Сведения, полученные адмиралом флота Советского Союза Кузнецов Н.Г. в 1940 году от РУ РККА в конце 1940 года (ноябрь)
Опыт исследования исторических источников, имевших первостепенное значение в принятии решения об объявлении готовности №1 по ВМФ СССР адмиралом флота СССР Кузнецовым Н. Г. в июне 1941 года». Автор, обращаясь к данной теме, принимал во внимание, что положение, сложившееся перед началом Великой Отечественной войны в руководстве армии и флота в оценке, получаемых сведений об истинных намерениях гитлеровской Германии напрямую было связано с положением дел в стране. Оно, несомненно, имело отношение к процессу принятия военно-политического решения, которое в свою очередь непосредственно было связано с системными противоречиями «…свойственной личной диктатуре переоценке собственной интерпретации обстановки и действиями исполнительных органов диктатуры …».[1]Они, в свою очередь привели к сложностям, связанными с принятием решений военачальниками, с учётом последствий которые могут последовать за непринятием единственно правильного решения, и на них чётко указал в своих воспоминаниях адмирал Советского Союза Кузнецов Н. Г. «…Есть события, не стирающиеся в памяти. И сейчас, четверть века спустя, я отчетливо помню трагический вечер и ночь на 22 июня 1941 года. Уже за два дня перед тем наши морские силы были приведены в повышенную боевую готовность. Мы сделали это, не получив официального предупреждения о возможности войны и разрешения применять оружие. Указания последовали лишь около полуночи, когда до начала боев оставалось несколько часов. К счастью, флоты находились уже наготове, и в ту роковую ночь мы не потеряли ни одного боевого корабля…»[2]. Обратимся к вопросу, из каких источников поступала информация накануне войны в адрес адмирала флота Советского Союза Кузнецова Н. Г. Остановимся лишь на нескольких наиболее важных из них. Так в конце 1940 года (ноябрь), поступают следующие данные: 1.«…Наши представители – моряки – доносили из Германии, что их стали ограничивать в передвижении по стране, отказались показать те объекты, которые раньше сами предлагали осмотреть. Баумбаха, еще более любезного, чем прежде, начали вдруг подозрительно интересовать сведения о нашем флоте. Однажды он «поинтересовался» данными об условиях плавания по Северному морскому пути. Я приказал морякам впредь отказывать в удовлетворении подобного любопытства». [3] 2. «…Наш военно‑морской атташе в Берлине М.А. Воронцов был приглашен к адмиралу Редеру, который пытался навязать ему ложные выводы о действиях немцев. Как ни старалось германское командование, оно не могло скрыть подготовку крупнейшего наступления на широком фронте – от Баренцева моря до Босфора. В сводках Генштаба и донесениях с флотов содержались тревожные вести.[4] 3. В конце января 1941 года Кузнецову доложили о разговоре с японским военно-морским атташе Ямагути, состоявшемся в Отделе внешних сношений Наркомата ВМФ. Он только что вернулся из Берлина, и, делясь своими впечатлениями, уверял, что немцы, сконцентрировав 200 тысяч человек в Румынии, продолжают сосредоточивать там свои силы, якобы, для того, чтобы через Болгарию двинуться на Босфор, в Дарданеллы и дальше, в колониальные владения Англии, но почему-то оговорился: – Не исключено столкновение между Берлином и Москвой.[5] 30 января адмирал Кузнецов проинформировал об этом разговоре Ворошилова. 4.7 февраля он доложил Сталину и Молотову о том, что, по поступившим к нему сведениям, в болгарские порты Варна и Бургас прибыли немецкие военные специалисты, береговые орудия и зенитные пушки.