Смерть — отделенность от Бога 116 страница



Среда. 2 апреля 1980 г. Лк 10:25—37; Лк 19:1—10; Мф 10:1, 5—8; Мф 8:14—23; Мф 25:1—13; Мф 15:21—28; Мф 9:9—13

В среду Страстной седмицы во многих храмах совершается таинство соборования. Соборование — это молитвенный чин, служба, обращенная к Богу об исцелении души и тела всех людей, которые участвуют в ней. Впервые эта служба была совершена всенародно во время севастопольской осады. Тогда все жили под опасностью смерти, болезни разразились во всем городе, раненые умирали, живые и здоровые ожидали своего конца. И вот местный епископ всех призвал к покаянию, к исповеди, к очищению своей совести и к совершению этого таинства. Этот обряд прежде всего покаянный, а в ответ на наше покаяние Господь изливает на нас Свою благодать прощения грехов и телесного исцеления. Основой, сердцевиной этого обряда является наше покаяние.

И в предыдущие дни мы вдумывались в смысл своей жизни, стояли перед судом своей совести, созерцали приход Господень и последний над нами Суд любви и правды, который должен нас подготовить именно к личному покаянию. Человека физически убивает не только пуля или болезнь; физически человека разрушает и его нравственное состояние: зависть, ненависть, горечь, злоба отравляют человека не только душевно, но и телесно. И поэтому неудивительно, что, прежде чем приступить к Богу, принести Ему свое тело болящее, страждущее, со словами: «Господи, исцели!» — мы призываемся каяться во всем том, что в нас есть дурного. Исцели — то есть сделай меня цельным, оздорови меня до конца, пусть во мне будет сплошная гармония тела, и души, и духа, пусть я войду в совершенную гармонию с Богом, к которой призван человек.

Так вот, если кто из вас, сейчас слушающих меня, будет подходить к этому таинству, произведите над собой внимательный, строгий суд, но суд, который с надеждой вас приведет к Богу — с надеждой и уверенностью, что каждому из нас Господь скажет: иди в мире, вера твоя спасла тебя! (Мк 5:34). Аминь.

Четверг. 3 апреля 1980 г.349 Ин 13:31—18:1; Ин 18:1—28; Мф 26:57—75; Ин 18:28—19:16; Мф 27:3—32; Мк 15:16—32; Мф 27:33—54; Лк 23:32—49; Ин 19:25—37; Мк 15:43—47; Ин 19:38—42; Мф 27:62—66

В четверг вечером читается рассказ о последней встрече Господа Иисуса Христа со Своими учениками вокруг пасхального стола, о страшной ночи, проведенной Им одиноко в Гефсиманском саду в ожидании смерти, рассказ о Его распятии и о Его смерти. Перед нами проходит картина того, что произошло со Спасителем по любви к нам. Он мог бы всего этого избежать, если бы только отступил, если бы только захотел Себя спасти и не довершить того дела, ради которого Он пришел. Разумеется, тогда Он не был бы Тем, Кем Он на самом деле был, Он не был бы воплощенной Божественной любовью, Он не был бы Спасителем нашим. Но какой ценой обходится любовь! Христос проводит одну страшную ночь лицом к лицу с приходящей смертью, и Он борется с этой смертью, которая идет на Него неумолимо, как борется человек перед смертью.

Но обыкновенно человек просто умирает, беззащитно, здесь происходило нечто более трагичное. Своим ученикам Христос до этого сказал: Никто жизни у Меня не берет — Я ее свободно отдаю (Ин 10:18). И Он свободно, но с каким ужасом отдавал ее. Первый раз Он молился: Отче, если Меня может это миновать — да минет. И боролся. И второй раз Он молился: Отче! Если не может миновать Меня эта чаша — пусть будет. И только в третий раз, после новой борьбы, Он мог сказать: Да будет воля Твоя. Мы должны в это вдуматься: нам всегда — или часто — кажется, что легко было Ему отдать Свою жизнь, будучи Богом, Который стал человеком. Но умирает-то Спаситель наш Христос как человек: не Божеством Своим бессмертным, а человеческим Своим, живым, подлинно человеческим телом.

