Крымская (Ялтинская) конференция (февраль 1945 года)
Долгожданный второй фронт вооруженной борьбы США и Великобритании против Германии в 1944 – 45 гг. в Западной Европе открыт 6 июня 1944 г. высадкой англо-американских экспедиционных сил на территорию Северо-Западной Франции. На Тегеранской конференции 1943 года союзники обещали открыть второй фронт в мае 1944 года, однако и этот срок был сдвинут на 6 июня 1944 г. Правительства США и Великобритании преднамеренно затягивали создание второго фронта, руководствуясь целями своей политики: добиться истощения Советского Союза и Германии и таким путём установить своё господство в Европе и во всём мире. Второй фронт был открыт, когда в результате побед Советских Вооруженных Сил произошёл коренной перелом в войне, когда стало очевидным, что Советский Союз один сможет завершить разгром Германии и помочь народам Европы освободиться от гитлеровского ига и что такой исход войны укрепит позиции Советской России и ослабит позиции западных держав.
После высадки в Нормандии англо-американские войска, имея подавляющее превосходство в силах и используя благоприятную обстановку (к началу июля на советско-германском фронте действовало 235, на западном фронте – 65 дивизий противника), провели ряд успешных операций. Второй фронт сыграл положительную роль в вооруженной борьбе против фашистского блока. Однако и после его открытия решающим фронтом 2-й мировой войны оставался советско-германский фронт. За 2-ю половину 1944 года сюда из стран Европы немецкое командование перебросило 59 дивизий и 13 бригад, а с него на Запад – только 12 дивизий и 5 бригад. В январе 1945 года советским войскам противостояли 195 дивизий, союзным войскам в Западной Европе – 74 дивизии противника[702]. Советская Армия в ходе наступления 1944 – 45 гг. не только разгромила основные силы вермахта, но и сорвала планы гитлеровского командования на Западе, оказав тем самым огромную помощь союзникам.
|
|
|
Несмотря на это, а может быть, учитывая все факторы, Сталин дал весьма высокую оценку высадке союзных войск в Нормандии. Отвечая на вопросы корреспондента газеты «Правда» 13 июня 1944 г., он заявил: «Подводя итоги семидневных боев освободительных войск союзников по вторжению в Северную Францию, можно без колебаний сказать, что широкое форсирование Ла-Манша и массовая высадка десантных войск союзников на севере Франции удались полностью. Это – несомненно, блестящий успех наших союзников.
Нельзя не признать, что история войн не знает другого подобного предприятия по широте замысла, грандиозности масштабов и мастерству выполнения.
Как известно, „непобедимый“ Наполеон в свое время позорно провалился со своим планом форсировать Ла-Манш и захватить Британские острова. Истерик Гитлер, который два года хвастал, что он проведет форсирование Ла-Манша, не рискнул сделать даже попытку осуществить свою угрозу. Только британским и американским войскам удалось с честью осуществить грандиозный план форсирования Ла-Манша и массовой высадки десантных войск.
|
|
|
История отметит это дело как достижение высшего порядка»[703].
Конечно, это оценка Сталина, хотя в целом и соответствовала действительности, но вместе с тем отдавала дань дипломатическим соображениям. Ведь к тому времени стало более чем очевидным, что гитлеровский рейх вступил в полосу своего окончательного краха. Но без высадки союзников война могла продлиться, принося на алтарь победы все новые и новые жертвы. Открытие второго фронта, несомненно, приблизило крушение Германии и спасло немало жизней как советских людей, так и союзников. Хотя к тому времени было более чем очевидно, что и без помощи союзников в виде открытия второго фронта наша страна уже приближалась к победе над фашистской Германией и ее сателлитами, которых становилось все меньше по мере нарастания наступления наших войск на Запад. Это признал даже такой деятель, как британский премьер Черчилль. В послании Сталину от 27 сентября 1944 г. он весьма образно определил роль Советской Армии в достижении решающих успехов в войне против Германии. «Я был весьма рад, узнав от Посла сэра А. Кларка Керра о той похвале, с которой Вы отозвались о британских и американских операциях во Франции. Мы весьма ценим такие высказывания, исходящие от вождя героических русских армий. Я воспользуюсь случаем, чтобы повторить завтра в Палате общин то, что я сказал раньше, что именно русская армия выпустила кишки из германской военной машины (выделено мной – Н.К.) и в настоящий момент сдерживает на своем фронте несравненно большую часть сил противника»[704].
|
|
|
Кажется, что лучше и не скажешь. В этой связи представляются неубедительными и даже смешными попытки отрицать решающую роль Советского Союза в достижении победы над Германией. А такие мысли впоследствии не раз высказывал сам же британский премьер, противореча сам себе, поскольку, на его взгляд, политические расчеты превалировали над истиной и исторической правдой. Этой линии он придерживался последовательно.
