Пусть точит вал морской прилив,



Народ, умеющий бороться,

Всегда заделает прорыв,

Вот мысль, которой весь я предан,

Итог всего, что ум скопил,

Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,

Жизнь и свободу заслужил.

Так именно, вседневно, ежегодно,

Трудясь, борясь, опасностью шутя,

Пускай живут муж, старец и дитя.

Народ свободный на земле свободной

Увидеть я б хотел в такие дни.

Тогда бы мог воскликнуть я: «Мгновенье!

О как прекрасно ты, повремени!

Воплощены следы моих борений,

И не сотрутся никогда они».

И, это торжество предвосхищая,

Я высший миг сейчас переживаю17.

В то время как Фауст Гёте выражает веру в человека, прису­щую прогрессивным мыслителям восемнадцатого и девятнадца­того веков, «Пер Гюнт» Ибсена, написанный во второй половине девятнадцатого века, представляет собой критический анализ современного человека и его неплодотворности. Подзаголовком этой пьесы вполне мог бы быть такой: «Современный человек в поисках своего Я». Пер Гюнт считает, что он действует во имя своего Я, когда употребляет всю энергию на то, чтоб сделать день­ги и стать преуспевающим. Он живет по принципу троллей: «Будь доволен собой», а не по человеческому принципу: «Будь самим собой». В конце жизни он обнаруживает, что его эксплуататор-ство и эгоизм помешали ему стать самим собой, а реализация Я возможна, лишь если ты продуктивен, если можешь дать жизнь своим возможностям. Нереализованные возможности Пер Гюнта являются, чтобы уличить его в «грехе» и указать действительную причину его неудачи — отсутствие продуктивности:

Клубки (на земле)

Мы — твои мысли; но нас до конца

Ты не трудился продумать.

Жизнь не вдохнул в нас и в свет не пустил,—

Вот и свились мы клубками!

Крыльями воли снабдил бы ты нас,—

Мы бы взвились, полетели,

А не катались клубками в пыли,

Путаясь между ногами.

Там же, часть II, акт V.—Пер. Б. Пастернака.

519

Сухие листья (гонимые ветром)

Лозунги мы — те, которые ты

Провозгласить был обязан!

Видишь, от спячки мы высохли все,

Лености червь источил нас;

Не довелось нам венком вкруг плода —

Светлого дела — обвиться!

Шелест в воздухе

Песни, тобою не спетые,— мы! Тщетно рвались мы на волю, Тщетно просились тебе на уста, Ты нас глушил в своем сердце, Не дал облечься нам в звуки, в слова! Горе тебе!

Капли росы (скатываясь с ветвей)

Слезы мы — те, что могли бы

Теплою влагой своей растопить

Сердца кору ледяную,

Если б ты выплакал нас! А теперь

Сердце твое омертвело;

Нет больше силы целительной в нас!

Сломанные соломинки

Мы — те дела, за которые ты

С юности должен был взяться.

Нас загубило сомненье твое.

Против тебя мы в день судный

С жалобой выступим — и обвиним!18

До сих пор мы занимались исследованием общих свойств пло­дотворной ориентации. Теперь мы должны попытаться рассмот­реть плодотворность, проявляющуюся в отдельных формах дея­тельности, так как только через конкретное и особенное можно полностью понять общее.

б. Плодотворная любовь и мышление

Человеческое существование характеризует тот факт, что чело­век одинок и обособлен от мира; не будучи в состоянии вынести обособленности, он вынужден искать родства и общности. Есть мно­го способов реализовать эту потребность, но только один из них не

18 Г. Ибсен. Пер Гюнт, действие V, сцена VI.— Собр. соч. Т. 2. М., 1956, с. 599—601. 520

приносит вреда человеку как уникальному существу; только один из них позволяет ему раскрыть свои силы в самом процессе отноше­ний. Парадокс человеческого существования в том, что человек дол­жен одновременно искать и близости, и независимости, общности с другими — и в то же время сохранения своей уникальности и осо­бенности19. Как мы показали, ответ на этот парадокс — и на мораль­ную проблему человека — дает плодотворность.

Плодотворные отношения с миром могут осуществляться по­средством деятельности и посредством постижения. Человек про­изводит вещи,и в процессе созидания он применяет свои силы к материи. Человек постигает мир,ментально и эмоционально, при помощи любви и разума. Сила разума дает ему возможность про­никать вглубь и постигать сущность предмета, вступая в актив­ные отношения с ним. Сила его любви дает ему возможность раз­рушить стену, отделяющую одного человека от другого. Хотя лю­бовь и разум — это всего лишь две различные формы постижения мира, и одна невозможна без другого, они являются выражения­ми различных сил — силы чувства и силы мышления, и, следова­тельно, их нужно рассматривать по отдельности.

Понятие плодотворной любви имеет мало общего с тем, что часто принято называть любовью. Вряд ли какое-нибудь другое слово окружено такой двусмысленностью и путаницей, как слово «любовь». Его используют для обозначения почти каждого чув­ства, не сопряженного с ненавистью и отвращением. Оно включа­ет все: от любви к мороженому до любви к симфонии, от легкой симпатии до самого глубокого чувства близости. Люди чувствуют себя любящими, если они «увлечены» кем-то. Они также называ­ют любовью свою зависимость и свое собственничество. Они в са­мом деле считают, что нет ничего легче, чем любить, трудность лишь в том, чтоб найти достойный предмет, а неудачу в обрете­нии счастья и любви они приписывают своему невезению в выбо­ре достойного партнера. Но вопреки всей этой путанице и приня­тию желаемого за должное любовь представляет собой весьма специфическое чувство; и хотя каждое человеческое существо обладает способностью любить, осуществление ее — одна из труд­нейших задач. Подлинная любовь коренится в плодотворности и поэтому собственно может быть названа «плодотворной любовью». Сущность ее одна и та же, будь это любовь матери к ребенку, любовь к людям или эротическая любовь между двумя индивида-

19 Это понятие отношения как синтеза общности и уникальности во многом сход­но с понятием «обособленность-привязанность» у Чарльза Морриса в кн. «Пути жизни» (Charles Morris. Paths of Life, N. Y., 1942), единственное отличие в том, что у Морриса в основу положен темперамент, а у меня — характер.

