Взаимоотношение классов мужского и женского рода и грамматическая выразительность категории женского рода

Значения мужского и женского рода реальнее, чем среднего рода. В на­званиях живых существ они связаны с представлением о естественном поле. Вместе с тем они крепче спаяны грамматически параллелизмом и соотноси­тельностью форм словообразования. В общем употреблении формы мужского и женского рода активнее, чем формы среднего рода. Не подлежит сомнению, что грамматической базой, отправным пунктом родовых различий имен является в современном русском языке мужской род. Это выражается в том, что всякая тема или корневая морфема, оканчивающаяся на твердый со­гласный и указывающая на лицо, вещь, учреждение, словом, на предмет, мо­жет стать без суффикса именем существительным почти исключительно мужского рода (ср., например, сокращенные слова: ширпотреб, домком, исполком, комвуз, пролеткульт и т. д.). Она непосредственно зачисляется в класс слов мужского рода, в то время как слова женского рода обычно ну­ждаются в дополнительных формальных средствах выражения рода. Новых бес-суффиксных слов женского рода (кроме отвлеченных и собирательных суще­ствительных на мягкий согласный от именных основ вроде заумь, бездарь и т. п.) в современном русском языке не образуется. Так, вовсе нет бессуф-фиксных слов женского рода среди общеупотребительных сокращенных но­вообразований, вышедших за пределы условно-официальной номенклатуры. Женский род — сильный, подчеркнутый, наиболее четко оформленный из ро­довых классов. Это заметил еще К. С. Аксаков. Он считал форму женского рода на -а более «выразительной», «определенной и действительной» в отли­чие от мужского рода — «неопределенного» ³³. «Именем мужского рода, не­определенным по своему значению, обозначается самый род вообще (порода) (genus, т.е. общее логическое значение лица.— В. В.), все общее значение имени... самый пол не выступает ярко, не определяется в имени мужском. Вся определенность, ограниченность, положительность, а вместе и пол, выступает в имени женском...» — писал К. С. Аксаков³⁴.

68

Для сравнительной оценки выразительности разных родовых классов по­казательно, что в современном русском языке названия детенышей (выраже­ние незрелости), а также обозначения социально неполноценного человека от­носятся к мужскому роду. Слова мужского рода: цыпленок, ягненок, жеребе­ нок, теленок, волчонок, щенок и т. п. (ср.: ребенок, октябренок, негритенок, ки­тайчонок и др.) обозначают детенышей вообще, независимо от пола (а отсюда переносно может возникнуть и обозначение социальной неполноцен­ности, ср.: малыш, глупыш и оборвыш, последыш и т. п.). Между тем слова женского рода, служащие для обозначения невзрослости, могут обозначать только детенышей-самок, например: тёлка fcp. телок).

Известно также, что слова с формальными признаками мужского рода не бывают словами общего рода, хотя свободно применяются к существам жен­ского пола (например: она — гений, талант; она — образцовый педагог и т. п.; ср. у Достоевского в «Бесах»: «Давеча этот иезуит предводительша закинула тоже несколько саркастических намеков о вчерашнем»). Напротив, некоторым именам с формальными признаками женского рода свойственны значения ли­ца мужского пола (например: повеса, портняга и т. п.). Многие разряды слов на -а относятся к лицам и мужского и женского рода: мымра, жила, растре­па, пустомеля, сквалыга и т. п. Ср. также разговорные конструкции типа: он — такая пьяница и этот пьяница; какая неряха и невообразимый неряха; страшная каналья и т. п. Ср. у Тургенева в рассказе «Муму» жалобы башмач­ника Капитона: «Горемыка я, горемыка неисходная!»

Приемы выражения и изображения категории лица посредством грамматических признаков женского рода

Из системы родовых соотношений имен существительных несколько вы­деляется довольно многочисленная, разнообразная и очень экспрессивная группа слов общего (вернее: и того и другого, и мужского и женского) рода, оканчивающихся в именительном падеже на -а(-я) и означающих лица не только женского, но и мужского пола.