Поток информации о подозрительном поведении фашистов все нарастал. Николай Герасимович анализировал данные, характеризующие повышение активности Гитлера в Румынии, Финляндии, Болгарии, Швеции, а также в районах, находившихся в непосредственной близости от советских морских границ. Обо всем этом он систематически докладывал Сталину. Данная информация обобщалась, анализировалась, включалась в оперативные сводки Главного морского штаба и направлялась в Генеральный штаб. 5. В начале февраля 1941 года Н. Г. Кузнецов доложил Молотову о том, что попытка послать советских моряков на обучение в Германию на один из кораблей, однотипных «Лютцову», не удалась. Ему доложили также, что военно-морской атташе Баумбах предложил прислать в СССР инструкторов для обучения личного состава на месте. Отказ в обучении советских моряков в Германии значил, что немцы хотят получить льготу, в том числе, на переброску самолета через территорию СССР во Владивосток для рейдера, оперирующего в Тихом океане. А также использовать Главный Северный Морской путь для проводки своих рейдеров в текущую навигацию на родину с Тихого океана и др. Фон Баумбах уже неоднократно зондировал почву через Отдел Внешних Сношений» [6]. 6. В марте-апреле 1941 г. в акватории близ Либавы появились подводные лодки и новейший линкор немецкого флота «Бисмарк». Затем в районе Мемеля фашисты провели учение, в котором участвовали тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер», 3 эсминца и 5 подводных лодок. «Неизвестные» подводные лодки снова появлялись у Либавы и у острова Сескар — в восточной части Финского залива[7]. 7. В это же время военно-морскому атташе в Берлине капитан 1 ранга М. А. Воронцов докладывал Наркому о том, что русский эмигрант и бывший белогвардейский полковник Каульбарс, в конфиденциальной беседе 6 мая 1941 года сообщил, что гитлеровцы собираются использовать проживающих в Германии белогвардейских офицеров в войне против Советского Союза. Он – Каульбарс – противник этого, а потому и предупреждает советского дипломата[8]. Вскоре от Воронцова в Наркомат ВМФ поступило новое сообщение. Узнав, что Сталин первое сообщение не получил, Кузнецов направил ему записку [9]. 8. В начале мая помощник военно-морского атташе в Германии Воронцова В. Смирнов доложил о том, что фашистское руководство, якобы, намерено развязать войну против СССР 14 мая [10]. 9. 27 мая Кузнецов доложил Сталину и Жданову о том, что в период с 19 по 25 мая у советского побережья обнаружены неизвестные подводные лодки; воздушная разведка трижды засекала в Финском заливе подводные лодки, одну - в районе Вардё; дважды - в 105 милях от Севастополя; дважды - японскую подлодку у берегов Камчатки [11]. 10. Кузнецов пришел к выводу, что фашисты наблюдают за многими участками советского побережья. На это указывали не только пролеты их самолетов вблизи военно-морских баз на Балтике и на Севере, но и появление неизвестных подводных лодок у берегов Камчатки, Севастополя, островов Сескар, Уте, Даго, около полуострова Ханко и др [12]. 11.11 июня нарком ВМФ отправил донесение Сталину [13]. 12. 13 июня Кузнецов доложил Сталину о том, что немцы вывели свои суда из советских портов, и просил разрешения вернуть наши транспорты из немецких портов. Это обращение наркома ВМФ привело Сталина в крайнее раздражение. В докладе он упомянул, предоставив даже статистические данные, о выводе всех немецких кораблей из советских портов и просил разрешения вывести все советские корабли из немецких. «Хозяин» выпроводил его вон…[14] . 13. При очередной встрече со Сталиным Кузнецов сообщил ему о новых данных разведки, о начавшихся больших учениях Черноморского флота и о прекращении немцами всех поставок для крейсера «Лютцов». Сталин никак не отреагировал. На него никак не повлияло и сообщение о том, «что, по указанию из Берлина, немецкое посольство должно подготовиться к эвакуации в течение семи дней и что 9 июня там начали сжигать документы», доложенное ему 11 июня. Весь состав немецкого посольства убыл из Москвы 20 июля 1941 года. 14. График захода германских судов в советские порты, приближался к нулю; Кузнецову сообщили о подозрительно поспешном намерении немецкого военно-морского атташе Баумбаха покинуть Россию. Он также был в курсе быстрого отъезда адмирала Фойга и его «спецов», переставших достраивать «Лютцов». Таковы были факты[15]. Слова о том, что «многочисленные данные о нарастании угрозы как бы разбивались, доходя до И. В. Сталина», написаны Кузнецовым не случайно: он руководствовался своими наблюдениями. 15.