ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ СТАЛИНА. ГОДЫ УЧЕБЫ. ФОРМИРОВАНИЕ ЛИЧНОСТИ 4 страница



Комментируя данное высказывание Сталина, Троцкий пишет, что придавать этим словам документальную ценность было бы опрометчиво, и не только потому, что Сталину вообще нельзя доверять, но и в силу того, что каждый на его месте поступил бы, вероятно, так же. «Вряд ли, во всяком случае, можно упрекать Сталина зато, что он отказался публично жаловаться на своего давно умершего отца. Скорее приходится удивляться почтительной неделикатности писателя» [64].

В литературе о Сталине среди некоторых авторов прочно утвердилось мнение, что его отец часто подвергал своего сына побоям. Одни считают, что делал это он потому, что не считал Иосифа своим действительным сыном, зная, что его подлинным отцом является совсем другой человек. Американский биограф Сталина Р. Конквест в одной из книг, специально посвященной биографии Сталина, также поднимает этот вопрос. Он пишет, что в Грузии распространены легенды, согласно которым подлинным отцом Иосифа был какой-то князь или граф. «И это не является невозможным,» — пишет автор, — поскольку, мол, Грузия занимала первое место в мире по числу князей на квадратную милю. Согласно данным на 1851 г., там насчитывалось 47 княжеских фамилий. Правда, автор замечает, что данное обстоятельство не может служить аргументом в пользу признания данной легенды в качестве достоверной.[65]

В начале 60-х годов на Западе в печати довольно широко муссировалась тема, кто был подлинным отцом Сталина. Западногерманский журнал «Spiegel» опубликовал материал, посвященный данной проблеме, сопроводив его фотоснимками. В этой публикации детально анализировалась версия, согласно которой настоящим отцом Сталина был известный русский путешественник Н. Пржевальский. Поводом для такого рода предположений послужило поразительное портретное сходство Сталина в поздние годы его жизни с Пржевальским, а также то обстоятельство, что примерно в тот период, когда родился Сталин, он находился в Гори. Для предположений подобного характера, конечно, можно найти или выдумать любые обоснования, но рассматривать их в качестве действительно серьезных, как мне кажется, нет оснований. Равно как и с заранее заданными, имеющими четко направленный характер, являются версии о том, что настоящим отцом Сталина был какой-то грузинский вельможа. Прежде всего называется упоминавшийся выше Эгнатошвили.

Что можно сказать по поводу такого рода «исторических изысканий»? Вообще говоря, достоверно установить подлинность такого рода фактов вообще невозможно, не говоря уже о том, что делать это по прошествии столь большого периода времени, просто смешно. Сколько-нибудь серьезные, особенно претендующие на историческую обоснованность исследования, не могут оперировать такими в высшей степени сомнительными «аргументами». Однако в приложении к биографии Сталина такие приемы практикуются достаточно широко, особенно теми, кто заранее запрограммирован на вполне определенные выводы.

Мне представляется, что в любом случае биография Сталина не должна даже в малейшей степени опираться на подобного рода умозрительные, а чаще всего злонамеренные предположения и произвольные гипотезы относительно его родителей. Наиболее достоверными, как мне думается, являются те сведения, которыми мы располагаем и которые зафиксированы в многочисленных документальных источниках. Более того, именно родители Сталина — Виссарион Джугашвили и Екатерина Геладзе — воспитали его и именно с ними он сам ассоциировал себя в качестве сына. Думается, что других, более весомых доказательств, нет смысла приводить. По крайней мере, иные версии и гипотезы, которые широко комментируются в нынешней сталиниане, заслуживают гораздо меньше доверия, чем те, на которые предпочтительно опираться.

