ВСЕРОССИЙСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОЮЗ 2 страница
Вот великое пророчество для всех народов, имевших гибельную ошибку свое однородное подменить разнородным, свое родное — инородным! <...>
Наша Родина еще не повергнута в прах. Мы, живое поколение русских людей, должны соединиться. Есть еще малое время, но горе народу, продремавшему все сроки!
ЧЬЕ ГОСУДАРСТВО РОССИЯ?
Марта
При обсуждении устава Всероссийского национального союза возник любопытный вопрос: окажется ли цель союза — содействие господству русской народности — в согласии с Основными Законами? Некоторые находили, что названные законы отрицают господство какой-либо одной народности. Все российские подданные будто бы равны перед законом как в обязанностях, так и в правах. В силу этого борьба с инородческим засильем, по существу, незаконна.
Достали текст Основных Законов и не нашли в них ничего ясного по этому предмету. Что касается меня, я не допускаю даже возможности подобного чисто софического вопроса. В законе не указано многое такое, что предполагается само собою, например право подданных кашлять. Достаточно того, что в Основных Законах Россия названа государством Российским, чтобы вопрос о господстве считать решенным. Государство ведь и есть господство. И так как оно российское, то тем самым утверждено господство в России именно русской народности, а не какой другой. Добиваться господства русских в России значит осуществлять первое понятие Основных Законов — понятие того, что земля наша есть русское государство. Опираясь на чисто книжные, сомнительно философские теории, инородцы пробуют подменить коренное понятие государственности так, что существительное (государство) будто не относится к своему прилагательному (русское) и что все нерусские племена имеют будто бы те же самые права на господство, что и народ-хозяин. Но это совершенно неверно. Хотя в России числится что-то до 60 племен, однако политическое и юридическое имя всей их совокупности есть не государство русско-польско-татарско-латышско-еврейское и пр., а единственно государство Русское. Стало быть, государство по установленному праву принадлежит в черте России лишь одной народности — нашей. В тех странах, где это государство разделяется между двумя народностями (например, Австро-Венгрия или недавно — Швеция и Норвегия), там этот правовой оттенок упомянут в самом имени. Он встречается в союзных государствах, федерациях и штатах, у нас же слабый намек на нечто подобное остается лишь в титуле монарха, где перечисляются вошедшие в Россию царства, княжества и республики. Так как в реальности этих государственных единиц более нет, то нет и разделения государственного господства между отдельными племенами. Оно всецело и неделимо принадлежит одному народу — русскому.
|
|
|
А как же быть с инородцами? Разве они не такие же граждане, как коренные русские? Конечно, не такие и не должны быть такими. В угоду довольно глупой либеральной моде инородцам дали было полное равноправие, полное разделение с нами господства, и что же вышло? То, что в состав первого же парламента инородцы выслали явных врагов России. Пришлось поспешным conp d’etat ограничить политические права инородцев, и на первом опыте дело, вероятно, не остановится.
|
|
|
В публике и часто в правящем кругу путают понятия политических прав с гражданскими. Что касается ответственности за преступления, то, конечно, все должны быть более или менее равны перед законом. Говорю “более или менее”, так как и тут существуют громадные неравенства — вменяемости, возраста, сословия и пр. О гражданских обязанностях и говорить нечего. Тут столько ограничений и изъятий, что спорить о равенстве смешно. Сословное, профессиональное, имущественное разделение участия в государстве требуется самой природой общества. Можно ли говорить о равенстве прав? Говорят: инородцы несут те же самые повинности и налоги, стало быть, имеют право и на все права. Но это совершенно неверно. Инородцы несут совсем не те повинности и налоги. У них совсем не тот вклад в русское государство, что у коренных русских. Например, наши братья поляки. Они присоединены к нам всего 100 с лишком лет назад и, значит, несут налоги и повинность всего одно столетие, тогда как мы, коренные русские, несем ту же государственную тяжесть тысячелетие. Разница, кажется, существенная. Мы, русские, 900 лет строили и создавали наше государство, а поляки 900 лет расстраивали и разрушали это государство, сколько было в их силах. Мы с начала истории делали вклад в наше народное достояние, а они с начала истории нечто вынимали у нас (путем войн) и растрачивали нашу силу. В таком явлении, каково национальное государство, живущее из глубины веков, нельзя довольствоваться лишь сегодняшними счетами. Государство принадлежит тому народу, душа и тело которого вложены в территорию. С этой точки зрения я признаю права инородцев на их собственные территории, на их маленькое государство в ими насиженных углах. Из инородцев только один народ не может иметь никакого господства на земле — это евреи, так как у них нет собственной территории. В силу этого они самой судьбой обречены оспаривать всякое чужое господство, и все народы обречены давать им в этом отпор. Когда евреи заведут свою территорию и государство — другое дело, я первый согласен уважать их права.
