КОНСТИТУЦИЯ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ 2 страница
Продажа Аляски
Вопрос о судьбе Русской Америки возник в начале 1850-х годов. Весной 1853 года генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьев-Амурский представил Николаю I записку, в которой подробно изложил свои взгляды о необходимости укрепления позиций России на Дальнем Востоке и важности тесных отношений с Соединенными Штатами.
Генерал-губернатор напоминал, что четверть века назад «Российско-Американская компания обращалась к правительству с просьбой о занятии Калифорнии, тогда свободной и почти никем не владеемой, сообщая при том свои опасения, что скоро область эта сделается добычей Американских Соединенных Штатов… Нельзя было и тогда же не предусматривать, что штаты эти, утвердившись однажды на Восточном океане, скоро будут там первенствовать перед всеми морскими державами и будут иметь надобность во всем северо-западном берегу Америки. Владычество Северо-Американских Штатов во всей Северной Америке так натурально, что нам очень и жалеть не должно, что двадцать пять лет назад мы не утвердились в Калифорнии, — пришлось бы рано или поздно уступить ее, но, уступая мирно, мы бы могли взамен получить другие выгоды от американцев. Впрочем, теперь, с изобретением и развитием железных дорог, более еще, чем прежде, должно убедиться в мысли, что Северо-Американские Штаты неминуемо распространятся по всей Северной Америке, и нам нельзя не иметь в виду, что рано или поздно придется им уступить североамериканские владения наши. Нельзя было, однако ж, при этом соображении не иметь в виду и другого: что весьма натурально и России если не владеть всей Восточной Азией, то господствовать на всем азиатском прибрежье Восточного океана. По обстоятельствам мы допустили вторгнуться в эту часть Азии англичанам… но дело это еще может поправиться тесной связью нашей с Северо-Американскими Штатами».
|
|
|
Власти в Санкт-Петербурге отнеслись к записке Муравьева весьма одобрительно. Предложения генерал-губернатора Восточной Сибири по укреплению позиций империи в Приамурье и на острове Сахалин были детально изучены с участием генерал-адмирала, великого князя Константина Николаевича и членов правления Российско-американской компании. Одним из конкретных итогов этой работы было повеление императора от 11(23) апреля 1853 года, разрешавшее Российско-американской компании «занять остров Сахалин на тех же основаниях, как она владела другими землями, упомянутыми в ее привилегиях, с тем чтобы не допускать на Сахалине никаких иностранных заселений.»
Со своей стороны Российско-американская компания, опасаясь нападения англо-французского флота на Ново-Архангельск, поспешила весной 1854 года заключить с Американо-русской торговой компанией в Сан-Франциско фиктивное соглашение о продаже за 7 миллионов 600 тысяч долларов на три года всего своего имущества, включая и земельные владения в Северной Америке. Но скоро в Русскую Америку пришло известие об официальном соглашении РАК с Компанией Гудзонова залива о взаимной нейтрализации своих территориальных владений в Америке. «По сим так счастливо изменившимся обстоятельствам,— сообщал летом 1854 года русский консул в Сан-Франциско Петр Костромитинов,— препровождаемому из колоний акту я не дал дальнейшего движения». Хотя фиктивный акт был сразу же аннулирован, а колониальное начальство получило выговор за излишнюю самостоятельность, идея о возможной продаже Русской Америки США не только не умерла, но после окончания Крымской войны получила дальнейшее развитие.
|
|
|
Главным сторонником продажи Русской Америки выступал младший брат Александра II великий князь Константин Николаевич, направивший по этому поводу весной 1857 года специальное письмо министру иностранных дел Александру Горчакову. Большинство наиболее влиятельных государственных деятелей хотя и не возражали в принципе против продажи русских владений в Америке, но считали необходимым предварительно всесторонне обсудить этот вопрос. Предлагалось сначала выяснить положение в Русской Америке, прозондировать почву в Вашингтоне и во всяком случае не торопиться с практическим осуществлением продажи, отложив ее до истечения срока привилегий РАК в 1862 году и ликвидации контракта о поставках льда Американо-русской торговой компанией в Сан-Франциско. Этой линии придерживались Горчаков и сотрудники Азиатского департамента МИД, а главное, сам император Александр II, распорядившийся отложить решение вопроса о продаже Русской Америки вплоть до ликвидации контракта с компанией в Сан-Франциско. Хотя правительство США считало приобретение русских владений в Америке весьма выгодным, в качестве вознаграждения оно предложило всего 5 миллионов долларов, что, по мнению Горчакова, не отражало «действительную стоимость наших колоний».
