КТО СКАЗАЛ, ЧТО ЧУДЕС НЕ БЫВАЕТ?
Прогуливаясь ранним утром по берегу Старицы и вдыхая свежий воздух наступающего дня, насыщенный северными ароматами лета, я любуюсь приречьем: заливными лугами, берёзовой рощей и большими зелёными кронами берёз на левом высоком берегу Старой Вычегды, где, будто девицы в хоре, тесно прижавшись друг к дружке, они собрались исполнить песню утренней зари. Запевалы среди берёз, конечно же, величественные сосны. Невысоко поднявшееся солнце золотит верхушки деревьев, словно девичьи волосы. Стелет лучи на траву, усеянную росой и сверкающую жемчугом. Безветрие, тишина и голубое небо над головой! Боже! Как прекрасен созданный Тобой мир! Как хочется умыться чистотой Твоего неба! Я смотрю на него, прикрываю веки и подставляю лицо, чтобы небо умыло меня. Почувствовав лёгкое колыхание воздуха, открываю глаза и гляжу на реку. Невероятно, но небо у моих ног! Я стою и вижу и эту лазурь, и эти редко плывущие облака. И даже коршун, парящий в вышине, теперь ниже моего взора. Вот — рядом, только руку протяни! Я опустился на колени и зачерпнул в ладони небо, чтобы умыться им. Прохладная влага потекла по лицу, омывая его чистотой и голубизной, казалось бы, недосягаемого небосвода. Дружно запели птицы. Подул лёгкий ветерок. Будто дирижер взмахом руки, он прошёлся над кронами деревьев, и шелест листвы присоединился к исполнению утренней песни природы. Кто сказал, что чудес не бывает? Сегодня я умылся небом, это ли не чудо?!
|
|
|
ВЫЧЕГОДСКИЕ БЕЛЫЕ НОЧИ
Смеркается, и выходит на прогулку вычегодская белая ночь… Небо меняет свой дневной наряд голубого цвета на палевую, с чуть проступающей синевой, ночную рубашку. Далеко за горизонтом, как соборное паникадило с миллионом свечей, пылает закат, разбрасывая слепящие блики по зеркальной поверхности Старой Вычегды, заречных озёр и по небу. Золотые лучи присевшего к горизонту солнца фонтаном устремляются всё выше и выше, плавно окрашиваясь в бледно-розовый, розовый, а уж совсем близко к небу — в ярко-малиновый цвет, не давая темноте захватить в свои объятия нежное северное диво. Лёгкий ветерок, который прогуливался по берегам Старицы с утра до вечера, переговариваясь с листвой деревьев, потихоньку уходит по реке, оставляя за собой мелкую рябь на воде. Умолкает шелест листвы. Наступает полуночная тишина, сквозь которую иногда прорывается короткий свист или щебет встрепенувшейся во сне птицы. Опускающаяся прохлада заставляет реку прикрыть свою водную гладь тонкой вуалью из матовой дымки. Тишина. Ни один лист не шелохнётся на берёзах. И только осиновые листочки дрожат то ли от пугающего безмолвия, то ли от ночной прохлады. Белая ночь в июне, на вычегодских просторах, дарит необъяснимое чувство чего-то непостижимого и загадочного. Всматриваясь в прозрачную ночь, в это созданное Богом чудо природы, невозможно не любить Русский Север. Белые ночи — это пора мечтаний, пора любви!
|
|
|
ПРЕДЗИМЬЕ
Стою на высоком берегу Старицы, несущей воды мимо посёлка Вычегодский в русло своей родительницы Вычегды. На противоположной стороне раскинулась пожня — Игнашино. В бытность колхозов здесь было шумно. Летом кипела работа. Стрекотали трактора, таская за собой сенокосилки, а колхозники метали в скирды сено. А теперь тихо и пустынно. Редкие, невысокие стожки, неведомо кем заготовленные, терпеливо ждут вывозки на «большую землю».