|
|
|
|
|
|
Только глубоким упадком чувства народности на верхах власти можно объяснить наше не существующее нигде в свете и нигде не бывалое уравнение инородцев с коренными жителями. Если в Германии, например, ничтожная горсть инородцев имеет все гражданские права, то мыслимо ли допустить, чтобы у немцев 3/4 должностей в военном управлении, например, были заняты поляками? Или чтобы почти сплошь все дипломатическое ведомство было предоставлено французам? Или чтобы самые важные стратегически железные дороги, контроль, финансы были захвачены датчанами? Или не смешно ли представить, чтобы Англия объявила английскими лордами бесчисленных индийских раджей или князьков своих черных, желтых, оливковых и красных подданных? А мы ведь именно это сделали с татарскими, армянскими, грузинскими и прочими будто бы князьями, приравняв их к потомству наших Древних царей, к потомству Владимира Святого! При столь еще недавнем либерализме западных конституций у них держится бытовой, весьма суровый отпор инородцам даже там, где последние составляют ничтожный процент населения. У нас же, при отсутствии либеральной конституции, инородцам предоставили права даже не равные, а несравненно более высокие, чем “господствующему” (!) народу. В то время как свой господствующий (!) народ обращали в рабство — ни один еврей, ни один цыган не знал, что такое крепостное состояние. В то время как господствующий (!) народ текли кому было не лень — ни один инородец не подвергался телесному наказанию. За инородцами, до отдаленных бурят включительно, ухаживали, устраивали их быт, ограждали свободу веры, Давали широкие наделы, тогда как в отношении коренного, господствующего (!) населения только теперь собираются что-нибудь сделать. Разве в самом деле русским колонистам в Поволжье, в Крыму, на Кавказе давали те же громадные наделы и те же льготы что немцам-колонистам? Разве русское крестьянство было устроено столь же заботливо, как, например, польское 40 лет тому назад? Что ж тут говорить о равноправии, когда какой-нибудь слесарь-еврей, несмотря на черту оседлости, мог путешествовать по всей России, до Самарканда и Владивостока, а коренной русский слесарь еще посейчас связан, точно петлей, тем, вышлют ему паспорт из деревни или нет. Вместо одной до смешного переходимой “черты оседлости” коренной русский народ до самого последнего времени был опутан целой сетью затяжных бессмысленных ограничений — при основной и тяжкой повинности нести на себе всю ответственность за громадное, раскинувшееся на два материка государство. Или вы думаете, что армяне, например, или евреи, или финны озабочены в такой же степени, как мы, существованием нашей Империи? Всероссийский национальный союз, исходя из мысли, что государство есть господство, ставит первой задачей господство русской народности, но уж какое тут господство! Для начала хоть бы уравняли нас в правах с г-дами покоренными народностями! Для начала хоть бы добиться только пропорционального распределения тех позиций власти, богатства и влияния, что при содействии правительства захвачены инородцами. Если немцы, которых 1 процент в Империи, захватили кое-где уже 75 процентов государственных должностей, то на первое время смешно даже говорить о русском “господстве”.