Некоторые, правда очень немногие из существительных, имеющих грам­матические признаки женского рода, прямо указывают на лиц мужского пола (например: вельможа, воевода, владыка, старейшина, вития, староста и неко­торые другие). Но разряд таких слов на -а, принадлежащих только к мужско­му роду, архаичен и непродуктивен. Подавляющее большинство подобных слов — общего рода. Современная научная грамматика вслед за А. X. Восто-ковым и А. А. Шахматовым видит в словах мужского рода на -а один из су­щественнейших грамматических признаков категории лица, выделившейся из общего значения предметности (быть может, под влиянием местоимений). Ка­тегория лица противопоставляется категории н е - л и ц а.

Вопрос о словах мужского рода на -а не исчерпывается простым указа­нием на принадлежность их к категории лица. Из русских лингвистов послед­него времени это понял проф. А. М. Пешковский. «Существительные типа во­евода, судья, — писал он, — мы считаем особой синкретической родо­вой категорией... считаем, что сочетание женских окончаний с обозначением лиц мужского пола в основе и с мужским согласова­нием прилагательного есть особый факт речевого сознания, различаю­щего эти противоречивые элементы и известным образом синтезирую­щего их, а в некоторых случаях даже намеренно, в порядке новообразова­ния, сочетающего их. Другими словами, мы видим здесь нечто вроде „маскулинизированного женского рода" или, вернее, ,,феминизированного мужского" (от masculinus — «мужской» и femininus — «женский») с особым со­четанием значений...»³⁵

Но проф. А. М. Пешковский не успел изложить свою точку зрения. Он даже упустил из виду, что эта «синкретическая родовая категория» давно при­влекала внимание грамматистов ^Зб. Были попытки с разных сторон подойти к ней и осветить ее значение в русском литературном языке, а также ее гене­зис. УжеВостоков указал, что слова общего рода на -а «означают качества людей»³⁷.

Павский в своих «Филологических наблюдениях»³⁸ не только связал сло­ва общего рода на -а с категорией лица, но и отметил их яркую экспрессив­ную окраску: «Почти все они изображают лица мужского и женского рода с низкими качествами и если возвышают и увеличивают их, то увеличивают до безобразия»³⁹. Павскому бросилось в глаза и то, что «один вид с унизи­тельными приняли имена властителей и лиц почтенных, как-то: воевода, владыка, староста, старейшина, вельможа, судья, вития, предтеча... и др.»⁴⁰.

Вслед за Павским пошел К. С. Аксаков в своем «Опыте русской грамма­тики». Он старался осветить вопрос о семантических основах категории обще­го (мужско-женского) рода с другой стороны: «Взятые сами по себе, имена эти — рода женского; в них выразилось понимание дела в женской форме слова. После, понимание это (так как в таких именах выражается: или более или менее отвлеченное понимание, а не название предмета, или же предмет, взятый в метафорическом смысле) [разрядка наша. — В. В.] перенесено было в действительности на лица мужского пола, — в иных словах употребляясь и в женском смысле вместе, для лиц женского по­ла,—а в иных — уже только в мужском (судья)»⁴*".

Таким образом, К. С. Аксаков обратил внимание на два обстоятельства:

1) преобладающее большинство слов общего рода на -а представляет со­
бою результат метафорического или вообще переносного применения отвле­
ченных или конкретных слов женского рода к лицам. Первоначально это
слова женского рода;

2) они являются собственно не названиями лиц, а их характеристиками,
их прозвищами (за немногими исключениями).

Ф. И. Буслаев⁴³ и особенно А. А. Потебня⁴⁴ глубже вникли в причины перехода конкретных, абстрактных и собирательных понятий (вроде слуга, служба, простота, старина, мужчина и т. п.) в категорию лица. Они при­открыли завесу над историей развития слов общего рода на -а. Ими же были выявлены приемы и принципы метонимического и метафорического примене­ния слов женского рода к лицам мужского пола, например: голова, сирота, юла и т. п. Ср.: «Он — баба. Жалкая, впрочем, баба; его совсем не стоило бы любить женщине» (Достоевский, «Бесы»); «А ведь все кончится тем, что эта старая баба Петр Николаевич и его сестра попросят у него извинения» (Че­хов, «Чайка»).