Короткий день увядает, отдаваясь сумеркам, и уставшее, тусклое солнце ему не помощник. Смотрю вдаль и вижу осень, посинелую осень. Берёзы, оплакав золотыми листочками ушедшее лето, уронили их на студёную землю и стоят хмурые, неприветливые. Голые ветки деревьев, множеством морщин пробежали по бледному лицу поздней осени. Небольшие ложбинки и ямки заполнились дождевой водой и, подёрнувшись льдом, смотрят в серое небо холодным, потухшим взглядом. Пожухлая, нескошенная трава, припорошённая снегом, словно сединой, похожа на растрёпанные волосы немощной, одинокой старухи. Холодный северный ветер, как недруг, бездушно и зло треплет, ворошит и путает когда-то прекрасные локоны луга.
|
|
|
А река — улыбка лета — испуганно застыла в ожидании зимы, бледно-синей ледяной коркой поджав обветренные губы берегов. Дни осени сочтены. Скоро снегопад покроет белым одеянием неприглядный дымчато-пепельный облик невыразительной умирающей поры.
АПРЕЛЬ
Северная весна в апреле капризна. Поющие ручьи, купающиеся в лужах солнечные зайчики и тёплые дни, радующие солнцем, нередко сменяются утренниками. Холодом, морозом сковывают они весну, сдерживая её желание вдохнуть новую жизнь в северные просторы.
Вот и сегодня я был поражён обилием выпавшего за ночь снега. Белизна расстелилась по земле, как чистая простыня на кровати перед брачной ночью. Одинокая берёза, будто девица в спальне, замерла в белом наряде, боясь, что вот-вот подует ветер или выглянет солнышко и снимет с неё одежды, прикрывающие наготу. Хмурое небо, словно сеятель, сыплет и сыплет снег. Снежинки, будто понимая, что век их не долог, не торопясь, нехотя падают и падают.
|
|
|
Ещё вчера звенящие и поющие потоки играючи бежали в ручей Берёзовый, сегодня они замедлили движение и без трепетного журчания, как бы извиняясь за свою нерасторопность, неохотно несут воды в ближайшую канаву. Не слышно пения птиц, всё замерло.
Снег в апреле, что незваный гость, радости не приносит. Утомлённые долгой зимой, все ждут тепла. И дождавшись прихода дней с голубым небом и негорячим ещё солнцем, воодушевляются, словно заново рождаются под весенние трели скворца. Эти ощущения сравнимы с чувствами от взаимной любви, от трепетного, несмелого прикосновения к милой женщине.
Ликует душа, расправляются плечи, хочется петь, танцевать, весь мир обнять. Вдыхая тёплый воздух, наполненный запахом освободившейся от снега земли, получаешь силы, энергию и ещё большее желание жить. Весна! Ты любовь моя!
Шустова Наталья
НОВГОРОДСКАЯ ЗЕМЛЯ
ВОЛШЕБНЫЙ ЛЕС ПОЛИСТИ
Полисть
Речка неширокая, она течёт по лесам и полям, в ней есть и разливы, и мелкие места и даже небольшие омуты. Летом вода тёплая, но не парная; мягкая «тёплая» прохлада окутывает, когда погружаешься в неё или просто берёшь в ладони воду или ступаешь по дну босыми ногами.
Хозяин лощины
Иногда убеждаешься, что действительно в лесу есть особенные места... Вдруг из привычного мира прибрежных зарослей попадаешь в лощинку. Где-то там, под густым сплетением плюща и ежевики лишь угадывается ток прохладной воды ручейка... И остаётся идти только по ручью, перешагивая через мягкие, как подушки, поросшие всё тем же плющом и ежевикой, завалы деревьев. И опять-таки — вдруг — в открывшейся прогалинке кустов: «Он»! Что это: коряжина, или старый высокий пень, или извив ствола — издалека не разобрать. От внезапности пугаешься, но тут же улыбаешься: стоит «он» и смотрит своими глазками, добрый такой и какой-то трогательный... как будто благословляет...