Блестящие успехи советских войск вызывали восхищение у всех народов, боровшихся против фашизма. Престиж и авторитет нашей страны с каждым днем становился все более высоким. Сталин, который руководил страной и ее героической борьбой против агрессоров, к тому времени также приобрел колоссальный личный авторитет. Здесь я хочу привести оценку, содержащуюся в работе Р. Иванова, которая вполне созвучна не только и не столько моему личному мнению, но – и это самое главное – исторической истине. «Авторитет Сталина в мировом масштабе, несмотря на обострение отношений с союзниками, укреплялся по мере приближения окончания войны в Европе, – писал Р. Иванов. –
|
|
|
Складывалась совершенно новая расстановка сил не только на Европейском континенте, но и в мировом масштабе. И в центре этих событий стояла фигура Сталина, что заставляло и его сторонников, и противников пытаться понять причины стремительного возвышения авторитета и влияния советского руководителя.
Реакция других членов Большой тройки на быстрый рост авторитета Сталина на международной арене была отнюдь не позитивной. И дело, конечно, было не в какой-то зависти, повышенной амбициозности Черчилля и Рузвельта. Каждый из них внес свой большой личный вклад в общее дело победы и заслужил позитивную оценку современников и потомков.
Вопрос был в другом. Сталин становился символом советской победы над фашизмом, освобождения оккупированных Германией европейских стран. Рост авторитета советского руководителя был равнозначен укреплению международных позиций Советского Союза, перегруппировке сил в геополитическом масштабе в пользу СССР. Реакция Черчилля и Рузвельта на этот процесс не могла быть положительной»[705].
В такой вот обстановке и состоялась Ялтинская конференция. Бесспорно, авторитет и престиж советского лидера оказывали какое-то влияние на ход обсуждения стоявших перед лидерами трех стран проблем. Однако не это в конечном счете предрешало то или иное решение. По-прежнему шла напряженная борьба по многим обсуждавшимся вопросам, и здесь авторитеты отходили на второй план. Ведь речь шла не о состязании личностей, а о коренных интересах трех ведущих стран мира. И правила политической игры здесь были совершенно иные, чем, скажем, в предвыборной борьбе. И нужно сказать, что Сталин и на Ялтинской конференции проявил себя твердым и последовательным борцом за государственные интересы страны. По всем принципиальным вопросам он был непреклонен, что, конечно, не означает, будто ему не приходилось считаться с мнениями своих партнеров по переговорам, идти на компромиссы, когда это было не только необходимо, но и неизбежно. Для Сталина переговоры с союзниками были полем борьбы, в которой надо было зафиксировать результаты победы. И здесь он проявил все свои качества умного, широко мыслящего и дальновидного государственного и политического деятеля. Он исходил не только из текущих интересов, но и смотрел далеко вперед, поскольку сознавал, что окончание войны еще не означает конца борьбы за государственные интересы страны. Просто эта борьба принимала новые формы и требовала не только твердости, но и гибкости, ибо он имел дело с опытнейшими политическими бойцами, какими показали себя Черчилль и Рузвельт. Новые нюансы, без скрупулезного учета которых трудно было рассчитывать на достижение необходимых результатов, вносила и стремительно менявшаяся международно-политическая обстановка. Выиграть войну было трудно, но отнюдь не просто и легко было закрепить ее итоги.
В период подготовки Ялтинской конференции снова возник вопрос о том, что Сталин не имеет возможности далеко отъезжать от Москвы. На этот раз есть прямые свидетельства, исходящие от самого Сталина. Накануне приезда Черчилля в Москву в октябре 1944 года (это был его второй и последний визит в столицу России) премьер Англии писал Рузвельту: «…Во время разговора с Кларком Керром и Гарриманом (послы Англии и США в СССР – Н.К.) вечером Д. Дж. (так между собой союзники называли Сталина – Н.К.) держался приветливо и дружественно. Однако „жаловался на свое здоровье“. Он сказал, что чувствует себя хорошо только в Москве и что даже его поездки на фронт были ему вредны. Его врачи возражают против того, чтобы он летал на самолете; после поездки в Тегеран он в течение двух недель не мог оправиться и т.д.»[706]. Кроме того, лично сам Сталин в послании Черчиллю от 30 сентября 1944 г. завел речь о состоянии своего здоровья. «Конечно, у меня имеется большое желание встретиться с Вами и с Президентом, – писал он. – Я придаю этому большое значение с точки зрения интересов нашего общего дела. Однако в отношении себя я вынужден сделать оговорку: врачи не советуют мне предпринимать большие поездки. На известный период мне придется с этим считаться»[707].