В специальном труде Э. А. Вольтера «Разыскания по вопросу о грамма­тическом роде» было собрано из русского литературного языка и областных диалектов большое количество слов общего рода на -а и сопоставлено с со­ответствующими явлениями других языков; здесь же рассмотрены предше­ствующие западноевропейские работы по этому вопросу. Выводы Вольтера таковы: «Имена мужского рода с женской формой возникли вследствие пере­несения женских кличек, атрибутов, прозвищ, качеств и абстракций на муж­чин... Мужской род в целом ряде слов мог бы произойти от перемены вну­тренней формы и перехода значения отвлеченности в конкретность»⁴⁵. «Наши слова больше всего употребляются в оборотах ласкательных или руга-

* Ср. также замечание: «И так все подобные слова, оканчивающиеся на -а или -л, суть име-«а рода женского, и только могут употребляться в мужском роде. Это нисколько не изменяет их основной природы, и они принадлежат к именам женского рода»⁴².

тельных. Они изображают людей с низкими качествами»⁴⁶. Сюда же примы­кает замечание Потебни об этих словах: «Первоначально они выражают субъективное, одностороннее воззрение на животное, воззрение, по которому другой род, кроме грамматического, игнорируется»⁴⁷. Однако Потебня очень убедительно продемонстрировал односторонность и ошибочность попытки Вольтера объяснить почти все слова общего рода на -а как результат перехо­да отвлеченных значений в конкретные.

Исследованиями акад. А. И. Соболевского было показано*, что катего­рия общего рода вобрала в себя ряд глагольных, например причастных, и от­глагольных образований: разиня, пустомеля, рева, зева, зуда, старинное прой­ да (пройдоха), непосед/и и т. д.⁴⁸ Некоторые собственные имена и фамилии (иуда, фефела и т. п.), некоторые заимствованные слова (коллега, каналья и т. п.), а также формы субъективной оценки дополняют разряд слов общего рода на -а (ср. также слитные слова типа держиморда).

Совмещение мужского и женского рода в общей части обозначений лиц на -а оправдывается их резкой экспрессивностью. В категории общего рода преобладают эмоционально окрашенные слова, проникшие в литературный язык из живой устной речи и иногда носящие резкий отпечаток фамильярного и даже вульгарного стиля. Количество славянизмов среди личных слов на -а незначительно. Большая часть архаизмов и славянизмов — мужского рода [воевода, вельможа, судья, вития, старейшина, владыка, предтеча, юноша). К категории общего рода принадлежит несколько живых типов словообразо­вания.

Выделяются следующие разряды слов внутри категории общего рода.

1. Малопродуктивен тип отглагольных образований с живым суффик­
сом разговорной речи -ак(а), -як(а). Слова этого типа имеют яркую окраску
фамильярной иронии или пренебрежения (ср. у Маяковского индивидуальное
образование: читака). Они характеризуют лицо по действию и производятся
от глагольных основ с конкретно-бытовым значением. Например: гуляка, пи­
сака, зевака, кусака, рубака, резака, ломака, кривляка, служака и т. п. (забияка
заимствовано из польского языка). Миклошич был склонен связывать с суф­
фиксом -ак(а) лишь значение энергичного проявления, усиления действия, по
которому обозначается лицо^4д. Но уже Э. А. Вольтер отметил уничижи­
тельное значение этого суффикса⁵⁰.

2. Более продуктивен тип отглагольных образований с живыми суффик­
сами разговорной речи -(а)л(а), -(и)л(а). Слова этого типа очень экспрес­
сивны и обозначают лицо по его постоянной деятельности: вышибала, подме­
тала, объедала, подлипала, запевала, меняла, зубрила, кутила, громила,
воротила, заправила, форсила и т. п. В них развивается увеличительный отте­
нок. Ср. у А. Чехова: здоровила («Хамелеон»). Это один из самых производи­
тельных в диалектах и жаргонах устной речи разрядов слов общего рода.