Здесь следует упомянуть о тех источниках, о которых стало известно спустя много лет после окончания войны, и информацией которых наверняка мог пользоваться адмирал флота Советского Союза Кузнецов Н. Г. Это Ге́рхард Ке́гель.«…Шелленберг подошел к занимавшей всю стену кабинета Хильгера огромной карте Советского Союза, …и показал на карте исходные позиции немецких армий и главные направления намечавшихся ударов. Эти удары, говорил он, последуют по всему фронту от Балтийского моря на севере до Черного моря на юге… Через три недели после нападения в руках Германии окажутся Москва и Ленинград и, разумеется, вся Украина вместе с Киевом. Самое позднее через шесть недель после начала войны победоносные германские армии полностью разобьют Красную Армию и выйдут на линию «А». На мой вопрос, что следует понимать под линией «А», Шелленберг разъяснил, что речь идет о линии Архангельск – Астрахань, расположенной значительно восточнее линии Москва – Ленинград. Победоносные германские армии остановятся, лишь достигнув Урала, который будет в немецких руках самое позднее через три месяца после начала вторжения…» [16]. 16. Вторым таким источником является Герой Советского Союза Николай Иванович Кузнецов. Вот что пишет Теодор Гладков о нём. «…Главным объектом внимания нашего отделения были посольства Германии и Словакии, их дипломатический и технический персонал, квартиры дипломатов и сотрудников, не имеющих рангов. Немецкое посольство располагалось на улице Станиславского (ныне снова Леонтьевский переулок), словацкая миссия на Малой Никитской, 18. Штат германского посольства достигал двухсот человек. У одного только военного атташе генерал-майора Эриха Кестринга было около двадцати сотрудников. Мы точно знали, что шпионажем занимались почти все …» [17]. В.С. Рясной не знал, что «соседи» - разведывательное управление Генерального штаба Красной Армии - имели среди персонала германского посольства своего человека. Им был заместитель заведующего отделом торговой политики советника Густава Хильгера - Герхард Кегель...» [18]. «…Теперь Кузнецов переключился на проникновение в посольство Германии. Снова вернемся к рассказу В.С. Рясного: «Одной из наиболее интересующих нас фигур в составе германского посольства был военно-морской атташе Норберт Вильгельм фон Баумбах, активный разведчик, прекрасно владеющий русским языком. Он много ездил и ходил по Москве, якшался с проститутками, имел агентуру, которую мы частично знали. Баумбах один, …жил на улице Воровского (ныне снова Поварская)… Перед отделением была поставлена задача забраться в его документы, чтобы полностью выявить агентурную сеть. Знали, что дома он держит сейф, но квартира никогда не пустует - когда Баумбах отсутствует, в ней занимается хозяйством горничная, происхождением из русских немок... Кузнецов познакомился с ней на нейтральной почве, завязал флирт, выяснил, когда точно по дням и часам Баумбах отсутствует. В подходящий день Кузнецов увел горничную в кинотеатр «Баррикады»…мы же с мастером оперативно-технического отдела Пушковым проникли в квартиру Баумбаха. Пушков вскрыл сейф, вынул документы. Их пересняли и вернули на место, не оставив после себя никаких следов. Агентурная сеть гитлеровского разведчика была полностью выявлена, а затем и обезврежена. Самого Баумбаха мы потом сумели скомпрометировать на почве его чрезмерного увлечения женским полом - на квартире у Красных Ворот, где он развлекался с одной из своих, но и наших тоже знакомых. Проделали это с помощью скрытых фотокамер. В интересах контрразведки Кузнецов сумел очаровать …жену личного камердинера посла Германии Ганса Флегеля Ирму. Потом, кстати, подобрались и к самому Флегелю. Он был страшным бабником, на этом подловили и его. Это тоже было значительное личное достижение Кузнецова. Потом Кузнецов добился прямо-таки невероятного: во время очередного кратковременного отъезда Шуленбурга в Германию он уговорил камердинера показать ему квартиру посла в Чистом переулке (теперь в этом особняке резиденция патриарха) и потом составил точный план расположения комнат и подробнейшее описание кабинета. Не забыл даже указать, что на столе Шуленбурга стояли в рамках две фотографии: министра иностранных дел Германии фон Риббентропа и... берлинской любовницы, русской по происхождению... От Флегеля мы узнали немало важного…. Военный атташе посольства генерал Эрих Кестринг жил в особняке с наружной охраной в Хлебном переулке, 28. Он прекрасно владел русским языком, говорил без акцента. Проникнуть в его жилище обычным, накатанным способом было невозможно. Между тем обстановка на границе сгущалась, мы все понимали, что война на носу (середина апреля - мая 1941 года),она и разразилась через два месяца).