Солнечный дуб
Дуб вырос в лощине посреди поля... Он там единственный. Вся небольшая лощина полностью принадлежит ему. Но и это дерево вынуждено было бороться с последствиями войны: как и деревья в окрестном лесу, он тоже пророс через колючую проволоку. Заметили это не сразу, и проволока не попала в кадр. Дерево свободное и сильное, вокруг него растёт зверобой и мягкие, белые, очень душистые цветы, полянки клевера и шелковистой травы. Ветер, солнце, свет наполняют это место, и там, далеко под корнями, есть родник, питающий дуб. Лощина впадает в ручей, поросший большими деревьями, но это дерево выросло в стороне от всех и заметно издалека в волнистом контуре холмов.
Так приятно запрокинуть голову и смотреть, смотреть на мощные стволы сквозь играющую светом спокойную листву. Так приятно прислониться, положить руки на шершавую, живую кору. Дерево очень красиво. Оно укачивает сердце в своих ладонях, и не хочется уходить.
Осенний свет
Там, где ручей Холодный впадает в Полисть, слегка кружатся листья. Река обмелела, обнажила глинистые крутые берега… А идти к Холодному приходится сначала тёмным густым ельником; только когда открываются весёлые увальчики, улыбающиеся березняком, а за ними травяные поляны, ясно, что близко Полисть. На звонкой и как будто сказочной поляне собирали мы шиповник, любуясь на весёлые тёплые взгорки. И этими золотыми взгорками пришли потом на Холодный ручей, почти в устье.
Холодный, незаметен в купах калины и трав, тихо струит воды свои в Полисть. Пошли-то мы за калиной, взяли с собой ведёрко. А калина нынче мелкая и как будто побита, съёжилась в гроздьях. То ли дело прошлый год! Ясные, крупные ягоды светились, наливались соком и силой лесной. Грибы тоже уже пропали, не так давно прошёл слой белых, а вдоль реки встречали мы уже старые, огромные, дряхлые подосиновики. Совершенно было неожиданно, что так обмелела река. Небольшой поток едва струился в русле, обнажая большие песчаные косы, в затонах и на плёсах стояла неглубокая вода. Виделись эти озерца воды, будто большие зеркала, разбросанные между берегами, светящиеся осенним солнцем, отражающие небо и лес.
Потом за поворотом река немного набухала, выгибала спину, мягко разливалась и заполняла русло, она была мягка и спокойна, как кошка, греющаяся на солнце. Шли вдоль уреза воды, по глинистому обнажившемуся дну, уже покрытому сухой коркой растрескавшейся глины. И если раньше трава на берегах надёжно укрывала лесных обитателей, то теперь было очень хорошо видно, кто спускался к самой воде. Глина хранила следы копыт и лапок. Очень осторожно подходила к воде косуля, уверенно ступали кабаны, мелко напестрили еноты. Жёлтые листья опускались на свежие углубления следов, осеняя звериный путь.
Наш Федя мало обращал внимания на следы; его больше интересовали палки и коряги, бывшие, в его глазах, более одушевлёнными. С ними он время от времени вступал в бой, напрягая морду и притворно рыча. На подходе к Холодному, на самом гребне увальчика, Федя сразился с горелым деревом. Странное, чёрное, шершавое существо, превратившееся из дерева, раскинуло руки, упав в траву. Изгибаясь треснувшим стволом, оно уползало каждым своим изгибом, чем вызвало совершенный Федин восторг. Устав от поединка с деревом, Федя всё же не потерял боевой дух. Коряги в воде Полисти вызывали не меньшее воодушевление. В порыве своих чувств Федя даже схватил тонкую палку, которая была длиннее Феди, и долго нёс её поперёк себя, задевая берег. Каждый раз, когда палка сопротивлялась и путалась в траве, Федя рычал и делал страшную морду, он спешил за хозяином.