|
|
|
В 1865 году, после длительных дискуссий Государственным советом России были утверждены «главные основания» нового устава РАК, а правлению компании удалось даже получить от царского правительства дополнительные льготы. 20 августа (1 сентября) 1866 года император «повелеть соизволил» выплачивать РАК ежегодное «пособие» по 200 тысяч рублей и снять с нее долг казне в размере 725 тысяч.
|
|
|
Компания этим не удовлетворилась и продолжала добиваться новых привилегий, что имело и свою отрицательную сторону: царское правительство лишь утверждалось во мнении о целесообразности избавиться от обременительных владений в далекой Америке. К тому же общее состояние финансов России, несмотря на проводившиеся в стране реформы, продолжало ухудшаться, и казна нуждалась в иностранных деньгах.
Завершение гражданской войны в США и последующий дружественный визит американской эскадры во главе с Густавусом Фоксом в Россию летом 1866 года в какой-то мере способствовали возрождению идеи о продаже русских колоний в Америке. Однако прямым поводом к возобновлению рассмотрения вопроса о судьбе Русской Америки послужил приезд в Санкт-Петербург российского посланника в Вашингтоне Эдуарда Стёкля. Выехав из Соединенных Штатов в октябре 1866 года, он вплоть до начала следующего года находился в царской столице. За это время он имел возможность встретиться не только со своим непосредственным начальством в ведомстве иностранных дел, но и переговорить с великим князем Константином и министром финансов Михаилом Рейтерном.
Именно после бесед со Стёклем оба государственных деятеля сообщили свои соображения «по предмету уступки наших Северо-Американских колоний». Продажа русских владений в Америке представлялась Рейтерну целесообразной по следующим причинам:
«1. После семидесятилетнего существования компании она нисколько не достигла ни обрусения мужского населения, ни прочного водворения русского элемента и нимало не способствовала развитию нашего торгового мореплавания. Компания не приносит существенной пользы акционерам… и может быть только поддерживаема значительными со стороны правительства пожертвованиями». Как отмечал министр, значение колоний в Америке еще более уменьшилось, так как «ныне мы уже прочно водворились в Амурском крае, находящемся в несравненно более выгодных климатических условиях».
«2. Передача колоний… избавит нас от владения, которое в случае войны с одной из морских держав мы не имеем возможности защитить». Рейтерн писал далее о возможных столкновениях компании с предприимчивыми торговцами и мореплавателями из Соединенных Штатов: «Такие столкновения, сами по себе неприятные, легко могли бы поставить нас в необходимость содержать с большими на это расходами военные и морские силы в северных водах Тихого океана для поддержания привилегий компании, не приносящей существенной выгоды ни России, ни даже акционерам и во вред дружественным нашим отношениям к Соединенным Штатам».
Наиболее влиятельной фигурой при обсуждении вопроса о судьбе русских владений в Америке оставался великий князь Константин, который высказывался в пользу продажи по трем основным причинам:
1. Неудовлетворительное состояние дел РАК, существование которой необходимо поддерживать «искусственными мерами и денежными со стороны казны пожертвованиями».
2. Необходимость сосредоточения главного внимания на успешном развитии Приамурского края, где именно на Дальнем Востоке «предстоит России будущность».
3. Желательность поддержания «тесного союза» с США и устранение всего, «что могло бы породить несогласие между двумя великими державами».
После ознакомления с соображениями двух влиятельных сановников и хорошо зная мнение Стёкля, также высказывавшегося в пользу продажи Русской Америки, Горчаков пришел к выводу, что настало время принять окончательное решение. Он предложил провести «особое заседание» с личным участием Александра II. Это совещание состоялось 16(28) декабря 1866 года в парадном кабинете МИД России на Дворцовой площади. На нем присутствовали: Александр II, великий князь Константин, Горчаков, Рейтерн, управляющий морским министерством Николай Краббе и Стёкль. Все участники высказались за продажу русских колоний в Северной Америке Соединенным Штатам, а заинтересованным ведомствам поручалось подготовить для посланника в Вашингтоне свои соображения. Спустя две недели «во исполнение объявленной Его императорским величеством в особом заседании… высочайшей воли» переслал Горчакову свои соображения Рейтерн, который считал необходимым предусмотреть, чтобы «русским подданным и вообще жителям колоний» было предоставлено «право остаться в оных или беспрепятственно выехать в Россию. В том и в другом случае они сохраняют право на всю свою собственность, в чем бы она ни состояла». При этом министр особо оговаривал обеспечение свободы «их богослужебных обрядов». Наконец, министр финансов указывал, что «денежное вознаграждение» за уступку колоний должно составлять не менее 5 миллионов долларов.
