Почему Лермонтов называет свою любовь к родине «странной»? (по лирике М.Ю. Лермонтова)



Любовь к родине — особое чувство, оно присуще каждому чело­веку, но при этом очень индивидуально. Возможно ли считать его «странным»? Мне кажется, что здесь скорее речь идет о том, как поэт сказавший о «необычности» своей любви к родине, воспринимает «обычный» патриотизм, то есть стремление видеть достоинства, по­ложительные черты, свойственные его стране и народу.

В известной степени романтическое мировосприятие Лермонтова также предопределило его «странную любовь» к родине. Ведь романтик всегда противостоит окружающему миру, не находя в реальной действительности положительного идеала. Как приговор звучат слова Лермонтова, сказанные о родине в стихотворении «Прощай, немытая Россия...». Это «страна рабов, страна господ», страна «голубых мун­диров» и преданного им народа. Беспощаден и обобщенный портрет своего поколения, нарисованный в стихотворении «Дума». Судьба страны оказывается в руках тех, кто «промотал» то, что составляло славу России, а грядущему им предложить нечего. Может быть, сей­час нам эта оценка кажется слишком жесткой — ведь к этому поколе­нию принадлежал как сам Лермонтов, так и многие другие выдаю­щиеся русские люди. Но становится понятнее, почему человек, высказавший ее, назвал свою любовь к отчизне «странной».

Это также объясняет, почему Лермонтов, не находя идеала в со­временности, в поисках того, что действительно позволяет гордиться своей страной и ее народом, обращается к прошлому. Вот почему стихотворение «Бородино», рассказывающее о подвиге русских вои­нов, построено как диалог «прошлого» и «настоящего»: «Да, были люди в наше время, / Не то, что нынешнее племя: / Богатыри — не вы!». Национальный характер раскрывается здесь через монолог про­стого русского солдата, чья любовь к родине абсолютна и бескорыст­на. Показательно, что это стихотворение не относится к романтиче­ским, оно предельно реалистично.

Наиболее полно зрелый взгляд Лермонтова на природу патриоти­ческого чувства отражен в одном из последних стихотворений, мно­гозначительно названном «Родина». Поэт по-прежнему отрицает тра­диционное понимание того, за что человек может любить свою отчизну: «Ни слава, купленная кровью, / Ни полный гордого доверия покой, / Ни темной старины заветные преданья...». Вместо всего это­го он трижды повторит другую, самую важную для него идею — его любовь к родине «странная». Это слово становится ключевым:

Люблю отчизну я, но странною любовью!

Не победит ее рассудок мой...

Но я люблю — за что, не знаю сам...

Патриотизм нельзя объяснить рациональным путем, но можно выразить через те картины родной страны, которые особенно близки сердцу поэта. Перед его мысленным взором проносятся бескрайние просторы России, с ее проселочными дорогами и «печальными» деревнями. Эти картины лишены патетики, но они прекрасны в своей простоте, как и обычные приметы деревенской жизни, с которой поэт чувствует свою неразрывную внутреннюю связь: «С отрадой, многим незнакомой, / Я вижу полное гумно, / Избу, покрытую соломой, /С резными ставнями окно...».

Только такое полное погружение в народную жизнь дает возмож­ность понять истинное отношение автора к родине. Конечно, для по­эта-романтика, аристократа странно, что именно так он чувствует лю­бовь к отчизне. Но, может быть, дело не только в нем, но и в самой этой загадочной стране, о которой другой великий поэт, современник Лермонтова, потом скажет: «Умом Россию не понять...»? По-моему, с этим трудно спорить, как и с тем, что истинный патриотизм не требу­ет каких-то особых доказательств и часто вовсе не объясним.

 

Иной взгляд на Россию — в стихотворении «Прощай, немытая Россия…» (1841). И здесь уместно будет говорить об исторической ситуации 30–40-х годов XIX века, о восприятии её поэтом, о биографических фактах, повлиявших на это восприятие.

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, послушный им народ.

 

 

Быть может, за хребтом Кавказа

Укроюсь от твоих царей,

От их всевидящего глаза,

От их всеслышащих ушей.

