Сон не кончится, пока белый карлик не споет 2 страница
Вместо того чтобы надышаться газом и уснуть вечно сладким сном, она лишь слегка подрумянилась и сожгла себе волосы. Воняло в квартире ужасно. Вы выбрались из кровати, чтобы посмотреть, откуда такая вонь, – и увидели, что мать стоит на коленях посреди кухни, с головой, дымящей, как паровозная труба, а отец льет на нее красное вино из кувшина. Вот такой вы ее видели в последний раз.
Ночь она провела в больнице, лечась от ожогов головы, а на следующее утро вас с братом отвезли на все лето в Окленд, к бабушке Мати. В августе мать совершила вторую попытку – на этот раз успешную. Маленькую Пипи решили избавить от подробностей.
23:35
Вы паркуете машину перед домом. Если Белфорд ожидает, что его возлюбленная будет всю ночь прочесывать Куин-Энн-Хилл в поисках чертовой обезьяны, то он полный идиот. Даже если бы не нападение, вы все равно не стали бы искать Андрэ. Только не сегодня. Завтра – другое дело.
Перед тем как войти, вы почему-то смотрите на Сириус. Сириус-А. Сириус-В невидим невооруженным глазом. Если он вообще существует. Этот тип мог вас просто дурачить. «Эй, малышка! Хочешь посмотреть моего белого карлика?» Надо будет спросить толстуху Кью, наверняка знает. Она однажды рассказала, что все тяжелые элементы во вселенной – даже те, которые входят в состав человеческого тела, – возникли в результате жуткой предсмертной агонии звездного железа. Знание, которое, по ее словам, напоминает людям о родстве с дальними галактиками. Вам ее рассказ напомнил лишь о том, что нужно принять витамины.
|
|
|
Разглядывание Сириуса (он и вправду яркий) не идет на пользу травмированной шее. Поднявшись по ступенькам, вы стучите в дверь Кью-Джо. Ответа нет. Что ж, пойдем к себе, проверим автоответчик. Всего одно сообщение: Белфорд звонит из аэропорта, говорит, что уже скучает. Боже, какой слабак, думаете вы, хотя и сами, честно говоря, по нему скучаете. Безумно хочется с кем-нибудь поговорить.
Повинуясь внезапному порыву, вы возвращаетесь к квартире Кью-Джо и заходите внутрь. Ничего не изменилось. Она так и не приходила. Карты по-прежнему раскинуты по столу, и тетрадка для записи клиентов все так же лежит на шифоньере… Ага, вот куда надо заглянуть – в тетрадку с клиентами! Молодчина, Гвендолин! Увы, на пятницу только одна запись: полуденный визит к британской огороднице. И небрежная памятка: «Позвонить ЛД». Очевидно, Ларри Даймонду. Но телефонного номера нет, чтоб он провалился! А если посмотреть в справочнике? Увы, тоже ничего. Может, Познер знает его телефон? А что, Познер еще не спит, он ведь сова. Впрочем, сейчас ему звонить не хочется – надо сперва произвестковать свой истончившийся панцирь.
|
|
|
Усевшись за столик, включив тусклую лампу в абажуре с бахромой, вы начинаете перебирать карты – сначала вяло-рассеянно, потом все более целеустремленно. Ни одна из них не подрисована, что слегка утешает, хотя загадка Номмо от этого проще не становится. Порывшись в сумочке, вы достаете злополучную карту, чтобы вернуть ее в колоду. Пусть другие ломают над ней голову. Тут и без лапчато-перепончатой звезды забот хватает. Но коснувшись карты, вы внезапно ощущаете в спине странный электрический холодок – и без всякой логической причины снова беретесь за тетрадь с записями. Вот оно, раскорячилось на предыдущей странице, словно медуза: не заметишь, пока не наступишь, зато уж если наступишь… «Пятница, девять тридцать. Ларри Даймонд. «Гремящий дом», 783-0190».