Там, где берег стал скользким, мы ушли в лес. Яркое солнце было уже по осени спокойным, оттого не резкие, а мягкие и очень светлые образы представлялись лесом. Вдоль Полисти растут редкие в наших местах в диком виде липы и ясени. Эти деревья укрывают Полисть загадочным и тайным покровом. Мощная сила исходит от них, растекаясь в прибрежных зарослях, как будто делая человека сильнее, объёмнее. Мы шли, наблюдая образы этого леса.
Солнце пряталось, украдкой светило, таясь за мощными стволами. Иногда оно плескало в самую гущу зарослей пригоршню света, смеясь и купаясь в листьях. Смеялся мухомор, обласканный светом. И сколько же их тут было! Мухоморное царство. Одни огромные, важные, с плоскими шляпками, другие юные, яркие, круглые и весёлые! Мухоморы помогают деревьям, сотрудничают с ними. Тонкими нитями-гифами оплетают они корни, образуя микоризу и помогая дереву поглощать питательные вещества; взамен мухоморы получают созданные деревом органические соединения. Кое-где на поваленных стволах видели мы россыпи грибов-шариков, источающих сильный грибной дух, они казались маленькими проворными живыми существами, гуляющими в моховой зелени. Их хотелось тихонько потрогать, погладить пальцами. А вот гриб-свинушка, затаившийся в жёлтых листочках, и не поймёшь сразу, так хорошо гриб прикинулся листком, завернул края шляпки, и получилось ухо-чашечка. Пойдёт дождик и наполнится чашечка свежей водицей. А пока ушко это ловит солнечные блики и чутко вслушивается в тишину…
Там, где свет — прогалина в лесу. Ему радуются совсем юные деревья-дети, молодая поросль. Но над головами переплетаются толстые ветви старых деревьев, как будто живут деревья, взявшись за руки. Зрелые, мощные деревья питают покой реки. Вода, овеваемая тонким воздухом, и высящийся над ней лесной страж создают совершенно необыкновенное состояние. Около каждого такого дерева хочется долго быть, смотреть на мерцающую воду, ощущать покой незаметных потоков воздуха. То лист одинокий пронесёт течением мимо, то с лёгким дуновением воздуха прилетит пуховое семечко, осядет на морщинистую кору. Даже Федя в такой тиши под ветвями присмирел, прижал уши, улёгся клубочком у корней. Глубоко идут корни вниз и там, на глубине, соединяются корни и вода в покое земли. Если опустить ладони на землю, то можно услышать руками, как вибрирует земля, и как дерево внутри вибрирует, наполняется силой. От этой силы всё замирает внутри, и мурашки идут по коже. Под деревом так спокойно. И рядом такие же великаны, они живут на берегу и смотрят. Кто-то большой, рогатый, как олень, и любопытный. Вот огромная берёза, в ней лик старика, старик поднимает руку — пропускает.
Берегом мы опять выходим на большие поляны, поросшие калиной, черёмухой и рябиной. Здесь была война и на окраине одной из полян мы находим старый дот. В заросшее отверстие дота ярко льётся солнечный свет, убивая память о зле и давая простор жизни. Война долго будет ещё уходить с этой земли, но она непременно уйдёт, растворится в истине этих мест.
Лесные цветы и плоды октября
В оконце октября, когда гаснет потихоньку пламя ярких листьев, лес дышит опавшим листом, ясным узором ветвей, звёздочками и костерками последних цветов... Орнаменты засыхающих и ещё сочных ягод, увядающих трав и семян, как будто маленькие дирижёры этого спокойного дыхания, этой очаровывающей музыки.
ВОЛХОВ СВЕТЛЫЙ
Пойма Волхова у 130 км и река Соснинка
...Как хорошо, что вопрос, куда же идти, решился сам собой. Под насыпью металась потревоженная электричкой белка. Снежно и просторно впереди светился Волхов. Хотелось идти туда, вдаль, в пойму Волхова, к гребню леса на горизонте.