 

 

«Как часто, пёстрою толпою окружён…» (1840)

1-е Января

 

Как часто, пестрою толпою окружен,

Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,

 

При шуме музыки и пляски,

 

При диком шепоте затверженных речей,

Мелькают образы бездушные людей,

 

Приличьем стянутые маски,

 

 

Когда касаются холодных рук моих

С небрежной смелостью красавиц городских

 

Давно бестрепетные руки, -

 

Наружно погружась в их блеск и суету,

Ласкаю я в душе старинную мечту,

 

Погибших лет святые звуки.

 

 

И если как-нибудь на миг удастся мне

Забыться, - памятью к недавней старине

 

Лечу я вольной, вольной птицей;

 

И вижу я себя ребенком; и кругом

Родные всё места: высокий барский дом

 

И сад с разрушенной теплицей;

 

 

Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,

А за прудом село дымится - и встают

 

Вдали туманы над полями.

 

В аллею темную вхожу я; сквозь кусты

Глядит вечерний луч, и желтые листы

 

Шумят под робкими шагами.

 

 

И странная тоска теснит уж грудь мою:

Я думаю об ней, я плачу и люблю,

 

Люблю мечты моей созданье

 

С глазами полными лазурного огня,

С улыбкой розовой, как молодого дня

 

За рощей первое сиянье.

 

 

Так царства дивного всесильный господин -

Я долгие часы просиживал один,

 

И память их жива поныне

 

Под бурей тягостных сомнений и страстей,

Как свежий островок безвредно средь морей

 

Цветет на влажной их пустыне.

 

 

Когда ж, опомнившись, обман я узнаю,

И шум толпы людской спугнет мечту мою,

 

На праздник незванную гостью,

 

О, как мне хочется смутить веселость их,

И дерзко бросить им в глаза железный стих,

 

Облитый горечью и злостью!..

В8      Лермонтов часто обращается к образному определению предмета, помогающему понять авторское отношение к изображаемому: «дикий шепот», «бестрепетные руки». Как называется этот троп?

В9 «Наружно погружась в их блеск и суету» - при помощи какого средства художественной изобразительности создан образ?

В10 К какому приему прибегает автор: «глядит вечерний луч», «встают вдали туманы»?

В 11 «Зеленой сетью трав», «мечту мою, На праздник незванную гостью» - к какому средству изобразительности прибегает автор?

В12 Определите стихотворный размер, которым написано стихотворение.

 

Выполняя задание С3 – С4, дайте связный ответ на вопрос в объеме 5–10 предложений.

 

С3 Как выражается мысль о бесприютном одиночестве в стихотворении «Как часто, пестрою толпою окружен»?

С4 С какими стихотворениями Лермонтова ( или других поэтов) перекликается стихотворение «Как часто, пестрою толпою окружен»?

Вариант № 7

В8 эпитет
В9 метонимия
В10 олицетворение
В11 метафора
В12 ямб

 

 

Двоемирие — отличительная черта романтизма. И в этом смысле перед нами хрестоматийный пример оппозиции реального мира — лицемерного, бездушного, чуждого лирическому герою — и мира прекрасной мечты, где он свободен и счастлив.

Говоря о реальном мире, чуждом лирическому герою и созданном в первых строфах, важно вспомнить об образе маскарада — лживости, лицемерия “света”. В нём невозможны истинные чувства: руки “бестрепетны”, а значит, любовь ложна. “Звуки” превращаются в “шум музыки и пляски”, “дикий шёпот затверженных речей”. Этот мир создаёт ощущение пестроты.

В противоположность ему идеальный мир — сугубо мир “души” лирического героя. Его прекрасная мечта. Поэтому звуки здесь становятся “святыми”.

Этот мир светел, наполнен ощущением любви: “лазурный огонь” в глазах, “розовая улыбка”, как “молодого дня за рощей первое сиянье”. Свет вечернего луча, как и часто у Лермонтова, приносит покой и умиротворение.

Чувства находят своё выражение: плачу, люблю. Важность слёз. “Дивное царство” идеальной мечты запечатлевается в памяти и становится единственным местом, где душа лирического героя получает возможность жить, испытывать эмоции. “Дивное царство” мечты неподвластно времени.

Потому так горько возвращение к реальной жизни.

