СОВЕТСКИЙ СОЮЗ В ПОСЛЕВОЕННОМ МИРЕ 5 страница
Сыграл ли свою роль этот шантаж, или Бенешу больше импонировало высказанное положение о том, что только он может обеспечить плавную и бескровную передачу власти коммунистам (которая произойдет при любых условиях, как его заверили эмиссары Москвы), но через месяц он передал власть Готвальду.
Трагичной и загадочной оказалась судьба министра иностранных дел Я. Масарика. По официальной версии 10 марта 1948 г. он выбросился из окна Чернинского дворца, в котором размещался МИД. Однако сразу после его смерти были высказаны предположения об убийстве этого популярного политика. Лишь недавно в прежде секретных архивах ЦК КПЧ было обнаружено предсмертное письмо Масарика Сталину, написанное им за день до смерти. «В Чехословакии уже нельзя вести речь о свободе, — писал он. — Свобода подменяется подавлением политических противников партии. Готовится почва для установления полицейского, авторитарного режима. Я не могу жить без свободы, но и не в силах ее отстаивать. Потому что Ян Масарик не может бороться с Россией и ее правительством. Я — узник собственной совести. Мне остается только умереть. У вас еще есть время отказаться от политики советизации моей страны. Поторопитесь, очень скоро может быть поздно!»[65]
Принятие плана Маршалла западноевропейскими странами стало одним из важнейших шагов по завершению раскола Европы на два лагеря. Были предприняты первые шаги по строительству военных блоков. В СССР началась открытая кампания борьбы против «преклонения перед Западом». В странах «народной демократии» началась открытая «коммунизация» власти и общества.
|
|
|
Важным шагом на пути к этому стала встреча представителей коммунистических партий в Шклярской Порембе в конце сентября 1947 г.
Первоначально идея созыва такого совещания обсуждалась между лидером польских коммунистов В. Гомулкой и Сталиным весной 1947 г. Тогда речь шла о создании информационного печатного органа коммунистов. Именно на такую встречу в Польшу и приглашал представителей девяти коммунистических партий Гомулка. Однако к моменту ее проведения изменилась ситуация (главным образом, вокруг плана Маршалла), которой не преминул воспользоваться Сталин. Направив на эту встречу Жданова и Маленкова, он поручил им добиваться, по сути, воссоздания международного коммунистического органа.
На встрече представители ВКП(б) не просто «поставили оценки» деятельности братских партий, но и определили перед ними задачи в новой обстановке. Главной в их числе становилась задача завоевания (или монополизации) власти и использования ее для проведения внутренней и внешней политики по образу и подобию советской.
|
|
|
В докладе Жданова впервые была сформулирована «концепция двух лагерей» — империалистического, антидемократического и антиимпериалистического, демократического, а традиционное прежде понятие «СССР» уступило место новому — «демократический лагерь». Нападкам подверглись не только империалисты США, но и французские социалисты, а также коллеги польских и чехословацких коммунистов по правительственной коалиции. Жданов недвусмысленно дал понять, что в новых условиях важнейшим долгом коммунистов во всех странах, особенно там, где они входят в состав правительства, является оказание помощи и поддержке Советскому Союзу. «Поскольку во главе сопротивления новым попыткам империалистической экспансии стоит Советский Союз,-говорил он, — братские компартии должны исходить из того, что, укрепляя политическое положение в своих странах, они одновременно заинтересованы в укреплении мощи Советского Союза, как главной опоры демократии и социализма». [66] Далее он выразил несогласие с тем, что некоторые деятели братских партий подчеркивают свою независимость от Москвы. «Москва никого не ставила и не желает ставить в зависимое положение, — заявил Жданов, — нарочитое подчеркивание этой «независимости» от Москвы, «отречение» от Москвы по сути дела означает угодничество, приспособленчество, подыгрывание тем, кто считает Москву врагом». [67]
|
|
|
В итоге был создан Коминформ, на который была возложена задача «организации обмена опытом и, в случае необходимости, координации деятельности компартий на основе взаимного согласия. Печатный орган должен был выходить раз в две недели. Местом пребывания Коминформа становился Белград.