Возвратившись в марте 1867 года в Вашингтон, Стёкль напомнил государственному секретарю Уильяму Сьюарду «о предложениях, которые делались в прошлом о продаже наших колоний» и добавил, что «в настоящее время императорское правительство расположено вступить в переговоры». Заручившись согласием президента Джонсона, Сьюард уже в ходе второй встречи со Стёклем, состоявшейся 2(14) марта, смог обговорить главные положения будущего договора.
18 марта 1867 года президент Джонсон подписал официальные полномочия Сьюарду, почти сразу же состоялись переговоры государственного секретаря со Стёклем, в ходе которых в общих чертах был согласован проект договора о покупке русских владений в Америке за 7 миллионов долларов.
В четыре часа утра 18(30) марта 1867 года договор был подписан. В числе уступленных по договору Россией Соединенным Штатам территорий на Североамериканском континенте и в Тихом океане были: весь полуостров Аляска (по линии, проходящей по меридиану 141° з.д.), береговая полоса шириной в 10 миль южнее Аляски вдоль западного берега Британской Колумбии; Александра архипелаг; Алеутские острова с островом Атту; острова Ближние, Крысьи, Лисьи, Андреяновские, Шумагина, Тринити, Умнак, Унимак, Кадьяк, Чирикова, Афогнак и другие более мелкие острова; острова в Беринговом море: Св. Лаврентия, Св. Матвея, Нунивак и острова Прибылова — Сен-Пол и Сен-Джордж. Общий размер уступаемой Россией сухопутной территории составлял 1519 тысяч кв. км. Вместе с территорией Соединенным Штатам передавалось все недвижимое имущество, все колониальные архивы, официальные и исторические документы, относящиеся к передаваемым территориям.
В соответствии с обычной процедурой договор был передан в Конгресс. Поскольку сессия конгресса закончилась как раз в этот день, президент созвал чрезвычайную исполнительную сессию Сената.
Судьба договора оказалась в руках членов сенатского комитета по иностранным делам. В состав комитета в то время входили: Чарльз Самнер из Массачусетса — председатель, Саймон Камерон из Пенсильвании, Уильям Фессенден из Мэна, Джеймс Харлан из Айовы, Оливер Мортон из Индианы, Джеймс Патерсон из Нью-Хэмпшира, Рэверди Джонсон из Мэриленда. То есть, решать вопрос о присоединении территории, в которой в первую очередь были заинтересованы тихоокеанские штаты приходилось представителям Северо-Востока. Кроме того, большинство явно недолюбливало своего бывшего коллегу — государственного секретаря Сьюарда.
Решительным противником договора был, в частности, сенатор Фессенден. В ходе обсуждения язвительный сенатор заметил, что готов поддержать договор, «но с одним дополнительным условием: заставить государственного секретаря там жить, а русское правительство — его там содержать». Шутка Фессендена вызвала общее одобрение, и сенатор Джонсон выразил уверенность, что подобное предложение «будет принято единогласно».
Впрочем, не очевидная неприязнь к администрации Джонсона—Сьюарда и не язвительные шутки Фессендена определили отношение членов комитета к новому договору. Большинство сенаторов, и в первую очередь Самнер, руководствовались объективными данными и реальными выгодами от приобретения Русской Америки.
Более того, учитывая влияние Самнера в комитете по иностранным делам и в сенате, именно его позиция в отношении договора становилась решающей. Первоначально председатель комитета по иностранным делам предлагал даже снять договор с обсуждения, так как он якобы не имеет шансов на успех. В дальнейшем, однако, взгляды Самнера претерпели серьезные изменения, и 8 апреля 1867 года, он уже выступил решительным сторонником ратификации договора с Россией. Изменение позиции Самнера не было случайным, а стало результатом тщательного изучения вопроса с привлечением огромного фактического материала. Важную роль сыграла и помощь, оказанная сенатору со стороны наиболее осведомленных о положении дел на Тихоокеанском севере лиц, включая экспертов Смитсоновского института.