Все сказанное, разумеется, не снимает и не может снять вполне закономерного вопроса о том, какое влияние на молодого Сталина оказали его родители, как семейная среда отразилась на формировании его нравственных устоев, характера и в целом его мировосприятия. Данный вопрос имеет существенное значение, поскольку некоторые биографы Сталина чуть ли не все отрицательные черты его характера, которые проявились в дальнейшем, связывают с условиями его раннего детства, с воспитанием в семье, с тем, что он рос и развивался в обстановке враждебности и отчужденности со стороны отца, который заложил в него озлобленность, чувство мести, злопамятность, мстительность и беспощадность. В известном смысле можно говорить о некоей чуть ли не генетической доминанте, предопределившей все зловещие черты этой исторической фигуры. По крайней мере, именно такие исходные посылки закладываются некоторыми биографами Сталина, рассматривающими эволюцию формирования его характера.

Сейчас, по прошествии стольких лет, невозможно достоверно установить, насколько соответствуют действительности бытующие мнения относительно жестокого обращения Бесо Джугашвили со своим сыном. Но мне представляется, что имеющиеся в распоряжении биографов Сталина сведения по данному вопросу все же позволяют сделать более или менее верные, отражающие действительность, выводы. По крайней мере, факт плохого обращения Бесо Джугашвили в отношении своего сына едва ли может вызывать серьезные сомнения, поскольку имеется весьма авторитетное на этот счет подтверждение со стороны дочери Сталина — Светланы, которая едва ли заинтересована в том, чтобы наговаривать на своего отца. Давать здесь общую оценку ее воспоминаниям в данном случае нет смысла. Применительно же к рассматриваемому нами вопросу следует отметить, что ее свидетельства отличаются не только искренностью и доступной ей степенью объективности, но и критическим отношением к своему отцу, стремлением понять его психологию и мотивы поведения. Нам еще представится возможность не раз обращаться к фактам и оценкам, которые содержатся в книгах С. Аллилуевой. Ее, так сказать, мировоззренческие оценки своего отца и мотивация многих его действий мне кажутся во многих случаях поверхностными, лишенными проникновения в суть проблем, носящими легковесный характер. Однако по этой причине едва ли можно ставить под сомнение конкретные факты и обстоятельства жизни Сталина, которые приводит в своих воспоминаниях его дочь. Собственно, именно она является наиболее достоверным источником сведений, касающихся некоторых сторон его характера и жизни. Политическая мотивация, лежащая в основе ее оценок, на мой взгляд, не должна ставить под вопрос историческую ценность и достоверность ее воспоминаний.

Так, в книге «Только один год», опубликованной через два года после ее отъезда на Запад, она пишет: «Иногда он рассказывал мне о своем детстве. Драки, грубость нередкое явление в бедной, полуграмотной семье, где глава семьи пьет. Мать била мальчика, ее бил муж. Но мальчик любил мать и, защищая ее, однажды бросил нож в своего отца. Тот с криками погнался за ним, и его спрятали соседи. Родители были оба из крестьян, пределом достижимого для отца было работать сапожником на фабрике. У матери было больше фантазии и амбиции — она хотела сделать единственного сына священником и таким образом подняться с того дна, каким была ее жизнь. Она была истинно и глубоко религиозна, и рано овдовев, работала не покладая рук, чтобы дать сыну образование» [66].

Согласно источникам, опубликованным на Западе, друг его детства Давид Мачавариани рассказывал, что однажды Бесо ворвался в дом, где находились Екатерина и маленький Сосо, обозвал Екатерину «шлюхой» и набросился с побоями на сына:

 

«Минутой позже мы [Давид Мачавариани со своими родственниками и соседями] услышали звук бьющейся посуды, пронзительные крики жены [Виссариона], а маленький Сосо, весь в крови, стремглав бросился к нам с криками: «Помогите! Идите быстрее, он убивает мою мать!» Мой отец и соседи с трудом уняли Бесо, который с пеной у рта и усевшись верхом на грудь Като душил ее. Чтобы утихомирить его, пришлось стукнуть его и связать по рукам и ногам. Моя мать занялась беднягой Сосо, у которого на голове была рана, и, так как он боялся возвращаться домой, они с Като остались на ночь у нас, тесно прижавшись друг к другу на матрасе на полу»[67].