…С торца дома прорыли подземный ход в подвал особняка, отсюда проникли в кабинет атташе, вскрыли сейф, пересняли важные документы, наставили повсюду «жучков» и успешно замели, как говорится, все следы своего визита. От того же Флегеля и его жены мы узнали и о том, что уже в марте в подвале стали сжигать документы, а семьи дипломатов потихоньку, под невинными предлогами отправлять на родину...» [19]. 17. 17 или 18 июня (1941) командир 43-й истребительной авиационной дивизии Г. Н. Захаров пролетел на У-2 над западной границей около 400 километров. «Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками, - вспоминал летчик....Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений, кроме одного единственного: близится война» [20]. 18. «…19 июня около 23 часов стало известно, что на полуострове Ханко, на одном из участков государственной границы, замечены скрытные подходы небольших групп немецких солдат. Там же в проволочном заграждении обнаружили специальный проход для пехоты. Нарком также приказал при появлении немецких самолетов открывать по ним огонь береговой и корабельной зенитной артиллерии, а истребительной авиации подниматься в воздух. Правда, вскоре последовало новое распоряжение высшего командования - открывать огонь по немецким самолетам только в пределах старой государственной границы и района военно-морской базы Ханко» [21]. «.... В 20.00 пришел М.А. Воронцов, только что прибывший из Берлина. В тот вечер Михаил Александрович минут пятьдесят рассказывал мне о том, что делается в Германии. Повторил: нападения надо ждать с часу на час. – Так что же все это означает? – спросил я его в упор. – Это война! – ответил он без колебаний». Как нам стало известно, немецкий военно‑морской атташе фон Баумбах обратился к своему начальству за разрешением выехать в командировку на родину. Все это нельзя было считать случайным стечением обстоятельств.[22]. «Самые последние дни». Я видел И.В. Сталина 13 или 14 июня. То была наша последняя встреча перед войной. Доложил ему свежие разведывательные данные, полученные с флотов, сказал о большом учении на Черном море, о том, что немцы фактически прекратили поставки для крейсера «Лютцов». Никаких вопросов о готовности флотов с его стороны не последовало...» [23]. Среди источников, о которых сегодня можно говорить, следует выделить несколько групп: Довоенные: 1. общеизвестные, достоверные данные военной разведки, военно-морских атташе 2. общеизвестные: показания перебежчиков 3. данные наблюдений ВМФ 4. данные, получаемые из пограничных округов 4. данные разведчиков – нелегалов, ставшие известны сравнительно недавно 5. внешние признаки: положение дел в немецком посольстве в Москве. 6. и послевоенные. Российскому читателю только после войны стали известны имена только некоторых разведчиков, которые по известным причинам не могли быть названы до этого. Среди плеяды теперь известных всему миру героев невидимого фронта здесь следует упомянуть имена двух, сведениях которых, и это совершенно ясно, попали на стол адмиралу флота Советского Союза Кузнецова Н. Г. – это Кегель Герхард и Николай Иванович Кузнецов. Это два представителя являлись представителями двух ветвей советской разведки Кегель Герхард из РУ РККА и Николай Иванович Кузнецов из разведки НКГБ СССР. Несомненно, главком ВМФ СССР доверял информации, добытой ими, и правильно её использовал при объявлении готовности №1.
Сведения, полученные адмиралом флота Советского Союза Кузнецов Н.Г. в 1940 году от РУ РККА в конце 1940 года (ноябрь)
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 163; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!