Стас был на вершине блаженства.

 

       Река, обтекающая широким изгибом зеленое поле с леском, встретила пришедшую к ней в гости молодежь ослепительно синей, манящей улыбкой.

       Студенты, высоко задирая ноги, дружно вбежали в нее, заплыли на самую середину и так резвились там, что, казалось, даже вода вскипала вокруг них.

       Стас, Лена и Ваня держались особняком, на мелководье, где вода едва доходила до шеи. К ним подплыла было Юля, но несмотря на то, что Лена обращалась с ней, как с близкой подругой, вскоре почувствовала себя лишней и отплыла к остальным.

       Пару раз Лена попыталась объясниться и попросить у Стаса прощения, но тот тоном компьютерщика с доброй улыбкой останавливал ее:

       - Много текста!

       И они говорили обо всем, что угодно, кроме того что случилось, даже темы исчезновения плиты и всего, что связано с этим не касались. Слишком светло, красиво и радостно было вокруг, чтобы хоть чем-то, хоть на время омрачать себе настроение.

       - А этот Молчацкий, вроде, как даже совсем ничего! – когда заговорили о будущей постановке, заметила Лена.

       - Ах, так! – притворно возмутился Стас и потянул к ее шее свои руки. - Да молилась ли ты перед купаньем, Дездемона?!

       - Теперь ты ревнуешь? – засмеялась Лена и вдруг серьезно попросила: - Не надо, никогда и ни к кому меня не ревнуй. Я ведь больше в духовном смысле… Ведь главное не то, каким он был, а каким стал!

       - Верно! – согласился Ваня, нырнул и, вынырнув, закончил: - Отец Михаил так и говорит: нужно ненавидеть не самого человека, а грех, который в нем! Это между прочим, и к тебе относится, Ленка!

       - Гореслава! – строго поправила его та.

       - Что? – от недоумения даже перестал вытряхивать воду из уха Ваня.

       - Я не Лена, а – Гореслава, правда… Илья? – обратилась она за помощью к Стасу и ойкнула: - Ой, нет, уж лучше оставайся Стасиком! А то все какое-то сразу чужое…

       - Смотри, только на сцене его так не назови! – с усмешкой Ваня. - А то представляю себе, что будет со зрителями! И особенно с любителем, чтобы в истории было все точно Владимиром Всеволодовичем, когда он вдруг услышит: - О, князь мой, Станислав!

       - А что – были и Станиславы князьями! – возразил Стас. - Например, брат Ярослава Мудрого - Станислав Владимирович – двоюродный дед Мономаха! Правда, это почти единственное исключение. Обычно: Святославы, Ростиславы, Мстиславы, Изяславы… Из женских имен: Предслава, Сбыслава…

       - Ой, Стасик, какой же ты у меня умный! – любуясь парнем, с восхищением покачала головой Лена. – Самый умный на свете!

       - А я – самый сильный! – слегка ревнуя, заявил Ваня.

       - А – я самая счастливая!…

       - И самое главное – все мы – вместе! – подытожил Стас.

       Он был на вершине блаженства.

       Ваня, и особенно Лена тоже, действительно, счастливы. Одного только не хватало им – глубины.

       Ваня и так, и эдак проплывал, мимо друга, подныривал под него, и все время просил удалиться от берега.

       Но Стас каждый раз отказывался плыть с ним туда, где глубже.

       - Ты что плавать не умеешь? – наконец, спросил у него Ваня, и Лена засмеялась: - Надо же, такой умный, сильный, красивый, а плавать не можешь!

       - Почему – умею! Просто у меня дыхания почему-то не хватает!

       - Это все потому, что тебя плавать на глубине никто не учил! – резонно заметил Ваня.

       - А где было учить? В Москву-реку что ли с моста бросать?

       Стас окунулся с головой в воду и блаженно выдохнул:

       - Мне и тут хорошо! Вода – великая сила! Будто все десять лет учебы с меня сходит, со всеми ненужными теперь геометриями, алгебрами, физикой, химией…

       Он, наверное, перечислил бы все предметы, не касающиеся его гуманитарного будущего, если бы не Лена.

       - Ой, Стасик! – неожиданно вскричала она, отталкивая Стаса. - Ой, подожди, ой, уходи скорей с этого места!

       - Что такое? Что случилось? – забеспокоились разом Ваня со Стасом, но Лена полусерьезно, полусмеясь, только отмахнулась от них:

       - Да я нырну тут, чтобы в меня хоть что-нибудь из всего этого вошло! Пока не отнесло течением!

       Девушка и правда нырнула и почти минуту продержалась под водой.

       - И правда, русалка! – с восхищением прошептал Стас.

       - Да, только - какое тут течение… - охотно согласившись с другом, с сожалением возразил сестре Ваня. - И глубина тоже – совсем детская!

       Он просительно посмотрел на Стаса:

       - Давай все-таки на середину реки, а?

       - Ага! Так я тебе и поплыл! – усмехнулся тот. - Чтобы ты меня на глубине плавать учить начал?

       - Да нет! – горячо принялся убеждать друга Ваня. - Ты просто на спину ложись, а мы с Ленкой тебя, как дельфины понесем!

       - Давай, Стасик! – вынырнув и, узнав в чем дело, поддержала брата Лена.

       И тот, предавая себя, точнее ложась на их руки, стал глядеть в ослепительно-синюю высь, уже не понимая, где небо, а где река…. Да и какая разница была для него в тот момент, где что было на самом деле…

 

3

 

- Да что я тебе, йог, что ли? – возмутилась Людмила…

 

       - Ну, наконец-то они уплыли! А то я уж думал, все дело сорвется!

       Александр, жестом увлекая за собой Людмилу, выскочил из-за кустов и подбежал к разложенной вокруг пенька одежды друзей.

       - Давай! Давай! – сбрасывая с себя футболку, торопил он.

       Людмила нехотя взяла кофточку Лены и оглянулась;

       - Может, все же не будем, а? – робко предложила она.

       - Поздно! Шампанское уже разлито, икра роздана – надевай!

       - Никогда в жизни чужой одежды на себя не надевала! Даже в магазинах новую брезгую мерить!…

       Людмила, морщась, причем не столько от брезгливости, сколько от прилагаемых усилий, надела кофточку Лены, которая оказалась явно тесна ей, и потянулась за юбкой.

       - Слушай, - прошептала она. – Я же ведь в нее не влезу!

       - Не влезешь сама – силой затолкаю!

       - Ну ладно… ладно… Знаю, я какой ты мастер юбки надевать… Скорее наоборот!

       Людмила кое-как натянула на себя юбку Лены и пожаловалась:

       - Все равно не застегивается…

       - А этого и не нужно! Ты же ведь не на званую вечеринку идешь! Садись быстрее на пень! – приказал Александр своей сообщнице.

       - Я бы и рада! Но… как?! – показывая на юбку, простонала та. - Она же ведь по всем швам трещит!

       - А ты потихоньку! Выдохни из себя побольше воздуха… Прижми живот к позвоночнику… Вот, вот, молодец!

       - Не смеши – лопнет! – попросила Людмила, кое-как села и вдруг недоуменно посмотрела на Александра:

       - Погоди, а кто нас фотографировать будет?

       - Ах, ты… все учел, одного лишь не предусмотрел! - ругнулся тот и растерянно огляделся вокруг: - Студентов не попросишь, нам знакомые свидетели никак не нужны. Да и далековато они сейчас! А-а! Вот, кто нам может помочь! - вдруг увидел он стоявшего у своей иномарки Ника. Тот призывно махал руками никак не замечавшим его Стасу, Ване и Лене.

       Александр торопливо подбежал к нему и попросил:

       - Простите, вы не могли бы меня сфотографировать с моей девушкой?

       Он протянул Нику фотоаппарат, и тот нехотя согласился:

       - Ладно, только недолго. Показывай, на что тут нажимать!

       - Вот сюда! – дотронулся пальцем до кнопки Александр и с превосходством посмотрел на парня: – Что, никогда цифровым фотоаппаратом не пользовались?

       - Таким – нет! – одними губами усмехнулся Ник и для наглядности расчехлил свой: - Я, видишь ли, как-то к другим привык!

       Александр даже губу закусил: это была настоящая профессиональная цифровая фотокамера, стоившая, в десять, если не в сто раз дороже предмета его гордости перед сокурсниками.

       Он быстро пробежал к пню, мгновенно рассчитав нужный ракурс, показал Нику, куда нужно становиться и, обнимая Людмилу, зашептал:

       - Голову, голову за меня прячь! У нее же коса, да и лица у вас разные. Главное, чтобы светлых волос было немного видно, и как можно больше утят на кофточке ему покажи!

       - Да что я тебе, йог, что ли? – возмутилась Людмила, но благодаря своему спортивному телу выполнила все указания Александра, который, наконец, обнял ее и слегка прижался к губам.

       - Ну, все, что ли? – нетерпеливо спросил Ник.

       - Да! – в один голос прокричала Людмила и Александр.

       - Тогда все! Готово!

       - Спасибо!

       Александр оглянулся и вдруг заметил, что Ник наставил на них свой фотоаппарат.

       - А это вы зачем? – опешил он.

       - Как зачем? Такая красивая пара!..

       Ник, усмехнувшись, щелкнул еще раз, потом, когда Людмила с облегчением распрямилась, и стало видно ее лицо, еще, и добавил:

       - Это уже – мне на память! И в качестве платы за оказанную услугу!

       Он вернул фотоаппарат Александру, помахал руками так и не увидевшим его друзьям, сел в машину и, как всегда прямо с места с бешеной скоростью рванулся вперед.

 

4

 

- Да… дела! - покрутил головой ошеломленный Ваня.

 

       - Кто трогал мою кофточку? – шутливым тоном мишутки из известной сказки, пропищала Лена, добегая до своей одежды.

       - Кто не трогал мои джинсы? – тоном медведицы поддержал ее игру Стас.

       - А кто меня не побоится тронуть? – баском медведя папы, докончил Ваня, падая на песок.

       - Странно, но я действительно ее так никогда не складываю! – уже серьезно, с недоумением посмотрела на Стаса Лена. – И юбка совсем не так лежит!..

       - Да мало ли – может, ветром с пенька сдуло, вот кто-то и позаботился! – предположил тот.

       Лена пожала плечами и уложила свою одежду по-своему.

       - Главное – все ценные вещи целы! Значит, тревога ложная и можно спокойно отдохнуть! – проверив карманы, подвел итог разговору Ваня.

       Стас лег на теплый песок, подгреб его себе побольше под грудь, и, дождавшись, пока друзья удобно примостятся рядом, торжественно начал:

       - Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам преприятнейшее известие!

       - Знаем-знаем! – лениво махнула рукой Лена – К нам едет ревизор!

       - А вот и не угадала! Никто к нам не едет! – улыбнулся ей Стас. - Я просто хочу, наконец, объяснить вам, почему приехал таким, что ты, Ваня назвал меня малосольным, а ты, Лена, все время видела мрачным.

       Стас оглядел своих друзей и, наслаждаясь тем, что, наконец-то, я него появилась возможность поговорить с ними от главном, начал:

       - Все дело в том, что после того, как я сдал последний экзамен, и наступило, наконец, реально то время, когда нужно было уже не делать выбор, а подавать документы в институт, я вдруг задумался…

       Стас несколько мгновений помолчал и, глядя на студентов, которые продолжали резвиться в реке, сказал:

       - Казалось бы, все давно уже было решено. История – и никаких вопросов.

       - Конечно! А что, разве… - удивленно начал Ваня, но Стас жестом остановил его:

       - Вот и я тоже думал, что никаких «разве» нет, и не может быть. Но тут меня просто начало разрывать между наукой и литературой, если точнее – поэзией. Честно скажу, снова стал писать стихи, … их даже опубликовали сразу несколько журналов…

       - А что же ты мне сразу их не прислал? – ахнула от огорчения Лена.

       - Видишь ли… с виноватой улыбкой посмотрел на нее Стас. - Они ведь были не о любви, хотя, конечно же, мысленно посвящались тебе и ты, так сказать, была их незримой музой…

       - А о чем же? – не понял Ваня.

       - Это были – баллады. Такие маленькие исторические рассказы в стихах… Я писал их, а сам готовился к экзаменам на исторический факультет. И это мне тоже нравилось не меньше, но… и не больше! Все кончилось тем, что я приехал сюда, даже не решив, как мне быть, и оставив все документы дома…

       - Как! Ты даже еще не сдал документов?! – уставился на него Ваня.

       - Да разве это главное? Времени еще более, чем достаточно! – успокоил его Стас. - Тут важно было семь раз отмерить, прежде чем резать. Вот я и мерил, то есть ходил мрачным и малосольным… И вдруг, когда, помните, мы читали драму и ты, Ваня, сказал, что понял из нее историю лучше, чем из всех учебников, и даже попросил у меня серьезную ученую книгу…

       - Наш Ваня?! Ученую книгу?! – с нескрываемым изумлением уставилась на брата Лена.

       - Было дело! - кивнул ей тот, строгим взглядом прося не перебивать Стаса.

       Но Стаса уже невозможно было сбить с мысли.

       - Тогда меня словно осенило, чему я должен посвятить свою жизнь, и по какому пути направляться!

       Стас посмотрел на недоуменно моргавшего Ваню, на начавшую уже догадываться обо всем Лену и подытожил:

       - По пути популяризации нашей родной истории, как у нас в стране, так и за рубежом. Популяризация, - пояснил он Ване, - происходит от латинского слова популюс, то есть народ!

       - Ну, и… каким же ты образом ты собираешься это делать?

       - Теперь уже знаю точно. Я буду поступать в литературный институт, чтобы научиться писать об истории России увлекательные, правдивые художественные книги. Причем, такие, чтобы их читали у нас и в других странах, ставили по ним кинофильмы… Разумеется, чтобы все это не было, как говорит Владимир Всеволодович, стилизацией под старину, или просто профанацией, мне одновременно или чуть позже придется поступать и на исторический. Правда, скорее всего, уже заочно.

       - Да… дела! - покрутил головой ошеломленный Ваня - А Владимир Всеволодович уже знает?

       - Нет, я хотел сообщить ему об этом, но это было как раз в день похищения плиты, и он сказал, что не время и не место пока для разговоров на эту тему.

       - И ко мне ты подходил в том день, а я тебя…

       Лена стукнула кулачком о песок и умоляюще посмотрела на Стаса:

       - Стасик, прости! Я ведь сама, если разобраться, виновата перед тобой, причем еще больше… - начала она, но тут Ваня потянул Стаса за локоть, и тот не дослушал вторую половину фразы: - …ты мне можно сказать, как к самому близкому человеку самое наболевшее пришел открывать, а я…я…

       Ваня даже не успел задать изумивший его вопрос, как это можно учиться сразу в двух институтах, когда и от одного-то голова может не выдержать, как Лена неожиданно громко заплакала.

       - Да что это с тобой? – удивился он.

       Стас тоже потянулся к девушке, желая успокоить ее, но та, всхлипывая и повторяя: «Виновата! Виновата, и нет мне прощения!» – бросилась умывать лицо к речке.

       Когда Лена, успокоенная, казалось, самой рекой, снова радостная и счастливая вернулась к парням, к ним подошел Александр.

       - Может, пойдем, скопируем плиту на твой компьютер? - предложил он Стасу. Тот с готовностью поднялся, но вдруг посмотрел на Лену и отрицательно покачал головой:

       - Слушай, давай как-нибудь в другой раз! У нас тут еще кое-какие дела есть!

       - Ну ладно, как знаешь, - почему-то с разочарованием в голосе отозвался Александр и, не настаивая больше, отошел в сторону.

       Дела? Какие еще дела?.. – вопросительно посмотрела на Стаса Лена, и тот, загадочно улыбаясь, ответил:

       - А вот пошли и узнаешь!

 

5

 

- Да! Да! – подался вперед Стас.

 

       В храме, как это обычно бывает после полуденного времени, когда в этот день нет служб, было тихо, пустынно, горело всего две свечи.

       Стас подвел Лену с Ваней к иконной лавке и попросил Наталью Васильевну показать планшет с ювелирными украшениями.

       - Опять крестик пришли выбирать? – приветливо улыбнулась она, но Стас, неожиданно смутившись, пробормотал:

       - Да нет… на этот раз – кольца!

       Ваня и Лена недоуменно посмотрели на него, а Наталья Васильевна понимающе кивнула:

       - Правильно, вот эти колечки с надписями молитв очень хорошо защищают человека от всякой напасти и даже помогают во время болезни! По себе это знаю!

       В это время из алтаря вышел отец Михаил. Он был в простом черном подряснике, с серебряным иерейским крестом.

       Стас первым подошел к нему под благословение и робко спросил:

       - Батюшка, можно мне задать вам один вопрос?

       - Да хоть два! – охотно согласился отец Михаил. – Только сначала ответь: школу окончил?

       - Да! – бодро кивнул Стас.

       - И по какому же поприщу решил пойти?

       - Буду поступать в литературный институт, или, если не получится, просто на филологический, чтобы научиться грамотно писать книги.

       - Так, - видя, что Стас сказал еще не все, подбодрил его священник. И тот продолжил:

       - Попробую параллельно с этим поступить и на исторический факультет, чтобы в итоге писать исторические художественные книги. Понимаете, такие интересные, увлекательные, в которых вся правда о нашем прошлом.

       Стас поднял глаза на священника и еще больше приободрился.

       - То есть, понимаете, купит человек, далекий и от истории России, и который в храм-то, увы, пока еще не зайдет, такую книгу… - увлекаясь сам все больше и больше, заговорил он, - Начнет читать ее, зачитается, а там - в самом остром ключе, чтобы не оторваться: и о нашей истории, и о вере, без которой просто бессмысленно рассматривать эту историю, и вообще обо всем том духовно-нравственно ценном, чем жили наши предки, и что мы сейчас просто катастрофически теряем!

       - Та-ак! – уже с нескрываемым интересом смотрел на Стаса отец Михаил.

       Тот неожиданно смутился – не слишком ли много дерзает взять на себя - и пробормотал:

       - Глядишь, после этого он уже и к настоящим, историческим и богословским книгам потянется…

       - Да, благое дело! - покачал головой отец Михаил и покачал головой: - Однако, нелегкий крест ты себе выбрал. Достанется тебе за это от врагов и видимых и невидимых. Но – Господь не даст в обиду тебя. Обязательно защитит.

       - Так вы… благословляете?

       - Бог благословит! – священник перекрестил подставленные Стасом ладони, и тот, поцеловав ему руку, наконец, сказал:

       - Батюшка! А… со скольких лет можно венчаться?

       Отец Михаил недоуменно посмотрел на Стаса, потом заметил стоявшую в сторонке с братом Лену, сразу все понял и улыбнулся:

       - Конечно, в таком деле, которое выбрал ты, тебе будет нужна благочестивая и верная подруга жизни, но пока что тебе рано еще думать об этом!

       - Да нет, я сам все понимаю! У нас обоих впереди учеба, и вообще…Но я хотел бы купить ей и себе по колечку и чтобы вы благословили нас на их ношение. Ну… чтобы мы как бы уже немного соединились и соблюдали верность друг другу во всем.

       Отец Михаил на минуту задумался, что-то решил для себя и испытующе посмотрел на Стаса:

       - А у вас действительно все так серьезно?

       Стас кивнул и, не отводя глаз, прямо сказал:

       - Более чем!

       - Понятно! – священник еще немного подумал и вдруг окликнул: - Лена, а ну-ка подойди сюда!

       - Да, батюшка! – подбежав, привычно благословилась девушка.

       - Ну-ка ответь мне, любишь ли ты сего отрока?

       Ожидавшая любого вопроса, кроме этого, Лена опешила, но тут же взяла себя в руки и прошептала:

       - Да, батюшка…

       - И готова любить и быть верной ему до венчания? А после венчания друг друга тяготы носити и тако исполнити Закон Христов?

       - Конечно!

       - А ты, Вячеслав?

       - Да! Да! – подался вперед Стас.

       - Ну тогда… Хотя в таком возрасте это делается сейчас в виде очень редких исключений… канонически мне не возбраняется обручить вас! – объявил отец Михаил.

       - Как! Прямо сейчас?! – в один голос радостно воскликнули Лена и Стас.

       - Ну, прямо так уж и сейчас! – приподнимая руку, остановил их отец Михаил и, видя, как просияли лица у Стаса и Лены, предупредил: - Это, конечно, еще не венчание. Но накладывает на обоих из вас очень серьезные обязанности и ответственность. Вплоть до того, что если вы вдруг не захотите венчаться, то это будет приравнено к церковному разводу со всеми вытекающими последствиями! Поэтому я дам вам несколько дней обо всем серьезно подумать. И, скажем, дней через пятнадцать-двадцать…

       - Перед юбилеем! – умоляюще подсказала Лена.

       - Хорошо, накануне юбилея села, после службы, милости прошу! – согласился священник.

       - А кольца можно купить прямо сейчас? – боясь, что и тут тоже получит отсрочку, осторожно спросил Стас.

       - Ну, а почему бы и нет?– улыбнулся отец Максим, и в нем вдруг стал виден когда-то задорный, не привыкший лезть за острым словцом в карман, парень Макс - А то вдруг, по вашему примеру, вся молодежь ринется в храм и все их раскупит?

       И, еще раз благословив Стаса и Лену, вышел из храма.

       Стас с Леной вне себя от радости, кинулись к Ване и вдруг увидели, что тот не один, а с Ритой и Ником.

       - Наконец-то я вас нашел! – с легким упреком выговорил им Ник.

       - Не ты, а я! – возразила стоявшая рядом с ним Рита.

       - Ну, хорошо - мы! - согласился Ник.

       Он с удивлением посмотрел на кофточку с утятами на Лене, но, зная, что в храме не принято разговаривать о праздном, промолчал. Тем более то, что он услышал от Стаса с Леной, заставило его мигом позабыть о какой-то кофточке.

       - Как это обручаться? Ну, вы даете! – только и покрутил он головой. – Ведь жизнь же еще только начинается!..

       Рита была прямо противоположного мнения.

       - Молодцы! – с чувством одобрила она такое решение и с легкой завистью вздохнула: – И когда же?

       - Через целых две недели! – пожаловалась ей Лена и кивнула на планшет с украшениями: - А пока вот только кольца можно сейчас подобрать…

       Стас мысленно подсчитал, сколько у него денег и стал просить не знавшую, как и угодить им Наталью Васильевну показать самые недорогие серебряные кольца.

       - Разбогатеем, сразу золотые купим! – пообещал он Лене, но та решительно возразила:

       - Да разве же это главное?!

       Она склонилась над планшетом, но тот вдруг неожиданно перед самым ее носом взмыл вверх и перекочевал в руки Ника и Риты.

       - Минутку! – попросили те, отошли в сторону, немного посовещались и, вернувшись, сделали заказ Наталье Васильевне:

       - Пожалуйста, вот эти два очаровательных золотых колечка для молодых!

       - Пока что для юных! – поправила его Рита. – Ведь это же еще не венчание, а обручение!

       - Ну да! – согласился Ник.

       - Да ты что, нарочно что ли выбрал самые дорогие?.. - попытался отвести его в сторону Стас, чтобы объяснить, что у него нет денег на такие кольца, и в ответ услышал:

       - А тебя это и не касается! Это наш вам с Риткой подарок. Только не забудьте нас свидетелями на венчание!

       - На обручение! – с упреком поправила его Рита.

       - Вот я и говорю – на это самое обручение пригласить!

       Удивляясь, что будто специально в храме закупили такие редкие по красоте кольца, все они вышли на улицу.

       - Ну, а теперь - кого куда подбросить? – деловито спросил Ник.

       - Ой, мне же ужин студентам давно готовить надо! – ужаснулась Лена. – Они ведь такими голодными с речки заявятся!

       - А меня наверняка уже Владимир Всеволодович ждет не дождется! – вздохнул Ваня. - С миноискателем, считай, я один умею работать.

       - Значит, на место старого пруда! – подытожил Ник и взглянул на Стаса: - А тебе куда?

       - А мне домой! – вздохнул тот. – Надо готовить текст для раздачи тем, кого утвердили на роли, самому не хуже Молчацкого разобраться в будущей пьесе-повести, одним словом – возвращаться к «Божьему суду»!

 

6

 

Одно было у него оправдание…

 

       Утром второго охранника сменил первый. Вместе с ним пришел раб-холоп, который стал протапливать печь.

