О СТАРЫХ И НОВЫХ СКРИЖАЛЯХ часть 3



17 апреля 1987 года

 

Возлюбленный Ошо,

О СТАРЫХ И НОВЫХ СКРИЖАЛЯХ Часть 3

Мне жаль всего минувшего, ибо вижу я, что оно предано, — предано духу, милости и безумию каждого нового поколения, которое приходит и все, что было, перетолковывает так, чтобы стало оно мостом ему! ...

Но вот другая опасность: ...память черни не идет дальше деда, а с дедом и время прекращается.

Так предается забвению все прошлое: ибо может статься, что толпа некогда будет господствовать, и время потонет в мелкой воде.

Поэтому, братья мои, нужна новая аристократия, враждебная толпе и всякой тирании, аристократия, которая снова напишет слово "благородный" на новых скрижалях.

Много нужно благородных и многосторонним должно быть благородство их, чтобы могли они составить аристократию! Или, как сказал я однажды: "В том и божественность, что есть боги, но нет никакого Бога!"

О братья мои, я показываю вам новую аристократию и посвящаю вас в нее: вы должны стать зачинателями и воспитателями, сеятелями будущего,

— поистине, не о той аристократии говорю я, принадлежность к которой можно купить, как покупают ее торгаши за золото свое: ибо все, что имеет цену, не имеет большой ценности.

Пусть будет отныне честью вашей не то, откуда происходите вы, но то, куда идете. Воля ваша и стопы ваши, стремящиеся дальше вас самих, — да будут отныне вашей новой честью!

Поистине, не то, что вы служили принцу, — какое мне дело до принцев! — или служили опорой шаткому, чтобы крепче стояло оно!

Не то, что при дворе род ваш ценою притворства вышел в придворные, и вы научились быть разноцветными, словно фламинго, и часами выстаивать в мелких прудах:

— ибо умение выстаивать — добродетель придворных; все они думают, что к блаженству после смерти принадлежит -также позволение сесть! ...

О братья мои, не назад, а вперед должен смотреть аристократизм ваш! Да будете вы изгнаны из земель отцов и прадедов ваших!

Землю детей ваших должны вы любить; любовь эта да будет новым аристократизмом вашим; любите ее, землю еще не открытую, лежащую в дальних морях! Пусть ищут ее корабли ваши!

В детях ваших возмещаете вы то, что были детьми отцов своих: так должны искупить вы все прошлое! Эту новую скрижаль воздвиг я над вами!

.. .Так говорил Заратустра.

 

Мы привыкли делить время на прошлое, настоящее и будущее. Но в действительности это разделение не времени, это разделение нашего ума — ибо прошлого нет больше нигде, кроме наших воспоминаний, и будущего еще нигде нет, кроме нашего воображения. Что касается времени, это всегда настоящее; это всегда сейчас.

Заратустра дает вам один из золотых ключей, открывающих тайны жизни. Вот он: избавьтесь от прошлого. В тот момент, когда вы избавляетесь от прошлого, ваш ум сбрасывает груз всего происшедшего; он легок. И второе: с того момента, когда прошлое отброшено, вы не можете воображать будущее, ибо что такое ваше будущее? — очищенное прошлое, преобразованное прошлое, улучшенное прошлое. Что вы можете думать о будущем? Если нет прошлого, будущее автоматически исчезает.

Настойчивый призыв избавиться от прошлого имеет огромное значение, потому что это не только делает вас свободным от прошлого, это делает вас свободным и от будущего; и то, что остается — это вы и этот момент, предельно чистый, неоскверненный. Ваше сознание целиком разгружено от прошлого и будущего. Оно становится таким мощным источником света и осознания, что трансформирует настоящий момент в блаженство.

Сознание, концентрированное в настоящем — это золотой ключ, потому что встретиться с существованием возможно только через настоящее. Это единственное, что существует. Можно сколько угодно скитаться и блуждать в прошлом, в своих воспоминаниях, можно сколько угодно грезить о будущем, но там вы никогда не встретитесь с существованием. Существование знает только одно: настоящий момент. И если вы тоже в настоящем моменте, устанавливается глубокая связь с деревьями, горами, со звездами и цветами -со всем, что существует; со всем, что есть. Эта глубокая связь всегда была известна как величайший экстаз.

Но мы делаем как раз противоположное. Мы упускаем настоящее ради прошлого, которое мертво, ради будущего, которое еще не родилось. Если мы несчастны и страдаем, то не случайно. Мы сами сделали свою жизнь несчастной. Помните, счастье приходит без всяких усилий; несчастье требует огромной работы. Вы должны тащить на себе все свое прошлое и будущее. Вам приходится копать могилы прошлому — вам приходится стать могильщиками — и должны бродить по склепам будущего. Конечно, ваша жизнь становится сплошным мучением. Именно огромные усилия, невероятное напряжение воли упрочивает ваше страдание.

Простота — это путь к счастью.

Легкое правильно, а правильное легко.

Заратустра говорит: Мне жаль всего минувшего, ибо я вижу, что оно предано. Откуда у вас прошлое? Оно передано вам родителями, образованием, религиозными вождями, писаниями. Но его вам передали; это не ваш поиск, это не ваш опыт. А все, что не является вашим опытом, — просто лишняя тяжесть, это мешает вам взлететь в открытое небо к звездам.

.. .Предано духу, милости и безумию каждого нового поколения, которое приходит и все, что было, перетолковывает так, чтобы оно стало мостом ему! Каждое поколение передает свое безумие новому поколению. Почему человек постоянно опускается все ниже и ниже? — это простая арифметика: потому, что безумие все время нагромождается. Каждое поколение добавляет к жизни человечества лишь одно: свое собственное безумие. Тысячи поколений прошли, и все они прибавили свое безумие. Следующее поколение совершенствует его, а потом передает его грядущему.

Веками мы делали только одно: совершенствовали безумие, которое нам передали. И мы называли это безумие прекрасными именами, просто чтобы скрыть тот факт, что это безумие. Нам удавалось не только скрыть это, но еще и убедить других поклоняться ему.

Одним из великих индийских поэтов был Сурдас. Его имя буквально означает "служащий музыке", но оно стало синонимом слова "слепой". Он отрекся от мира, точно так, как веками было принято у индуистов.

Однажды он просил подаяние, и дверь открыла очень красивая женщина. При виде этой женщине вся подавленная сексуальность, вся подавленная чувственность воспряла внутри него, как лев. Он очень испугался. Он вернулся в свой домик и вырвал оба глаза, а потом вернулся к этой женщине. Она не могла понять, что произошло — все его лицо было в крови, и на тарелке в его руке лежали два глаза. Он преподнес глаза женщине и сказал: "Они принадлежат вам. Это больше не часть моего тела; они убили мои будущие воплощения. Пусть они будут счастливы с вами, созерцая вашу красоту".

Я бы назвал это чистым безумием, потому что дело не в глазах; глаза — просто двери, они позволили женской фигуре войти в него. Сексуальность была внутри него, а не в глазах. Глаза — всего лишь зеркала. Сексуальный центр не в глазах. Они не делают никаких суждений; они просто отражают то, что появляется перед ними.

Сексуальность была в нем, потому что он подавлял ее. Но он отомстил глазам. И благодаря этому поступку он стал очень большим святым; ему поклонялись. Его имя стало таким знаменитым, что приобрело новое значение. Когда вы хотите обратиться к слепому, вы называете его "сурдасджи" — потому что назвать его слепым жестоко и грубо, а назвать его "сурдас" — значит оказать ему максимум уважения.

Но сам Сурдас... это был просто поступок ненормального. Не нужно доказывать, что он был ненормальным; это очевидно. И он не один. Если вы поищете, вы удивитесь: сколько ненормальностей превратилось в духовные достижения.

До революции в России была одна секта. Во время Рождества они отрезали себе гениталии. Тысячи людей собирались посмотреть на это. Там были горы гениталий и реки крови, и люди поклонялись тем, кто отрезал гениталии — как будто, отрезав гениталии, вы можете отсечь свою сексуальность.

Центр сексуальности находится у вас в голове. Гениталии просто управляются центром в вашем уме — это биологическая система дистанционного управления. Человеку, который отрезал гениталии, все равно будут сниться женщины -и даже больше. И женщины не собирались отставать. У них нет гениталий; поэтому они начали отрезать себе груди. И их тоже почитали.

Эта секта распространилась по всей России. Только революция прекратила это; иначе это безумие охватило бы многие миллионы людей. Но их современники совсем не считали это безумием.

В Варанаси есть люди, которые лежат на шипах. Вся их духовность в том, что они лежат на шипах. Я не понимаю, как лежание на шипах... возможно, это и подходит для карнавала или для цирка, но какое отношение это имеет к духовности? Но люди поклоняются им — они кладут к их ногам деньги, еду, фрукты, цветы. И все их великие дела, которые может сделать любой идиот... вы можете попробовать. Попросите жену или мужа взять иглу и кольнуть вашу спину. Вы оба удивитесь: есть лишь несколько точек, где вы почувствуете укол.

На спине есть нечувствительные участки, где нет нервов, так что даже если уколоть вас иглой, вы ничего не почувствуете. Эти ложа из гвоздей сделаны с большим мастерством, и когда человек ложится на них, гвозди касаются тех участков, где нет нервов. Он не испытывает никаких мучений; он обманывает людей. Но эти люди почитаются как духовные, великие святые.

Век за веком в человеческом уме нагромождалось все больше и больше безумия. А когда это безумие ваше, вы совершенно слепы. Если вас так воспитали, вы не можете понять, что это безумие.

Монахи-джайны каждый год выдергивают волосы собственными руками — бороду, усы, волосы. И вокруг них стоят тысячи поклонников со слезами на глазах — они совершают нечто великое. Между тем они, возможно, лишь в первый раз чувствуют некоторую боль, но теперь они уже прекрасно приспособились, делая это каждый год. Это простое упражнение. Что в этом духовного?

Монахи-джайны не моются, не чистят зубы, не полощут рот. Их дыхание отвратительно; их тела ужасно зловонны. Это естественно, но ни один джайн не скажет им, что это глупо. Наоборот, у них есть объяснения. Во-первых, если вы будете пользоваться водой, вы убьете много маленьких микробов — а они ненасильственны; они не могут убивать. Во-вторых, когда вы моетесь или чистите зубы, вы украшаете свое тело, а тело — враг, вы должны мучить его как можно больше. Чем больше вы мучаете его, тем вы духовнее. Но джайны не поймут этого — это их безумие.

У джайнов много сект. Одна секта пользуется специальными чехлами для носа и рта, которые привязываются к ушам. Очень трудно разобрать, что они говорят. А причина в том, что, когда вы говорите или дышите, дыхание, которое выходит из вашего рта или носа, теплое, и это убивает маленьких микробов в воздухе. Так что они защищают микробов. И их последователи совершенно не задумываются, что это неразумно.

Были христианские монастыри, где монахи носили туфли с гвоздями внутри, которые вонзались в их ноги. Они ходили по ним. Раны никогда не заживали, потому что гвозди постоянно делали их хуже и хуже. Они также затягивали свои тела поясами с гвоздями.

До сих пор существует христианская секта, в которой величайший святой — тот, кто больше всех хлещет себя плетью: это их молитва рано поутру, они бичуют себя по всему телу. Начинает сочиться кровь... кто-то ударил себя пятьдесят раз, кто-то — шестьдесят, а кто-то — двести раз. Все дело в том, сколько раз вы ударили себя — именно это делает вас более святым.

Я не могу представить, чтобы в этом было что-либо духовное. Эти люди — мазохисты, они наслаждаются, мучая себя. Так что от самоизбиения они получают двойную выгоду: они наслаждаются, мучая себя, — это первое, и еще получают огромное уважение и почести.

Если вы побольше понаблюдаете за так называемыми религиозными людьми, вы обнаружите очень много такого, что могут делать только сумасшедшие. Но поскольку им поклоняются, в глубине души вы надеетесь, что однажды вы тоже сможете сделать это. Человек поклоняется только тогда, когда он чувствует, что недостаточно силен, чтобы делать то же, что делает другой. Естественно, его нужно уважать. Но он — ваш идеал.

Но вот другая опасность память черни не идет дальше деда, а с дедом и время прекращается Толпа всегда сокрушается о золотом прошлом. Их золотой век всегда в прошлом. А что такое прошлое? Оно прекращается с дедом — это ни в коем случае не золотое прошлое.

В древних писаниях говорится, что, если сын умирал раньше отца, это было большой редкостью и считалось великим несчастьем. И религиозные люди, живущие по этим писаниям, очень гордятся этим. Они не понимают, не имеют представления об истинных причинах этого. Истинная причина в том, что нам не удалось найти ни одного человеческого скелета пятисотлетней давности, так чтобы мужчина или женщина умерли после сорока лет. По-видимому, это был предельный возраст — сорок лет. Если таков был предельный возраст, то естественно, ни один сын не умирал раньше отца. Теперь все изменилось.

Старик девяносто пяти лет и девяностолетняя старушка пришли в суд; они хотели развестись. Судья не мог поверить своим глазам. Он спросил:

— Сколько лет вы женаты?

— По меньшей мере восемьдесят, — ответили они.

Судья спросил:

— Вы умудрились прожить вместе восемьдесят лет. Почему же вы разводитесь, что за проблема у вас возникла?

— Мы всегда хотели разойтись, — ответили они, — но мы ждали: нам хотелось, чтобы все наши дети умерли, мы не xотели их травмировать. Теперь все кончено, настал великий день: наконец-то мы можем разойтись!

В начале этого столетия в Индии девять из десяти да" умирали не прожив и полгода. Лишь один из десяти выживал. Сейчас положение обратное: только один из десяти умирает, девять остаются жить. Оглядываясь в прошлое, вы найдете ничего, что можно назвать золотым веком. Но почти все считают, что золотой век давно прошел.

Люди были крайне бедны. В индийских писаниях говорится, что никто не вешал на двери замков. Когда я был студентом, один из моих профессоров философии, доктор С.Н.Л.Шривастава, упоминал об этом — он был очень ориентирован на прошлое, он был ортодоксальный и традиционный индуист — что замков не было, потому что не было воровства. Я сказал:

— Я с этим не согласен. Уверяю вас... действительно, зам ков не было, но не потому, что не было воровства. Их не было потому, что нечего было воровать; люди жили крайне бедно. А во-вторых, замков еще не изобрели.

Он очень разгневался. Я сказал:

— Это ничего не доказывает; ваш гнев — не аргумент. У меня есть кое-что в подтверждение моих слов. И Гаутама Будда, и Махавира постоянно учили, что красть грешно. Если бы воровства вообще не было, я не думаю, что Будда и Махавира сделали бы нестяжание основанием своих религий и постоянно проповедовали бы его людям, которые не крадут. Вам придется доказать мне, что Будда и Махавира были сумасшедшими — они учили людей, которые были так религиозны, так духовны: никто не воровал, и все же, постоянно... Будда говорил каждый день в течение сорока двух лет, и он повторял: "Не крадите, не лгите, не убивайте". Эти проповеди имели смысл только если эти люди убивали, воровали. Когда был этот золотой век? В дни Рамы? Рама собственноручно убил шудру, неприкасаемого, потому что прикасаемым — нижайшим из низких, беднейшим из бедных, самым угнетенным людям на земле — им запрещалось читать Веды. Собственно, речь о чтении вообще не шла, так как им запрещалось получать образование, но они не могли даже слушать, как кто-нибудь другой читает Веды, потому что это оскорбительно для Вед. Странно, Веды должны очищать шудру, а не наоборот.

Когда брамины распевали Веды, один молодой человек из любопытства спрятался за деревьями, слушая; он ведь все равно ничего не мог понять. Его поймали и привели к Раме. И этот человек, Рама, который считался воплощением Бога, приказал залить ему уши расплавленным свинцом. Естественно, когда ему залили уши расплавленным свинцом, это не только разрушило его слуховую систему: пытка была столь мучительна, что он умер. И это ваш золотой век?

В древнейших индийских писаниях есть рассказы о том, что боги приходили на землю и, если им попадалась красивая женщина, они обычно насиловали ее. И вы называете их богами? Когда был этот золотой век? Если даже боги были насильниками, если даже у воплощенного Бога нет никакого сострадания, и он убивает юношу только за то, что тот слушал Веды. Что в этом плохого? Веды провозглашают, что все люди божественны — а как же этот шудра? Убито божественное существо, которое слушало Веды; это противоречит самим Ведам. Посмотрите на прошлое любой традиции мира, и вы удивитесь: сколько же безумия мы получили в наследство.

Даже сегодня каждый день приходят сообщения: подожгли деревню, где жили шудры, их женщин изнасиловали, детей и стариков силой затолкали в горящие дома. И все это продолжается. Никто даже не протестует против этого. А чем занимаются эти шудры? На них лежит вся уборка. К ним следует относиться с глубоким уважением. Без них ваше общество оказалось бы в крайнем затруднении. Их труд следовало бы очень высоко оплачивать, потому что они делают за вас всю самую грязную работу, но им не разрешается даже жить в городе — они должны жить за его пределами. Даже если их тень коснется вас, это оскверняет.

Можно ли вообразить большее безумие? Тень не существует; в ней нет ничего экзистенциального. Но если вас коснулась тень шудры, это значит, что вы должны немедленно омыться, сменить одежду — вы осквернились.

