Невский 72. Дом, в котором я провела блокаду.
Невский 72, во время блокады. Фотограф неизвестен.
Красноармейская, 16. Дом, где первые дни войны, провел мой муж.
Большая Пушкарская, 7. Дом, где мой муж жил с двоюродным братом во время блокады. Фото: Citywalls.ru
По следам бабушкиных воспоминаний:
Мой дом. № 72.
Дом № 74, во дворе которого мы брали воду.
Воссозданный Литературный дом, который был снесен в январе 2011 года. Напомню, что именно в него попала фугасная бомба.
Скульптура на Аничковом мосту, которая была снята.
Двор дома № 74, где мы брали воду.
Флигель моего дома, где жила Инка.
Написал Илья Хоничев, 02.02.2013. Из воспоминаний бабушки.
Карточка на хлеб, на ноябрь 1941 года.
Невский 68, после попадания фугасной бомбы.
Невский проспект, во время бомбежки. По правой стороне на дальнем плане, виден разрушенный Литературный дом, затем Дом Журналиста (70), затем дом Протасовых (72), в котором и провела блокаду бабушка. В следующем доме (74), бабушка и другие блокадники получали пайку хлеба, и воду.
Фотографии угла Фонтанки и Невского проспекта в блокадные годы:
У Литературного дома. Фотограф: Трахтенберг Давид Михайлович
Аничков мост без коней. Фотограф: Трахтенберг Давид Михайлович
Аничков мост. Фотограф: Трахтенберг Давид Михайлович
Коней снимают с Аничкова моста.
Сохранившиеся документы того времени:
|
|
|
Справка. Дана настоящему военврачу 3 ранга М. В. Н. в том, что он переведен на работу в город Череповец. На его иждивении находятся:
Жена – М. Р. Л.
Сын – М. Е.
Сестра – Л. А. Л.
Племянник – Д. Л.
Справка дана для предъявления в НКВД на получение пропуска.
Справка. Выдана военврачу 3-го ранга товарищу М. В. Н. в том, что он мобилизован в РККА и состоит на военной службе в должности врача патолого – анатома военно-полевого госпиталя №-88 с месячным окладом 950 рублей.
Дана для представления в домжилуправлении по месту жительства его семьи в городе Ленинграде.
ВТОРАЯ ГЛАВА
Так случилось, что судьба свела меня с Алексеем С. Это образованный человек, который увлекается архитектурой и историей Санкт – Петербурга. Я, конечно же, спросил: «его родители или прародители блокадники»? Алексей сказал, что его родители блокадники. И рассказал мне воспоминания его бабушки:
Алексей делится воспоминаниями своей бабушки о блокаде
Я бы хотел рассказать о том, как семья моей мамы пережила блокаду Ленинграда. Следует отметить, что моего деда Евгения Григорьевича в 1938 году арестовали (якобы японского шпиона), но в 1939 году выпустили. Он не любил советскую власть, не верил большевикам и неплохо разбирался в политике. Предчувствуя приближение войны, он стал запасаться лимонами, кормил ими жену, и ел их сам. Когда война наступила, моего деда не призвали в армию по состоянию здоровья и из-за возраста. Но и на работу не брали, так как после тюрьмы людей неохотно брали на работу. И ни кого не интересовало, по ошибке он сидел или нет.
|
|
|
Бабушка, Елена Эммануиловна, после окончания 1 Мед. Института в начале войны отправили на службу в больницу имени Карла Макса, где она работала хирургом. На руках годовалая дочь. Возникает вопрос: как моя бабушка с годовалой дочерью выжила в то время? Помог случай. Дело в том, что председатель совхоза попросил знакомого прострелить ему ногу, чтобы тот не пошел в армию. За такие дела, по законам военного времени, могли расстрелять. Поэтому он попросил бабушку прооперировать ногу и некому не говорить. Бабушка согласилась и никому не сказала. В благодарность и «за молчание» ей отдали два мешка картошки, которые собственно и спасли жизни моей бабушке, дедушке и маме.