Что сказать, когда он ответит? Может, стоит изменить голос? Попросить к телефону Кью-Джо, стараясь при этом не пищать, как мышь? Всего час назад на вас было совершено нападение. Почему вы до сих пор не в кровати? Не в душе? Не в больнице? Не в полиции? Дрожа всем телом, вы нажимаете кнопки: 7, 8, 3…
В божьем эфире есть дыра, куда улетают телефонные гудки: один за другим, по пути пронзая мозг, – прямо в Шамбалу шума, чтобы слиться с хором вечности или родиться вновь, например, в виде скворчания сковородки или мычания бычка. Ну ладно, еще один гудок – и отбой. Последнее «ту-у-у» прерывается, оно скорее похоже на «туп», а следом повисают две секунды консервированной тишины, столь не похожей на старую добрую, по-деревенски свежую, натуральную тишину. И наконец, звучит записанное сообщение:
|
|
|
– Зачем вы звоните? Только зря время теряете. Или, может, у вас есть правильное либретто?
Помимо шока, вызванного содержанием записи, еще две вещи потрясают воображение: во-первых, на заднем плане раздается непонятный стук и грохот, а во-вторых – это тот самый голос, который вы слышали во сне.
Суббота, 7 апреля, утро
Громыхающий сыр
6:00
Как-то раз в припадке сентиментальности вы спросили Кью-Джо: сбываются ли вещие сны? «При чем здесь сны? – удивилась подруга. – Ты, наверное, имеешь в виду свои жалкие буржуазные амбиции? Сны не могут сбываться или не сбываться. Они и так часть нашей реальности».
Вы пытались думать об этом всю прошлую ночь, ворочаясь с боку на бок, мучаясь от бессонницы. Но мыслей в голове было слишком много, они толкались, точно детские машинки: не успеешь сосредоточиться на одной, как ее сзади или сбоку долбанет другая. Хотелось подумать о рынке, о стратегии выживания – на случай, если в понедельник не случится повышения, – однако на церебральном мотодроме беспрестанно суетились и стукались посторонние мысли. Например, несмотря на тщательное обследование вагины, не выявившее следов сексуального насилия, вы то и дело принимались думать о проверке на СПИД. Учитывая разгул болезни, такая проверка казалась благоразумной. А если и стыдной, то лишь отчасти. Гораздо менее, чем перспектива рассказать историю о спущенных трусиках в полиции. Кстати о полиции: не заявить ли… Нет, чепуха! Кью-Джо объявится завтра утром, к черту эту ораклиху!
|
|
|
Увы, забыть о ней не удавалось. Трижды за ночь вы вставали, чтобы ей позвонить, а после третьего раза заодно позвонили и Ларри Даймонду. Чуть ли не с облегчением выслушав все то же сообщение, вы, разумеется, начали думать о странном сне про либретто. И об этом дурацком слове «бозо». Судя по всему, Кью-Джо гадала Ларри Даймонду в пятницу утром, перед тем как отправиться на просмотр сувениров из Тимбукту; можно поспорить на сто акций «Майкрософта», что именно он, Ларри Даймонд, раскрасил ту карту. Но зачем? Выходит, она ему позволила! Опять же, зачем? А может, даже помогла? Зачем?…
Мотая головой по подушке, вы почувствовали боль в шее – и слава богу, потому что мысль о боли вышибла машинку Ларри Даймонда за ограду мотодрома, а несколько секунд спустя ее саму – бабах! – долбанула следующая мысль.
А на часах уже шесть, и ваши веки тяжелы, как резиновые бамперы, но коробка передач, разболтанная мыслями о работе, громыхает слишком сильно, чтобы можно было уснуть. И вот вы спрыгиваете с кровати и шлепаете к окну – и с легким удивлением обнаруживаете, что дожди вернулись.
6:16
Дожди вернулись. Отлетевшее небо подтянулось к земле, словно на резинке, и горные вершины пропороли ему мочевой пузырь. Ваше здание облеплено чем-то серым, мокрым и мягким – можно подумать, что его переваривает гигантский моллюск.