А ведь Ману написал все эти законы для индийского общества пять тысяч лет назад. Пять тысяч лет индийское общество мучило четверть своего населения. Когда же был этот золотой век? Его не было никогда и нигде, за исключением воображения стареющих людей.

Но вот другая опасность: ...память черни не идет дальше деда, а с дедом и время прекращается.

Так предается забвению все прошлое: ибо может статься, что толпа некогда будет господствовать, и время потонет в мелкой воде.

Поэтому, братья мои, нужна новая аристократия, враждебная толпе и всякой тирании, аристократия, которая снова напишет слово "благородный" на новых скрижалях.

Заратустра прекрасен, он так человечен в каждом своем слове.

Он говорит: "Нужна новая аристократия. Толпа превратилась в нечто почти нечеловеческое, и мы должны создать новую аристократию с новыми законами. И она снова напишет слово "благородный" на новых скрижалях. До сих пор мы жили крайне жестоко, примитивно, неблагородно.

Много нужно благородных и многосторонним должно быть благородство их, чтобы могли они составить аристократию! Или, как сказал я однажды: "В том и божественность, что есть боги, но нет никакого Бога!" Нам нужна такая аристократия, такие сверхлюди, которых можно назвать деспотами, богами-диктаторами — рассеянной божественностью. И мы должны понять, какими неблагородными были наши поступки.

Люди, распявшие Иисуса — благородный ли это поступок? Это приказ толпы. Иисус не совершил никакого преступления; он никому не сделал зла. Конечно, он говорил революционные вещи, но идти за ним или нет — ваше дело; соглашаться с ним или нет — ваше дело. Свобода слова — одно из самых фундаментальных прав человека. Все, что он делал — это осуществление свободы слова, а наградой было распятие.

О братья мои, я показываю вам новую аристократию и посвящаю вас в нее: вы должны стать зачинателями и воспитателями, сеятелями будущего,

— поистине, не о той аристократии говорю я, принадлежность к которой можно купить, как покупают ее торгаши за золото свое: ибо все, что имеет цену, не имеет большой ценности.

Пусть будет отныне честью вашей не то, откуда происходите вы, но то, куда идете!

Я хочу повторить это еще раз: Пусть будет отныне честью вашей не то, откуда происходите вы, но то, куда вы идете! Ни прошлое, ни предки — они не могут дать вам никакой чести. Честь должна определяться только тем, куда вы идете — создавать лучшее будущее, создавать лучшее человечество, создавать аристократию, создавать божественность, аромат, который окружает все существование.

И это в вашей власти.

Но вы были задушены прошлым и его безумием. Вам не позволяли растить собственные цветы и издавать собственное благоухание.

Воля ваша и стопы ваши, стремящиеся дальше вас самих, -да будут отныне вашей новой честью!

Идите за свои пределы — ибо вы всего лишь узел с наследством прошлого; вам придется выбросить весь этот груз безумия, который вы носите так заботливо. Шагните за пределы самих себя, и пусть это будет вашей честью.

Поистине, не то, что служили вы принцу, — какое мне дело до принцев! — или служили опорой шаткому, чтобы крепче стояло оно!

Не то, что при дворе род ваш ценою притворства вышел в придворные, и вы научились быть разноцветными, словно фламинго, и часами выстаивать в мелких прудах:

ибо умение выстаивать — добродетель придворных; все они думают, что к блаженству после смерти принадлежит также позволение сесть!

О братья мои, не назад, а вперед должен смотреть аристократизм ваш! Да будете вы изгнаны из земель отцов и прадедов ваших!

Землю детей ваших должны вы любить...

Он разбрасывает новые озарения одно за другим. Вы всегда уважали старых — а вы уважали детей? Вы всегда уважали прошлое — а вы когда-либо относились с уважением к будущему ваших детей?

В детях ваших возмещаете вы то, что были детьми отцов своих: так должны искупить вы все прошлое! Эту новую скрижаль воздвиг я над вами!

Свобода от прошлого — это великая духовная свобода; вы как бы только что появились на земле, у вас нет никакого прошлого. Вы свежи как роза поутру, как капелька росы на лепестке лотоса, как утренний бриз, как первый луч солнца.

Избавьтесь от прошлого. Прошлое — единственный барьер на пути вашего духовного роста. И избавиться от прошлого не слишком трудно, поскольку это всего лишь память. Оно существует только в вашем уме.

И когда ваш ум очистится от всей пыли прошлого, ваше сознание станет зеркалом — настолько ясным, что в нем сможет отразиться все будущее: новая аристократия, новые ценности, сверхчеловек.

Я был удивлен, встретив у Заратустры слово божественность, потому что этим словом никто не пользовался, наверное, двадцать пять веков. Я употреблял его, разрушая Бога как личность и воскрешая в новом смысле, в новом ощущении — как качество.

Бог сотворил человека, и это нечто ненавистное и постыдное: ведь быть созданным означает быть всего лишь марионеткой. Тогда у вас не может быть собственной души. И если кто-то может создать вас, он может и разрушить. Вы просто в руках деспота.

Божественность — это нечто, что создаете вы. Бог всех вас превратил в рабов; божественность сделает вас сверхлюдьми, творцами. Это будет вашим величайшим творением.

Божественность состоит из невинности, тишины, мира, истины, подлинности, опыта вашего внутреннего света, вашего внутреннего бытия — переживания вашей вечности. Божественность станет будущей религией человека.

Богу нужно поклоняться; божественности не поклоняются, ее создают. И, создавая ее, вы достигаете высшего пика своего сознания, величайшей красоты и экстаза.

... Так говорил Заратустра.

Землю детей ваших должны вы любить: любовь эта да будет новым аристократизмом вашим; любите ее, землю еще не открытую, лежащую в дальних морях! Пусть ищут ее корабли ваши!

ВЫЗДОРАВЛИВАЮЩИЙ

17 апреля 1987 года

 

Возлюбленный Ошо,

ВЫЗДОРАВЛИВАЮЩИЙ

Однажды утром, вскоре после возвращения в пещеру, Заратустра упал замертво и семь дней пролежал недвижимо, словно мертвый. Придя же в себя, он обнаружил, что лежит в окружении желтых и красных ягод, винограда, румяных яблок, кедровых орехов и благовонных трав, которые принесли ему звери его.

Видя, что он пробудился, звери его заговорили с ним:

"О Заратустра, выйди из пещеры своей, мир ждет тебя, словно сад. Ветер играет густыми ароматами, стремящимися к тебе, и все ручьи готовы бежать за тобой", — сказали они ему. ...

"Согласись же, о Заратустра! Для новых песен нужна и новая лира.

Пением, шумным весельем и новыми песнями исцеляй душу свою, Заратустра: чтобы мог ты нести бремя великой судьбы своей — судьбы, которая никогда еще не выпадала человеку!

Ибо хорошо знают звери твои, о Заратустра, кто ты и кем должен стать ты: ты — учитель Вечного Возвращения, — вот отныне судьба твоя!

Ты должен первым возвестить это учение — и как же не быть великой судьбе твоей также величайшей опасностью!

Вот мы знаем, чему учишь ты: что все вещи вечно возвращаются, а с ними и мы сами, что мы существовали уже несчетное число раз, а с нами — все вещи.

Ты учишь, что есть Великий Год становления, необычайный, величайший год-исполин; подобно песочным часам, должен он обращаться снова и снова, чтобы заново наполняться и снова течь:

— и все эти годы равны самим себе, как в самом великом, так и в самом малом; и сами мы в каждый Великий Год тождественны себе, как в самом великом, так и в самом малом.

И если бы захотел ты теперь умереть, о Заратустра, то знаем мы и то, что стал бы ты тогда говорить себе. Но звери твои просят, чтобы ты пока еще не умирал!

Без трепета, глубоко вздыхая от блаженства, стал бы говорить ты: ибо бремя величайшей тяжести было бы снято с тебя, о терпеливейший!

"Вот я умираю и исчезаю, — таковы были бы слова твои, — и во мгновение ока обращусь в ничто. Души так же смертны, как и тела.

Но связь причин, в которую вплетен я, вновь возвратится и вновь создаст меня! И сам я — одна из причин Вечного Возвращения.

Я возвращаюсъ — вместе с этим солнцем, с этой землей, с этими орлом и змеей — не для какой-то новой, или лучшей, или похожей жизни:

— я вечно возвращаюсь к этой же самой жизни как в самом великом, так и в самом малом, чтобы снова учить о Вечном Возвращении всех вещей,

— чтобы вновь сказать слово мое о Великом Полудне земли и человека, чтобы снова возвестить людям о Сверхчеловеке.

Я сказал слово свое и гибну во имя его: так хочет вечный жребий мой — я погибаю как провозвестник!

Настал час, когда гибнущий и идущий к закату своему благословляет сам себя. Так кончается закат Заратустры".

Сказав слова эти, звери умолкли и ждали ответа Заратустры: но он не заметил, что прекратились их речи. Подобно спящему, тихо лежал он с закрытыми глазами, хотя и не спал, — ибо беседовал он с душой своей. И тогда змея и орел, видя, что осенило его молчание, почтили великую тишину, окружавшую его, и осторожно удалились.

.. .Так говорил Заратустра.

 

В древней литературе есть много прекрасных притч. Люди с удовольствием читают их, но очень редко понимают. Притча сродни поэзии; она более символична. Нужно копнуть поглубже, чтобы найти сокровища, которые спрятаны в ней. Для поверхностного взгляда это просто история, и кажется, что она существует только для развлечения, но это не так.

Древние притчи Панчатантры, притчи о жизни Гаутамы Будды или притчи Эзопа на Западе — все они имеют огромное духовное значение. Они написаны или рассказаны так, что даже маленький ребенок будет слушать с удовольствием — но чтобы понять их смысл, нужно быть мудрецом.

Ими просто пользовались как средством в древности, когда книг не было, когда письменность еще не изобрели, и учителю приходилось все передавать ученику устно. Притча отлично отвечала этой цели, потому что она легко запоминается и еще потому, что в ней скрывается множество смысловых слоев — и хотя бы самый низкий из них может запомнить любой.

Самые высшие поймут лишь те, кому присуща сознательность... Например, все эти притчи основаны на диалогах между животными или между животными и человеком. Но мы знаем, что животные не умеют говорить. Тем не менее во всем мире используется именно эта модель; и животные высказывают великие истины.

Животное — символ абсолютной невинности. Даже ребенок не так невинен; даже ребенок с самого начала становится дипломатом, политиком, потому что он окружен атмосферой, отравляющей его сознание.

Самый маленький ребенок улыбается матери — не потому, что он действительно хочет улыбнуться; его улыбка не отличается от улыбки Джимми Картера: он знает, что своей улыбкой он подкупает мать. Его улыбка — улыбка дипломата; она идет не от сердца. Это не оттого, что он счастлив, видя мать, — он зависит от матери. Его питание полностью в руках матери — он должен заботиться о том, чтобы она была счастлива. Он улыбается не просто так — его улыбка не невинна.

Животные потому использовались в притчах, что они абсолютно неиспорчены человеческой хитростью, дипломатией и грязной политикой. Они абсолютно просты и невинны. Они воплощают невинность — такую невинность, которая существует без всяких слов: само ее присутствие излучает истину. Сегодняшний отрывок из Заратустры начинается с небольшой притчи.

Однажды утром, вскоре после возвращения в пещеру, Заратустра упал замертво и семь дней пролежал недвижимо, словно мертвый. В притче важно не пропустить ни единого слова, ибо неизвестно, в каком из них скрывается смысл. Например: Заратустра... семь дней пролежал недвижимо. Семь дней символичны и значительны; они символизируют семь стадий человеческого сознания. Многие века так называемой человеческой толпе было известно лишь одно состояние, в котором мы и живем — так называемое сознание.

Только в нашем столетии на Западе Зигмунд Фрейд и его коллеги открыли для нас весьма шокирующую идею о бессознательном — ведь он работал со снами, с помощью гипноза, аналитическим путем; и он нашел в человеке огромное пространство бессознательного, о котором люди и не догадывались, несмотря на то, что оно определяет их действия, идеи, поведение, весь стиль их жизни.

Зигмунд Фрейд больше заинтересовался бессознательным, чем тем, что вы называете своим сознанием, потому что обнаружил: вашему сознательному нельзя верить. Вы лжете, и лжете так искренне, что это очень трудно обнаружить. Вы и сами не знаете, что лжете. Вы настолько привыкли врать, что вам кажется, будто вы говорите правду.

Но когда вы спите, вы недосягаемы для всех религий, так называемой морали, общества, культуры, цивилизации. Вы внезапно более подлинны. Ваши сны говорят гораздо больше правды о вас, чем вы сами. Вы можете даже возражать против них; вы можете обнаружить: очень трудно поверить, что это исходит из вашего подсознания.

Зигмунд Фрейд вынес на свет еще одну стадию вашего сознания — то, что он назвал бессознательным умом. Его ученик, а впоследствии соперник, Карл Густав Юнг, попытался пойти еще дальше в бессознательное и обнаружил, что каждый человек носит в себе коллективное бессознательное — которое принадлежит не ему, которое принадлежит тысячелетиям, которое заключает в себе все прошлое.

Этот удар был еще сильнее: мы не осознавали, что носим в себе всю историю человечества. Но на Востоке всегда знали об этих трех стадиях: бессознательное, коллективное бессознательное, и еще одно измерение, которое, наверное, скоро откроет Запад — вселенское бессознательное. Коллективное бессознательное относится только к человечеству; вселенское бессознательное связано со всей вселенной. Вы носите в тонкой форме не только всю историю человеческого рода, вы носите в себе всю историю вселенной.

Это три стадии, которые находятся ниже вашего так называемого сознательного ума. Я говорю "так называемый" потому, что на Востоке открыли действительно сознательный ум. Так называемый сознательный ум просто утилитарен — небольшая часть, полезная для повседневной работы; но он не может подарить вам проблеск истины.

На Востоке известно, что кроме этих трех уровней, которые ниже сознательного ума, есть также три уровня выше сознательного ума. И такое представление кажется очень рациональным и научным, потому что тогда вы уравновешены. На Востоке по меньшей мере двадцать пять веков прекрасно знают о том, что над сознательным умом есть сверхсознательное, над сверхсознательным — коллективное сверхсознательное, а над коллективным сверхсознанием — вселенское сверхсознание. та семь уровней многократно упоминались по разным поводам, но в притче Заратустры, когда он семь дней находился в странном состоянии, как если бы он почти умер — он был жив... Он проходил все эти уровни, от самого низкого до самого высокого. Он исследовал всю радугу сознания — семь цветов, полный спектр. И когда через семь дней он пробудился, это был не прежний Заратустра. Явился сверхчеловек, полностью сознающий свое существо. Ни одного темного уголка не осталось в нем больше. Все было светом. И это именно то, что всегда называли самопознанием, просветлением или пробуждением для жизни в высшей реальности.

Придя же в себя, он обнаружил, что лежит в окружении желтых и красных ягод, винограда, румяных яблок, кедровых орехов и благовонных трав, которые принесли ему звери его.

Животные могут стать очень близкими человеку, который полностью осознал свою сущность; не нужно никаких слов. Они заботились о Заратустре. Они приносили ему плоды и травы и ждали его пробуждения.

Видя, что он пробудился, звери его заговорили с ним:

"О Заратустра, выйди из пещеры своей, мир ждет тебя, словно сад".

Теперь он готов. То, чего он ждал, случилось. Он пришел к наивысшему пробуждению. Время пришло: спускайся к людям, они бредут впотьмах

"Ветер играет густыми ароматами, стремящимися к тебе, и все ручьи готовы бежать за тобой," — сказали они ему. Эта притча подчеркивает одну важную вещь: только невинность способна понять человека, подобного Заратустре. Не образованные и начитанные люди, не ученые, не те, что потерялись в красивых словах, теориях и философиях, но только те, кто абсолютно тихи.

"Согласись же, о Заратустра! Для новых песен нужна и новая лира." Ты больше не прежний Заратустра, не тот, который уснул. В эти семь дней ты умер и воскрес; ты абсолютно новый человек. Тебе нужна новая лира для новых песен.

"Пением, шумным весельем и новыми песнями исцеляй душу свою, Заратустра: чтобы мог ты нести бремя великой судьбы своей — судьбы, которая никогда еще не выпадала человеку!

Ибо хорошо знают звери твои, о Заратустра, кто ты и кем должен стать: ты — учитель Вечного Возвращения, — вот отныне судьба твоя!"

В этой концепции вечного возвращения нужно разобраться. Это один из самых значительных даров Заратустры человечеству. Есть религии, которые верят только в одну жизнь: христианство, иудаизм, мусульманство. Они считают, что жизнь начинается с рождения и кончается со смертью. Конечно, ваша душа не умирает, но у вас не будет другой жизни. Ваша душа предстанет пред Божиим судом.

Три другие религии — индуизм, джайнизм и буддизм — верят в перевоплощение: человек постоянно перерождается. Так же, как Чарльз Дарвин считает, что человек произошел от шимпанзе — или от мартышки — эти три религии многие века верили, что человеческая душа принимает различные формы в зависимости от своих поступков. И человек — высшая форма, которую приобретает сознание, но оно двигалось через других животных.

Может быть, людские различия основаны на том, что люди исходят из разных источников: чья-то душа жила в слоне, чья-то — в льве, кто-то получил сознание, жившее в орле. Естественно, в них сохраняются какие-то характеристики прошлых жизней. И это не одна прошлая жизнь, это тысячи прошлых жизней. Вы переходили из одного животного в другое, более высшее.