Реакция политиков и печати Запада на создание Коминформа была однозначно негативной. Оно воспринималось как воссоздание Коминтерна. Коммунистические деятели ведущих азиатских стран выступили нейтрально, объявив создание Коминформа «делом европейских компартий». Распространявшиеся в целях зондажа (скорее всего со стороны компартии Китая) настроения азиатских коммунистов слухи о созыве в Харбине аналогичного совещания представителей азиатских коммунистических партий с целью создания «азиатского Коминформа» были отвергнуты.
В 1948 г. ЦК ВКП(б) отклонил как «нецелесообразные» предложения о проведении аналогичного форума коммунистов арабских стран.
Вскоре сбылись прогнозы тех аналитиков, которые полагали, что Коминформ будет использован в качестве инструмента для проведения советской внешней политики и вмешательства во внутренние дела европейских коммунистических партий. Уже на первой встрече «дружеской проработке» подверглись представители французской и итальянской компартий, а в 1948 г. — югославы.
|
|
|
Все чаще зазвучали призывы к «усилению борьбы» в коммунистических партиях против оппортунизма. Вскоре они переросли в прямые обвинения в шпионской и враждебной деятельности.
В сентябре 1949 г. начался судебный процесс над «шпионско-бандитской группой Райка-Бранкова» в Венгрии. Бывший министр внутренних, а затем иностранных дел Венгрии был обвинен в связях с «кликой Тито» и приговорен к повешению. Власти не исключали возможности проведения публичной казни.
Это была только «первая ласточка», за которой должны были последовать и последовали показательные процессы в большинстве стран «народной демократии».
В том же году начал готовиться громкий процесс в Болгарии. На скамье подсудимых оказался бывший секретарь ЦК и заместитель главы правительства Т. Костов. Вместе с ним на скамье подсудимых оказались и другие партийно-государственные деятели. Прямые указания Сталина сыграли в этом деле далеко не последнюю роль.
12 октября 1949 г. Сталин писал Коларову и Червенкову в Болгарию: «Мы получили сообщение нашего посла о Вашей беседе с ним по вопросу о начальнике генерального штаба Кинове и о показании арестованных, которые говорят о том, что к заговорщической деятельности причастны Кинов и некоторые другие военные. В связи с этим мы считаем необходимым сообщить Вам следующее наше мнение. В отношении лиц, изоблеченных в заговорщической деятельности как гражданских, так и особенно военных, советуем действовать быстро и решительно, не ограничиваясь снятием их с постов, арестовывать их»[68].
Оценивая позже вклад советских товарищей в это дело, Червенков (позже также репрессированный с подачи Сталина) отмечал: «Костова мы разоблачили своевременно. Этим мы обязаны ВКП(б) и товарищу Сталину». [69]
Самым громким политическим процессом стало «дело Сланского» в Чехословакии.
Еще в 1949 г. лидер венгерских коммунистов Ракоши сообщил Готвальду, что в ходе следствия по «делу Райка» были названы имена чехословацких партработников Э. Лебла и В. Нового. Они были сразу арестованы. В ходе следствия из них буквально «выбили» еще целый ряд фамилий деятелей партии и государства, которые «вели шпионскую деятельность в интересах мирового империализма». Со временем стало ясно, что главной фигурой на готовящемся большом процессе может стать сам лидер коммунистов. Однако вплоть до осени 1951 г. Сталин не давал согласия на арест Сланского. Время было выбрано неслучайно — в Москве набирало обороты «дело Еврейского антифашистского комитета». В официальной пропаганде как в Москве, так и в Праге и других столицах «народно-демократических» стран прямо указывалось, что с провозглашением Государства Израиль и подчинением его США «сионистские организации всех разновидностей стали филиалами американской разведки. Это действительно идеальный инструмент для проникновения в рабочее движение, для вербовки агентов внутри коммунистических партий». [70]
Инициатива в раскручивании «дела Сланского» принадлежала, как показывают документы, вовсе не чехословацким коммунистам. В мае 1951 г. советник МГБ СССР при министерстве национальной безопасности Чехословакии Боярский направил в адрес Абакумова записку, в которой информировал его о том, что следственным путем получены данные о подрывной деятельности еврейских националистов, проникших на руководящие посты в партийный и государственный аппарат Чехословакии. Были приведены, в частности, выбитые у Лебла данные о том, что «еврейских националистов поддерживает генеральный секретарь Сланский, который связан с американским журналистом-разведчиком Герингером, а его брат Рихард Сланский связан с английским разведчиком Лиасом». Далее он отмечал, что «Сланский происходит из старой еврейской семьи, обладает большим влиянием в партии» и поэтому все буржуазные еврейские националисты ориентируются на Сланского»[71]. Эти материалы тогда же были доложены и Готвальду.