Причастность к миру “иному”, миру мечты, как и отказ от лжи и лицемерия действительности — причина одиночества лирического героя. В этой связи наиболее актуальными становятся мотив изгнанничества и мотив одиночества в людской толпе, не способной понять и оценить лирического героя («1831-го января»).

«Дума» (1838)

Печально я гляжу на наше поколенье!Его грядущее - иль пусто, иль темно,Меж тем, под бременем познанья и сомненья, В бездействии состарится оно. Богаты мы, едва из колыбели,Ошибками отцов и поздним их умом,И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели, Как пир на празднике чужом. К добру и злу постыдно равнодушны,В начале поприща мы вянем без борьбы;Перед опасностью позорно малодушныИ перед властию - презренные рабы. Так тощий плод, до времени созрелый,Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,Висит между цветов, пришлец осиротелый,И час их красоты - его паденья час! Мы иссушили ум наукою бесплодной,Тая завистливо от ближних и друзейНадежды лучшие и голос благородный Неверием осмеянных страстей.Едва касались мы до чаши наслажденья, Но юных сил мы тем не сберегли;Из каждой радости, бояся пресыщенья, Мы лучший сок навеки извлекли. Мечты поэзии, создания искусстваВосторгом сладостным наш ум не шевелят;Мы жадно бережем в груди остаток чувства -Зарытый скупостью и бесполезный клад.И ненавидим мы, и любим мы случайно,Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,И царствует в душе какой-то холод тайный,     Когда огонь кипит в крови.И предков скучны нам роскошные забавы,Их добросовестный, ребяческий разврат;И к гробу мы спешим без счастья и без славы,     Глядя насмешливо назад. Толпой угрюмою и скоро позабытойНад миром мы пройдем без шума и следа,Не бросивши векам ни мысли плодовитой,     Ни гением начатого труда.И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,Потомок оскорбит презрительным стихом,Насмешкой горькою обманутого сына     Над промотавшимся отцом.

Это стихотворение  об эпохе бездействия, порождающей “лишних” людей.

Форма — разностопный ямб и произвольная строфика — создаёт впечатление “потока мыслей”: “Мы иссушили ум наукою бесплодной...” Однако ум в философии Лермонтова — во многом губительная сила, то, что лишает человека свободы выбора, воли. Действительность, трагизм эпохи заставляет Лермонтова скептически относиться к возможностям разума: он способен лишь заглушить “жизнь чувств” и породить равнодушие. “Равнодушие”, ощущение пустоты и бессмысленности существования пронизывает все сферы интеллектуальной и духовной жизни, становится всеобъемлющим и осмысливается на разных уровнях:

— на философском (отсутствие будущего и призрачная ценность прошедшего);

— мировоззренческом (познанье и сомненье мыслятся бременем в силу своей бесполезности);

— нравственном (равнодушие к добру и злу);

— психологическом (малодушие, неспособность к борьбе).

С другой стороны, эта идея является центральной, стержневой как в плане содержания, так и в плане выражения: стоит обратить внимание на особенности сравнений и метафор, особенности лексики, кольцевую композицию:

— “тощий плод, до времени созрелый” (преждевременная старость души, одиночество в толпе);

— жизнь — “как ровный путь без цели, как пир на празднике чужом” — отсутствие движения, одиночество, неприкаянность (тут можно вспомнить о Пушкине и мотиве пира и праздника в его поэзии);

— “толпой угрюмою и скоро позабытой…” — безликость, отсутствие яркой индивидуальности;

— остаток чувства — “зарытый скупостью и бесполезный клад” — невозможность и неспособность так или иначе установить связи с миром; уродливость этих связей отражается и на уровне лексики: не случайно “клад” становится “бесполезным”, а “ошибки отцов” — богатством. Единственно возможной оценкой такой действительности становится ирония, настойчиво перерастающая в сарказм.

Наука бесплодна, страсти осмеяны неверием — ни рассудок, ни чувства не способны Однако то, что “унылая элегия” приобретает черты сатиры, а в синтаксисе ярко выражены ораторские, декламационные черты, свидетельствует об особенностях авторской позиции. негодует, высмеивает, но он тем самым “утверждает некий положительный идеал. Финал стихотворения, возвращаясь к началу тем не менее содержит важнейшую для Лермонтова тему будущего — грядущего справедливого суда (на него уповает лирический герой в «Смерти поэта»). И тогда горькая насмешка над былым и настоящим, свойственная описанному в «Думе» поколению (осмеянные страсти, “глядя насмешливо назад”), становится единственно возможным выражением отношения потомков к нему самому.