 

Правдоподобность подобной ситуации не вызывает каких-либо сомнений. Несколько настораживает лишь описание событий с такими красочными деталями, которые не могут сохраниться в памяти по прошествии многих и многих десятилетий даже у людей, обладающих хорошей памятью. Здесь приходится считаться с тем, что такого рода воспоминания носили откровенно тенденциозный характер и были заведомо направлены на дискредитацию Сталина, на то, чтобы внушить читателю мысль: изначально в силу своего сурового детства Сталин, испытывавший побои, сам естественным образом ожесточился и со временем превратился в крайне жестокого человека.

Мягко выражаясь, суровое обращение отца со своим сыном считается многими биографами Сталина в качестве факта, не вызывающего серьезных сомнений, поскольку он подтверждается самыми разными свидетельствами, исходящими как от людей, враждебно настроенных по отношению к Сталину, так и от людей, которых нельзя заподозрить в заведомо предвзятом отношении к нему, в частности, дочери Сталина. Но, соглашаясь с тем, что такой факт, очевидно, соответствует действительности, мы вместе с тем не можем не указать на одно существенное обстоятельство: этот довольно важный момент, в принципе способный повлиять на формирование характера и оказать серьезное воздействие на всю психологическую конструкцию личности, в интерпретации биографов Сталина определенной направленности весьма преувеличивается.

Одни делают это по причине того, что придают самодовлеющее и явно гипертрофированное значение чисто психологическим моментам, которые якобы чуть ли не предопределяют в дальнейшем склад характера и особенности личности того или иного человека в соответствии с теми жизненными условиями, которые были в раннем детстве. «Современники Сталина, похоже, знали о его одержимости идеей битья. Грузинский меньшевик Ираклий Церетели шутил, что в устах Сталина, говорившего с сильным грузинским акцентом, фраза «Бытие определяет сознание» звучала как «Битие определяет сознание»» , — пишет психоаналитик Д. Ранкур-Лаферриер в своей книге «Психика Сталина»[68].

Другие (и это особенно наглядно продемонстрировал Троцкий во всех своих работах, посвященных Сталину) стремятся доказать, что он изначально, с самого своего рождения рос и формировался в среде, сделавшей его черствым, лишенным даже подобия каких-либо человеческих качеств и чувств.

Именно в этом контексте следует рассматривать и свидетельства, касающиеся и других качеств отца Сталина. Речь идет о его чрезмерной склонности к употреблению спиртных напитков, попросту говоря о том, что он был пьяницей. Как заключают некоторые биографы Сталина, это не могло не отразиться самым пагубным образом на его сыне не только в чисто психологическом плане, но и в сугубо медицинском — в смысле генетических последствий. Конечно, трудно, если вообще возможно, сказать что-либо по вопросу об органической взаимосвязи между склонностью отца к алкоголю и последующей политической биографией его сына. На этот счет, видимо, никакая наука пока не в состоянии дать сколько-нибудь вразумительного ответа. Однако в исследовании деяний Сталина, которыми занимаются его биографы, склонность Бесо Джугашвили к спиртным напиткам занимает несоразмерно большое, порой чуть ли не доминирующее место. Именно поэтому, как мне кажется, политическая биография Сталина не должна обходить и такие довольно щекотливые моменты, поскольку на их основе делаются весьма сомнительные по своей обоснованности и добросовестности выводы.

