Характеристика древних культур
Постараемся выяснить общие черты культуры древности и найти ее фундамент. Мы будем говорить о прошлом, и это имеет как свои выгодные, так и минусовые стороны. Как прошлое, то есть уже закончившееся, оно легче подойдет общему обозрению в целом, но как кончившееся, во многом исчезнувшее, разрушенное, оно требует работы воображения для своего восстановления. Если современная культура характеризуется господством рефлектирующего разума, то культура и мышление древности характеризуются господством непосредственного восприятия жизни и относительно слабым развитием рефлектирующего разума. Все три кантовских вопроса были подняты ею и разрешены положительно теоретически. Путем постепенного, но реального опыта, древние дошли до концепции истины, как полноты реальности и полноты противоречия, полноты чистого бытия. Таково, например, учение индусов о Парабраме, учение китайцев о Дао, учение египтян об Озирисе-Атоне-Ра, получившее свое основное яркое развитие в религии Атона (Эхнатона) и в фиванской теологии — Аттона. Таково учение парсов о Зерване Акерене и, в конечном счете, таково восприятие евреев Еговы-Элиота, особенно освещенное последующей концепцией Каббалы в учении о Тетраграмматоне.
Для сознания древних понятие истины было понятием онтологическим, а не формальным. Истина не отделялась от полноты Бытия, Жизни, Реальности. Эти понятия составляли тождество. В основу жизни полагалась эта реальность, отождествляемая с самой Жизнью. Даже у индусов, по конституции своей особенно склонных к шизо-переживаниям, хотя всякое преходящее бытие и относилось к иллюзии, к Майе, но этой Майей утверждалось: АУМ-ТАТ-САТ. Сат — Реальность, сущее бытие (от за-быть). И утверждалась не только возможность этого Сущего, но и реальность единства духа человеческого с Ним.
|
|
|
О познании Бога и Сущего учили в древнем Египте, а после смерти, по верованиям египтян, человек сливался с Озирисом, становился Им.
"Познай Бога" — вот формула пророков. "Богопознание лучше жертв" (Осия, 6–6). "Я познал имя Твое" — постоянная форма псалмов. Исайя, в своих грезах о будущем говорит: "Тогда не будут говорить друг другу: познай Господа, но каждый будет знать Его".
Словом, вся древность проникнута этой онтологической идеей Истины. У Платона эта концепция получила выражение в учении о высшей идее как о полноте реальности — учении о Благом, у Филона и последующих эллинистов — в учении о Логосе.
Имея прочную основу в Реальности, древние могли давать такие же прочные, онтологически обоснованные ответы на два других "кантовских вопроса": "Что я должен делать, и на что я могу надеяться". Если опустить эволюционные этапы ответов и их вариации, зависящие от частностей культурных и религиозно-философских особенностей тех или иных народов, мы можем для древности формулировать эти ответы в общем так: долг человека есть стремление к Истине (как бы ни понималось это стремление, и какими бы путями оно ни проходило). Надежда человека — полное вхождение в Истину, слияние с Ней. Понимание этого положения также может иметь ряд восходящих ступеней. Так отвечала древность на запросы духа. Идеология ее онтологична, но в самой сущности своей она носила и свое "снятие", переход к антитезису. Онтология древности опиралась на непосредственное чувство реальности (созерцание). Современное мышление сильно обесценило это созерцание, ограничив его значение чисто субъективной областью. Достаточно сослаться на отношение к нему Канта, высказанное в полемике с Якоби. (К. Фиш, т. 5, стр. 282–283). Современное сознание с ослабленным чувством реальности привыкло опираться на "доказательства рефлектирующего разума", забывшего, что сам-то разум необходимо опирается именно на созерцание. Такое созерцание кажется "субъективным" и прагматичным. Здесь разум превышает свои полномочия и из критического становится трансцедентальным, входя в онтологию, от которой он сам отказался. Отложив обзор, каково взаимоотношение онтологического созерцания и рефлектирующего разума на дальнейшее, укажем здесь лишь то, что объективность такого созерцания недооценивается разумом. Разум склонен видеть проблему онтологического созерцания из общей проблемы отношения созерцания и разума, видя в ней особое исключение, которое сводится к субъективному мнению, догматизму. Конечно, истина не может обосновываться большинством голосов... хотя бы и на свидетельстве всех, ибо даже в таком случае ее значение не превысит степени "общепризнанного мнения", остающегося все же индуктивно-построенным, а следовательно, относительным.