 «Выхожу один я на дорогу…» (1841)

        1 Выхожу один я на дорогу;Сквозь туман кремнистый путь блестит;Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,И звезда с звездою говорит.         2 В небесах торжественно и чудно!Спит земля в сияньи голубом....Что же мне так больно и так трудно?Жду ль чего? жалею ли о чем?         3 Уж не жду от жизни ничего я,И не жаль мне прошлого ничуть;Я ищу свободы и покоя!Я б хотел забыться и заснуть! -         4 Но не тем холодным сном могилы....Я б желал навеки так заснуть,Чтоб в груди дремали жизни силы,Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;         5 Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,Про любовь мне сладкий голос пел,Надо мной чтоб вечно зеленеяТемный дуб склонялся и шумел.

Стихотворение, “впитавшее” основные мотивы лирики Лермонтова, своеобразный итог в формировании картины мира и осознании лирическим героем своего места в нём. Мотив одиночества (этот мотив будет рассмотрен в отдельной консультации).

Мотив странничества, пути, понимаемый не только как неприкаянность романтического героя-изгнанника («Листок», «Тучи»), но поиск цели жизни, её смысла — так и не открытого, не названного лирическим героем — ни в применении к судьбе отдельной личности («И скучно, и грустно…»), ни в применении к судьбе целого поколения («Дума»). В разбираемом стихотворении образ дороги, “подкреплённый” ритмикой, тесно связан с образом вселенной: создаётся впечатление, что пространство расширяется, дорога эта уходит в бесконечность, связывается с идеей вечности.

В стихотворении «Выхожу один я на дорогу» “пустыня” — это картина первозданного космоса, Вселенной, послушной слову Бога. Небо и земля уже не противопоставлены друг другу; напротив, они объединяются в вечной гармонии, и на фоне её ещё острее ощущается одиночество лермонтовского лирического героя.

Мотив свободы — центральный в философии романтизма, весьма значимый для Лермонтова («Желание», «Узник», «Сосед», «Соседка», «Пленный рыцарь»). Воля и покой в ранней лирике исключают друг друга («Я видел тень блаженства...», «Челнок»), в зрелой лирике ситуация изменяется: ищет покоя уставший от странствий листок, не отвергает близкий к смерти покой лирический герой «Горных вершин» («Из Гёте»). Однако “покой” в «Выхожу один я на дорогу…» вовсе не эквивалентен смерти, это не холодное и мрачное небытие, а, напротив, существование, “ощущение себя живым”, и признаки этого покоя — не загробные и фантастические, а земные и понятные — дыхание, песня любви, шум зелёного дуба… Это не смерть, а сон: забыться — уйти от внешней суеты, освободиться от рефлексии, отдать себя во власть чувств и ощущений. Сон в анализируемом стихотворении — это уход от действительности в идеальный мир мечты, вечного блаженства, таков же сон Мцыри под песню рыбки. Характерно, что умиротворение и покой связаны здесь с теми же “элементами” блаженства, что и в «Выхожу один я на дорогу…»: любовь, чудные звуки, вечное существование, не жизнь, но и не смерть… Без помощи рассудка вызывает сон образы, духовно близкие лирическому герою («На севере диком…», «Сон»), в нём заложена возможность таинственного ясновидения. “Но не тем холодным сном могилы…” Вечность — освобождение от земного времени, это и бессмертие (неумирание, подобно постоянно зеленеющему дубу), и приобщение к вечной жизни вселенной. Не случайно состояние “забытья” в последних строфах напоминает “действенный покой” природы.

«Я не унижусь пред тобою…»

Категоричность отражена в лексике: свобода — раб, ненависть к целому миру — любовь к одной женщине, была — стала, смеятьсяплакать, обманывать — любить. Высокая цена любви (ей пожертвовано вдохновение, обеспечивающее бессмертие; лирический герой готов “целый мир на битву звать” за одно пожатие руки; он отдаёт возлюбленной “всю душу”) становится фактором, противопоставляющим лирического героя миру и бывшей возлюбленной.