И потом мы видим распятие, видим, как Его убивали медленной смертью и как Он без одного слова упрека отдался на муку. Единственные слова, обращенные Им к Отцу о мучителях, были: Отче, прости им: они не знают, что творят! Вот чему мы должны научиться: перед лицом гонения, перед лицом унижения, перед лицом обид — то есть тысячи вещей, которые далеко-далеко отстоят от самой мысли о смерти, — мы, посмотрев на человека, который нас обижает, унижает, хочет уничтожить, должны повернуться душой к Богу и сказать: Отче, прости ему: он не знает, что делает, он не понимает смысла вещей. Аминь.

Пятница. 4 апреля 1980 г.350 Мф 27:1—38; Лк 23:39—43; Мф 27:39—54; Ин 19:31—37; Мф 27:55—61

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Мы видели сегодня вечером смерть Христа, но мы провозглашаем, что и в самом гробе тело Христово не узнало тления, ибо Его Божество пронизало Его плоть так же совершенно и навеки нераздельно, как Оно пронизало Его человеческую душу. Христос умер, и теперь мы созерцаем образ Христа во гробе, но помните Его слова: если зерно не умрет, оно не принесет плода (Ин 12:24). Только то может воскреснуть в вечности, что умерло во временной жизни. И в то время как мы созерцаем Христа во гробе, покоящегося плотью Своей от страданий, которые Он перенес, Его душа, сияющая всей славой Божества, сходит в место, которое мы называем адом, или шеолом, в место, где находилась всякая душа человека, праведного или неправедного, умиравшего после того, как человечество было отторгнуто от совершенства общения с Богом. И Он наполняет это место Своим присутствием, так что ада не стало больше; победа над адом — это конечная, окончательная победа Христа над смертью. Ад узнаёт теперь о своем окончательном и полном поражении. Это мы услышим завтра ночью, но литургия завтра утром, как бы продолжая победное пение «Аллилуйя», которое уже есть провозглашение Воскресения, будет совершаться, после чтения Апостола, в белых одеждах, потому что мы знаем о победе Христа, хотя еще не стояли перед лицом всей славы этой победы. Будем же подходить к животворящему гробу, кланяясь ему земно, благоговея перед любовью Бога, отдавшей Сына Божия на смерть за нас, и будем поклоняться в то же время тайне Его победы и ждать минуты, когда весть о Воскресении достигнет до нас. Будем подходить в тишине и благоговении, в благодарности и смирении — и с радостью в сердцах наших. Аминь.

Суббота. 5 апреля 1980 г.351 Мф 27:62—66; 28:1—20

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Блаженны мы: в часы, отделяющие нас сейчас от провозглашения Воскресения Христова, мы ожидаем его, мы знаем, что оно случилось, знаем, что сошествие во ад есть победа над адом, а не конечное поражение Человека Иисуса, распятого на Голгофе. Апостолы этого не знали; в эти часы, которые мы будем проводить, предвкушая радость наступающей ночи, они были во тьме, в безнадежности и страхе. И когда оказалось, что страх их был напрасен, что победа одержана там, где они видели поражение, они принесли нам благую весть. Проведем же эти остающиеся часы с теплым, благодарным чувством, ожидая, чтобы весть дошла до нас, но радуясь за миллионы людей, которые были в тени смерти, во мраке отделенности от Бога, пока Сам Бог не пришел внезапно в место предельной оставленности. Будем думать о них; и будем благодарить Бога за них и за всех тех, которые ушли из этой жизни, но не умерли, а уснули сном успения: за наших умерших родителей, наших умерших предков, наших друзей, членов этого прихода, людей ведомых нам и неведомых: смерти больше нет. Потому что жало смерти заключалось в конечном отделении от Бога и отделенности от нашего ближнего, и этого больше не существует. Теперь это только временная разлука души и тела, время, когда тело будет отдыхать и рассыплется в прах, тогда как душа будет оживать все более и более, как все разгорающееся пламя, до дня, когда будет восстановлена цельность, когда мы воскреснем и заживем жизнью Божией вовеки. Аминь.

 

 

Пасха352

6 апреля 1980 г.

Христос воскресе!