Разумеется, трудно судить, насколько искренни и обоснованны были ссылки Сталина на врачей и вообще на свое состояние здоровья. Возможно, это и соответствует действительности. Однако за этим могло скрываться и его желание провести намеченную встречу в верхах не где-то за пределами России, а в пределах нашей страны.
Как уже упоминалось выше, в октябре Черчилль посетил с визитом Москву, где вел довольно тяжелые переговоры относительно Польши и вообще о разделе сфер влияния в Восточной Европе. Именно тогда произошел знаменитый «эпизод с процентами», когда глава британского правительства предложил разделить здесь сферы влияния.
Во время очередной встречи с советским лидером Черчилль положил на стол лист бумаги и сказал, согласно первоначальной английской записи, что этот «грязный документ» содержит список балканских стран и пропорциональную заинтересованность в них великих держав и что американцы, если узнают, то будут поражены той грубостью, с которой он его изложил, но господин Сталин – реалист и поймет, о чем идет речь. Из содержания документа следовало, что Черчилль предложил раздел «сфер влияния» на Балканах в следующем процентном соотношении: Румыния – 90 % влияния России, 10 % – другие; Греция – 90 % влияния Англии (в сотрудничестве с США), 10 % – другие; Югославия и Венгрия – 50 на 50 %; Болгария – 75 % влияния России, 25 % – другим странам. Позднее Черчилль говорил Идену, что «забыл» про Албанию, которую следует также разделить 50 на 50 %. «Процентное соглашение», предложенное Черчиллем, не было неожиданностью для Сталина, как и то, что ключевым при этом являлся вопрос о Греции. Затем, по свидетельству очевидцев, произошло следующее: Сталин поставил синим карандашом галочку на документе и вернул его Черчиллю. Наступила пауза. Листок лежал на столе. После некоторой паузы премьер произнес: «Не будет ли сочтено слишком циничным, что мы так запросто решили вопросы, затрагивающие миллионы людей. Давайте лучше сожжем эту бумагу». – «Нет, держите ее у себя», – сказал Сталин. Черчилль сложил листок пополам и спрятал его в карман. Любопытно, что содержащиеся в первоначальной английской записи «проценты», их объяснение и оценка («грязный документ») при подготовке этого документа для ознакомления членов кабинета министров были изъяты. Впервые о листке с «процентами» было рассказано в мемуарах У. Черчилля[708].
Ялтинская конференция состоялась 4 – 11 февраля в Ливадии (близ Ялты) в период, когда в результате мощных наступательных ударов Советской Армии, перенёсшей военные действия на германскую территорию, война против Германии вступила в завершающую стадию. Успехи союзников в Западной Европе были во многом предопределены победами СССР на советско-германском фронте, в значительной степени подорвавшими ко времени высадки союзных войск во Франции военную и экономическую мощь Германии. После открытия второго фронта Советский Союз по-прежнему вносил главный, решающий вклад в борьбу с фашистской агрессией. Ялтинская конференция во многом благодаря усилиям и активности Сталина приняла решения исторического значения не только по военным вопросам, но и по вопросам послевоенного устройства мира. Она показала полную возможность эффективного военного и политического сотрудничества государств с различным социальным строем. Несмотря на серьезные разногласия по ряду вопросов между СССР, с одной стороны, и США и Англией – с другой, эти страны достигли на конференции согласованных и взаимоприемлемых решений по важнейшим обсуждавшимся вопросам.
Ход и итоги конференции свидетельствуют о настойчивой борьбе советской дипломатии во главе со Сталиным за обеспечение подлинной безопасности Советского Союза так же, как и безопасности народов Европы и всего мира; за тесное сотрудничество трех держав в ведении войны и в послевоенном устройстве мира; за создание эффективной международной организации, призванной обеспечивать мир и безопасность, на равноправной основе; за право польского, югославского и других народов Восточной и Юго-Восточной Европы на социальный прогресс и демократическое развитие.