В этом отношении Л. Троцкий, основываясь на свидетельствах И. Иремашвили, особый акцент делает на том, что отец Сталина был человеком сурового нрава и притом жестокий пьяница. Большую часть своего скудного заработка он пропивал[69]. Другой биограф Сталина Р.Такер пишет: «Достоверно известно, что Бесо был суровым, вспыльчивым человеком и большим любителем выпить» [70]. И. Грей, английский биограф Сталина, написавший несколько книг по русской истории, некоторое время работавший в британской разведке, основываясь на источниках того же круга, что и другие, также особый акцент делает на склонности отца Сталина к выпивке. Он отмечает: «Говорят, что он был пьяницей. Грузины пользуются репутацией сильно выпивающих людей. В Грузии и России выражение «пьян, как сапожник», было общепринятым выражением» [71]. Д. Волкогонов пишет, что отец Сталина «…сильно пил. Матери и Сосо часто выпадали жестокие побои. Пьяный отец, прежде чем уснуть, норовил дать затрещину своенравному мальчишке, явно не любившему отца» , — заключает Волкогонов, основываясь на свидетельствах И. Иремашвили, и делает это с такой потрясающей уверенностью, как будто он был самоличным свидетелем всего происходившего[72].

Вообще надо сказать, что И. Иремашвили стал главным, иногда даже единственным источником сведений о ранних годах жизни Сталина и его родителей, которые биографы Сталина принимают во внимание[73]. Публикации, в том числе и те, которые касаются именно этого периода в жизни Сталина, в частности, документальная подборка воспоминаний и документов, появившаяся накануне 60-летия Сталина в журнале «Молодая гвардия», обычно в расчет не принимаются, поскольку рассматриваются в качестве апологетических, а потому и малодостоверных. С этим в определенной мере можно согласиться, хотя для выяснения истины мало иметь только один источник и рассматривать его в качестве вполне достоверного. Впрочем, о склонности отца Сталина к пьянству свидетельствует не только И. Иремашвили, но и другие источники, в достоверности которых нет оснований сомневаться. Этот момент в генеалогии Сталина можно считать установленным с необходимой долей достоверности.

Именно этому следует Р. Такер, который в своей биографии Сталина пишет: «Привязанность, которую Сосо Джугашвили испытывал к своей матери, резко отличалась от его чувств по отношению к отцу. Иремашвили рассказывает о жестоких побоях, которыми награждал ребенка пьяный Виссарион, о постепенно возраставшей антипатии Сосо к отцу. Живя под постоянной угрозой вспыльчивого Виссариона и наблюдая с возмущением, как матери приходилось ночами работать на швейной машине, так как Виссарион пропивал почти все свое небольшое жалованье, Сосо начал ненавидеть этого человека и по возможности избегать его. В характере Сосо появилась мстительность, свойственная ему и в дальнейшей жизни; он стал бунтарем против отеческой власти в любом проявлении» [74].

Многие биографы Сталина охотно цитируют далеко идущий вывод И. Иремашвили: «Незаслуженные страшные побои сделали мальчика столь же суровым и бессердечным, каким был его отец. Поскольку люди, наделенные властью над другими благодаря своей силе и старшинству, представлялись ему похожими на отца, в нем скоро развилось чувство мстительности ко всем, кто мог иметь какую-либо власть над ним. С юности осуществление мстительных замыслов стало для него целью, которой подчинялись все его усилия» [75].

Задумываясь над всеми приведенными выше высказываниями, можно сделать вполне определенно лишь один достоверный вывод: данные свидетельства имеют под собой одни и те же источники, прежде всего свидетельства друга молодого Иосифа времен детства и учебы в духовной академии в Тифлисе — И. Иремашвили. Каких-либо оснований с порога отвергать эти свидетельства нет достаточных причин, равно как нет причин безоговорочно принимать их на веру.

Вообще в биографической литературе, касающейся деятелей более или менее крупного исторического масштаба, как-то стихийно установилась своеобразная традиция. Ее суть состоит в том, что разные авторы так или иначе становятся в известном смысле своего рода заложниками взглядов и концепций, которые выдвигались и обосновывались их предшественниками. Здесь превалирует не какое-то заведомое стремление следовать заранее сформировавшейся точке зрения, а определенная дань сделанному ранее, своего рода признание того, что было сделано другими, и как бы подтверждение того, что автор ценит их вклад в исследование проблемы и в определенной мере считается с их мнением. В этом смысле изыскания биографов Сталина ничем не отличаются от себе подобных: каждый новый биограф так или иначе опирается на то, что было сделано до него. Важно при этом, чтобы соблюдалась верность не той или иной исторической версии, а верность исторической правде, чтобы заблуждения или ошибки, однобокости и всякого рода пристрастия предшественников не служили каким-либо препятствием в стремлении установить подлинную картину того, что было на самом деле.