Важнейшие мотивы: внутренней свободы; быстротечности любви; рыцарского служения и обесценивания его изменой; романтической гордости — внутренней силы в борьбе с самим собой; неизбежности воспоминания (“слишком знаем мы друг друга, чтобы друг друга позабыть” — формула, не раз возникающая в лермонтовской лирике); стремления забыться, уйти от душевной боли путём “наслаждений” и обмана — воплощённого скорее в прозаических, чем в лирических произведениях Лермонтова. Показательна и тема “ангельской”, возвышенной, идеальной любви, которую ожидал и не нашёл герой этого стихотворения. Стихотворение написано в жанре послания, что сразу же отсылает нас к пушкинской традиции. Но в отличие от стихов в альбом, от стихотворений, воспевающих любовь и говорящих о ней как о чувстве, дающим творческие силы, "Я не унижусь пред тобою..." говорит о любви как о чувстве, невозможном для героя, а потому не только не дарящем ему радости бытия, творческих сил, но и лишающем их. Герой одинок и даже озлоблен. Ни один из поэтов до Лермонтова не осмелился бы в послании к женщине, некогда им любимой, позволить себе употребление ораторских интонаций, ораторского пафоса. А между тем Лермонтов предельно насыщает свой монолог эмоциями: в тексте присутствуют и укоряющие, горькие восклицания, и гневные, яростные вопросы. Эмоции лирического героя слиты, едины, непрерывны. Они обрушивается на читателя, вызывая у него ответные чувства. Лирический герой интимной лирики, не нашедший спасения в мире поэзии, в поэтическом творчестве, несчастен в и любви. Она приносит ему только горе и страдания так же, как и ненавистное ему светское общество, мир-маскарад. Трагизм мироощущения усиливается тем, что в интимную лирику, говорящую о сугубо личных чувствах, проникают социально-философские обобщения о месте человека в мире, о его праве на счастье, о его романтической мечте, связанной с поиском вселенской гармонии бытия и человеческой личности.

 

«Смерть Поэта».

Погиб поэт! — невольник чести —

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде... и убит!

Убит!., к чему теперь рыданья,

Пустых похвал ненужный хор

И жалкий лепет оправданья?

Судьбы свершился приговор!

Не вы ль сперва так злобно гнали

Его свободный, смелый дар

И для потехи раздували

Чуть затаившийся пожар?

Что ж? веселитесь...— он мучений

Последних вынести не мог:

Угас, как светоч, дивный гений,

Увял торжественный венок.

Его убийца хладнокровно Навел удар... спасенья нет:

 Пустое сердце бьется ровно.

В руке не дрогнул пистолет. И что за диво?., издалека,

Подобный сотням беглецов,

На ловлю счастья и чинов

Заброшен к нам по воле рока;

Смеясь, он дерзко презирал

Земли чужой язык и нравы;

 Не мог щадить он нашей славы;

 Не мог понять в сей миг кровавый,

На что он руку поднимал!..

И он убит — и взят могилой,

 Сраженный, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной

Вступил он в этот свет, завистливый и душный

 Для сердца вольного и пламенных страстей?

Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,

Зачем поверил он словам и ласкам ложным,

 Он, с юных лет постигнувший людей?..

И прежний сняв венок,— они венец терновый,

Увитый лаврами, надели на него:

Но иглы тайные сурово

Язвили славное чело;

Отравлены его последние мгновенья

Коварным шепотом насмешливых невежд,

И умер он — с напрасной жаждой мщенья,

С досадой тайною обманутых надежд.

Замолкли звуки чудных песен,

Не раздаваться им опять:

Приют певца угрюм и тесен,

И на устах его печать.

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,

 Пятою рабскою поправшие обломки

 Игрою счастия обиженных родов!

Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!

Таитесь вы под сению закона,

Пред вами суд и правда — всё молчи!..

Но есть и божий суд, наперсники разврата!

Есть грозный суд: он ждет;

Он не доступен звону злата,

И мысли и дела он знает наперед.

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью!

Оно вам не поможет вновь,

И вы не смоете всей вашей черной кровью

Поэта праведную кровь!

