Сон не кончится, пока белый карлик не споет 15 страница
10:25
– Клизмы. – Даймонд словно разговаривает сам с собой. – Орошение. Тимбукту нуждается в ирригационной системе так же, как и я. Наконечник для клизмы, драгоценный маленький ирригатор. Прозрачный кончик вырезан из горного хрусталя, трубка выточена из зеленого нефрита… – Он передергивается. – Могу поспорить, он холодный, как ледышка. Эта китайская императрица, наверное, была истинным драконом: засовывать такую сосульку себе в задницу! Материал наконечника – либо нефрит, либо хрусталь, либо и то, и другое – взаимодействует на молекулярном уровне с особым раствором Ямагучи. Ты заметила, этот старый лис умолчал о парочке компонентов? В результате раствор становится электрохимически активным, работает на подклеточном уровне. Хм-м… Если рак имеет вирусную природу, то в этом есть какой-то смысл. Вирусы обожают жир и сахар. А такие вещи, как шелушенный рис и брокколи, даже немодифицированные, приводят их в ужас. Они скорее умрут, чем будут есть эту гадость. Да уж… Так и мы, люди! Вспомни об этом, Гвендолин, в следующий раз, когда будешь заказывать жареные лягушачьи лапки. Если в тебе сидит вирус, он будет подзуживать: «Давай, давай! Заказывай! Покорми меня жирком! И про десерт не забудь, возьми шоколадный мусс! Вот вкуснятина!» Хотя, знаешь, в таком красивом теле не может сидеть вирус. Красоты вирусы тоже боятся. – Он приглаживает жесткие длинные волосы и хихикает, как ведьмак. – Ну ладно, драгоценный маленький жабенок, хватит болтать. На чем мы остановились?
|
|
|
Даймонд явно хочет продолжить, непонятно лишь, что именно: просмотр слайдов или секс? Вы кротко сидите, сдвинув коленки, а он прохаживается между софой и экраном, где застыл преподавательский состав университета Тимбукту, и ваши красные трусики торчат у него из заднего кармана, как судейский флажок.
Если по-хорошему, то у вас нет времени ни на слайды, ни на секс. В конце концов, в десять вечера приедет Белфорд, а еще через несколько часов откроется лондонская биржа, а завтра в шесть утра – о боже! – предстоит вернуться на «дискотеку» и встретиться с Познером, с клиентами, с остатками рынка и с богами судьбы, вероломно разрушившими вашу карьеру. А ведь надо еще подготовиться к сделке, перехитрить обезьяну – и найти Кью-Джо. Бедняжка Кью-Джо! Надо ей позвонить прямо сейчас.
Вы встаете и озираетесь в поисках телефона, но тут Даймонд обвивает вас рукой за талию и привлекает к себе. Что ж, ничего не поделаешь. Вряд ли удастся сосредоточиться на предстоящих задачах, пока это не завершено. «Если Ларри сейчас отнесет меня на кровать и мы займемся любовью – хорошо. Сколько он будет меня трахать? Двадцать минут? Час? Все равно после этого голова будет работать лучше. Да и у него тоже. Вот бедняжка!»
|
|
|
Вы целуете его, прильнув к упругому бугорку на ширинке. На этот раз ваш язык оказывается у него во рту. О, как тут интересно! Конечно, в глубинах души копошится отвращение: вы никогда еще не чувствовали себя такой похотливой самкой… С другой стороны, вы и раньше возбуждались, ничего страшного. Такова сущность человеческой природы. Даже монашки, даже стервозные начальницы – все подвержены этому сладкому недугу. Женщине негоже противиться желаниям плоти, с ними надо научиться жить. Причем не просто жить, а контролировать их, воспитывать, использовать в своих интересах: благодарно принимать их низменные, но, несомненно, приятные подарки, вежливо воздерживаться от изнурительных постов и бесшабашных оргий. Изучить их повадки, узнать сильные и слабые струны – и никогда, никогда не терять бдительности! Иначе они накинутся, как голодные волки, которых наивная дева пустила переночевать, и превратят хозяйку в кровавый ужин, в жалкую рабыню или – что самое страшное – в своего лютого врага, в вечно голодную волчицу, которая разорвет собственные мечты о семейном счастье и устремится к более низким целям.
|
|
|
Конечно, вы хорошо знаете своих волков. Однако никогда еще они не выли так мелодично, никогда еще их мех так не блестел, а хищное дыхание не пахло так сладостно! Впервые вы не думаете о том, что секс липок, что он пахнет купидоновыми носками. Пусть Даймонд делает все, что хочет, самые немыслимые, грязные, извращенные вещи!.. А какие именно? С деталями возникает накладка, воображения не хватает. В голове крутятся только мысли о боли и физическом напряжении. И о потерянном времени: постельные эксперименты могут занять целый день.