В преддверии Ялтинской конференции на Западном фронте произошли драматические события. Воспользовавшись пассивностью союзных войск, гитлеровское командование сосредоточило в районе Арденн (Бельгия) значительную группировку сил и 16 декабря 1944 г. предприняло крупное контрнаступление. В результате прорыва фронта в Арденнах англо-американские войска оказались в довольно тяжелом положении. Как указывает автор английской официальной истории второй мировой войны Дж. Эрман, «общее положение зимой 1944/45 года характеризовалось не только тем, что на западном фронте союзники зашли в тупик, но и тем, что под угрозой провала оказались все их оперативные планы в Европе»[709].
В такой критической обстановке глава британского кабинета обратился к Сталину с призывом оказать помощь союзникам посредством наступления на русском фронте, чтобы отвлечь силы немцев с Западного фронта, в частности из района Арденн. В его послании, которое звучало весьма тревожно, отмечалось: «На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного Командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы… Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть… Я считаю дело срочным»[710].
Сталин, как говорится, не медлил ни минуты. Он сразу же ответил посланием, содержание которого сводилось к тому, что наша армия готова оказать немедленную помощь союзникам. «…Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам»[711].
Это обещание было выполнено не только менее чем через неделю, что, разумеется, было не так просто. 12 января 1945 г. на войска вермахта на советско-германском фронте обрушился удар огромной силы на 500-километровом фронте. 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты при содействии соседних фронтовых объединений за 23 дня продвинулись на 500 км, вышли на Одер, захватили плацдарм на его западном берегу и оказались на подступах к Берлину. 13 января 2-й и 3-й Белорусские, часть сил 1-го Прибалтийского фронта и Балтийский флот начали Восточно-Прусскую операцию, и в начале февраля 2-й Белорусский фронт отрезал Восточную Пруссию от Германии. Гитлеровцам был нанесен невосполнимый урон: 35 вражеских дивизий было уничтожено, а 25 потеряли от 50 до 70 процентов своего состава. Гитлеровское командование было вынуждено перебросить с Западного фронта большое число дивизий, что фактически спасло положение союзников.
Российский автор А.С. Орлов придерживается мнения, что наступление советских войск в январе 1945 года имело не только военно-стратегическое, но и, главным образом, политическое значение. Если Черчиллю важно было переключить усилия вермахта на Восточный фронт и избежать потерь, чтобы не оправдываться перед парламентом (а Рузвельту перед конгрессом), то Сталину нужен был стратегический успех на фронте, чтобы повторить в Ялте триумф Тегерана, где ему удалось расколоть единый фронт американцев и англичан, склонив Рузвельта на свою сторону обещанием «ударить вместе» по Японии после окончания войны в Европе, что стало решающим аргументом в открытии второго фронта в июне 1944 года[712]. На мой взгляд, в какой бы плоскости мы ни рассматривали данный важный эпизод в союзнических отношениях, самое главное состоит в том, что Сталин немедленно отреагировал на просьбу союзников. И особенно разительным это выглядит на фоне того, как сами союзники под всевозможными – реальными или надуманными – предлогами оттягивали открытие второго фронта в Европе. Как говорится, есть что с чем сравнивать!
Вообще следует подчеркнуть одну фундаментальную особенность в развитии союзнических отношений, которая все больше проявлялась по мере приближения краха гитлеровской Германии. Правящие круги США и Англии по-прежнему исходили из того, что после окончания войны их страны будут занимать господствующее положение в мире. Именно этим объясняется усиление на заключительном этапе войны антисоветских тенденций в их политике, направленной на противодействие росту влияния Советского Союза. Без учета этого обстоятельства невозможно дать исторически верное объяснение многих их действий.
Сталин как раз уловил кардинальные перемены в военно-политической стратегии западных держав и сделал из этого надлежащие выводы. Новые условия диктовали необходимость новых подходов и внесения коррективов в его внешнеполитическую стратегию и тактику, что и было блестяще им продемонстрировано в ходе Ялтинской конференции. Сложившаяся военная и внешнеполитическая обстановка к началу 1945 года требовала от трех союзных держав – СССР, США и Англии – неотложного решения таких вопросов, как согласование их военных планов в целях окончательного разгрома фашистской Германии; выработка общих принципов обращения союзников с Германией после ее поражения; решение вопроса о скорейшем завершении войны с Японией; создание всеобщей международной организации для поддержания мира и безопасности; политика трех держав в отношении освобожденной Европы; будущее Польши и ее границы и другие вопросы.