В этом весь Сиэтл. Быстротечная ясная весна споткнулась, и ее обогнали затяжные дожди. Дожди сбежали со склонов Сасквочь, поднялись из болот вслед за гусями; они стучат, как тотемные зубы, и пахнут сырой кожей древних вигвамов; они сумели упростить современный город со всеми его небоскребами и электричеством: краски потускнели, колеса замедлились, пейзажи затуманились, а цивилизованный ум обратился внутрь себя, чтобы нос к носу столкнуться со спящей в душе дремучей саламандрой. Час за часом дожди будут перекрашивать веселые фасады домов, пока те не превратятся в серые скалистые пещеры, а передвижные кофейные фургончики у их подножий, эти маленькие заправочные станции, поставляющие Сиэтлу жизненную силу, засветятся под своими зонтиками, как хижины шаманов. Капли падают с каждого карниза, с каждой антенны; они блестят на оконных стеклах, на тормозных огнях машин, на неоновых вывесках. Плотный, настырный, всеизменяющий дождь сужает пропасть между природой и цивилизацией, и на дне этого ущелья шевелятся забытые желания.
Вы где-то читали, что на языке Ботсваны слово «пула» означает одновременно и «деньги», и «здравствуй». Весьма разумно! Встречаешь кого-нибудь и говоришь: «Деньги!» А он тебе в ответ: «Деньги!» Замечательная форма приветствия, искренняя и деловая. Упоминалось также, что «пула» иногда означает «дождь». Тоже неплохо. Денежки падают с небес. Ботсванские старожилы знают, что будет дождь, потому что у них начинает ломить кошельки. Глядя на нотную грамоту дождя, вы пытаетесь представить, что это деньги водопадом сыплются на землю, однако воображению мешает мысль о разорившихся бизнесменах, которые в этот момент прячутся от непогоды под мостами и картонками. Может, сущность денег лучше передается словом «алоха»? Внутри каждого «здравствуй» прячется свое «прощай».
Что до дождя, то он полностью соответствует двусмысленности слова «алоха». С одной стороны, он защищает гораздо надежнее, чем кажущееся любвеобильным солнце: приглушает сияние монстра, гасит пламя дракона. И в то же время в мареве дождя, как в карманах утопленника, могут скрываться запрещенные опиаты и ржавые ножи.
Вы готовите кофе, надеваете халат – вместе с дождями пришла прохлада – и возвращаетесь к окну. Андрэ боится воды, думаете вы. Может, дождь загонит чертову скотину домой? Увы, вместо Андрэ возвращаются давно забытые желания, много лет назад уступившие место финансовым целям.
– «Сирс», «Филип Моррис», «Мерик», «Дженерал электрик»… – затягиваете вы. Но волшебные слова бессильны против дождя.
9:10
Кью-Джо Хаффингтон обожает дождь. Она уверена, что сиэтлская погода – это подарок, божье благословение. Блаженны те, кто здесь живет, блаженны маленькие грибы, растущие в этой погоде. Кью-Джо твердит, что северо-восточные дожди не только питают, но и освежают, освящают, очищают, – и это несмотря на то, что она знакома с результатами исследований, обнаруживших в дождевой воде кислоту. С вашей точки зрения такая непоследовательность лишний раз доказывает склонность подруги к самообману, хотя следует признать, что даже в святой воде, которой крестят младенцев, кишмя кишат микробы, под микроскопом похожие на злобных адских чудовищ, однако это вовсе не мешает доброму делу.
Приход дождей, конец периода засушья – одно из немногих событий, способных поднять Кью-Джо с кровати в девять утра. Вы надеетесь, что сегодня так и произошло – дожди вытащили подругу из потных гадких простыней, в которых она, вне всяких сомнений, радостно барахталась всю ночь. Вера в ее благополучное возвращение столь сильна, что вы даже присаживаетесь за компьютер – в надежде, что испарения аммония ублажили финансовых богов.
Братство богатых, в ряды которого вас крайне возмутительным и несправедливым образом не допускают, продолжает в один голос заверять, что насильственное усекновение налога на увеличение рыночной стоимости капитала послужит электрошоком для коматозной экономики, хотя Сол Финкельштейн со товарищи полагает, что такая процедура лишь углубит рвы вокруг замков. Прошли те времена, когда уменьшение федеральных процентных ставок могло стимулировать ссуды, а следовательно, и покупательную способность; в наши дни эти дешевые приемчики, подобно трюкам скрюченного артритом факира, способны обмануть лишь самых близоруких зрителей.