Все это существенно укрепило позиции сторонников договора и окончательно убедило Самнера в важности присоединения Русской Америки. В результате уже 8 апреля комитет по иностранным делам решил представить договор сенату для утверждения.
В тот же день Самнер представил договор сенату и произнес знаменитую трехчасовую речь в поддержку ратификации, которая произвела большое и даже решающее впечатление на слушателей. За ратификацию было подано 37 голосов, против — только два. Это были Фессенден и Джастин Моррил из Вермонта.
Без каких-либо осложнений 3(15) мая ратификация прошла в Санкт-Петербурге, а официальный обмен ратификационными грамотами состоялся в американской столице 8(20) июня 1867 года. В дальнейшем в соответствии с установленным порядком договор был отпечатан, а затем включен в официальное собрание законов Российской империи.
Решение о выделении 7,2 миллионов долларов, предусмотренных договором, было принято Палатой представителей Конгресса США спустя год, 14 июля 1868 (113 — «за», 43 — «против» и 44 конгрессмена не приняли участия в голосовании). 15 июля был выписан ордер на получение денег, 1 августа Стёкль оставил в казначействе расписку в том, что вся сумма получена им полностью.
Судьба денег, вырученных за продажу Аляски — любимая тема для газетных спекуляций. Наиболее популярна версия о том, что корабль с золотом из Америки затонул в Финском заливе. Но в реальности всё было менее романтично и трагично.
1 августа Стёкль поручил банку Риггса перевести 7035 тысяч долларов в Лондон, в банк братьев Барингов. «Недостающие» 165 тысяч были потрачены им в США. 10 тысяч стоила телеграмма в Петербург с известием о заключении договора, 26 тысяч получил адвокат русской миссии Роберт Уокер, 21 тысячу составила царская награда за заключение договора Стёклю и другому сотруднику миссии Владимиру Бодиско. Остальные деньги, как считают исследователи, Стёкль потратил на подкуп журналистов и конгрессменов. По крайней мере, такой вывод можно сделать из указания Александра II зачислить действительным расходом средства, потраченные посланником на «известное Его императорскому величеству употребление». Такая формулировка обычно сопровождала расходы секретного и деликатного характера, к которым относились и взятки.
Те же деньги, которые дошли до Лондона были израсходованы на покупку паровозов и другого железнодорожного имущества для Курско-Киевской, Рязанско-Козловской и Московско-Рязанской железных дорог.
Купив Русскую Америку, Соединенные Штаты, как показали дальнейшие события, совершили одну из самых выгодных сделок в своей истории. Эта территория оказалась богата природными ресурсами, включая нефть и золото. Она занимала выгодное стратегическое положение и обеспечивала преобладающее влияние США на севере континента и на пути к азиатскому рынку. Вместе с Гавайскими и Алеутскими островами Аляска стала оплотом влияния США на огромном пространстве Тихого океана.
ЗАПИСКИ ФЕДЕРАЛИСТА
Для вступления в силу одобренная и подписанная делегатами Филадельфийского (Конституционного) конвента (май—сентябрь 1787 г.) Конституция Соединенных Штатов Америки нуждалась в ратификации девятью из тринадцати штатов США. Именно после направления штатам текста Основного закона обострилась политическая борьба между сторонниками и противниками сильной централизованной власти и принятой Конституции — федералистами и антифедералистами. Лидерами и основными выразителями позиций этих политических группировок стали наиболее известные «отцы-основатели» американского государства — Александр Гамильтон (1755— 1804) и Томас Джефферсон (1743— 1826).
В отличие от антифедералистов, редко бравшихся за перо для отстаивания своей точки зрения и зашиты предпочитаемых ими принципов государственного правления, возглавляемые Гамильтоном федералисты были организационно гораздо более сплоченными и пользовались любой возможностью. чтобы отстоять свои разумные, по их мнению, взгляды. В спор по вопросам, связанным с Конституцией США, оказались вскоре вовлечены крупные газеты страны. 5 октября 1787 г. в филадельфийской газете »Индепендентгэзетир» была опубликована первая из ряда статей за подписью «Scnlinel». В ней антифедералист С. Браун подвергал критике идею создания сильного центрального правительства. В Нью-Йорке почти одновременно началась публикация серии антифедералистских статей за подписью «Cato» (Катон).