И человек — не конец. Однажды вам придется превзойти и человека — так же, как вы превзошли других животных. Идея эволюции не нова; это было господствующее представление на Востоке во все времена, о которых сохранились какие-то сведения. Человек двигался от низших животных форм к высшим. Это называлось теорией перевоплощения.

У Заратустры есть третья концепция: он единственный, кто говорит о теории возвращения. Но его теория по-своему красива, и ее надо понять без всяких предубеждений. Это так же, как меняются времена года: после лета приходят дожди, после сезона дождей приходит зима, зиму сменяет лето — это круг. Заратустра, как и современная наука, говорит: все движется по кругу. Земля движется вокруг Солнца, а Солнце движется вокруг какого-то другого солнца, о котором наука пока только строит предположения. Мы пока не способны добраться до той далекой звезды, вокруг которой движется Солнце. И все звезды движутся по кругу. По-видимому, круг есть природный способ движения.

Заратустра говорит: "Сознание, жизнь, все движется по кругу. Все возвращается вновь и вновь". В первый момент, когда вы понимаете его, это кажется очень странным. Другими словами, он говорит: мы встречались в этой аудитории Чжуан-цзы уже миллионы раз, и я говорил вам все то же самое — и вы смеетесь не в первый раз. И это будет продолжаться вечно: опять и опять, здесь же, в зале Чжуан-цзы. Те же люди встретятся, будут говорить, смеяться, танцевать, и не будет никакой, даже самой небольшой, разницы.

Его идея необычна, но если посмотреть на циклическое движение, которое происходит в существовании повсюду, то окажется, что Заратустра, может быть, и прав, каким бы безумием это ни казалось. Для вечности... цикл может быть огромным, он может повторяться через миллионы лет, но он настаивает, что все возвращается. То, что вы видите сегодня, происходило миллионы раз и снова повторится миллионы раз.

Животные сказали ему: "Заратустра, теперь иди к людям. Это твой удел: учить их философии возвращения. Это то, что открылось тебе в эти семь дней. Это то, что ты узнал в эти семь дней абсолютного безмолвия". Это нельзя опровергнуть, это нельзя доказать. Я не могу сказать, что он прав, и не могу сказать, что он неправ. Это великая идея — вот все, что я могу сказать — оригинальная, самобытная. Никто не говорил этого раньше и никто не отважился хотя бы повторить это снова — потому что люди смеются.

Но таков закон жизни: приходит осень, и листья опадают с деревьев; вместо них вырастают новые листья, и снова приходит осень — и все повторяется вновь. Каждое утро восходит солнце, и каждый вечер оно заходит; каждый день вам хочется есть и пить. Взгляните на свою жизнь, и вы обнаружите, что вы ходите по кругу; каждый день — это круг. Как стрелки часов, стрелки вашей жизни постоянно движутся по кругу. Они топчутся на месте.

Возможно, Заратустра увидел отблеск чего-то такого, о чем еще нельзя сказать с уверенностью, правильно это или нет. Но люди двадцать пять столетий просто игнорировали это, даже не обсуждая. Это безобразно. Можно отвергать эту теорию, можно сказать, что она неверна, можно доказать, что она неверна — это допустимо. Или вы можете доказать, что она правильна, и подтвердить это. Но если вы игнорируете, какова может быть психологическая подоплека?

Я понимаю это так: люди боятся говорить об этом. Человек боится, ибо как знать? — может, так и есть. О таких вещах лучше помалкивать: ведь если это правда, то она может перевернуть все ценности вашей жизни. Вам придется заново все обдумать, потому что вы получите ту же жену, у вас будут те же дети, те же родители — снова, снова и снова. И этому не будет конца. Представляете, если кто-нибудь возьмет и докажет, что эта теория верна — какая же будет скучища! Возможно, люди игнорировали ее от страха.

Никто не приводил никаких аргументов ни за, ни против. Я могу сказать одно: эта идея чрезвычайно оригинальна, и к ней следует отнестись с уважением, ее следует разрабатывать, исследовать. Вполне возможно, что она правильна. Но игнорируя ее, вы ведете себя подобно страусу. Когда вы закрываете глаза, это не означает, что мир исчез.

"Ты должен первым возвестить это учение — и как же не быть великой судьбе твоей также величайшей опасностью!" Твой удел — возвестить это учение. Но это также и величайшая опасность, потому что никому это не понравится. Они и слушать тебя не захотят. Это будет посягательством на самые основания их жизни. Это вызовет у них панический страх: "Боже мой, я вечно буду женат на этой женщине. Я-то думал, что это всего на одну жизнь! Часть жизни прошла, осталось еще немного — это тоже закончится, — но вечно?!"

Вы скажете, что можно развестись прямо сейчас, но теория от этого никак не меняется — это просто значит, что вам придется развестись с ней снова. Что бы с вами ни происходило, вам придется миллионы раз, вечно проходить через это. Таково вечно вращающееся колесо жизни.

Итак, животные говорят ему: "Это великая судьба твоя, ибо ты должен первым возвестить это учение. Но помни, что это и величайшая опасность для тебя, потому что никому не понравится эта идея".

Это ужасающе — если вы продумаете всю ночь, лежа в постели, в темноте: "Боже мой, снова и снова та же комната, та же кровать... Миллионы раз я лежал на этой кровати, и еще миллионы раз впереди?" Этому нет конца... во веки веков. Вам будут сниться кошмары. Если это правда, это настоящий кошмар — вечный кошмар, который все время повторяется.

Но мой опыт говорит мне, что Заратустра пользуется этой теорией как средством — великолепным средством, чтобы привести вас в состояние крайней скуки, такой скуки, что вам придется сделать что-нибудь, чтобы спрыгнуть с этого колеса вечного возвращения. Если вы ничего не предпримете, вы будете механически двигаться вместе с колесом.

Вы должны совершить некий сознательный поступок, чтобы обрести свободу — свободу от тисков закона вечного возвращения. И я считаю, что это замечательное средство. Если вы поймете, что так будет всегда, то вам придется прямо сейчас сделать нечто, чтобы выбраться из общей колеи, чтобы стать исключением из правила. Возможно, это и есть скрытое намерение Заратустры.

Может быть, эта теория возвращения и неверна, но ею можно пользоваться как замечательным средством, чтобы люди превосходили собственные пределы. Она может создать необходимую атмосферу для преображения. Я бы согласился с теорией возвращения по той простой причине, что она лишний раз может заставить вас задуматься: ничего не повторяйте в этой жизни; начните меняться сегодня же. Учитесь не повторяться, чтобы однажды вы смогли избавиться от механического возвращения.

Но люди постоянно повторяют одно и то же, порой помимо своего желания. Сколько людей говорили мне, что хотят бросить курить. Я отвечал: "И кто же вам мешает? Во всяком случае, не я. Почему вы спрашиваете меня? Если я захочу начать курить, я не буду никого спрашивать. Если я не начал курить, то не потому, что кто-то мне отсоветовал. Кто вам не дает? Это вы хотите бросить".

Они бывают поражены, ведь они думают, что я им посочувствую. Они говорят: "Мы много раз пытались бросить, но курить так хочется, что мы забываем обо всех решениях. Мы полностью забываем о силе воли, мы даже начинаем доказывать, что курение не так вредно: одна сигаретка, изредка, не может принести большого вреда. Но за одной сигаретой приходит другая".

Взгляните на свою жизнь. Если вы повторяетесь, вы, возможно, склонны к повторению в большем масштабе — это то, что Заратустра называет возвращением. Вы вновь и вновь совершаете одни и те же ошибки. Вы гневаетесь и раскаиваетесь, но ваше раскаяние ничуть не мешает вам, потому что это шаблон. Сначала вы гневаетесь, потом каетесь, потом снова гневаетесь, снова каетесь... В действительности, ваше раскаяние нужно только для того, чтобы стереть чувство вины за гнев — и теперь вы опять готовы разозлиться, чувство вины прошло.

Однажды случилось следующее. Какой-то человек спросил Рамакришну:

— Я иду в Варанаси...

Каждые двенадцать лет люди собираются у Ганга, чтобы совершить священное омовение: индуисты верят, что, какие бы вы ни совершили грехи за двенадцать лет, все они смываются — стоит только разок погрузиться в Ганг. Это очень холодное время года; вода ледяная, она течет прямо с гималайских льдов, так что одного погружения достаточно, чтобы вас заморозить, и люди оттуда так и выскакивают. Но теперь они целых двенадцать лет свободно могут делать все то же самое. Через двенадцать лет они придут сюда снова.

Этот человек собирался совершить священное омовение, и он был горячим поклонником Рамакришны, поэтому и пришел просто коснуться его ног и получить благословение. Рамакришна сказал:

— Куда вы идете?

— Я хочу совершить священное омовение, — ответил он. Рамакришна сказал:

— Ну что ж, прекрасно. Вы можете разок погрузиться и за меня, ведь я не иду: вода слишком холодная. К тому же я не совершил никакого греха, так что зачем напрасно мутить Ганг, там и так столько людей. И еще я боюсь: на мне нет никаких грехов, а ведь так много людей сбрасывают в Ганг свои грехи... входить в Ганг опасно — ко мне могут прилипнуть чьи-нибудь грехи. Так что можете нырнуть разок и за меня.

Этот человек спросил:

— Вы что, шутите? Рамакришна сказал:

— По правде говоря... но я вам не запрещаю. Вы видели огромные деревья, которые стоят на берегу Ганга?

— Да, — ответил тот, — поскольку двенадцать лет назад я совершал священное омовение, я видел эти действительно огромные, высоченные деревья.

Рамакришна сказал:

— А знаете ли вы, для чего они там стоят? Он ответил:

— Неужели я похож на человека, который знает, зачем они там стоят? У вас какое-то странное настроение сегодня. Рамакришна сказал:

— Я открою вам их цель. Вы совершаете священное омовение, но грехи боятся не Ганга, они боятся холодной воды. Поэтому они выскакивают, садятся на деревья и поджидают вас. Сколько вы можете просидеть в Ганге?

— Просидеть? — воскликнул он. — Я не могу находиться там больше двух минут: вода слишком холодная. Рамакришна сказал:

— Ну вот, и когда вы выходите, они прыгают на вас. И помните, иногда бывает, что какие-нибудь чужие грехи тоже прыгают на вас — они видят: вы такой хороший парень... просто для разнообразия! Они достаточно мучали кого-то, теперь хотят помучить вас. Так что будьте очень внимательны: проходя под этими деревьями, будьте осторожны!

— Как я могу быть осторожным? — закричал он. — Я веда ничего не вижу. Я не вижу грехов. Рамакришна сказал:

— Дело ваше. То, что вы делаете, очень опасно. Если вы поняли меня, подумайте над этим. Спешить некуда, вы можете отправиться завтра. Ганг никуда не денется, и эти деревья тоже будут стоять на своем месте.

Этот человек не спал всю ночь. Он думал снова и снова, и эта идея показалась ему важной — хотя это было просто средство; в ней не было ни капли правды.

Но в идее, что омовение в Ганге смывает все ваши грехи, тоже нет ни капли правды. Если бы это было так дешево, вы могли бы двенадцать лет делать все что хотите, а по прошествии двенадцати лет всего на денек сходить к Гангу и все это смыть.

А в наши дни не нужно даже ходить к Гангу. Водопроводные трубы доставляют воду из Ганга в любой конец страны. Так что просто примите душ в своей ванной. И зачем ждать двенадцать лет? Вы можете каждый день освежаться, чтобы совершать новые грехи.

Средства могут быть полезными. Средства не бывают правильными или неправильными; если они полезны, они правильны. И я говорю: теория вечного возвращения может принести огромную пользу множеству людей; поэтому она правильна.

"Вот мы знаем, чему учишь ты: что все вещи вечно возвращаются, а с ними и мы сами, что мы существовали уже несчетное число раз, а с нами — все вещи.

Ты учишь, что есть Великий Год становления, необычайный, величайший год-исполин; подобно песочным часам, должен он обращаться снова и снова, чтобы заново наполняться и снова течь."

Вы, наверное, видели древнее приспособление для измерения времени. Это стакан, сделанный в форме барабана и наполненный песком. Песок медленно-медленно высыпается. Щелка очень узкая. За час верхний стакан становится пустым; нижний стакан полон. И приспособление устроено так, что, когда верхний стакан пуст, совершенно пуст, нижний стакан поднимается, а верхний опускается. И вновь — тот же песок, тот же стакан, то же возвращение.

Животные говорят: "...подобно песочным часам, должен он обращаться снова и снова, чтобы заново наполняться и снова течь:

— и все эти годы равны самим себе, как в самом великом, так и в самом малом; и сами мы в каждый Великий Год тождественны себе, как в самом великом, так и в самом малом.

И если бы захотел ты теперь умереть, о Заратустра, то знаем мы и то, что стал бы ты тогда говорить себе. Но звери твои просят, чтобы ты пока еще не умирал!

Без трепета, глубоко вздыхая от блаженства, стал бы говорить ты: ибо бремя величайшей тяжести было бы снято с тебя, о терпеливейший!

"Вот я умираю и исчезаю, — таковы были бы слова твои, -и во мгновение ока обращусь в ничто. Души так же смертны, как и тела.

Но связь причин, в которую вплетен я, вновь возвратится и вновь создаст меня! И сам я — одна из причин Вечного Возвращения.

Я возвращаюсь — вместе с этим солнцем, с этой землей, в этими орлом и змеей — не для какой-то новой, или лучшей, или похожей жизни:

— я вечно возвращаюсь к этой же самой жизни как в самом великом, так и в самом малом, чтобы снова учить о Вечном Возвращении всех вещей,

— чтобы вновь сказать слово мое о Великом Полудне земли и человека, чтобы снова возвестить людям о Сверхчеловеке.

Я сказал слово свое и гибну во имя его: так хочет вечный жребий мой — я погибаю как провозвестник!

Настал час, когда гибнущий и идущий к закату своему благословляет сам себя. Так кончается закат Заратустры".

Сказав слова эти, звери умолкли и ждали ответа Заратустры: но он не заметил, что прекратились их речи. Подобно спящему, тихо лежал он с закрытыми глазами, хотя и не спал, — ибо беседовал он с душой своей. И тогда змея и орел, видя, что осенило его молчание, почтили великую тишину, окружавшую его, и осторожно удалились.

То, что он слушает животных, символично. Это означает, что сама вселенская жизнь, анима, как бы говорит Заратустре: "Такова твоя участь — идти к людям и возвестить им учение о вечном возвращении. Но помни, твоя участь еще и очень опасна". Слушая животных, Заратустра закрыл глаза, и казалось, что он заснул. Но он не спал. Он был в глубокой медитации, советуясь с собственной душой. О чем же он советовался со своей душой?

"Пришел ли мой час вступить на этот опасный путь и пойти к людям, которые — я прекрасно знаю это — глухи, слепы, не хотят видеть никакую истину и не хотят слушать ни о какой истине? Пришло ли мое время? Настал ли мой час? Наступил ли Великий Полдень, которого я ждал? Если мой час настал, я приму вызов и пойду к людям — пусть они смеются или распинают меня, но я выпущу на волю весть, дарованную мне самим существованием.

Похоже, эти животные, которые никогда не говорили, которые не умеют говорить, стали голосом существования, и то, что они говорят, абсолютно верно. Это мое открытие. В эти семь дней я неожиданно открыл вечное возвращение. Но вот вопрос: настало ли время? — ибо я не хочу идти к человечеству преждевременно. Я хочу добраться точно вовремя -тогда, когда хотя бы несколько человек будут готовы услышать и понять меня".

Вот о чем он совещался со своей душой. А заканчивается притча описанием прекрасного и изящного поведения его животных. Змея и орел, видя его безмолвие, ...почтили великую тишину, окружавшую его, и осторожно удалились. Даже человек не так предупредителен, не так уважителен к тишине Мастера, к безмолвию медитирующего.

Мне вспомнился один пример из нашего столетия. Раман Махарши, который жил в южной Индии, на горе Арунахал, был одним из величайших просветленных. Он был не очень-то многословен; он также был не очень-то образован. Ему было всего семнадцать лет, когда он ушел в горы в поисках себя. Он был очень тихим человеком, и люди приходили для того, чтобы вкусить его тишины.

Все приходившие наблюдали одно поистине чудесное явление: всякий раз, когда он садился на веранду храма в ожидании людей, которые хотели посидеть с ним в безмолвии, туда приходила и корова — без малейшего опоздания, точно вовремя. Она садилась там, а люди не могли в это поверить: "Что это за корова такая?" А когда Раман Махарши возвращался в свою комнату и все расходились, эта корова подходила к окну и заглядывала внутрь, чтобы попрощаться -каждый день. После этого она уходила. А назавтра приходила снова.

Так продолжалось четыре года. Но однажды она не пришла, и Раман Махарши сказал:

— Она, наверное, или очень больна, или умерла. Я должен поискать ее.

Люди стали возражать:

— Человеку вашего уровня не пристало искать какую-то корову.

Но Раман Махарши не послушал людей и пошел искать. Люди пошли за ним, и корову нашли. Она упала в канаву.

Она была уже старая. Она шла, она была в пути, но поскользнулась и упала в канаву.

Но она была еще жива, и когда Раман Махарши подошел к ней и сел рядом, на глазах коровы появились слезы. Она положила голову на колени Рамана Махарши и умерла.

Раман Махарши сказал своим людям:

— Здесь должен стоять большой храм в память о ней, потому что она умерла просветленной — она больше не родится даже как человек.

