его системы, притом в приложении к человеку, а не к животным, мы уже находим в "Истории английской цивилизации" Бокля (1857).

Итак, "господская мораль" последнего романтика проистекает замечательным, но в высшей степени показательным для духа времени путем из источника всей интеллектуальной современности, из атмосферы английской машинной промышленности. Маккиавелизм, слишком часто прославляемый Ницше как феномен Ренессанса, и сродство которого с дарвиновским понятием «mimicry» не следует упускать из виду, тогда же подвергся разбору в «Капитале» Маркса – другого знаменитого ученика Мальтуса, – и подготовительная ступень к этой основной книге политического (не этического) социализма, начавшей выходить с 1867 г., а именно работа "О

критике политической экономии", появилась одновременно с

главным произведением Дарвина. Такова генеалогия господской морали. "Воля к власти", перенесенная в реальные, политические, экономические условия, нашла свое самое сильное выражение в пьесе "Майор Барбара" ("Солдат армии спасения") Шоу. Конечно, Ницше как личность стоит во главе этого ряда этиков, но здесь партийный политик Шоу как мыслитель становится с ним в один ряд. "Воля к власти" представлена теперь обоими полюсами общественной жизни, рабочим классом и большими финансовыми и интеллектуальными деятелями, гораздо решительнее, чем некогда каким‑нибудь Борджиа. Миллиардер Ундершэфт в этой лучшей из комедий Шоу – это и есть сверхчеловек. Конечно, романтик Ницше не узнал бы своего идеала. Он всегда говорил о переоценке, о философии будущего, конечно, западного

491

будущего, а не китайского или африканского, но когда его вечно расплывающиеся в дионисийских далях мысли действительно уплотнились в осязаемые образы, то "Воля к власти" представилась ему в виде кинжала и яда, а не забастовки и энергии капитала. Тем не менее он утверждал, что идея воли к власти открылась ему в первый раз во время войны 1870 г. при виде идущих в бой прусских полков.

Вся драматика этой эпохи – уже не поэзия в старом

культурном смысле, а практическая конструкция, дебатирование и доказательство; театральная сцена рассматривается как "моральное учреждение". Сам Ницше неоднократно склоняются к драматическому изложению своих мыслей. Рихард Вагнер вложил в свои драмы цикла «Нибелунгов», в особенности в первоначальную редакцию их около 1850 г., свои социально‑революционные идеи, и Зигфрид, обходным путем художественного и внехудожественного развития, остался даже в законченном «Кольце» воплощением "4‑го сословия", Фафнир – воплощением капитализма, а Брунгильда – воплощением "свободной женщины". Музыку к половому подбору, теория которого, т. е. "происхождение видов", появилась в 1859 г., мы находим именно в третьем акте «Зигфрида» и в «Тристане». Отнюдь не случайно, что Вагнер, Хеббель и Ибсен предприняли почти одновременно драматическую обработку сюжета «Нибелунгов». Хеббель, познакомившись в Париже с сочинениями фр. Энгельса, выражает свое удивление (письмо от 2‑го апреля 1844 г.) по поводу того, что он понял социальный принцип эпохи, который он тогда собирался изобразить в драме под заглавием "В некое время", совершенно так же, как автор "Коммунистического манифеста", а при первом знакомстве с Шопенгауэром (письмо от 29 марта 1857 г.) он был поражен сродством "Мира как воли и представления" с теми тенденциями, которые он положил в основу своего «Олоферна» и "Ирода и Мариамны". Дневники Хеббеля, важнейшая часть которых написана между 1835 и 1845 г., – одно из глубочайших философских созданий эпохи, хотя сам автор совершенно не подозревают этого. Мы не будем удивлены, если найдем целые его фразы буквально повторенными у Ницше, хотя этот последний его никогда не знал и только в лучшие свои моменты мог стать с ним наравне.

Я привожу здесь обзор подлинной философии XIX столетия, единственная и подлинная тема которой есть концепция воли к власти, в ее цивилизованно‑интеллектуальном образе, как воля к жизни, как жизненная сила, как практически‑динамический принцип, как понятие или драматический образ.