Федералисты серьезно восприняли опасность появления этих статей в преддверии предстоящей ратификации Конституции штатами. 27 октября нью-йоркская газета «Инлепендентджорнэл» опубликовала первое эссе за подписью «Publius» (Публий), принадлежавшее перу Гамильтона. На протяжении последующих десяти месяцев в нью-йоркских газетах было опубликовано еще 84 эссе виднейших федералистов страны (А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея): впоследствии они были объединены под заголовком «Записки федералиста». Одним из наиболее содержательных документов ранней американской истории считается эссе № 10, автором которого был Джеймс Мэдисон (1751 — 1836).
Федералист № 10
22 ноября 1787 г.
К народу штата Нью-Йорк.
В числе множества благ, которые сулит нам продуманно образованный Союз, ни одно не заслуживает более тщательного совершенствования, чем его стремление раскалывать общество и контролировать ожесточенность враждующих фракций. Ничто так не тревожит адепта идеи народных правительств в том, что касается их природы и будущего, как мысль о склонности народовластия к сему опасному злу. Поэтому он обязательно вынесет оценку любому проекту, который, не нарушая принципов, коих придерживается наш друг, предлагает надежное средство излечения. Нестабильность, несправедливость и смятение, привнесенные в органы народного самоуправления, были поистине смертельными болезнями, повсюду приводившими народные правительства к гибели, так как они продолжают оставаться излюбленными темами, в которых противники свободы черпают наиболее лицемерные доводы для своих разглагольствований. Весьма полезные усовершенствования, внесенные американскими конституциями в модели народной власти, как древние, так и современные, не могут не вызывать справедливого восхищения, но было бы неоправданным предубеждением считать, что они полностью устранили опасность подобного рода, как этого хотели и ждали.
Наши самые серьезные и добродетельные граждане, сторонники уважения как общественных и личных убеждений, так и общественной и личной свободы, повсеместно жалуются на то, что наши правительства слишком нестабильны, что за распрями соперничающих партий забывают об общественном благе и что меры слишком уж часто принимаются ими не с учетом законов справедливости и прав меньшинства, а по решению превосходящей силы заинтересованного и властного большинства. Сколь страстно ни желали бы мы, чтобы эти жалобы оказались безосновательными, и шестые факты не позволяют нам отрицать, что они в какой-то степени справедливы. Беспристрастное рассмотрение положения наших дел обнаруживает, что некоторая часть вины за обрушившиеся на пас несчастья ошибочно возлагается на действия наших правительств.
Но вместе с тем нельзя не видеть, что существуют и иные причины многих из наших тяжелейших бед, в особенности все еше сохраняющеюся и растущего недоверия к государственным учреждениям и страха зa права личности, которые испытывают наши граждане на всех оконечностях нашего континента. Все это является в основном, если не целиком, результатом неустойчивости и несправедливости, которыми дух фракционности поразил наше правительство.
Под фракцией я подразумеваю группу граждан - независимо от того, составляют они большинство или меньшинство целого, — которые объединены и побуждаются к действию неким общим эмоциональным влечением или интересом, противоречащим правам других граждан или долговременным и совокупным интересам общества.
Существуют два способа избавления от вреда, причиняемого фракционностью: первый — устранить ее причины, второй — контролировать ее последствия.
В свою очередь, существуют два способа устранения причин, порождающих фракции: первый — уничтожить саму свободу, необходимую для их существования; второй — внушить всем гражданам одни и те же мысли, вызвать одни и те же чувства, одни и те же интересы.
Не может быть более справедливой характеристики первого из названных средств, чем то, что оно хуже самой болезни. Свобода для фракций все равно что воздух для огня — питание, без которого он немедленно гаснет. Но было бы не меньшей глупостью ликвидировать свободу, жизненно необходимую для политической жизни, лишь по той причине, что она питает фракционность, равно как желать уничтожения воздуха, без которого невозможна живая природа, лишь потому, что он придает огню разрушительную силу.
Второе средство столь же непрактично, сколь первое было бы неразумным. Пока человеческому разуму свойственно ошибаться, а человек вправе пользоваться им, неизбежно существование различных мнении. Пока сохраняется связь между разумом человека и его эгоизмом, его мнения и чувства будут взаимно влиять друг на друга и последние будут приспосабливаться к первым. Разнообразие способностей человека, откуда и берет свое происхождение право собственности, также является столь же непреодолимым препятствием на пути к единообразию интересов. Зашита этих способностей является наиважнейшей целью правительства. Защита различных и неравных способностей приобретения собственности немедпенно приводит к обладанию различными по степени и виду формами собственности, а из воздействия их на чувства и воззрения соответствующих собственников проистекает появление в обществе различных интересов и разделение его на различные партии.