И даже сегодня этот храм со статуей коровы внутри находится там.

Наверное, мы не очень старались найти общий язык с животными, деревьями, горами, реками. Конечно, мы не можем говорить на их языке; нужно искать какие-то другие пути. Но многим людям удавалось в безмолвии испытать гармонию с деревьями, животными, птицами.

Так что это не только притча, это также указание на будущую возможность. Человек просто должен исследовать... есть так много всего, что можно исследовать! Но мы заняты тривиальным. Нас не заботят реальные и великие ценности жизни. Нас не интересует даже сама жизнь с ее разнообразнейшими формами. Все это — разные формы той же самой жизни, к которой принадлежим и мы — это то же вещество. Должен быть какой-то способ общения.

Заратустра безмолвствовал, беседуя с собой и принимая решение — спуститься с гор, уйти от животных и их невинности к людям, полным самодовольства и хитрости и думающим, что они знают, хотя они не знают ничего.

В этом отрывке не говорится, к какому заключению он пришел, общаясь с самим собой, но следующий фрагмент посвящен его спуску с гор к человечеству. Так что, должно быть, он услышал мягкий, негромкий голос своей души, который сказал ему: "Не медли. Это трудный удел, и к тому же опасный, но ты должен идти, ибо должен поделиться тем, что ты познал, увидел и испытал".

Вечное возвращение может обернуться великим благословением, если люди поймут его и начнут менять свою жизнь от механистичности к большей сознательности, к бдительному осознанию. Это возможно, ибо это произошло со многими. Это может случиться с каждым. Вопрос только в том, чтобы набраться мужества и принять вызов.

В другом месте Заратустра говорит: "Пока вы не наберетесь смелости, чтобы превзойти самих себя и трансцендировать свою механистичность, свое роботоподобное поведение, сверхчеловек — который есть ваше исполнение — не может родиться".

... Так говорил Заратустра.

О ВСТРЕЧЕ С ВЫСШИМ ЧЕЛОВЕКОМ

18 апреля 1987 года

 

Возлюбленный Ошо,

О ВСТРЕЧЕ С ВЫСШИМ ЧЕЛОВЕКОМ

Месяцы и годы бежали над Заратустрой, и волосы его уже побелели, а он все ждал знака — когда же придет его время, чтобы снова спуститься к людям. Однажды, когда Заратустра сидел возле своей пещеры, его посетил старый прорицатель, пришедший, чтобы соблазнить Заратустру на последний грех, что остался в нем — сострадание, сострадание к "высшему человеку". Ужас охватил Заратустру, но в конце концов он согласился отозваться на крик высшего человека, найти его и помочь ему.

Он покинул пещеру свою и пустился в путь, и на пути встретились ему разные люди. Первыми были короли — они сказали Заратустре, что ищут высшего человека. Заратустра просил их подождать в пещере, когда он возвратится. Повстречался ему и "совестливый духом", желающий выбросить все знания. Он сказал Заратустре: "Я слеп и хочу быть слепым. Но там, где желаю я знать, хочу я быть честным, а значит — строгим, твердым, целеустремленным, жестоким и неумолимым". Пришел он к этому, услышав, что Заратустра сказал некогда: "Дух есть жизнь, которая сама надрезывает жизнь".

Заратустра рассказал этому человеку, где пещера его, и пригласил подождать, когда вернется он.

Следующим был чародей; под конец он признался, что пресытился искусством своим; встретил он также последнего Папу на земле, который открыл ему, что благодаря своей близости к Богу знает, как и почему Бог умер: Он задохнулся от чрезмерного сострадания своего.

И чародей, и старый Папа получили приглашение в пещеру Заратустры. Потом Заратустра лицом к лицу столкнулся с "самым безобразным человеком" — человеком, убившим Бога. Он направлялся к Заратустре искать последнего убежища. Этот человек объяснил, почему Богу должен был умереть — своим всевидящим оком он слишком многое видел в человеке, его сострадание не знало стыда — так что в конце концов самый безобразный человек "возжелал отомстить такому свидетелю — или не жить самому". "Ибо невыносимо для человека, чтобы был у него подобный свидетель" — так объяснил он Заратустре.

И вновь Заратустра показал дорогу к пещере своей, и самый безобразный человек направился туда. Добровольный нищий встретил Заратустру и говорил с ним; и он присоединился к ожидающим в пещере.

А в полуденный час того же дня проходил он мимо старого дерева, там он лег и уснул. Он был преисполнен ощущением совершенства мира, и, когда через какое-то время поднялся с ложа своего у дерева, он был словно пьяный.

Только к вечеру вернулся Заратустра к пещере своей. И когда он был уже не более чем в двадцати шагах от нее, он снова услышал громкий крик о помощи -тот самый крик, что старый прорицатель назвал криком "высшего человека". Заратустра бросился к пещере и увидел всех своих гостей, собравшихся там — обоих королей, старого чародея, совестливого духом, старого Папу и прочих: ибо они и были "высшими людьми".

 

В Заратустре нет уважения к высшему человеку, потому что этот высший человек — просто прежний человек с раздутым эго. Источником его превосходства может быть власть — ведь он король; — или знание, которое полностью заимствовано; он может быть высшим человеком из-за своих добродетелей и нравственных устоев, которые полностью прогнили и устарели, которые абсолютно не созвучны времени.

Сверхчеловека Заратустры нельзя смешивать с высшим человеком. Сверхчеловек — это разрыв связи с человеком как таковым. Высший человек должен умереть ради сверхчеловека — со всеми своими знаниями, всеми своими добродетелями, со всем своим эго — и уступить место чистому сознанию, сознанию ребенка. Высший человек — это продолжение обычного человека. Это все тот же прежний человек, украшенный деньгами, духовностью, религиозностью, уважением, властью — но в основе своей это все тот же человек. Сверхчеловек — это полный разрыв; он абсолютно нов. Так что запомните об этом различии.

Встречи с высшими людьми — это не встречи со сверхчеловеком, хотя любой высший человек всегда считает себя сверхчеловеком. Это проявление его эгоизма. Сверхчеловеку неведомо превосходство — и именно в этом его превосходство. Ему известна лишь невинная свобода, свобода ребенка. Все существование для него — тайна, и его глаза всегда полны любопытства, а не знаний. Так что разделяйте эти два понятия. Высший человек осужден, потому что он притворяется сверхчеловеком. Он закрывает путь, по которому приходит сверхчеловек. Он — фальшивка, подделка.

У сверхчеловека есть только одно качество: он невинен, как новорожденный младенец. И он абсолютно свободен от всякого груза, будь то богатство, знания, добродетели или святость. Небо открыто для него, ибо он невесом и может лететь к самым далеким звездам; все существование становится его домом. В определенном смысле ему ничего не принадлежит, но в другом смысле все принадлежит только ему. Но он не владеет этим — это не нужно; все и так его.

Собственность — всегда признак власти, а власть ознаменована нищетой, неполноценностью. Только неполноценный человек желает высокого положения, потому что ему трудно ужиться со своей неполноценностью. Неполноценный человек жаждет богатства, царств, знаний, хочет стать святым, праведником, — он хочет хоть как-то прикрыть свою неполноценность, чтобы навсегда забыть о ней. Он — не открытая книга; он не может позволить себе быть открытой книгой. Он очень скрытен, поскольку знает, что в нем прячется.

Сверхчеловек — открытая книга. Нечего прятать, нечем владеть. Удивленные глаза этого ребенка-мудреца владеют всем, не обладая ничем. Сверхчеловек не бедняк — он не так беден, чтобы обладать, не так беден, чтобы хвалиться своим превосходством или праведностью. Ему неведомо бахвальство. Он так преисполнен радости — простой радости птиц, цветов, рек, радости, которая не стоит никаких денег, ибо, согласно Заратустре, то, что имеет цену, не имеет ценности; ценно лишь то, что не имеет цены.

Сверхчеловеку принадлежат все ценности, но его ценности не продаются; это не товар. В нем есть невероятная любовь, прозрачнейшая ясность, чистота души, он не отравлен хитростью, политикой, дипломатией. Он — просто тот, кто он есть, и он открыт всему.

Это притча о высших людях, притворщиках, считающих себя сверхлюдьми. Помните: когда есть настоящие монеты, всегда возможны и фальшивые. И есть странный закон: если у вас в кармане лежит несколько фальшивых монет и несколько настоящих, вы сначала захотите потратить фальшивые, чтобы избавиться от них. То же самое справедливо и для внутренней жизни человека. Высший человек -это фальшивая монета, которая появляется первой, притворяясь сверхчеловеком.

Притча такова: Месяцы и годы бежали над Заратустрой, и волосы его уже побелели, а он все ждал знака — когда же придет его время, чтобы снова спуститься к людям. Однажды, когда Заратустра сидел возле своей пещеры, его посетил старый прорицатель, пришедший, чтобы соблазнить Заратустру на последний грех, что остался в нем — сострадание, сострадание к "высшему человеку".

Первое, что нужно понять — это то, что человек, подобный Заратустре, может терпеливо ждать нужного времени, нужного часа. Он никогда не торопится. Нетерпение, торопливость, поспешность — признаки напряженного ума. Заратустра полностью расслаблен. Годы проходят, он становится старше, его волосы седеют, но он по-прежнему ждет знака. Но откуда он придет? Он придет не извне; он придет из его сокровенной сущности. В безмолвии он услышит этот негромкий мягкий голос.

Снаружи приходят лишь приказы, не знаки — чужие распоряжения, но не подлинные знаки. Подлинные знаки приходят только через безмолвие. Безмолвное существование сонастроено вселенной, расслаблено. Это глубокая связь. Существование не станет разговаривать с вами извне; существование всегда говорит изнутри, потому что так ближе всего. Добираться снаружи слишком далеко.

Однажды, во время этого ожидания, старый прорицатель, который повстречался ему на пути в горы — он жил в горной пещере... он еще подивился на него: "Возможно ли, чтобы этот старый прорицатель не слышал еще последнюю новость — что Бог умер? Он все еще поклоняется Богу; он до сих пор молится Богу".

Заратустра недвусмысленно дает понять: все ваши молитвы и поклонение свидетельствуют о незрелости. Они говорят о том, что вы нуждаетесь в отце; они показывают, что вы боитесь одиночества. Также это показывает, что вы боитесь: ваша жизнь небезопасна. Бог — ваша безопасность, Бог — ваш страховой полис. Именно поэтому все религиозные писания твердят снова и снова, что Бог спасет вас, что Бог всегда посылает мессий, чтобы спасти людей.

Но в реальности никакого спасения не происходит. Если посмотреть на людей, то окажется, что Заратустра прав: должно быть, Бог умер, потому что человек живет в таких муках, в такой агонии, что если бы действительно существовал этот "Бог Отец", он бы сделал что-нибудь. Предполагается, что он всемогущий, всесильный, так неужели он не может избавить человека от несчастий, не может избавить его от напряжения, не может помочь человеку снова запеть, снова начать танцевать под звездами?

Если взглянуть на человека и его психологию, вывод Заратустры покажется абсолютно правильным — должно быть, Бог умер. Люди, которые притворялись Его посланниками, пророками, воплощениями, не помогли. Они говорили о спасении, однако человек продолжает утрачивать свое достоинство, свою человечность, самоуважение.

Несколько дней назад народ Палестины попросил у правительства разрешения есть человеческое мясо, потому что пищи там не хватает, а кругом умираеттак много людей — от голода, от террористов и их бомб. Эти трупы не следует предавать земле; их нужно отдать людям, которым нечего есть. Кажется, это несколько странное требование, но правительство уступило. Теперь в Палестине легально разрешено есть человеческое мясо.

И так бывает всегда. Сначала они будут есть людей, которые умерли естественной смертью; они будут есть людей, убитых террористами; но вскоре они начнут убивать людей для еды. Владельцы магазинов будут держать профессиональных киллеров, чтобы убивать детей, ведь каннибалы говорят, что детское мясо — самая изысканная еда в мире.

Если есть Бог — любящий, сострадательный, — то чего он ждет? Если реально смотреть на вещи, то к концу этого века то, что происходит в Палестине, должно случиться почти в трех четвертях всего мира. Палестина только делает первый шаг. И меня поражает, что правительство Палестины никто, ни с какой стороны, не осудил. Ни государства, ни религиозные деятели, ни филантропы не осудили это безобразие.

Возможно, они знают, что вскоре это станет необходимо и в других странах. Но если человек становится каннибалом, это последнее падение. Даже животные не едят особей своего вида. Ни один лев не станет есть другого льва. Он может умереть от голода рядом с трупом другого льва, но не станет есть его. Ни одно животное, за исключением человека, никогда не пробовало съесть себе подобных. А человек — величайшее творение Бога. В Библии говорится, что Бог создал человека по образу Своему. Если человек — действительно образ Божий, то Бог не слишком божественен. Быть может, человек — образ дьявола, но никак не Бога.

Открытия Заратустры очень важны. Идея, что Бог мертв — не просто логическая идея; она очень сущностна, экзистенциальна. Если взглянуть на мир, невозможно согласиться, что он создан мудрым Богом. И глядя, как он постоянно опускается все ниже и ниже, невозможно представить, что где-то есть Бог, который защищает, спасает, который заботится о Своих детях.

Этот прорицатель повстречался ему, когда он шел в горы ради уединения, медитации, чтобы проникнуть в тишину собственного сердца. И вот он снова встретил этого прорицателя.

Однажды, когда Заратустра сидел возле своей пещеры, его посетил старый прорицатель, пришедший, чтобы соблазнить Заратустру на последний грех, что остался в нем — сострадание, сострадание к "высшему человеку". Ужас охватил Заратустру, но в конце концов он согласился отозваться на крик высшего человека, найти его и помочь ему.

Заратустра против самой идеи милосердия, жалости, ибо это ставит другого человека в унизительное положение. Заратустра даже против сострадания, поскольку это означает, — что вы выше, а другой ниже, что вы — дающий, а он — получатель. Заратустра верит, когда делятся и одаривают от избытка любви — не из сострадания, не из жалости, но от изобилия. У вас есть так много; вы так переполнены, что хотите поделиться. Это прибавляет другому человеку достоинство. Вы не превращаете его в нищего.

Это одно из качеств его сверхчеловека. Он будет только делиться своим изобилием. В нем нет жалости, в нем нет сострадания — он знает только любовь. Любовь для него -единственный закон. Любовь уравнивает людей — вы отдаете потому, что любите, вы отдаете из уважения. Вы отдаете и позволяете другому человеку почувствовать, что ему оказана честь — это истинный дар. Если другой человек чувствует себя нищим, если вы даете таким образом, что это усиливает ваше эго, если вы хвалитесь тем, что отдаете, то вы совершаете грех; это не добродетель.

Вот почему старый прорицатель говорит: он пришел, чтобы соблазнить Заратустру на последний грех, что остался в нем — сострадание, сострадание к "высшему человеку". Ужас охватил Заратустру, но в конце концов он согласился отозваться на крик высшего человека, найти его и помочь ему.

Он покинул пещеру свою и пустился в путь, и на пути встретились ему разные люди. Первыми были короли...

Естественно, они считают себя высшими людьми, ведь их владения так велики — земли, царства, деньги, власть. Конечно, они верят в то, что они — высшие. Короли заставляют поэтов петь песни в их честь, заставляют историков писать про них хвалебные книги, заставляют священников объявлять их почти богами.

Например, даже в наши дни Хирохито, император Японии, считается прямым наследником Солнца — поскольку Солнце в Японии считается великим божеством. Когда Япония стала проигрывать во Второй мировой войне, они не могли в это поверить. Как же так? Их император — наследник самого Солнца, величайшего из богов. Как они могут быть побежденными? Они не могли поверить в свое поражение. Но во всем мире королям очень легко представиться кем угодно, потому что они могут купить писателей, историков, поэтов.

Есть прекрасная история, суфийская история. Король Ирана послал своего эмиссара, муллу Насреддина, в Индию с богатыми дарами для тамошнего императора. Конечно, все придворные страшно обиделись на Насреддина и попытались устроить что-нибудь такое, чтобы по возвращении у него были неприятности. Они послали шпионов, чтобы те рассказали им, что Насреддин скажет императору Индии.

Насреддин сказал императору:

— Вы великий король. Вы словно полная луна в ночи.

Шпионы тут же клюнули на эту наживку. Они помчались сообщить заговорщикам, что он сказал императору Индии: "Вы словно полная луна". А как же император Ирана? Так что, когда он вернется, нужно задать этот вопрос: ведь нет ничего более великого, чем полная луна. Вот он и попался. Тем более, что он ни о чем не догадывается и думает, что император ничего не знает.

Когда император Ирана услыхал об этом, он разгневался, очень разгневался — его личный посол осмелился сказать другому правителю: "Вы словно полная луна". Он сказал:

— Что ж, подождем, пускай он только приедет.

Насреддин вернулся. Он никак не мог понять, почему все придворные пребывают в таком напряжении, и почему император так разгневан. Первое, что спросил правитель:

— Скажи, кто я? Если индийский правитель — луна, полная луна, тогда кто же, по-твоему, я? Насреддин улыбнулся. Он сказал:

— Вы? Вы — только что народившаяся луна, двухдневная луна — ведь в первый день ее не видно. Это всего лишь тонюсенькая полоска. Только на второй день она на несколько минут появляется в поле зрения. Вы — двухдневная луна.

Король спросил:

— Выходит, он более велик, чем я?