Летом мне не удастся попасть туда — в царство воды и затопляемых лугов. Зато этот водный мир можно посмотреть сейчас, пока он скован льдом и присыпан снегом. От насыпи есть лыжня, но можно легко двигаться по искрящемуся насту, лыжи хорошо катят. Пойма — удивительное место. Здесь всё по-другому, всё не земное, а водное, приспособленное жить в воде. В небольшом берёзово-ольховом леске у насыпи растёт рогоз, народный «камыш», его коричневые бархатные шишки раскрылись и пушатся, прихваченные инеем. Большая бобровая хата совсем рядышком с железной дорогой, как снежный купол среди ольхи.
Дальше — сама пойма, поросшая травой и кустарником. Сначала она напоминает обычный луг, и только дальше понимаешь, что здесь бóльшую часть года всё живёт в воде... Среди кустов засохшие деревья, нижние части которых обточены водой. На кустах беспорядок пучков принесённой водой травы, веток и растительного мусора.
Здесь так укромно, уютно. Тишина и покой. Свет мартовского солнышка ясен и чист. Среди кустарника поймы кажется, что защищён от всего и находишься в убежище. Множество следов. Кустарник и густой пойменный ольховый лес чуть дальше, ближе к острову, служит защитой зайцам. Часто встречаются их лёжки и «столовые». Кроме заячьих, есть следы лисы и ещё какого-то очень маленького зверька. Иногда вижу, как лиса подходила к тому месту, где лежал ночью заяц и рыла снег на лёжке. Мой путь лежит к острову. Чтобы попасть на этот островок, нужно продираться ольшаником. Лес как лес, и только приглядевшись, видишь, что упавшие деревья добела обточены водой... На островке — огромные осины и берёзы. И... особенная тишина. Я гляжу в кроны деревьев, от полета веток в синеве неба кружится голова. Весёлый Волхов. Он весёлый сейчас, под мартовским солнцем, всё улыбается, всё напоено радостью. Ольховые шишечки как цветы на ярком небе.
Всё время иду по какому-нибудь следу: звери очень удачно выбирают путь через чащу. Часто следов становится совсем много, они пресекаются в разных направлениях. Бывает, кто-то идёт за кем-то или путает след. Через пойменный луг выхожу к одному из маленьких русел Волхова. Получается русло в русле, потому что летом тут всё залито водой. Правда, в некоторых местах это русло, похожее на небольшую речку, промыло себе дорогу в крутых берегах.
И опять недоступный, отрезанный мир. На снежных склонах растут старые-старые дубы и осины. Всё так щедро залито солнцем. Дубовая сухая листва процеживает свет и сияет вместе с солнцем. Нетронутый, крупными кристаллами, снег. Синие тени, синие следы. Видно, как снег начинает подтаивать, образуя небольшие проталины, которые ночью покрываются корочкой льда. Снег дышит...
Из полутени русла в лесок на берегу выводит след зайца-беляка. Следы этого зайца хорошо различаются по большим отпечаткам задних лап. Хорошо видно и столовую, где обедал заяц: начисто обглоданные веточки ивы и множество «какушек». Заяц потом долго путал следы на лугу; но далеко не ушёл, вернулся обратно... В поле и на лугах следы беляка встречаются реже, чем следы другого зайца — русака. Русак любит открытые места. Он крупнее, чем беляк, но следы его легче и изящнее благодаря высокой «посадке».
Маленькое русло незаметно приводит к одному из основных русел Волхова... Белая артерия среди дали и кустарника, среди далёких островков... Простор и воздух. Простор осязаем, как будто дышишь им. Вдыхаешь искорки снега, аромат морозного, янтарного воздуха и тепло весеннего солнца. Чем дышит начало весны.
Мой путь — всё дальше, к гриве леса. Там начинаются надпойменные террасы и тянутся по всему берегу... И это уже — царство лесное... Склоны террас местами обрывисты, испещрены рисунком ручьёв. За гриву цепляются огромные ели и берёзы... За гривой в Волхов впадает речка Соснинка. Нежное название оправдывают весёлые бережки. Будто речка играет в сугробах. Лес, лес по берегам... С одной стороны ели, с другой — осинки...