Таким образом, скрытые причины фракционности заложены в человеческой природе, и мы видим, как они повсюду активизируются в различной степени в зависимости от обстоятельств жизни гражданского общества. Желание иметь различные точки зрения на религию, правительство и множество других проблем как теоретического, так и практического характера; приверженность различным лидерам, честолюбиво конкурирующим между собой за превосходство и власть над другими, или к другим личностям, чьи достоинства представляли интерес для порывов человеческой души, разделили, в свою очередь, людей на партии, разожгли в них взаимную вражду и сделали их более расположенными к взаимному раздражению и угнетению, чем к сотрудничеству во имя общего блага. Предрасположение людей к взаимной вражде столь велико, что в отсутствие существенных причин достаточно даже самых пустячных и надуманных различий, чтобы возбудить в них неприязненные страсти и привести их к жесточайшим конфликтам.
Но наиболее распространенным и стойким источником фракционности были многообразие форм собственности и неравномерность ее распределения. Те, кто обладает собственностью, и те, кто ею не обладает, всегда представляли вполне определенные интересы общества. Аналогичным образом отличаются друг от друга кредиторы и должники. Интересы земельные, производственные, коммерческие, финансовые наряду с другими, менее значимыми интересами неизбежно возникают в цивилизованных государствах и разделяют их на различные классы, руководствующиеся различными чувствами и взглядами. Регулирование этих разнообразных и противоречивых интересов составляет основную задачу современного законодательства и предполагает дух партийности и фракционности в диктуемой необходимостью и обычной деятельности правительства.
Ни одному человеку не дозволено быть судьей при рассмотрении дела, касающегося его лично, поскольку его собственные интересы, несомненно, сделают пристрастными его решения и, вполне вероятно, повредят его репутации. В равной степени — нет, даже с большим основанием — группе людей также не следует быть одновременно судьями и тяжущимися сторонами. А между тем чем являются многие важнейшие законодательные акты, как не судебными решениями, касающимися прав не только отдельных лиц, но и целых обществ? И кем являются различные классы законодателей, как не заинтересованными сторонами в тех самых делах, по которым они выносят решения? Скажем, предложен закон о частных долгах. Это вопрос, где с одной стороны выступают кредиторы, а с другой — должники. От правосудия требуется отнестись непредвзято как к той, так и к другой стороне. Однако стороны сами выступают, да и должны выступать, в роли судей, и от самой многочисленной стороны, или, другими словами, самой мошной фракции, следует ожидать, что она одержит верх. Нужно ли поощрять, и в какой степени, местных промышленников, вводя ограничения против иностранных? Это вопрос, который по-разному решат земледельцы и промышленники, и, возможно, ни те ни другие не станут руководствоваться законом или общественным благом. Распределение налогов пропорционально различным видам собственности представляется актом, требующим проявления высшей степени объективности, однако вряд ли найдется другой законодательный акт, который открывал бы перед господствующей партией столь широкие возможности и столь большой соблазн попрать правовые нормы. Ведь каждый шиллинг, который они отбирают у меньшинства, — это шиллинг, положенный в собственный карман.
Бессмысленно утверждать, будто просвещенные государственные мужи способны примирить эти сталкивающиеся интересы и заставить их служить общественному благу. Просвещенные государственные деятели не всегда будут стоять у кормила власти. К тому же во многих случаях может ли вообще быть предпринято подобное примирение, принимая во внимание косвенные и отдаленные последствия, которые лишь в редких случаях возобладают над насущными выгодами, извлекаемыми одной из сторон в ущерб правам другой или в ущерб всеобщему благу.
Вывод, к которому мы приходим, заключается в том, что причины, порождающие фракционность, невозможно устранить и что спасение от фракционности следует искать в средствах, контролирующих ее последствия.
Если фракция объединяет меньшинство граждан, выход из положения предлагает сам принцип республиканского правления, позволяющий большинству нанести поражение пагубным взглядам с помощью простого голосования. Этот путь может связать правительство по рукам и ногам, он может потрясти общество, но фракция окажется неспособной осуществлять и маскировать насилие, прикрываясь положениями Конституции. В то же время, если во фракцию объединяется большинство населения, то форма народного правления дает возможность фракционерам принести в жертву своему главному увлечению или интересу как общественное благо, так и права другой части граждан. А потому высокая цель, стоящая перед нашими исследованиями, заключается в том, чтобы оградить общественное благо и права личности от опасностей, которыми грозит фракционность, и вместе с тем сохранить дух и форму народного правления. Позвольте мне добавить, что эта же цель является высшим desideratum, с помощью которого эта форма правления может быть избавлена от opprobrium, столь долго довлевшего над ней, и рекомендована человечеству в качестве заслуживающей уважения и одобрения.