Насреддин ответил:

— Нет. У двухдневной луны неограниченные возможности для роста. А этот старый идиот, король Индии... после полнолуния остается только смерть. У двухдневной луны впереди целая жизнь. Вы будете расширять свою империю; а с ним уже покончено, он истощился. Кто сказал вам, что двухдневная луна ниже полной?

Это было прекрасное объяснение. Король очень рассердился на придворных и сказал:

— Вы сговорились против человека великой мудрости. Когда они вышли, один из товарищей сказал Насреддину:

— Ты, конечно, очень умен. Ты выпутался из этой ситуации. Мы все очень беспокоились о тебе. Он ответил:

— Всегда есть выход. Что касается аргументов, то всегда есть выход. Меня нельзя поймать на аргументах.

Короли всегда были счастливы, когда их называли великими, святыми, праведными. В их жилах течет королевская кровь — хотя ни кровь, ни плоть их ничем не отличается от других. Но короли — первые благодаря своей жестокой власти, Люди смирились с тем, что они выше.

И они распускают по миру странные слухи. В средневековой Англии считалось, что у королевы не две отдельные ноги, что они соединены вместе, потому что никто никогда не видел ног королевы. Ее платья доходили до пола; ног королевы не было видно. И королевская семья никогда этого не опровергала: "Это чепуха. Если бы ее ноги были соединены, как бы она ходила?" Но королева ходила очень медленно, очень величественно, и люди думали: это оттого, что ее ноги соединены вместе; но она умудряется как-то ходить, хотя и очень медленно.

Всего двести лет назад они обнаружили, что это чушь. Они верили в это почти тысячу лет. И королевская фамилия позволяла в это верить — как и во все, что делает их особенными и выше других.

...и на пути встретились ему разные люди. Первыми были короли — они сказали Заратустре, что ищут высшего человека. Они слышали, что Заратустра провозгласил приход сверхчеловека и подумали, что сверхчеловек и высший человек — синонимы. Нужно поскорее пойти к Заратустре, и если он объявит, что они — сверхлюди, то это разнесется по всей стране. Заратустра так много лет пробыл в безмолвии и уединении, что все ждали: он придет с великой мудростью, и короли хотели, чтобы он подтвердил своим авторитетом: да, они -сверхлюди.

Заратустра просил их подождать в пещере, когда он возвратится. Повстречался ему и "совестливый духом", желающий выбросить все знания. Он сказал Заратустре: "Я слеп и хочу быть слепым. Но там, где желаю я знать, хочу я быть честным, а значит — строгим, твердым, целеустремленным, жестоким и неумолимым". Пришел он к этому, услышав, что Заратустра сказал некогда: "Дух есть жизнь, которая сама надрезывает жизнь".

Заратустра рассказал этому человеку, где пещера его, и пригласил подождать, когда вернется он.

Второй путник на этой дороге — человек, который думает, что он совестлив и отбросил все знания. Он полностью предает себя в руки Божий. "Если Он хочет, чтобы я был слеп, я останусь слепым. Я буду честным — .. строгим, твердым, целеустремленным, жестоким и неумолимым". Это священник. Все священники всегда оставались слепыми, и все священники помогали человечеству оставаться слепым.

Это чрезвычайно совестливые люди, и все их усилия направлены на то, чтобы вы не пытались ничего изменить. Бог все устроил именно так. Если Он сделал вас слепыми, то в этом должна быть какая-то мудрость; вам следует оставаться слепыми. Единственное, что от вас ожидается — это честность — строгая, твердая, жестокая и неумолимая честность. Даже если ваша честность должна быть жестокой, вы за это не ответственны. Бог дал вам то, что необходимо вам и необходимо миру — неумолимую честность.

Пришел он к этому, услышав, что Заратустра сказал некогда: "Дух есть жизнь, которая сама надрезывает жизнь".

Заратустра рассказал этому человеку, где пещера его, и пригласил подождать, когда вернется он.

Следующим был чародей; под конец он признался, что пресытился искусством своим; встретил он также последнего Папу на земле, который открыл ему, что благодаря своей близости Богу знает, как и почему Бог умер: Он задохнулся от чрезмерного сострадания своего.

Все эти люди искали Заратустру для того, чтобы он провозгласил их сверхлюдьми. Чародей говорит: "Я пресытился своим искусством. Я бросил его". Он думает, что, отбросив его, он стал высшим человеком. Он тоже надеется, что, быть может, он будет принят за сверхчеловека.

А затем он встречает еще одного... последнего Папу на земле, который открыл ему, что благодаря своей близости Богу знает, как и почему Бог умер. Каждый пытается склонить Заратустру, чтобы именно его он объявил сверхчеловеком. Папа говорит, что очень близок Богу; несомненно, он выше и праведнее всех остальных людей. И поскольку он знает, что Заратустра сказал: "Бог умер", то, ради того, чтобы убедить его, говорит даже, что знает, как и почему Бог умер — ведь он был так близок Ему: Он задохнулся от чрезмерного сострадания своего.

Он смертельно устал от своего сострадания. Не так-то просто прожить целую вечность. Любому захочется умереть. А поскольку он создал это существование и оно превратилось в сущее бедствие, он сам задохнулся от своего сострадания.

Есть одна прекрасная история об Александре Великом. Когда он шел в Индию и проходил через пустыню в Саудовской Аравии, один человек сказал ему:

— Я слышал, вас интересует бессмертие? Он ответил:

— Да. Ты знаешь какой-то способ, чтобы стать бессмертным?

— Это совсем нетрудно. Неподалеку находится пещера, в которой есть особая вода. Стоит выпить ее, и вы станете бессмертным.

Александр остановил свои войска. Он не взял с собой даже телохранителей, ведь они тоже могли выпить воду. Один он отправился на поиски пещеры и нашел ее; оказалось, что она была совсем близко. Он был безмерно счастлив.

Он шагнул к воде и уже почти зачерпнул ее руками, как вдруг ворон, сидевший на скале, сказал:

— Подожди! Помедли одну минуту!

Он посмотрел на ворона. Он не мог поверить своим глазам — говорящий ворон? Но ворон сказал:

— Не удивляйся. Я не обычный ворон, я тоже выпил воду из этого источника и стал бессмертным. Я не знаю, сколько миллионов лет прошло. Я просто хотел сказать: прежде чем выпить воду, подумай дважды — потому что сам я имел глупость выпить ее.

Теперь я хочу умереть. Я устал — устал от существования, устал от его бессмысленности, но я даже не могу покончить с собой. Умереть невозможно. Я все перепробовал. Я пил всевозможные яды; меня кусали ядовитые кобры, но на меня ничего не действует. Я бил камнями свою голову, но на ней не остается ни царапины. Только представь: я напрочь забыл, сколько миллионов лет... Это так утомительно. И теперь, когда я знаю, что не могу умереть, вся радость жизни исчезла. Жизнь стала для меня обузой. Поэтому я хотел рассказать тебе свою историю. Теперь, если ты все равно хочешь стать бессмертным, можешь пить воду.

Он уже держал эту воду в руках; он вылил ее. Он подумал: "В том, что говорит ворон, есть смысл. Всем нужен отдых, и приходит время, когда каждому захочется умереть".

Бог жил от вечности, и Он создал из этого мира сущее бедствие, где все неправильно. И по-видимому, нет никакой возможности исправить хоть что-то. Папа говорит: ...Он задохнулся от сострадания своего.

И чародей, и старый Папа получили приглашение в пещеру Заратустры. Потом Заратустра лицом к лицу столкнулся с "самым безобразным человеком" — человеком, убившим Бога. Он направлялся к Заратустре искать последнего убежища. Этот человек объяснил, почему Бог должен был умереть -своим всевидящим оком он слишком многое видел в человеке. Он слишком много знал о человеке. Для Него человек был почти прозрачен. От Него нельзя было ничего скрыть.

Его сострадание не знало стыда — так что в конце концов самый безобразный человек "возжелал отомстить такому свидетелю — или не жить самому". "Ибо невыносимо для человека, чтобы был у него подобный свидетель" — так объяснил он Заратустре. Бог слишком много знает о человеке, и такому свидетелю невозможно позволить жить. Вот почему я убил его. Он тоже идет к Заратустре, чтобы его объявили сверхчеловеком. Человек, убивший Бога — незаурядный человек; хотя Заратустре он и представляется "самым безобразным человеком".

И вновь Заратустра показал дорогу к пещере своей, и самый безобразный человек направился туда. Добровольный нищий встретил Заратустру и говорил с ним; и он присоединился к ожидающим в пещере.

А в полуденный час того же дня проходил он мимо старого дерева, там он лег и уснул. Он был преисполнен ощущением совершенства мира, и, когда через какое-то время поднялся с ложа своего у дерева, он был словно пьяный. *

Только к вечеру вернулся Заратустра к пещере своей. И когда он был уже не более чем в двадцати шагах от нее, он снова услышал громкий крик о помощи — тот самый крик, что старый прорицатель назвал криком "высшего человека". Заратустра бросился к пещере и увидел всех своих гостей, собравшихся там — обоих королей, старого чародея, совестливого духом, старого Папу и прочих: ибо они и были "высшими людьми".

Но высший человек — не сверхчеловек. Высший человек до сих пор был самым безобразным человеком. Кто такие ваши короли, если не величайшие грабители, убийцы? Кто такие ваши так называемые удивительные люди, если не чародеи, маги, обводящие вокруг пальца невинное человечество?

Я знал одного такого человека — сейчас он живет в Бангладеш. Раньше он жил в Калькутте и был очень знаменит как "Бенгали-Баба". Поскольку мы много раз встречались, он стал относиться ко мне очень дружески. Однажды мы спали в одной комнате. Я спросил:

— Люди толкуют о твоих чудесах; они поклоняются тебе, точно ты бог. Хотя бы раз в жизни будь честен со мной. Что это за чудеса? Я не верю в чудеса. Либо все это существование — чудо, либо никаких чудес нет.

Он сказал:

— Я не могу говорить тебе неправду. Я люблю и уважаю тебя. Я никогда не совершал никаких чудес, но мне кое-что удалось подстроить.

И он рассказал мне историю о том, как он стал знаменитым: свое первое чудо. Он сидел в вагоне первого класса в Хаурахе, второй станции после Калькутты; вошел контролер и попросил его предъявить билет. Он был в черной мантии -есть одна суфийская секта, в которой носят черные мантии. Он сказал контролеру:

— Наверное, вы здесь недавно. Нехорошо приставать с такими глупостями к святому.

Контролер не мог поверить своим ушам. Он сказал:

— Святой вы или нет, мне нет дела; моя обязанность -проверять билеты. Если у вас есть билет, покажите его; если нет — выходите из поезда.

Он ответил:

— Я никогда не покупал никаких билетов, и вы — первый идиот, у которого будут неприятности. Я не выйду из поезда, пока вы не выведете меня силой.

Так что контролер потащил его из вагона, и он встал на перроне, касаясь своим посохом поезда. Машинист делал все что мог, кондуктор размахивал флажком, свистки раздавались один за другим, но поезд не двигался с места.

Машинист не мог найти в машине никакого повреждения; все было в порядке. Все пассажиры этого поезда и ожидающие на платформе собрались вокруг Бабы. А он стоял с закрытыми глазами. Вскоре толпе стало известно, что Бабу оскорбили. У него в толпе были свои люди, которые говорили, что обижать Бабу рискованно. Пока контролер не принесет ему в подарок кокос, пять рупий и сладости, пока он не коснется его ног и не извинится, поезд не сдвинется с места.

Все пассажиры страшно разозлились на контролера. Начальник станции прибежал к Бабе и сказал:

— Пожалуйста, отпустите поезд. Но Баба ответил:

— Где этот идиот, который выгнал меня из вагона? Ему придется припасть к моим ногам. Дело не во мне: он оскорбил святой дух. Он должен принести кокосы, фрукты, сладости и пять рупий, коснуться моих ног и отвести меня обратно в вагон.

Машинист, кондуктор — все насели на контролера:

— Люди должны успеть на другие поезда; они должны сделать пересадку. Мы и так уже опаздываем. Кому-то придется пойти под суд, и зачем ты только сделал это? Всем известно, что суфии ездят без билетов.

Этот человек сказал:

— Я просто выполнял свой долг. Странно: вы все заставляете меня сделать нечто абсолютно незаконное.

Но толпа начинала буйствовать, возникла даже опасность, что они начнут избивать бедного контролера, так что он принес все, что от него требовали, неохотно сложил у ног Бабы, коснулся его ног, отвел его в вагон, и как только тот сел в поезд, поезд отправился. Это было его первое чудо. Всему Бенгалу он стал известен как "Бенгали-Баба". Я спросил:

— Как вы это устроили?

— Очень просто, — ответил он. — Я подкупил двух людей: контролера и машиниста. Всего по двадцать пять рупий каждому. Этим все и объясняется. А в толпе были два-три моих ученика, которые подливали масло в огонь.

Он сказал:

— Все чудеса подстроены. Я знаю много кудесников в этой стране. Все они — просто фокусники, маги.

Им следовало бы показывать свои фокусы на улицах, потому что я встречал на улице более искусных фокусников, чем они, которые показывали чудеса почище. Но эти люди всегда становились великими бабами, духовными лидерами.

Короли пришли к власти благодаря своей жестокой насильственности: убивая, сжигая людей заживо, присваивая территории, не принадлежащие им. Они творят историю. Наша история — не что иное, как история убийц. Но стоит вам назвать их великими императорами — Александра Великого, Чингисхана, Тамерлана, Надир-шаха, Ивана Грозного, Наполеона Бонапарта — и вы полностью забываете, что это величайшие в мире преступники, и вы учите своих детей на примерах этих преступников. Вся ваша история — сплошная ахинея.

И есть еще ваши так называемые праведники. Их святость не имеет ничего общего с духовным опытом; в их святости есть нечто общее с поддельными чудесами. Они прекрасные актеры, и им следует за это платить, но не поклоняться. Они — не сверхчеловек Заратустры. Они — даже не высшие люди.

И Папа, который говорит, что он очень близок Богу, -лжец. Никто не был очень близок Богу, потому что Бога нет. Заратустра говорит, что Бог умер, не потому, что Бог существовал, а теперь умер; он просто говорит символически. Он говорит, что концепция Бога умерла; теперь она бессмысленна. Но на самом деле никакого Бога никогда и не было; не было никакого Творца.

Творчество самодостаточно. Это самодвижущаяся энергия. Его источник не снаружи; источник его жизни — внутри. Следовательно, я согласен с Заратустрой, когда он говорит, что сверхчеловек будет отличаться качеством божественности; он не будет богом.

И мой подход всегда был таким: все сущее имеет качество божественности. Бог — не личность, сидящая на троне; сама эта идея нелепа, смешна и абсурдна. Если посадить кого-то на трон и заставить сидеть так целую вечность, он неминуемо совершит самоубийство! Что он будет там делать?

И никого не волнует самый первый вопрос: откуда он взялся? Кто его отец, кто его мать? В действительности, он -единственная настоящая сирота в мире. Сирот много — тех, у кого умерли матери или отцы, или их бросили родители, — но они все родились из утробы матери. Бог — единственная совершенная сирота. Матери Терезе следовало бы присмотреть за ним, ведь у этого бедняги нет ни отца, ни матери, и от начала вечности он болтается где-то над облаками на золотом троне. Это идея для детского сада — она хороша для детей, которые любят сказки, но не для взрослых, зрелых и разумных людей.

Заратустра говорит: "Эти люди провозглашают себя высшими людьми". Они ниже самых обычных людей. Но у них определенно есть власть; они были хитры, жестоки, и им удалось поделить человечество на части, чтобы управлять ими: император Китая — прямой потомок Бога. Во всех этих людях нет ничего, что можно назвать высшим; их можно назвать только низшими. В них больше животного, они больше жаждут власти, денег, женщин. Но, тем не менее, мы продолжаем считать их высшими людьми.

Заратустра хочет напомнить вам, что ваши высшие люди не имеют ничего общего с его концепцией сверхчеловека. Сверхчеловек не будет вашим продолжением. Сверхчеловек может прийти в существование только если вы исчезнете. Человек должен быть лишь зерном; он содержит в себе сверхчеловека как возможность, но зерно должно умереть в земле. Только тогда взойдут зеленые ростки; и вскоре там будет прекрасное дерево с пышной кроной, свежее и молодое, цветущее и благоухающее. Но зерно должно исчезнуть. Человек — это зерно сверхчеловека.

Каковы будут качества сверхчеловека?

Его основным качеством будет сверхсознание. Его действия будут происходить из сознательности, а не из какой-либо морали. Он будет спонтанно реагировать на каждую ситуацию — не согласно какому-то писанию, но согласно собственной совести. Он будет абсолютно свободен от всех вымыслов — Бога, рая и ада. Свобода будет его пульсом, а сознательность даст ему жизнь, исполненную изящества, красоты, счастья, благословения.

В нем будет изобилие любви. Он будет обладать небывалой властью, но не над другими.

Его силой будет любовь.

Его могущество будет сокровищем, которое он сможет разделить с другими.

Его силой будет постоянная отдача.

Он никого не может сделать нищим; он не может унизить ничье достоинство. Он будет дарить любовь, сознательность как друг, как попутчик, но никогда, даже во сне, он не будет считать себя выше или праведнее.

Он будет абсолютно невинным.

Он будет свят в своей невинности, богат в своей любви, и в его сверхсознательности будет качество божественности.