По речке выхожу к дороге... Она тянется далеко вдоль Волхова: осенью мы так хорошо собирали подосиновики у кромки леса. Маленькие, как карандашики. Солнечная мартовская дорога приводит к деревне, и, как не тороплюсь я, даже перелезая через забор, всё равно опаздываю, и ещё с час приходится ждать электричку.
ОЗЕРО У ДОРОГИ
Есть небольшое лесное озеро, прямо у самой трассы. От трассы оно укрыто редкими посаженными деревьями. И этот мир живёт сам по себе, настолько он светел, заповеден и загадочен.
Это озеро лебединое. На нём живут лебеди. Когда-то места эти охранялись, в озере не разрешалось ловить рыбу и стрелять уток, не говоря уже про лебедей… На лебедя в народе и так мало бы кто поднял руку, потому что убить лебедя, значит накликать на себя беду. Но всё-таки, лебеди-то там и охранялись. Егерь присматривал за озером довольно бдительно, храня его от непрошеных гостей. От такой заботы на озере всегда было много карася и, кроме лебедей, других птиц: гусей и разных видов уток. Егеря давно уже нет и охранять озеро некому, но будто добрая воля этого человека продолжает хранить эти места.
С дороги озеро не доступно, к нему нет подхода. Чтобы попасть на его берега, нужно знать, с какой стороны и как обойти его… Слева можно подойти как раз по топкому месту, и нам, перебравшимся через бочажины, скрытые в зарослях ольхи, вдруг открывается низкий берег. Тростник, тростник, тростник… Озеро плывёт под небом, как парус, в бесконечность простора лесов. Тихие плёсы и острова тростника. Гладь ясной воды смотрит в открытое небо немного с грустинкой. Вода мягкая, перламутровая. Она задумалась о чём-то, перебирая тихие струны. Озеро можно перейти по пояс в воде, только сделать это трудно, на дне много тягучего ила. На низкие мосточки плещет вода, спокойно светятся озёрные разливы, на которых мы видим лебедей.
Увидеть лебедей — это какое-то особенное счастье, особенное состояние. Даже просто видеть их вдалеке, неясными белыми пятнами, уже радость... А когда они выплывают на плёс, подняв свои точёные шеи, и вода несёт их тихонько, то душа замирает, очарованная. Озеро бережёт их в своих ладонях, приоткрывая часть этого светлого мира. Мы любуемся лебедями. Они дарят счастье. Эта волшебная, тающая в воздухе картина забирает плохое и питает душу светлым и чистым. Что-то совсем искреннее, как детская улыбка, заглядывает в глаза души. В сердце хочется удержать эту мягкость, сохранить созвучие с этим местом.
Мы решили обойти озеро в надежде найти другие подходы к воде и полюбоваться лебедями с более близкого расстояния. Тропиночка, едва заметная, тихо вьётся между глубокой канавой и болотцем. За болотцем сказочные лужки, заросшие ивой и молодыми берёзками, просторные, светлые, весёлые. С той стороны бьёт солнышко и от него светятся берёзы и прошлогодняя трава, серёжки вербы. За канавой сам озёрный берег… Такие же глубокие канавки-притоки, отведённые из озера, открывают через деревья и тростник окошки чистой озёрной синевы. И, если присмотреться в эти окошечки, лебеди видны очень близко… Но канаву, дремлющую в тенях, под ряской, не перейти, полузатопленные стволы деревьев, упавших через неё, манят зелёным мхом, зовут ступить. Но попробуй, ступи на такой «мост» — сразу же окажешься во власти дремлющей, стоячей воды, теней, тины и ряски. Там же, где выход канавок-притоков, особенная глубина. Когда-то в этих канавках, глубоких, как омут, водилась щука. Сейчас чёрная вода, по которой скользит бездонное отражение неба, синевы и струящихся берёз, наполнена запахами весны.
