Возражения журнала: «Под знаменем марксизма».
Поместив мою статью «Философию за борт!», редакция журнала «Под знаменем марксизма» (№ 5—6, 1922) статью без ведома автора сократила. да так, что кое- где получились искажения. Например, 2-й тезис Маркса о Фейербахе куда-то Пропал, а пункты о злоупотреблении марксистами философией приняли вид ни с чем не сообразный:
я писал, что у Ленина и Плеханова только «описки» в терминологии, а после «сокращения» статьи Плеханов. Ленин, журнал и Деборин превратились. так сказать. в однокачественные объекты моего нападения, в результате чего отвечающий от пиени редакции т. Румий выражается так: ‚Но мы оказываемся все трое (т.-е. Плеханов, Ленин и Румий. С. И.) в еще более высокой компании Ф. Энгельса и К. Маркса“.
То-есть, т. Румий хочет сказать своим читателям:
— Автор статейки («Философию за борт!») один, а «нас» целых пятеро — Плеханов, Ленин, Румий, Энгельс и Маркс! Куда ж ему против «нас»-то...
Но если «падение количества» какой-нибудь статьи может сопровождаться «падением» ее «качества», то это далеко еще не значит, что искусственное переименование единицы (т. Румий) в пятерку («высокая компания») непременно должно сопровождаться «повышением» или «переменой качества» литературного произведения этой самой «единицы». А читатели, наверно, уже и без т. Румия давно знают, что диалектика не есть арифметика да еще с цифрами «образца 1922 года».
В чем суть статьи: «Философию за борт!»?
|
|
|
«В последний период истории человечества» — религия была идеологией помещиков, а философия была идеологией буржуазии. Науки (как целого, а не как отдельных кусков, частей, отраслей, областей) не было до современного пролетариата. Его первые гениальные вожди впервые заложили полный фундамент науки. Эта наука называется диалектический материализм, и она находится в такой же непримиримой вражде ко всякой религии и во всякой философии, в какой пролетариат находится к классу помещиков и к классу буржуазии.
В своих рассуждениях я опирался, между прочим, на цитаты из Маркса - Энгельса, не вызывающие никаких сомнений и кривотолков («С. Гегелем вообще заканчивается философия»... «Мы нуждаемся отнюдь не в философии»... «Диалектика есть не что иное, как наука» и т. д.‚ и т. под.).
Что же отвечает на это редакция журнала?
Во-первых, она не дает определения ни религии, ни философии, ни науки, ни диалектического материализма, а без этого возражения по данному вопросу есть вообще работа в пустую.
Во вторых, редакция, несмотря на угрозу, не привела ни одной цитаты из Маркса-Энгельса против Маркса-Энгельса, которые, ведь, хоронят не только «философию в старом смысле слова», но и «философию вообще». («Теперь философия природы погребена навеки. Всякая попытка откопать ее не только была бы излишня, но означала бы шаг назад. Но то, что применимо к природе, понятой теперь, как исторический процесс развития, применимо также ко всем отраслям истории общества и ко всей совокупности наук, занимающихся человеческими (и божескими) предметами». «Л. Фейербах», 61).
|
|
|
В-третьих, вместо того, чтобы фактически опереться на свою «высокую компанию» («их», ведь, «пятеро»), редакция или т. Румий употребляет полемическую хитрость, своего рода «маскировку», которая давно уже разоблачена формальной логикой — «Философию за борт!» — это значит: ни пролетариату теперь, на будущему коммунистическому обществу философия вообще не нужна, мало того, — она им враждебна. А т. Румий отвечает:
— Выбросить философию? То-есть, совершенно не изучать ее? Но вот двое из «нас» — Маркс и Энгельс — «изучали философов XVIII века и идеалистов», а Энгельс советовал «массовое распространение между французскими рабочими великолепной французской материалистической литературы XVIII века».
В логике такой «прием» называется по-латыни «Ignoratio elenchi», а по-русски это «незнание того силлогизма, которым можно опровергнуть противника» (Формулировка из учебника логики Челпанова, но редакция ПЗМ допустила опечатку аж в 2-х буквах слова и получилось «название того силлогизма...» – примеч. А. Шилова), то-есть, это одна из типичных логических ошибок из области дедукции.
|
|
|
Изучать, разумеется, необходимо не только науку, но и философию и даже... религию.