ПРИВЕТСТВИЕ

18 апреля 1987 года

 

Возлюбленный Ошо,

ПРИВЕТСТВИЕ

Один из так называемых высших людей, король, обратился к Заратустре:

"Чтобы увидеть такое, мы охотно поднялись бы и на более высокие горы, нежели эта. Ибо с жаждой зрелищ прийти мы сюда, мы хотели увидеть, что просветляет печальный взгляд. ...

Не растет на земле ничего более радостного, о Заратустра, чем высокая сильная воля: она — прекраснейшее из всего того, что здесь произрастает. Одно такое дерево оживляет всю местность.

Кедру уподобляю я того, кто вырастает подобным тебе, о Заратустра: высокий и молчаливый, суровый и одинокий, величественный, гибкий и упругий,

— и простирающий сильные зеленые ветви к владениям своим, смело вопрошающий ветры, и бури, и все, что от века близко высотам,

— еще более смело отвечающий, господствующий и победоносный: кто не поднялся бы на высокую гору, чтобы увидеть такие деревья? ...

О Заратустра, ... глядя на тебя, успокаивается и скиталец, и исцеляется сердце его. ...

...Возникло великое томление, и многие спрашивают: кто такой Заратустра?

И все, в чей слух некогда по каплям вливал ты песнь свою и мед свой: все ушедшие от мира, отшельники и те, кто одинок вдвоем, стали говорить в сердце своем:

"Жив ли еще Заратустра? Не стоит жить больше, все равно все тщетно: или же — мы должны жить с Заратустрой!" ...

Все выше и выше вздымаются волны вокруг горы твоей, о Заратустра. И как бы ни была высока она, многие достигнут твоей высоты: недолго еще челн твой пребудет на суше.

И что мы, отчаявшиеся, пришли теперь в пещеру твою и уже освободились от отчаяния — это есть знамение и предзнаменование того, что лучшие, чем мы, находятся в пути к тебе,

— ибо уже в пути к тебе то последнее, что осталось от Бога среди людей, а именно: все люди великой тоски, великого отвращения, великого пресыщения,

— все, кто не хочет жить иначе, чем научившись опять надеяться, научившись у тебя, о Заратустра, великой надежде!" ...

"Пусть даже все вы, вместе взятые, — высшие люди, — отвечал Заратустра; — но для меня вы недостаточно высоки и сильны.

Для меня — это значит: для того неумолимого, что безмолвствует во мне, но не вечно он будет молчать. А если вы и не чужие мне, то не так близки, как правая рука моя.

Ибо у кого, как у вас, больные и слабые ноги, тому прежде всего хочется, чтобы щадили его, сознает он это или же скрывает от себя.

Но ни рук, ни ног своих не щажу я — я не щажу своих воинов: так что непригодны вы к моей войне! ...

Чистые, гладкие зеркала нужны мне для поучений моих; а ваша поверхность искажает даже мой собственный образ. ...

Вы только мосты: да пройдут по ним высшие на ту сторону! Вы — всего лишь ступени: так не гневайтесь же на того, кто поднимается по этим ступеням на свою высоту!

Быть может, из семени вашего и вырастет некогда истинный сын и настоящий наследник: но далеко еще до этого. Вы — не те, кто унаследует имя и достояние мое. ...

Нет! Нет! Трижды нет! Других жду я тут, в этих горах, и ни шагу не сделаю без них отсюда,

— я жду высших, сильных, победоносных, бодрых духом, у кого душа и тело — в гармонии: должны прийти смеющиеся львы!

О дорогие гости мои, вы, удивительные, вы ничего еще не слышали о детях моих? И что они уже в пути ко мне?

Говорите же мне о садах и блаженных островах моих, о новом и прекрасном потомстве моем. Почему молчите вы об этом?

Этого подарка прошу я у любви вашей, чтобы вы говорили со мной о детях моих. Ради них богат я, ради них стал я беден: чего не отдал бы я,

— чего не отдал бы я, чтобы иметь одно: этих детей, эти живые насаждения, эти деревья жизни, порожденные волей и высочайшей надеждой моей!" ...

.. .Так говорил Заратустра.

 

Человечество создало фальшивые заменители всему истинному. Это огромный рынок лжи; истина почти не пользуется спросом. Крайне редко человек отправляется на поиски, рискуя всей своей жизнью, чтобы найти смысл существования и самого себя.

Гораздо дешевле заимствовать его из писаний, библиотек, из наследия прошлого. Университеты немало потрудились, чтобы отдалить человека от истины. Образованные люди, ученые, раввины, пандиты — кажется, что вся их деятельность направлена на то, чтобы помешать искателям, поскольку если хотя бы один человек придет к истине, он бросит великий вызов в души многих других людей. А кроме того, он заставит миллионы людей осознать: то, что они всегда считали истинным, не является таковым; их обманывали.

Все их так называемые великие люди фальшивы. Их величие не больше, чем игра. Они играют то, чем великий человек является спонтанно; поэтому вы обнаружите у ваших так называемых великих людей огромное множество лиц. Они надевают эти маски, когда того требуют обстоятельства, определенная ситуация, и тут же меняют их, когда положение меняется. А когда они находятся в спокойном состоянии, одни, это такие же ничтожные люди, каких вы встретите в любой толпе. Они высоки только на словах; все их переживания украдены; они изящны только на поверхности. Но обычных людей они вполне в состоянии обмануть, поскольку вы никогда не знали подлинно великих людей. Вам не с чем сравнивать. Пока вы не узнаете реальное, вы не сможете распознать фальшивое.

Сегодняшний фрагмент из Заратустры начинается с того, что один из так называемых высших людей, король, приветствует Заратустру. Почему мы говорим "так называемый"? В действительности, все ваши короли, все ваши президенты и премьер-министры только называются высшими людьми. Они выбраны массами, но эти массы не понимают, что подлинно, а что фальшиво. Масса слепа. Массы легко верят любому обманщику. Любой обманщик, который ловко умеет обещать, становится великим.

И каждый день вы можете наблюдать, как ваши великие люди исчезают — как только кончается их власть, их величие тут же исчезает. Ведь это не качество их души, не проявление их сознательности; это было только кресло. Все их величие было даровано им этим креслом. Королей не выбирали; они силой навязали себя массам. С ними смирились от страха, их уважают из страха. Но величие никогда не рождается из страха. Величие — магнетическая сила; оно привлекает не путем насилия, но через любовь. Оно утверждает и доказывает себя не мечом, но самим своим благоуханнейшим присутствием.

Взгляните на своих великих людей, так называемых высших людей, и вы поразитесь: под масками прячутся маленькие, очень посредственные и уродливые люди. Вот почему король упоминается как "так называемый" высший человек. Но даже так называемый высший человек в присутствии личности, подобной Заратустре, забывает о притворстве, забывает о своей игре; он открывается, становится доступным в своей реальности. Эти слова — доказательство.

Король говорит Заратустре: Чтобы увидеть такое, мы охотно поднялись бы и на более высокие горы, нежели эта. Лишь бы увидеть тебя.

Он совершенно забыл о том, что он — король. Он совершенно забыл, что Заратустра — всего лишь нищий. Но в этом красота существования: есть нищие короли и короли-нищие. Возможно, Заратустра и нищий, но в тот миг, когда вы встретитесь с ним, вы внезапно поймете: быть может, у него и нет королевства, но он — великий король.

Быть может, его королевство — королевство внутреннего мира.

Чтобы увидеть такое, мы охотно поднялись бы и на более высокие горы, нежели эта. Ибо с жаждой зрелищ пришли мы сюда, мы хотели увидеть, что просветляет печальный взгляд.

Мы видели людей, идущих к тебе, и когда они возвращались, мы удивлялись: что за чудо случилось с ними? Они уходили с печальными очами, а когда возвратились, вся эта грусть исчезла; их глаза сияли. Они уходили с тяжестью, обремененные тысячью и одним беспокойством, напряженные и тревожные, а когда они спускались с гор, это было похоже на то, как течет река — танцуя, настолько свежие и живые, словно они только что родились. Именно эти люди привели нас сюда.

Сначала мы пришли сюда просто посмотреть, просто из любопытства — в чем дело? Но когда мы увидели тебя, все изменилось. Мы больше не зеваки. Мы впервые увидели человека, который достоин звания человека. Мы охотно поднялись бы и на более высокие горы, чтобы увидеть тебя. Один твой вид — это такое потрясающее переживание, оно настолько преображает, что поневоле теряешься: как это понять? Это превосходит всякие разумные объяснения и логику: ты смотришь на человека, и вся твоя печаль исчезает, и сердце внезапно наполняется песней.

Не растет на земле ничего более радостного, о Заратустра, чем высокая сильная воля: она — прекраснейшее из всего того, что здесь произрастает. Одно такое дерево оживляет всю местность.

Нет ничего более радостного... А этот человек — король; он многое повидал. Ему принадлежит царство и, возможно, несметные сокровища; быть может, у него прекрасные жены. Он попробовал все, что есть в этом мире. И все же он говорит:

Не растет на земле ничего более радостного, о Заратустра... Мы не видели ничего более радостного. Наши сердца танцуют. Мы не можем в это поверить, но приходится верить вопреки самим себе. Одно твое присутствие делает нас моложе. У тебя крепкая воля, высокая. Это самое прекрасное, что вырастает на земле. Мы видели миллионы людей, но ты -самое прекрасное, что растет на земле. Одно такое дерево оживляет всю местность. Даже когда ты один, все окружающее меняется от твоего присутствия.

Кедру уподобляю я того, кто вырастает подобным тебе, о Заратустра: высокий и молчаливый, суровый и одинокий, величественный, гибкий и упругий,

— и простирающий сильные зеленые ветви к владениям своим, смело вопрошающий ветры, и бури, и все, что от века близко высотам...

Король говорит Заратустре: "Я могу уподобить тебя лишь кедру — уходящему высоко в небеса, танцующему на ветру, под дождем, под солнцем, достающим до звезд и властью необычайной вопрошающему бури. Одно твое присутствие делает эти вершины божественными, величественными".

Еще более смело отвечающий, господствующий и победоносный: кто не поднялся бы на высокую гору, чтобы увидеть такие деревья?

О Заратустра, глядя на тебя, успокаивается и скиталец, и исцеляется сердце его...

Возникло великое томление, и многие спрашивают: кто такой Заратустра? Может быть, ты не знаешь об этом — ты ведь живешь в горах — но тысячи людей в долинах задают один-единственный вопрос: кто такой Заратустра?

Твой аромат разносится далеко вокруг. Твое имя звенит в миллионах сердец, создавая великое желание, огромное стремление, о котором они даже не догадывались — достичь вершин, найти способы, чтобы превратить свой потенциал в реальность, воплотить мечты в действительность. Все, что дремало в них... стоило им услышать о тебе и чудесах, которые здесь происходят, как все дремлющие, все спящие возможности в них стали медленно разворачиваться, подобно змее.

И все, в чей слух некогда по каплям вливал ты песнь свою и мед свой: все ушедшие от мира, отшельники и те, кто одинок вдвоем, стали говорить в сердце своем:

"Жив ли еще Заратустра? Не стоит жить больше, все равно все тщетно, или же — мы должны жить с Заратустрой!"

Те, что вкусили твоих песен, в чей слух ты вливал своей мед, свою любовь, свою сознательность, — все они чувствуют: если тебя нет в живых, то и им незачем жить. Вся земля становится без тебя бессмысленной. Ты — сама земля и смысл земли. Ты — сама жизнь и соль жизни для многих, многих людей. Тот, кто хоть чуть-чуть испробовал твоего существования, уже не может быть прежним: он начал движение от обычного человека к некоему высшему, более великому существованию.

Все выше и выше вздымаются волны вокруг горы твоей, а Заратустра. И как бы ни была высока она, многие достигнут твоей высоты: недолго еще челн твой пребудет на суше

Король говорит с Заратустрой в высшей степени поэтично, изящно, учено: "Волны одна за другой поднимаются вокруг горы твоей, чтобы добраться до тебя". Все, что говори король, рождается под магнетическим, харизматическим влиянием Заратустры.

Так происходит всегда.

Люди, которые пришли к Гаутаме Будде, забыли о своей личности, забыли о своих масках, открыли сердца. Люди, которые приходили к Пифагору или Гераклиту, вдруг обнаруживали, что могут сбросить одежды и остаться абсолютно нагими; прятать нечего. На самом деле, им хотелось, чтобы человек, подобный Заратустре или Гаутаме Будде, взглянул на них и увидел бы их насквозь, потому что один этот взгляд очистит их от всей чепухи, которую они носили в себе, может быть, много жизней.

И как бы ни была высока она, многие достигнут твоей высоты: недолго еще челн твой пребудет на суше.

И что мы, отчаявшиеся, пришли теперь в пещеру твою и уже освободились от отчаяния...

Король сказал: "Мы пришли сюда в печали, отчаявшиеся и глубоко разочарованные. А ты не произнес ни слова. Ты ничего не сделал для нас, но мы уже свободны от отчаяния. Мы больше не печальны".

На Востоке это называется сатсанг. Сатсанг — нечто исключительно восточное. На Западе никогда не развивалось ничего подобного, потому что это значит: просто быть с человеком, который достиг. Совершенно необязательно, чтобы он говорил. Необязательно также, чтобы вы спрашивали: просто быть в его присутствии — очень сильное переживание. Его вибрации трансформируют; его радость заразительна; его тишина находит способы, чтобы проникнуть в вас; его сердце внезапно заставляет ваше сердце танцевать в одном гармоничном танце.

Это есть знамение и предзнаменование того, что лучшие, чем мы, находятся в пути к тебе. И это удивительно — узнать, что к тебе направляются люди лучше нас, ведь король высший в своем мире — кто может быть лучше его?

Но рядом с Заратустрой он неожиданно чувствует свое ничтожество; он чувствует, что все его царства и сокровища не имеют никакой ценности. Царство этого человека — царство вечности; царство этого человека нельзя завоевать. Даже смерть не отнимет его. А мы всегда тратим время, забавляясь игрушками; мы как малые дети. В момент великой истины он говорит: "Возможно, мы — всего лишь начало, а в пути к тебе находятся лучшие, чем мы".

Ибо уже в пути к тебе то последнее, что осталось от Бога среди людей, а именно: все люди великой тоски, великого отвращения, великого пресыщения. Люди, полностью удовлетворенные в обычном мире, в присутствии Заратустры внезапно осознают, что есть нечто неизмеримо большее, что еще не открыто. Они слишком рано успокоились. Может быть, их страсть была недостаточно велика.

Придут люди, которым отвратительна низость и безобразие человечества, и увидев тебя, они вдруг поймут, что если человек и отвратителен, то это не его природа; возможно, он сбился с пути. Это не его вина; быть может, не было никого, чтобы помочь ему, наставить на путь истинный. Вот человек, видеть которого — радость, чувствовать которого — благословение. И придут люди, объятые великим стремлением, которые не знают точно, чего они хотят. Но одно определенно: того, что может дать этот мир, недостаточно.

Они хотят большего. Они желают того, что бессмертно, они хотят вечного, они хотят того, что божественно. Все обыденное не имеет для них никакого смысла; все, что смерть может отнять, не имеет для них значения. Они хотят отыскать нечто превосходящее смерть, что не может быть уничтожено смертью. Быть может, они не знают, чего на самом деле ищут, но услышав твое имя, они, должно быть, поспешили к тебе.

Все, кто не хочет жить иначе, чем научившись опять надеяться, научившись у тебя, о Заратустра, великой надежде!

При виде тебя на ум приходит лишь одно слово, вновь и вновь: ты — великая надежда. Видя тебя, можно поверить, что человек способен достичь невообразимых высот, что человек способен проникнуть в глубочайшие бездны, что человек может достать до звезд, что человек может вместить всю вселенную, может расширить свое сознание до безграничности вселенной.

Все, кто не хочет жить... Они устали от обычной жизни: повседневности, рутины, механичности. Все, кто потерял надежду, придут к тебе, ибо до них долетел твой аромат.

...иначе, чем научившись опять надеяться, научившись у тебя, о Заратустра, великой надежде!

"Пусть даже все вы, вместе взятые, — высшие люди, — отвечал Заратустра; — но для меня вы недостаточно высоки и сильны."

Король произнес в честь Заратустры все хвалебные слова. Лучше не скажешь. Что к этому можно добавить? Но Заратустре нет дела до того, что сказал о нем король. Его заботит то, в каком состоянии находятся король и остальные ожидающие в пещере. Когда вы приходите к Мастеру, его не интересует, что вы говорите о нем; его больше интересует, кто вы такой.

"Пусть даже все вы, вместе взятые, — высшие люди, — отвечал Заратустра; — но для меня вы недостаточно высоки и сильны.

Для меня — это значит: для того неумолимого, что безмолвствует во мне, но не вечно он будет молчать."

Мое внутреннее безмолвие прекрасно знает, что вы весьма мелки. Ваши слова не обманут меня. Вот почему говорится, что Мастер мягок как лепестки розы и тверд как меч. Для того неумолимого, что безмолвствует во мне... вы недостаточно высоки и сильны. И мое безмолвие не всегда будет молчать. Приближается время, когда мое безмолвие разразится подобно грому и выльется через миллионы проявлений. Но эти проявления поймут лишь те, кто действительно имеет уши, чтобы слышать музыку тишины, кто имеет глаза, чтобы видеть самый чистый свет.