492

Эпоха, завершенная Шоу, есть период увядания

(climacterium) западной духовности и соответствует античному времени между 350–250 гг. Все остальное, говоря словами Шопенгауэра, профессорская философия профессоров философии.

1819 г. Шопенгауэр. "Мир как воля и представление": воля к жизни первый раз поставлена в центр, как единственная реальность ("исконная сила"), но под влиянием предшествующего идеализма еще рекомендуется ее отрицание.

1836 г. Шопенгауэр. "О воле в природе": предвосхищение

дарвинизма в метафизическом облачении.

1840 г. Прудон. "Qivest‑се que c'est la propriete!": основоположение анархизма.

1841 г. Хеббель. «Юдифь»: первая драматическая концепция "новой женщины" и «сверхчеловека» (Олоферн). – Фейербах. "Сущность христианства".

1844 г. Энгельс. "Очерк критики политической экономии":

основоположение материалистического понимания истории.

– Хеббель. "Мария Магдалина": первая социальная драма.

1847 г. Маркс. "Нищета философии": синтез Гегеля и

Мальтуса. Эти года – решающая эпоха, когда политическая

экономия начинает господствовать над социальной этикой и

биологией.

1848 г. Вагнер. "Смерть Зигфрида": Зигфрид как социально‑этический революционер; клад Фафнира – символ капитализма.

1850 г. Вагнер. "Искусство и климат": сексуальная проблема.

1850–1858 гг. Обработка цикла «Нибелунгов» Вагнером,

Хеббелем, Ибсеном.

1859 г. Символическое совпадение: Дарвин "Происхождение видов путем естественного подбора" (применение политической экономии к биологии) и "Тристан и Изольда" ‑

Маркс "К критике политической экономии".

1865 г. Дюринг. "Ценность жизни". Книга редко упоминаемая, но имевшая сильнейшее влияние на ближайшее поколение.

1867 г. Ибсен. «Бранд» и «Капитал» Маркса.

1878 г. Вагнер. «Парсифаль»: первое растворение материализма в мистицизме.

1879 г. Ибсен. "Нора".

1881 г. Ницше. "Утренняя заря": переход от Шопенгауэра к Дарвину, мораль как биологический феномен.

493

1883 г. «Заратустра»: воля к власти, но в романтическо‑филологическом облачении.

1886 г. «Росмерсхольм» ("Благородные") и "По ту сторону добра и зла".

1887‑88 гг. Стриндберг. «Отец» и "Юлия".

1890 г. Приближающийся конец эпохи: религиозные произведения Стриндберга, символические‑ Ибсена.

1896 г. Ибсен. "Джон Габриэль Боркман".

1898 г. Стриндберг. "На пути в Дамаск".

С 1900 г. Последние явления.

1903 г. Вейнингер. "Пол и Характер": единственная серьезная попытка вновь оживить для переживаемой эпохи Канта путем сопоставления с Вагнером и Ибсеном.

1903 г. Шоу. "Человек и сверхчеловек": последний синтез

Дарвина и Ницше.

1905. "Майор Барбара" ("Солдат армии спасения"): тип

сверхчеловека, сведенный к его хозяйственно‑политическому

источнику.

 

Этим вслед за метафизическим периодом истощился и этический. Этический социализм, подготовленный Фихте, Гегелем и Гумбольдтом, достиг своего самого страстного величия в средине XIX столетия. В конце этого столетия он уже был в стадии повторения, а в XX в., сохранив слово социализм, на место этической философии, которая только для эпигонов представляется незаконченной, поставил практику экономических злободневных вопросов. Миронастроение Запада остается социалистическим, но его теория перестает быть проблемой. Имеется возможность третьего и последнего рода западной философии – историко‑психологический скептицизм. Тайна мира представляется последовательно в виде проблемы познания, проблемы ценности и проблемы формы. Кант смотрел на этику как на объект познания, XIX столетие считало познание объектом оценки. Скептик признал бы и то и другое за исторические феномены.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ


Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 173; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!