Жили мои предки на проспекте Добролюбова, в доме 23. Поэтому за водой ходили на Неву, и брали воду из проруби. Я думаю, что именно эта вода, лимоны и картошка помогли моей бабушке долго иметь молоко, которым она кормила мою маму почти до февраля 1942 года.
|
|
|
Когда начинались бомбежки, мой дед саркастически цитировал строки из песни - "любимый город может спать спокойно". В бомбоубежище они не спускались, так как понимали, что если будет прямое попадания, подвал их не спасет. Во время очередного артобстрела один осколок залетел в их квартиру и, пролетая над головами, пробил огромный портрет моей прабабушки, работы художника Дроздова, висевший на стене. Потом еще 60 лет об этом осколке напоминала дырка на холсте.
В квартире было очень холодно. Пришлось отдирать паркет, жечь мебель и ценные книги, которые всю жизнь собирал мой прадед.
Вообще моя бабушка с неприязнью вспоминала так называемый «черный рынок». Это место где ленинградцы, чтобы получить хоть какую-то еду, меняли драгоценности. Так вот, когда она ходила по этому рынку, чтобы чего-нибудь прикупить, она видела на прилавках человеческое мясо. Она как доктор сразу определяла. Бывали и случаи нападения на людей. Так на врача их больницы напали какие-то люди с целью убить и разделать на мясо, так как издали он казался полным. Врач еле спасся.
|
|
|
Однажды бабушка возвращалась из больницы, а ходила она туда пешком из дома, и встретила подругу. Они молча прошли мимо друг друга ни сказав, ни слова, ни кивнув головой. Уже после войны, встретившись, они вспомнили эту встречу и признались, что они шли, думая лишь об одном, как бы не упасть, поэтому сил на остановку у них уже не было.
В 1942 году в конце зимы мама с бабушкой эвакуировали в Алёховщину, там санитаркой работала прабабушка и ее муж, военный врач. Дед еще оставался в городе и эвакуировался позже. Вез их водитель грузовика по льду Ладожского озера. Когда они прибыли в Алеховщину, они стали чаще есть, и вскоре поправились. Так случилось, что через какое-то время моя бабушка встретилась с тем водителем. Водитель спросил, - «я вез старушку с ребенком, не знает ли она их судьбу?». Моя бабушка была потрясена, и сказала, что она и есть та самая «старушка» с ребенком, которую он вез. Ей было тогда всего 24 года. Это говорило о том, что люди от голода выглядели очень плохо, измождено, гораздо старше реального возраста.
Дом, в котором мои предки пережили блокаду.
Также хочу показать один из сохранившихся документов того времени из нашей квартиры:
Справка. Дана о том, что Фрикен находится на излечении в больнице имени К. Маркса с 21 марта по 1 июля 1942 года. Диагноз: Дистрофия второй и третей степени.
Однако это еще не все, что я хотел рассказать. Однажды я разговаривал с одной блокадницей в поезде. Хотелось бы, поделится, ее воспоминаниями. Увы, имени не помню.
Разговор с блокадницей в поезде
В 2003 году мне довелось ехать в поезде по маршруту Брянск - Санкт – Петербург. В моем купе, ехала одна пожилая женщина, и я с ней разговорился. Стали разговаривать о блокаде. Оказалось, что она была в осажденном Ленинграде в самые суровые дни. Она поделилась, своими самыми страшными воспоминаниями о блокаде. Жила она на Курляндской улице, в доме 40. У них были соседи. Это были муж, жена, два общих сына примерно 6 лет и дочь мужа от первого брака (ей было примерно 16 лет).
Дети часто гуляли во дворе. Когда началась война, моей собеседнице было примерно 14 лет. Ее отец ушел на фронт. В сентябре началась блокада. Но даже во время блокады (в начале), дети продолжали гулять. Но однажды падчерица пропала. Тогда этому никто не придавал значения. Ну, пропала, так и пропала. Тогда многие пропадали. Может быть, где-то упала от слабости.