       Воин приблизился к пленнику и шепнул:

       - Тут подходил ко мне один… назвался твоим другом! Деньги немалые сулил, чтобы я устроил тебе побег. Да только как устроишь его? За дверью – еще два кольца охраны!

       Охранник помолчал и со вздохом добавил:

       - Предлагал с вами потом уйти. Да ведь я не то, что мой сменщик, эта голь перекатная. У меня жена, дети… - сказал он и подмигнул: - А крепко ты моего сменщика отделал!

       - Что, уже и пожаловаться успел? – усмехнулся князь Илья.

       - Да нет, и так видно! Но со мной ты можешь и отдохнуть. Кто-кто, а уж я в обиду тебя не дам! Только и ты потом, если даст Бог, все обойдется, не забудь обойти меня своими щедротами. Ну, а если не обойдется, хоть кольчугу да шлем тогда на память о себе подари!

       Князь Илья согласно кивнул и растянулся на полу во весь рост.

       Теперь можно было и поспать, чтобы потом, собравшись с силами придумать что-то. А может и даже сделать! Но сон, как назло не шел к нему. И всякие мысли одолевали…

       «У каждого своя правда… – думал он. - У игумена - своя. У Мстислава своя. У князя Бориса своя, хотя его правда больше похожа на кривду! И у охранника, чуть было не убившего, - своя! И у меня тоже своя! Да даже вот у этого холопа, видно, и то она есть…»

       Он покосился на все так же злорадно посматривавшего на него раба и не выдержал:

       - Ну, а ты что на меня все так смотришь? Или я тоже тебе чем досадил, холоп?

       - Досадил?!

       Раб обжег пленника взглядом, в котором одновременно смешались ненависть, злоба и боль и свистящим голосом проговорил:

       - Да до тебя никто не смел называть меня холопом! Я не о нынешнем дне, а о том, что было два года назад. Я был тогда гончаром и делал такие кувшины, что их ценили в самом Киеве! А некоторые купцы уверяли, что клеймо мое видели даже в Царьграде! Но ты однажды волком налетел на мою мастерскую, вихрем смешал всю мою жизнь, и, даже ни разу не поглядев на меня, приказал уводить в полон. Да что там меня – всю мою семью, всех соседей, весь град… И вот с тех пор я – холоп, раб. Как же мне после всего этого глядеть на тебя?

       Князь Илья не нашел, что ответить на все это, и отвернувшись к стене, просто сделал вид, что спит.

       Дверь хлопнула раз… другой…

       Ушедшего холопа сменила принесшая еду женщина. Она принялась убираться в порубе, снимать паутину с углов, смахивать с икон пыль легким перышком пыль… И при этом тихо-тихо напевая:

 

       Ах, весна, весна девичья,

Песней утренней зари

Ты придешь, и по обычаю,

Выйдут в поле косари.

 

Коси коса, пока роса,

Пока трава зеленая.

Терпи, краса, пока коса

Твоя не расплетенная!

 

       Князь Илья положил кулак под щеку, чтобы лучше было слышать, но то, что было в песне дальше, чуть не заставило закрыть ладонью и второе ухо!

 

Ах, ты лето, лето бабье, - продолжала женщина, -

Ты пришло, да вот беда -

Половчанин срезал саблей

Мое счастье навсегда.

 

Коси коса, пока роса,

Пока трава зеленая.

Терпи, краса, пока коса

Твоя не расплетенная!

 

       Женщина немного помолчала, словно глотая вместе со слезами свое горе, и опять запела:

 

Ах, ты осень, темны ночки,

Слезы звездные не трать:

Вырастут за зиму дочки,

И начнется все опять!

 

Коси коса, пока роса,

Пока трава зеленая.

Терпи, краса, пока коса

Твоя не расплетенная!

 

       Князь Илья, не выдержав, резко повернулся и хрипло спросил:

       - Что… и тут тоже я виноват?…

       - Нет! – медленно покачала головой женщина. – Ты же ведь сам слышал – половцы…

       - Но ведь и я приводил их на Русь! – пленник, забывшись, стукнул себя обожженной рукой в грудь и, застонав от боли, услышал:

       - Не кори себя понапрасну. Тех привел с собой совсем другой князь. Добрый, хороший. Он пытался остановить поганых, не дать им совершить насилие в нашей веси. Но они кричали: «Мы умираем за Русь, но полон – наша добыча!» Муж мой вступился за меня, и они его – саблями, саблями…

       Обхватив лицо ладонями, женщина выскочила из поруба.

       - Баба! – с пренебрежением махнул ей рукой вслед охранник. – Чего с них взять? Ты бы все-таки хоть немного поспал, князь. Силы-то тебе еще могут понадобиться!

       Князь Илья понимающе кивнул, но чем крепче он закрывал глаза, тем все дальше и дальше убегал от него сон. А вместо него наоборот слышались боевые крики… ржание коней… звон оружия… свист стрел… клятвенные братские обещания и проклятья обманутых им людей… Виделся дым, огонь… И вереницы, вереницы уводимых в полон людей: женщин, детей, мужчин… Ему даже вдруг на миг показалось, что он вспомнил лицо нынешнего холопа, тогда еще полнолицего, румяного ремесленника из богатой веси. Или то только пригрезилось?

       Чем дольше вспоминал он все это, тем горше становилось ему. И уже не столько рука, столько душа разрывалась от боли. За себя и за то, что он сделал другим.

       Одно было у него оправдание. Единственное, но неоспоримое. Все, что он делал – творили почти все другие князья. И Ярослав Мудрый, и Всеслав Брячиславович, и Святополк Изяславович, и Юрий Долгорукий, не говоря уже о Борисе Давидовиче и ему подобных…… Даже Мстислав Храбрый, как ни был любим народом, а тоже имел темное пятно на своем, казалось бы, безупречном щите: хаживал в сводном войске Андрея Суздальского на Новгород, где стрелой был пронзен выставленный защитниками крепости лик Пресвятой Богородицы, чей гнев навел на огромную рать неведомый страх и заставил ее в беспорядке бежать…

       Успокоенный этим, князь Илья начал уже засыпать, как дверь поруба вдруг распахнулась, внося клубы морозного пара. Огонь свечи беспорядочно заметался, словно ища, где укрыться. Пленник поднял голову, и увидел, что в поруб вошли два старших дружинника. Следом за ними появился кузнец. Он сбил оковы князя Ильи с бронзового кольца, и один из дружинников кратко сказал пленнику:

       - Идем?

       - Куда? – не понял князь Илья и услышал в ответ еще более нетерпеливое:

       - Поторапливайся! Там увидишь!..

 

Глава вторая

 

Однолюбы

 

 

1

 

- Браво! – захлопал Молчацкий.

 

       Стас с Молчацким вот уже третий час, споря едва ли над каждой страницей, сидели перед компьютером, до изнеможения упрощая текст так, чтобы его можно было поставить при минимуме времени на репетиции, в основном самодеятельными артистами, и чтобы при этом не пострадала сама пьеса.

       Лена готовила на кухне ужин. Она громко учила наизусть свою роль:

       - Я готова бежать с тобой хоть на край света! Ты и в рубище нищего будешь мне так же люб, как и в княжеском плаще…

       - Лена, Лена! Больше чувства в голосе! Ты же ведь не в магазин собираешься пойти с подругой, а с любимым – на край света! – время от времени просил ее Молчацкий и, в конце концов, не выдержав, крикнул: - И вообще, придавай, пожалуйста, значение каждому слову!

       - Это вы… мне?! – вбежав, изумленно уставилась на него Лена.

       - Тебе, тебе! – глядя в сторону, чтобы Молчацкий не видел, как он смеется, подтвердил Стас. Кто-кто, а уж он прекрасно знал, с каким трепетом и пониманием относилась Лена к каждому слову!

       Но, оказалось, Молчацкий имел в виду совсем другое.

       - Сядь! – приказал он, и тут же остановил с облегчением упавшую на кровать, донельзя уставшую девушку. – Встань и снова сядь – но уже как воспитанная с детства княжна, дочь одного из самых влиятельных князей Руси! Во-от, совсем другое дело! – одобрил он, видя, как Лена не чопорно, а привычно-грациозно присела на самый краешек кровати. – А теперь, представь, что тебе надо оставлять родной терем, в котором тебя воспитывали так, что и родной брат не мог тебя видеть до совершеннолетия! Что ты должна ринуться очертя голову вместе со своим любимым неизвестно как и куда! Вопреки воле сурового князя отца! Наперекор, так сказать, мнению всего света! Ты хоть понимаешь, о чем я говорю?

       Лена, согласно кивнув, тут же подбежала к Стасу, приняла позу благородной, княжны и совершенно не так, как на кухне, а горячо, искренне проговорила:

       - Я готова бежать с тобой хоть на край света! Ты и в рубище нищего будешь мне так же люб, как и в княжеском плаще…

       - Отлично! - прошептал Молчацкий и знаком заторопил Стаса произносить свою реплику. Но того и не надо было подстегивать…

       - Княжеский плащ… Что ты можешь понимать в этом? – подделываясь под голос князя Ильи с неожиданной для самого себя болью спросил он. - Ради него я… я… - он оборвал себя на полуслове и, словно от ответа зависела вся его дальнейшая жизнь, посмотрел на Лену: - Итак… ты согласна?

       - Да! Да! – всем телом подалась к нему та, и Стас на вполне законном основании – ведь так было написано в ремарке, обнял девушку.

       - Боязно обниматься… Грех! – тут же снова совершенно искренне сделала попытку высвободиться Лена.

       - Браво! – захлопал в ладоши Молчацкий. - Ребята, да вы просто прирожденные актеры! И, поверьте моему богатому опыту – невероятно подходите друг другу, причем не только на сцене, но и в жизни!

       Вместе со Стасом он снова принялся за работу. Опять замелькали страницы, возобновились споры. Разногласия не было лишь в том, что зиму хочешь, не хочешь, придется переделывать в лето, а декорации должны быть самыми лучшими и красивыми. В тереме обязательно должен стоять трон, лавки и конечно, на самом видном месте – плита с мозаикой. Ну, а если к тому времени ее не удастся найти, ее точная копия. Не в мраморе, конечно, но большая цветная фотография мозаики на картоне, а еще лучше, на древесной плите. Неожиданно Стас вспомнил, что нужны еще русские мечи, копья, щиты, половецкие сабли, княжеский плащ, воинские доспехи, накладные усы, бороды. Молчацкий пообещал лично, как можно быстрей решить эту проблему, и даже собрался тут же кому-то звонить. Но тут в дом один за другим начали приходить паломники, побывавшие на могилке отца Тихона. Выплакавшие там свое горе, высказав свои проблемы и просьбы, все они, как один, были какими-то просветленными, притихшими… Чувствовалось, что в каждом была, вновь ожившая, хотя еще вчера, казалось, уже безвозвратно умершей, надежда.

       Лена собрала на стол и предложила помолиться перед началом ужина.

       К удивлению Стаса, Молчацкий пел «Отче наш» и остальные молитвы со всеми наравне.

       - Приходилось играть роль верующего человека? – осторожно спросил он, садясь рядом с ним, и в ответ услышал совершенно неожиданное:

       - Почему роль? В свое время я знал наизусть все утренние и вечерние молитвы, ходил в храм, регулярно исповедовался, причащался. Но потом учеба, репетиции, премьеры, вечные театральные дрязги, одним словом, жизнь богемы – сначала отвлекли, а потом и затянули в себя так, как, наверное, ни одно болото в мире!

       - Ох, - вздохнула сидевшая напротив, судя по одежде, весьма состоятельная женщина, - Все наша беда в том, что мы живем, забывая завет Господа: ищите прежде Царства Небесного, а все остальное приложится вам…

       - Да, - поддержали ее остальные паломники. – Ищем прежде как раз то, что приложится…

       - А в итоге не получаем ни того, ни другого…

       После ужина Молчацкий, попрощавшись – со Стасом крепким рукопожатием, а Лене поцеловав руку, ушел. Паломники в родительской комнате стали вычитать последование ко святому причащению перед завтрашней службой.

       Лена осталась на кухне убирать и мыть посуду. Стас, помогая, присоединился к ней.

       Но Лена только махнула на него рукой.

       - Иди уж к своему компьютеру! – разрешила она и вздохнула: – Конечно, тебя с самого начала следовало бы приучать к работе по дому. Но, чтобы у тебя было больше свободного времени сначала на учебу, а потом на науки и книги, так уж и быть, я всегда все буду делать сама!

       Стас благодарно кивнул ей, направился в сою комнату и вдруг остановился.

       - На учебу?.. – недоуменно переспросил он. – Ты что… хочешь сказать, что мы поженимся еще во время моей учебы?!

       - А как же? – удивленно посмотрела на него девушка. – Кончу школу и сразу же под венцы! Или ты думаешь, мы выдержим дольше?

       Она опустила голову и, делая вид, что старательно моет тарелку, призналась:

       - Я уже и так не знаю, что буду делать, когда ты снова уедешь. Раньше дни считала, а теперь, наверное, уже секундочки буду…

       -- Да разве ж я против? – обнял ее за плечи Стас, но Лена ловко вывернулась и погрозила ему пальчиком: - Это тебе уже не сцена!

       - Да я что… я ничего… - пробормотал Стас, отходя в сторону.

       - Ну вот уже и обиделся, надулся как маленький! – засмеялась Лена и вдруг спросила: А ты родителям своим хоть уже сообщил об этом?

       - Ой! – спохватился Стас и тут же при ней набрал номер телефона отца.

       На все вопросы папы он бодро отвечал: что у него все нормально, нормально и вообще все нормально.

       Так продолжалось до тех пор, пока трубку у отца не выхватила мама:

       - Стасик! – встревоженно сказала она. – Я тут убиралась и случайно увидела твою папку с документами.

       - Ты что? – на этот послышался уже голос отца. – Забыл отнести их в институт?

       - Нет! Я…- Стас помедлил и, понимая, что придется очень долго объяснять свое новое решение родителям, и неизвестно еще как они к нему отнесутся, кратко сказал: - Приеду и сразу же сдам. Времени еще целый воз и даже обоз! Я, собственно, - подмигнул он Лене, - по другому вопросу звоню.

       - Да? – приготовился слушать отец.

       - Включи, пожалуйста, общую конференц-связь, чтобы и мама слышала.

       - Включит, слышит!

       - Тогда подставь, пожалуйста, поближе к ней стул! – попросил Стас, и Лена покрутила пальчиком у виска: нашел, мол, время для глупых шуток – они же и так волнуются!

       И действительно тут же послышался встревоженный голос мамы:

       - А что, что-то случилось? Ты заболел? Переутомился после учебы?

       - Да нет, наоборот! – засмеялся Стас и, принимая серьезный вид, сказал: - Все дело в том, что мы с Леной, ну помните – это сестра Вани… решили обручиться!

       - Что?! – послышалось одновременно два вскрика.

       - Кажется, села! – шепнул Лене Стас и громко объяснил: - Да вы не волнуйтесь, это еще не венчание!

       - Вы что – расписываетесь?! – простонала мама.

       - Да нет! Расписывают в ЗАГСЕ, где дают всего лишь один месяц на размышление, а тут – нужно ждать несколько лет! – терпеливо объяснил Стас. – Мы просто наденем пока кольца и дадим друг другу слово верности и любви! И блюсти себя до венчания и официальной росписи!

       - А-а, ну это совсем другое дело, Леночка – славная девочка! – сразу же успокоилась мама, и папа добавил:

       - В конце концов, это даже оградит тебя от всяких возможных увлечений, которые могут отвлечь от серьезной учебы!

       - Сережа, Лена же может слышать! – послышался укоризненный голос мамы.

       - Ну и пусть! – невозмутимо ответил ей отец и заговорил громче: – И если слышит, то пусть еще и знает, что у нашего Стаса в роду, что по моей линии, и мой отец, дед, прадед, что по линии мамы – все всегда были однолюбами!

 

2

 

Ваня сделал таинственное лицо и прошептал…

 

       - Не успел Стас снова приняться за работу, как входная дверь вдруг хлопнула так, словно в нее выстрелили из пращи.

       - Через мгновение в комнате появился Ваня.

        Ты представляешь… - с порога закричал он, но Стас, останавливая его, прижал палец к губам.

       - Помнится, ты говорил, что даже ангел молитве не мешает, а сам что творишь? – кивая на молившихся паломников, с упреком покачал он головой.

       Ваня, согласно закивав, вдруг увидел, что вся комната Стаса усеяна листами пьесы, и даже забыл с чем пришел.

       - Слушай, - с невольным уважением к Стасу спросил он. - А ты не знаешь, охранника, которого я должен уложить приемом, каскадер будет играть или из кто из студентов?

       - Ни тот, ни другой… - улыбнулся в ответ Стас. – Молчацкий сказал, что на эту роль он уже пригласил одного из известных актеров!

       - Жаль… - искренне огорчился Ваня. – Каскадера я бы так от души швырнул на землю, что все б только ахнули! А так, значит, придется только обозначать бросок, да еще и подстраховывать его, чтоб не убился…

       - Ты, кажется, хотел о чем-то сказать! – напомнил ему Стас.

       - А! Ну да! – снова оживился Ваня. - Представляешь, подходит ко мне сейчас, кто бы ты думал?.. Ни за что не догадаешься – антиквар! И знаешь, что предлагал?

       - Что?

       Ваня сделал таинственное лицо и прошептал:

       - Чтобы я организовал ему на пару часов церковный грузовик. Как бы попросил ее для своих нужд, а передал ему. Гарантирует в целости и сохранности вернуть в срок. В залог дает перстень с бриллиантом, а за услугу – целую тысячу долларов!

       - Ну и что же ты? – уставился на него Стас.

       - Как это что? – даже обиделся Ваня. - Разумеется, отказался! Пусть скажет еще спасибо, что не отделал, как ханского сына!

       Стас метнул на него раздосадованный взгляд:

       - Вот глупец!

       - Это еще почему? – оторопел Ваня.

       - Да разве ты сам не понимаешь? Единственная машина, которую не проверяют на дорогах – это церковный грузовик! Они же ведь плиту хотели на нем вывезти!

       - Да это я и без тебя сразу понял…

       - Что понял?! - простонал Стас. – Плита, считай, была уже в наших руках, а ты…

       - М-да… - обескураженно почесал затылок Ваня. – А ведь и правда, надо было бы подыграть им. Слушай! – вдруг ухватил он за локоть Стаса. – А может, мне позвонить ему и сказать, что я согласен?

       - Поздно! – отрицательно покачал головой тот. – Наверняка догадается, что это тебе или кто из наших, или даже милиция посоветовала…

       - Да… Он тертый калач, из осторожных… Иначе давно бы сидел не в своей антикварной лавке, а там, где ему положено…

       Стас походил по комнате и успокаивающе заметил донельзя огорченному Ване:

       - И, тем не менее, нет худа без добра! Раз они собираются вывозить плиту, то это может означать только одно: что она где-то еще здесь, рядом! И пока не пропала для науки!

       - Вот и я говорю, конечно! - сразу же оживился Ваня. Он хотел предложить свой план немедленных силовых действий, но тут на голоса в комнате Стаса, вошла Лена. Узнав в чем дело, она заволновалась:

       - Надо немедленно сообщить об этом Владимиру Всеволодовичу! Хоть этим порадовать его!

       - Конечно! Сейчас я забираю Ленку, и по пути домой мы обязательно забежим на площадку.

       - Как… разве она уже уходит? – расстроился Стас. – Может, пусть еще чуть побудет, и я провожу ее?

       - Да куда тебе провожать? Вот у тебя сколько работы – кивнул на листки Ваня. – А самой ей никак невозможно. Я как сейчас к тебе шел, гляжу – возле дома этот студент, ну, который летописца играть будет, ошивается…

       - Александр? – поморщилась Лена.

       - А ты что, знаешь его?

       - Да было дело! Пообщались один раз, но я его так отшила, что теперь он вряд ли ко мне и подойти осмелится!

       - Тем не менее, береженого – Бог бережет! – наставительно поднял указательный палец Ваня, и вскоре увел Лену домой.

       Оставшись один, Стас снова подсел к компьютеру, нашел нужную страницу…

       Паломники тихо переговаривались за стеной. Он невольно прислушался к их голосам:

       - Да, не просто даются эти паломнические поездки! Особенно, если разболтаешь о них заранее! Сплошные преграды, одни искушения!

       - А что вообще легкого на духовном пути?

       - Как в храм начнешь ходить, особенно первые разы – и тебе душно, и тебе тошно… Все, кажется все тебя толкают, всё раздражает, мешает, так и хочется поскорей убежать!

       - Ага, и главное, кажется, что только зря стоишь, время теряешь.

       - А то еще певчих и батюшку начнешь торопить: быстрее пойте, скорее читай!… А выйдешь на улицу, вроде сразу и идти некуда…

       - Вражья работа! Они же нас незримой сетью опутали, своими рабами сделали, а в храме все эти путы рвутся, человек освобождаться начинает…

       - Да, но зато когда эти путы хоть немного ослабнут, как сразу на душе хорошо становится…

       Стас еще немного послушал, согласно кивнул – через все это он уже прошел и сам, да и чего греха таить – продолжает еще проходить до сих пор, и украдкой зевнув, принялся за изучение текста…

 

3

 

- Так то же князья! – снова повторил князь Мстислав.

 

       Князь Илья вышел из поруба и с непривычки закашлялся от крепкого морозного воздуха. Да, и правда, видать, стало удаляться солнце от тяжких людских грехов…

       Осмотревшись, он увидел, что плахи во дворе нигде не было видно. Значит, вывели его не на казнь.

       Может, Борис Давидович успел снестись с князем Михаилом, и Мстислав получил приказ немедленно отправить его во Владимир? Но даже великий князь не во власти сделать этого, пока не будет решения Божьего суда. Да и не успели бы гонцы Бориса Давидовича за столь короткое время проскакать туда и обратно. А если бы даже и крылья были у их коней, все равно, насколько было известно князю Илье, князь Михаил, в отличие от Мстислава, не любил принимать быстрых решений…

       Дружинники провели пленника по двору, приказали подняться по крыльцу в терем и только у дверей гридницы остановились, пропуская его вперед.

       Он вошел и увидел стоявшего перед мозаикой с райскими кущами князя Мстислава.

       - Вот сколько смотрю на нее, столько не могу понять… - словно продолжая только что прерванный разговор с князем Ильей, сказал тот, – точнее, наоборот, начинаю понимать слова псалмопевца Давида: «Вскую шаташася языцы, и люди поучишася тщетным?»1

       Князь Мстислав посмотрел на недоуменно взглянувшего на него князя Илью и продолжил:

       - Все суетимся, воюем, стараемся укрепиться на земле так, будто будем жить на ней вечно. И это - когда нам Богом уготовано такое, что, как говорится, ни ухо не слышало, ни глаз не видел!

       - Но ведь и земные блага для чего-то дал людям Господь? – осторожно возразил князь Илья.

       - Дал, - согласно кивнул Мстислав. – Но только, чтобы они навечно не отгородили человека неприступной стеной от этого!

       Он кивнул на мозаику и, направляясь к окну, знаком пригласил князя Илью следовать за собой.

       - Я приказал позвать тебе к себе, потому что у меня есть разговор, – задумчиво произнес он. - Твой отец однажды оказал мне неоценимую услугу. Можно сказать, спас мне жизнь. Я не успел отплатить ему тем же. Был слишком далеко от вашего княжества, когда на него напали… Так вот хочу отдать свой долг если не отцу, так его сыну!

       Князь Илья с надеждой вопросительно взглянул на Мстислава, но тот сразу предупредил:

       - Разумеется, в пределах закона и моей власти! Решения Божьего суда я отменить, разумеется, не в силах. Но не отдать тебя Борису Давидовичу и самому договориться о твоей дальнейшей судьбе с Владимирским князем – это еще в моих силах.

       - И он вернет мне стол отца?

       - Ну что ты будешь с ним делать? – с огорчением развел руками Мстислав. – Голова на ниточке держится, а он все туда же! Ну как можно вернуть стол князю изгою в обход лествицы, которую утвердил Яррослав Мудрый?

       - Однако ей не гнушались пренебрегать Всеволод Олегович, Изяслав Мстиславович… - начал было перечислять князь Илья, но Мстислав решительным жестом остановил его:

       - Так то ж князья!