«Выбрала же я время для блуда!» – думаете вы. И тут же строите недовольную гримасу – насколько это возможно, когда целуешься. «Блуд» – понятие пролетарское. Словечко из дешевых комедий, из лексикона клоунов, солдат и кухарок. Ваше желание может быть грубым и низменным, но никак не фривольным. Потребуется куда более сложное и емкое слово, нежели «блуд», чтобы измерить все глубины этой влажной чесотки.
Заведя руку за спину, вы расстегиваете пуговицы. Звук, с которым юбка соскальзывает на пол – столь глухой и короткий и вместе с тем столь выразительный, наполненный жизнью, искрящийся освобождением, как распущенный парус на шлюпе, прорывающем окружение, – этот звук заставляет вас задрожать от сладкого озноба.
|
|
|
В ответ Даймонд свинчивается с вашего языка, а потом нежно, словно младенцу, сжимает голую задницу и говорит:
– Гвендолин, я даже не решаюсь предложить… Ну, в общем… ты согласилась бы…
Ну, что же ты медлишь, Ларри? Какую немыслимую, грязную, извращенную вещь ты хочешь сделать? Или (ах!) хочешь, чтобы я сделала? Какие декадентские гадости у тебя на уме? (Вы трепещете, как грешница на священном костре.) Какие клейко-сладко-скользко-мерзко-мокро… Какие грязные, запретные движения придется совершать? Какие приспособления потребуются? Какие телесные отверстия будут задействованы? Ну же, Ларри!
– …ты не согласишься сходить со мной на лекцию о лягушках?
10:47
И вот уже вы – слегка разочарованная и униженная, но нехарактерно оживленная – оказываетесь на заднем сиденье мотороллера (Даймонд понимающе усмехнулся, когда вы объяснили, что добрались до «Гремящего дома» на такси), – на мотороллере, который уносит вас через Баллардский мост, прочь от полутемного подвала, от поэзии Тимбукту и мрачной картины Ван Гога (за которую в Амстердаме дают два миллиона с мелочью), от устрашающих масок и запачканного афганского коврика в сторону Куин-Энн-Хилл, к лежащему за холмом Тихоокеанскому научному центру, где в одиннадцать тридцать в завершение выставки рептилий и земноводных состоится лекция под названием «Тишина на болотах».
На таком маршруте – через Куин-Энн-Хилл – вы настояли специально, чтобы по дороге заскочить домой. «Чтобы проверить, нет ли вестей от Кью-Джо», – сказали вы Даймонду, хотя в данный момент вас куда больше интересуют вести от Андрэ, и поэтому первая остановка – квартира Белфорда, а потом, если возникнет нужда, продуктовый магазин.
Похоронные саваны и яичные белки, из которых выбралось восходящее солнце, до сих пор болтаются в небе. Воздух кажется мягким, если стоишь неподвижно, однако на летящем мотороллере весьма прохладно. Вы прижимаетесь к спине Даймонда, чтобы укрыться от ветра и нежелательного внимания. Маловероятно, конечно, – но вдруг кто-нибудь из коллег попадется навстречу и увидит вас на ржавом мотороллере, в пасхальное утро, в компании лохматого типа! Добавьте еще: с голой задницей (которая уже вконец отмерзла на трясучем липком холодном сиденье).
От Даймонда оглушительно пахнет – старой кожей, сахаристыми листьями, вашим телом… Сложная, противоречивая комбинация, вызывающая нежные мысли. Обхватив его руками, вы зарываетесь лицом в душистую спину – и, скосив глаза, замечаете свои порванные трусики, выглядывающие у него из кармана, как носовой платок факира. Вы украдкой их вытаскиваете и боретесь с желанием покрутить ими над головой на радость встречным автолюбителям. Когда мотороллер, свернув на Эллиот-авеню, начинает трудно карабкаться в гору, вы бросаете их через ограду одного из скромных домов: «Летите! Вы свободны!» И тут же корите себя за легкомыслие. Кто-нибудь наверняка найдет эти трусики и сообщит в полицию, где их пришьют к делу как «подпись» Осторожного Насильника. Или как оставленный мажора-ми сувенир (хотя вряд ли кто-нибудь из мажорских жертв может похвастаться таким стильным неглиже).