Какими же средствами можно достичь этой цели? Очевидно, что лишь одним из возможных двух. Следует либо воспрепятствовать тому, чтобы большинство граждан одновременно разделяло одно и то же увлечение или преследовало один и тот же интерес, или же, если такое увлечение или интерес уже охватил это большинство, то это большинство должно быть с учетом местных условий обезврежено, дабы оно оказалось не в состоянии сговориться и осуществить свои тайные планы угнетения. Хорошо известно, что в случае совпадения побудительных причин и возможностей нельзя будет полагаться ни на нравственные, ни на религиозные соображения как средство достаточного контроля. Они не являются таковым и в случаях, связанных с несправедливостью и насилием в отношении отдельных лиц, и их действенность снижается в прямой пропорции к численности объединенных одним увлечением или интересом людей, т.е., иными словами, они становятся все менее эффективными по мере возрастания необходимости в их эффективности. Исходя из таких взглядов на предмет исследования можно заключить. что чистая демократия, под каковой я подразумеваю общество, состоящее из небольшого числа граждан, собирающихся вместе и лично осуществляющих праатение, не располагает средством излечения вреда, наносимого фракционностью. Обшее увлечение или интерес практически во всех случаях ошутит на себе большинство. Форма правления сама по себе обеспечивает взаимное общение и согласие, и не существует ничего, что удержано бы от соблазна принести в жертву слабую сторону или какую-либо неугодную личность. По этой причине такие демократии всегда являли собой зрелище разгула страстей и раздоров, всегда оказывались несовместимыми с нравом личности на безопасность или владение собственностью; в общем и целом они существовали недолго и умирали насильственной смертью. Политические теоретики, ратовавшие за демократический тип правления, ошибочно полагали, что в результате предоставления человечеству минимума в форме равенства в политических правах все люди окажутся равными и сгладятся все различия в их отношении к собственности, в их взглядах и увлечениях.
Республика, под которой я подразумеваю систему праачения, осуществляющего представительную власть, открывает иные перспективы и сулит найти искомые нами целебные средства. Рассмотрим по пунктам, чем же республика отличается от чистой демократии, и тогда мы поймем природу этого лекарства и его эффективность, получаемую в результате создания союза штатов. Двумя основными отличиями республики от демократии являются: во-первых, делегирование функции праачения в республике небольшому числу граждан, избираемых остатьными; во-вторых, большее число граждан и более обширная часть страны, на которую может быть распространена власть республики.
Результатом первого отличия республики является, в частости, то, что общественные взгляды совершенствуются и расширяется общественный кругозор, поскольку эти взгляды просеиваются через выборный орган, состоящий из граждан, чья мудрость позволяет наилучшим образом определить истинные интересы страны и чей патриотизм и стремление к справедливости с наибольшей вероятностью не допустят принесения их в жертву сиюминутным или своекорыстным соображениям. В таких условиях вполне может оказаться, что общественное мнение, выраженное представителями народа, будет в большей степени соответствовать обшественному благу, чем в том случае, если его будет высказывать сам собравшийся с этой целью народ. Однако результат может быть и обратным. С помощью интриг, подкупа и других средств представителями народа могут оказаться лица, одержимые разногласиями, приверженные местным предрассудкам или таящие зловещие замыслы. Победив на выборах. они затем предадут интересы народа. Отсюда возникает вопрос: какая республика — малая или крупная — в большей степени способна избрать истинных защитников народного блага? Два очевидных довода свидетельствуют в пользу крупной. Прежде всего следует отметить, что, сколь мала ни была бы республика, избранных представителей должно быть достаточно, чтобы они могли охранять ее от тайных сговоров небольшого числа лиц, и, как бы велика республика ни была, представителей должно быть определенное количество, что позволяет предотвращать беспорядки, вносимые толпой. Стало быть, если число представителей в обоих случаях не является прямо пропорционатьным числу избирателей (а в небольшой республике пропорционально превосходит число граждан), то из этого следует, что в случае, если отношение числа достойных лиц к общему числу граждан в крупной республике не меньше, чем в малой, первая предоставляет большие возможности выбора и, следовательно, большую вероятность того, что он будет правильным.