Долго приходится идти вдоль канавы, наблюдая разные картины, впитывая душой мягкость, покойную тишину заворожённого мира. Но вот как-то обрывается канава, как будто её отрубили топором, и опять можно выйти к самой воде. Мы уже давно прошли лебединые плёсы, и место на берегу совсем другое — небольшой, заросший заливчик, пристанище уток и гусей. Вспугнутые непрошеными гостями птицы поднимаются в воздух и мечутся на разных высотах малыми и большими стаями… Птицы долго не могут успокоиться. Они делают круги над озером на разной высоте, иногда от стаи отрывается несколько птиц, которые летят в другом направлении, часто так низко над водой, что их удается хорошенько разглядеть. Кричат гуси. Мы видим, как стая распадается в воздухе и где-то высоко в сполохах солнца, как кажется, улетев к самой туче, птицы вновь собираются вместе. И вот они снова появляются, уже низко, на бреющем полёте несутся над озером. С другой стороны озера птицы делают петли в воздухе, то садятся на воду, то взлетают снова. А туча всё находит из-за леса. Голубые окошки неба над озером меркнут в её тени.
Ларику нашему давно надоело наблюдать за полётом птиц. Весёлый, он скачет по берегу, играя с палкой. И мы уходим от воды, возвращаемся назад, но уже по тому берегу канавы, что близок озеру. Но недалеко удаётся уйти, потому что канавки, идущие от озера, — настоящие водные артерии, пульсирующие пробуждающейся жизнью и набухшие водой… Через них есть небольшие переходы по жёрдочкам, как попало брошенным в воду. По жёрдочкам либо прыгать, либо «переползать», цепляясь за подвернувшиеся палки. Пока мы осматриваем первый переход, поспевает Ларик. Весёлый Ларик уже успел где-то извозиться в тине, и, к нашему удивлению, вовсе не захотел купаться! Ведь мог и переплыть, но, в отличие от другой нашей собаки, водоплавающего Феди, решил почему-то наш мудрый Ларик по жёрдочкам перейти, как люди. Только с жёрдочками всё равно получилось купание! Воды так много после половодья, все переходы залиты, жёрдочки плавают и скользят. Ларик сползает к переправе и на брюхе, пытается по жёрдочкам ползти, помогая себя хвостом. Совсем рядом сочные стебли болотного сабельника тянутся из воды, с ещё туго свёрнутыми листочками. Ларик косится на них, скользит, плюхается в воду, но снова упорно выбирается на жёрдочки и ползёт. Так мы весело перебираемся через две канавки, а на третьей весь хрупкий мостик просто-напросто уходит под воду.
Жаль, так и не удалось подойти совсем близко к лебедям… Обратно возвращаемся тёплыми перелесками, с другой стороны озера… Вечер, такой глубокий и мягкий, верба пушится и тают белые, прозрачные тени берёзок. Здесь и сосенки растут, одна из них распахнула ветки, как крылья, играя шишками. А под сосенкой полянка грушанки, уже распустившей свои круглые листочки.
От озера не хотелось уходить, и мы снова зашли на то самое место, где впервые увидели лебедей. Они были всё ещё почти там же, таинственной улыбкой в сумерках светились; всё глуше становились краски воздуха, и, наоборот, светлела ликом вода. Густые заросли чёрной ольхи выводили на поле, и вдруг, как миг, мы снова увидели лебедей. По какой-то неведомой воле лебеди покинули озеро и, сделав круг над нашим головами, полетели на дальние болота…
МОРОЗНАЯ КЕРЕСТЬ
Мороз! Голубоватые тени реки и дальних полей утонули, растворились в холодной дымке. Мороз кусает за нос, пробирается в варежки и лыжные ботинки. Но такая радость — пройти на лыжах зимой по реке, что мы отправляемся в наше небольшое путешествие.