А если вы и не чужие мне, то не так близки, как правая рука моя... Даже если вы хотите стать близкими мне, вы не можете стать мне правой рукой. Вы не можете достичь этой близости, ибо с высоты мне видно, что вы слишком мелки. Вы научились произносить красивые слова. Да, вы чувствительны. Быть может, в вас теплится какое-то желание трансформации. Безусловно, вы под впечатлением места, в котором я обитаю, и вибраций, окружающих меня; но вы -не искатели. Вы пришли сюда из любопытства, а не из-за глубокого желания преобразиться, превратиться в нового человека, сверхчеловека.

Ибо у кого, как у вас, больные и слабые ноги, тому прежде всего хочется, чтобы щадили его, сознает он это или же скрывает от себя. Вы хотите все получить бесплатно. Вы хотите быть счастливыми, вы хотите блаженства, вы хотите мира, вы хотите достичь вершин, но без всяких усилий. Это невозможно. Вам придется рисковать собой; не ждите пощады. Сознаете вы это или нет, но в глубине души вы хотите, чтобы вас щадили. Вы хотите просто присоединиться и получить все, не продвигаясь ни на сантиметр.

Но ни рук; ни ног своих не щажу я не щажу своих воинов: так что непригодны вы к моей войне! Это битва — величайшая битва в жизни — превзойти себя, выйти за пределы самого себя, сделать себя ступенью лестницы, ведущей к высшим уровням сознательности.

Это война, и вы должны стать воинами.

Чистые, гладкие зеркала нужны мне для поучений моих; а ваша поверхность искажает даже мой собственный образ.

Чтобы иметь дело с человеком, подобным Заратустре, нужно быть готовым не обижаться — ведь такой человек не будет вежливым, он не будет придерживаться общественного этикета; он прямо скажет правду, задевает она вас или нет. А правда часто ранит — мы так долго жили во лжи, что правда стала для нас непривычной.

Заратустра говорит: Чистые, гладкие зеркала нужны мне для поучений моих; а ваша поверхность искажает даже мой собственный образ.

Я вижу: на ваших зеркалах полно пыли; вам нужна хорошая чистка. В таком состоянии вы не сможете начать великую революцию сознания. Первым делом нужно стереть всю пыль, что накопилась на вашем зеркале, на вашем сознании.

Вы только мосты: да пройдут по ним высшие на ту сторону! Вы — всего лишь ступени: так не гневайтесь же на того, кто поднимается по этим ступеням на свою высоту!

В действительности, он говорит об их собственном высшем "я". Он говорит: "Ты только мост. Ты должен быть пройден. Ты должен остаться позади; тот, кто пройдет по тебе, будет почти незнаком тебе, хотя он скрывался внутри тебя". Но вы никогда не бывали в этом внутреннем пространстве своего бытия. Вы не знакомы с самими собой. Вы не знаете даже своего адреса: кто вы, где вы?

Вы только мосты: да пройдут по ним высшие на ту сторону!

Эти высшие скрыты внутри вас. Вы — всего лишь ступени: так не гневайтесь же на того, кто поднимается по этим ступеням на свою высоту!

Быть может, из семени вашего и вырастет некогда истинный сын и настоящий наследник: но далеко еще до этого. Вы — не те, кто унаследует имя и достояние мое.

Нет! Нет! Трижды нет! Других жду я тут, в этих горах, и ни шагу не сделаю без них отсюда.

Он бросает им вызов: "Если хотите стать моими товарищами, спутниками, моей правой рукой, очистите свои зеркала. Станьте мостом для того трансцендентального, что скрыто внутри вас. Впустите этого странника, который всегда был внутри вас и которого вы никогда не видели".

Я жду высших, сильных, победоносных, бодрых духом, у кого душа и тело — в гармонии: должны прийти смеющиеся львы! Недостаточно только радоваться моему присутствию; мне нужны смеющиеся львы. Радость пассивна. Радость должна стать активной, должна превратиться в смех, должна превратиться в танец.

Устремление не должно оставаться только в мыслях, в мечтах. Оно станет голодом, жаждой.

О дорогие гости мои, вы, удивительные, вы ничего еще не слышали о детях моих? И что они уже в пути ко мне? Понять мистиков всегда трудно. Они говорят на своем языке. Им нет дела до вашей грамматики и лингвистики. Они об этом не думают. Они бесполезны; мистикам приходится искать собственный язык, собственные способы выражения.

Заратустра говорит: О дорогие гости мои, вы, удивительные, вы ничего еще не слышали о детях моих? Пока вы не станете моими детьми, пока вы не станете настолько невинны... Спуститесь с высот своей мудрости, спуститесь с высот своей учености! Вы — короли, Папы, святые — спуститесь с этих высот и будьте моими детьми: ведь на языке Заратустры ребенок — высшая ступень сознания.

Верблюд в самом низу, лев — в середине, а ребенок — последняя, высшая ступень. Верблюд должен стать львом, а лев должен стать ребенком. Таковы его символы — потому что верблюд рожден рабом, он всегда готов встать на колени и радостно принять груз. И миллионы людей находятся в этом состоянии верблюда.

Крайне редко верблюд поднимается и издает львиный рык — отказываясь быть рабом, отказываясь от поклажи. И еще реже лев становится таким невинным, как новорожденный младенец. Это высшая сознательность, самое чистое зеркало. И он говорит: вы ничего еще не слышали о детях моих? И что они уже в пути ко мне?

Говорите же мне о садах и блаженных островах моих, о новом и прекрасном потомстве моем. Почему молчите вы об этом? К чему говорить обо мне? Это напрасный разговор. Не тратьте время на то, чтобы восхвалять меня, лучше покажите самих себя. Говорите же мне о садах моих. Можно ли сказать, что вы — мой сад? Готовы ли вы стать моим садом? Говорите мне о детях моих. Готовы ли вы стать моими детьми? Говорите мне о блаженных островах — об индивидуальностях, цельных, абсолютно свободных, готовых взмыть в небо, к самым далеким звездам; о новом и прекрасном потомстве моем — о новом человеке, сверхчеловеке: Почему молчите вы об этом? — это будет разговор о вашем же будущем, разговор о ваших потенциальных возможностях. Такой разговор будет иметь смысл.

Этого подарка прошу я у любви вашей, чтобы вы говорили со мной о детях моих. Ради них богат я, ради них стал я беден: чего не отдал бы я, чтобы иметь одно... Я отдал все, чтобы в мир пришла новая раса людей. Говорите мне об этой новой расе. Будете ли вы ее частью? Готовы ли вы к этой великой революции? Это будет испытание огнем.

Я богат своими детьми, этой новой расой, и рада них я стал беден. Я живу один, ничего не имея. Я отверг все мирское, все так называемое "человеческое", потому что все это отвратительно; оно слишком обыденно, слишком повседневно и мелко. Я стал беден ради одного: чтобы создать пространство для новой, грядущей расы людей. Чего не отдал бы я ради нее!

Чего не отдал бы я, чтобы иметь одно: этих детей, эти живые насаждения, эти деревья жизни, порожденные волей и высочайшей надеждой моей! Не говорите обо мне; скажите о вашей готовности. Насколько вы готовы идти со мной? Или вы будете только смотреть, чтобы насытить свое любопытство? Вы собираетесь вернуться и рассказывать обо мне? Это все, или вы останетесь здесь? Пока не умрет старое и не родится новое... Готовы ли вы стать утробой для новой расы?

...этих детей, эти живые насаждения, эти деревья жизни, порожденные волей и высочайшей надеждой моей! Речь короля в его честь не впечатляла Заратустру. Вы не сможете произвести впечатление на Мастера, восхваляя его. Король превозносил его точно так же, как придворные восхваляют королей. Он произносил самые красивые слова, он старался изо всех сил, но невозможно обмануть человека, подобного Заратустре. Его глаза — как рентгеновские лучи, они проникают прямо в вашу сущность, в ваш сокровеннейший центр. Им нет дела до ваших слов; их интересует только ваша сущность.

Его ответ может показаться грубоватым и жестким — ведь король говорил так вежливо. Но для такого великого мастера, как Заратустра, вся эта вежливость, манеры, этикет — игра. Они уместны в миру, но не в уединении горной пещеры, где человек достигает высшей сознательности. Там ваши игрушки неуместны.

Король поступил бы правильно, если бы просто сел рядом с Заратустрой, коснулся его ног или положил голову на его ноги и оставался в безмолвии. Было бы правильно сесть рядом с Заратустрой и дать волю слезам, а потом высказать чувства, что переполняют его сердце: радость, счастье. Возможно, он стал бы танцевать, забыв обо всех манерах и придворном этикете.

Если бы он полностью отдался танцу, если бы он танцевал в таком исступлении, когда танцор исчезает и остается лишь танец, быть может, Заратустра ответил бы иначе — ибо тогда он стал бы одним из его детей, одним из его островов, деревом из его сада.

Тогда он исполнил бы надежду Заратустры: надежду о новой расе людей.

...Так говорил Заратустра.

О СМЕХЕ И ТАНЦЕ

19 апреля 1987 года

 

Возлюбленный Ошо,

О СМЕХЕ И ТАНЦЕ

Какой из грехов, совершенных здесь, на земле, до сих пор остается самым тяжким? Не слова ли того, кто сказал: "Горе смеющимся!"

Неужели он не нашел на земле причин для смеха? Значит, он плохо искал. Их находит даже ребенок.

Мало любви было в нем, иначе он возлюбил бы и смеющихся! Но он ненавидел и поносил нас, предвещая нам плач и скрежет зубовный.

Следует ли тотчас проклинать, если не любишь? Для меня это — дурной вкус. Но именно так поступал он, этот нетерпимый. Он вышел из черни.

Мало в нем было любви — иначе бы он не гневался, что не любят его самого. Всякая великая любовь желает не любви, она жаждет большего.

Сторонитесь таких нетерпимых! Это порода больных и несчастных, это чернь; кисло взирают они на жизнь, дурным глазом смотрят на землю.

Сторонитесь таких нетерпимых! У них тяжелые ноги и подавленные сердца: не умеют они плясать. Как же быть земле легкой для них! ...

Этот венец смеющегося, венец из роз, сам возложил я на себя и сам освятил смех свой. Больше никого не нашел я достаточно сильным для этого.

Заратустра — танцор, Заратустра — легок, он взмахивает крыльями и готов к полету, он зовет, за собой всех птиц, проворный и блаженно легкий.

Заратустра пророк, Заратустра смеющийся пророк, терпеливый, терпимый, влюбленный в прыжки и авантюры, сам я возложил на себя этот венец! ...

О высшие люди, вот ваше худшее: вы не учились танцевать так, как должно, — так, чтобы в танце выйти за пределы свои! Что с того, если вы — не удались!

Сколь многое еще возможно! Так научитесь же в смехе выходить за пределы, свои! Вы, лихие танцоры, выше и выше вздымайте сердца ваши! И не забывайте как следует посмеяться!

Этот венок смеющегося, этот венок из роз: вам я бросаю его, братья мои. Смех объявил я священным: о высшие люди, учитесь смеяться! ...

Это мое утро, мой день загорается: вставай, поднимайся, Великий Полдень!

...Так говорил Заратустра, покидая пещеру свою, сияющий и сильный, словно утреннее солнце, восходящее из-за темных гор.

 

Заратустра абсолютно прав, когда говорит: Какой из грехов, совершенных здесь, на земле, до сих пор остается самым тяжким? Не слова ли того, кто сказал: "Горе смеющимся!" Но так говорят все ваши так называемые святые, так говорят все ваши религии, все так называемые великие люди. И они говорят это не просто так.

Пожалуй, самая большая жестокость, сотворенная с человеком — то, что его сделали печальным и серьезным. Это было необходимо, потому что, если не сделать его серьезным и печальным, невозможно сделать его рабом — рабом во всех отношениях: духовно — рабом некоего вымышленного Бога, вымышленного рая и ада; психологически он тоже раб, потому что печаль и серьезность неестественны, их насаждают в ум, и ум разбивается на фрагменты, он рассыпается; физически он тоже раб, поскольку человек, не способный смеяться, не может быть по-настоящему здоровым и целостным.

Смех не одномерен; в нем есть все три измерения человеческого существа. Когда вы смеетесь, в этом участвует ваше тело, ум и сущность. В смехе исчезают различия, исчезают разделения, исчезает шизофреническая личность. Но это противно всем, кто желает эксплуатировать — королям, священникам, хитрым политикам. Все их усилия были направлены на то, чтобы сделать человека слабым, больным: сделайте человека несчастным, и он никогда не взбунтуется.

Отнять у человека смех — значит отнять саму жизнь. Отнять у человека смех — значит духовно кастрировать его.

Вы замечали разницу между быками и волами? Они родились одинаковыми, но волов кастрировали. И пока вы не кастрируете их, вы не сможете заставить их с рабской покорностью носить тяжести, возить ваши телеги. Вам не удастся запрячь в телегу быка — бык очень силен, над ним не покомандуешь; он своеобразен, индивидуален. А вол — всего лишь далекий отголосок своей истинной сущности, всего лишь тень. Вы разрушили его.

Человека точно так же разрушили, чтобы создать рабов. Смех всегда осуждали — как детство, как ненормальность; вам разрешали, самое большее, улыбаться. Разница между улыбкой и смехом такая же, как между волом и быком. Смех тотален. Улыбка — всего лишь упражнение для губ; улыбка — просто маска вежливости. Смех не знает вежливости, этикета — он дик и прекрасен в своей дикости.

Но коммерсанты разного рода — бизнесмены от религии, от политики — все они согласны в одном: человека нужно сделать слабым, несчастным, нужно заставить его бояться, принудить его жить в какой-то паранойе. Лишь тогда он поклонится деревянным или каменным статуям. Лишь тогда он с готовностью будет служить любому, кто сильнее.

Смех возвращает вам энергию. Оживает каждая фибра вашего существа, каждая клеточка вашего существа начинает танцевать. Заратустра прав, когда говорит: самый тяжкий грех, совершенный на земле против человека — то, что ему запретили смеяться. Его последствия глубоки: если вам запрещено смеяться, то вам запретили радоваться, запретили петь праздничные песни, запретили танцевать от счастья.

Запретить смех — значит уничтожить все прекрасное в жизни, все, что позволяет любить жизнь и достойно любви, все, что придает жизни смысл. Это наихудшая стратегия против человека.

Серьезность — это грех. И помните, серьезность не подразумевает искренности: искренность — абсолютно иное явление. Серьезный человек не может смеяться, не может танцевать, не может играть. Он всегда контролирует себя; его воспитали таким образом, что он стал собственным тюремщиком. Искренний человек может искренне смеяться, искренне танцевать, искренне веселиться. Искренность не имеет ничего общего с серьезностью.

Серьезность — просто душевная болезнь, и только душевнобольного можно обратить в раба. А всем коммерсантам нужно не бунтующее человечество, а послушное, очень старательное, почти нищее, чтобы сделать из него рабов.

Неужели он не нашел на земле причин для смеха? Значит, он плохо искал. Их находит даже ребенок.

На самом деле, только дети смеются и хохочут, а взрослые считают: ну, раз они еще неразумные дети, их можно простить: они еще не цивилизованны, они еще примитивны. Все усилия родителей, общества, учителей, священников направлены на то, чтобы сделать их цивилизованными, сделать их серьезными, заставить их жить подобно рабам, а не как независимые индивидуальности.

От вас не ждут собственного мнения. Вы просто должны быть христианином, индуистом или мусульманином; вы должны стать коммунистом, фашистом или социалистом. От вас не ждут собственного мнения; никто не ждет, что вы будете самим собой. Вам дозволено стать частью толпы, а быть частью толпы — все равно что стать спицей колеса. Вы совершили самоубийство.

Заратустра спрашивает: "Неужели вы не можете найти на земле ничего такого, что заставит вас смеяться, танцевать, радоваться? Даже ребенок может найти причины для всего этого". Но ваш ум так наполнен всякими предрассудками, что ваши глаза почти ослепли, сердце почти умерло; вы превратились в живые трупы.

Мало любви было в нем, иначе он возлюбил бы и смеющихся! На самом деле, человека, который умеет смеяться тотально -утробным смехом — не очень-то уважают в обществе. Вы должны ходить с серьезным видом; это знак того, что вы цивилизованы и нормальны. Смех — для детей, ненормальных или дикарей.

Я не могу вообразить, чтобы Иисус когда-либо смеялся. Конечно, он не мог смеяться на кресте; для этого нужен гораздо более великий человек — может быть, Заратустра -поскольку были люди, которые смеялись даже на кресте. Пойдите в любую церковь и посмотрите на распятие. Естественно, он серьезен, и его серьезность наполняет всю церковь; смех здесь неуместен. Нигде нет упоминаний, что Иисус когда-нибудь смеялся; ясное дело, что единственный рожденный сын Божий должен быть очень серьезен. Ведь никто не слыхал, чтобы Бог смеялся.

Иисус никогда не смеялся, потому что он был полон ожиданий; и все эти ожидания обращались в разочарования. Даже на кресте он ждал чуда — что с облаков спустится рука и снимет его с креста, и миру будет доказано: "Я не могу смотреть, как распинают моего единственного рожденного сына. Я послал его спасти вас, а вы обошлись с ним так дурно. Ваше поведение непростительно".

На кресте он кричал, смотря на небо, где ничего не происходило: "Отец, ты оставил меня? Неужели ты забыл меня?" Естественно, такой человек не может смеяться. Его жизнь будет сплошным разочарованием. Он ждет слишком многого.