Через некоторое время, дети собрались во дворе. Те два брата вышли и начали говорить, что им на обед давали котлеты. Дети, конечно же, стали завидовать, и рассказали об этом взрослым. Взрослые подумали, что это подозрительно, и вызвали милицию. Прибывшие на место происшествия милиционеры выяснили, что оказалось мачеха, убила падчерицу, а ее мясом накормила детей. Мать арестовали и увезли, а детей сдали в детдом. А теперь вернемся к моей собеседнице. Она мне сказала, что ее мама умерла от голода. А саму ее (собеседницу) эвакуировали из Ленинграда, на барже по Ладожскому озеру.
После войны она поселилась в Брянске, и закончила там ЮРФАК. Вернуться в Ленинград ей не дали, так как родственников у нее там не осталось.
Дом, в котором моя собеседница провела блокаду. Фото: Citywalls.ru
Да, блокадникам пришлось трудно. Но я задаю себе вопрос. А не стоит ли расспросить жителей Ленинградской области? Ведь им тоже пришлось нелегко. Я обращаюсь к свекрови своей крестной мамы. Моя собеседница – Таисия Осиповна.
ТРЕТИЯ ГЛАВА
Воспоминания Таисии Осиповны
В 1941 году я училась в четвертом классе, в городе Тихвине. Это Ленинградская область. Новость о начале войны я узнала в школе. Не знаю как другие, но я тогда не паниковала. Всю серьезность я поняла только тогда, когда на войну призвали моего отца и двух братьев, один из которых, в первые же месяцы войны погиб под Красным Селом. Помню, что каждый день мы стояли с другими людьми у радио и слушали новости. В школе нам показывали винтовки и немецкие листовки, на которых было написано, чтобы мы переходили на их сторону. Затем нас призвали на работы. Мы должны были разносить и вешать плакаты типа «Наше дело правое, мы победим», или приносить продукты людям, которые рыли окопы. Уже тогда некоторые люди падали и умирали от голода.
Но немцы подходили быстро, и когда они были совсем, рядом с нами, нас отогнали в ближайшие деревни. Мы с семьей покинули город сразу. И, как другие расположились в лесу. Жили и ночевали мы в землянках и кустах. Обогревались буржуйками. Было очень страшно слушать бомбежки и смотреть, как горит Тихвин. Иногда немцы бомбили и поля. Часть наших землянок засыпало, поэтому люди прятались в окопах. Нам оставалось только молить Бога, чтобы бомба или снаряд не попали в наш куст или землянку. А по ночам выходить из землянок было не желательно, так как в лесу было много волков. Было не по себе слушать их вой рядом. Эти волки загрызли нашу собаку. Ели мы щавель и траву, которую мы собирали в полях, а затем сушили. За водой я ходила на речку, которая была рядом с нами. Там же стояла мельница, у которой многие жители подбирали все съедобное, что находили. А весной выкапывали картошку.
Когда советские солдаты отбили Тихвин, мы возвратились в город. Мой дом сгорел, а из моих друзей почти некого не осталось в живых. Город лежал в руинах. Поэтому мы жили в сгоревших домах. Поскольку мы всегда меняли место проживания (немцы все равно были рядом), приходилось ночевать иногда в кустах. На улицах никакой городской транспорт не работал. Только советские танки строем ходили.
В 1943 году нас эвакуировали в Белозерск, а затем в 1945 в Мурманск. Там я видела пленных немцев, которые восстанавливали город.
Уже когда война закончилась, мы вернулись обратно в Тихвин. Город активно восстанавливался жителями и пленными немцами. Отец вернулся в конце июня. Из семи человек в нашей семье, двое погибли. Это два брата. Один как я упоминала под Красным Селом, другой был ранен под Сталинградом. И скончался уже после войны. Моя мама лишилась одной руки, но к счастью осталась жива.
В 1946 году меня пригласили жить в Ленинград. Я согласилась. Меня устроили на типографию Печатный Двор. Там мы разбирали завалы и убирались. Ну и трамвайные пути восстанавливали. Это и стало началом моей трамвайной карьеры.