|
|
|
|
|
|
Истина не может быть обоснована, но сама является обоснованием дальнейшего. Укажем на одно частное возражение теории субъективности относительного созерцания: поразителен факт совпадения людей различных эпох, народов, культур, имевших этот опыт онтологического созерцания: папирусы Египта, Упанишады Индии, философы эллинизма и экстатики христианства вдруг начинают говорить одним языком, употребляют одни и те же, буквально тождественные по смыслу и содержанию выражения. Даже Гегель признает тождественность своего созерцания Божества (Бытия) с созерцанием Йоги (Ср. "Логика", т. 4, стр. 39–47, особенно стр. 41). Если два тождественных, независимых друг от друга путешественника описывают виденную ими страну, и их описания совпадают, то мы считаем это не только свидетельством их правдивости, но и свидетельством реального существования описанных ими вещей. Иное дело — толкование или понимание этих вещей, оно может оказаться и неприемлемым, ошибочным, но нам не придет в голову говорить о "догматическом описании", ибо непосредственная данность не включает в себя понятие "догматичности", которая относится к области ума. Так точно мы должны быть очень осторожны в признании "догматичности" относительно описаний онтологических созерцаний, оставленных нам древностью. Но здесь рождается иной диалектический момент — такое онтологическое созерцание для получения которого требуется развитие особых органов духовного восприятия, а для передачи его другим — формулировки в терминах рефлектирующего разума. Первое положение вырабатывает особый культурный и духовный аристократизм древности.
|
|
|
Обобщение духовных и вообще культурных достижений по самому положению вещей требовало особой духовной тренировки воспринимающего. Отсюда возникает особая духовная аристократия, развивается система посвящений, создаются посвятительные школы, стремящиеся вербовать соответствующую, воспринимающую среду. Это быстро переходит в наследственную олигархию, и создается гибельное разделение людей высшей культуры, замкнутое в своем превосходстве и ..........народа. Совершается падение в высшем слое, сохраняющем свою привилегированную обособленность и катастрофически растрачивающем истинные культурные обоснования, дававшие право на такую обособленность.
Онтологическое утверждение, достигнутое древней культурой переходит в бездушный фатализм отрицания кастового жречества. Вся онтология древней культуры в силу собственной диалектической динамики переходит в отрицательную фазу. Расцвет культуры вызывает ее падение. Необходимость выражения результатов развития вызывает искание формы выражения, то есть развитие рефлектирующего разума. Непосредственное онтологическое созерцание тускнея само по себе и исчезая в кастово-конкретном формализме, порождает свое собственное отрицание в системе рефлектирующего разума. Настает критическая пора для древней культуры — Эллинско-римская эпоха. Рост философской мысли все более и более устанавливает права рефлектирующего разума и его отрицание онтологического созерцания. В эллинизме совершается первое отрицание отрицания — утверждение интеллектуального созерцания в системе Платона, Ямблиха — неоплатоников.
Христос в полноте своего утверждения довершает процесс перехода онтологизма древней культуры в свое собственное отрицание. Являясь полнотой воплощения этого онтологизма, Христос "оставляет дом его пустым".
На стороне жреческой касты, утратившей свою истинную основу, остается пустая форма — полнота реальности Логоса уходит в Христианство.
Начинается новый диалектический цикл, в котором тезисом являются Евангелия, а антитезисом — традиция Эллинизма. Средние века представляют переход онтологизма Евангелий в свое собственное отрицание — клерикализм. Антитезис греческой философии снимается в отрицании отрицания, то есть в утвержденной средневековой философии (Ориген, Кузанский). Самое существование онтологизма Евангелия становится возможным лишь через антитезу эллинистической традиции.
Современность характеризуется опустошением тезиса (онтологизма Евангелия) и утверждением антитезиса — развитием системы рефлектирующего разума и культуры, краткую характеристику которой нам и надлежит сейчас сделать.