Одним из центральных вопросов, подлежавших решению на конференции, был вопрос о будущем Германии. Выше уже отмечалось, что США выступили за расчленение Германии на пять государств. Позднее этот план был конкретизирован и получил название «плана Моргентау» – министра финансов США. План Моргентау предусматривал раздел Германии на два независимых государства и создание международной зоны под управлением международного органа, в которую входили бы Рур, Кильский канал и вся немецкая территория к северу от Кильского канала[713]. Англия предложила еще ранее расчленение Германии на три государства.
Каковы же были мотивы западных держав в этом вопросе? Прежде всего они видели в Германии своего соперника и опасного конкурента на мировом рынке, стремились к ее максимальному ослаблению. Важную роль приобретало и другое соображение, определявшее позицию партнеров Москвы по коалиции. Германский вопрос имел для них еще и новый важный аспект: возможность использования Германии в будущем в антисоветских целях. По мере приближения конца войны и все большего усиления военной мощи Советского Союза и его международного влияния в результате одержанных им побед США и Англия стали придавать этому аспекту германского вопроса самое серьезное значение. В английских и американских реакционных кругах начали вынашиваться планы создания после войны блока западноевропейских государств, включая Англию, Францию, Бельгию и другие страны, в качестве превентивной меры против Советского Союза. В дальнейшем в проектируемый западный блок предполагалось включить и Германию.
И хотя, как уже отмечалось выше, Сталин занимал принципиально иную позицию по вопросу расчленения Германии, он в тактических соображениях на Ялтинской конференции сделал вид, что поддерживает идею расчленения. Решением конференции была создана комиссия по разработке конкретного плана реализации идеи расчленения.
Однако когда комиссия по расчленению Германии начала свою работу в Лондоне, представитель СССР 26 марта 1945 г. по поручению Сталина направил председателю комиссии Идену письмо со следующим разъяснением: «Советское правительство понимает решение Крымской конференции о расчленении Германии не как обязательный план расчленения Германии, а как возможную перспективу для нажима на Германию с целью обезопасить ее в случае, если другие средства окажутся недостаточными». Для ориентации своего представителя Советское правительство сообщало: «Англичане и американцы, которые первые поставили вопрос о расчленении Германии, хотят теперь свалить на СССР ответственность за расчленение с целью очернить наше государство в глазах мирового общественного мнения»[714].
Важную роль сыграл Сталин и в вопросе о признании Французского комитета национального освобождения во главе с де Голлем, что означало мощную поддержку Франции, в которой она в то время остро нуждалась. США и Великобритания в течение длительного времени занимали враждебную позицию в отношении ФКНО, преобразованного затем во Временное правительство Франции, и лично генерала де Голля. Политика последнего, ставившая своей целью возрождение значения и авторитета Франции, во многих отношениях не устраивала западных союзников, рассчитывавших на то, что после войны Франция превратится во второстепенную державу и будет находиться от них в политической и экономической зависимости.
Однако в связи с планами создания западного блока, в котором значительная роль отводилась Франции, английское и американское правительства готовы были пересмотреть принятые решения с тем, чтобы предоставить зону оккупации и место в Контрольном Совете для Германии четвертой державе – Франции. Правящие круги США и Англии хотели использовать Францию и Французское Временное правительство во главе с де Голлем в своих интересах с целью обеспечения «стабильности» и «поддержания мира в Европе»[715].
Большое значение в укреплении международного престижа Франции имел Договор о союзе и взаимопомощи между СССР и Францией от 10 декабря 1944 г. – первый союзный договор, подписанный Временным правительством Франции с одной из трех главных держав антигитлеровской коалиции. Временное правительство Франции во главе с де Голлем, стоявшее на реалистических позициях, понимало, что Франция не может вести исключительно западную политику. 21 ноября 1944 г. министр иностранных дел Франции Ж. Бидо подчеркнул, что «нельзя построить Европу без участия Советского Союза, без признания большого значения усилий его народов и тех жертв, которые они принесли… Эти жертвы были принесены также немного и для нас; мы знаем это, и мы не сможем этого забыть… Никогда Франция не согласится быть связанной только с Западом… У нас были и имеются еще культурные, моральные и политические интересы на Востоке Европы…»[716].
В ходе конференции Сталин недвусмысленно заявил, что Советский Союз заинтересован в том, чтобы у Франции была сильная армия. Об этом Советское правительство говорило раньше с Францией Даладье и в последнее время с Францией де Голля. Он, Сталин, за великую Францию[717].