Мы поем Христово Воскресение, и только что, словами святого Иоанна Златоустого, мы провозглашали победу жизни над смертью: Где, ад, твое жало, где, смерть, твоя победа? Воскрес Христос — и ни один мертвец не остался во гробе353. А вместе с этим мы видим собственными очами, мы слышим страшные вести о том, что смерть все еще косит людей вокруг нас, что умирают ближние, умирают молодые, умирают дорогие, — где же это благовестие о победе жизни?

Смерть бывает разная: бывает телесная смерть, но бывает смерть еще более страшная — разлука, разлука окончательная, разлука вечная, непреодолимая разлука. И эта смерть в течение тысячелетий до прихода Христова была опытом всего человечества. Оторвавшись от Бога, потеряв Бога как источник своей жизни, человечество стало не только умирать телом, но стало уходить окончательно, навсегда от общения с Ним. Умерев без Него, люди оставались мертвыми без Него.

И вот Христос, Сын Божий, Бог Живой, пришел на землю. Он жил человеческой жизнью, будучи Богом Живым, Самой Жизнью. Он приобщился всему, что составляет судьбу человека: жаждал, был голоден, уставал, но страшнее всего — в конечном итоге Он приобщился умиранию и смерти. Как Бог Он умереть не мог, но по любви к нам Он разделил с нами нашу судьбу. С Богом остался и был отвержен людьми, с людьми не разлучился и на Кресте — о, на Кресте Он сказал самые страшные слова истории: Боже Мой, Боже Мой! зачем Ты Меня оставил? (Мк 15:34).И умер, умер: сама Жизнь умерла, потух свет, который Свет по существу. И сошел Христос человеческой Своей душой в бездну богооставленности, туда, где нет Бога, и когда Он вошел в эту страшную область, Он Собой, Своим Божеством, Жизнью вечной, Светом неумирающим заполнил все.

И эта смерть навсегда упразднена, теперь смерть мы называем успением, временным сном, и когда умираем, мы уходим не в бездну отчаяния и богооставленности, а уходим к Богу, возлюбившему нас так, что Он Сына Своего Единородного, Единственного, Возлюбленного дал, чтобы мы поверили в Его любовь!

Можем ли мы в этой любви сомневаться, когда видим, знаем, чего эта любовь Богу стоила: жизнь Христа, смерть Христа, отверженность людьми, отверженность Богом, ужас Гефсиманского сада, когда Он ждал смерти, зная, что Его предал близкий ученик, зная, что через несколько часов другой Его ученик Петр от Него отречется и что все Его оставят умирать в одиночестве, умирать одному? И этим Он нам сказал: смотрите — и это Я на Себя принял, и умер, чтобы вы верили, что вы любимы Богом и потому, что вы Богом любимы, вы спасены — потому что спасение наше не от нас зависит, а от этого чуда любви.

А мы — чем можем отозваться на эту любовь? Мы можем эту любовь принять благоговейно, трепетно в сердца наши, мы можем с изумлением предстоять перед этим чудом непобедимой Божественной любви, и тогда можем всю жизнь превратить в благодарение. Не по долгу поклоняться Богу, не по необходимости исполнять Его заповеди, а сказать: Господи! Если Ты нас так любишь, то можно Тебя почитать, любить, слушаться, потому что Твой путь — путь жизни. И всю жизнь, всю жизнь без остатка сделать не словом благодарности, не песнью благодарности, а живой благодарностью: так любить каждого человека, как его возлюбил Бог — любой ценой и до конца.

И если мы так научимся любить, то мир наш станет новым, другим миром, тогда придет к нам Царство Божие, Воскресение, новая жизнь. Но для этого каждый из нас должен умереть — не телесной смертью и не ужасной смертью разлуки, а отказом от всего себялюбия, от искания своего. Каждый должен открыться Богу, открыться другим, жить для других, потому что воскреснуть вечной жизнью может только тот, кто сбросил с плеч, как старую ненужную одежду, все временное и тленное. Так будем жить и такой мир создавать, и тогда возрадуется о нас Господь, и мы с радостью взглянем Ему и каждому человеку в лицо.

Христос воскресе!

 

Благовещение — Светлый Понедельник354

7 апреля 1980 г. Лк 1:24—38; Ин 1:18—28

Христос воскресе!