 

Основные темы здесь — конфликт поэта и толпы, божественный дар и обречённость на гибель.Следующая часть стихотворения (23 строки) — элегия. Вторая часть наполнена антитезами, иллюстрирующими невозможность понимания между поэтом и “светом”, толпой.

Последние шестнадцать строк, написанные, как вспоминают современники, чуть позже, связываются с проблемами, затронутыми в пушкинской «Моей родословной». Употреблённые с большой буквы слова “Свобода, Гений и Слава” сближают стихотворение с традицией пушкинской «Вольности» и «Деревни», с декабристской поэзией. Важно отметить и тему справедливого суда, связанного в представлении Лермонтова с будущим: “Божий”, “грозный”, неподкупный суд, который невозможно обмануть.

 

 

“Пророк».

Своим “Пророком” Лермонтов словно отвечает Пушкину. Четырёхстопный ямб обоих произведений в сочетании с маркированной лексикой, одинаковостью темы и названия выглядит неслучайным и позволяет говорить об аллюзиях и реминисценциях. Осмысление этого даёт возможность оценить употребление союза “с тех пор как”, открывающего стихотворение Лермонтова. Этот союз делает его словно продолжением пушкинского стихотворения, где описываются преображение и получение поэтом-пророком Божьего завета, у Лермонтова мы видим последующую, этапно более позднюю ситуацию. Пушкин пишет о самом пророке, о его феноменальной сущности, а Лермонтов — о его положении в мире, среди людей, собственно о его жизни, поскольку у первого пророк общается с Богом (он в пустыне), а у второго — с людьми.

«Пророк» (1841)

“Глас Бога”, взывающий к лирическому герою Пушкина, подвергается людскому сомнению: “Глупец, хотел уверить нас, что Бог гласит его устами”.

Отношения “Бог — пророк” сменяются у Лермонтова оппозицией “пророк — люди”.

Романтические мотивы тесно переплетаются в этом стихотворении с библейскими: традиционная противопоставленность романтического героя и толпы перерастает в философское осмысление темы пророка, его обречённости на непонимание. В пушкинском— призыв Бога к пророку. У Лермонтова— суждение толпы. Кроме того, лермонтовское стихотворение имеет оригинальное композиционное членение: оно начинается с прошедшего времени. Первая, вторая и половина третьей строфы — отношения между пророком и людьми установлены, и время не способно ничего в них изменить. Об этом свидетельствуют две следующие строфы, а также финальный призыв “старцев” к детям — обращение к будущему. Нельзя не обратить внимания на образ природы, влекущий за собой разговор о лермонтовских романтических пейзажах ранней лирики, и картины умиротворяющей природы, связанной в поэтическом мире Лермонтова с важнейшими понятиями “покоя” и “свободы” («Желание», «Узник», «Ветка Палестины», «Когда волнуется желтеющая нива…», «Из Гёте», «Выхожу один я на дорогу…»).

Тема поэта, которая в лирике Лермонтова завершается как раз «Пророком», будет продолжена поэтами 60-х годов. Отзвуки «Пророка» слышатся в стихотворении Н.А. Некрасова («Блажен незлобивый поэт…»).

 

 

 

«Нищий»

У врат обители святой

Стоял просящий подаянья

Бедняк иссохший, чуть живой

От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,

И взор являл живую муку,

И кто – то камень положил

В его протянутую руку.

 

Так я молил твоей любви

С слезами горьким с тоскою;

Так чувства лучшие мои

Обмануты навек тобою!

 

М.Ю. Лермонтов «Тучи»

Тучки небесные, вечные странники!

Степью лазурною, цепью жемчужною

 Мчитесь вы, будто, как я же, изгнанники,

С милого севера в сторону южную.

Кто же вас гонит: судьбы ли решение?

Зависть ли тайная? злоба ль открытая?

Или на вас тяготит преступление?

Или друзей клевета ядовитая?

Нет, вам наскучили нивы бесплодные...

Чужды вам страсти и чужды страдания;

Вечно холодные, вечно свободные,

Нет у вас родины, нет вам изгнания.

 

 Жанр: стихотворение.

Текст отражает размышления лирического героя, обращенные к тучам, о Родине и о себе, полные горечи и любви к ней.