В начале сентября 1951 г. пленум ЦК КПЧ обсуждал состояние внутрипартийной работы. Его участники отметили большие недостатки в работе ЦК, в особенности в деле подбора и расстановки кадров. В частности, было прямо сказано о том, что руководство ЦК осуществляет единолично Сланский. После пленума Готвальд обратился к ЦК ВКП(б) с просьбой оказать помощь в наведении порядка в организационно-партийной работе. Политбюро ЦК ВКП(б) уже 14 сентября приняло решение направить в помощь КПЧ ответственного работника ЦК Е. И. Громова и члена Оргбюро, зав. планово-финансово-торговым отделом ЦК Н. Н. Шаталина.
В ноябре 1951 г. сотрудник МГБ СССР Есиков докладывал министру госбезопасности Игнатьеву о встрече с Готвальдом по поводу набиравшего силу «дела Сланского». Обращает внимание реакция Готвальда на «открытия» работников МГБ. Он не только «просил тщательно разобраться с этим делом», но и «выразил удовлетворение работой министерства государственной безопасности, которое в ряде случаев через голову партийных руководителей занимается чисткой рядов партии». Он обращал внимание и на то, что «имеется тенденция уйти из-под руководства партии и стоять над ней», в результате чего органы безопасности «могут попасть в руки какого-нибудь афериста и принести вред делу безопасности страны»[72].
Просьба Готвальда была удовлетворена и «разбираться» в Прагу направился специальный эмиссар — работник центрального аппарата МГБ СССР полковник Бесчастнов. Лишь после его вмешательства Сланский был арестован. 28 ноября 1951 г. он докладывал Игнатьеву о полученном от Сланского тексте его письма в адрес Президиума ЦК КПЧ. В нем он отмечал, что «никогда в жизни партии не изменял, не вредил, с агентами врагов не договаривался». Он признавал свою близорукость и доверчивость к «плохим людям», потерю бдительности, легкомыслие на идеологическом фронте. Еще надеясь на справедливость, он просил «не выносить заранее» публичных оценок его деятельности. Он прекрасно понимал, что пока нет таких официальных оценок еще можно надеяться на сохранение жизни.
Есть основание полагать, что у следственных органов Чехословакии просто не было к этому времени серьезных документальных основанийдля обвинений Сланского. С приездом Бесчастного они вдруг появились. Было обнаружено некое письмо «закордонного агента министерства национальной безопасности Чехословакии», которое, якобы, было получено Сланским от сотрудника американской разведки Франка. В нем Сланскому предлагалось уйти на запад и давались пароли. Вслед за этим Сланский был обвинен в том, что в 1946 г. разрешил вернуться в Чехословакию группе бывших участников интернациональных бригад в Испании, которые «оказались троцкистами и которых он впоследствии выдвинул на руководящие посты». Отсюда делался вывод о том, что «Сланский лично руководил расстановкой троцкистов и еврейских националистов на руководящие посты в государственном аппарате Чехословакии».
«Нашлось» и письмо некоей Клойберовой Ирэны в Австрию, которое еще в 1949 г. поступило в МГБ СССР (?!) и только в декабре 1951 г. обнаружилось. При его специальной обработке была обнаружена тайнопись, а на одной из страниц — подпись Сланского. Расшифрованный текст свидетельствал о том, что «секретариат ЦК КПЧ вынес решение ослабить прогресс социализма на всех участках, потому что он является слишком суровым для Чехословакии».