В целом о том времени я вспоминаю с горечью, но приятные чувства тоже остались. Я помогала людям разносить плакаты и еду. А значит, кому-то поднимала боевой дух.
С тех пор у меня остались медали, среди которых есть медаль «За оборону Ленинграда». И несколько военных фотографий. Вот и все.
Как мы видим, в то время тяжело жилось не только жителям Ленинграда, но и людям, проживающим в Ленинградской области. Невероятно, но даже в таких условиях люди писали стихи. Причем писали по настоящему от души. Жители Ленинграда и Ленинградской области всегда слушали радио. Это была единственная для них связь с внешним миром. Но иногда по радио передавали стихи. У них были авторы. Это знаменитые каждому ленинградцу люди: Анна Ахматова и Ольга Берггольц. Их стихи прекрасно говорили, как жили люди. Рассмотрим несколько стихов написанных, вышеупомянутыми авторами.
Анна Ахматова:
Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград?
Не шумите вокруг — он дышит,
Он живой еще, он все слышит:
Как на влажном балтийском дне
Сыновья его стонут во сне,
Как из недр его вопли: «Хлеба!»
До седьмого доходят неба...
Но безжалостна эта твердь.
И глядит из всех окон — смерть.
И стоит везде на часах
И уйти не пускает страх.
28 сентября 1941
Ольга Барггольц:
...Я говорю с тобой под свист снарядов,
угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
страна моя, печальная страна...
Кронштадтский злой, неукротимый ветер
в мое лицо закинутое бьет.
В бомбоубежищах уснули дети,
ночная стража встала у ворот.
Над Ленинградом - смертная угроза...
Бессонны ночи, тяжек день любой.
Но мы забыли, что такое слезы,
что называлось страхом и мольбой.
Я говорю: нас, граждан Ленинграда,
не поколеблет грохот канонад,
и если завтра будут баррикады -
мы не покинем наших баррикад.
И женщины с бойцами встанут рядом,
и дети нам патроны поднесут,
и надо всеми нами зацветут
старинные знамена Петрограда.
Руками сжав обугленное сердце,
такое обещание даю
я, горожанка, мать красноармейца,
погибшего под Стрельною в бою:
Мы будем драться с беззаветной силой,
мы одолеем бешеных зверей,
мы победим, клянусь тебе, Россия,
от имени российских матерей.
Август 1941
Прочтя эти стихи, я подумал: а почему бы не попросить у своего знакомого друга, который пишет стихи, написать стих о Ленинграде? Тот согласился, и написал стих в советском стиле. Вот он:
Ленинград
Реки, каналы, гирлянды мостов -
Для сердца хмельная награда.
И вечно с любовью смотреть я готов
На царство огней Ленинграда!
Тебя отстояли в тех страшных боях,
Боролись за красное знамя...
Под грохот орудий и цоканье блях
Мы сбили нацистское пламя!
Цвети же сильнее, мой город родной,
Пусть краски играют волнами.
Ведь Ты не простой - Ты Герой со Звездой,
И страстно любим всеми нами!
14.01.2011 Павел Федоров
ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
Уже в Германии я познакомился с одной приятной семьей, которые не отказались рассказать о воспоминаниях своих предков. Вот они:
ВОСПОМИНАНИЯ ЗНАКОМЫХ
Перед войной моя мама 1933 года рождения должна была пойти в первый класс, но из-за войны, этого не произошло. Хотелось бы рассказать, что перед началом войны летом 1941 года моя мама с бабушкой уехали в отпуск к родителям бабушки в город Бобруйск (Белоруссия). Но, как известно 22 июня началась война. Немцы стали бомбить ближние к границе Польши города. Бобруйск не стал исключением. Так как все произошло внезапно, ни какой эвакуации не было. Все бежали от немцев, кто как мог. Моя мама с бабушкой тоже бежали, и переправились через реку Березина. В Ленинград вернулись благополучно.