Речь идет не только о государственных должностях. Не менее тяжелое засилье инородчины идет в области общественного и частного труда. Разве самые выгодные промыслы не в руках чужих людей? Разве две трети крупной торговли в Москве не в руках евреев? Разве биржа и хлебная торговля не в их руках? Разве нефтяное дело, Каспийское море, Волга не в их руках? Переходя к умственным профессиям, разве самое сознание страны — печать — не в их руках? Разве театр, музыка, отчасти искусство не в их руках? Разве адвокатура, врачебное дело, техника не переходят быстро в их руки? “Значит, они талантливее русских, если берут верх”, — говорят евреи. Какой вздор! В том-то и беда, что инородцы берут вовсе не талантом. Они проталкиваются менее благородными, но более стойкими качествами — пронырством, цепкостью, страшной поддержкой друг друга и бойкотом всего русского. В том-то и беда, что чужая посредственность вытесняет гений ослабевшего племени и низкое чужое в их лице владычествует над своим высоким. Если не говорить об отдельных исключениях, оцените, насколько засилье немцев обесцветило нашу дипломатию и военное ведомство, или насколько засилье поляков расстроило железнодорожное дело, или насколько засилье евреев опоганило печать и уронило театр. В отдельных случаях инородцы в состоянии оказывать незаменимые услуги но, становясь господами положения, они отнимают не только наше господство, но роняют господство вообще. Они — как все постороннее — понижают тон жизни, то одушевление, что может исходить лишь из собственного духа страны. Чужое всегда останется чужим, и усвоение его даже в отдельных счастливых случаях есть пытка для организма.
Несчастие России в том, что она позабыла, как ее зовут и какой разум вложен в ее тысячелетний титул. Мне хотелось бы сказать простым и скромным русским людям: господа, вспомним, что мы господа! Вспомним серьезно, что отечество наше называется Империей, государством, то есть господством в черте нашей земли. Не чьим иным господством, а нашим, которое нам дала история, благородство предков, их отвага, их стремление к царственной на земле роли. С какой же стати мы уступаем драгоценное наследие выходцам чужих земель? И не только уступаем, а начинаем входить в позорную зависимость от каких-то евреев, поляков, шведов и т.п. По замыслу великих царей наших, иностранцы и инородцы допускались лишь в меру нужды на должности служебные, на общественные положения скромные, отнюдь не посягающие на господство. Как же это так случилось, что они очутились наверху, а мы внизу?
Мы до того одичали под правлением наемной полуинородческой бюрократии, что позабыли первую истину жизни — смысл господства. Национальное господство есть не какая-нибудь роскошь, а нравственная необходимость, первое условие жизни. Господство есть совершенство, развитие всех народных достоинств до полноты развития. Отказываемся от господства — стало быть, отказываемся от идеала расы, от того величия, которым природа увенчивает все, имеющее жизнь в себе. О, если бы мы поучились хотя бы у евреев их национализму! Почитайте их священные определения. Они — народ, избранный Богом, народ единственный, которому все народы должны служить в качестве домашних животных. Сумасшествие, скажите вы. Не сумасшествие, а пафос породы, в своем аристократизме не желающей иметь равных. “Мы — потомство царей”, — говорят евреи. Каких царей? Ну хотя бы пастушьих, хотя бы двенадцати сыновей Иакова. Иудеи — от Иуды, а он будто бы был Царь. В сумасшедшем бреде маленького несчастного народа сквозит величайшая из истин всякой народности. Всякое племя есть царь и если не хочет властвовать, то оно раб, и хамская его доля им заслужена вместе с проклятием, что оно несет в себе. Всмотритесь в это изумительное явление: какие-нибудь евреи, армяне, финны, латыши позволяют себе эту роскошь — любовь к родине, гордость принадлежать к ней и мужество защищать ее; а мы — стомиллионное могучее племя — уже не смеем позволить себе этой роскоши. Мы боимся признаться, что мы — русские, мы трепещем перед тем, что скажет о нас еврей.
Я думаю, что столь глубокий упадок чувства народности — накануне восстановления ее или смерти. Одно из двух.
МУЧЕНИКИ ЗА РОССИЮ
Мая
Кто может — молитесь, чтобы Бог перестал нас казнить за наши грехи.