3. Неодинаковы по степени продуктивности образования с уничижитель­
ным суффиксом разговорной речи -шк(а). Суффикс -шк(а) с этимологической
точки зрения составной. Он включает в себя уменьшительно-ласкательный
суффикс -к-, но облекает его оттенками фамильярного пренебрежения. Напри­
мер: «Вошел старичок низенький и толстенький, из породы людей, назы­
ваемых коротышками или карандашами» (Тургенев, «Затишье»). В суффиксе
-шк(а), кроме суффикса -к-, этимологически различаются разные экспрес­
сивные суффиксы, содержащие звук ш и восходящие к суффиксам -их-, -ух-,
-ах-. Среди слов общего рода, оканчивающихся на -шк(а), кроме -ишк(а), вы­
деляются еще два непродуктивных типа:

* Ср. мнение Альфреда Людвига о глагольности слов на -а, обозначающих лицо по како­му-нибудь характерному действию.

1) слова с суффиксом -ушк(а): болтушка, вертушка и т. п.; этот суффикс соотносится с суффиксами лица -ун, -унья (ср. также слова на -уха) и присо­единяется к глагольным основам; 2) слова с суффиксом -ашк(а): замарашка, побирашка, старикашка и т. д. (суффикс -ашк(а) частью соотносителен с суф­фиксом -ах(а), частью с -ан). Ср. у Л. Толстого в «Крейцеровой со­нате»: «Про себя я думал, что я милашка, что я вполне нравственный человек».

4. Все теснее сливаются с категорией личных слов на -а презрительно-
уничижительные формы с суффиксами -ишк(а) и -онк(а): мальчишка, акте-
ришка, фанфаронишка, хвастунишка, старичишка, мужичонка⁵¹.

Ср.: «И вот только что показался этот скверный князишка, этот дрянной идиотишка, и все опять взбаламутилось» (Достоевский, «Идиот»).

Образования с этими суффиксами свойственны преимущественно разго­ворной речи. В формах мужского рода продуктивен суффикс -ишк(а), в фор­мах женского рода -онк(а).

Любопытно, что целый ряд суффиксов, связанных с категорией общего рода, принадлежит к уничижительно-ласкательным. Проф. И. Мандельштам, изучая уменьшительные суффиксы в русском языке, заметил: «С категорией имен уменьшительных, выражающих уничижение лиц, стоит в связи катего­рия названий, характеризующих человека с отрицательной стороны»⁵². Присоединением уменьшительного суффикса придается оттенок презрения: пьянчужка и т. п.

5. В кругу категории лица непродуктивен тип слов с увеличительным суф­
фиксом -ин(а): купчина, дурачина, детина, молодчина, мужичина и т. д.
(ср. в обозначениях неодушевленных предметов: домина, голосина, носина
и т. п.).

6. Малопродуктивен тип разговорно-фамильярных слов общего рода
с экспрессивным суффиксом -яг(а): бедняга (ласк, бедняжка), прост, миляга,
добряга, плутяга, портняга, здоровяга, прост, симпатяга, скупяга, бродяга, ра­
ботяга, хитряга; ср. скряга. Высказывалось мнение, что «суффикс -яг(а) вно­
сит унизительный оттенок значения»⁵³*. Но слова вроде бедняга,
добряга указывают на возможность и ласкательной, одобрительной окраски
суффикса, ср. молодчага (ср. также: сердяга у Чехова в рассказе «Шведская
спичка»).

7. Непродуктивен, но очень выразителен тип просторечных слов с пре­
зрительно-увеличительным или усилительным суффиксом -уг(а), -юг(а): пар­
нюга, подлюга, хапуга, ворюга, жад(н)юга, хитрюга, пьянчуга; провинц.
делюга; ср. зверюга (совсем отдельно от этой группы стоят единичные
образования женского рода с мертвым суффиксом -уг(а), -юг(а) : вьюга, дерю­
га, белуга и др.).