11:23
Попался!
Попался, голубчик! Пусть экономические системы лишаются колес, а умы – рассудка; пусть гормоны зашкаливают, а молитвы остаются без ответа; пусть отцы заклеивают барабаны, а работодатели затыкают уши; пусть седеют волосы и краснеют чернила; пусть судьба, хрипло хихикая, путает карты – Гвендолин Мария Мати все равно всех обхитрит! Андрэ попался! Попался беглый монах!
Даже поверхностный осмотр Белфордовой квартиры (о чувстве вины перед Бедфордом сейчас лучше не вспоминать) ясно дал понять: Андрэ побывал здесь утром, отведал сладкой приманки. Дверца морозилки вновь распахнута, и облизанные палки от эскимо разбросаны повсюду, словно стебли тысячелистника после тайфуна Ай-Чинг. Не нужно быть приматологом и полицейской ищейкой, чтобы сообразить, куда отправилась макака, опустошив эту квартиру. Конечно же, к вам, в бывшее жилище Белфорда, в надежде найти новые подачки! Вы попросили Даймонда заехать в супермаркет – он подогнал мотороллер к самым дверям, чуть ли не внутрь заехал, к вашему смущению, – и купили еще одну коробку эскимо, пытаясь не встречаться глазами с продавщицей. Даймонд, похоже, и вправду ничему не удивляется: он безропотно отвез вас в магазин, а потом домой, где ему пришлось терпеливо дожидаться у подъезда. Поцелуй с легким вовлечением языка убедил его, что долго ждать не придется.
Ваша морозилка тоже была распахнута, а коробка оттаявших китайских пельменей лежала на полу гостиной рядом с книжкой маминых стихов. Конечно, люди иногда прячут драгоценности в книгах, между вырезанными страницами, но если Андрэ надеялся найти эскимо в поэтическом сборнике, то он не так умен, как кажется на первый взгляд. Так или иначе, вы чуть-чуть опоздали, хотя оставался хороший шанс, что он еще вернется. Вы разложили эскимо по всем подоконникам, а остатки засунули в морозилку. «Надеюсь, чертов лектор не будет слишком долго занудствовать», – бормотали вы, натягивая свежие трусики. Проверив сообщения на автоответчике (все от Белфорда, в исключительно жалостливом тоне), вы ушли, не запирая дверей: замки не служили Андрэ серьезной преградой в прежней жизни, когда он еще не обрел спасения через Господа нашего Иисуса Христа.
Ответом на звонок в дверь Кью-Джо была тишина. Вы уже собрались уходить, когда до ваших изящных ноздрей долетел ни с чем не сравнимый запах, заставивший их затрепетать, как от перца и пороха: сквозь дверные щели и замочную скважину просачивался дым знакомых самокруток! Ошибки быть не могло. Ядреный табак Кью-Джо – это то, что курил бы Сатана, если бы курение в аду не было тавтологией; лишь отцовская марихуана могла соперничать с этим зельем в зловонии.
Вооружившись дерзостью взамен утраченного газового баллончика, вы отперли дверь, ожидая увидеть кого угодно, может, даже саму Кью-Джо – свихнувшуюся от заигрываний со сверхъестественными силами, пускающую слюни по подбородку, курящую, глядящую в пустоту резиновым взглядом… Но вместо этого в квартире оказался Андрэ. Он с недовольным выражением подпрыгивал на мягком стуле, как конголезский пародист, изображающий Элвиса Пресли, и курил самодельную цигарку. Цигарка была кривым, лохматым, разваливающимся на глазах сооружением (Кью-Джо, справедливости ради отметим, сворачивала их не лучше, хотя и обладала противостоящими большими пальцами).
Вы заговорили с фальшивой беззаботностью, задействовав нежнейшую струну слащавого голоса:
– Здравствуй, Андрэ! Здравствуй, милый. Как я рада тебя видеть! Сиди спокойно, никуда не уходи. Тетушка Гвен принесет тебе кое-что вкусненькое. Подожди, милый. Сейчас, сейчас!