Текст отражает динамику чувств: от сожаления, связанного с констатацией изгнания (ср. слова: странники, изгнанники), к эмоциональному усилению: горечи, скрытому страданию (ср. лексемы: зависть, злоба, преступление, клевета ядовитая) и осознанию безысходности. Наряду с горечью, стихотворение овеяно любовью к Родине (милый север, родина).

 

Написанное и форме обращения к тучам, стихотворение отражает психологический параллелизм образов лирического героя и туч.

Три строфы выражают динамику в размышлениях лирического героя и смену его эмоционального состояния: от сравнения себя с тучами, которые гонимы ветром, к выражению горечи от прощания с Родиной и противопоставлению себя тучам. Тучи - холодные, свободные, бесстрастные, равнодушные; лирический герой - глубоко страдающий от преследования и изгнания, несвободный.

Объединенные темой изгнания, ключевые образы лири­ческого героя и туч сопоставляются и противопоставляются: вечно холодные -вечно свободные чужды страсти —Нет Родины – Нет изгнания –

Я: способность к страданиям, неволя, способность к страстям, есть Родина (милый север), изгнан

Жажда свободы, простора усиливается поэтическими перифразами: степь лазурная (небо); цепь жемчужная (тучки небесные).

 

Тема изгнания и связанное с этим чувство горечи, трагизма эксплицируются в тексте благодаря особым лексическим средствам: 1) обозначающим нравственно-этические понятия: судьба, зависть, злоба, преступление, клевета ядовитая; 2) называющим явления природы (в связи с приемом психологического параллелизма): тучки небесные, степь лазурная, цепь жемчужная; 3) отражающим мотив преследования: странники, изгнанники, гнать, изгнание; 4) актуализирующим образ родины: родина, милый север.

Употребление книжных средств (изгнанники, судьба, решение, тяготеть, преступление, клевета, наскучить, нивы бесплодные, изгнание) и эмоционально-оценочной лексики [лазурная (степь), жемчужная (цепь), милый (север), клевета ядовитая, бесплодные (нивы), открытая (злоба), зависть тайная, преступление) отражает высокую идейную направленность стихотворения и его взволнованную эмоциональную тональность.

Наряду с нейтральными словами (север, гнать, зависть) в тексте используется поэтическая лексика (степь лазурная - огромное голубое небо, цепь жемчужная - белоснежные облака, плывущие в небе друг за другом), а также книжные средства, как уже отмечалось.

 Особая роль подтекста. В стихотворении речь идет об изгнании поэта «с милого севера» (из Петербурга) «в сторону южную» (Кавказ).

Поэтический текст характеризуется использованием различных изобразительно-выразительных средств: олицетворения(тучи - вечные странники), эпитетов (лазурная, жемчужная, ядовитая и др.), сравнений(Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники...), образных перифраз (милый север - Петербург, сторона южная - Кавказ, степь лазурная - небо, цепь жемчужная - облака), риторических вопросов и синтаксического параллелизма (Кто же вас гонит? Судьбы ли решение, зависть ли тайная? Злоба ль открытая? Или на вас тяготит преступление? Или друзей клевета ядовитая?); приема повтора: чужды (2), вечно (2), нет (2).

Все это служит средством эмоционального и смыслового усиления индивидуального эстетического видения мира автора, позволяет читателю приобщиться к нему.

Образ автора автобиографичен. Стихотворение было написано М.Ю. Лермонтовым в 1840 году, за год до смерти, перед отъездом в ссылку на Кавказ. За текстом «стоит» личность, глубоко страдающая от одиночества и предстоящей разлуки с Родиной.

Цель текстовой деятельности - выразить горечь изгнания, жажду свободы, любовь к Родине.

Монолог лирического героя, обращенный к тучам, позволяет в художественной форме передать взволнованное эмоциональное состояние автора благодаря приему психологического параллелизма, характерному для поэзии М.Ю Лермонтова.

Нанизывание риторических вопросов, использование синтаксического параллелизма с анафорой и приема повтора усиливают эстетическое воздействие текста на читателя. Обилие книжных и эмоционально-оценочных средств, характерных для стихотворения, формирует его высокую тональность и гражданский пафос.

 

 


Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 1786; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!