Дети смеются потому, что ничего не ждут. Поскольку они ничего не ждут, у них есть ясность зрения — а в мире полно абсурда, нелепости. Люди так часто падают, поскользнувшись на банановой кожуре, что ребенок не может не видеть этого! Именно ожидания закрывают наши глаза подобно покрову.

Поскольку все религии против жизни, они не могут одобрять смех. Смех — неотъемлемая часть жизни и любви. Религии против жизни, против любви, против смеха, против радости; они против всего того, что может превратить жизнь в невероятное блаженство и благословение.

Своей антижизненной позицией они полностью разрушили человечество. Они вытянули из человека все соки; а их святые стали примерами для подражания. Их святые — просто сухие мумии: они постятся, всячески истязают себя, ищут все новые способы и средства, чтобы мучить тело. Чем больше они истязают себя, тем выше почитание. Они нашли лестницу, путь ко все большему и большему уважению: истязайте себя, и люди станут поклоняться вам и запомнят навеки.

Самоистязание — это психическая болезнь. В нем нет ничего достойного поклонения; это медленное самоубийство. Однако мы веками поддерживали это самоубийство, потому что в наших умах утвердилось представление, что тело и душа — враги. Чем больше вы мучаете тело, тем вы духовнее; чем больше удовольствий, наслаждений, любви, смеха вы позволяете телу, тем менее вы духовны. Эта двойственность -основная причина, по которой смех исчез из человечества.

Мало любви было в нем, иначе он возлюбил бы и смеющихся! Но он ненавидел и поносил нас, предвещая нам плач и скрежет зубовный.

Я видел церковную живопись европейского средневековья... Задачей проповедников было заставить людей до смерти бояться адского пламени и мук, ожидающих их в аду. Они настолько ярко и живо расписывали все это, что многие женщины падали в обморок. Самым лучшим проповедником считался тот, кто доведет до обморока больше всего людей -таким способом определяли лучших проповедников.

Вся религия основана на простой психологии: при слове "ад" увеличивается страх, при слове "рай" увеличивается жадность. Тот, кто наслаждается на земле, попадет в ад. Естественно, человек начинает бояться — ведь за эти скромные удовольствия, за какие-то семьдесят лет, он вечно будет страдать в аду.

Это была одна из причин, почему Бертран Рассел отказался от христианства и написал книгу "Почему я не христианин". Он говорил: "Первое, что подтолкнуло мое решение — это абсолютно несправедливая идея, что за свои незначительные грехи я могу быть осужден на вечное наказание". Он добавлял: "Если бы я перечислил все грехи, которые совершил, и прибавил к ним те грехи, о которых только думал -но не совершил, — самый строгий судья не дал бы мне больше четырех с половиной лет тюрьмы. За эти небольшие прегрешения я не страдал бы вечно. Разве это справедливо? Такое впечатление, что между преступлением и наказанием нет никакой связи".

И затем он начал вглядываться в христианскую теологию. Он был поражен: в ней оказалось столько абсурда и чепухи, что в конце концов он решил — оставаться христианином может только трус. Он отрекся от христианства и написал очень важную книгу, "Почему я не христианин".

И вот прошло уже шестьдесят или семьдесят лет, а ни один христианский теолог не ответил на эту книгу. В действительности, на нее вообще нельзя ответить — как вы можете оправдать такое? Ведь по христианскому учению у человека есть только одна жизнь. Если бы это был индуизм, тогда можно было бы найти какие-то оправдания: возможно, за миллионы лет можно накопить столько грехов, что вечное наказание покажется вероятным. Но в христианстве, иудаизме или мусульманстве эта идея абсолютно нелепа. Человек с умом Бертрана Рассела... Папы и все знаменитые христианские теологи всего мира просто помалкивают.

Они осудили Бертрана Рассела, объявив, что он попадет в ад. Но это не аргумент. Если ад и рай на самом деле существуют, ад гораздо более приятное и здоровое место, чем рай: ведь в раю окажутся все эти мумии, безобразные иссохшие создания, которые назывались святыми, истязая себя. Это не то место, на которое стоит посмотреть.

В аду вы встретите всех поэтов, художников, скульпторов, мистиков, всех тех людей, общество которых — настоящее счастье. Вы найдете там Сократа, вы встретите там Гаутаму Будду — индуисты швырнули его туда за то, что он не верил в Веды, на которых зиждется вся индийская религия. Вы найдете там Махавиру, потому что он не верил в индийскую систему каст; он осуждал ее. Вы встретитесь с Бодхидхармой, Чжуан-цзы, Лао-цзы. Вы найдете там всех великих людей, обогативших жизнь — всех великих ученых и художников, которые сделали землю хоть немного прекраснее.

Что хорошего сделали ваши святые? Они — самые бесполезные люди, самые никчемные. Они были бесполезным грузом, и они были паразитами; они высасывали кровь, несчастных людей. Они истязали себя и учили этому других; они распространяли психологическую заразу.

Если земля настолько больна, если человечество так печально, то все это — заслуга ваших святых. На небесах вы найдете всех этих уродливых созданий, всех осуждающих, которые не умеют любить, не умеют смеяться, не знают, как петь, как танцевать — которые не могут допустить, чтобы человечество получало какие-то удовольствия, даже самые не" винные. Страдание кажется духовным, а наслаждения -материалистичными.

Современной психиатрии абсолютно ясно, что эти святые были шизофрениками. Им не нужно поклоняться. Если вы где-нибудь повстречаете их, немедленно ведите в психбольницу — их нужно лечить. Они не здоровы; само их существование тошнотворно. Но они всегда были вождями человечества, и они довели все человечество до тошноты, они создали тошнотворную атмосферу.

Следует ли тотчас проклинать, если не любишь? Для меня это — дурной вкус. Но именно так поступал он, этот нетерпимый. Он вышел из черни. Эти святые абсолютно бескомпромиссны. Они даже не станут ничего слушать. Они боятся слушать, ибо в глубине души сами сомневаются в своей жизни, в своей религии.

Я уверен, что где-то, глубоко в уме, Иисус должен был сомневаться: действительно ли он — единственный рожденный сын Божий? Я не могу себе представить... В самом деле, чем больше он повторяет это, тем яснее становится: это повторение — не что иное, как подавление сомнений. Если он не повторяет эти слова, ему страшно: его сомнение могут заметить. Он убеждает не вас, он убеждает в основном самого себя.

Это порочный круг: люди убеждают других, чтобы убедить себя. Когда Иисус видит: некоторые люди поверили, что он действительно единственный рожденный сын Божий, его собственное сомнение подавлено глубже. Его убеждает убежденность других. И ему приходится повторять это все время, потому что сделать долгий перерыв опасно: во время этого перерыва сомнение может возникнуть снова.

Даже у самых великих из так называемых верующих есть глубокие сомнения относительно Бога. На самом деле, вера нужна только для того, чтобы подавить сомнения; у веры нет никакой другой функции. Вы не верите в солнце, не так ли? Вы никогда не кричите с крыш: "Я верю в солнце!", или: "Я верю в розу", или: "Я верю в луну". Люди скажут: "Слезай и займись делом. На что ты тратишь время? Мы тоже верим в солнце, мы тоже верим в цветы... нет проблем. Никого не нужно в этом убеждать".

Однако Иисус говорит своим последователям: "Кричите с крыш, что пришел пророк, которого все ждали. Убеждайте людей, что ваш учитель — единственный рожденный сын Божий, что он принес послание прямо от Бога. Идите в самые далекие концы земли и убеждайте людей". Только при наличии сомнений, подозрений нужны убеждения, вера. Я неверующий, ведь то, что есть, не нуждается в вере. То, что есть, нуждается в знании, а не в вере.

Все верующие обманывают себя. Атеисты лучше верующих, но ненамного, потому что атеизм — тоже разновидность веры: негативная вера. Атеист не знает, что Бога нет — точно так же верующий не знает, что Бог есть. Верующие выбрали позитивную веру. У кого-то негативный ум — он выбирает негативную веру. Но, кажется, никто не понимает тот простой факт, что честный человек не может иметь никакой веры.

Если есть сомнение, то это здоровое явление: сомнение расшевелит вас, заставит пойти на поиски, пуститься в паломничество. Сомнение — это вопрос, это исследование. Оно приведет вас к истине. И в момент знания вопрос о вере не возникает. Вы просто знаете. Но все так называемые святые, теологи, священники всегда были бескомпромиссны. Их бескомпромиссность дошла до вполне логической крайности -они не желают даже слышать ничего, что противоречит их вере.

В джайнизме и индуизме есть писания, в которых говорится то же самое. Интересно, кто были эти религиозные люди? В джайнизме есть одно писание, в котором говорится: "Даже если за вами гонится бешеный слон и смерть неминуема, и вы можете спасти жизнь, только вбежав в индуистский храм, знайте: лучше умереть, лучше быть убитым бешеным слоном, чем искать прибежища в этом храме". Какая бешеным промиссность!

То же самое повторяется в индуистских писаниях. В точности то же, слово в слово: "Лучше умереть, лучше быть убитым бешеным слоном, чем войти в джайнский храм, чтобы спасти свою жизнь".

Неужели это религиозные люди? Неужели это религиозные писания? Какой вред может причинить джайнский храм индуисту? Какое зло может принести джайну индуистский! храм? Вред в том, что вы можете услышать нечто противное вашей вере, что может поколебать вашу веру. Лучше умереть... но остаться непоколебимым в своей вере. Но по-моему, вера, которую можно поколебать, не имеет никакой ценности. Любую веру можно нарушить, пока это не станет вашим знанием — но тогда это не называется "вера".

...этот нетерпимый. Он вышел из черни. Толпа живет на низшем уровне сознания.

На днях я получил повестку из Канпура. Десять христианских обществ затеяли против меня тяжбу, потому что я сказал, что в Святой Библии есть порнографические места.

Вместо того, чтобы заглянуть в Святую Библию — десять христианских ассоциаций, практически все христиане Канпура... Я не могу поверить: неужели человек вышел из примитивного состояния; или он все еще дикарь? Это не мои слова! В Святой Библии пятьсот страниц порнографии. В суде мне не придется спорить; нужно всего лишь почитать Святую Библию.

Если у них есть какой-то разум, они должны были потребовать, чтобы эти пятьсот страниц удалили из Библии. Если бы была хоть капля понимания... Но понимание крайне редко. Это толпа — отсталая, неразумная.

Несколько дней назад здесь звучали слова Заратустры: "В тот великий полдень, на величайшем пике человеческой эволюции, когда родится сверхчеловек, почти как бог, он будет стыдиться своих одежд; ему будет стыдно прятаться. Он будет подобен открытой книге". Если вы встретите где-нибудь Заратустру, скажите ему, пожалуйста: "Не давай твоему богу ходить в Пуну! Полиция Пуны не позволит твоему богу стыдиться своих одежд".

Эти пигмеи, не обладающие никаким разумом, постоянно пытаются указывать человечеству. И не только Святая Библия — индийские писания тоже полны порнографии, но ни один индуист не обращает на это внимания. Порнография присутствует не только в писаниях: в храмах Каджурахо, Пури, в Конараке вы увидите такую порнографическую скульптуру, что это почти невероятно. Что же это за люди, что же это за ум, насколько же он подавлен?.. Целые храмы, тысячи статуй, таких безобразных — вам, быть может, и не снилась такая порнография.

Людям разрешено мечтать; по крайней мере, существует еще свобода снов! Свободы слова нет нигде. Но если вы поедете в Каджурахо, Пури или Конарак, вы не поверите своим глазам. Какой же больной ум надо иметь, чтобы сделать эти статуи?! В них изображены все виды группового секса, всевозможные оргии. На постройку этих храмов должны были уйти сотни лет. Но никто не протестует. А если вы будете протестовать, вы заденете чьи-то религиозные чувства — вам немедленно пришлют повестку в суд.

Если я сказал что-то не так, эти люди могли бы сделать заявление, написать статью в журнал или предложить мне дискуссию: "Мы не находим в Библии никакой порнографии". А то, что они побежали в суд, просто знак их слабости, просто показывает, что они просто ищут поддержки властей, правительства.

На днях мне сообщили о другом деле... За тридцать лет против меня велось столько дел! Ни в одном судебном разбирательстве они не смогли ничего доказать, потому что в их писаниях есть все, о чем я говорил.

Если они хотят выдвинуть против кого-то обвинение, им следовало бы обвинить эти писания и тех, кто их издает. Эти писания следовало бы сжечь.

На днях верховный судья в Симле — должно быть, это очень разумный человек, — сказал человеку, утверждавшему, что все население Гимачал Прадеш, все индуисты, живущие в этом штате, очень оскорблены моими словами:

— Я тоже живу в Гимачал Прадеш, я тоже индуист, но я не чувствую никакого оскорбления. Так что не говорите за всех индуистов Гимачал Прадеш. Говорите о себе. Вы не являетесь представителем всего штата. Я тоже живу здесь, и я не в обиде. А эта книга опубликована двадцать лет назад. Где вы были все эти двадцать лет?

Она выходила многими изданиями почти на всех языках мира.

Судья посмотрел на книгу. На ней стояла печать публичной библиотеки Симлы, и он спросил этого человека:

— Вы записаны в этой библиотеке?

— Нет, — ответил тот. Судья сказал: — Тогда откуда у вас эта книга? Вы украли ее? Это не ваша книга.

Этот человек промолчал. Должно быть, он украл ее!

Хорош индуист, хороши религиозные люди! А моя книга была посвящена только тому, как трансформировать сексуальную энергию в духовную. Я не думаю, что это может обидеть какого-нибудь религиозного человека. Он должен быть счастлив.

Судья спросил его... Этот человек постоянно твердил: "Наши религиозные чувства оскорблены, поскольку этот человек говорит, что можно достичь самадхи через секс"... Судья спросил:

— А вы пробовали? Если вы не пробовали, на каком основании вы утверждаете, что этот человек неправ? Сначала попытайтесь, а потом говорите!

Какое отношение это имеет к индуизму? Сексуальная энергия есть сексуальная энергия, будь вы индуист, христианин или мусульманин — она не имеет никакого отношения к религии. И если кто-то говорит, что есть способ трансформировать ее в духовность, вы должны быть счастливы -вместо того, чтобы злиться и требовать немедленно арестовать этого человека.

Но найти такого разумного судью чрезвычайно трудно, потому что судьи тоже выходят из черни. И они понимают, что их суждения не должны противоречить толпе, их приговоры не должны противоречить политике партии, стоящей у власти.

Мало в нем было любви — иначе бы он не гневался, что не любят его самого. Всякая великая любовь желает не любви, она жаждет большего.

Великая любовь не жаждет любви — в ней нет необходимости. Она уже — великая любовь. Она желает большего, еще более высокого, чем любовь — молитву или медитацию.

Любовь очень близка медитации; и все же присутствует другой, сохраняется зависимость друг от друга. Полная свобода невозможна — вообразима, но невозможна. Лишь в медитации, когда вы один и переполнены любовью, приходит свобода, приходит невыразимая любовь.

Великая любовь желает не любви, она жаждет большего. Она уже познала любовь, теперь она жаждет превзойти даже любовь. Она хочет шагнуть еще выше.

Любовь — это последний шаг.

За ней начинается мир божественного.

Сторонитесь таких нетерпимых! Это порода больных и несчастных, это — чернь; кисло взирают они на жизнь, дурным глазом смотрят на землю.

Сторонитесь таких нетерпимых! У них тяжелые ноги и подавленные сердца: не умеют они плясать. Как же быть земле легкой для них!

В тот день, когда человек забывает смех, когда он разучился играть, танцевать, он перестает быть человеком; он пал, превратился в недочеловека. Способность играть делает его легким; любовь делает его легким; смех дает ему крылья. Радостно танцуя, он может коснуться самых далеких звезд, может познать величайшие тайны жизни.

Этот венец смеющегося, венец из роз, сам возложил я на себя и сам освятил смех свой. Больше никого не нашел я достаточно сильным для этого. Все мистики чувствовали себя очень одинокими — их высота делает их одинокими. Толпа живет в долинах, в темных пещерах. Эти люди никогда не выходят из своих нор.

Заратустра — танцор, Заратустра — легок, он взмахивает крыльями и готов к полету, он зовет за собой всех птиц, проворный и блаженно легкий.

Заратустра пророк, Заратустра смеющийся пророк, терпеливый, терпимый, влюбленный в прыжки и авантюры, сам я возложил на себя этот венец!

О высшие люди, вот ваше худшее: вы не учились танцевать так, как должно, — так, чтобы в танце выйти за пределы свои! Что с того, если вы — не удались!

Лучше проиграть в великом, чем победить в малом — вы, по меньшей мере, попытались! Даже поражение в деле превосхождения самого себя — это великая победа. Само стремление, сама попытка приносит вам преображение.

Чтобы в танце выйти за пределы свои! Это сущность учения Заратустры. Он объявляет себя смеющимся пророком.

Сколь многое еще возможно! Так научитесь же в смехе выходить за пределы свои! Вы, лихие танцоры, выше и выше вздымайте сердца ваши! И не забывайте как следует посмеяться!

Этот венок смеющегося, этот венок из роз: вам я бросаю его, братья мои. Смех объявил я священным: о высшие люди, учитесь смеяться!

Это мое утро, мой день загорелся: вставай, поднимайся, Великий Полдень!

...Так говорил Заратустра, покидая пещеру свою, сияющий и сильный, словно утреннее солнце, восходящее из-за темных гор.


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 150; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!