       Мстислав испытующе оглядел пленника и укоризненно покачал головой:

       - Сохрани тебе жизнь, так ведь ты опять возьмешься за старое! Снова начнешь грабить, жечь, толпами угонять русских людей в полон, а, поймавшись, давать крестные клятвы и тут же нарушать их…

       Князь Илья смело выдержал взгляд Мстислава и с вызовом уточнил:

       - А разве, считай, все без исключения княжившие прежде и нынешние князья - не творили и не творят того же?

       - Так то же князья! – снова повторил Мстислав.

       - А мне, стало быть, выходит нельзя этого лишь потому, что я в одночасье лишился отца и деда? – возмутился князь Илья и услышал в ответ твердое:

       - Да!

       - Но я ведь хочу всего лишь вернуть себе хотя бы частицу принадлежавшей мне по наследству чести и звания! – призвав на помощь весь свой дар убеждения, боль, мольбу, немое напоминание о долге Мстислава перед его отцом, попытался объяснить князь Илья.

       Но князь Мстислав был непреклонен.

       - И думать о том забудь! – сурово сказал тот. – На то нет твоего права - ни по закону, ни по правде, ни по совести!

       Князь Илья, понимая, что все уже решено и сказано, причем лет за сто до этого, все-таки поднял на него глаза и, с последней надеждой спросил:

       - И никак… ничего… никогда уже не исправить?

       Князь Мстислав отрицательно покачал головой и сказал только одно, но жестокое, словно смертельный удар копьем, слово:

       - Нет.

       Они долго простояли молча и, наконец, Мстислав уже другим, более мягким, и даже будто бы виноватым голосом напомнил:

       - И все-таки я хотел бы выполнить свой долг перед твоим отцом.

       - Между прочим, все знают меня, как Илью, а он дал мне самое что ни на есть княжеское мое имя – Рюрик! – горько усмехнулся князь Илья.

       - Надо же… - с сожалением покачал головой Мстислав и уже просительно посмотрел на него: - Так что я могу для тебя сделать?

       Князь Илья равнодушно пожал плечами и, сквозь туман в голове, сам не зная почему, ответил:

       - Да ничего мне не надо. Разве что… дозволь приходить ко мне в поруб всем, кто только захочет?

       - Да разве тебе неведомо, сколько тут желающих убить тебя еще до приговора Божьего суда? – удивился Мстислав и испытующе посмотрел на пленника: - Или…бежать собрался?

       - А хоть бы и бежать! – усмехнулся тот, только теперь вспоминая слова охранника о том, что примчались друзья, готовые помочь ему совершить побег, и знакомый голос, который собирался выручить его, выйдя на поединок с князем Борисом.

       - Ну что ж… Будь по-твоему! - подумав, решил князь Мстислав. – Сам Христос благословляет посещение узников, в темницах сидящих. Только не обессудь, если я еще больше усилю охрану поруба!

       И знаком приказал старшим дружинника увести пленника.

 

4

 

Горислава замерла с уже протянутой к шнурку с печатью рукой…

 

       С тяжелым сердцем князь Илья возвращался обратно в темницу.

       Он был подавлен беседой с князем Мстиславом. Скажи ему то же самое Борис Давидович, князь Михаил, да любой другой из князей – он бы пропустил их слова мимо ушей. А тут, словно землю вдруг выбило из-под ног… Князь Мстислав – слов на ветер не бросает. За ним за самим, как за крепостной стеной: и закон, и правда, и совесть. Причем, не только его, но и всей Руси… Не зря его так любили и уважали в народе.

       Князь Илья тяжело опустился на свое место в порубе и обхватил голову обеими руками. Боль в руке даже радовала его: с ней было легче переносить такую жестокую обиду судьбы…

       Последнее, на что он надеялся и оправдывал себя все эти годы и, особенно в эти дни и даже часы Божьего суда – оказалось всего лишь жалким, пустым самообманом. И… как же теперь жить?

       Появившийся в порубе воевода что-то тихо сказал охраннику, показывая глазами на дверь, на меч и на князя Илью. Тот понимающе кивнул, вытянулся во весь свой богатырский рост перед ушедшим воеводой и уже куда более весело подмигнул пленнику.

       На этот раз князь Илья даже не обратил на это внимания. Совсем иное занимало его думы.

       Как же теперь жить-то дальше? И главное – чем?…

       Он поднял голову, увидел продолжавшее лежать у свечи Евангелие и раскрыв его, прочитал:

       «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы. Возмите иго Мое на себе, и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим. Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть.»

       Князь Илья удивился, как вдруг по-иному прозвучали эти настолько знакомые, что он давно уже перестал вникать в их глубинный смысл, слова. Сердце само рванулось к ним. Но разум продолжал оставаться на месте.

       «Легко сказать – стать смиренным и кротким в этом коварном, не знающем пощады мире! - покачал головой он, и тут же, устыдившись, оборвал себя на полумысли: - Хотя - Христос сам подал пример нам этому, взойдя, вместо того, чтобы стать царем всех царей и обладать сокровищами всего света, на страшный голгофский Крест…»

       Дверь поруба неожиданно скрипнула и отворилась.

       - Вот и первый гость! – усмехнулся князь Илья, поднял голову и остолбенел.

       На пороге стояла… Горислава. Румяная с мороза. Красивая. В ушах – серьги. На пальцах перстни – подарки батюшки с матушкой и… как он сразу заметил – их обручальное колечко…

       А в руках… в руках у нее был узелок. Охранник увидев его, требовательным знаком велел развязать и показать, что там, очевидно, чтобы убедиться нет ли в нем ядовитого зелья.

       Горислава подошла к нему, что-то шепнула, отдала, и тот сразу отвернулся к стене и сделал вид, что все, что произойдет дальше, его совершенно не касается.

       А Горислава, с так и не развязанным узелком, направилась прямо к князю.

       Если бы он был повнимательней, то сразу б заметил, что на одном из пальцев девушки не доставало самого дорогого перстня, доставшегося ей в наследство от еще прабабушки, бывшей великой княгиней…

       Да и до того ли было ему сейчас?.. Действия охранника он просто отнес к заслуге своей потерянной навсегда невесты, своей кротостью и чистотой умевшей укрощать самые злобные сердца…

       Князь Илья повернулся к ней, цепь зазвенела, и он горько усмехнулся, кивая на нее:

       - Вот где довелось нам с тобой встретиться!..

       - Но я ведь же обещала, что пойду за тобой хоть на край света. А это – всего лишь смоленское княжество! – напомнила, подсаживаясь к нему, Горислава и прошептала: - Любый мой!

       - Как! Ты… прощаешь меня? – недоверчиво посмотрел на нее князь Илья.

       - Да как же я могу таить обиду на человека, который, после Бога, для меня роднее всех людей на земле? Дороже батюшки… дороже матушки… - не скрывая своей любви, ответила Горислава.

       Помогая себе зубами, она быстро развязала узелок и стала выкладывать рядом с открытым Евангелием крошечные баночки и горшочки…

       - Что это? – покосился на них князь.

       - Целебные, просто чудодейственные мази! - прошептала в ответ Горислава. – Конечно, надо было сразу помазать ими твои ожоги, но, давшая мне их травница, сказала, что, быть может, еще не поздно…

       - Оставь это… - отстраняя от себя здоровой рукой снадобья, покачал головой князь. - Поздно… Все уже поздно! Да и чтобы снять повязку – печать придется ломать…

       - Ничего не поздно, любый! – настойчиво принялась открывать баночки Горислава. – И с печатью все уже договорено. После меня сюда придет Мстислав Мстиславович и сделает новую!

       - Вот как? – изумился князь Илья. – Да чем же ты прельстить-то его смогла, что он даже Бога не побоялся?!

       - Как чем? Своей любовью конечно – к тебе! – зардевшись, поспешно уточнила Горислава. - Он в любви толк понимает, и жену свою так любит, что у них, наверное, будут самые счастливые на земле дети!1

       Князь Илья согласно кивнул и сказал:

       - Так вот, чтобы это было действительно так, унеси все это обратно. Я не хочу отплачивать князю за такое благородство немалыми неприятностями! Узнав про то, что он осмелился вмешаться в суд Божий, такой строгий ревнитель закона, как князь Мстислав Храбрый, может просто-напросто лишить его наследства!

       Горислава замерла с уже протянутой к шнурку с печатью рукой и предложила:

       - Давай хоть тогда помажем ее прямо через полотно!

       - Нет! – тоже решительно отказался князь. - Это сразу будет заметно…

       - Какой же ты у меня упрямый! – вздохнула Горислава.

       Князь Илья виновато пожал плечами и сказал первое, что пришло ему в голову:

       - А может, я просто Божьего суда хочу?

       - Да разве ты не понимаешь, чем он закончится?

       - Конечно, тем, что и заслужил!

       Горислава собрала в узелок горшочки, баночки и с упреком спросила:

       - А обо мне ты подумал?

       - А чего мне о тебе думать? Я и так… никогда не забывал тебя! – с трудом выговаривая слова, проговорил пленник. - Не беспокойся, о твоем возвращении к батюшке я позабочусь даже отсюда!

       - Благодарствую…

       - Да было б за что…

       Они помолчали, словно завороженные, глядя, как догорает свеча. И когда она стала гаснуть, Горислава, вздрогнув, зажгла от нее запасную, лежавшую рядом и искоса посмотрела на следившего за каждым ее движением князем.

       - Ты давеча спрашивал, прощаю ли я тебя? – спросила она и тут же ответила: - Так вот я прощаю тебе, князь. И то, что ты увез меня от батюшки, и, что чуть было не отдал под венец нелюбому. Не бойся, я никогда не стану женой Бориса Давидовича. И вообще любого другого князя. Я так решила: если с тобой что случится… словом, если не не будет больше тебя на земле, то… уйду в монастырь. И там буду молиться о твоей душе и оплакивать свою горькую долю… Ну а теперь, князь… - поднимаясь, вдруг чужим тоном сказала она.

       Пленник поднял глаза и поразился той перемене, которая произошла в ней. Перед ним стояла не любимая, готовая пойти ради него на все девушка, а воспитанная в строгости и помнившая свое достоинство и честь княжна.

       - Я все простила тебе и… прощай! – сказала она и, не оглядываясь, вышла из поруба.

 

Глава третья

 

Ложный след

 

 

1

 

Стас изо всех сил взял себя в руки и, как можно спокойней, сказал…

 

       Увидев еще издали, около места раскопок, милицейскую машину, церковный грузовик, омоновцев и целую толпу народа, Стас ахнул: «Неужели нашли?» и невольно прибавил шагу.

       Первым ему встретился завхоз. Впервые, наверное, отойдя от своей палатки за последние дни, он стоял за канатами и жадно курил:

       - Попался, голубчик! – кивая в сторону площадки, радостно сообщил он. – Теперь хоть, не опасаясь этих ворюг, по-человечески покурить можно, в магазин за продуктами выйти…

       - Кто? – обрывая его, первым делом спросил Стас и услышал в ответ насмешливое:

       - Кто же еще? Дружок твой ненаглядный. Иди-иди, сам увидишь!

       - Что?! Ваня? Но… ведь он в то время был вместе со мной! Это и Ленка подтвердить может!

       Стас бросился на площадку и к своему облегчению сразу нашел глазами своего друга. Ваня сам спешил к нему навстречу, очевидно, чтобы поделиться последними новостями.

       В ожидании его, Стас огляделся и – час от часу не легче! – увидел стоявшего перед следователем и участковым старшиной…Молчацкого.

       - Ну дела! – переводя дух, сразу же сообщил Ваня. – Представляешь, Молчацкого в городе взяли! По подозрению в хищении плиты! Как же теперь спектакль-то, моя роль с ловким приемчиком, а?…

       - Да погоди со своей ролью! Ты может толком объяснить, в чем дело!

       - Я могу! - вмешалась разговор, как всегда вовремя оказавшаяся рядом Юля. – Сегодня утром в райцентре арестовали храмовую машину, в которой находился Молчацкий. Теперь его подозревают в том, что он уже вывез или еще только собирался еще вывезти на ней нашу плиту!

       - Не может быть… - прошептал Стас.

       - И я тоже уверена – не может! – согласилась Юля. - Но вы же сами видите, его уже повели!

       Студенты принялись расступаться, молча пропуская милиционеров, уводящего к машине Молчацкого Он шел с опущенной головой. Стараясь не смотреть в сторону переговаривавшихся за канатами людей. На руках его поблескивали наручники.

       - Ну нет! Я так этого не оставлю! – возмутился, срываясь с места, Стас.

       - Стой! – попытался остановить его за рукав Ваня.

       Но Стаса было уже не удержать.

       - Подождите, постойте! – догнав милиционеров с Молчацким, выкрикнул он. - Куда вы его ведете?

       - Куда следует! Отойди, только тебя здесь еще не хватало! – попытался остановить его участковый, но следователь неожиданно знаком остановил его и с интересом посмотрел на Стаса:

       - А вы, собственно, кто такой будете?

       - Я? – на мгновение опешил Стас.

       - Ну не я же! – усмехнулся следователь и требовательно протянул ладонь: - Ваши документы?

       - Паспорт дома! – махнул рукой в сторону своей улицы Стас. – Я могу принести его хоть сейчас. Но меня и так каждый здесь знает!

       Следователь бросил вопросительный взгляд на участкового и тот подтверждающе кивнул.

       - И что же вы хотите сказать следствию? – заученным тоном уточнил он.

       - Только одно! Что этот человек, - Стас кивнул на Молчацкого. – Совершенно не виноват! Здесь просто какое-то недоразумение…

       - Ну да! – усмехнулся следователь. - По недоразумению он взял напрокат единственную машину, которая не проверяется у нас на дорогах, заметьте, грузовую, затем, шутки ради закупил на целую преступную группировку бороды и усы, потом случайно при нем оказалась большая сумма денег, полученная им неизвестно от кого и за что…

       - Но ведь я же сказал вам уже, – устало напомнил Молчацкий. - Это мои личные деньги, с моего личного счета в банке, которые я снял для того, чтобы купить то, что необходимо для спектакля! Ведь это же все можно проверить!

       - Проверим! - с угрозой пообещал следователь и с усмешкой сказал участковому: - Раньше говорили «Идем на дело», а теперь это называется «спектаклем!»

       - А почему вы, собственно говоря, ему не верите? – возмутился Стас, уже догадавшийся, что тут произошло на самом деле.

       Следователь еще более внимательно посмотрел на него:

       - Ты хочешь сказать, что он говорит правду?

       - Да, и готов был свидетелем!

       - А соучастником или даже обвиняемым стать не боишься?

       Стас вдруг скорее почувствовав, чем увидев, что плечо к плечу с ним встали Лена и Ваня, изо всех сил взял себя в руки и как можно спокойней, сказал:

       - Во-первых, говорите мне вы! Я же вам не тыкаю? Во-вторых, я являюсь руководителем… то есть помощником руководителя раскопок - по организации юбилея в селе Покровское!

        Про юбилей знаю! – кивнул следователь. - Получили соответствующие указания обеспечить порядок. Ну и что с того? Что ты… вы хотите этим сказать?

       Стас чуть приметным, но явно уважающим себя кивком принял поправку и ответил:

       - А то, что Молчацкий является в свою очередь, моим заместителем. Он - режиссер-постановщик спектакля о временах древней Руси. И вчера вечером я поручил ему срочно, потому что времени до постановки осталось не так уж много, достать в области или райцентре, меня не касается где, костюмы, подходящие декорации и весь необходимый реквизит.

       Стас говорил, и видел перед собой не меняющее выражение лицо следователя, не подбадривающего кивавшего ему участкового, не вскинувшего на него глаза Молчацкого, а - крест на его груди. Невольно вспомнились слова прозорливого старца отца Тихона, который еще при жизни сказал ему: «Столько веков прошло, а Христос на нем – всё живой! И как это только люди этого не замечают?» И этот крест, эти слова, словно укрепляли его, и делали сильнее следователя и милиционеров.

       - Так что поездка в райцентр с делом похищения плиты никак не связана, - наконец закончил: - И все это сделано по моему распоряжению!

       - Простите, по моему распоряжению! – послышался голос подошедшего Владимира Всеволодовича. – Это ведь я велел, чтобы все строго соответствовало исторической действительности! А так как во времена Древней Руси и князья, и дружинники, и смерды носили бороды, то вот он и закупил их, на, как вы изволили выразиться, преступную группировку! Которая на самом деле является – нашей театральной студенческой труппой!

       - И все мы готовы ехать с вами свидетелями! – выкрикнула Лена,

       - Да, как один! – дружно поддержали ее студенты.

       - Ах, вот оно в чем дело!..

       Следователь одними глазами приказал снять наручники и хмуро спросил с облегчением потершего запястья Молчацкого:

       - Ну что же вы… Грамотный человек. Артист можно сказать…Сами не могли как следует все объяснить?

       - А вы, простите, как следует, спрашивали? – с болью в голосе спросил тот и зябко передернул плечами. - Налетели, скрутили! Хорошо, я еще театральные мечи и половецкие сабли не успел получить… А то бы вы меня за хранение холодное оружия сюда и везти не стали!

       - Ты поговори-поговори! – снова стал строгим следователь. - И так под одним делом ходишь… Смотри, как бы второе к нему не приклеилось!

       - Не приклеится! Закон парности только в археологии бывает! – подал голос Стас.

       - Какое еще закон? – услышав знакомое слово, насторожился следователь, и, прочитав во взгляде Стаса насмешку, а во взглядах студентов и окружавшего канаты народа – радость от того, что справедливость хоть здесь восторжествовала, приказал участковому:

       - Ладно! Поехали! Нечего нам пока здесь больше делать…

 

2

 

- Вот видите, все сходится! – воскликнул Стас.

 

       Воспользовавшись тем, что Владимир Всеволодович с Валентином пошли уточнять порядок сегодняшних работ, студенты взволнованно обсуждали происшедшее.

       - Странно, почему они вдруг остановили храмовую машину? – вдруг недоуменно спросил кто-то. – Ведь никогда же не останавливали!

       - Им явно кто-то сообщил! – уверенно предположила Юля. Только… я вот не знаю, кто... И зачем?..

       - Зато я знаю! – вдруг сказал Стас и, посмотрев на ждущих от него объяснений студентов, понизил голос: – Антиквар.

       - Но зачем?

       - Чтобы повести следствие по ложному следу и выиграть время!

       - Антиквар? – как-то не сразу откликнулся, услышав знакомое слово Молчацкий. - Это тот, что работает в райцентре в магазине «Старинные вещи»? – уточнил он Стаса и встретив кивок, задумчиво проговорил: - Он действительно подходил ко мне вчера и просил оказать небольшую услугу – попросить через вас, Станислав, церковную машину. Буквально на пару часов. И обещал за это приличное вознаграждение!

       - А вы? – послышалось сразу несколько поторапливавших, какого-то явно заторможенного Молчацкого, голосов.

       - Что я… - снова помедлив, ответил тот. – Разумеется, отказался… Понимаете, меня почему-то сразу насторожила сумма вознаграждения за такой пустяк – две тысячи долларов. Как-то больше похоже на взятку!

       Молчацкий еще помолчал и сказал:

       - Но, собственно, этот антиквар-то и подал мне мысль, попросить в храме эту машину – но исключительно в наших театральных интересах!

       - Вот видите, все сходится! – воскликнул Стас. - И главное – что они еще не успели вывезти плиту, и она наверняка где-то по-прежнему рядом!

       - Ага, в палатке у нашего завхоза! – усмехнулся Ваня, показывая на завхоза, который снова, с видом телохранителя римского императора, стоял у своей палатки. И все, засмеявшись, пошли по своим делам.

       Ваня с миноискателем - на раскоп номер два, куда послал его, очевидно, решивший начать сворачивать работы на месте бывшего пруда Владимир Всеволодович.

       Лена – на кухню.

       Молчацкий, которому, и правда, стало немного нехорошо после всех этих потрясений – в медпункт, за чем-нибудь успокоительным..

       А Стас – домой - к пьесе. Не замечая, что, шепнув Людмиле: «Ну, наконец-то он, вроде, теперь один!» за ним тенью, скользнул Александр…

 

3

 

- Нет! – даже не слушая, сразу отказался князь Илья.

 

       Еще тягостней стало на душе князя Ильи. Холодно. Сиротливо. Одиноко.

       Не с охранником же было говорить ему о своей боли!

       К счастью, почти сразу же после ухода Гориславы, в порубе появился молодой князь. Ладный, красивый, он, подойдя, положил ему на плечо руку и одобрительно кивнул на раскрытое Евангелие.

       - Читаешь? Это хорошо! Значит, сам Бог рядом с тобой! – он посмотрел на удивленно взглянувшего на него князя Илью и пояснил: - Святые отцы пишут, что когда читаешь что-нибудь светское, то словно бы говоришь с тем, кто написал его, а когда Евангелие – то Сам Господь говорит с тобою!

       Он жестом выслал из поруба охранника, и когда тот закрыл за собой дверь, с доброй улыбкой сказал:

       - Я так и знал, что ты откажешься. Просто у нее не было никакой иной надежды, и я не мог отказать ей.

       Князь Илья благодарно кивнул.

       - Но ты не думай, что мы с отцом так просто отдадим тебя Борису Давидовичу! У нас хватит сил, чтобы противостоять даже князю Михаилу, если ему удастся уговорить его! – с жаром начал Мстислав Мстиславович. – Даже если… - он кивнул на обвязанную руку пленника и вдруг запнулся.

       Князь Илья сразу все понял, и сам пошел навстречу благородному князю:

       - Не если, а - когда Бог покажет всем, что я виноват, - поправил он и спокойно продолжил. – То твой отец, по закону, просто обязан будет казнить меня.

       - Но он может смягчить приговор! – возразил Мстислав Мстиславович.

       - А ненавидящие меня смоляне? А любящий, чтобы все было по правде и совести народ? – напомнил ему пленник. - Ведь об этом узнает вся Русь! Ты подумал, какая недобрая молва сразу пойдет о известном своей справедливостью, славнейшим из всех князей? И чтобы он из-за такого как я… - запнулся теперь уже он, и Мстислав Мстиславович, опять-таки с жаром начал:

       - Но…

       - Нет! – даже не слушая, сразу отказался князь Илья. На глаза ему попалось Евангелие, и он обрадовался его неожиданной подсказке: – Пусть все будет так, как должно быть. Я хочу Божьего суда!

       Второй раз уже произнес он эти слова и первый раз вдруг подумал: а, может, и правда, это действительно именно то, что он хочет?

       Мстислав Мстиславович с уважением посмотрел на князя Илью и тот, видя, что перед ним человек, которому со спокойным сердцем можно доверить самое дорогое, сказал:

       - Об одном только хочу тебя попросить!

       - Сделаю все, что только в моих силах! – клятвенно прижал ладони к груди молодой князь

       Князь Илья с незаметным вздохом посмотрел на дверь, за которой навсегда ушла из его жизни любимая, и попросил:

       - Отвези Гориславу домой. Сам. Лично. И упроси отца написать такое письмо, чтобы примирить ее со своим батюшкой…

       Мстислав Мстиславович понимающе кивнул и вдруг с деланным огорчением развел руками:

       - А вот этого я как раз не буду: ни просить, ни делать!

       - Почему? – думая, что ослышался, переспросил князь Илья.

       Молодой князь загадочно улыбнулся и уже совсем по-дружески потеребил за плечо вконец растерявшегося пленника:

       - Да потому что князь Владимир сам едет сюда. Зачем моему отцу зря писать письма, тратить свинец на печати, если можно передать твою Гориславу прямо из рук в руки?

       Он оглянулся на дверь и с таинственным видом шепнул:

       - Кстати, князь Владимир едет сюда не только ради дочери. У него очень серьезный разговор с отцом. Требуется едва ли не вся наша дружина! Поэтому я думаю, он с радостью согласится выполнить то, о чем ты просишь. Тем более что он сам очень любит свою дочь!

       Разговор двух князей был окончен.

       Мстислав Мстиславович крепко пожал здоровую руку князю Илье. Потоптался на месте и вдруг сказал:

       - У меня тоже могла быть к тебе одна просьба… Но, теперь, как вижу, она ни к чему!

       - И все же – какая? – вопросительно посмотрел на него пленник.

       Мстислав Мстиславович как-то виновато посмотрел на него и ответил:

       - Обменяться нательными крестами, чтобы нам с тобой сделаться братьями. Но… ведь мы же и без этого с тобой братья, верно?