На Ялтинской конференции во время переговоров между Сталиным и Рузвельтом была достигнута в принципе договоренность о политических условиях вступления СССР в войну против Японии. Давая согласие вступить в войну против Японии, Советский Союз выполнял свой союзнический долг. Он руководствовался стремлением сократить срок окончания войны, количество жертв и ускорить наступление всеобщего мира. Сталин на конференции говорил, что если будут приняты советские условия, то советский народ поймет, почему СССР вступает в войну против Японии. Поэтому важно иметь документ, подписанный президентом, Черчиллем и им, Сталиным, в котором будут изложены цели войны Советского Союза против Японии. В этом случае можно будет внести вопрос о вступлении Советского Союза в войну против Японии на рассмотрение Президиума Верховного Совета СССР, где люди умеют хранить секреты[718].
В ходе конференции всплыл вопрос и о наступлении советских войск, которое было предпринято накануне для облегчения положения союзников. Сталин счел необходимым еще раз подтвердить свое отношение к таким проблемам. В протоколах совещания говорится, что он, Сталин, понял, что ни Черчилль, ни Рузвельт не просят его прямо о наступлении, он ценит эту деликатность союзников, однако он увидел, что для союзников такое наступление необходимо. Советское командование начало наступление, и даже раньше намеченного срока. Советское правительство считало это своим долгом, долгом союзника, хотя у него не было формальных обязательств на этот счет. Он, Сталин, хочет, чтобы деятели союзных держав учли, что советские деятели не только выполняют свои обязательства, но и готовы выполнить свой моральный долг по мере возможности[719].
Много внимания на встрече «большой тройки» занял польский вопрос, стержнем которого были аспекты послевоенных границ Польши и проблема признания правительства. Дело в том, что в Лондоне находилось эмигрантское правительство, которое занимало враждебную позицию по отношению к СССР. А в самой Польше функционировал Комитет национального освобождения, пользовавшийся широкой поддержкой населения, и фактически играл роль правительства. Союзники не признавали КНО. Сталин настаивал на том, чтобы было сформировано правительство, которое бы было способно объединить все подлинно национальные силы, не исключая и представителей правительства Польши в эмиграции. Вокруг этого, особенно вокруг проблемы границ, развернулась упорная борьба. Сталин здесь проявил завидную твердость и непреклонную решимость, отстаивая как российские, так фактически и польские интересы.
Приведу здесь отрывок из дискуссии Сталина и Черчилля по вопросу о границах. «Сталин говорит, что, как только что заявил Черчилль, вопрос о Польше для британского правительства является вопросом чести. Сталину это понятно. Со своей стороны, однако, он должен сказать, что для русских вопрос о Польше является не только вопросом чести, но также и вопросом безопасности. Вопросом чести потому, что у русских в прошлом было много грехов перед Польшей. Советское правительство стремится загладить эти грехи. Вопросом безопасности потому, что с Польшей связаны важнейшие стратегические проблемы Советского государства.
Дело не только в том, что Польша – пограничная с нами страна. Это, конечно, имеет значение, но суть проблемы гораздо глубже. На протяжении истории Польша всегда была коридором, через который проходил враг, нападающий на Россию. Достаточно вспомнить хотя бы последние тридцать лет: в течение этого периода немцы два раза прошли через Польшу, чтобы атаковать нашу страну. Почему враги до сих пор так легко проходили через Польшу? Прежде всего потому, что Польша была слаба. Польский коридор не может быть закрыт механически извне только русскими силами. Он может быть надежно закрыт только изнутри собственными силами Польши. Для этого нужно, чтобы Польша была сильна. Вот почему Советский Союз заинтересован в создании мощной, свободной и независимой Польши. Вопрос о Польше – это вопрос жизни и смерти для Советского государства.
Отсюда крутой поворот, который мы сделали в отношении Польши от политики царизма. Известно, что царское правительство стремилось ассимилировать Польшу. Советское правительство совершенно изменило эту бесчеловечную политику и пошло по пути дружбы с Польшей и обеспечения ее независимости. Именно здесь коренятся причины того, почему русские стоят за сильную, независимую и свободную Польшу»[720].
По вопросу о границах Сталин высказался не менее жестко и не менее определенно:
«Теперь о конкретных вопросах, которые были затронуты в дискуссии и по которым имеются разногласия.
Прежде всего, о линии Керзона. Он, Сталин, должен заметить, что линия Керзона придумана не русскими. Авторами линии Керзона являются Керзон (министр иностранных дел Великобритании в 1919 – 1924 гг. – Н.К.), Клемансо (глава правительства Франции в тот период – Н.К.) и американцы, участвовавшие в Парижской конференции 1919 года. Русских не было на этой конференции. Линия Керзона была принята на базе этнографических данных вопреки воле русских. Ленин не был согласен с этой линией. Он не хотел отдавать Польше Белосток и Белостокскую область, которые в соответствии с линией Керзона должны были отойти к Польше.