Есть еще другие – большей частью маргиналы и невежды, обвиняющие во всем дефицит бюджета. Но посвященные вроде вас прекрасно знают, что казначейство может просто напечатать побольше денег – милая картина, от которой тянет прослезиться, – и от бюджетного дефицита не останется и следа. В этой бочке зеленого меда есть, однако, ложка дегтя: старые добрые купюры обесценятся, рвы вокруг роскошных замков сузятся, и самые прыткие зайчики из среднего класса (к числу которых вы, перебирая мускулистыми ножками, скромно относите и себя) запросто смогут их перескочить; а поскольку монетный двор расположен по ту сторону рва, на стороне богатых, на такой расклад можно не надеяться.
Гораздо более серьезная проблема – американская склонность к игре на понижение. Уж сколько раз конгресс и президент пытались восстановить равновесие рынка, но все попытки неизбежно сводились к скипидарной инъекции в задницу того или иного избирательного сектора; между тем ни для кого, даже для безнадежно наивных, давно не секрет, что политики гораздо больше заинтересованы в переизбрании, чем в спасении нации. Те «американцы», которые действительно имеют какую-то власть, уже много десятилетий назад стали космополитами, и на национальные беды им наплевать. И поделом! Да, хорошо бы иметь в Тоскане тихую виллу, на которой можно отсидеться! Или на Багамах… Где угодно, только не в Тимбукту. Интересно, для чего профессиональному финансисту понадобилось забираться в такую дыру? Поймав себя на этой мысли, вы мотаете головой: боже, неужели нельзя обойтись без ссылок на Ларри Даймонда? Не выдержав тряски, один волосок (седой, разумеется) срывается и падает на клавиатуру, как мертвый змееныш Медузы Горгоны, перечеркнув буквы A, S, D и F.
Пора признать: вам одной не по карману тихое убежище в зарубежном раю. А Белфорда Данна черта с два уговоришь покинуть родину в час беды. Так какой же остается выход, если принять во внимание несостоятельность, несвоевременность и недостаточность всех вышеперечисленных мер? Только один: новая война.
А почему бы нет? Вы набиваете «война» на клавиатуре (смахнув при этом падший волосок) и смотрите, как зловещее слово горит на экране тревожным фосфоресцирующим огнем. Всем известно, что принципы военной экономики действуют на территории Соединенных Штатов с 1941 года. Так уж получилось, что, когда закончилась Вторая мировая война, многие испугались повторения Великой Депрессии, а некоторые считали, что милитаризация послужит отличным инструментом контроля масс и зарубежных конкурентов, и поэтому вместо того, чтобы перековать мечи на орала, мы изобрели очередного врага – измотанный, обнищавший и «безбожный» Советский Союз – и бросили все силы на изготовление новых мечей. Этот исторический урок, кстати, преподал вам отец при поддержке своих обкуренных приятелей-радикалов, а значит, и относиться к нему нужно соответственно. Однако сегодня утром вы помимо воли находите в нем зерна истины. Никто не станет отрицать, что наше общество, помешанное на национальной безопасности, опирающееся на неутомимую работу военно-промышленного комплекса, достигло процветания. Но лишь на время. Милитаризированная экономика, тянущая деньги из налогоплательщиков, словно тысячефутовый подросток, высасывающий жирный молочный коктейль, в мирное время не может преуспевать вечно. Постепенно упала производительность, а вслед за ней и конкурентоспособность промышленного сектора, что привело к снижению заработков и уровня жизни, и все невоенные, плохо финансируемые отрасли, такие как образование, здравоохранение и защита окружающей среды, приказали долго жить. Тем временем поверженные враги, Германия и Япония, наплевали на вооружение, сосредоточились на производстве мирной продукции и начали обставлять Америку во всех областях, от банков до заводов, что и продолжают делать до сих пор, несмотря на собственные сбои в начале девяностых. Этого тоже никто не станет отрицать. Быть может, в будущем нам удастся сместить акцент с военного сектора на гражданский и догнать лидеров гонки. Но это в будущем. А сейчас рынок лежит в луже крови, а ваш «порше» прячется в кустах от сборщиков платежей. Сейчас единственное, что в состоянии помочь коматозному больному – это еще одна ампула войны.