Итак, последовательное развитие отрицания, системы рефлектирующего разума, приводит к отрицанию отрицания. То есть, к утверждению утверждения. Современная культура достигла чудовищного развития нереальности. Она возвела в принцип нереальность в системе релятивизма и материализма, пришла к отрицанию жизни. Характерно, что эта черта нереальности глубоко проникает в мысли, выражается в декомпенсации индивидуальной психики. Наше время характеризуется неврозом. Выражение "наш нервный век" стало ходячим. Невроз растет с ужасающей силой, захватывает все более и более широкие слои общества. Еще недавно он являлся редкостью среди деревенского населения, теперь он царит и там. И характерной чертой нашего современного невроза является именно чувство нереальности, иногда доходящей до невыносимого чувства пустоты и иллюзионизма. С неизбежностью отрицание переходит в отрицание отрицаний. Начинается поиск новой формы, создается настоятельная потребность в онтологическом утверждении. Как это всегда бывает, часть наименее творческих элементов, движимых неудовлетворенностью современным, возвращается к старым испытанным формам. Возникает ряд реставраций различных систем или просто возвращение к оставленным системам. Отсюда длинный ряд всяких "нео" — христиан, кантианцев и пр. Часть элементов разочарований в положительных этапах, пройденных данной ветвью культурного человечества (для нас — европейскими народами), ищет ответа в этапах, пройденных или проходимых иными ветвями. Отсюда у многих отрицание христианства, но не сущности его, которая стала недоступна из-за исторических форм, а по форме, то есть в его отрицательной фазе клерикализма, и большая приверженность к религиям и философии Востока, откуда черпается их содержание и оставляется форма, которая является для народов востока менее отжившей и гнетущей, чем европейский клерикализм (таковы, например, теософские течения необуддизма и пр.). По существу все эти искания заключают в себе то положительное, что они являются отрицанием отрицания, и в них происходит сознание необходимости приобщиться к ... истине и онтологии. Но глубоко ошибочно было бы пытаться просто реставрировать снятие в истории момента. Раз тезис может быть реально снят, значит антитезис его обусловливающий дошел до максимального своего развития, значит базис пришел к своему отрицанию. А раз такое отрицание уже имело место, то недопустимо просто восстанавливать его (тезис). По существу вся диалектика бывания есть диалектика бытия и ничто, как это показал Гегель, но каждый этап бытия есть новый онтологический этап. То есть, заново не следует реставрировать бывшее, но новое вино вливают в новые мехи.
Форма меняется, однако сущность (вино) остается. Если внутренней задачей человека является приобщение к онтологической истине, то внешней задачей его является овладение средой. Считается обычно, что осознание и реализация этой задачи есть достояние современной культуры. Вопрос этот, во всяком случае, не разрешается простой ссылкой на современные технические достижения. В этом смысле существует тенденция недооценивать древность. Что сознание задачи существовало у древних доказывают такие тексты, как, например, последние стихи первой главы книги Бытия, а именно двадцать шестой ее стих, являющийся исключительным по насыщенности силового содержания. Не следует очень уж пренебрегать преданиями о различных чародеях и "героях" древности. Именно современная критика научила нас всегда искать "рациональное зерно" в сказаниях и легендах. Хотя и по-своему, но культура древности достигла значительных ступеней в реализации этой задачи, и даже, в известном смысле, она давала больше свободы человеку, чем теперь он ее имеет.
Конечно, мы обладаем широкими возможностями преодолевать пространство, и наше радио переносит мысль, рожденную на противоположной точке земного шара, но представим себе, что наши безмолвные рабы, наши машины поднимут против нас бунт и изменят нам (а возможность эта не исключена) — и что же? Мы останемся бессильными и беспомощными.
Уэлс в романе "Борьба миров" живо нарисовал такого "живого марсианина", побеждающего пространство силой порабощенной машины и превращающегося в жалкого ........, в какой-то придаток в ней, не способный существовать без нее.
Древний человек носил свое знание и свою силу в себе, а какова была эта сила, каково было это знание, можно судить по тем остаткам в раскопках и др., которые сохранились в Индии до наших дней, как по развалинам древней Эллады мы отгадываем их исчезнувшую красоту. Этим мы затронули еще один вопрос, касающийся сравнительной характеристики разбираемых культур. Наше время называют временем индивидуализации, утверждения прав личности человека, в противовес рабству и подчиненности человека обществу в древности. Если это и справедливо (поскольку онтологизм Евангелия действительно утверждал абсолютную ценность личности), то только отчасти. Правда, современная культура относила форму личного рабства, как мало удобную и не соответствующую требованиям производства, но она заменила ее формой экономического рабстваи, по существу, не разрешила проблемы свободы и социальной диалектики. Личность в настоящее время, в известном смысле, более угнетена обществом, меньше имеет значения, чем в былое время.
Процесс истории механизировался и механизируется все больше и больше, и возможность появления крупных исторических личностей, вождей народов, влияющих силой своего духа на судьбы их, становится все более и более ограниченной. И в этом смысле древность имеет преимущество перед современной эпохой.
В овладении средою личность, как мы видим, тоже все более стушевывается, выдвигается сила мысли, даже просто механическая сила машины. То, что для нас возможно лишь опосредованно, через техническую силу — передача мысли на расстояние, влияние на стихии — древность осуществляла через силу духа, через личность.