       Вместо ответа князь Илья встал, вытянул руки и обнял своего благородного и мужественного гостя. Плечи его вздрагивали.

       И долго еще, даже после того, как Мстислав Мстиславович вышел, он еще не мог распрямить свой вдох…

 

4

 

Князь Илья торопливо кивнул, впился глазами в друга…

 

       Медленно потянулось время.

       Первого охранника сменил второй. Он сел у дверей и, уже почти не глядя на князя Илью, засапожным ножиком стал вырезать из чурки фигурку какого-то зверя.

       Гостей больше не было. Да и кому было навещать его? Разве что только его людям, которые уже пытались организовать побег с помощью первого охранника. Но они почему-то не торопились. И как ни странно, пленник был даже рад этому.

       Неожиданно ему вдруг стало все равно: убьет ли его этот охранник или нет. Хотелось, конечно, узнать приговор Божьего суда. Но – какая разница – свершится он прямо сейчас или завтра?… И князь Илья, закрыв глаза, лег, задремал и очнулся только от того самого, поразившего его в тереме своей знакомостью голоса:

       - Ну, здрав будь, что ли, князь…

       Князь Илья приподнявшись на локте, всмотрелся в вошедшего в поруб нового гостя и, увидев приветливо улыбающегося мужчину лет тридцати с открытым, честным лицом, изумленно прошептал:

       - Радим… Ты?!

       - Как видишь!

       Князь Илья сел и облегченно потер рукой лоб:

       - Так вот чей голос я слышал в гриднице князя Мстислава… А то все гадал, никак не мог вспомнить…

       - Немудрено, уже год, как не виделись…

       Пленник покачал головой – надо же, как время быстро летит, и набросился с жадными расспросами на присевшего рядом Радима:

       - Как ты? Где ты? И вообще, откуда прознал, что я тут?

       - Какая тебе разница? – равнодушно пожал плечами тот. - Главное, что я здесь. Не хватало бы мне еще оставлять своего друга одного в беде, в окружении стольких врагов!

       - И это после того, как я бросил тебя в бою?! – с виною во взоре посмотрел на него князь Илья и услышал в ответ примирительное:

       - Но до этого - сколько раз, стоя спина к спине, мы отбивались с тобой от целых вражьих отрядов?

       - Но в тот раз ведь - предал! – напомнил князь Илья.

       Радим без осуждения посмотрел на него и напомнил:

       - Ты забыл добавить, что был тогда ранен!

       - Да какая разница? – возмутился князь Илья. - Это же я затеял то дело, я неверно повел бой, и первым же вышел из него.

       - Ну, положим, не вышел, а тебя вынесли! Впрочем, как потом и меня… С тою лишь разницей что тебя друзья, а меня враги!

       Радим потер плечо, очевидно вспоминая полученную в том бою рану, и с упреком заметил:

       - Целый год не виделись… Нам что, о чем-то другом, более приятном, поговорить нечего?

       - Нет, погоди! – упрямо не согласился пленник и испытующе спросил: - И что же, ты так-таки действительно вышел бы вместо на меня на поединок с князем Борисом?

       - Ну да! – слегка удивленный вопросом, кивнул Радим.

       - Против этого закованного в латы кабана, которого и без доспехов-то никакая стрела и меч не возьмет? У которого нет ни одного слабого места?!

       Радим спокойно пожал плечами и, не задумываясь, ответил:

       - Так ведь это же - Божий суд! Тут уже от нашей воли и желания ничего не зависит. Вспомни, как Давид победил великана Голиафа!

       Князь Илья торопливо кивнул, мол, помню, и впился глазами в друга:

       - И у тебя что – была надежда в нем победить?

       - Не большая, если честно, как другу, но да… Конечно!

       - А если бы не было этой надежды?

       - Ну, если бы я был уверен в том, что ты полностью виноват, то, конечно же, нет! – уверенно ответил Радим и зябко передернул плечами: - Самоубийство – непростительный грех!

       - Так что же – ты хочешь сказать, что за мной есть хоть какая-то правда?! - почти выкрикнул князь Илья, не замечая, что охранник давно уже прислушивается к каждому слову их беседы.

       - Как бы тебе сказать… - задумался вслух Радим. - Обиженные тобой люди видят в тебе только зло, которое ты им сделал. Но мне, как твоему другу, нередко доводилось подмечать совсем иное.…

       - Например?

       - Я помню, как ты, не жалея своей жизни, кстати, и нашей тоже, при первой же возможности, отбивал у половцев всего лишь час назад отданный им полон… Как не задумываясь, откликался на отчаянный зов погибавших в несправедливых войнах братьев. Как спас однажды из огня, горевшую в подожженном твоими же воинами доме, мать с ребенком… Так что к ожогам, я думаю, тебе совсем не привыкать!

       - Надо же, я совсем забыл про это… - пробормотал никак не ожидавший услышать хоть слово в свою защиту пленник.

       - Главное, что Господь помнит! – показал глазами на Евангелие Радим. - Он никогда не забывает даже мельчайшего человеческого добра. Потому что его так трудно, а порой просто невозможно сделать в этом преисполненном зла мире!

       Радим помолчал и, покосившись на сделавшего вид, что старательно достругивает фигурку медведя охранника тихо сказал:

       - Я пришел, не только для того, чтобы повидаться и ободрить тебя.

       - Но и предложить, как в наши былые годы – план какого-нибудь дерзкого побега? – понимающе взглянув на него, подхватил князь Илья и не успел еще решить, что ответит на такое предложение друга, как тот вдруг сказал:

       - Нет. Скорее, наоборот. Предостеречь.

       Радим выдержал удивленный взгляд пленника и пояснил:

       - В граде я видел несколько человек, с которыми ты был связан в последнее время. Они наверняка предложит тебе такой план. И он вполне может быть осуществимым. Но я твой друг и должен сказать. Не слушай их. Они не доведут тебя до добра. А зла тебе и без того хватило…

       Но… - попытался возразить князь Илья и почувствовал, как на его плечо тяжело легла ладонь друга.

       - Над тобой совершается Божий суд, – поднимаясь, сказал тот. - И, каким бы ни был приговор, прими его, как из руки Господней. Ну, а теперь - не говорю тебе: «Прощай!», говорю: «До встречи!». Не здесь, так там! – кивнул он головой туда, где над сводами поруба было небо. - Собственно, вот и все, что я хотел сказать и тем более, сделать.

       Обняв на прощание друга, Радим вышел.

       Почти тут же за дверью послышался голос первого охранника, заговорившего с внешней стражей. Второй охранник встал с лавки и перед тем как уйти, неожиданно бросил князю Илье свою законченную работу: лохматого, поднявшегося на задние лапы медведя.

       Тот посмотрел на него и растерянно посмотрел в спину уходящего воина.

       Очень искусная работа. Но главное – морда у этого, готового к нападению матерого зверя была… доброй.

 

5

 

Стас оглянулся и беспомощно посмотрел на Александра…

 

       «Нет, ну так совершенно невозможно работать!» - услышав стук в дверь, возмутился, погруженный в работу Стас.

       - Открыто! – крикнул он, но стук повторился, и ему пришлось вставать и идти самому открывать дверь.

       Ожидавший встретить на крыльце кого-нибудь из паломников, он вдруг увидел перед собой как-то неловко переминавшегося с ноги на ногу Александра.

       Приветливая улыбка сползла с его лица. Этот студент был неприятен ему. Но гость – есть гость и он, как можно вежливей кивнув ему, показал головой на вход:

       - Входи, не заперто!

       - Никак не могу привыкнуть, что в деревне люди не запирают двери! – прыгая через ступеньку, пожаловался Александр. - Я, собственно, на минутку, только скопировать, наконец, эту плиту.

       - Жаль, вчера не пришел, - проводя его в свою комнату, - вслух пожалел Стас.

       - Да у тебя народ был, не хотелось мешать!

       - Ну и зря, - повторил Стас. - А то бы я еще вчера отдал Молчацкому диск.

       - Зачем?

       - Так мы ведь решили сделать точную копию плиты для спектакля!

       - Тогда наоборот хорошо, что не пришел! – доставая из чехла фотокамеру, заметил Александр и зябко передернул плечами: - Представляю, чтобы тогда было, если бы у него еще и эту копию нашли!

       - Ну и что? Глядишь, сразу бы все и выяснилось!

       - А до этого?

       Александр криво усмехнулся и, передразнивая голоса оперативников из телевизионных сериалов, прокричал: - Всем лежать! Лицом в асфальт! – Хотя… - задумчиво произнес он. – После этого ему и грима для избитого половцами беглеца не понадобилось бы!..

       - Ладно! – остановил его Стас. – Давай сюда свою технику.

       - А может, я сам? – осторожно предложил Александр.

       - Как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходят! – остановил его Стас, сам подключил телефон Александра к своему компьютеру, совместил их, настроил и сказал:

       - Ну, а теперь показывай, где у тебя там плита?

       Александр умело поработал с кнопками чужого компьютера, и на экране один за другим показались три снимка плиты.

       - Есть, скопировано! – кивнул ему Стас, но тут Александр, словно по инерции, показал еще один кадр, и он вдруг прищурился: - Погоди! А это еще… что такое?

       - А! – с деланным равнодушием махнул рукой Александр. – Не обращай внимания! Это так - личное…

       Но Стас опытным взглядом компьютерщика успел разглядеть в мелькнувшем кадре что-то такое, что заставило его вздрогнуть, и пробормотал:

       - Постой-постой! Это твое личное, кажется, и меня касается…

       - Да не надо тебе говорят! – Александр сделал попытку отключить фотоаппарат, но как-то не очень настойчиво, и Стас без труда вернулся к заинтересовавшему его кадру.

       Вернулся и замер. На экране любимого компьютера – в этот момент он был готов просто разбить его вдребезги - появилась фотография… целующихся Лены и Александра! Сомнений не было: ее светлые волосы, ее юбка, а главное – ее кофточка с очаровательными утятами…

       Стас оглянулся и беспомощно посмотрел на Александра…

       - Я же говорил, не следует тебе этого видеть… - уже решительно забирая свой фотоаппарат, словно извиняясь, пробормотал он. - Тем более у вас с ней серьезно. А у меня это с ней еще до твоего приезда сюда было!

       - Что это? Что именно - было? – растерянно переспросил Стас и услышал тихое, но громче самого страшного удара грома слово:

       - Как это что? Всё!

       Александр недоуменно – мол, как это взрослый парень может не понимать таких очевидных вещей - посмотрел на Стаса и продолжил:

       - Она, конечно, как обычно бывает, после этого, сразу в слезы, в упреки…Зачем, мол, ты это со мной сделал? Дескать, я другого, то есть тебя люблю. А это все так – солнце, небо, река, одним словом – затмение… И с тех пор просто видеть меня не может! Говорит, еще раз подойдешь, так просто убью!..

       - Иди… - деревянными губами остановил его Стас.

       - Что? – осекся Александр.

       - Уходи… – повторил Стас. - Потому что я тоже сейчас не могу тебя видеть. Не могу и не хочу.

       - Ну, ладно… Прости, конечно, я все понимаю…Тогда я и правда пошел! – почти на цыпочках направился к двери Александр и уже с порога, разрешая, наконец своему лицу проявить всю свою радость, крикнул: - А дверь-то на всякий случай все-таки закрывай! Бери пример с нашего завхоза!

 

6

 

- Ч-что? – только и смогла переспросить Лена.

 

       « Так вот, что она имела в виду, когда говорила, что у нее было с Александром только разок! – мучительно размышлял Стас, бредя к Молчацкому с лазерным диском в руке. В медпункте того уже не оказалось. Мама Лены и Вани сказала, что после укола он пошел к студентам, и Стас, вздохнув, покорно пошел туда.

       Никогда еще дорога от дома до бывшего пруда дорога не казалась ему такой долгой. Казалось, что ноги просто идут в обратном направлении.

       Но мысли упрямо бежали вперед.

       - «До чего же все глупо, бессмысленно и… невозвратно! И родителям уже позвонил… – вспомнив о вчерашнем звонке, с сокрушением покачал головой он. - И не того жаль, что позвонил, а их жалко. Будут теперь расстраиваться из-за меня, еще посчитают несамостоятельным и опрометчивым. И правильно посчитают!»

       Впереди, показались храм и огороженная канатами площадка. Пора было принимать какое-то решение.

       «Ладно, нужно быть великодушным! – решил для себя он и вздохнул. – Ведь Ленка, если разобраться - что с нее взять?.. Девчонка еще совсем, а тут красавец, спортсмен, настоящий Дон Жуан! Трудно было устоять против такого… Она, конечно хорошая, милая, славная… Но после этого мне уже ничего не надо! Ей, конечно, ни слова о том, что видел! Придумаю по ходу дела, что сказать… Но отношения надо разорвать, не медля, раз и навсегда. Плох тот хирург, который, как говорит отец, режет по кусочкам, жалея больного… Все. Решено. Только нужно все сделать как можно быстрее, чтобы не тянуть с этим делом…»

       Стас резко прибавил шаг, и теперь уже дорога, наоборот, показалась ему как никогда короткой.

       На площадке он быстро нашел Молчацкого и передал ему диск с фотографиями плиты.

       - Стасик, что ты так долго, я уже вся просто изождалась! – радостно бросилась к нему Лена и осеклась, увидев его лицо: - Ой, а что это с тобою опять? Что-нибудь дома не так? Или… в Москве?

       - Все нормально! – через силу ответил Стас, отвел Лену на шаг и, стараясь смотреть в сторону, каким-то чужим голосом сказал: - Вот что… Я тут подумал… И понял, что не смогу простить тебя. Ну, ты сама знаешь, за что! Так что, как говорится, прости и прощай…

       Лена, опешив, смотрела на него. Губы ее еще продолжали улыбаться, но глаза уже наполнялись ужасом.

       - Ч-что? – только и смогла переспросить она.

       - Помнишь, на речке ты говорила, что виновата передо мной? – напомнил Стас. - Ну вот теперь оба и будем искупать твою вину!

       - Да-да… Конечно, ты вправе поступить так, – пролепетала, начиная все понимать Лена и с робкой надеждой, посмотрела на Стаса: - Но разве из-за одного только случая можно вот так вот взять и разрушить все?

       - Для кого, может, это и случай, а для кого… - Стас резко оборвал себя на полуслове и сказал: - А кольца нужно теперь будет вернуть Рите с Ником. Так сказать, за ненадобностью…

       - Хорошо, я отдам… - покорно согласилась Лена и прошептала: - Так мне и надо!

       - Ну, вот и договорились! – кивнул ей Стас и обратился к Молчацкому:

       - У меня к вам просьба…

       - Приказывай, командир! – видя, что со Стасом творится что-то неладное, тихо сказал тот.

       - Я… не смогу теперь играть вместе с Леной, - с трудом выговаривая слова, сказал ему Стас. - Поэтому прошу роль Гориславы передать Людмиле! Или меня освободить от роли князя Ильи…

       - Вот так номер! Вы меня ставите, как режиссера, просто в безвыходное положение! Другого князя Илью, я, конечно же, не найду, да и искать не стану! Но и Лена, как никто другой подходил на эту роль, и потом… - Молчацкий посмотрел на Стаса, на кусавшую, чтобы не расплакаться тут же, при них, Лену и осторожно спросил: - Может, у вас все наладится, и вы все-таки передумаете?

       Стас с горечью усмехнулся и отрицательно покачал головой:

       - Решение, как говорится окончательно и обжалованию не подлежит!

       - Ну и пусть! Ну и ладно! – выкрикнула в отчаянии Лена. Она бросилась бежать, но вдруг обернулась и прокричала - Только роль эту я все равно буду учить! Всем назло! Вернее, на добро! И вообще с этой секунды ни одного слова не буду больше переиначивать!

 

7

 

- Ты что, с ума сошла?! – закричал Александр…

 

       Александр, хорошо знавший по опыту, что раненное девичье сердце особенно податливо к сочувствию и ласке, подошел к хлопотавшей, у костра, Лене и спросил:

       - Тепло ль тебе, девица, тепло ль тебе красная?

       Лена промолчала.

       Истолковав это, как многообещающий знак, Александр подошел поближе, заглянул в кастрюли и поинтересовался:

       - О нас-то, как я погляжу, ты заботишься, а вот утята твои кормлены?

       - Не твое дело! – всхлипнула Лена, и две ее большие слезинки упали в котел с супом.

       - Смотри, опять суп пересолишь! – попробовал пошутить Александр.

       - Не твое дело! – повторила Лена, будто позабыла все другие слова.

       - Как это не мое? – деланно изумился Александр. - Ведь и мне же его есть! И вообще, - переходя на доверительный тон, принялся уговаривать он: - Не стоит тебе из-за него так расстраиваться! Да разве стоит он твоих слез?! От такой девушки разве отказываются? И тем более, от таких утят! – потянулся он рукой к кофточке Лены.

       - Отойди, - хмуро предупредила его та, - а не то как огрею!..

       - Что? Согрею?! – сделал вид, что ослышался Александр.

       Обычно его шутки безотказно действовали на, казалось бы, самые неприступные сердца. Но Лена даже не улыбнулась.

       Это только подстегнуло уязвленного таким равнодушием Александра к более решительным действиям.

       - Ну хорошо, не хочешь ты, так давай я тебя пожалею, согрею! – предложил он, но едва приблизился к девушке, недвусмысленно протягивая к ней руки, как та и правда что есть сил ударила его тяжелым, еще бабушкиным, не то что современным – половником.

       - Ты что, с ума сошла?! – закричал Александр и испуганно замолчал, увидев опять над собой все тот же половник.

       - Уйди, сказала, пока не добавила! – срывающимся от злобы голосом выпалила Лена и предупредила: - А если еще хоть раз подойдешь, так брату скажу, тогда этот удар тебе поцелуем покажется!

       - Вот тебе и «ути-ути»…

       Александр, прижимая ко лбу платок, вернулся на рабочее место, подсел к сидевшей со страницами драмы на коленях Людмиле и попросил дать ему зеркальце.

       - Держи! – достав из сумочки пудреницу, раскрыла ее та. – Для такого дела не жалко…

       - Да-а… - сокрушенно покачал головой Александр, разглядывая свой лоб. – Ну и место для раскопок выбрал этот Владимир Всеволодович… А еще академик! Даже простого медного екатерининского пятака нет, чтобы к синяку приложить…Придется мне теперь летописца в клобуке схимника играть, и то низко голову опустив…

       - Крепко досталось! – посмотрев на него, согласилась Людмила и приказала: – А ну постреляй немного глазами!

       - - Как это?

       - Да будет тебе кокетничать, словно не умеешь – вправо влево ими поводи!

       Александр выполнил ее требование.

       - Не больно? – заботливо спросила Людмила.

       - Вроде бы, нет!

       - Мутит?

       - Тоже нет! – отрицательно покачал головой Александр.

       - Значит, и сотрясения нет. До свадьбы заживет! – успокоила его Людмила. Но ее слова произвели на парня самое противоположное действие.

       - Тьфу-тьфу тебе на язык! – испуганно замахал он на нее руками. - Уж лучше с синяком ходить, чем в самом расцвете молодых лет в ЗАГС!

       - Как хорошо, что мы с тобой расстались! – вместо того, чтобы улыбнуться шутке, неожиданно вздохнула девушка. – Ведь у нас с тобой совершенно разные взгляды на жизнь! И жизнь поэтому смотрит на нас совершенно по разному…

       - Да, и иногда, прямо скажем, косо смотрит…. Как, например, на меня сегодня во время разговора с этой сумасшедшей!

       Он исподлобья посмотрел на девушку и спросил:

       - А у тебя как со Стасом?

       - Пока никак! – спокойно ответила та и усмехнулась: - Прежде, чем лезть в печку, надо хотя бы дождаться, чтобы она остыла!

       Они посидели, помолчали, и правда, словно совершенно разные люди, и, наконец, Александр не скрывая разочарования и легкой зависти спросил:

       - Ну, и что мы имеем в итоге? Я – всего один лишь этот синяк. Ты-то хоть роль себе получила!

       - Лучше бы я ее не получала! – вздохнула Людмила и, не глядя, бросила в сумочку текст: - Вот у кого, действительно, сейчас и глаза болят, и мутит, так это у меня! Чувствую себя, словно в чужой одежде… Напрасно мы все это с тобой затеяли. Видно, не зря говорят в народе: на чужом несчастье своего счастья не выстроить!

 

8

 

- Как это? – не понял купец и взмолился…

 

       Князь Илья снова лег и стал думать о том, как порою неожиданно все изменяется в жизни. Белое вдруг становится черным. Черное – белым… А иногда даже всеми цветами радуги. Правда, это уже не для него… С ним такое уже однажды случилось, только – наоборот. Когда все цветное и светлое в одночасье сделалось темным…

       Первый охранник все время порывался ему что-то сказать, но удерживал себя и только с нетерпением поглядывал на дверь.

       Наконец она открылась, но, судя по выражению на лице охранника, пришел совсем не тот, кого он ждал.

       На пороге стоял невысокий полный мужчина, по лицу и одежде купец. Так оно и оказалось.

       - Вот, - перекрестясь на икону, сказал он, назвавшись купцом Диомедом. - Должок тебе, князь, принес! Точнее, из уважения к его величине, правильнее сказать – долг!

       - Какой еще долг? – не понял князь Илья.

       - Как! Ты не помнишь?!

       Купец мелкими шагами просеменил к нему и принялся объяснять:

       - Три года назад я вез товар из Тмутаракани. Хороший товар. Дорогой. Настолько дорогой и хороший, что на него позарились лихие люди, следившие за мной от самого торжища и напавшие по дороге. Товар они отобрали. Меня уже хотели убить. Но, к счастью, ты тогда проезжал мимо. И, хотя твой отряд был куда меньше, разогнал их и приказал своим людям не трогать ничего из моих товаров, а самого меня отпустил с Богом. Вот я тогда и дал тебе слово, что десять процентов с прибыли от тех товаров – будут твои.

       - Ну и что?

       - Как что! Как что?! – опешил купец. - Дела-то мои пошли в гору! Товар продался с прибытком, тот прибыток дало новый, тот еще, еще… Словом накопилась такая сумма, что и назвать-то страшно… - словно в подтверждение своих слов, он оглянуся и зашептал: Сегодня я случайно увидел во дворе терема человека, который тогда был с тобой. Радимом его зовут. Он сказал мне, что ты тут, и вот я сразу здесь. А золото и серебро ты можешь получить по первому же твоему желанию!

       - Да зачем мне они? – равнодушно пожал плечами князь Илья.

       Охранник многозначительно кашлянул и отчаянными знаками принялся показывать пленнику, что не гоже отказываться от денег. Пригодятся, мол, пригодятся!.. Но тот только отмахнулся от него и устало сказал купцу:

       - Оставь их себе…

       - Как это? – не понял купец и взмолился. – Я русский купец, и никогда не присваивал себе чужого! И потом, князь, ты обо мне хоть подумай! Каждый шаг человекам неведом. А уж решение Божьего суда и подавно! Мало ли что с тобой будет завтра… И что мне, тогда всю жизнь – с такой тяжестью, как не отданный долг на душе ходить?!

       - Ну так раздай на помин моей души, кому только сможешь…

       - Раздам-раздам! И по монастырям, и на храмы! – часто-часто закивал купец. – Только… еще много останется!

       - Даже не знаю, что тогда еще и придумать… - растерялся пленник.

       В поруб вошел холоп и принялся растапливать печь. Он уже не насмехался и вообще даже ни разу не оглянулся на пленника.

       Зато князь Илья посмотрел на него и, неожиданно поняв, что надо делать, спросил купца:

       - А… раба выкупить на свободу там хватит?

       - Да хоть десять… двадцать рабов!

       - Тогда… - князь приблизил лицо к подавшемуся к нему с готовностью купцу и показал глазами на холопа: - Выкупи и освободи его! А потом, когда будешь в разных городах, попробуй отыскать его близких и тоже помоги им… Только сделай все как-то поосторожнее, чтобы он от радости вдруг не умер…

       - Хорошо!

       Купец, понимающе улыбнувшись, подошел к рабу и спросил:

       - Ты чей будешь, холоп?

       - Лавочника Микулы.

       А, знаю! – кивнул купец и, обернувшись к князю, сказал: - Это один из моих здешних должников! Тем проще будет управить все дело! – И, уже обращаясь к рабу, приказал: - Сходи-ка к нему и скажи, что купец Диомед его кличет. Да чтоб потарапливался!