Интересно и то, что в одном из донесений в Москву Бесчастный прямо указывал, что «органы государственной безопасности Чехословакии наиболее активно стали проводить следствие после решения Политбюро ЦК ВКП(б), с которым приезжал в Чехословакию один из членов Политбюро». Обнаружить эти документы в архивах пока не удалось.
Что касается всей переписки по делу Сланского, то ее история также весьма интересна и показательна. Накануне ХХ съезда КПСС А. Новтоный попросил новое советское руководство «разобраться в деле Сланского», так как этому должен быть посвящен специальный пленум ЦК КПЧ. Сразу после получения этой просьбы 18 января 1956 г. все эти документы были сожжены. А 27 января 1956 г. Президиум ЦК КПСС утвердил текст ответа Новотному (его составили Суслов и Пономарев), в котором сообщал, что «документы по этому делу не обнаружены в архивах» и предлагал не ставить на обсуждение этот вопрос до обмена мнениями. Тогда же был специально допрошен А. Д. Бесчастнов. Он, в частности, сказал, что при первой встрече с Готвальдом тот заявил, что он сам думал заняться делом Сланского, но «очевидно, в Москве больше знают об этом деле и имеют больше материалов, чем в Чехословакии». Бессчастнов также прямо заявил, что инструктируя его при выезде из Москвы, Игнатьев сослался на прямую директиву Сталина об аресте и предании суду Сланского.
Маниакальную подозрительность Сталина по-своему и в своих интересах использовали и лидеры стран «народной демократии», особенно добиваясь экономической и военной помощи. Так, 2 апреля 1951 г. , в разгар советско-югославского разрыва, на прием к Сталину прибыл председатель совета министров Албании Э. Ходжа в сопровождении начальника Генштаба Б. Балуку. Сталин принял его в присутствии Молотова, Маленкова, Берии и Булганина. Когда Сталин поинтересовался чем именно вызван внезапный визит в Москву албанского лидера, тот заявил изумленным слушателям о готовящемся нападении на Албанию со стороны Италии, Югославии и Греции и предложил рассмотреть карты, планы действий партизан, мобилизационный план развертывания армии. В то же время он посетовал, что албанская армия обладает лишь 25 танками и попросил «в связи с такой напряженной обстановкой» оказать крупную военную и материальную помощь. Заметив, что «югославы хотели попугать, но не следует бояться и поддаваться на провокации», Сталин спросил Ходжу откуда у него информация о предстоящей тройственной агрессии. Слегка смутившись, тот был вынужден признать, что «албанское правительство точно не знает, нападут эти страны или нет» и спросил у Сталина на чем следует сосредоточиться в дальнейшей деятельности. Советский лидер ответил: «Главное состоит в том, чтобы очищать партию от врагов и укреплять органы внутренней безопасности»[73]. Помощь, впрочем, он тоже предоставил.
Круг интересов «великого вождя и учителя» был поистине всесторонним. В январе 1951 г. он высказался по поводу проекта платформы Компартии Индонезии, принятой в октябре 1950 г. Этот сталинский документ интересен прежде всего его общим подходом к проблемам освободительной борьбы в Азии, а также тактики действий коммунистических партий. Он отмечал, что главная задача коммунистов Индонезии состоит не в «создании широчайшего единого национального фронта» против империалистов для «завоевания подлинной независимости», а в ликвидации феодальной собственности на землю и в передаче земли в собственность крестьянам. «Главное в Индонезии — расшевелить крестьян и поднять их на ноги», — отмечал он[74]. Завоевание полной независимости от голландцев он считал второй важнейшей задачей с помощью национального фронта. «Этот фронт, — советовал Сталин, — надо построить так. чтобы он был направлен своим острием первоначально не против всех иностранных империалистов, а только против голландских империалистов»[75]. В вопросе о методах борьбы он отмечал, что необходимо «дополнить метод партизанской войны методом революционных выступлений рабочего класса в городах и промышленных пунктах. . . ». Интересны и его советы по вопросам внутрипартийной жизни, где он также показал себя учеником Ленина. На заре существования большевистской партии тот, отвечая А. Шнеерсону на предложение предусмотреть в будущей партии такую форму работы