8. Непродуктивен тип разговорных слов с суффиксом -к(а) и с гла­
гольными и отглагольными основами: выскочка, лакомка, самоучка, сла­
стоежка, тараторка, попрошайка, зазнайка, немогузнайка и др. Ср. также: не­
видимка. Ср. области, битка (бойкий человек); слово битка в этом значении
в 40-е годы XIX в. временно соприкоснулось с литературным языком (ср., на­
пример, употребление ею в «Петербургских вершинах» Я. Буткова). Но ср.
также образования на -ка с именной основой: белоручка, кривошейка, неженка
и т. п.

• Ср. еще у А. А. Куника определение -яга как «суффикса, означающего личность и при­дающего основной форме значение бранного слова или клички» (Уч. зап. АН. т. 26, приложе­ния, с. 410). О происхождении и истории русского суффикса -яга — -jaga см.: Vaillant A. Le suffixe russe -jaga.— Revue des etudes slaves, 1938. t. 18, fasc. 1—2, p. 77 — 79. A. Vaillant почему-то счи­тает суффикс -яга в русском языке продукшвным.

72

По-видимому, на суффикс -к(а) оказывает влияние уменьшительно-ласка­тельный суффикс -к(а) (ср. служка). Ср. слова с пренебрежительно-ласка­тельным суффиксом -енк(а).

9. Единичны разговорно-фамильярные слова с непродуктивным презри­
тельно-усилительным суффиксом -ук(а), -юк(а): злюка, гадюка, подлюка (ср.
холодют в письме О. Л. Книппер к А. П. Чехову).

10. Непродуктивен тип отглагольных слов с пренебрежительным суффик­
сом -х(а), например: замараха, растеряха; ср. неряха. Эти слова носят отпе­
чаток просторечия. Ср. у Л. Сейфуллиной: «Ткнутся куда неумехами, осра­
мятся и скапустятся» («Преступление»).

11. Узок и тесен ряд слов с непродуктивным презрительным суффиксом
-ох(а), присоединенным к глагольным основам: запивоха, обироха, области.
побироха, пройдоха, области, завироха (ср. в применении только к женщинам:
дуреха, тетеха и т. п.). Все эти слова, кроме разговорного бранного пройдо­
ха, относятся к вульгарному простречию.

12. Единичны просторечно-презрительные слова с мертвым суффиксом
-ыг(а): забулдыга, прощелыга, торопыга, сквалыга; ср. области, шарамыга,
фуфлыга; ср. также: Топтыгин от областного топтыга. Ср. у Тургенева:
«Мои предки были все страшные мотыги» («Три портрета»),

13. Малочисленная группа слов общего рода в разговорной речи
с мертвым суффиксом -с(а), обозначающим человека, склонного к неприятно­
му крику, плачу: крикса, плакса, хныкса, ср. области, кукса. Ср. грымза.

14. Непродуктивен тип слов с суффиксом -иц(а), -йц(а), обозначающих
лица по какому-нибудь действию (при глагольной основе): убийца, самоубий­
ца, пропойца, устар. винопийца или по какому-нибудь свойству, по склонности
к чему-нибудь (при основе прилагательного) — с суффиксами -иц(а), -ниц(а):
пьяница, тупица, умница, устар. негодница (см. о Митрофанушке в «Недорос­
ле» Фонвизина). Слово возница несомненно заимствовано из польского языка
(польск. woznica). По-видимому, суффикс -щ(а), первоначально не окра­
шенный эмоционально, приобретает при переносе на лица мужского пола (а
затем, следовательно, и вообще в словах общего рода) яркий экспрессивный
колорит (ср. в русском литературном языке XVIII в. ветреница — в примене­
нии к мужчине) отчасти под влиянием значений основ, отчасти под воздей­
ствием общей эмоциональной атмосферы, окружающей категорию общего
рода⁵⁴. В группе слов с суффиксом -иц(а) сталкиваются церковно-книжные
отглагольные образования {убийца, сыноубийца, матереубийца и т. п.) с раз­
говорными словами, произведенными от основ имен прилагательных (тупи­
ца, умница и т. п.; ср., впрочем, пропойца).