Очень редко Воскресение Христово и Благовещение совпадают так, как в этом году, и в каком-то смысле это делает нашу радость еще более полной, еще более славной.

Мы всегда думаем о Божией Матери в течение всей жизни Христа как об уходящей в тень, дивной в Ее безмолвии, в Ее преклонении перед путями Божиими, Ее принятии пути Христова, который приведет Его к Страстям. Мы видим Ее у Креста, мы слышим обещание, данное Ей в каноне: Не рыдай Мене, Мати, восстану бо355. И мы вспоминаем слова Симеона: меч пронзит Твое сердце (ср.: Лк 2:35).

Сегодня круг как бы замкнулся: Благовещение было провозглашено, все совершено, все случилось, и исполнение всего — Воскресение. И Воскресение как раз накануне Благовещения, как бы отирая всякую слезу, исполняя всякие потемки и тьму дивным светом вечной жизни. И мы можем радоваться еще глубже, радоваться за Нее — Ту, Которая дала нам Своего Сына, радоваться, что сейчас Она, в день Своего Благовещения, пребывает в уверенности и славе Воскресения Сына Своего. Аминь.

 

О Марии Магдалине356

25 мая 1968 г. Ин 20:11—18

Христос воскресе!

Вот с этой радостью о Воскресении Христовом жены-мироносицы ранним-ранним утром покинули гроб, в котором был положен Иисус (Мк 16:1—8). Что же делает Мария Магдалина у этого гроба несколько часов спустя в слезах, в горе? Как она, утром еще осиянная вестью о Воскресении Господнем, теперь в плаче предстоит этому самому гробу? Что случилось с ней?

Случилось то, что, услышав ранним утром весть о Воскресении Христовом, она ее восприняла как победу Господню над смертью, как торжество Божие, а вместе с этим как окончательную разлуку с Господом своим. Тогда ангелы возвестили женам о Воскресении, но Самого Христа они не узрели. И вот она вернулась, вернулась, погруженная в собственное горе, забыв за своим собственным горем и о Воскресении Господнем, и о победе Божией, только окутанная тьмой этого будто непоправимого несчастья: воскрес Господь, но никогда, никогда уж ей не видать Его, никогда не слышать ей Его собственного голоса, никогда не быть Ему в среде возлюбивших Его учеников, для которых Христос был — сама жизнь.

И вот погруженная в горе среди этой славы, окутанная тьмой среди этого сияния Воскресения Господня, она у гроба. И она так погружена в свое горе, что не видит ангелов, которые утром уже возвестили ей и другим о Воскресении Христовом, она видит только горе свое неизбывное, безнадежное. Она видит гроб — и не находит в нем торжествующего свидетельства о Воскресении и о победе, она видит в нем поражение — не Божие, свое. Окутана она тьмой собственного горя.

Разве не бывает часто с нами, когда умрет близкий, родной человек, что в момент смерти коснется нашей души крыло веры, загорится в нашем сердце уверенность о том, что жизнь жительствует, что смерть побеждена, что любовь не может быть покорена… А потом проходит иногда короткое время, и мы возвращаемся к сетованию, к своему горю, к своему несчастью, и за ним собственной, только что пережитой радости мы не умеем больше ощутить. Торжество победы заглушено нашим горем. Так и в этом рассказе: Мария Магдалина не видит. Не видит света, не видит ангелов, не чует победы, видит только гроб, и притом гроб особенно страшный, потому что этот гроб пуст. Даже нельзя поплакать над любимым телом, даже нельзя побыть с Тем, Который теперь умер, но Который хоть плотью Своей еще среди людей. Нет этой плоти…

И ангел Господень, стараясь возбудить ее, привести ее в сознание собственного опыта Воскресения, обращается к ней с вопросом: что ты плачешь, женщина? кого ты здесь ищешь? Но и тут она не узнает его голоса, не поднимает на него глаз, она только отвечает: взяли Господа моего, и не знаю, куда положили Его. И сказав эти слова, она от ангела-благовестника, от утешителя, от радости своей отворачивается: не воззрела бы на него! Зачем с ним говорить, что он может сделать для моего горя?