Из письма моряка в эскадре Рожественского
Завтра тяжелый наш “день судный”, день поминовения флота, погибшего под Цусимой. Три года назад в этот день со стоном повернулись кости Петра Великого в гробу. В далеком океане огромные броненосцы русские горели, перевертывались один за другим, шли ко дну. Другие — неслыханное дело! — спускали священный флаг России и сдавались целой эскадрой. Третьи — целой же эскадрой — бежали с места боя... Страшно вспомнить, что тогда происходило, точно кошмар какой-то. Но из этого разгрома и постыдного малодушия, из пучины унижения, небывалого и невероятного, поднимаются, точно волшебные призраки, бесчисленные примеры мужества, неустрашимой смерти...
На днях вы читали в “Новом времени” о броненосце “Александр III” гвардейского экипажа, на котором все офицеры и вся команда погибли, до одного человека. Вы помните, как на опрокинувшемся гиганте, на киле его в последние минуты стояли несколько офицеров и матросов и кричали “ура!” идущим на гибель русским кораблям. Океан разверзся и в бездонной своей могиле похоронил такое же великое, как он, непобедимое чувство долга. Под портретом Курселя, молодого красавца моряка, вы читали, как он с товарищами на “Суворове”, Вырубовым и Богдановым, отказался покинуть корабль, хотя бы и тонущий, и предпочел вместе с ним перейти в вечность. Три героя, единственные оставшиеся из живых на “Суворове” (после съезда с него адмирала Рожественского), вместе с небольшой кучкой команды отстреливались из винтовок от японских миноносцев. Но их было не три, их было гораздо больше. Вот что мне пишет вдова еще одного погибшего на “Суворове” — лейтенанта Новосильцева: “Со слов самого Рожественского я знаю, как невыносимо страдал покойный муж мой от жестоких ран и как он с одной рукой (другая была оторвана) и тяжело раненный в грудь отдавал до последнего момента распоряжения — не переставать стрелять. Он первый отказался спастись на "Буйном", желая остаться до последней искры жизни верным своему святому долгу. Оставшиеся в живых офицеры говорили мне, что это исключительный пример геройства. И вот этот герой забыт! Боже, как это тяжело мне и моему сыну Алеше!”
Я знал этого забытого Новосильцева и могу удостоверить, что еще до войны он был из тех скромных людей, которые составляют истинное украшение родины и ее гордость. Молодой, сильный, деятельный, трудолюбивый, истинно благородный, этот полный жизни моряк и тогда уже служил России не как все, а как немногие. Перед отправлением злополучной эскадры Новосильцев мне показывал броненосец “Сисой Великий”, на котором он тогда служил. Впечатление от этого крайне утомительного осмотра было то, что есть еще в России удивительные люди, которые всей душою преданны военному делу, скромные герои, на мужество и честь которых родина может положиться. Уже тогда, до ухода эскадры, было ясно, дела ее плохи. Уже тогда на эскадре и на всем флоте шел глухой ропот отчаянного сознания, что суда плохи, орудия плохи, снаряды плохи, адмиралы плохи, команда не подготовлена, переход — почти кругосветный — громадной трудности и надежд на победу почти нет. Вспомните, как вели себя тогда революционеры, подстрекаемые евреями: рабочие на судостроительных и металлических заводах то и дело бастовали, доходили до самого предательского Злодейства. Лучший и сильнейший из наших броненосцев — “Орел” был затоплен в гавани во время вооружения. Самое строгое расследование не открыло виновных, но, очевидно, среди команды были “товарищи”, так как непостижимые аварии с машиной броненосца продолжались в Кронштадте и в море [49].
“Забастовщики и стачечники сделали свое злое дело, — говорит г-н Беломор, — благодаря их усилиям флот наш томился на Мадагаскаре и, обрастая травою, терял одно из важнейших качеств — быстроходность” [50].