15. Непродуктивны презрительные клички, возникшие вследствие персо­
нификации слов с живым отвлеченным и собирательным суффиксом -щин(а) •
деревенщина, военщина и др. Ср. мужчина.

16. Единичны просторечные слова с отвлеченным суффиксом -ин(а), под­
вергшиеся переосмыслению и получившие значение лица, например старина:
«Эх, ты, старина, старина, до седых волос дожил, а ума не нажил» (Н. Некра­
сов, «Жизнь и похождения Тихона Тростникова»).

17. Единичны слова с мертвым фамильярно-ироническим суффиксом
-ен(а): гулена, сластена.

18. Известны отдельные разговорные слова с мертвым ласкательно-шут­
ливым суффиксом -он(я): тихоня, ср. области, брюхоня. В категорию общего
рода входят и отдельные слова с ласкательно-фамильярными суффиксами
-ул(я), -уш(а) (милуша, капризуля и т. п.).

19. Немногочисленны (этимологически еще осмысливаемые) метонимиче­
ские обозначения лиц по отвлеченным качествам и действиям с суффиксами
-н(я), -от(а): родня (ср. он мне родня); суета (в значении: суетливый чело-

век) ('ср. сирота)*. Ср. у Лескова в рассказе «Бесстыдник»: «А Евграф Ива­нович — милота бесценная — еще больше сконфузился и шепчет».

20. Единично просторечное святоша (ср. ц.-кн. по происхождению слово
мужского рода юноша). Ср. также устар. чинуша с суффиксом -уш(а).

21. Изолированно стоит: левша (ср. области, правша).

22. Отдельные просторечные слова на -д(а): балда, дылда.

23. Одиноко бранное: стерв-оз-а (из жаргона бурсаков или медиков; ср.
нервозный субъект).

24. Очень разнообразна, но в литературном языке непродуктивна группа
слов с глагольной основой и суффиксом-окончанием -а, -я: брюзга, горемыка,
выжига, егоза, задира, заика, зуда, мехоноша, книгоноша (отглагольный суф­
фикс -ноша), невежа, невежда, недотрога, недотепа, недотыка, непоседа, нуда,
зануда, обжора, оглода, подлиза, пролаза, проныра, пустомеля, повеса, разиня,
раскоряка, расстрига, растрепа, растяпа, рева, соня, сутяга, таранта и дру­
гие подобные. Ср.: калека, рохля и т. п.

25. Сюда же присоединяются отдельные бранные слова, презрительные
клички, иронически-пренебрежительные характеристики: дока, шельма, ханжа,
фефела, простофиля, бука и др. Ср. собирательные и лично-характеристиче­
ские: шантрапа, шушера, шпана, шатия и некоторые другие.

К границам этой категории общего рода приближаются бранные обозна­чения мужчин, пренебрежительные или иронические клички, экспрессивные ха­рактеристики, вообще красочная вереница слов женского рода, метафорически или метонимически применяемых к человеку независимо от пола. Например: шляпа, стерва, башка (арго), голова (умная голова), ср. устар. городской голо­ ва; коломенская верста, душка (буржуазно-институтск.), змея («не человек — змея»), крошка, глухая тетеря, лиса, свинья, пила и т. п. Ср.: бестия, каналья.

В этом кругу обращает на себя внимание процесс индивидуализации бранных слов женского рода, имеющих собирательное значение, но свободно применяемых к единичным лицам обоего пола, например: шантрапа, шпана, гольтепа и т. п.**

Однако необходимо решительно отделять слова общего рода, в которых значение лица мужского пола выражается в формах мужского согласования (несчастный горемыка), от таких слов женского рода, применение которых к лицам мужского пола не вызывает изменений в их роде (тупая пила — в применении к человеку). На опасность смешения этих категорий указывал акад. А. И. Соболевский. Он предостерегал от попыток связать с категорией общего рода такие выражения: «Ах ты баба, мокрая курица!» «Всякое слово на -а женского рода,— писал Соболевский в рецензии на книгу Э. А. Вольтера о грамматическом роде, — может быть прозвищем, фамилией: этот Земляни­ка, этот Яичница, но нет никакого основания слова земляника, яичница ста­вить на одну доску со словами воевода, гуляка»⁵⁵.