8 сентября 1941 года началась блокада. Это было очень страшное время. Семья моей мамы жила на Большом проспекте. Их было четыре человека. Мама, ее родители и 10-месячный сын. Дед к тому времени воевал на Ленинградском фронте. Мою маму должны были эвакуировать вместе с детсадом, и отправили. По пути немцы разбомбили железнодорожные пути, поэтому пришлось вернуться обратно в Ленинград. Но вернулись не сразу. Поезд, какое то время стоял, так как надо было ждать, пока отремонтируют все железнодорожные пути в Ленинград, а уже потом состав тронулся обратно. Когда мама прибыла в Ленинград, выяснилось, что пока их поезд стоял, из города успела эвакуироваться ее мама с братиком. Таким образом, моя мама осталась одна в городе, окруженным противником. Мой дедушка знал, что моя мама должна была эвакуироваться, и поэтому попросил не уезжать раздельно, но что произошло, то и произошло. Моя мама осталась одна. Когда она это поняла, у нее был несколько дней сильный стресс.
По соседству на 19 линии на Васильевском острове жили знакомые. К ним моя мама и пошла. Оттуда же она видела, как горели Бадаевские склады. Так начался голод. В той семье, к которой примкнула моя мать, жили не только наши друзья, но и дальняя родственница моего дедушки, тетя Г. У нее были сушеные сухарики, и моя мама стала их тайно брать. Когда тетя Г узнала об этом, она выгнала мою маму на улицу, сказав, чтобы она больше не приходила к ним домой. Ей пришлось вернуться в свою комнату на Большом проспекте. Она осталась совсем одна. Ей не успели купить зимнюю одежду. Ни пальто, не обуви не было. Поэтому моя мама, чтобы хоть как-то согреть ноги, одевала, папины ботинки, и набивала их газетами. А когда случались налеты, моя мама, как и все другие, бежала в бомбоубежище. Она панически боялась налетов. Все время, бегая в бомбоубежище, она отморозила себе ноги, и уже не могла выйти из подвала. И там чужие, совершенно незнакомые люди, стали ей помогать. Приносили одеяла, подушку, или сухарик.
Позднее о том, что есть не эвакуированный ребенок стало известно ее бывшему детсаду. И маму забрали в детсад. Там еды хоть и мало, но давали, и хоть как-то грели. Поэтому ноги удалось спасти. Но все равно в здании был жуткий холод. Ни света, ни воды не было.
Каждый день моей маме приходилось одной ходить в детсад. И как она рассказывала, каждый день ей на лестнице нужно было переходить через множество трупов. И так было всю зиму.
О том, что дочка осталась в Ленинграде одна, узнал мой дедушка. И тогда он попросил, чтобы его отпустили к дочке. Как известно городской транспорт не ходил, в связи с этим, моему дедушке пришлось идти пешком по всему городу. От своей части (находилась рядом с Кировским заводом), до Васильевского острова. Он сам был истощен. В ту зиму в Ленинграде был жуткий холод, до минус 40 градусов. Чтобы накормить дочку ему дали две банки сгущенного молока. Но, чувствуя, что не дойдет, он вынужден был съесть эту сгущенку. Чтобы хватило сил дойти, так их практически не было.
Однако хочется заметить, что ему нужно было не только навестить мою маму, но сообщить в военкомат, чтобы те смогли эвакуировать ребенка. И он это сделал. Он навестил мою маму, и проинформировал военкомат.
Когда дедушка возвращался обратно, сил практически не осталось, и уже рядом со своей частью он упал на землю. Упал от слабости. И только чудом его заметили солдаты из его части, которые привезли санки, и увезли на них моего дедушку в госпиталь, где он пролежал примерно неделю, чтобы набраться сил.