Опять скажу: разве не это бывает часто, когда умрет дорогой нам человек, и кто-нибудь близкий, родной, живой свидетель нашего собственного опыта победы Божией и Воскресения Господня нам хочет напомнить о том и тихо говорит: «Что ты плачешь? О чем? Что с тобой?» И мы отвечаем: «Умер, умер… умерла моя любовь…» — и отворачиваемся: отойди прочь с твоим утешением, с твоими теплыми словами, я хочу плакать, я хочу горе свое до конца пережить, чашу свою хочу испить до конца.

Отвернувшись от благовестника-ангела, она оказывается лицом к лицу с воскресшим Господом. Но и Его она не видит. Она занята своим плачем, своим горем, она не смотрит на Него. И тогда Он тоже спрашивает, теми же словами: что ты плачешь, женщина, кого ищешь ты здесь? Даже тут она не опомнилась. Даже тут она, думая, что это садовник, отвечает: куда ты Его дел? куда ты положил это тело, все, что теперь у меня осталось от вечной жизни? (Не так ли мы часто поступаем?) И тогда Христос говорит ей одно слово: Мария! Называет ее по имени.

Сколько раз она слышала этот же голос, это же имя на Божественных и животворящих устах. И это слово, это имя, которое никто на свете не может для каждого из нас произнести так, как единственный, кого мы любим больше всех, единственная, кого мы любим больше всех, — это слово доносится до ее сердца, отзывается оно в ее сердце, и тут она больше не взирает ни на Говорящего, ни на ангелов, ни на гроб. Встреча случилась в глубинах сердца, ожившего от этого слова животворного. Она названа по имени так, как никто на свете ее не называл. Это слово говорили многие, но так оно никогда не звучало, как когда Христос его произносил.

И она падает ниц перед Ним: Учитель! Он жив! Теперь она бы прикоснулась к Нему, к Его ногам, она облобызала бы Его пречистые ноги, но Господь ее останавливает: время не пришло…

Слова Его таинственны, слова Его часто более таинственны, чем нам кажется. Единственное, что ясно в них, это: не касайся Меня, не пришло время тебе и Мне. Но иди, иди ты, первая, которая увидела, потому что сумела сердцем услышать то, что глаза не могут показать. Иди и возвести другим, что ты видела воскресшего Господа.

И она идет, и она проносит эту весть торжествующе, ликующе, и эту весть от нее воспринимают ученики — и спешат, спешат к этому гробу — внутрь сердца, внутрь опыта, и тут начинается для них новое.

Сколько раз нам придется в жизни — и по отношению ко Христу, и по отношению к самым родным и близким и дорогим — испытать это же самое. Когда коснется нас горе, перечтем это место, вдумаемся в него вновь. Это одно из самых торжествующих свидетельств о Воскресении Господнем, которые пробиваются через мрак, через тьму, пробиваются через горе, пробиваются через все, при одном только условии: что сердцем мы умеем слушать и сумеем услышать, что воскрес Господь. Потому что и теперь Он нас называет по имени: Мария! Каждого из нас этим именем, потому что теперь по отношению к Нему прошло время суеты, пришло время созерцания, образ которого — именно Мария, по свидетельству Евангелия Господня.

Возрадуемся о Воскресении Господнем и не будем бояться. Свет Христов, который так торжествующе, так ослепительно озарял нас в пасхальную ночь, теперь превратился в тот тихий свет, о котором мы поем на всенощной: Свете тихий святыя славы Небесного Отца, Святого, Блаженного — Ты, Иисус Христос357. Аминь.

 

 

О радости Христовой358

16 мая 1987 г. Ин 20:1—10

Христос воскресе!

Мы в радости Христовой, и если бы только мы понимали, что можем радоваться даже среди скорби житейской! Есть пример тому: в Ветхом Завете рассказывается, как трое молодых людей отказались исполнять приказание властителя поклоняться идолам и за это были брошены в огонь, в печь огненную (Дан 3:12—95). И милостью Божией смерть их не коснулась, больше того: когда доложили о том властителю, вавилонскому царю, он пошел посмотреть на это диво — и что же он увидел? Он с изумлением воскликнул: не трех ли я бросил в эту печь, как же в этой печи сейчас четыре человека, и один из них — во славе Сына Божия?!


Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 201; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!