Не такая уж и глупость, если подумать. Президент по этому поводу нравственных спазмов не испытает. Военные президенты популярнее, чем Санта Клаус, а нашему безумно хочется, чтобы его переизбрали. Что до врага, то недостатка в кандидатах не будет. СССР, правда, больше нет, а остальные как-то мелковаты, но кто-нибудь из них со временем может дорасти до уровня Северного Вьетнама. С другой стороны, что вам за польза от войны или хотя бы от угрозы войны, если она не случится буквально сейчас, до понедельника?
В общем, понятно. Вероятность благоприятно-военного исхода не превышает вероятности того, что кто-нибудь из клиентов сейчас позвонит и рассыплется в благодарностях за самоотверженное упорство, с которым вы лишили его последних сбережений. И все же… Легким движением, столь характерным для девичьего оптимизма, движением, которое даже рядом не стоит с практическим рационализмом, вы переключаете радио на короткий диапазон, чтобы проверить, не появились ли светлые подвижки на международной арене.
Радио взрывается шумом и треском – свидетельство того, что вспышки на солнце (или чем там еще вызваны космические возмущения последних дней) продолжаются до сих пор. Сквозь помехи на миг пробивается фрагмент чистой трансляции, похожей на репортаж Восточно-Индийской баскетбольной лиги. «Бенгальские тигры» победили «Сингапурских улиток», «Бомбейский джинн» в добавочное время сыграл вничью с «Черными дырами Калькутты», а «Бриджи Мадраса» обошли в турнирной таблице команду «Кашмирских свитеров». «Пунские зубцы» в турнире не участвовали.
10:15
Стоя у окна, вы кутаетесь в халат и следите за дождевыми каплями. Капли плывут по стеклу, как мечтательные головастики. Их форма кажется совершенной: круглая голова, конический хвостик. Прозрачность, радующая глаз. Стандартизированный объект, как в аптеке. Если они и мутировали из-за всяких загрязнений, то по виду не скажешь. Похоже, кислотность дождя пошла им на пользу. И не только им. В конце концов, разве индустрия – это не часть окружающей среды?
Ветер формирует из капель яростные эскадроны и бросает их на стекло – они сползают вниз медитативно-созерцательными зигзагами, потеряв дикий кураж атаки, забыв цель, лишившись воли, мечтая слиться с лужей бытия. Звук дождя похож на нетерпеливое постукивание пальцев по столу (отец за обедом, в ожидании своего любимого адобо); он похож на приглушенную любовно-постельную скороговорку, к которой жадно прислушиваются все дети в доме. Есть ли смысл в бормотании дождя? Не шелестят ли в нем отголоски великого праязыка, на котором говорили общие предки людей и дельфинов? Или капли – это просто толпа статистов, бормочущих «ум-ца-ца, ум-ца-ца» на съемочной площадке фильма, сценарий которого им не дали прочесть? Вы слушаете шум дождя, как никогда раньше не слушали, с вниманием, не свойственным человеку в вашей ситуации, и вдруг раздается долгожданный дребезг, который могли бы издавать разболтанные колпаки старого НЛО, – дребезг телефонного звонка.
Кью-Джо, наконец-то! Наверняка она, вы чувствуете сердцем. Никаких сомнений. Звонит из своей квартиры, или с телефона-автомата в «Собачьей будке» после легкого завтрака из восемнадцати отбивных, или из жилища разорившегося брокера, который воспользовался ее тучным телом, чтобы удовлетворить свои извращенные половые потребности. Географическое положение абонента несущественно. Главное – она жива, и область ума, занятая реализацией цикла «досада-тревога», может переключиться на более продуктивную деятельность. Более того, после вербальной порки, которую вы ей сейчас зададите, она наконец-то развеет мистический туман вокруг переделанной карты и прочих странностей, проникших в вашу размеренную жизнь, и уж по крайней мере с сочувствием выслушает рассказ об унизительном вчерашнем нападении и поможет принять его с фаталистическим изяществом. Насколько Кью-Джо равнодушна к трагедиям, потрясающим вашу карьеру, насколько цинично ее отношение к денежным потерям, настолько же яростно она будет защищать ваше физическое здоровье и сражаться со всем, что на него посягает.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 143; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!