Макушка зимы по календарю, но морозы ещё юные, и лёд недавний, и свеж снег. Солнышку новорождённому почти месяц, день прибавился и окреп. Разгар зимы совпадает с разгаром Солнца. Потихоньку, скользящими лучами, славит Солнце день, растворяя его в отражённом свете снега. В зимнем дне есть звонкость и тайна; даже самый разгар его, явь зимы, холода и совсем другого состояния мира, контраст силы и покоя — видятся, как яркий амулет с гаснущим по краям светом. И река, может быть, уснула она, но легка подо льдом водица, а берега созерцают тайное движение и умиротворение Земли. Покойны деревья по берегам, жизнь и движение в снеге, в снежных узорах на растениях и берегах, в сиянии снежинок, блёсток, искорок солнечного света! Но если остановиться, поймав мгновение, присмотреться, прислушаться к деревьям, то становится ясно, что жизнь всё более и более, со дня зимнего солнцестояния, приходит и в них в видимое движение. Древняя сила Земли, поднявшись из глубин, застыла в них, в мощном изгибе стволов и ветвей, а тонкие движения не заметного ещё глазу роста, и закладки будущих листьев, живут тихо и ясно, как вода, струящаяся под корочкой льда… Солнечные лучи скользят сквозь ветки, прикрытые снежной накидкой, а шуба-то настоящая у дерева под корой: слой пробковой ткани старается не пропустить влагу и холод. Чутко стерегут деревья солнечный свет, улавливая длину светового дня. Растущий день — как сигнал тому, что происходит внутри них, день от дня в жизни дерева запускаются всё новые и новые движения.
Когда сольёшься с холодным дыханием воздуха, становится тепло и оживает каждая заснеженная былинка.
По тростнику прошёлся мороз, отметил каждый стебель своей палицей, склонил тростник свои пушистые головы, и это движение склонения к земле вливается в колебания снежных покровов реки и берегов… Мягкое движение тростников созвучно движению застывших вод небольших ледопадов, в устьях ручьев, питающих Кересть. Как клубится мороз, кудлатым, бородатым дедом выглядывающий из-за деревьев, вдруг хрустнувший веткой или хрупнувший лёгким звоном сколовшегося льда, и шаги его вне времени и тишины проясняются осыпающимся пухлым снегом. Вечерний свет зари на Керести льётся оранжевым, золотым зверем. Зверь ходит за морозом, дыша заревом, прячется в расщелинах ручьев и тростнике, и глаз его, глаз заходящего солнца, тускло сверкает почти над самым горизонтом. Иногда зверь подолгу смотрит со своих берегов в глаза реки — в струящиеся тёмной водой промоины в белой кипени льда и снега. Река принимает его взгляд, и он дрожит, бежит вслед за водой, но не уходит под лёд… Только тихо звенят колокольцы тонких, прозрачных ледяных узоров, в которых переливается водица. Бежит вода, бежит жизнь… Но вот и совсем гаснет день. Зверь прячется в чаще, ложится, свернувшись клубком, у подножий деревьев, Хранителей мест… Белым чистым узором отмечены формы их стволов, почти в каждой излучине высятся они, будто освящая жизнь реки, отмечая её Путь…
ОБОЗЕРЬЕ
СОСНОВЫЙ БОР
Синий лес
Где-то ходят тучи. Но над нами оконце неба, светлый бор, омываемый ветром, благоухает. Чудный аромат смолы сгущает воздух бора. Сверху, с сосен, падают сухие иголки и почти прозрачные кусочки тонкой коры. Бор чист и просторен. Его окружают кудри березняка и зарослей, вырубки и большие поляны... И во всём, что окружает бор — синее пламя люпина, бор в светящейся оправе этого цветения. Люпин цветёт ярко, нежно, самозабвенно. Прогалины, поляны, обочины лесных дорог, окраины вырубок и низины полыхают синим, голубым, фиолетовым и розовым, часто в белой кипени цветущей сныти. Синий ветер. Как морской бриз, ворвавшийся в лес.
Грибные лица
В бору можно повстречать и боровик, и волнушку, и моховичок, и, конечно же, разноцветные сыроежки! Грибы в бору видны издалека, хоть и прячутся они под листками и веточками. У этих грибов есть лица: забавные, грустные, недовольные, задумчивые рожицы. Очень интересно наблюдать за ними.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 246; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!