В-четвертых, т. Румий очень просто, но не совсем-то диалектически говорит: «Неверно, что «религией пользовались, как оружием помещики» — ею пользовались и пользуются все классы-эксплоататоры, все классы, которым выгодно порабощение трудящегося большинства»... и т. д. в этом роде. Пусть ответит т. Румию гениальный идеолог буржуазии — сам Гегель:
«Философия видит сродство между своими собственными формами и между обычными религиозными представлениями, она сознает, что первые тождественны с последними по своему содержанию. Напротив, религиозные представления не подвергают себя критике мысли, они не стремятся понять себя, и поэтому они относятся враждебно к философским понятиям» («Энциклопедия наук», примечание к § 572).
Еще лучше объясняет суть дела Фихте:
„Я объявил эти лекции философски-популярными чтениями для образованной публики и поэтому излагал их известным книжным языком и пользовался лежащими в его основе метафорами. Совершенно такого же содержания речи я мог бы произносить и в качестве церковного проповедника преимущественно для народа, но только в этом случае я должен был бы прибегнуть к библейскому языку, то, например, что я называл здесь посвящением своей жизни идее, я должен был бы там называть преданностью то или следованием выражающейся в нас воле Бога и т. п. Такая популярная передача знаний ученого необразованным людям может происходить устно или также путем печати в том случае, если они обладают хотя бы уменьем писать» («Основные черты современной эпохи», Спб.‚ изд. Жуковского, 1906, стр. 95).
|
|
|
То-есть, несмотря на сродство между философией и религией, последняя относится враждебно к философии. Кто-то из эксплоататоров упирается против философии. Да и буржуазия, создавая философию для себя. как свою собственную идеологию, не упускает случая пользоваться идеологией помещиков — религией — только против «необразованных людей». А как оружие против «образованной», т.-е. более или менее сознательной массы буржуазия применяет свое специальное классовое оружие — философию.
В-пятых, редакция «Под знаменем марксизма», несомненно, преувеличивает роль и значение материализма XVIII века и здесь делает свой первый «шаг назад»: «Т. Минин называет этот материализм презрительным прозвищем «метафизический материализм» (новость какая... С. М). Не спорим (!!). Материализм XVIII в. страдал этим грехом. Но даже этот недостаток не уменьшил его революционную силу.
Т. Румий очень легко отпускает «грехи». Не так поступает один на «высокой компании» — Плеханов. Уж он ли не воспел заслуги французских материалистов. Однако, «грехи» отпускать он не любил.
«Гельвеций, таким образом, исправился и вернулся в лоно философской церкви. Вера, святая, спасительная вера в «разум» одерживает в нем победу над всякой другой точкой зрения» («Очерки...»‚ 83).
«Материалисты могли только наполовину верить в свое божество «разум», так как по их теории божество постоянно наталкивалось на железные законы материального мира, на слепую необходимость» (144). «В борьбе с существовавшим тогда порядком, материалисты аппеллировали к «сильным мира сего», к «просвещенным государям». «Как ни революционны были французские материалисты, они обращались только к просвещенной буржуазии и к «философствующим» дворянам, перешедшим в лагерь буржуазии. Они обнаруживали непреодолимую боязнь перед «чернью», народом, «невежественной толпой», но буржуазия была и могла быть только наполовину революционной. Маркс обращался к пролетариату, революционному классу в полном смысле этого слова» (147).
«Метафизический материализм был революционным только наполовину» («Очерки...», 88).
А т. Румий пытается защитить против марксизма «Философскую церковь»: «Но даже этот недостаток (или «грех» — метафизика. С. М.) не уменьшил его революционную силу». Опять обсчитался т. Румий и обсчитался процентов на пятьдесят.
В-шестых, еще «шаг назад» делает журнал, заявляя:
«Ведь отличительная особенность материализма (очевидно, диалектического. С. М.) в том и состоит, что его выводы не противоречат выводам науки — Наука, в свою очередь, лишь укрепляет философский материализм каждодневно своими головокружительными успехами».
Таковы две потрясающих новости, полученных в редакции «Под знаменем марксизма»!
Новость первая: «философский материализм» и «наука» — это две каких-то самостоятельных, обособленных субстанции.
Новость вторая: тем не менее эти субстанции находятся между собою в приятельских отношениях— «наука» заботливо «укрепляет «философский материализм», а последний снисходительно ей в этом «не противоречит»...