Применительно к биографии Сталина это имеет особое значение, поскольку дело не только в том, что вокруг него создано огромное количество мифов и весьма обширен круг лиц, которые слишком идеологически ангажированы, чтобы быть объективными исследователями. В вопросе о Сталине буквально всякие мелочи и детали обретают злободневный и порой весьма трудно объяснимый политический смысл. Но это только на первый взгляд, поскольку даже за самыми мелкими деталями скрываются «политические уши» тех, кто стремится все представить в том или ином идеологическом ключе, который заранее и преднамеренно выбран. За свою жизнь Сталин совершил бесчисленное количество таких дел, которые с полным основанием могут быть отнесены к разряду преступлений. Это, однако, не дает оснований быть пристрастным в освещении различных этапов его жизни, и в частности, периода его юности, условий формирования его характера, того влияния, которое оказали на него родители.

Примем в качестве бесспорного тот факт, что отец Сталина был пьяницей. Однако этот факт, по существу, еще ничего не говорит предосудительного о самом Сталине. Да и сам Сталин, если считать достоверными сведения, которые приводит Н.С. Хрущев в своих воспоминаниях, рассказывал, что его отец сильно пил. «Так пил, что порою пояс пропивал. А для грузина пропить пояс — это самое последнее дело. «Он, — рассказывает Сталин, — когда я еще в люльке лежал маленьким, бывало, подходил, обмакивал палец в стакан вина и давал мне пососать. Приучал меня, когда я еще в люльке лежал»» [76], — передает слова Сталина Хрущев. Трудно предположить, что такие откровения являются плодом фантазии Хрущева, хотя не менее трудно допустить, что грудной ребенок мог запомнить такого род факты (хотя возможно, что самому Иосифу рассказывала об этом его мать).

Если принять в качестве достоверных те негативные сведения, которые различные авторы приводят в отношении отца Сталина, то не вызывает какого-либо удивления, что фигуре Виссариона Джугашвили в материалах о ранних годах жизни самого Сталина уделяется весьма своеобразное внимание. По этому поводу Л.Троцкий выражал свое недоумение: «То обстоятельство, что авторы воспоминаний заслоняют фигуру отца фигурой матери, не может быть истолковано иначе, как стремлением уклониться от характеристики Виссариона Джугашвили» [77].

Но мне не видится данное обстоятельство каким-то из ряда вон выходящим. Отец Сталина умер, когда сыну, по словам его матери, было всего 11 лет[78]. По свидетельству С. Аллилуевой, отец Сталина погиб в пьяной драке — кто-то ударил его ножом[79]. Р. Конквест в своей биографии Сталина также касается этого вопроса. Он отмечает, что имеются различные даты его смерти, в частности, одна из них относится к 1909 году. Виссарион Джугашвили якобы был убит в пьяной драке в Тифлисе[80].

Профессор истории Массачусетского университета Р. Макнил, автор ряда солидных изданий по советской истории, в том числе и биографии Сталина, ссылаясь на сведения, полученные им от грузинского профессора И. Табагуа из института истории АН Грузии, который, мол, имел доступ к архивным материалам, придерживается точки зрения, что отец Сталина умер в 1909 году[81]. Дополнительно можно также сослаться на такое обстоятельство: в ряде документов, содержащих сведения о Сталине из архивов царской охранки, которые хранятся в специальном фонде Гуверовского института (США), также имеются ссылки на то, что отец Сталина был жив в 1909 году: «Виссарион Иванович ведет жизнь бродяги»  (Документ датирован 19 августа 1909 г.)[82].


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 249; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!