Осторожно захлопнув дверь, вы пронеслись по коридору, как олимпийская чемпионка Джеки Джойнер-Керси, которой в трусы попала оса. У себя в квартире вы схватили коробку эскимо и рванулись назад на спринтерской скорости, молясь, чтобы зверь не сбежал.
– Вот, милый. Смотри, что я принесла!
Андрэ потянулся и жадно ухватил протянутое лакомство, выдохнув при этом целое облако зловонного дыма, отчего вы поперхнулись и едва не срыгнули. Удивительно, что не заработали грыжу пищевого отверстия диафрагмы, пытаясь сдержать кашель. К счастью, все обошлось, и Андрэ получил эскимо. Пока он срывал обертку, размышляя, можно ли одновременно курить и есть (этому трюку его научили бы в любом техасском ресторане), вы вооружились молотком и гвоздями и, стараясь не очень шуметь, наглухо заколотили все окна. Затем набрали в кастрюльку воды, добавили консервированного фруктового сока и бросили туда весь имевшийся у вас запас валиума. Пойло вы поставили у него перед носом – «Вот, милый, если захочется пить!», – а сами затоптали очаг возгорания на ковре, куда упала отброшенная сигарета (он так и не освоил техасский трюк), и попятились к выходу, как гейша – у вас это стало уже неплохо получаться.
– До свидания, милый! Отдыхай, веди себя прилично, а тетушка Гвен скоро придет. Хорошо? Ну и славненько! С праздничком тебя!
Выскользнув за дверь, вы заперли оба замка и для верности вогнали в косяк пару гвоздей:
– Вот так. Попался, мерзавец. Теперь не убежишь!
11:24
– Попался, мерзавец!
В фойе на первом этаже кучкуются жильцы – около полудюжины, – и один из них, увидев вас, сообщает:
– Попался, мерзавец!
– Простите?
Откуда они узнали? Поистине любопытство этих людей может сравниться только с их простотой. Надо скорее переезжать отсюда в более приличное место!
– Его взяли.
– Кого?
– Что значит «кого»? Насильника, конечно! Сначала мы думали, что он улизнул. Но нет, его арестовали!
О боже!
– Мистер Кудал заметил мерзавца на стоянке, рядом с подъездом, и вызвал полицию.
Боже, боже!
Растолкав соседей, вы выбегаете на улицу и в течение следующих десяти минут убеждаете полицейских, что человек, стоящий лицом к стене с руками на затылке, ваш друг – а вы, между прочим, хозяйка одной из квартир в этом доме! – и что, несмотря на подозрительный вид, он законопослушный и добропорядочный гражданин. При этом Смоки и Сесил щедро осыпают вас усмешками, закатывают глаза и, судя по всему, не прочь поставить вас лицом к стене рядом с Даймондом (при разговоре вы, в довершение всего прочего, рассеянно помахиваете молотком), однако в конце концов благодаря отсутствию улик и вашему брокерскому красноречию его отпускают. Но не сразу. Сначала Смоки обыскивает подозреваемого – на предмет оружия и презервативов – и обнаруживает толстый рулон денег. Полицейские, разумеется, требуют объяснить, зачем ему столько наличных.
– Я вижу, сэр, вы человек наблюдательный, – отвечает Даймонд, – и от вашего внимания не ускользнул тот факт, что у меня в кармане лежат билеты на самолет. Завтра я улетаю, чтобы повидать моих любимых родителей – они миссионеры, учат слову Божьему язычников в отдаленной стране. Я также вижу, что вы человек образованный, а значит, вам известен другой факт, весьма грустный и возмутительный: американские кредитные карты уже не встречают за границей подобающего им восторженного приема. Деньги, которые вы держите в руке, лишь на первый взгляд кажутся большими. Уверяю вас: при нынешнем курсе доллара безбожные иностранные мошенники посчитают это карманной мелочью.
Итак, его отпускают. Прощальные слова Сесила, обращенные к вам, звучат недвусмысленно:
– Я не знаю, что у вас на уме, мадам. Но больше я вас видеть не хочу! Никогда! Вам понятно?
– Конечно, сэр! Не беспокойтесь.
Полицейские залезают в машину. Вы поворачиваетесь к Даймонду:
– Куда ты собрался?
– На выставку рептилий и земноводных, как и было объявлено.
– Я имею в виду… гм… завтра? – Похоже, у вас что-то с голосом.
– Объясню позже, сахарная пипка. Лекция началась пять минут назад, а мотороллер, похоже, сдох.