       Раб сорвался с места и исчез за дверью. Не прошло и пяти минут, как в порубе, вслед за холопом, появился задыхавшийся от быстрой ходьбы лавочник.

       - Вот что! – показывая пальцем на раба, сказал ему Диомед. – Я забираю у тебя этого раба, так уж и быть, благодари князя, за – тройную цену! Спишешь эту сумму с общего долга!

       Счастливый лавочник, ничего не понимая, принялся кланяться князю, купцу…

       - Подожди! – остановил его князь и спросил:

       - Есть у вас какая-нибудь выставленная на продажу гончарная мастерская?

       - Да! – не задумываясь, ответил лавочник. – И не какая не будь, а столь хорошая, что никто до сих пор не может купить ее… Слишком уж дорога!

       «Хватит на нее?» - немым взглядом спросил у купца пленник и, встретив кивок, сказал лавочнику:

       - Мы покупаем ее!

       После этого он знаком подозвал к себе не осмелившегося даже присесть перед печкой холопа и спросил:

       - Ну, а ты что стоишь? Свободен!

       -Как это… я же печку еще не протопил! – не понял тот, но князь, пряча в усах улыбку, отрезал:

       - Вообще свободен! Закончишь протапливать и уходи. В свою гончарную мастерскую! Твой бывший хозяин покажет тебе, где она… Ну, а если Диомеду удастся разыскать твоих близких, то и готовься встречать и их!

       Услышав это, освобожденный холоп только теперь понял, что произошло. Он изменился в лице, повалился в ноги князю, но тот, гремя цепями, приподнял его и развернул в сторону Евангелия и иконы:

       - Не меня! Вот Кого благодарить надо!

 

9

 

Мысль о возможной свободе, словно хмельной мед ударила в голову князя…

 

       Купец с лавочником ушли. После них, то и дело, пока топил печь, оглядывавшийся на князя – но разве теперь так как прежде?! – освобожденный раб, у которого, оказалось, есть даже имя – Чудин.

       Князь Илья проводил его просветлевшим взглядом и вздохнул полной грудью.

       Как-то вдруг легко, тепло сделалось на душе. И рука перестала даже ныть. Ну, что касается ее, то князь был убежден, что тут не обошлось без помощи Гориславы. Даже прикосновение ее пальцев оказалось целебнее всех снадобий и притирок. А что касалось души… Она словно испытывала сейчас то, что испытывал сейчас этот– Чудин.

       «Эх, сколько времени потерял, сколько добра бы смог сделать!» - с запоздалым сожалением неожиданно подумал князь, и вдруг за стеной поруба раздались новые голоса.

       - Ну, наконец-то! – услышав их, выдохнул с облегчением охранник.

       - Кто там еще? – повернул к нему голову князь.

       - Твои друзья!

       Дверь распахнулась, и в поруб вошли действительно хорошо знакомые князю Илье люди. Один смуглый, другой, наоборот, круглолицый и бледный, как полная луна. Это были его помощники, с которыми он в последний год, собрав большой конный отряд из выгнанных за различные провинности князьями дружинников, да и просто ночных татей со всех больших дорог, прошелся едва не по всей Руси и столько бед натворил в смоленской земле. Не побоялись, что, узнав их, смоляне посчитаются с ними без всякого суда!.. Видно, и правда, нужен, ох как нужен он им.

       Вошедшие тем временем привыкли после яркого солнечного света к полутьме, нашли глазами князя и обрадованно загомонили:

       - Слава, Тебе, Господи!

       - Успели!

       - Не гневите Бога суетными словами! – строго остановил их князь Илья. - Говорите, лучше сразу - с чем пожаловали!

       - Ох, ох! Сразу видно, что князь! – притворно передернул, будто от страха, плечами смуглый и с одобрением посмотрел на пленника: - Именно такой нам и нужен! Но и ты тоже, куда без таких, как мы? Братьям-то своим ты не больно-то, как мы видим, нужен!

       Князь Илья метнул на говорившего гневный взгляд, и тот, несмотря на то, что пленник был прикован к стене, невольно попятился и уже, как сильному слабый, сказал:

       - За тобой мы, князь! Все искали пути-выходы для тебя отсюда, да только все они перекрыты. Ты даже догадаться не сможешь, кто нам решил помочь в этом почти безнадежном деле!

       Князь Илья метнул на него недовольный взгляд, мол, не тяни, говори толком, и тот сразу ответил:

       - Князь Борис!

       - Борис Давидович? – удивленно переспросил пленник, и второй его помощник с жаром подтвердил:

       - Да! Он! Когда мы уже совсем отчаялись, то удалось через его людей выйти на него самого. И он сказал, что совсем не хотел твоей погибели и готов исправить свою вину. Больше того, после всего, он заключит с нами союз и когда понадобится, будет призывать наш отряд под свои стяги!

       - Свою же, самую большую охрану, что за воротами, он снимет, - включился в разговор смуглый, - И даже пообещал выделить несколько дружинников, чтобы они помогли нам провести тебя через двор.

       - Звучит, конечно, правдоподобно. Князю Борису кстати любая дружина, тем более такая боевая, как наша. И с князем Мстиславом у него кажется, дружбы не получилось. Но… - князь Илья испытующе посмотрел на помощников: - А вы не подумали, что князь Борис только посмеется над вами и, получив меня, выгонит вас вон? Или даже отдаст на растерзанье смолянам? – он усмехнулся и пояснил: - Зачем ему весь я? Ему вполне достаточно и одной моей головы, чтобы отвезти ее во Владимир и заслужить дружбу князя Михаила!

       Но помощники князя были не так просты.

       - И то мы учли! – перебивая друг друга, принялись убеждать они.

       - Как ни хитер князь Борис, а мы все же хитрее!

       - Так мы и передали тебя ему!

       - Сразу же, как только выйдем за ворота, сядем на поджидающих нас свежих коней и – ищи ветра в поле.

       - А волка в лесу!

       - Допустим… - согласился князь Илья. Неожиданная мысль о возможной свободе, словно хмельной мед ударила ему в голову: - Но ведь до ворот надо еще дойти…

       - И тут все учтено! – снова взялись за свое помощники.

       - Каждая мелочь!

       - С этим твоим охранником уже все договорено.

       - Наши люди, если что, легко справятся кинжалами в бок с дружинниками князя Бориса.

       - Все сделаем ночью!

       - Не рано, но и не поздно – когда все уже будут спать, а охрана решит, что ты окончательно смирился со своей участью и – ха-ха! - ждешь этого Божьего суда!

       Последние слова слегка отрезвили князя и он, делая над собой небольшое усилие, спросил:

       - А может, я и правда хочу его?

       - Кого это – его?.. - не понял смуглый помощник

       - Но ты же сам сказал только – Божьего суда!

       - Да ладно тебе! – не поверил тот и принялся говорить о том, как вырос их отряд, какие крепкие богатыри появились к нем. С такими они его не то, что в каком малом городе, - над самим Киевом а то и Владимиром княжить поставят!

       Слушая его, князь представил себе, как снова садится на коня, как только ветер свистит в ушах, а потом опять - звон мечей, крики воинов, свист стрел… И, как знать, может, и Гориславу удастся тогда вернуть?..

       «А что? Заманчиво было бы, конечно, согласиться с ними, и, испытав еще раз судьбу, начать все сначала! – вдруг всерьез стал задумываться он, но его же собственная мысль, которая, вроде уже проскользнула и помчалась дальше, как дикий конь, вдруг остановилась и вернулась к нему.

       «Испытать? Судьбу? – вдруг подумал он. – А разве она не испытывается уже сейчас самим Богом?»

       Князь Илья еще несколько минут, уже не слыша, о чем продолжают говорить помощники, помолчал и, наконец, спросил:

       - Все сказали?

       - Да вроде бы да! – обрывая себя на полуслове, кивнул смуглый и замер, в ожидании похвалы и дальнейших указаний.

       Но пленник сказал совсем не то, что тот ожидал услышать.

       - Ну, а раз так, - сделал вид, что зевает в кулак князь. – То и разговор наш закончен. И теперь – уходите!

       - Что? – в недоумении заморгал помощник с бледным лицом.

       - Я сказал, ступайте прочь! Я… хочу спать и никуда не пойду.

       Помощники переглянулись, поскребли пальцами затылки и, наконец, тот, что с бледным лицом, обреченно махнул рукой:

       - Э-э, да что с ним без толку говорить? Видать, крепко отделали кистенями люди князя Бориса его голову…

       - Пошли, пока нас и правда тут не признали! Что мы, другого князя-изгоя себе не найдем? – согласился с ним смуглый и напоследок с ухмылкой сказал пленнику: - А ты оставайся и жди своего Божьего суда, коли так хочешь!

       Оглядываясь на всякий случай - вдруг в последний момент их князь передумает, помощники, не спеша, прошли к двери, долго-долго открывали ее, но закрыли уже зло и решительно.

       Охранник с недоумением покосился на князя.

       А тот, не обращая на него никакого внимания, уткнулся лицом в волчью шкуру и прошептал:

       - Нет, и в этом неправда ваша, бывшие мои дружки-приятели… Я не просто его просто хочу, а – жажду!

 

 

Глава четвертая

 

Правда и кривда

 

 

1

 

Спор готов был зайти в тупик…

 

       Дни летели, как стрелы. Словно опытный стрелок без передышки доставал их из колчана-тула и одну за другой точно пускал их в цель.

       Сегодня нужно было пройти до конца первый акт пьесы.

       Завтра – второй.

       Послезавтра - третий…

       И все это, не прекращая работ, в основном на раскопах под номерами один и два, поисков плиты небольшой группой специально отряженных для этого студентов.

       И опять – репетиции, репетиции…

       Молчацкий порой проявлял на них просто чудеса изобретательности. Так, когда Стас поинтересовался, а как же он будет доставать из огня – ведь костер-то будет настоящий – раскаленный кусок железа, тот сказал, что и это технически он устроит. Правда, добавил он, хоть это железо он и сделает бутафорским, Стасу все равно придется потерпеть. И может, немного обжечься. Но такова уж судьба артиста – искусство требует жертв!

       Иногда на репетициях появлялся Владимир Всеволодович, и каждое его замечание, хоть и отнимало немало времени, но превращалось в настоящий праздник новых знаний и настоящих открытий.

       Например, когда кто-нибудь кричал: «Ставьте сюда лавку!», академик останавливал его и спрашивал:

       - А вы что, вместе со всем домом, собственно, лавку переносить собираетесь?

       Встретив недоуменный взгляд, он объяснял, что лавка в русской избе всегда неподвижно укреплялась вдоль стены.

       Вокруг сразу собирались актеры, подбегали другие студенты, и Владимир Всеволодович начинал объяснять:

       - Иное дело скамейка! Вот у нее действительно есть ножки, и ее можно передвигать! А теперь их стали путать, и бывает, что герой какого-нибудь исторического, простите, бестселлера сев на лавку, встает со скамьи!

       Студенты смеялись, Стас мотал это себе на приклеенный ус, а Владимир Всеволодович продолжал:

       - Между прочим, по тому месту, которое определял хозяин пришедшему гостю, можно было определить, как он к нему относится. Если с пренебрежением – то вот тебе скамья, или, как теперь говорят, скамейка. Ну, а если с почтением, уважительно, то, пожалуйста, на лавку!

       Та же судьба касалась ключей, замков, домашней утвари и особенно того, что осталось от воинского оружия…

       Если же кто называл футляр для хранения стрел колчаном, то Владимир Всеволодович был просто в праведном гневе:

       - Как вы можете, ставя драму о временах конца одиннадцатого века, употреблять татарское слово «колчан», которое, к тому же, вообще впервые появляется в письменных источниках 1589 года?! В древней Руси стрелы всегда носили в «туле»!

       И тут начинался долгий разговор о самом луке, тетитиве, стрелах…

       Оказывалось, что в древней Руси существовала даже такая мера длины, как «стрелище» или «перестрел».

       - В том же одиннадцатом веке ее определяли по принципу «Яко муж дострелит»! – пояснял академик и на вопросы, какова же была дальность стрельбы, охотно отвечал: - Если говорить просто о дальности, то она достигала порой полукилометра, а то и больше. Что касается, стрельбы на поражение, то рекорд принадлежит английскому королю Генриху Восьмому – 220 метров. Рядовые же его подданные стреляли намного скромнее, чуть больше 90 метров. Зато на Востоке даже заурядные стрелки вели прицельную стрельбу на 150 метров.

       - А мы? – ревниво принялись уточнять студенты.

       Тут Владимир Всеволодович довольно усмехался и, словно спохватившись, отвечал:

       - А разве я забыл сказать, что «перестрел», а это именно стрельба на поражение – равен 225 метрам!

       - То есть то, что у кого-то было рекордом, для нас являлось нормой? – дружно радовались студенты. - Знай наших!

       - Да и сами луки наши русские мастера изготавливали не хуже, если не лучше, чем в других странах. В летописи 1444 года прямо говорится, что из-за великого мороза татары не могли воспользоваться своими луками. А наши же воины, как ни в чем не бывало, стреляли в своих врагов. И вообще, тетиву берегли, как зеницу ока. Натягивали ее только непосредственно перед боем, берегли от сырости, а во время сильного дождя даже речи не могло быть о стрельбе! Известен случай, причем, не один, когда войско терпело поражение из-за того, что тетивы размокали так, что невозможно становилось стрелять…

       Когда же речь заходила о стрелах, то тут вообще академик мог говорить до вечера. О том, что они были самыми разными – и на рыцаря в броне, и на легковооруженного воина, и на его коня, а чтобы сразу определить, какая стрела нужна в данном случае, их оперение окрашивали в разный цвет…

       - Или кто скажет мне, - вдруг сам, хитро улыбаясь, спрашивал Владимир Всеволодович: боевые топоры у нас были легче, чем обычные бытовые, или тяжелее?

       - Конечно тяжелее! – даже удивляясь наивности такого вопроса, рубил с плеча Ваня, и в ответ слышалось:

       - А вот и нет! Боевые топорики были небольшими и легкими, даже летописец говорит о них: «топоры легки!» Это для лесоруба нужен тяжелый топор, чтобы удар был сокрушительной силы, а такой тяжелый топор дает противнику возможность увернуться и поразить тебя, скажем, копьем или саблей…

       Тут беседа без перехода переходила на мечи, копья, палицы, кистени, которые во времена Мономаха были грозным боевым оружием, и лишь после стали непременным атрибутом разбойников-татей.

       Наконец Молчацкий не выдерживал, хлопал в ладоши, объявляя конец антракта. Репетиции возобновлялись. Но… Владимир Всеволодович опять слышал какую-нибудь историческую неточность, и все начиналось сначала…

       Особенно взволновался он, когда узнал, что Молчацкий хотел, чтобы князь и дружинники во время всей постановки появлялись на сцене в доспехах.

       - Да вы понимаете, что это только в кино воины того времени везде и всюду ходят в кольчугах и латах! – горячо стал доказывать академик. - А на самом деле доспехи возили в обозах и надевали только непосредственно перед самим сражением. Бывали случаи, что неприятель благородно ожидал, когда его враг, так сказать, экипируется прямо у него на виду!

       - Но, Владимир Всеволодович… ведь так же гораздо интереснее и колоритней, чем просто в портах и рубахах! – разве что не стонал, пытаясь доказать свое режиссер, но в ответ слышалось непреклонное:

       - Нет, нет и нет! То, что вы предлагаете, это – вопиющее нарушение исторической правды!

       Спор готов был зайти в тупик, но, к счастью, у Молчацкого вовремя нашелся, как оказалось, неоспоримый аргумент.

       - Ну, а если дружина такого князя, как Борис Давидович у ворот, и сам он со своими людьми находится в городе? – спросил он.

       - Это, в виде исключения, конечно, допустимо, - подумав, согласился, наконец, академик. – И даже, пожалуй, так оно и должно быть на самом деле! Ведь князь Борис хитрый враг, а уж если он рядом, то надо все время быть настороже!

       К началу второй недели репетиций многие уже сроднились с пьесой, и, употребляя наряду с современными – древние слова, жили одновременно, сразу как бы в двух разных эпохах.

       За приглашенных и давших согласие приехать на генеральную репетицию известных актеров, играл Молчацкий. Он все реже подделываясь под Станиславского останавливал студентов и кричал им: «Не верю!..» Благодаря его стараниям у всех все начало получаться. Кроме, казалось бы, тех, у кого не должно было быть никаких проблем – Людмилы и Стаса… Людмила старательно выполняла все, чего требовал от нее режиссер. Стас тоже соблюдал все мельчайшие исторические детали, научился искусно делать свой голос старше, но, как ни старался заботливо и нежно относиться к своей любимой невесте - ничего из этого у него не получалось.

       Наконец, Молчацкий, не выдержав, остановил однажды репетицию, отозвал Стаса в сторонку и сказал:

       - У вас с Людмилой две главные роли, а вы играете, простите, как… манекены! Запорем же весь спектакль! – Он помолчал и просительно посмотрел на Стаса: - Может… вернем на сцену Елену?

       - Нет… - даже не думая, упрямо замотал тот головой. – Об этом не может быть даже речи!

       - Ну тогда постарайся увидеть в Людмиле Гориславу! – попросил Молчацкий. - И у вас, поверь, сразу же все получится!

       - Хорошо! – вздохнув, пообещал Стас и невольно покосился в сторону как всегда хлопотавший на кухне Лены.

       Виделись они теперь с ней только во время обеда. Ужин для паломников приносила ее мама или брат.

       Ваня не раз пытался выяснить, в чем дело, начинал горячо защищать сестру, рассказывая, как она ждала его, как отвадила всех местных ухажеров, как целых пять дней бегала встречать поезд, прежде чем Стас дал сообщение о своем приезде…

       Стас каждый раз отмалчивался или уводил разговор в сторону.

       И у них с Леной оставались только недолгие мгновения, когда она во время обеда передавала ему миску с супом, которая каждый раз дрожала над столом, и неизвестно еще по чьей вине больше – ее или Стаса…

       Сама Лена словно закаменела и ни с кем не общалась. Да и к ней стали относиться с какой-то прохладцей. Даже Юля и та, процедив однажды с презрением: «Святоша!», больше не подходила к ней. Да у нее особо и не было времени подходить. Новостей становилось все больше – Владимир Всеволодович обзванивал, приглашая все новые коллективы, из многих городов уже сами звонили желающие приехать на юбилей, а надо же было узнать все!

       Так пролетела одна неделя… замелькала вторая…

       И все это продолжалось до тех пор, пока не случился маленький казус, имевший такие большие последствия, что Владимир Всеволодович слег в медпункт, а студенты все, как один, отправились на поиски плиты.

 

2

 

Стас растерянно взглянул на академика и ужаснулся…

 

       Произошло это так.

       Сделав в райцентре копию плиты такой, что издалека ее невозможно было отличить от настоящей – даже все выщерблины были на месте, Молчацкий установил ее на прежнем месте и куда-то ушел по своим делам.

       Кто-то из студентов, увидев плиту, ахнул «Мозаика нашлась!», оказавшаяся поблизости Юля моментально разнесла эту весть по всем участку. И тут раздались такие громкие крики, что, услышав их, Владимир Всеволодович тут же выбежал из своей палатки, а завхоз, наоборот, нырнул в свою. Но если завхоз вышел с явно облегченным лицом оттого, что у него ничего не пропало, то академик, подойдя к плите, всмотрелся в нее, схватился за сердце и стал медленно оседать на землю. Хорошо, что рядом были поддержавшие его студенты, и быстро приехала вызванная по мобильному телефону машина скорой помощи.

       Ложиться в больницу накануне юбилея Владимир Всеволодович наотрез отказался и согласился лечь, и то на денек, в медпункт. Сопровождать его вместе с врачом, на правах сына известного кардиолога, поехал и Стас.

       В медпункте Владимиру Всеволодовичу сделали укол, и ему сразу стало немного полегче. Сунувшегося было в палату с извинениями Молчацкого медсестра выставила вон, чтобы еще раз не потревожить больного, а сама ушла готовить капельницу. Один он оставаться не захотел, и поэтому попросил Стаса посидеть с ним.

       Они поговорили о том, о сем, что не касалось волнующего и тревожного, и, наконец, Стас, вдруг вспомнив, сказал:

       - А, между прочим, вы лежите на том же самом месте, на котором отец Тихон лежал!

       - Да? - как будто даже обрадовался Владимир Всеволодович. – То-то я смотрю, как-то легко и спокойно на этой койке, и мне становится все легче и легче!

       Вошедшая медсестра поставила капельницу, попросила Стаса сообщить ей, когда будет заканчиваться раствор, и когда они опять остались одни, академик неожиданно сказал:

       - Ну, а теперь говори, что ты там хотел мне сказать о своих учебных планах?

       Стас испуганно посмотрел на больного: ведь то, что он собирался сказать, могло расстроить его куда больше, чем появление ни в чем не виноватого Молчацкого. И он, показывая глазами на капельницу, осторожно ответил словами самого же Владимира Всеволодовича:

       - Да стоит ли сейчас об этом сейчас? Сами видите – не время и не место для этого!

       - Почему? – удивился тот. – Долго залеживаться я здесь не собираюсь. Перед юбилеем и во время него, нам уже будет не до разговоров. Так что - самое время и самое место! Вопрос-то, как я понимаю, серьезный?

       - Да… - опустив голову, прошептал Стас.

       - Ну тогда не тяни, говори, пока не закончилась эта клепсидра! – кивнул он на пузырек, называя его словно водяные часы в античности.

       - Хорошо…

       Стараясь, сделать это как можно осторожнее и тактичней Стас рассказал все, что уже поведал Ване с Леной и с виноватым видом: «повинную голову и меч не сечет», выдохнул:

       - Вот…

       - Да, действительно неожиданное и очень серьезное решение! – внимательно выслушав, согласился Владимир Всеволодович и закрыл глаза.

       Стас растерянно взглянул на него и ужаснулся: неужели это действительно его так огорчило, что… Он уже собирался помчаться к медсестре, но, снова посмотрев на больного, не поверил своим глазам.

       Владимир Всеволодович улыбался! И, как ни странно, глядя на него с пониманием и – сомнений не было – полным одобрением!

       - Хорошее дело ты задумал! – с каким-то особенно глубоким чувством, произнес он. – Важное. Но и – трудное! Я сам в свое время мечтал об этом. И Вася… отец Тихон, - поправился он, погладив край койки, - тоже… Но, к сожалению, у меня таланта на это не хватило, а у него – времени… Надеюсь, ты сделаешь то, что не удалось нам. А я со своей стороны всячески буду содействовать тебе в этом! И не улыбайся ты, словно князь, получивший желанный удел! - остановил он просиявшего Стаса. - Я же ведь не только в деле получения необходимых для этого исторических знаний помогать тебе буду, но и критикой, причем, самой суровой!

       Когда пузырек-«клепсидра» закончилась, медсестра сказала Стасу, что больному нужно теперь поспать, и у входной двери, на его вопрос, что ему сказать студентам о состоянии Владимира Всеволодовича, ответила:

       - Приступ миновал. Ему бы сейчас, конечно, положительных эмоций побольше! Но… откуда их взять, пока не нашлась настоящая ваша плита?!

 

3

 

Людмила оглянулась и увидела сидевшего позади на земле Стаса…

 

       Узнав от Стаса о последних словах медсестры, студенты все, как один, направились к оставшемуся за старшего Валентина и потребовали немедленно предоставить им выходной день.

       - Зачем? – удивился тот. – Погода сегодня явно не для купания. Скорее, сгорите все, чем загорите! К тому же по области передавали, что со дня на день ожидается штормовое предупреждение. Не лучше порадовать Владимира Всеволодовича какой-нибудь новой удачной находкой?

       - Да что может быть лучше плиты, которая пока еще явно где-то поблизости? – удивился Стас, и студенты принялись дружно скандировать:

       - Мы требуем выходной!

       - Вы-ход-ной!

       - Вы-ход-ной!

       - Хорошо, наследники Емельяна Пугачева, потомки Степана Разина, последователи Ивана Болотникова и прочих бунтарей, берите! – сдаваясь, поднял руки Валентин и попросил: - Но с условием, что честно скажете, что вы надумали? Все-таки я в ответе за вас!

       - Мы хотим посвятить весь этот день поискам нашей плиты! – послышались в ответ голоса.