Удивительное сочетание браком вокруг... «знамени марксизма».
Уж если не согласны вы с Энгельсом в том, что диалектический материализм и наука, это одно и то же, и что в науке нет места для философии, так потрудитесь, по крайней мере, объяснить, что это, по-вашему, за существа такие: наука? философский материализм? марксизм и т. п.
А еще обзывает других «оппортунистами».
Наконец, совершенное недоумение вызывает следующая фраза т. Румия.
«Марксистское мировоззрение предполагает, как неизменную, необходимую составную часть — материализм, причем — материализм диалектический».
Только «часть»?. Какую же? Сколько примерно процентов?
И что представляют из себя остальные «составные части» — не материализм и не диалектику?!. Ну, это, знаете, получается такой «состав», который никакого отношения не имеет к марксизму и который можно позволить сколько угодно называть «философией».
В том и беда была «материализма XVIII века», что материализм составлял только часть его, а остальная часть была идеализмом («Философская церковь»). Равным образом, в том и заслуга была «абсолютного идеализма» Гегеля, что он был наполовину материализмом, так как «абсолютная идея» Гегеля, проделывая свое переодевание в объективном мире, так основательно затянулась в его костюм, что оставила на себе неизгладимые рубцы доподлинной материи. Поэтому и мог, между прочим, Плеханов сказать: «Абсолютный идеалист Гегель отнесся справедливее всех к абсолютному материалисту Гельвецию» («К вопросу о развитии...»‚30). ,
Но для коммунизма время «половин» и «частей» давно прошло и пора ему уже окончательно освободить себя от дуализма и эклектики.
V.
Возражения в „Правде“ т. Канатчикова1).
«Редакция в этом же номере журнала (очевидно — «Под знаменем марксизма». С. М.) дала хорошую отповедь т. Минину».
Подписавшись, таким образом, под всеми «грехами» т. Румия, т. Канатчиков присоединил к длинному списку и пару своих «грехов». А корень беды всей тот, что и второй оппонент очень уважает философию и никак не желает возвратить ее по принадлежности. Т. Канатчиков пишет:
«По мнению т. Минина, существуют три способа понимать мир: религиозный, философский и научный. «Помещики-рабовладельцы, феодалы-крепостники пользовались оружием религии. Буржуазия воевала при помощи философии. Пролетариат же опирается в борьбе исключительно на науку». Гм... гм... как будто знакомая схема, кажется, нечто подобное я уже где-то встречал... Ба!.. да ведь это же схема, сочиненная некогда архибуржуазным философом Огюстом Контом и переодетая ныне в «научный», пролетарский костюм т. Мининым. По мнению Огюста Конта, история развития мышления проходит три стадии: 1) теологическую, 2) метафизическую и 3) позитивную, т.-е. как раз ту самую, которую придумал т. Минин. Стой лишь разницей, что Конт приписывал позитивную или научную буржуазному мышлению, а т. Минин — пролетарскому».
Во-первых, если у такого «архибуржуазного философа», как Гегель, марксизм нашел кое-что полезное, напр., диалектику, и использовал ее для себя, то почему бы не поискать у другого «архибуржуазного философа» чего-либо подходящего. Т. Канатчиков об этом не подумал и сразу начал браниться. (Здесь Минин грубо ошибается, но ошибается вслед за Лениным, который тоже ошибочно написал, что марксизм взял якобы у Гегеля его революционную диалектику. Но из слов Маркса и Энгельса, мы знаем, что диалектика Гегеля была развита из ложной исходной точки, и была противоположна диалектике Маркса! Этими своими ошибками большевики и давали лишнюю лазейку контрреволюционерам для мошеннической подмены диалектики Маркса диалектикой Гегеля. Минин борется против философии, которую уничтожили Фейербах и Маркс, но не подозревает, что нужно бороться и против привнесения в марксизм гегелевской спекулятивной диалектики, которая есть метод спекулятивной философии Гегеля и поэтому не могла быть взята Марксом в том её виде, в каком она была у Гегеля – то есть, стоящей на голове. А бороться надо бы до конца, поскольку ни к чему в марксизме и диалектика философская, особенно если учесть, что в марксизме уже есть научный диалектический метод Маркса. – Примеч. А. Шилова)
Во-вторых, если верить Плеханову, то указанная т. Канатчиковым «схема» «сочинена некогда» не «архибуржуазным» О. Контом, а утопическим социалистом Сен-Симоном:
«Развитие знаний является у него (Сен-Симона) основным фактором исторического движения. Он старается открыть законы этого развития. Так, он устанавливает тот самый закон трех фазисов: теологического, метафизического и позитивного‚ который впоследствии Огюст Конт с большим успехом выдал за свое собственное «открытие».