А тем временем мама продолжала ходить в детсад. И вот однажды в марте в детсад пришел вооруженный солдат и сказал, что ему нужно забрать мою маму. Детсад отпустил мою маму вместе с тем солдатом, и тот привез ее в эвакуационный пункт. Однако мама была настолько истощена и слаба, что многие не верили, что она выживет. И когда солдат начал сажать мою маму в машину, водитель отказался ее брать, сказав, что она все равно умрет, и что ему потом с ней делать. И тогда солдат вытащил пистолет, и приставил его к голове водителя, сказав, что пока она жива, он обязан ее взять, в противном случае он навсегда останется здесь на льду. Водителю ничего не оставалась, как взять. Перед отъездом солдат вручил моей маме конверт, с адресом ее матери.
И так моя мама отправилась по Дороге Жизни в эвакуацию. Ехали машины одной колонной, по дороге, до которой немецкие снаряды не долетали. Так вот, не смотря на то, что машины ехали очень медленно машина ехавшая перед ними, провалилась под лед и вместе с людьми ушла под воду. К счастью машина с моей мамой добралась нормально. На том берегу людей отправляли в разные города. Моей маме надо было добраться до Рыбинска. Поскольку она была совсем одна, к ней приставили женщину, которая сказала, что поможет моей маме найти нужный поезд. Однако эта женщина, куда то пропала, и мама опять осталась одна. И тогда она сама как могла, залезла в товарный вагон поезда, в котором находилась воинская часть. Там же и объяснила, куда ей нужно и показала конверт с адресом.
Несколько дней поезд ехал в Рыбинск. Солдаты, зная, что эта девочка из Ленинграда, приносили моей маме солдатскую еду. В основном это была гречка с маслом. Ели из большого котелка. И многие солдаты, когда моя мама набрасывалась на еду, приходили смотреть на нее как на диковинку. Естественно после такого голода, желудок не мог принять такое количество пищи, и поэтому у моей матери началось расстройство желудка.
Когда поезд пришел в Рыбинск, мама с трудом выбралась из поезда, и обратилась к первому попавшемуся милиционеру. Показала адрес и попросила помочь найти ее маму. Милиционер отвез ее в отделение, а сама милиция стала искать родственников. В отделении мама провела примерно пять дней. Когда родственников нашли, выяснилось, что живут они в деревне в 35 км от Рыбинска. Несколько дней ушло на поиск подводы. Нашли.
Когда моя мама встретила свою маму, та встретила равнодушно. В деревне тоже голодали. Конечно не так, как в Ленинграде, но все же. Вся деревня приходила смотреть, как моя мама ела, а также кто, что мог, приносил с собой.
Через некоторое время умер 10-месячный братик, что тоже стало сильным ударом для всех. Ее мать в отчаянии обвиняла в смерти ребенка мою маму. Однако это было не так, мальчик умер от дифтерии. Так и жили.
Уже в 1945 году мои бабушка с мамой вернулись в Ленинград. Их дом уцелел. Это все.
В послесловие хотелось бы рассказать еще одну краткую историю.
В 1991 году я учился в университете. И наша преподавательница по русскому языку была блокадницей. Она нам рассказывала, что жила она в коммуналке, в которой жило несколько семей. И соседка по квартире украла у других соседей продовольственные карточки, которые жили в этой же квартире. И та семья полностью умерла от голода. А наша преподавательница (ей тогда было 16 лет) эвакуировалась. После войны вернулась обратно.
Уже в конце восьмидесятых, когда стали раздавать блокадникам удостоверения жителя блокадного Ленинграда, наша преподавательница случайно встретила в городском транспорте ту самую женщину, которая украла карточки. Выяснилось, что она уже получила удостоверение блокадника. Но, не смотря на прошлое, встретились очень хорошо. Наша преподавательница понимала, что когда был голод, у некоторых людей может случиться отклонение психики. Поэтому она не обвиняет ту женщину в краже, несмотря на то, что из-за этой кражи умерла вся семья.
Сама наша учительница получать удостоверение отказалась, пояснив, что они не компенсируют их мучения, которые они перенесли во время блокады. Вот так.
Через некоторое время после написания первой книги к нам в Дрезден приехала тетя Марина (подруга мамы автора). Прочитав воспоминания очевидцев, она предложила мне позвонить ее тете. Она тоже блокадница. Я так и сделал.
Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 294; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!