       - В деревне уже все дома и сараи обыскали – нигде нет!

       - Надо искать в лесу!

       - Отец говорил, что видел там свежие следы внедорожника! – подтвердил Ваня.

       - Ладно, давайте поищем! Так бы сразу и сказали… – даже слегка обидевшись, охотно согласился Валентин, но предупредил: - Только надо разбиться на группы по три человека, чтобы не потеряться в лесу и еще больше не огорчить Владимира Всеволодовича!

       Не желая терять ни минуты, студенты сразу принялись разбиваться по трое.

       Стас, естественно, подошел к Ване. Они огляделись в поисках подходящего третьего, и тут перед ними возникла Людмила.

       - Возьмите меня! – попросила она и, виновато улыбаясь, пояснила свою просьбу: – Нам со Стасом надо привыкать друг к другу, чтобы естественней играть на сцене мужа с женой!

       Против этого трудно было что-нибудь возразить. Стас молча пожал плечами, а Ваня буркнул:

       - Только сапоги резиновые обуй!

       - Зачем? – удивилась Людмила, показывая свои легкие, красивые кроссовки. – В них же удобнее!

       - В лесу змей полно! – объяснил Ваня. – А в это аномальное лето, газеты пишут, что у них какой-то особенно злой, чуть ли не смертельный яд! Так что делай, что тебе говорят, и догоняй нас!

       Они со Стасом перепрыгнули через канаты и направились по дороге.

       Людмила растерянно посмотрела им вслед и махнула рукой:

       - А! Змей бояться в лес не ходить!

       И побежала за парнями, то ли боясь, что отстав, уже не найдет их в лесу, но, скорее всего ей просто хотелось выглядеть перед Стасом нарядно, а не в каких-то нелепых деревенских сапогах…

       Она догнала быстро идущих друзей и пошла с ними наравне легким пружинистым шагом. Ваня, посмотрев на нее, хмыкнул, но ничего не сказал.

       Стас вообще не обратил внимания на Людмилу, тем более что сразу за селом они сошли на тропинку, ведущую через поле, к темной полоске леса.

       Сам лес начался с высокой густой травы. Дальше шел кустарник и редкие высокие деревья.

       Ваня уверенно вел за собой Стаса и Людмилу одному ему известными тропками, через папоротник, через канавы, все более и более частые деревья и, наконец, выйдя на опушку, где проходила старая заброшенная дорога, сказал:

       - Вот эти следы…

       - И где же ее тут искать? – беспомощно огляделась вокруг Людмила.

       Стас тоже посмотрел направо, налево: да разве, и правда, здесь можно что-то найти?

       И только Ваня привычно нырнул в чащобу, побыл, словно на реке под водой, минуту-другую и вышел с беспомощно разведенными руками:

       - Нет, они наверняка дальше проехали. А тут со времен войны точно никого не было…

       - Со времен войны?! - удивленно уставилась на него Людмила.

       - Не веришь, сама посмотри!

       - А что, и посмотрю!

       Девушка вызывающе вскинула голову и так решительно ринулась через кустарник, и лесную чащу, что Ваня и Стас едва успевали за ней.

       - Правее, левее! - только и успевал подсказывать ей Ваня. – Так держать!

       - Есть так держать! – тоном молодцеватого моряка отозвалась Людмила и вдруг в растерянности остановилась:

       - Ой, что это?…

       Стас догнал ее и увидел старый, полуобрушившийся блиндаж. Рядом с ним валялись ржавые гильзы от снарядов. Чернел искореженный котелок… Лежала пробитая прямо там, где должна была прикрывать лоб, наша, русская каска… Через отверстие густо пробивалась трава…

       - Здесь был один из штабных пунктов нашей дивизии, сосредотачивавшейся в этом лесу в конце октября сорок третьего года для крупного наступления! – кивнув на блиндаж, объяснил Ваня. – Там дальше – КП. Но вместо него – братская могила. Прямое попадание авиабомбы. Ну, а еще дальше, где шли уже сами бои, лучше вообще не ходить. Там было такое яростное сражение, что, как мне кажется, они полностью истребили друг друга…

       - Да, это уже вам не просто ошеломить… - покачала головой Людмила. – Прав был Владимир Всеволодович, когда говорил, что наши времена по своей жестокости и падению нравов не идут ни в какое сравнение со временем наших предков.

       - А ведь солдатам, что до сих пор лежат там, было немногим больше, чем сейчас нам! – заметил Ваня, и Стас, словно близкое эхо, отозвался: - А воевавшим во времена Владимира Мономаха – еще и меньше!

       - Ну что, все-таки попробуем поискать здесь? – предложила Людмила.

       Они разошлись в разные стороны и, держась в нескольких десятках шагов друг от друга, принялись осматривать давно уже не видевшую человека лесную землю. Ваня уже собрался предложить пройти дальше, куда наверняка проехал внедорожник, как вдруг раздался болезненный вскрик Людмилы:

       - Ой!

       - Что случилось?! – в один голос встревоженно крикнули Стас с Ваней и услышали:

       - Меня что-то укусило!

       - Этого нам еще только не хватало…

       Ваня, перепрыгивая через сваленные деревья и канавы, бросился к растерянно стоявшей около трухлявого пня девушке и увидел узкий черный ручеек, струящийся от нее вдаль, к густой траве.

       - Гадюка!… - с отвращением прошептал он и крикнул: - А ну давай, показывай ногу!

       Людмила, сев, послушно приподняла штанину брюк и приспустила носок.

       - Так и есть… - внимательно изучив следы укуса, с досадой проговорил Ваня. – Ее укус. Говорил же тебе - резиновые сапоги обуй!

       Людмила с ужасом посмотрела на него:

       - Ой, мальчики… Что же теперь со мной будет?!

       - Во-первых, не паникуй! А во-вторых…

       Он достал из кармана зажигалку, высек язычок пламени и поднес его к ноге Людмилы.

       - Что ты собираешься делать? – воскликнула та, отдергивая ногу.

       - Как что? Прижечь, пока не поздно!

       - И изуродовать ногу?!

       - Сам дурак, среди дураков живу, но такой дуры еще не видел! - забормотал Ваня. – Ведь подохнешь же!

       - Да уж лучше умереть, чем потом всю жизнь ходить с изуродованной ногой! – возмутилась девушка и дунула на зажигалку, гася огонек.

       - Поговори мне еще!

       Ваня снова чиркнул кремнем, но Стас неожиданно остановил его.

       - Отойди! – велел он и, опустившись перед Людмилой на колени, приказал:

       - Давай сюда свою ногу!

       - А ты мне ее тоже поджигать не будешь? – всхлипнула та.

       - Нет, как сын врача, я знаю более гуманные методы оказания первой помощи при укусах ядовитых змей.

       - Ну тогда на…

       Людмила вытянула ногу, Стас потянулся к ней лицом, и Ваня дернул его за плечо:

       - Что ты собираешься делать?

       - Что-что… Высосать как можно быстрее этот яд! - оглянувшись, ответил ему Стас и усмехнулся: - Ничего, мне можно! Все-таки как-никак «жена»…

       Он припал губами к ноге Людмилы и, не зная, как это толком делается, принялся изо всех сил высасывать из ранки кровь. 

       - Выплевывай чаще! – посоветовал ему Ваня, но Стас только отмахнулся, не учи, мол, ученого.

       Потом он и правда делал все так, как сказал друг, с каждым разом все чаще и чаще выплевывая отравленную кровь и, наконец, откинувшись, обессиленно заявил:

       - Все! А то так и до костного мозга дойти можно!

       - Спасибо, Стасик… - чуть слышно прошептала Людмила.

       - «Спасибом» не отделаешься, человек, можно сказать, жизнью своей ради тебя рисковал! – оборвал ее Ваня и заботливо спросил друга:

       - Всю выплюнул?

       - Если бы… - поморщившись, признался ему Стас. – Первый, как назло самый большой глоток, когда тебе отвечал, проглотил… случайно…

       - Что?! - с ужасом посмотрел на него Ваня. - Ты хоть сам понимаешь, что сказал?

       - Да будем надеяться, что обойдется…

       - Какое надеяться?! Скорее домой!!!

       Ваня зашагал впереди, задавая самый быстрый темп хода, и все равно постоянно оборачивался и торопил Стаса, который шел под руку, помогая прихрамывающей Людмиле.

       - Стас… - вдруг окликнула парня девушка.

       - Ну чего еще? – проворчал тот.

       - Я должна признаться тебе…

       - Тоже нашла время…

       - Я не в любви. А скорее, наоборот…

       - У тебя бред, что ли?

       - Какой там бред! Если бы не ты, может, и бредила уже. И ничего бы тебе не сказала. А впрочем, нет, все равно бы призналась! Не сегодня, так завтра!

       Она помолчала несколько шагов и, словно выдавливая из себя каждое слово, проговорила:

       - Ты… на Ленку зря плохо подумал… Она ни в чем перед тобой не виновата! – и, не давая Стасу сказать ни слова, продолжила: - Это все мы с Александром подстроили. Пока вы купались, я надела ее кофточку, и мы попросили какого-то парня сфотографировать нас, будто мы – то есть Ленка и Шурка – целуемся. Ну, а дальше все для Александра было уже делом техники! Ну чего ты молчишь? Зачем еще помогаешь мне? Брось меня!

       Стас повернул к ней бледное лицо. Казалось, у него уже не было сил радоваться такой прекрасной новости. И сказал:

       - Знаешь… во время карфагенской войны один римский консул вернул… подвергая смертельной опасности, весь свой флот, чтобы спасти задержавшегося на берегу легионера. Взял его на борт корабля… а потом приказал повесить на мачте за нарушение дисциплины. Так и я… Доведу до безопасного места, а там убью!

       Людмила вырвала свою руку и пошла, говоря, то с самой собой, то со Стасом:

       - И убей! И правильно сделаешь! Я еще и не того заслуживаю. И роль Гиты Лене, пожалуйста, обязательно верни! Обещаешь?

       Не услышав ответа, девушка подняла голову и вдруг увидела, что идет уже одна. Она оглянулась и увидела сидевшего позади на земле Стаса.

       - Стас! Стасик! Что с тобой?! бросилась к нему она и закричала: - Ваня – ему плохо!

       Ваня в несколько шагов добежал до друга и обеспокоенно уточнил::

       - Что с тобой?

       - Не могу больше… - прошептал Стас. – Знобит. Живот болит… И мутит, будто отравы наелся…

       Лицо его было бледным, на лбу показались и стали набухать прямо на глазах капли холодного пота.

       Ваня подставил ему плечо и, подбадривая, заторопил:

       - Ничего-ничего! Идем, дорогой, идем, милый! Надо как можно скорей выйти на дорогу! А там нас до медпункта мигом подбросят…

       Стас, с трудом перебирая ногами, послушно пошел рядом, но с каждым шагом он шел все медленнее, медленнее и, наконец, тяжело опустился на траву.

       - Все больше не могу…

       Ваня склонился над ним, вытер платком с лица пот, захотел послушать, как бьется его сердце, и вдруг с ужасом почувствовал, что по всему телу друга пробегают судороги…

       - Ничего, Стасик, все обойдется! Все будет хорошо, слышишь меня? – умоляюще закричал он.

       Стас не отозвался…

       Тогда Ваня взвалил его на спину и понес на спине.

       Вслед за ним, всхлипывая и размазывая по щекам грязные слезы, брела хромающая Людмила…

 

4

 

- Илья… - протягивая назад руку, в отчаянии простонала Горислава.

 

       Прошло совсем немного времени после ухода «друзей» пленника, и дверь снова решительно распахнулась.

       «Ну, если это опять они заявились…» - нахмурился князь Илья. Он невольно сжал в кулаки пальцы обеих рук, забывая даже, что одна из них больная и тут же бессильно разжал их.

       В поруб вошла… Горислава.

       - Ты?.. – не веря своим глазам, радостно вскричал он.

       Но та, словно не обращая на него внимания, сразу прошла к охраннику и стала о чем-то договариваться с ним. Охранник сначала замахал на нее руками, но потом вдруг согласно кивнул и, заслонив могучей спиной княжну, стал принимать от нее что-то…

       Долго стояла возле него Горислава… Но, наконец, подошла к князю и незнакомым ему деловито-взволнованным тоном ответила:

       - Как видишь…

       - Что-то случилось? Уже приехал твой батюшка и гневается на тебя? –не на шутку встревожился князь.

       - При чем тут я? – отмахнулась Горислава и зашептала: - К тебе вот-вот должны прийти люди. Они предложат тебе побег…

       - А-а, вот ты о чем! – сразу успокоился пленник. – Так они уже были!

       - И.. что же ответил им ты?

       - Да ничего не ответил. Просто взял, да и выгнал!

       - Слава Тебе, Господи! Услышал молитву мою! Отвел беду от любимого!.. – Горислава с благодарностью взглянула на икону, перекрестилась и вновь перевела глаза на князя: - Собирайся с силами, сейчас побежишь вместе со мной!

       - Да ты что? Я же ведь только что отказался от побега!

       - Ты отказался потому, что они предлагали тебе побег во зло, а я – во имя добра и любви! Для твоего же спасения!

       Князь Илья отрицательно покачал головой, и Горислава прижавшись лицом к его перевязанной руке, зашептала:

       - Пойми, этой ночи тебе не пережить! Так говорят уже все! А Борис Давидович тот вовсе не скрывает этого! Князь Мстислав обещал поставить снаружи поруба самых лучших дружинников. Но все равно неспокойно моей душе…

       Она подняла лицо и торопливо принялась говорить:

       - Ты погоди, не отрицай, только дослушай меня до конца! Я уже обо всем договорилась с твоим охранником. Он согласен! Ты легонько, чтобы не до смерти, оглушишь его кулаком, переоденешься в мою одежду, на мне ее сейчас столько, что на обоих хватит… И мы с тобой незаметно выйдем из поруба, а там и за ворота терема!

       Князь Илья на мгновенье задумался. С одной стороны, ему не хотелось огорчать любимую отказом, но с другой – он обязан был отказаться. Но что, как сказать ей? И такой выход, к счастью, нашелся.

       - А цепь? – напомнил, кивнув на свои ноги, князь.

       Но Гориславу не так просто было сбить с толку.

       - А я и об этом подумала! – тут же сказала она. - Охранник сейчас приведет кузнеца, и тот освободит тебя от оков…

       - Да ты что, звона ведь будет – на всю округу! – попытался остановить ее князь и снова услышал уверенное:

       - И об этом я не забыла! Охранник, будто похваляясь своей удалью, предложит игровой поединок на целую золотую монету с двумя внешними стражниками. Они, чтобы согреться и заработать, конечно же, согласятся. И за звоном мечей никто не услышит ударов молота!

       - Надо же, как у тебя все складно! - только и смог подивиться князь Илья. – И чем это ты моего охранника так заворожила, что он на все согласился?

       - Так он же ведь же не задаром, Илюшенька! – опустив глаза, прошептала Горислава.

       Князь Илья внимательно посмотрел на нее и только тут заметил, что в ушах княжны не сверкают сапфиры, а на пальцах не горят смарагды и жемчуга.

       - Ах, вот оно что… - сразу все понял он, в гневе оглянулся и, увидев, что в порубе они только одни, хрипло спросил: - Где он?

       - Да ведь я тебе объяснила! Уже за кузнецом побежал!

       - Вернется, - сквозь зубы процедил князь Илья. – Убью.

       - Нет, Илюшенька, я договорилась, что ты ударишь его только не до смерти! – думая лишь о своем, попросила княжна и, торопясь, сбросила с себя шубу. Под ней оказалась другая. Сбросила и ее. Под ней уже был сарафан.

       Горислава взялась за подол, подняла его, чтобы снять с себя женскую одежду и отдать ее любимому… Но тут дверь поруба вновь распахнулась, и раздался разъяренный рев князя Бориса:

       - Ах, вот оно что?! Бесстыжая!!!

       Князь Борис схватил за руку Гориславу и потащил к двери.

       - Пусть все видят, какая-сякая ты есть на самом деле! Тогда меня ни твой отец, ни какой другой князь не посмеет упрекнуть за то, что я отказался брать тебя в жены!

       - Илья… - протягивая руку назад, в отчаянии простонала Горислава.

       - Горислава… - эхом отозвался князь и закричал: - Немедленно отпусти ее, негодяй!

       Что было сил, он рванулся вслед за Борисом Давидовичем и, упиравшейся Гориславой… Но цепь натянулась и, как он ни старался, ни бился, не позволяла ему даже на перст двинуться дальше.

       - Оставь ее! Мерзавец!! Подлец!.. – хрипел он, не прекращая своих отчаянных попыток помочь любимой.

       - Кричи-кричи! Все равно скоро умолкнешь навеки! – оглянувшись, прорычал ему князь Борис и, рванув своей мощной рукой вконец обессилевшую девушку, выволок ее вон из поруба.

       Князь Илья с минуту простоял, не зная, что ему делать дальше, а затем рухнул на пол и ударил по полу обоими кулаками, даже не почувствовав боли в обожженной руке.

 

5

 

- Отче! – звеня цепями, рванулся Илья навстречу игумену.

 

       Немного придя в себя, князь Илья даже представить себе не мог, что он скажет обобравшему Гориславу и предавшему его воину. Но к счастью, в поруб вошел сменивший его второй охранник.

       Войдя, он сразу же принялся что-то искать, заглядывая под лавку и во все углы.

       - И ты потерял что-то? – наконец, не выдержал князь.

       - Да… - пробормотал охранник, вороша сено, которым был застлан пол.

       - Не этого ли медведя? – кивнул на лежавшую рядом с собой деревянную фигурку князь и услышал:

       - Нет – нож. Небольшой такой, засапожный. Ты случайно не видел его?

       - Да куда ж я могу уйти из своего угла? – мрачно усмехнулся князь Илья.

       - И то верно… - согласно кивнул охранник. - Ничего не понимаю! Вчера только был. Куда он мог запропаститься…

       - Ничего, получишь жалованье, новый себе купишь!

       - Новый? – Охранник резко разогнулся и в его голосе неожиданно послышалась боль: – Да где я теперь второй-то такой найду? Ведь это же не простой нож. Мне его - жена подарила. Это единственное что у меня от нее осталось. Там даже ее метка на память есть, в виде сердечка…

       Он спросил вошедшую в поруб женщину, не видела ли та, убираясь, где засапожного ножа. Но она тоже не знала где он. Сказав, что последний раз видела его, когда воин вырезал фигурку медведя, она подошла к пленнику посмотрела на нетронутый хлеб, похлебку, заглянула в кувшин и покачала головой:

       - Так и не ел, не пил ничего с самого утра! Боишься – отравим? Зря!

       Женщина заменила миску на новую и сказала:

       - В городе теперь о тебе люди совсем по-другому говорят. Во всем осуждают тех, кто сбивал тебя с истинного пути. Одного из них, бледного такого, как смерть, узнали, так он еле сбежал! Потом опять же твой друг Радим немало чего хорошего о тебе людям рассказал. А после того, как ты холопа на волю освободил и снова его человеком сделал, так многие уже стали раскаиваться, что думали о тебе плохо. Да и потом, у нас на Руси всегда принимают сторону слабого и обиженного. А с тобой же вон – как несправедливо обошелся князь Борис…

       Услышав про главного своего врага, пленник дернулся и зазвенел цепью.

       - За Гориславу досадно? - понимающе посмотрела на него женщина. - И это тоже напрасно! Ничего с ней худого не сделалось.

       - Как это? – недоверчиво посмотрел на нее князь Илья.

       - А вот так! Кривда она как ни сильна, а правда - все равно сильнее! Когда князь Борис ее из поруба на всенародный срам за собой потащил, по счастью, Мстислав Мстиславович со своими дружинниками поблизости оказался. Ну, как князь ни силен, те мигом его скрутили. Гориславу молодой князь отправил к своей жене, а Бориса Давидовича – да не ко сну будет помянут! - предупредил, что тому не бывать живым, если он не оставит Гориславу в покое! Еще он пригрозил, что не простит ему, коли и с тобой что случится, но… в ответ на это князь Борис только зубами проскрежетал. Ох, и люто зол он на тебя, ох и зол!

       Князь Илья благодарно посмотрел на женщину и, глядя на огонь свечи, стал думать свою нелегкую думу.

       В том, что его завтра ждет казнь, он не сомневался. Была, правда совсем небольшая надежда, что князю Мстиславу удастся отложить ее на два-три дня. Но в таком случае уж лучше бы сразу!

       Пленник пошевелился, меняя позу. Цепи снова зазвенели, и он вдруг подумал о том, что вот даже эти цепи могут держать так, что не только небесного, а и самого дорогого земного достать не можешь…

       Вспомнив о небесном, он взял Евангелие, полистал, выборочно читая, несколько страниц и вдруг застыл глазами на вдруг поразивших его строчках:

       «Аминь бо глаголю вам: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех.»1

       Эти слова тоже хорошо были знакомы ему. Но на этот раз его поразило в них то, что… куда же пойдет его душа, с таким множеством неразрешенных грехов?! Завтра, перед началом Божьего суда он вправе позвать игумена, исповедаться и очистить свою душу перед смертью. Ну, а если князю Борису удастся этой ночью совершить задуманное?

       Князь Илья покосился на переставшего искать свой нож и сидевшего на лавке с потерянным видом охранника. А что если это вдруг сделает он, и прямо сейчас?.. Да нет, вроде, его отношение к нему тоже поменялось в лучшую сторону. А может, это притворство, чтобы никто ничего не смог заподозрить? Нет, нельзя было рисковать вечностью!

       И он сказал заканчивавшей вместо освобожденного раба протапливать печь женщине:

       - Ты можешь выполнить мою последнюю просьбу?

       Женщина выпрямилась и вдруг с вызовом уперла в бока кулаки:

       - С чего это вдруг - последнюю? Или ты уже за Бога решил вершить человеческие судьбы, будь она даже твоей собственной? – она взглянула на не знавшего, что и ответить ей князя и уже мягче сказала: - Ну ладно, говори, что надобно! Все для тебя сделаю!

       Князь Илья благодарно кивнул ей и, с несвойственной для него торопливостью, проговорил:

       - Тогда сходи… нет, сбегай к отцу игумену. Скажи ему, что я прошу… нет, умоляю его поскорее прийти исповедывать и… если благословит – причастить меня!

       - Ой! – радостно всплеснула руками женщина. – Да ради этого… да для такого я не то что бежать – я птицей лететь готова!

       Бросив все у печи, она, даже не накидывая полушубка, выскочила из поруба.

       Секунды казались князю Илье часами.

       Игумена все не было. Он стал неотрывно глядеть на икону и, как было давным-давно, когда с отцом и дедом они после говения ходили в церковь на исповедь и причастие, стал припоминать свои грехи. Их было столько, что он даже испугался, что забудет большую часть из них, когда придет игумен. А того все не было, не было… Как будто сам Господь давал ему возможность вспоминать все новые и новые грехи.

       Наконец, со словами: «Идет!» - вбежала женщина и тут же исчезла опять…

       Зато в порубе появился тот, кого уже отчаялся ждать пленник. С крестом и… как сразу со вздохом облегчения заметил Илья, с мешочком на груди – в котором находилась Дарохранительница…

       - Отче! – звеня цепями, рванулся навстречу к нему Илья.

       - Вижу, все вижу и… радуюсь! - ответствовал ему тот и, глазами приказав охраннику оставить поруб, дабы не мешать таинству, неспешно подошел к пленнику.

       Все дальнейшее для князя Ильи происходило, словно в каком-то тумане. Главное для него было не забыть ни одного греха, который навсегда мог встать между ним и Богом. Еще он боялся, что игумен устанет и скажет: «Все, достаточно, хватит!» или того еще хуже «Изыди, от меня, да разве такое прощается?!» Но тот терпеливо молчал, то ли качая, то ли кивая своей большой лохматой головой. И исповедь продолжалась…

       Охранник мерз с внешней стражей за закрытой дверью поруба уже час, второй… На смену ему пришел первый охранник, а князь Илья все перечислял и перечислял все те злые дела, которые успел натворить за свои неполных двадцать лет…

       Выслушав пленника до конца, игумен выждал еще немного, затем поднял над его головой епитрахиль, но тут же опустил ее и уточнил, а всех ли людей на земле простил князь Илья.

       - Да! – кивнул ему тот.

       - Даже… князя Бориса Давидовича? – с небольшим сомнением в голосе уточнил игумен.