А так как Плеханов, невидимому, опасался, что вместе с Литтрэ и Флинтом даже кто-нибудь из марксистов поверит больше «архибуржуазному философу» О. Конту, чем ему, Плеханову, то на всякий случай он приводит не вызывающую никаких сомнений выдержку из сочинений самого Сен-Симона («К вопросу о развитии...» Госиздат, М. 1920, стр. 35—36).
В-третьих, мало того: повторив «закон» Сен-Симона — «человечество шло от теологического мышления к метафизическому, от метафизического к позитивному. Этот закон действовал с силою механических законов».— Плеханов говорит:
«Очень может быть, что это и так». Но спрашивается... и дальше Плеханов возражает сначала Сен-Симону (38), а потом О. Конту (61) уже по другому вопросу, который не могли постигнуть ни социалист-утопист, ни буржуазный философ, а именно, почему «разум» развивается так, а не иначе? И на каком основании общественному закону приписывается непременно качество закона механического?
Как видим, т. Канатчиков, с одной стороны, разошелся несколько во взглядах с пролетарским мыслителем Плехановым а с другой, оказался тоже «в высокой компании», но — буржуазных философов, приписавших «открытие» Огюсту Конту.
В-четвертых. указан на якобы невозможность с моей точки зрения объяснить сожжение пантеиста Бруно и изгнание пантеиста Спинозы, т. Канатчиков говорит: «Ничего не разберешь! Никак все это не укладывается в схему т. Минина». Виноват тут не я и не т. Канатчиков, а редакция «Под знаменем марксизма», которая «сократила» мое определение религии и тем ввела в заблуждение т. Канатчикова1).
Одним словом, заключительный аккорд моего второго оппонента: у Минина «получается» суздальская мазня» — «употребляя выражение Плеханова, а не марксизм»‚ — никак не могу пока принять на мою голову, а направляю по адресу... кого-либо другого.
Итак, вся «высокая компания» покинула т. Румия. И с ним остался только незарегистрированный раньше т. Канатчиков.
VI.
Долой «грязное белье»... философии!
«Дело философии показать как это научное стремление примиряется с Верховным понятием Провидения». Так пишет французский академик Фэйе в «Происхождении мира» (Спб. 1890. Изд. «Русск. Богатства», стр. 5). А марксисты сплошь и рядом никак не желают понять, что всякая философия, даже материалистическая (XVIII в), заключает в себе наряду с элементами науки — элементы религии. И кто из марксистов путается в понимании философии (как и религии), тот неизбежно путается в понимании марксизма. И наоборот.
Вот еще один из ярких примеров: И. Штерн — «Философия Спинозы» (I. Stern. «Die Philosophie Spinozas», Stuttgart 1921).Штерн несколько раз дает определение философии и каждый раз противоречит себе (S. VII, 25, 79). Зато и философию Спинозы он излагает так не критически, как совершенно не подобает материалисту-диалектику.
Исповедание философии и неизбежно связанная с этим эклектика, даже в так называемых монистических системах философии, вполне понятны у буржуазии. Гегель упрекает „критическую философию» в том, что она, «как и позднейший идеализм, придавала... логическим определениям по существу субъективное значение» — из страха перед объектом». Такой взгляд «критической философии» Гегель называет «боязливой, несовершенной точкой зрения» («Wissenschaft der Logik», Berlin 1833, B. I, S. 37) (Гегель, «Наука логики», Соч. в 14 томах, т. 5 1937 г.изд., с. 29 – Примеч. А. Шилова).