как дискуссия, писал: «Насчет «дискуссии» я думаю, что такого учреждения вовсе не надо». [76] Сталин, комментируя платформу индонезийских коммунистов через полвека писал: «В документе имеется указание на необходимость широкой дискуссии в партии «снизу до верху». Советуем товарищам индонезийцам не увлекаться дискуссией. Безудержная дискуссия губит компартию Индии. Она окончательно загубит компартию Индонезии»[77]. Вместо этого он предлагал «простой и проверенный метод: ответственные товарищи вырабатывают, скажем платформу партии, ведя соответствующую дискуссию в узком кругу, без опубликования в печати; после принятия документа большинством ответственных товарищей документ утверждается и пускается в ход, как основной закон партии, обязательный для членов партии. . . »[78]
Особое значение в новой расстановке сил в послевоенном мире Сталин уделял победе революции в Китае. Советская политика в Китае прошла в своем развитии также несколько этапов — от всемерной помощи Чан Кайши до такой же всеобъемлющей поддержки Мао Цзедуна. Еще во время второй мировой войны при поддержке СССР в Китае была отработана новая тактика борьбы с центральным правительством — создан Особый район (Синьцзян), которым управляли лидеры Компартии Китая, выполнявшие прямые указания Москвы. Как вспоминал Н. С. Хрущев, «в этой провинции Китая реально правили наши люди»[79]. А переводчик Сталина В. Бережков был более откровенен, заявляя о ключевой роли советского консула Апресяна в управлении делами в Синцзяне. Номинальный же правитель провинции дубань Шэнь Шицай являлся членом ВКП(б) и в полной мере выполнял партийные директивы, полученные из Москвы. [80]
По мере все более частого совпадения политических позиций Чан Кайши и англо-американских союзников в войне Сталин уже на заключительном ее этапе сделал главную ставку на китайских коммунистов во главе с Мао.
Как известно, союзниками было принято специальное решение о нейтралитете в гражданской войне в Китае и запрете оказания помощи (в первую очередь оружием) любой из сторон. Однако советское руководство никогда всерьез не воспринимало этой договоренности. Как вспоминал Хрущев, сразу после окончания второй мировой войны «мы решили оказать прямую помощь Мао Цзедуну и Народно-освободительной армии в борьбе за государственную власть». Для этого, в нарушение действовавших договоренностей с союзниками, СССР передал китайским коммунистам львиную долю трофейного вооружения Квантунской армии. Для того, чтобы избежать обвинений в нарушении обязательств, оружие завозилось на заранее оговоренные территории, где его «похищали» люди Мао. [81]
К лету 1949 г. развитие гражданской войны в Китае вступило в завершающую фазу. 27 июня советское руководство (Сталин, Молотов, Маленков и Микоян) приняли нелегально прибывшую в Москву делегацию ЦК КПК[82]. В ее состав входили секретарь ЦК Лю Шаоци, член Политбюро и секретарь ЦК КПК, глава правительства Манчжурии Гао Гань и член ЦК Ван Цзаоян. Центральным на встрече был вопрос о скорейшем завершении борьбы с войсками Чан Кайши и установлении полного контроля над территорией Китая. Опасаясь возможного вмешательства англичан в китайские дела, Сталин предложил китайским коммунистам «не затягивать занятие Синцзяна» и предложил не только военную, но и экономическую помощь. Был предложен, в частности, кредит Китаю на десять лет в размере 300 миллионов долларов под 1% годовых (в то время как другие страны народной демократии выплачивали 2%). Для подавления кавалерии противника Сталин предложил предоставить в распоряжение коммунистов 40 истребителей, «которые помогут разгромить и рассеять эту кавалерию очень быстро». Предметом особого разговора стала проблема «китаизации» приграничных районов. «Китайского населения в Синцзяне имеется не более 5 процентов, — говорил Сталин, — после занятия Синцзяня следует довести процент китайского населения до 30 процентов путем переселения китайцев для всестороннего освоения этого огромного и богатого района и для усиления защиты границ Китая. Вообще следует в интересах укрепления обороны Китая заселить все приграничные районы китайцами»[83].
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 136; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!