       - Да, да! – искренне прощая предавшего его самого и едва не оскорбившего его невесту человека ради того, чтобы Господь отпустил и ему все то зло, которое он только что перечислил, - убежденно повторил пленник. – Он ведь и сам не ведает, что творит!

       - Тогда преклони свою голову перед Богом.

       Стоявший на коленях князь Илья, покорно выполнив повеление игумена, замер в томительном ожидании…

       На этот раз несколько секунд показались ему уже вечностью.

       Наконец на голову долгожданно легла епитрахиль, и послышались знакомые с детства, но на этот вызвавшие у него невольные рыдания слова:

       - Прощаются и отпускаются…

       После исповеди игумен причастил князя Илью и каким-то незнакомым, прерывающимся голосом сказал:

       - Много мне довелось исповедывать за свою жизнь людей. Но лишь сегодня я первый раз вдруг почувствовал, что даже ад содрогнулся от услышанного, и возопил от того, что не смог удержать уже, казалось бы, ставшею его собственностью жертву, а весь рай наоборот возликовал от того, что Господь простил даже такого кающегося грешника, как ты!

       Князь Илья взглянул на игумена и увидел, что глаза того так переполнены слезами, что они давно уже катятся по щекам, запутываясь в густой бороде и сияя там яркими, в свете свечи бриллиантами…

       И только тут понял, почему прерывался у него голос…

       Бережно придерживая висевшую на груди Дарохранительницу, игумен вышел из поруба. Его тут же сменил первый охранник.

       Смущенно покашливая, он сел на лавку, в готовности выслушать самые грозные и обидные слова.

       Но князь Илья даже не обратил на него внимания. Не только князь Борис, но и этот, также являвшийся лишь орудием невидимых темных сил человек, был прощен им.

       Умиротворенный и счастливый, он закрыл глаза, и первый раз за последнее время уснул легко и спокойно…

 

6

 

В наступившей тьме что-то хрустнуло, прохрипело….

 

       Князь Илья спал так сладко и безмятежно, как спят, наверное, только дети. И еще, как говорят, люди с чистой совестью.

       Сквозь сон он слышал, как несколько раз хлопала, открываясь и закрываясь, дверь. То ли кто из людей воеводы приходил проверять, все в порядке, то ли сменялись охранники…

       Ему вновь приснился луг, который в прошлый раз оказался болотом. Только теперь за ним не было никакой погони. И земля под ногой была твердой, надежной. Тропинка вела к пруду, в котором плавала одолень-трава. Не было здесь лишь Гориславы. Он принялся звать ее, бегать по берегу, как вдруг какая-то неподъемная, злобно сопящая тяжесть вдруг навалилось на него и, каким крепким был его сон, он сразу же понял - что не во сне…

       Спасла князя лишь выработанная за годы скитаний, ночевок у костров, когда в любую минуту может подкрасться враг, сидения в таких вот порубах, где не раз пытались предательским ударом оборвать ему жизнь, привычка молниеносно приходить себя в миг опасности.

       Как ни крепко он спал, тело само напряглось, а руки вытянулись, отталкивая напавшего на него врага. Но тот был гораздо сильнее и к тому же вооружен. Князь почувствовал, как то острое укололо его шею и стало входить под кожу. Все свои силы он направил именно туда.

       «Эх… дотянуться бы до цепей!» - мелькнула вдруг мысль, но это его единственное оружие было сейчас недосягаемо для него…

       Гордость никогда не позволяла князю звать на помощь, даже если против него в бою было сразу несколько человек. Зная это, около него всегда находилось несколько верных воинов. И, тем не менее, несколько раз эта привычка, характерная для многих рюриковичей, чудом не погубила князя. Вот и сейчас, помня о внешней страже, он молча отбивался от врага, даже чувствуя, что уже уходят последние силы.

       К тому же, он получил от Господа прощение всех своих грехов, прегрешений. Причастился святых Христовых Таин. И мог сейчас уйти из жизни. Но жажда узнать приговор Божьего суда вдруг оказалась выше честолюбия, и он прокричал:

       - Помогите! На помощь…

       Никак не ожидав этого от своей сонной жертвы, напавший тут же принялся зажимать ему рот ладонью

       Но было уже поздно.

       Князь Мстислав действительно поставил во внешней охране самых лучших своих дружинников.

       Двое из них сразу вбежали в поруб, один начал оттаскивать князя, а второй обхватил сзади напавшего на пленника человека, ловким приемом взметнул над землей и ударил о пол.

       И без того слабый огонек свечи испуганно рванулся и погас от широких и быстрых движений.

       В наступившей тьме что-то хрустнуло, прохрипело….

       Воин попробовал зажечь свечу. Но другой, не выпуская спасенного князя из своих крепких рук, приказал:

       - Ничего пока здесь не трогать! Быстро за князем. Он приказал звать его в любое время ночи, если что здесь случилось!

       - А зачем теперь звать? Ничего уже не случилось! – оставляя в покое свечу, густым басом недовольно пробормотал дружинник, но все-таки вышел из поруба.

       Дверь вскоре снова распахнулась, и в темноте раздался встревоженный голос князя Мстислава:

       - Ну, что тут у вас? Свет бы зажгли, что ли…

       - Сейчас, сейчас, княже! – послышался знакомый уже пленнику густой бас и после быстрых уверенных звуков кресала в порубе стало светло от ярко загоревшейся свечи.

       Первое, что увидел Илья - это взволнованное лицо князя Мстислава. Из-за его плеча выглядывал Мстислав Мстиславович, воевода, второй охранник…

       - Живой! – увидев пленника, с облегчением выдохнул князь Мстислав и кивнул в сторону нападавшего:

       - А… это – кто?

       Дружинник богатырского роста ногой перевернул лежавшего лицом вниз на полу человека, и все увидели, что это был – первый охранник.

       Он злобными, немигающими глазами смотрел прямо перед собой.

       - Как ты посмел?! – бросился к нему воевода, приподнял его, но голова охранника как-то неестественно и безвольно упала набок.

       - Поздно… - виновато пробормотал богатырь и высвободил из пальцев убитого им воина маленький засапожный нож. – Вот чем пытался убить он князя. Хороший нож, такой не погнется даже о кольчугу, не то, что о голую грудь… И еще заговоренный, видать – вон, на нем даже сердечко есть…

       - Сердечко?! – бросился к нему второй охранник и растерянно посмотрел на князя Мстислава. – Так ведь это же – мой нож! Все его знают!..

       - Вот именно, что все! – усмехнулся Мстислав. – На то он и рассчитывал, чтобы потом всю вину свалить на тебя!

       - Но зачем ему понадобилось убивать князя? – с недоумением спросил воевода.

       - А вот это мы сейчас и узнаем! – кивнул ему князь Мстислав и приказал: - Обыскать его!

       Второй охранник, хмурясь, похлопал по бокам, по груди мертвого сменщика и вынул большой, тяжелый кожаный кошель.

       - Вот! - протянул он его Мстиславу.

       Князь брезгливо взял кошель и усмехнулся:

       - Знакомая вещь… Такими кошелями царьградской работы у нас расплачивается один только князь Борис. Ну, и во сколько же он оценил твою жизнь, князь Илья?

       Мстислав высыпал содержимое кошеля на столик, и тут все с изумлением увидели, что кроме серебряных гривен и золотых византийских монет, тут – перстни, серьги и ожерелье, которые все видели на княжне Гориславе…

       - Князь, - дернулся, звеня оковами, пленник. – Горислава тут ни при чем.

       - Знаю, догадывался… - мрачно кивнул ему Мстислав и покачал головой, глядя на сына: – Она все твоей княгиньюшке рассказала. Но они почему-то это в секрете решили держать. А напрасно. Иначе бы я сразу принял надлежащие меры, и не случилось всего этого. А так…

       Князь минуту подумал и принял решение:

       - Этого, - показал он пальцем на мертвого охранника, - как убитого во время совершения смертного греха, а стало быть, не покаявшегося, сегодня же закопать, как собаку. За пределами кладбища. Камешки и колечки вернуть княжне. А деньги – отдать вдове и сиротам убитого. Не князю же Борису же возвращать их в самом-то деле! А им они теперь, ой, как сгодятся!

       Воевода, дружинники, Мстислав Мстиславович вышли.

       В порубе остались трое: князь Мстислав, второй охранник и князь Илья.

       Охранник, стоя у лавки, то и дело поглядывал на столь дорогой для себя потерянный и вновь обретенный нож.

       А князь Мстислав посмотрел на лежавшего перед ним пленника и пожелал:

       - Ну а ты отдыхай. И я от всего сердца тебе говорю - дай Бог, чтобы это была не последняя ночь в твоей жизни!

 

Глава пятая

 

После набега

 

 

1

 

- Так вот оно что… - разом все поняла Лена.

 

       Лена сидела у готового обеда и тщетно ждала возвращения студентов.

       Первой появилась Юля.

       Она, как всегда, знала все. И хотела пройти мимо с неприступным видом. Но на этот раз ей очень хотелось есть, и чувство голода пересилило ревность и возникшую после того, как она узнала о связи Лены с Александром, неприязнь к неожиданно новой сопернице.

       - Наливай! – уселась она за стол и, уплетая за обе щеки суп, принялась рассказывать:

       - Ищут, ищут, ищут… Да только пока все без толку. Вот сейчас доем и опять побегу…

       - Парит-то как… Как бы на грозу не повернуло! – с тревогой показала на безоблачное еще небо Лена. - Ты бы хоть ребят предупредила…

       - Старики говорят, давно у них кости так не ломило… – согласно кивнула Юля, допивая компот. - Наверное, настоящий ураган будет!

       Она наелась, и теперь ревность без труда взяла в ее душе верх. К нему даже добавилось чувство мести…

       - А твой, между прочим, вместе с братом и Людмилой ушел… - вставая, перед уходом сообщила она: то есть сделала то, что, как слышала Лена, называл Владимир Всеволодович «скифской стрелой».

       Была такая привычка у давних врагов славян - скифов. Даже смертельно раненые, и потерпевшие поражение они пускали-таки напоследок в противника отравленную стрелу...

       - С Людмилой, так с Людмилой…Что теперь поделаешь… – опустилась на скамейку Лена и вздохнула: - Надо было верить любимому человеку. Или, по крайней мере, хотя бы выслушать его до конца… Это даже ежику и даже большому ежу – дикобразу понятно! Но Ванька-то… - покачала она головой. - Как он мог согласиться ее с собой взять? Ведь все же - родной брат!

       Размышляя так, она сидела, глядя в землю, чертила на ней прутиком «точку-точку, запятую, минус, рожицу кривую», но рожицы, почему-то получались правильными и все, как одна - грустными. Тогда она решила нарисовать солнце, которое никогда не бывает грустным, но вдруг услышала над собой знакомый голос.

       - Не понял, а где народ?

       Лена подняла голову и увидела стоявшего перед ней Ника.

       - А-а… - это ты? - через силу улыбнулась ему она.

       - Потравила что ли всех? – видя, что Леной не совсем все в порядке, попытался развеселить ее шуткой Ник.

       - Всех не всех, но с меня и одного вполне хватит!

       - Ладно, хватит хандрить!

       Ник тоже попросил дать ему поесть и, похвалив суп, задумался:

       - По счету за обед ты не возьмешь, чаевых тем более… А так привык расплачиваться за все за границей, что, уйдя не отблагодарив – словно голым по селу пойду. А хочешь, я тебе весь мир покажу? – вдруг предложил он.

       - Весь мир? – недоверчиво покосилась на него лена. – Как это?!

       - Очень просто!

       Ник расчехлил свой фотоаппарат и стал показывать яркие, цветные снимки.

       - Вот это Афины… Это Рим… Это Испания, Бразилия, Аргентина…

       - Красиво… - восхищенно покачала головой Лена. – И ты везде был? Все это видел?!

       - Быть-то был, но видел чаще уже потом, так же как и ты, благодаря фотоаппарату! – усмехнулся в ответ Ник и продолжил: А вот это Австралия, видишь – кенгуру!

       - Ой, с кенгуренком!

       - А ты как думала? У меня все всегда в полном комплекте! Даже ваша Покровка есть!

       - Правда?! Покажи! – попросила Лена, и теперь сама стала называть: - Ой, наш храм! Да какой красивый… колокольня… могилка отца Тихона… Молодец, не забыл… бросила она одобрительный взгляд на Ника. – Лес, поле, речка! Ой… а это что… то есть кто?

       Она показала пальцем на целующуюся на пеньке парочку.

       - Да так, одни влюбленные студенты! – отмахнулся Ник. - Попросили заснять меня на свой фотоаппарат. Ну, а я зачем-то и на свой продублировал. Просто стереть после забыл… Но ничего, сейчас мы это дело исправим!

       - Погоди, Ник… - умоляюще попросила Лена и забормотала. – Или я уже схожу с ума… или вообще ничего не понимаю… Тебе не кажется все это странным?

       - Странным? Что?..

       Ник внимательно посмотрел на снимок, потом на Лену, сравнил кофточки и принялся озадаченно скрести пальцами свой затылок:

       - Постой-постой! Вроде, как это ты… Но – ведь там точно была другая!

       - Ник… - беспомощно взглянула на него Лена, и тот вдруг радостно хлопнул в ладоши:

       - Подожди! Я же ведь, кажется, их еще пару раз щелкнул!

       Он нажал на кнопку, показывая один кадр, второй, и Лена увидела на экранчике, как от Александра отделяется и поворачивает к ней свое лицо… Людмила!

       В ее кофточке… в ее юбке…

       - Так вот оно что… - разом все поняла она. - Бедный Стасик! Мой бедный умный Стасик! Что же пришлось ему пережить?!

       Она хотела тут же броситься в лес, найти Стаса и рассказать, как ловко обвели его вокруг пальца Людмила с Александром. Но тут снова появилась задыхавшаяся от быстрого бега Юля.

       - Что, успела предупредить всех о грозе, и они возвращаются на обед? – нехотя приостановилась Лена, со вздохом понимая, что теперь ей сначала придется разогревать суп.

       Но Юля, едва переведя дыхание, сазу набросилась на нее:

       - Какая гроза?! Какой обед?! Там твоего Стаса змея укусила!

       - Как укусила?.. – в ужасе прижала к щекам ладошки Лена.

       - Как-как… Говорят, до смерти!

 

2

 

Вместо ответа князь Мстислав лишь отрицательно покачал головой…

 

       Князь Илья вышел из поруба, весь в белом, в накинутом на плечи темном тулупе, с горевшей свечой в здоровой руке. Подняв лицо, он посмотрел на яркое зимнее солнце и огляделся…

       В центре двора на троне сидел строгий, недоступный, не то что вчера – дорогой персидский ковер под ногами - князь Мстислав. Справа от него стоял белый конь под седлом, украшенный яркой попоной. Слева – плаха, с воткнутым в нее топором.

       «Ну вот и все…» - понял князь.

       Перекрестившись на маковки церкви с золочеными крестами, он отдал свечу подбежавшей женщине, которая прислуживала ему в порубе, и прошел на середину двора.

       Здесь он низко поклонился князю Мстиславу, затем на все четыре стороны - честному народу. Не приметив нигде Гориславы, подумал, что правильно она сделала, что не пришла, и, одним движением сбросив с плеч полушубок, протянул обвязанную руку тиуну.

       Заполнивший двор терема народ разом подался вперед.

       Иностранные гости, что-то лопоча между собою, с жадным любопытством ждали, что произойдет дальше.

       Тем временем тиун тщательно проверил целостность печати, громко объявил:

       - Не тронута!

       И, сам сорвав печать, принялся медленно разбинтовывать руку.

       Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как падает с заснеженной ели на твердый наст промерзший, сухой снег…

       А тиун все не торопился…

       - Да что оно там медлит? – даже возмутился Мстислав Мстиславович.

       Наконец, тиун, высвободил ладонь, всмотрелся в нее, поднес ближе к глазам и, вместо того, чтобы во всеуслышанье сообщить приговор, вдруг пораженно прошептал:

       - Чисто…

       - Чисто… - эхом отозвалась ближе всех находившаяся с продолжавшей гореть свечой женщина.

       - Чисто! – радостно крикнул вчерашний раб, а теперь гончар, Чудин.

       И, из в уст в уста, по толпе понеслось:

       - Чисто!

       - Чисто?!

       - Чисто!!!

       - Как это чисто?! – перекрывая всех, раздался возмущенный голос Бориса Давидовича.

       Расталкивая всех, он грозным, тяжелым шагом направился к князю Илье, но тут как тут перед ним встали два дружинника. Это были те самые воины, что спасли князя Илью в порубе ночью. Выставив перед собой копья, они нацелили их острия прямо на князя Давида.

       - А ну, осади! Прочь с моего пути! - проревел Борис Давидович, хватаясь обеими руками за копья и силясь отвести их от своей груди. Лицо его побагровело от натуги. Но богатыри стояли еще тверже.

       - Чисто!

       - Чисто!

       - Чисто! – снова радостно загомонили в народе.

       Князь Мстислав, встал с трона, не торопясь, подошел к нему и тоже со всех сторон осмотрел руку и негромко, но так, что услышали все сказал:

       - Божий суд свершился. Князь Рюрик-Илья – неповинен!

       Услышав это, люди принялись истово креститься. Многие начали вставать на колени и кричать князю Илье, что просят у него прощения, за то, что думали о нем плохо…

       Сам же князь растерянно смотрел на свою ладонь, действительно, чистую, без единой язвинки и следов ожога.

       К нему подбежал Мстислав Мстиславович и затряс в своей руке эту ладонь, поздравляя его. Молодая княгиньюшка бросилась в терем, сообщать неслыханную радость Гориславе…

       Только иностранцы были разочарованы тем, что, побывав на Руси, так и не увидели настоящей русской казни.

       Да Борис Давидович подошел к Мстиславу и недовольно сказал:

       - Отдай мне его, князь… Это мой пленник!

       - Не могу! – в ответ на это развел руками князь Мстислав и показал глазами на храм: - Сам Господь простил его!

       - Князь! с нескрываемой угрозой не отступал князь Борис. – Отдай мне моего обидчика!

       Вместо ответа князь Мстислав лишь отрицательно покачал головой и с усмешкой сказал:

       - Не трать времени на уговоры, князь. Если я не ошибаюсь, ты торопишься во Владимир?

       А что мне еще остается делать? - огрызнулся князь Борис. – Ты сам вынуждаешь меня ехать с жалобой теперь уже на тебя к великому князю! А я ведь приехал сюда, чтобы искать дружбы с тобой!

       - Для чего? – испытующе посмотрел на него Мстислав.

       Привыкший к прямоте только в бою, а во всем остальном умевший лишь хитрить да обманывать, выгадывая свое, Борис Давидович только заморгал. И князь Мстислав сам стал отвечать за него:

       - Для того, чтобы заручившись поддержкой двух таких сильных дружин, как моя и моего сына, снова притеснять слабых, совершать набеги на беззащитные веси и даже сильные города, продолжать раздирать Русь?

       - Но ведь так поступают все! – возразил Борис Давидович. - Андрей Суздальский однажды так разорил даже великий Киев!

       Он широко раскрыл рот, чтобы привести в пример и других князей, которые немало зла причинили русской земле.

       Но князь Мстислав сурово остановил его.

       - Ты мне князя Андрея не тронь! – предупредил он. – Тебе хорошо ведомо, что я сам не особо жаловал его. И поносил, бывало, всяческими словами. Но ты не смей! Забыл, как пресмыкался перед ним, покуда он был жив и в силе? А теперь что, смелым, гляжу, стал, когда он сделался прахом?

       - Однако перед тем как ему самому стать этим прахом, он много кого и чего превратил в этот прах!! – злобно огрызнулся Борис Давидович.

       Не то, говоришь, князь! Не так! – поморщился князь Мстислав. - Да, князь Андрей сделал много зла, но и добра сотворил он немало! Сколько храмов построил! Обратил в христианство целый суздальский край! Ввел на Руси столь любимый теперь праздник Покрова Пресвятой Богородицы! Неужели ты думаешь, что Пречистая доверила бы это дело тому Андрею, о котором ты говоришь? Нет, князь Борис! Все то наносное, все нашептывания видимых и невидимых врагов, все худое, что он сделал в своей жизни, князь Андрей омыл собственной кровью, отстрадал насильственной смертью и с самым главным, что успел нажить в своей душе, налегке отправился к Богу! Народ, соборный разум которого обмануть невозможно, раньше нас, имевших к князю личные счеты, почувствовал это! Он еще при жизни называл его Боголюбивым или Боголюбским, а после смерти горько оплакал его - вот о чем надобно помнить и говорить!

       Борис Давидович, нехотя выслушав эти слова, стал было вновь доказывать свое. Но князь Мстислав словно читал его потаенные мысли, и он не успевал уворачиваться от них.

       Кончилось все тем, что Борис Давидович только раздосадованно махнул рукой и велел своим дружинникам уезжать вместе с ним со двора, при этом что-то шепнув им, показывая глазами на князя Илью.

       - С князем Михаилом ему меня не рассорить, – с усмешкой глядя ему вослед, уверенно сказал Мстислав своему сыну. - Скорее он сам рассорится с ним из-за этого! А вот что касается тебя, князь Илья…

 

3

 

- Только не уходи! – вдруг испугался Стас.

 

       Стас с закрытыми глазами лежал на той самой койке, где лежал когда-то отец Тихон, а потом – сказавший, что ему незачем больше разлеживаться тут, Владимир Всеволодович, от его руки наверх светлым ручейком убегала трубочка капельницы, возвращавшая ему жизнь и, закрыв глаза, шептал:

 

                   Князь от князя живет, особится.

                   Время горше полынь-травы.

                   Год за годом - междоусобица

                   Век за веком «Иду на вы!»

 

                   То не солнце к закату клонится,

                   Не от ягод багровый склон:

                   В чистом поле рубится конница -

                   Русский стяг с обеих сторон!..

 

                   Слабость русская – сила вражия:

                   Богатырь лежит бездыхан,

                   А из дикого заовражия

                   Подымается Бату-хан.

 

                   О дву-конь он идет, торопится,

                   Избегая лесов, болот…

                   И роняет междоусобица

                   Из-под сабли кровавый плод!

 

       Даже с закрытыми глазами чувствовалось, что за окном – быстро темнело. Неужели так время быстро пошло? А собственно, так оно и идет - день за днем… Век за веком…

       Теперь Владимир Всеволодович сидел у его койки и молча следил за капельницей.

       Дверь тихонько открылась. Закрылась… Стас почувствовал какое-то новое движение рядом. Но открывать глаза не хотелось. В том времени ему было лучше…

       И тут робкий голос: «Стасик…», сразу вернул его в сегодняшний день, лучше и счастливее которого для него теперь не было и не могло быть!

       Он мгновенно открыл глаза и вместо Владимира Всеволодовича увидел сидевшую возле его койки… Ленку!

       - Ты?! – только и смог прошептать он.

       - Я, Стасик, я…- утирая слезы, закивала Лена.

       - Только не уходи! – вдруг испугался он и услышал:

       - Да куда же я теперь от тебя уйду? Даже если ты сам гнать будешь…

       - Ты это… взволнованно зашевелился Стас, но Лена нежно положила ладошку на его руку. - Прости меня, за то, что я тебе не поверил…

       - Да забыто уже все, забыто! Главное, ты поскорей выздоравливай! Ведь совсем скоро – спектакль, и вообще…

       - Хорошо… Горислава! – с улыбкой кивнул ей Стас.

       - Что? – испуганно взглянула на него Лена, подумав, что у Стаса начался бред, но тут же все поняла и ответила словами пьесы:

       Слава Тебе, Господи! Услышал молитву мою! Отвел беду от любимого!..

       По пьесе, в отличие от самой повести, в этом месте следовал введенный Молчацким, совсем невинный, как он объяснил, поцелуй, и они смущенно замолчали.

       За дверью сразу послышались голоса медсестры и академика.

       - Да, - сокрушенно вздыхая, говорил Владимир Всеволодович. – Я думал времена коварного обольстителя Дон Жуана, погубившего Дездемону Яго, матери Гамлета давно миновали, а оказывается, нет – они и сегодня живут и продолжают творить зло!