– Хорошо. Поедем на «порше».
11:50
Куда девались все лягушки? Вот тема, которая интересует людей, собравшихся в холле Тихоокеанского научного центра. Признаться, вы и без лягушек не очень скучаете, однако нашлись чудаки, для которых это важно, ибо докладчик, тихий бородатый герпетолог лет тридцати пяти, одетый в джинсы, синюю рабочую рубаху и твидовый пиджак (непонятно, зачем люди, имеющие средства, чтобы выглядеть нормально, уродуют себя пролетарской униформой), зачитывает статистические данные, а неожиданно большая аудитория – где-то сто человек – внимает с явным интересом, и это продолжается, судя по всему, уже давно.
Цифры говорят сами за себя: согласно результатам независимых исследований, проведенных учеными всего мира, в последние годы наметилось бесспорное, пугающее и необъяснимое снижение численности лягушек. Переходя от одних исследований к другим, герпетолог выписывает на доске названия видов, находящихся под угрозой вымирания. Когда вы с Даймондом вошли, там уже красовалось около дюжины наименований; теперь он добавляет еще «жаба золотистая», «бафо-борей», «лягушка-арлекин», «желтоногая горная лягушка» и «канадская поющая лягушка». О боже! Будем надеяться, что повар «Быка и медведя» не положил вчера на сковородку задние конечности кого-нибудь из этих несчастных!
А с другой стороны, вам-то какая печаль? Последний раз вы видели живую лягушку в школе, на уроке биологии, да и ту пришлось разрезать (фи, какая гадость!), так что пусть они хоть все пропадут, вы горевать не станете. Если бы этих ботаников так же заботило уменьшение численности хрустящих зеленых Долларов, как их заботят липкие зеленые лягушки, то на следующей неделе вы бы уже въезжали в новую квартиру.
– Лягушки существуют на планете около двухсот миллионов лет. За это время они ухитрились пережить наводнения, засухи, ледниковые периоды, падения метеоритов, извержения вулканов и прочие катаклизмы, убившие динозавров. На протяжении двух миллионов весен они поют серенады Матери Земле. Но сейчас их песенка, похоже, спета. Если не случится чуда, то в течение следующих двадцати лет вымрет добрая половина трех тысяч восьмисот известных науке видов лягушек.
Ха, большое дело! Значит, останется тысяча девятьсот. Сколько планете нужно разнообразных маленьких уродцев? Вы коситесь на Даймонда; он подмигивает.
Словно в ответ на ваш вопрос докладчик объясняет, что смерть каждого из маленьких уродцев означает жизнь и процветание для немыслимого количества мушек и жучков.
– Уменьшение численности лягушек приводит к увеличению численности насекомых, – говорит он. И цитирует данные о сокращении урожаев и распространении малярии в тех частях Азии, где туземные лягушки отбросили копыта. (Интересно, как это скажется на акциях «Юнион карбайда»?) А если уходят лягушки, то исчезают и другие животные: птицы, рыбы, ящерицы, змеи, мелкие млекопитающие, потому что многие из них обедают исключительно земноводными. Иными словами, лягушки – важнейшее звено пищевой цепочки. (Кью-Джо рассказывала, что в детстве мать кормила ее супчиком, заправленным макаронами в виде букв алфавита. Этот суп неизменно вызывал рвоту, и маленькая Кью-Джо всякий раз изучала лужу, чтобы проверить, не сложились ли буквы в какое-нибудь слово. Что ж, экстрасенс во всем должен видеть знаки. История врезалась вам в память, и теперь при словах «пищевая цепочка» в воображении сразу возникают тошнотворные детали.)
– Однако дело не только в спасении лягушек.
Вот как?
– Мы имеем дело с принципом домино, и лягушки – это лишь первый толчок. Теряя биологическое разнообразие, мы теряем способность приспосабливаться, создавать новые источники пищи в условиях быстро меняющейся окружающей среды. Сегодня лягушки, завтра птицы. А послезавтра? Кто знает… Доктор Ричард Уаймэн из Нью-Йоркского государственного университета сказал: «Неизвестно, сколько видов нужно потерять, чтобы система перестала функционировать как целое. Живые существа эволюционируют, чтобы приспособиться к переменам. А эволюция, в свою очередь, основана на генетическом разнообразии. Если разнообразие уйдет, то эволюция остановится…» Страшная мысль, не правда ли?
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 174; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!