Далее, поскольку в крупной республике каждый представитель будет избран большим числом голосов, чем в малой, недостойному кандидату будет гораздо труднее добиться успеха в использовании недостойных методов, слишком часто практикуемых в ходе выборов: а волеизъяачение граждан, будучи более свободным, с большей вероятностью предпочтет людей, обладающих самыми привлекательными качествами, равно как и наиболее широко признанной и устоявшейся репутацией.
Следует признать, что здесь, как и в большинстве других случаев, существует золотая середина, по обе стороны которой наличествуют сложности. Чрезмерно увеличивая число выборщиков, мы обрекаем представителей на недостаточную осведомленность о всех местных обстоятельствах и интересах, равно как и, чрезмерно уменьшая это число, обрекаем выборщиков на излишнюю привязанность к местным особенностях и тем самым лишаем их способности учитывать и защищать важные обшенационатьные интересы. В этом отношении федерачьная Конституция являет собой удачное сочетание: решение важных и всеобщих проблем передается в ведение общенациональных законодателей, а дел частных и местных — законодательных органам штатов.
Другое отличие республики от демократии состоит в том, что республиканская форма правления предусматривает вовлечение в нее большего числа граждан и охват большей территории, и именно это обстоятельство делает фракционные объединения в условиях республики менее опасными, чем при демократии. Чем маточисленнее общество, тем меньше в нем. возможно, отличных друг от друга партий и интересов: чем меньше отличных друг от друга партий и интересов, тем чаше большинство граждан оказываются приверженцами одной партии, а чем меньше число лиц, составляющих большинство, и чем меньше территория, на которой они находятся, тем легче им договориться между собой и осуществить свои планы установления тирании. Расширьте сферу действий — и у вас возникнет большее разнообразие партий и интересов, значительно уменьшится вероятность того, что у большинства появится общий повод покушаться на права остальных граждан, а если таковой возникнет, всем, у кого он имеется, будет труднее осознать свою силу и действовать заодно. Помимо других препятствий, следует отметить, что в тех случаях, когда осознаются несправедливые и бесчестные цели, объединение затрудняется недоверием, прямо пропорциональным числу людей, в чьем согласии ощущается необходимость.
Отсюда со всей ясностью следует, что всеми преимуществами, которыми обладает республика перед демократией в контроле над фракционной деятельностью, обладает и крупная республика перед малой, и то же самое можно сказать о союзе штатов по отношению к отдельным штатам, в него входящим. Заключается ли это преимущество в избрании представителей, чьи просвещенные взгляды и добродетели позволяют им возвыситься над местными предрассудками и неправедными замыслами? Не станем отрицать, что представительство Союза, скорее всего, будет обладать этими необходимыми достоинствами. Заключается ли это преимущество в большей гарантии безопасности вследствие большего разнообразия партий во избежание такой ситуации, когда какая-то одна партия могла бы превзойти по численности и подавить все остальные? Аналогично: возрастает ли безопасность в результате увеличения разнообразия партий в рамках Союза? Наконец, заключается ли преимущество Союза в том, что возникает больше препятствий на пути сговора и реализации гайных желаний неправедного и заинтересованного большинства? И в этом опять-таки размеры Союза обеспечивают ему ощутимые преимущества.
Лидеры фракционных групп могут разжечь пламя в пределах своего конкретного штата, но им будет не под силу распространить пожар на остальные штаты. Та или иная религиозная секта может выродиться в политическую фракцию на какой-то части Конфедерации, но множество разных сект, раскиданных на ее огромных пространствах, должно защитить наши национальные собрания от опасностей, исходящих из этого источника. Буря вокруг проблемы бумажных денег, ликвидации долгов, равного распределения собственности и прочих недостойных и злоумышленных проектов в гораздо меньшей степени способна поразить весь Союз, чем какую-то отдельную часть его, точно так же, как недуг скорее поразит отдельное графство или район, нежели целый штат.
Таким образом, в самой масштабности территории и надлежащей структуре Союза мы видим республиканское средство от недугов, которым чаше всего подвержены республиканские правительства. И в полном соответствии с той степенью удовлетворения и гордости, которые мы ошушаем, будучи республиканцами, нам следует со всей энергией и целеустремленностью лелеять дух и поддерживать высокую репутацию федералистов.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 239; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!