Советское правительство уже отступило от позиции Ленина. Что же, вы хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон и Клемансо? Этак вы доведете нас до позора. Что скажут украинцы, если мы примем ваше предложение? Они, пожалуй, скажут, что Сталин и Молотов оказались менее надежными защитниками русских и украинцев, чем Керзон и Клемансо. С каким лицом он, Сталин, вернулся бы тогда в Москву? Нет, пусть уж лучше война с немцами продолжится еще немного дольше, но мы должны оказаться в состоянии компенсировать Польшу за счет Германии на западе»[721].
При обсуждении вопроса о границах Сталин проявил себя тонким и находчивым полемистом. Однако его сила состояла не в искусстве полемики, а в том, что он отстаивал справедливый подход, понимая, что вопрос о границах не только вопрос, касающийся настоящего, но и даже отдаленного будущего: от его решения зависело многое как в отношениях между странами, так и обстановка на континенте в целом.
То же самое мы видим и при обсуждении вопроса о правительстве. В материалах конференции зафиксировано: «Другой вопрос, по которому Сталин хотел бы сказать несколько слов, – это вопрос о создании польского правительства. Черчилль предлагает создать польское правительство здесь, на конференции. Сталин думает, что Черчилль оговорился: как можно создать польское правительство без участия поляков? Многие называют его, Сталина, диктатором, считают его недемократом, однако у него достаточно демократического чувства для того, чтобы не пытаться создавать польское правительство без поляков. Польское правительство может быть создано только при участии поляков и с их согласия»[722].
Здесь обращает на себя внимание довольно тонкий юмор, помноженный на железную силу логики: советский лидер как бы преподает урок соблюдения принципов демократии тем, кто считал себя чуть ли не главными защитниками и проводниками этих принципов в жизнь в послевоенной Европе. И логика Сталина, и его юмор произвели, видимо, на участников обсуждения определенное впечатление. Рузвельт заявил, что польский вопрос в течение пяти веков причиняет миру головную боль. Черчилль говорит, что надо постараться, чтобы польский вопрос больше не причинял миру головную боль. Сталин отвечает, что это обязательно нужно сделать[723].
Когда же через некоторое время снова вернулись к обсуждению польского вопроса, в частности, о проведении там выборов, Рузвельт заметил, что хотелось бы, чтобы польские выборы, подобно жене Цезаря, были выше подозрений.
Сталин замечает, что о жене Цезаря так только говорили. На самом деле у нее были кое-какие грешки[724].
Как может убедиться читатель, Сталин не только проявлял твердость и непреклонность в отстаивании принципиальных позиций нашей страны, но и нередко делал это так, что обезоруживал своей аргументацией противника.
Итоги конференции были зафиксированы в ряде резолюций и решений, не все из которых в условиях войны были преданы гласности по вполне понятным причинам. Едва ли для меня есть смысл перечислять эти решения. Отмечу лишь, что они касались наиболее существенных проблем, стоявших тогда на мировой повестке дня. Прежде всего – вопроса ведения войны против фашистской Германии.
Относительно войны с Германией в общем заявлении было сказано: «Нацистская Германия обречена. Германский народ, пытаясь продолжать свое безнадежное сопротивление, лишь делает для себя тяжелее цену своего поражения… Нашей непреклонной целью является уничтожение германского милитаризма и нацизма и создание гарантий в том, что Германия никогда больше не будет в состоянии нарушить мир всего мира… В наши цели не входит уничтожение германского народа. Только тогда, когда нацизм и милитаризм будут искоренены, будет надежда на достойное существование для германского народа и место для него в сообществе наций»[725].
В опубликованном заявлении «большой тройки» говорилось:
«Только при продолжающемся и растущем сотрудничестве и взаимопонимании между нашими тремя странами и между всеми миролюбивыми народами может быть реализовано высшее стремление человечества – прочный и длительный мир, который должен, как говорится в Атлантической Хартии, „обеспечить такое положение, при котором все люди во всех странах могли бы жить всю свою жизнь, не зная ни страха, ни нужды“.
Победа в этой войне и образование предполагаемой международной организации предоставят самую большую возможность во всей истории человечества для создания в ближайшие годы важнейших условий такого мира»[726].