Правда, как мы видели, это привело к гибельному аристократизму и диалектике современной истории, но все же древность сумела возвысить личность, хотя бы и в своем аристократизме, до высот, нашей культурой уже во всяком случае, непревзойденных пределов. Если же мы сделаем шаг и вглядимся, как древность разрешала вопрос преодоления личности, то и здесь преимущество окажется в принципе не на стороне современной культуры.
Для древности личность преодолевалась в сверхличном слиянии с Абсолютом (ср. систему Упанишад, философию Даосизма, Буддизм, приобщение Озирису в Египте и проч., вплоть до формулы Христа: "Я и Отец — одно").
В современности личность преодолевается в социальном инстинкте, ибо иное, онтологическое преодоление она отрицает. Задача, стоящая перед современностью, задача необходимая, насущная — это найти новые формы ИСКОННОГО, древнего, остающегося самотождественным онтологизма, в отрицании отрицания нереальности антитезиса нашей культуры, найти утверждение утверждения.
Изучить онтологию древности, вникнуть в нее — условие, необходимое для этого. История преемственна. Мы должны впитать в себя и претворить наследие древности, должны воспринять древнее семя и родить НОВУЮ ФОРМУ, новый синтез.
Сын тождественен Отцу, но и весь иной Ему.
"То, что Йог интуитивно созерцает, Санкхья достигает (путем рефлексии).
Санкхья и Йога — одно; мудр тот, кто это видит".
Мокшадхарма, гл. 307, 19.
"Только глупцы утверждают, что Санкхья и Йога различны. Кто правильно следует одной из них, тот достигает плодов обеих".
"Того же самого места, которого достигают Санкхьи, достигают и Йоги. Санкхья и Йога — одно. Кто видит это, тот устойчив".
"Но отречения трудно достигнуть, если оно не исходит от йоги, в то время как мудрец, отдающийся йоге, в короткое время достигает Брахмана"
Бхагавадгита, 5, 4–6.
"Санкхья и Йога обе вечны и суть Целокупность Вед, о Царь, Это всем ришам известно, что Нарайяна есть это древнее Целое".
Мокшадхарма.
История человеческого мышления представляет непрестанную борьбу двух начал, двух неразрывных моментов Сознания как самосознания — мышления интуитивного, непосредственного, неотделимого от объекта, мышления как тождества субъекта и объекта — начала реалистического, и мышления рефлектирующего, опосредованного чувственностью, несоединенного с объектом, мышления как чистой абстракции субъекта и объекта — начала номиналистического. Они необходимо связаны в самосознании, единство которого образуют и существование которого обусловливают. Сущность индивидуального "Я", самосознания и состоит именно в том, что оно абстрагирует себя от общекосмической жизни, от среды и утверждает себя как некий силовой центр, как некое силовое единство, поле. Абстракция эта есть по существу своему абсолютная нереальность, видимость, отвлечение от бытия; но только в силу именно этой абстракции, отрицания себя в космическом бытии, путем противоположения себя этому бытию как среды к объекту, индивидуум осуществляет свое существование.
Таким образом, существование самосознания уже в самой своей основе порождает диалектический процесс: бытие субъекта состоит в отрицании им собственного бытия (среды), но это отрицание возможно лишь как утверждение бытия как среды. Содержание отрицания (то есть, субъекта) сознание черпает из среды. Субъект есть не что иное, как тот же объект, но самосознающий себя как свое собственное отрицание. Таким образом, в основе самосознания как рефлексии, лежит сознание как непосредственное знание среды самого себя, как интуиция, которая в этом своем моменте есть еще неразличенное знание, то есть первичное единство субъекта и объекта, от которого и начинается диалектика субъекта как сознающей себя личности.
Становление личности есть процесс снятия этого первичного единства через рефлектирующее сознание. Результат этого снятия есть противоположение субъекта объекту как утверждение отрицания бытия субъекта в объекте. Такое противоположение есть противоречие, объективно стремящееся к разрешению, субъективно воспринимаемое как отрицание. Это и есть начало философии.
Всю историю человечества можно рассматривать с точки зрения этой диалектики, причем условно до-греческий период представляется моментом первичного неразличимого единства, период греко-эллинистический — как момент утверждения начала философии как системы рефлектирующего разума, а последующий, так называемый европейский период — как момент утверждения отрицания (господство рефлектирующего разума как истинного).
Постараемся сжато охарактеризовать эти периоды в их отношении к вышеизложенному диалектическому построению и выяснить себе следующие вопросы:
Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 292; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!