Можно ли было надеяться на победу? Как откровенно высказался один из командиров, мрачный Бухвостов, эскадра Рожественского мечтала лишь умереть с честью, не больше. Под тяжелым, точно свинцовая крышка гроба, сознанием русские люди готовились и шли на подвиг. Кто знает, может быть, они сделали все, что человеческой природе доступно. Пусть г-н Небогатов сдался, пусть г-н Энквист бежал, но подавляющее большинство русских моряков не сдавались и не бежали.
В печальном виде дошла русская эскадра до Цусимы. Истомленные девятимесячным переходом, океанскими бурями, тропической жарой, точно тюремным заключением в железных кузовах, а главное — ожиданием смертного боя без права на победу, двенадцать тысяч моряков наконец устали жить. И у Рожественского, и у последнего матроса сложилось одно, неудержимое, как мания, желание: добраться до Владивостока. Суда грузно обросли водорослями и потеряли ход. Перегруженные донельзя, они плелись в зловещих предчувствиях. За два дня до боя умер измученный Фелькерзам, и под адмиральским флагом эскадра везла уже труп одного из вождей. Совершенно невероятно, чтобы такой ученый артиллерист, как адмирал Рожественский, не знал о тех недостатках нашей артиллерии, брони, снарядов, лафетов, о которых ужасные разоблачения сделаны талантливым пером г-на Брута. Адмирал Рожественский, мне кажется, знал многое такое, что, может быть, до сих пор никому не известно, но он шел вперед, как солдат, которому приказано идти на смерть. И флот погиб... Да помянет же несчастная мать-Россия своих заброшенных за край земли несчастных сынов, что мученически, с верою и честью положили живот свой в бою неравном!
Пожар над безднами — вот картина боя. Первым погиб “Ослябя”, буквально засыпанный японскими ядрами. “Тонул он всего несколько минут; спаслось около 100 человек. Тонувшим посланы были три миноносца, но японцы открыли по ним страшный огонь и они принуждены были уйти” [51]. Вторым погиб “Бородино”, затем “Александр III”, потом “Суворов”, наконец “Наварин”. “Снаряды наши, — пишет очевидец, — никуда не годились: большинство их вовсе не разрывалось или разрывалось, разрушая маленькое пространство. Японские же снаряды все разрывались и притом производили огромные опустошения...” Все море от минных и ядерных взрывов превратилось в лес фонтанов. “Не успеет миноносец подойти к кругу, за который ухватились 30 — 40 утопающих русских, вдруг снаряд, и из всего круга образуется красный фонтан”. Красный то есть кровавый! “На нас пустили 120 миноносцев... До 12ч. 30 м. мы отбивались от них, причем погиб "Наварин", затем "Владимир Мономах" и "Адмирал Нахимов"...”
Из трагедии цусимского боя осталось лишь несколько разрозненных страниц, точнее, строк, и восстановить картину этого человеческого жертвоприношения никто не может. Но зато эти немногие моменты, о которых дошел голос из пучины, — они священны. Можно ли, скажите, забыть геройский броненосец “Адмирал Ушаков”? Выдерживая день и ночь жестокий бой, видя, как сгорают и тонут один за другим “Ослябя”, “Бородино”, “Александр III”, “Урал”, наконец “Суворов” с главнокомандующим флотом, броненосец “Ушаков” сам получил две тяжелые пробоины и погрузился носом. Стало очень трудно управляться и стрелять, нельзя было дать полного хода. Но решили держаться до конца. На маленький наш броненосец (всего в 4 тысячи тонн, с четырьмя орудиями) напали два громадных японских крейсера, каждый по 19.700 тонн, с 36 орудиями. “Советую вам сдать ваш корабль”, — подняли сигнал японцы; и затем шло еще какое-то продолжение сигнала. “Продолжение и разбирать нечего, — сказал Миклуха, командир “Ушакова”. — Открыть огонь”. Даже и эти немногие наши выстрелы геройского корабля не долетали до неприятеля. Японцы издалека засыпали “Ушакова” ядрами. У нас приступили к обряду умирания: кингстоны были открыты, бомбовые погреба подорваны, машины остановлены. Броненосец лег на правый борт и, перевернувшись кверху килем, пошел на дно, до последнего мгновения расстреливаемый неприятелем.
Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 205; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!