Вся эта разнообразная гамма экспрессивно-смысловых оттенков разви­лась на основе слов женского склонения на -а.

* Ср. грамматические и семантические замечания по этому вопросу в кн.: Collon С. Le developpement de sens du suffix -ata. Lund, 1918, cap. 3—4. Ср. также у А. А. Потебни (Из записок по русской грамматике, т. 3, с. 621—622) [396 — 397]. А. А. Потебня неопровержимо доказал, что вовсе не обязательно было значение отвлеченности для перехода слов женского рода в катего­рию общего рода, даже по отношению к отдаленным эпохам (между прочим, и в словах на -ота).

** Ср. статью W. Christian] «Lexikalische Lesekorner» о бранных словах в «Archiv fur slavi-sche Philologie», Hft. 3-4, 1913, Bd. 34, S. 348. Характерно, что и в современном русском языке значение собирательности в применении к живым существам часто сопровождается яркой экс­прессивной окраской слов и суффиксов. См.: Braun M. Das Kollektivum und das Plurale tantum im Russischen. Leipzig, 1930, S. 98.

74

В современном литературном языке категория общего рода в общем^ малопродуктивна. Слова женского рода на мягкий согласный с нулевым окончанием именительного падежа (вроде мразь, дрянь, рвань, голь, нечисть и т. п.) не переходят в категорию общего рода (ср. вульг.-бранн. сволочь; ср. употребление возникших в 20 —30-х годах XIX в. слов бездарность, посред­ственность, знаменитость, невинность и некоторые другие; ср. ничтоже­ ство). В категории общего рода господствуют слова на -а с яркой экспрессив­ной окраской. Большая часть их принадлежит разговорному языку или фамильярному просторечию. В этом окружении отслоения старой церковно-книжной, высокой лексики подвергаются презрительно-иронической переоцен­ке (ср. слова мужского рода на -а: зазнавшийся вельможа; ср. возможность лишь иронического применения к современным явлениям таких слов, как во­евода, винопийца, вития и т. п.). Или же славянизмы сохраняются как офи­циальные термины (например: судья, убийца, матереубийца и т. п.). Яркая экс­прессивная окраска, свойственная почти всем словам общего рода, подчерки­вается несоответствием их строения и значения. Вся эта сложная гамма смысловых оттенков воздвигается на основе класса слов женского рода. При­менение слов женского рода к мужчинам и порождает своеобразную экспрес­сивную окраску этих слов. В этом явлении пережиточно отражается социаль­ное положение женщины, отношение к женскому полу*. Перенос слов с формальным признаком женского рода (с морфемой -а) на лица мужского пола стал красочным средством языковой изобразительности. Но это, конеч­но, не значит, что все слова общего рода на -а проходят непременно через класс женского рода. Таким образом, категория рода имеет в русской языко­вой системе не только прямые, но и переносные, экспрессивные значения (ср. закрепление некоторых слов на -а только за мужским родом, например мо­ лодчага, повеса и другие подобные; ср. мужчина). Все эти языковые факты до­казывают больший грамматический вес женского рода сравнительно и соот­носительно с мужским (ср. праздношатайка у Гоголя в «Мертвых душах», образованное из праздношатай; ср. попрошайка). В этих фактах заключается также наглядное доказательство живого содержания категории рода. Катего­рия рода имен существительных (как и категория числа и падежа) по своему значению резко отличается от категории рода имен прилагательных и даже прошедшего времени глагола (форма на -л), несмотря «на известную долю самостоятельности в роде глагола»**. Она является не только грамматиче­ской, но и лексической опорой значения предметности.

---

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 328; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!