Это удивительно метко. Но то, что говорит Гегель о «критической философии» и «позднейшем идеализме» — это с полным правом можно сказать и про философию самого Гегеля и про материализм XVIII века, да вообще про всякую философию (Именно! Включая и спекулятивную гегелевскую диалектику. – Примеч. А. Шилова). Ибо философия‚ — это взгляд на мир буржуазии, а этот взгляд никогда не может быть научным, т.-е. объективным целиком, ибо буржуазия, как класс, находится в вечном страхе за собственность, в «страхе перед объектом» — перед пролетариатом, перед неизбежным дальнейшим развитием человеческого общества (см. знаменитый «моральный катехизис» Гельвеция: «поддержание собственности есть нравственный бог государств»‚ — Гегеля «Энциклопедия» 5 385: «собственность олицетворяет собой волю лица и потому неприкосновенна»)...
Но тут некоторые марксисты, как т. Румий, говорят: «Когда наш журнал употребляет термин «философия марксизма», он и должен быть понят как синоним диалектическому материализму». Но почему же тогда не употребить «как синоним» другой подобный же термин — «религия марксизма», разумеется в смысле самой настоящей, доподлинной, чисто научной религии!? Но научной религии не было и не будет, как не было и не будет, научной философии, как не было и нет на свете деревянного железа.
Термин «философия марксизма», во-первых, антилогичен, во-вторых, опасен и вреден, в-третьих, когда он не опасен, он излишен и уже по одному этому вреден.
«Во второй половине его (XIX в.) в науке, с которой тем временем совершенно слилась философия, восторжествовал материалистический монизм, далеко, впрочем, не всегда последовательный и откровенный» — говорит дважды Плеханов в своем «К вопросу о развитии монистического взгляда». То-есть, философия испарилась, и остается одна только наука, как не раз, но более решительно и определенно повторял и Энгельс. И вот на эту-то науку (тем более на диалектический материализм) наклеивают «синоним» философия!.. Это так же практически вредно, теоретически нелепо, как на большевиков продолжать наклеивать «синоним» социал-демократы.
«— Долой грязное белье социал-демократии! — сказал т. Ленин в апреле 1917 года и предложил назвать партию большевиков «коммунистической». И теперь не только друзья, но и враги коммунизма прекрасно донимают, что это предложение не было прихотью или капризом, а серьезным шагом вперед. Так почему же до сих пор столь многие испытанные друзья марксизма не хотят понять борьбы Маркса — Энгельса за науку, против философии?..
Совсем подавно, 11 ноября 1922 года, на (на заседании IV конгресса Коминтерна, один норвежский делегат говорил, что «вопрос о переименовании газет не важен, так как слово «социал-демократ» у них не носит такого ругательного характера», на что т. Бухарин (хотя он сам — сторонник «философии пролетариата», см. «Теория ист. м-зма», 215) очень правильно ответил:
«Что касается Норвежской партии, то вы слышали только что одного товарища, принадлежащего к правому крылу ее. Что же он нам сказал? Он сказал, что название норвежских партийных газет «Социал-демократ» — это, как всякая надпись, не что иное, как несколько букв, стоящих вместе. (Смех). Но почему же мы не называем себя социал-демократами? разве из любви к буквам? Так, повидимому, полагает норвежский товарищ. Мы же думаем: имя это — символ, предопределяющий заранее линию нового поведения. Два года мы терпели существование этих «социал-демократических» газет, и думаете ли вы, что эта история осталась без влияния на содержание газет? Мы могли бы доказать, что и по содержанию своему эти газеты отчасти полусоциал-демократические. И в них можно найти статьи, прямо дышащие ненавистью против Коммунистического Интернационала».
Словом: «Коготок увяз и... всей птичке пропасть».
А Гегель по этому вопросу уже давно сказал:
«Мысль находит самое достойное и самое истинное бытие в слове. Конечно, можно запутаться в фразах, не проникая в сущность предмета. Но в этом будет виновато не слово, а неразвитое, неопределенное, бессознательное мышление. Истинная мысль схватывает сущность предмета‚ — и то же самое должно сказать о слове, когда истинная мысль облекается и в него» («Энц.»‚ § 462).
И тем не менее, вопреки ясной сущности дела, вопреки ясным указаниям основателен марксизма, находятся коммунисты, которые во что бы то ни стало пытаются воскресить философию, дезинфицировать ее и подпереть ею марксизм. Но философия не только, как система, но даже как термин, как «синоним» или «символ» опорочена и оскандалена нисколько не меньше, чем «социал-демократия», а потому вполне заслужила, чтобы и ее мы отбросили, как зараженное белье.
VII.
Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 201; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!