При оценке внешнеполитической стратегии Сталина в годы войны важно оттенить одну существенную мысль: советский лидер все более уверенно и все более эффективно проводил в жизнь цели внешней политики России по мере того, как наша страна одерживала блестящие победы на фронте. Именно этот факт в конечном счете предопределял то, что принято называть дипломатическими успехами. Конечно, это не только не умаляет личного вклада советского вождя в реализацию важнейших задач страны на международной арене в этот сложный период, но и как бы подчеркивает то, что он умел победы на поле брани с фашистскими агрессорами трансформировать в своеобразный мощный резерв на поле дипломатических баталий с союзниками. И с каждым новым успехом Красной Армии международные позиции советской России становились все более прочными. Разумеется, Сталин не вел переговоры с союзниками с позиции силы. Но и они сами не могли не видеть – а тем более игнорировать – возраставшую мощь и растущее влияние Советского Союза в мировых делах. В этом мне видится главное направление эволюции сталинской внешнеполитической стратегии в годы войны.
Освещая важнейшие шаги Сталина по осуществлению целей советской внешней политики, нельзя не отметить его роль в процессе создания Организации Объединенных Наций и выработке ее Устава. Сталин неоднократно подчеркивал, что печальная участь Лиги Наций должна послужить для всех поучительным уроком. Поэтому он непосредственно руководил подготовкой основных предложений, которые советская делегация должна была отстаивать на конференции в Думбартон-Оксе, где были приняты все основополагающие документы, касающиеся ООН. Во время работы конференции Сталин обратился с посланием к президенту Рузвельту. В нем он обосновал настоятельное требование Советского Союза, чтобы Украина и Белоруссия стали членами-учредителями ООН. Глава Советского правительства писал: «Заявлению советской делегации по этому вопросу я придаю исключительно важное значение. После известных конституционных преобразований в нашей стране в начале этого года Правительства Союзных Республик весьма настороженно относятся к тому, как отнесутся дружественные государства к принятому в Советской Конституции расширению их прав в области международных отношений. Вам, конечно, известно, что, например, Украина и Белоруссия, входящие в Советский Союз, по количеству населения и по их политическому значению превосходят некоторые государства, в отношении которых все мы согласны, что они должны быть отнесены к числу инициаторов создания Международной организации. Поэтому я надеюсь еще иметь случай объяснить Вам политическую важность вопроса, поставленного советской делегацией в Думбартон-Оксе»[727].
Сталин добивался того, чтобы Совет Безопасности ООН был не трибуной бесплодных дискуссий и обсуждений, а эффективным органом поддержания международного мира и пресечения любых проявлений агрессии. Для достижения данной цели важно было то, как будет функционировать этот орган и вся ООН в целом. В соответствии с такой линией в директивах для советской делегации, разработанных по указанию Сталина и утвержденных 10 августа 1944 г. Политбюро ЦК ВКП(б), указывалось, что «наибольшее значение мы придаем предложениям, касающимся компетенции руководящего органа (Совета)». Совет, говорилось в директивах, должен играть решающую роль в будущей международной организации, нести главную ответственность за сохранение мира, для чего следует наделить его необходимыми правами и обязанностями. В директивах подчеркивалась необходимость того, чтобы по вопросам, относящимся к предупреждению или подавлению агрессии, решения Совета принимались большинством голосов, при условии согласия всех постоянных представителей в Совете[728].
В послании президенту США от 14 сентября 1944 г. Сталин с большим акцентом подтвердил эту позицию СССР: «Я должен сказать, что для успеха деятельности Международной организации безопасности немалое значение будет иметь порядок голосования в Совете, имея в виду важность того, чтобы Совет работал на основе принципа согласованности и единогласия четырех ведущих держав по всем вопросам, включая и те, которые непосредственно касаются одной из этих стран»[729].
Конечно, в рамках раздела трудно более подробно осветить роль Сталина в деле создания ООН и выработки основных принципов ее деятельности. Однако и приведенные факты говорят о многом. Что Сталин не был новичком в большой дипломатии, доказывать не приходится, ибо это очевидный факт. Однако важно подчеркнуть другое – его дипломатический опыт постоянно обогащался, поскольку он имел дело с такими прожженными политиками, как Черчилль и другие. Но важнее было другое: Сталин постоянно вносил необходимые коррективы в свою внешнеполитическую стратегию, продиктованные необходимостью правильно учитывать и анализировать новые тенденции в развитии ситуации как в Европе, так и в мире в целом. Причем эти новации были ориентированы не только на день текущий, но и простирались на будущее. А это будущее не обещало быть безоблачным, ибо после победы неизбежно встанут новые проблемы, и нужно было быть готовыми встретить вызовы времени.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 290; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!