       - Бедная девочка! Я уже начала всерьез опасаться за нее. Да и Стасику тоже досталось! – вторила ему медсестра. – Хотя, конечно, мог бы сначала и поговорить с ней, расспросить обо всем…

       - Ничего, он свое уже получил за то, что любимой девушке не поверил! – остановил ее академик. - А этим, - с такой угрозой в голосе пообещал он, что Лена со Стасом даже переглянулись. – Я такой зачет в зачетку их жизни поставлю – чтобы навсегда эту историю запомнили!

       Владимир Всеволодович с медсестрой замолчали, и теперь у Стаса с Леной снова нашлись слова:

       - А что за стихотворение ты шептал, когда я только вошла? Честно говоря, сначала я решила, что у тебя бред…

       - «Междоусобица»...

       - Почитай?..

       - Хорошо! – с радостью согласился Стас, готовый исполнить любую просьбу, любое желание любимой девушки, но в последний момент вдруг передумал:

       - Но только лучше другое… Называется: «После набега». Ладно?

       Лена согласно – она тоже все, что угодно готова была сделать для Стаса, кивнула, и тот начал:

 

                   Пахнет избами горелыми,

                   Горько от печаль-туги:

                   Снова огненными стрелами

                   Одождили Русь враги.

 

                   То ль монголы, то ли половцы -

                   Шлем и латы до колен…

                   Пали в сече добры молодцы,

                   Верных жен погнали в плен.

 

                   Что не выжжено – изрублено.

                   Полетел по миру слух:

                   Все в Руси навек погублено,

                   Угасает русский дух!

 

                   Но из ям, где воды алые,

                   Из кустов, из лебеды

                   Выползают дети малые,

                   Спрятанные от беды.

 

                   Долго маму безответную,

                   Плача, детвора зовет…

                   В этом плаче песнь победную

                   Мир услышал: «Русь живет!»

 

       - «Русь живет», здорово! – повторив, восторженно прошептала Лена.

       За окном стало совсем темно.

       Вошедшая медсестра посмотрела на дочь, взглядом спросила, как Стас, и, увидев одобрительный кивок, сняла капельницу. Но при этом предупредила, что хоть, к счастью, все и обошлось, но ему еще нужно лежать, как минимум до вечера.

       - А уже и так вечер! – кивая на окно, усмехнулся Стас: Как говорится: «За окошком вечер, за окошком – ветер!»

       - Ну, раз шутишь, и за Есенина взялся, то значит, и правда, можно скоро вставать! – улыбнулась ему медсестра и пробормотала. – Только не многовато ли стихов за последнее время? Хотя… когда твой отец – обращаясь уже Лене мечтательно вздохнула она, - ко мне женихался и тоже стихи читал, я словно бы над землей поднималась… Но сейчас, кажется уже и я заговорить ими готова…

       И, громко продекламировав: «Будет буря, мы поспорим!» – она со словами: - «А на улице и правда, такое… такое сейчас творится. Пойду посмотрю!» - вышла.

       Стас с Леной, не зная, что и сказать, долго-долго смотрели на закрытую дверь. Слов больше не была. Была только щемящее ощущение счастья и переполнявшая душу нежность, которая заставила их, не сговариваясь, потянуться друг к другу… Словно вечный миг продолжалось это движение, но, наконец, губы их встретились, приоткрылись… И в тот же миг за окном вспыхнула невероятно яркая молния, а потом раздался страшный, оглушительный раскат грома.

       - Ничего себе поцелуй… - с трудом отрываясь от губ девушки, смущенно пробормотал Стас.

       - И почему на свадьбах кричат всегда горько? – провела ладошкой по лбу, словно бы опьяневшая Лена - Это же так сладко! - Одно слово - мёдпункт

       - А обещала, что больше не будешь слова ломать – не зная, что и говорить-то положено в подобных случаях, помнил ей Стас.

       - Ничего сейчас можно! Ведь это же у меня – первый раз в жизни…

       - Думаешь у меня второй?

       - Правда?!

       - Ну ведь мы же с тобой обещали всегда правду друг другу говорить. А после обручения и вовсе обязаны будем.

       - Правду… всегда… обручение… - эхом отозвалась Лена. – Как же я люблю тебя, Стасик!

       - Думаешь, я тебя не люблю? – тоже эхом откликнулся тот.

       А за окном ревело, трещало… с грохотом повалилась, наверное, лет сто, не меньше, выдерживавшая грозы и сильные ветры, огромная липа…

       - Вот это ураган! – с восхищением показал на окно Стас, - Смотри, что творится!

       Но Лена даже не посмотрела в ту сторону.

       - Ну и пусть! С тобой мне ничего не страшно…- шептала она, положив голову на плечо Стаса, и тот свободной рукой гладил ее мягкие золотистые волосы…

 

4

 

- Где?! – в один голос вскричала Лена и Стас.

 

       Едва на улице закончился один ураган, как почти сразу же начался новый.

       Причем, прямо в палате медпункта, и в образе Вани.

       Влетев, словно вихрь в дверь, он оглядел умиротворенных Лену со Стасом и закричал:

       - Лежите, сидите тут! А на площадке такое сейчас творится!!

       - Да знаем мы все! – лениво отмахнулась от него Лена. – Мамка уже говорила. Да и сами мы не слепые!

       - Да, ураган! – подтвердил Стас.

       - Какой ураган? И что вы тут можете знать?! Даже задохнулся от возмущения Ваня. - Плита наша нашлась!

       - Как нашлась! – мигом сел Стас.

       - Где?! - обрадованно уточнила Лена.

       - А вот и не скажу! - сделав вид, что обиделся, принялся торговаться Ваня. - А самим вам вовек не догадаться!

       - В лесу? – предположил Стас и услышал в ответ торжествующее:

       - Не-а!

       - В Покровке? – спросила Лена.

       - Теплее, - одобрил Ваня. - Но пока что еще не совсем горячо!

       - В чьих-нибудь огородах?

       - Холодно! Холодно! – сделал вид, что совсем замерз Ваня.

       - Да говори, не томи! – не выдержал Стас. - А то вот сейчас как встану…

       - Да ладно уж! – махнул на него рукой Ваня. – Видел я сегодня, какой ты «ходок». Думал, что и донести-то тебя не сумею!

       - Ты? – не поверил, глядя на его широкие плечи, Стас.

       - Да не из-за себя, я троих таких выдержу – за тебя боялся! А тут гляжу – ожил, да еще угрожаешь!

       - Мы угрожаем! – приподнимаясь, уточнила Лена.

       - А-а… Ну тогда ладно!..

       Ваня попытался выдержать долгую театральную паузу – единственное, как он понял из всего услышанного от Молчацкого ценное качество в игре актера, но не смог и тут же выпалил:

       - В палатке завхоза.

       - Где?! – в один голос вскричала Лена и Стас.

       - В палатке завхоза! Медленно выговаривая каждое слово, с удовольствием повторил Ваня.

       - Как это?.. – недоуменно заморгал Стас.

       А вот так! – развел руками его друг и, помогая себе жестами, принялся объяснять: - Ураган ка-ак налетел на площадку… Ка-ак сорвал брезентовый полог над обеденным столом, словно бумажного голубя... А потом р-раз на палатку завхоза, да всей мощью – и унес ее! А там – глядим, и глазам своим не верим – спальные мешки, всякие крупы, инвентарь и…плита!

       - Вот это да… - покрутил головой Стас. – Надо же, как все хитро придумали!

       - Ага! – подтвердил Ваня. – Спрятали там, где ее никто и не догадался искать! Но теперь все: милиция сразу приехала. Завхоз дает показания. Не зря он со дня пропажи от палатки ни на шаг не отходил, а в последнее время нервничал все больше и больше. Понимал ведь, что скоро лагерь снимать надо, а плиту никак не удается увезти… Да, и еще оказалось, что похищение произошло так незаметно из-за того, что пост дежурного покинул Александр!

       - Так это и так известно! – напомнил ему Стас. – Его Владимир Всеволодович к сторожу посылал.

       - Посылал, но, как выяснилось, уже после! Оказывается, он еще до этого куда-то на целых два часа отлучался! Вот бандиты незаметно подкрались к Даньке, оглушили его и перенесли плиту в палатке завхоза, где просто закрыли ее мешками с крупой…

       - Да, действительно новости… - восторженно посмотрел на Лену Стас и вдруг с сожалением вздохнул: - Плиту теперь, после такого, конечно же, сразу заберут?

       - Почему? – удивился Ваня. - Владимир Всеволодович уговорил следователя два дня подождать! Только теперь около нее все время будет находиться омоновец с автоматом.

       - Даже во время спектакля? – недоуменно уставился на друга Стас.

       - Не переживай, уже и этот вопрос решен! – успокоил его тот. - На время спектакля он будет одет в форму дружинника. Представляешь, древний дружинник в современном бронежилете! – засмеялся Ваня. - Пусть даже и под боевыми доспехами! Ну, а теперь все, я побежал на площадку! Да, думаю, и вы тут долго не выдержите! Даже, оставаясь одни…

       Ваня с понимающей улыбкой вышел из палаты, но тут же, постучав, приоткрыл дверь и крикнул:

       - Да! Чуть не забыл сказать! А еще Данька вернулся! Совсем здоровый!

 

5

 

Жизнь на площадке потекла своим чередом…

 

       - Даниил быстро пролистал несколько десятков страниц текста пьесы и молча вернул их Молчацкому.

       - Что, не успеть выучить до начала спектакля?! – огорченно воскликнул тот.

       - Почему? - удивленно пожал плечами студент. – Я уже все запомнил.

       Режиссер, не веря, задал несколько вопросу Даниилу и, услышав в ответ целые монологи и диалоги, только руками развел:

       - Тебе только на передачу «Как выиграть миллион» ездить!

       - Да уж ездил!.. – почему-то неохотно отозвался Даниил.

       - И как? Полмиллиона, конечно же, выиграл? – с интересом спросил Молчацкий, но Даниил безнадежно махнул рукой и под общий хохот студентов, очевидно хорошо знавших эту историю, объяснил:

       - Завалился на первом же вопросе! Вроде смешной и легкий. Что-то там про современные песни, а я и не знал. Так уж моя голова устроена – всякая безполезная информация просто не задерживается в ней…

       - Бесполезная! – громко уточнила Лена, и все снова засмеялись.

       - Все! Все! Конец антракта! – обрывая смех, замахал руками Молчацкий и, уже серьезно обращаясь к Даниилу, сказал:

       - Ну тогда мне только остается объяснить вам, как вести себя во время той или иной сцены… Итак будете одновременно и летописцем, и суфлером и, если так можно выразиться, диктором…

       Даниил понимающе кивал, а бывший летописец и суфлер Александр стоял перед вызвавшим его Владимиром Всеволодовичем, который, наводя после урагана порядок на рабочем столе, долгое время делал вид, что не замечал его, и, наконец, словно выполняя невероятно тягостную обязанность, сказал:

       - Будьте добры вашу зачетку.

       - Пожалуйста!… - ожидавший услышать все, что угодно, кроме этого, протянул тоненькую книжицу академику Александр и робко спросил. – А… когда теперь приходить пересдать зачет?

       - Ко мне никогда! – отрезал академик. – Зачетку получите в деканате. Только я весьма сомневаюсь, что вы снова сможете увидеть ее, ибо приложу все свои усилия и даже авторитет, чтобы вы никогда не стали историком. Хотя, конечно, если сами не купите где-нибудь в переходе метро диплом, и не станете подобно иным лжеисторикам сочинять те мифы о нашей истории, за которые хорошо платят те, которые живут вне законов правды и совести. Прощайте. Лично я вас больше не задерживаю.

       - Зато у меня есть к вам несколько вопросов! – вступил в беседу дожидавшийся своей очереди следователь и повел опустившего голову Александра к милицейской машине.

       Жизнь на площадке потекла своим чередом.

       Студенты, обступив Даниила, расспрашивали его, как у того с головой.

       - Да ничего, вроде даже как утрамбовалось все лучше! – в ответ только смеялся тот.

       Лена готовила ужин. Стас, как мог, помогал ей.

       К Молчацкому один за другим приходили за советами студенты. Он внимательно выслушивал каждого и, в который раз, учил одному и тому же.

       Последней подошла к режиссеру Людмила.

       Она протянула свой текст и молча, не говоря ни слова, ушла. На этот раз походка ее была уже не столь вызывающей и красивой. Но это отнюдь не испортило ее. Скорее, даже наоборот…

 

6

 

Мстислав подошел к князю Илье, и вывел из-за его спины Гориславу…

 

       Князь Мстислав подозвал князя Илью, которого обнимали уже воевода, дружинники и даже простые люди, поближе и спросил:

       - Ну, а ты… Как собираешься жить дальше?

       Князь Илья посмотрел на князя, оглянулся на ждущего его белого коня под седлом и неопределенно пожал плечами.

       - Там, за воротами, наверняка устроил на тебя засаду князь Борис! – напомнил ему Мстислав.

       - Убегу! – уверенно ответил князь Илья.

       - И что, опять возьмешься за старое? Ведь за воротами не только люди Бориса Давидовича, но и твои бывшие друзья…

       Князь Илья промолчал. На честный вопрос ему хотелось дать и честный ответ. Тем более в такой чистый, спасительный для него миг. Но он не знал что сказать, потому что не ведал своей будущей жизни, а не ведал ее, так как не знал, чем станет жить, если рядом с ним не будет Гориславы…

       Но князь Мстислав по-своему расценил эту его заминку.

       - Вот уж, как говорится, сколько волка ни корми, а тот все в лес смотрит! – огорченно развел он руками.

       - Да нет, князь! Я… – решительно начал князь Илья… и тут из терема выбежала Горислава.

       Птицей спорхнув с крыльца, она подбежала к князю Илье, задыхаясь, спросила:

       - Это… правда?

       И, не стесняясь народа, принялась целовать ладонь, которую вместо ответа показал ей князь. Потом подняла счастливые глаза на любимого. Тот обнял ее, беспомощно пожал плечами и немного смущенно признался:

       - Вот, собственно, то, о чем я и хотел сказать тебе князь…

       - Надо же! – только и смог подивиться Мстислав. - То что не сумели сделать мы – сильные мужчины, могущественные князья, удалось – вот этой хрупкой княжне!

       - Любовь! – объяснила, вставая рядом Мстиславом Мстиславовичем молодая княгиня. - Против ее силы ничто не устоит!

       - Любовь – любовью, а что теперь мне-то делать? – неожиданно подойдя к князю Мстиславу, спросил кузнец.

       - Что… Опять суд? – поморщился тот.

       - Да нет! Я про железо…

       - Какое еще железо?!

       - Ну то, которое я отдавал на Божий суд… Ведь оно теперь, вроде, как свято!

       - Ах, железо…

       Князь Мстислав неожиданно с хитринкой посмотрел на князя Илью, на Гориславу и что-то прошептал кузнецу.

       Тот понимающе кивнул и, несмотря на огромный свой рост и большой вес, быстро-быстро, почти бегом, заторопился к своей кузнице, откуда вскоре послышались звонкие удары молота о наковальню.

       Князь Мстислав стоял рядом с Гориславой, которая снова заботливо набросив на него тулуп, стояла теперь тесно прижимаясь к его плечу.

       - Ты хоть подумала, на что жить-то мы будем? – посмотрел на нее князь Илья, и тут увидел купца, который красноречиво очерчивал руками круг, словно показывая этим большой кошель и говоря: мол, и на это хватит!

       - А как же твой батюшка? – с сомнением в голосе уточнил князь Илья.

       - А это уже оставь решать мне! - вместо Гориславы ответил ему князь Мстислав и показал на въезжавшую в ворота дружину.

       Впереди нее ехал красивый князь с благородным лицом.

       - Батюшка!.. – ахнула Горислава и испуганно юркнула за спину князя Ильи.

       - Вот тебе и вся любовь! – засмеялся Мстислав Мстиславлович, но молодая княгиньюшка строго посмотрела на него:

       - Не пустоши! Посмотрим, что дальше будет!

       А дальше было вот что.

       Звон молота в кузнице становился все тоньше, тоньше…

       Князь Владимир, крепко обнявшись с князем Мстиславом, сказал, что у них нет времени даже для разговора. Дорог каждый миг. И выступать надо немедленно.

       - Наши дружины уже готовы, - кивая на Мстислава Мстиславовича, тут же отозвался князь Мстислав и, скрывая улыбку, сказал: - Осталось решить одно только маленькое, но очень большое дело!

       - Какое еще дело? – нахмурился князь Владимир.

       Мстислав подошел к князю Илье, и вывел из-за его спины Гориславу.

       Князь Владимир одновременно с радостью и гневом взглянул на нее.

       А Мстислав тем временем взял руку Гориславы, вложил ее в чудом спасенную ладонь князя Ильи и вопросительно посмотрел на князя Владимира:

       - Что ты на это скажешь?

       - Да я… да она… он… - с возмущением начал было князь, но Мстислав, опережая его возражения, предупредил:

       - Ты же сам сказал, что нам торопиться надо! По дороге все узнаешь. А пока поверь на слово своему старому другу и союзнику – что они ни в чем не повинны!

       - Да я то что… - проворчал князь Владимир. - Мне лишь бы она была счастлива! Но разве с таким будешь? – кивнул он на князя Илью.

       - Теперь будет! – ответил ему Мстислав, подозвал игумена, что-то сказал ему… Тот, покосившись на отца Гориславы, спросил:

       - А родительское благословение?

       - Будет! – успокоил его князь Мстислав.

       - А… кольца?

       - И кольца тоже принесем, иди, готовь им венцы!

       Игумен отправился в церковь, а князь Мстислав поглядел на князя Илью и одному лишь ему сказал:

       - После венчания поедете вместе с нами. На такое войско, как три наши дружины, как ни зол, не осмелится напасть князь Борис, И твои бывшие дружки тоже не рискнут подъехать, чтобы поговорить с тобою. Ну, а как только доедем до безопасного места, на время вам придется уехать. Может, в Царьград, может, к Галицию. Там переждете, пока все здесь уляжется и позабудется. А потом… Да что загадывать – а уж там – как Бог подаст!

       Звон в кузнице стал совсем тонким. Наконец, совсем прекратился, во двор терема еще более быстрым шагом вернулся кузнец. Он подбежал к князю Мстиславу и протянул два обручальных кольца.

       - Вот, княже, готовы! Только они еще горячие!

       - Ну, князю Илье к этому не привыкать! - кивая поочередно на князя Илью и Гориславу, усмехнулся Мстислав. - А Горислава – пусть привыкает!

       Князь Илья посмотрел на счастливую Гориславу, на глядевшего на него сурово, но уже без гнева, князя Владимира, на князя Мстислава, на кольца в его руке…

       И тут все вдруг впервые увидели, какая красивая у него улыбка.

       Последний раз он так улыбался за минуту до того, как пришла весть, после которой долгие годы ему казалось, что счастливая жизнь закончилось для него навсегда.

       А оказывается – все еще только начиналось!

 

7

 

- Ну а теперь иди, твой выход! – подтолкнул академик Стаса…

 

       Стас стоял рядом с Владимиром Всеволодовичем, ожидая своего первого выхода на сцену.

       Трудно было узнать в украшенном декорациями месте вчера еще перекопанную яму и тем более, когда-то бывший на этом месте пруд.

       Рядом с плитой стояли два высоких, широкоплечих воина. Настоящие русские богатыри! Под искусственными кольчугами у них были бронежилеты. За спинами, прикрытыми плащами, как шепнул Стасу Ваня – автоматы.

       Вчера вечером здесь прошла генеральная репетиция, на которую, как ни старались провести ее тайно, собрались жители не только всей Покровки, но и даже окрестных сел.

       Известнейшие и любимые всей страной актеры вблизи оказались самыми обыкновенными и простыми людьми. И удивительно добрыми. Они подсказывали не только тихо словами, но и при помощи глаз, так что у всех самодеятельных артистов все получалось почти с первого раза.

       Стас, Лена, Ваня, Даниил и даже Молчацкий – наутро ходили по селу героями.

       Жители Покровки смотрели на него теперь совсем по-другому. Как всегда все знавшая Юля сказала, что уже даже пошли разговоры, мол не такой уж, видать, это и плохой человек, коли смог сыграть так, что слезу из них выжал, и сговорились сообща забрать все свои заявления против него. А приехавший из Москвы главный режиссер очень известного театра, тот и вовсе пригласил Молчацкого в свою труппу.

       Но самым главным было то, сказал Владимир Всеволодович. Его мнения, зная, насколько придирчив их академик к любым нарушениям исторической действительности, студенты ожидали, как приговора. Но оно неожиданно оказалось очень даже мягким и даже… лестным.

       - Ну что ж, весьма… весьма! – помолчав, сказал, после всего увиденного, Владимир Всеволодович. – Если не правдоподобно, то вполне подобно правде. Конечно, образ князя Ильи – вымышленный и собирательный. Такого князя история не знает. Впрочем, как и Бориса Давидовича. Хотя и тех, и других немало было в древней Руси. Думается, автор специально придумал для князя-изгоя имя, которое ассоциируется у нас с богатырем Ильей Муромцем. Для чего? – словно на лекции спросил он, и сам же ответил: - чтобы подчеркнуть, что он тоже совершил подвиг – и, познав свой грех, покаявшись и победив свое непомерное честолюбие, что вообще отличало большинство князей, явился так сказать – духовным богатырем!

       Утром, после литургии и началом праздника отец Михаил обручил Стаса с Леной.

       И теперь, перед началом спектакля Стас больше всего боялся того, что Владимир Всеволодович, заметив на его руке обручальное кольцо, заставит немедленно снять его, чтобы не нарушать исторической правды.

       Но академик сразу согласился с этим и даже сказал:

       - А что, в этом, кажется, даже что-то есть! Какая-то связь времен. Тем более что по пьесе вы ведь тоже обручены! Пусть это будет небольшая, но прочная ниточка, соединяющая то давнее время с нашим. Ниточка любви. Я думаю, отец Тихон был бы очень рад этому!

       - Был бы? – недоуменно взглянул на него Стас.

       - Ах, да-да! – виновато улыбнулся Владимир Всеволодович. – Правильно, учи старого академика, что не только история не признает сослагательного наклонения! Конечно же, он тоже все видит, слышит и радуется вместе с нами!

       И кивнул на площадку, где все было готово к началу спектакля. На зрителей, уже начавших настойчиво хлопать, требуя выхода актеров.

       - Да и как тут не радоваться? Будто пришли в себя, как это бывало не раз после набега, неважно кого именно: скифов, сарматов, печенегов, половцев, золотоордынцев, тевтонцев, ляхов, галлов с двенадцатью, как говорили тогда, языками… А, да мало ли их всех было?.. – Владимир Всеволодович вытер платком проступившие на глазах слезы: - Главное, что хоть здесь, хоть на три часа - снова жизнь по закону и совести, чистота нравов, честные купцы, чистые глаза, живая вера, покаяние, все то, чем так сильны и славны были наши великие предки… Чем жива и будет жить еще наша Русь! И вообще, тебе не кажется, что есть что-то символичное в том, у нас была украдена, а потом возвращена именно мозаика райских кущей?

       Он увидел подбежавшую к Стасу Лену и улыбнулся ей:

       - Ладно, успеем еще поговорить обо всем этом!

       И подтолкнул Стаса:

       - Ну а теперь иди, твой выход!

       - Ни пуха, ни пера! – пробегая мимо, пожелал кое-как добравшийся до третьего курса студент, игравший роль одного из воинов князя Бориса. Но всегда добрый, вежливый, необычайно интеллигентный Владимир Всеволодович вдруг так свирепо посмотрел на него, что тот невольно попятился и едва не уронил тяжелый, хоть и бутафорский меч…

       А Владимир Всеволодович опять улыбнулся и затем – Стасу, Лене, Ване, месту, где когда-то стоял княжеский терем, а теперь была сцена; столпившимся вокруг нее толпам зрителей и – благо преподавательского опыта охватывать большие аудитории у него было более чем достаточно, - району, области, из которых приехало множество народа, и, наконец, всей России, пожелал:

       - С Богом!

 

2008 г.

 

1 Драма «Дань Мономаха» помещена в конце этой книги в качестве Приложения, как подарок автора и издательства – читателю.

1 Зачем мятутся народы, и племена замышляют тщетное? (псалом Давида 2, 1)

1 От этого брака у князя Мстислава Мстиславича родится дочь, которая выйдет замуж за князя Ярослава Федоровича, отца Александра Невского.

1 Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе. (Мф.18,18).

---

Дата добавления: 2018-08-06; просмотров: 164; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!