521

ми. (Что сущность ее та же и в любви к другим, и в любви к себе, это мы рассмотрим позднее20.) Хотя предметы любви различны и соот­ветственно различны глубина и качество любви к ним, определен­ные основные элементы присутствуют во всех формах плодотвор­ной любви. Это — забота, ответственность, уважение и знание.

Забота и ответственность означают, что любовь — это деятель­ность, а не страсть, кого-то обуявшая, и не аффект, кого-то «захва­тивший». Элемент заботы и ответственности в плодотворной любви замечательно описан в книге Ионы. Бог повелел Ионе пойти в Ни­невию предостеречь ее жителей, что они будут наказаны, если не исправят своих неправедных путей. Иона уклонился от своей мис­сии из боязни, что люди в Ниневии раскаются и Бог простит их. Он был человеком с развитым чувством порядка и закона, но без люб­ви. Однако его попытка к бегству привела его в чрево кита, символи­зирующее состояние изоляции и заточения, которое он навлек на себя отсутствием любви и солидарности. Бог спас его, и Иона пошел в Ниневию. Он проповедовал ее жителям то, что Бог велел ему; чего он опасался, то и случилось. Люди Ниневии раскаялись в своих грехах, исправили пути свои, и Бог простил их и решил не разру­шать город. Иона был разгневан и разочарован; он хотел, чтоб вос­торжествовала «справедливость», а не милосердие. Наконец, он об­рел некоторое успокоение в тени дерева, которое Бог взрастил, чтоб защитить Иону от солнца. Но когда Бог иссушил дерево, Иона впал в уныние и гневно выражал Богу свое недовольство. Бог отвечал: «Ты сожалеешь о дереве, над которым ты не трудился и которого не растил; которое в одну ночь выросло и в одну же ночь пропало. Мне ли не жалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадца­ти тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота?» Ответ Бога Ионе следует понимать символичес­ки. Бог объясняет Ионе, что сущность любви — «трудиться» ради чего-нибудь и «взрастить» что-нибудь, что любовь и труд — нераз­дельны. Человек любит то, ради чего он трудится, и человек трудит­ся ради того, что он любит.

История с Ионой дает понять, что любовь нельзя отделить от ответственности. Иона не чувствовал себя ответственным за жизнь братьев своих. Он, как и Каин, мог бы спросить: «Разве сторож я брату моему?» Ответственность — это не обязанность, наложен­ная на меня извне, она — мой ответ на чью-то надобность, небез­различную мне. Ответственность и ответ имеют один корень; быть ответственным — значит быть готовым к ответу.

Материнская любовь — самый общераспространенный и самый общепонятный пример продуктивной любви; сама ее сущность —

20 Глава IV. Себялюбие. Любовь к себе. Личный интерес. 522

забота и ответственность. Рождая ребенка, материнское тело «тру­дится» ради него, а после рождения материнская любовь состоит в напряженных усилиях взрастить дитя. Материнская любовь не за­висит от того, удовлетворяет ли ребенок определенным требовани­ям, чтоб быть любимым; материнская любовь безусловна, основана только на материнском отклике на надобности ребенка21. Неудиви­тельно, что материнская любовь была в искусстве и религии симво­лом высшей формы любви. На иврите любовь Бога к человеку и любовь человека к ближнему обозначается словом рахамим,корень которого рэхэм означает материнское лоно.

Но связь заботы и ответственности в любви между индивида­ми не столь очевидна; принято считать, что влюбленность — это уже вершина любви, в то время как на самом деле это — начало и только возможность обретения любви. Принято считать, что лю­бовь — это результат таинственного влечения двух людей друг к другу, некое событие, совершающееся само собой. Да, одиночество и сексуальные желания делают влюбленность легким делом, и здесь нет ничего таинственного, но это тот успех, который так же быстро уходит, как и пришел. Случайно любимыми не становят­ся; твоя собственная способность любить вызывает любовь так же, как и заинтересованность делает человека интересным. Лю­дей беспокоит вопрос, привлекательны ли они, при этом забыва­ется, что суть привлекательности — в их собственной способнос­ти любить. Любить человека плодотворно — значит заботиться о нем и чувствовать ответственность за его жизнь, не только за его физическое существование, но и за развитие всех его человечес­ких сил. Плодотворная любовь несовместима с пассивностью, со сторонним наблюдением за жизнью любимого человека; она оз­начает труд, заботу и ответственность за его развитие.

Несмотря на универсалистский дух монотеистических западных религий и прогрессивные политические концепции, обобщенные в идее, что «все люди сотворены равными», любовь к человечеству еще не стала привычным делом. На любовь к человечеству смотрят как на достижение, в лучшем случае следующее за любовью к инди­виду, или как на абстрактное понятие, осуществимое лишь в буду­щем. Любить одного человека — значит быть связанным с его чело-

 Ср. Аристотель о любви: «Кажется, что дружба состоит скорее в том, чтоб любить друга самому, а не в том, чтоб быть любимым им. Это видно по тому наслаждению, какое испытывает мать от любви к детям. Ибо иногда матери отдают своих детей на воспитание другим людям, и, зная, что это их дети, и любя их, они не ищут ответной любви, раз невозможно и любить, и быть любимой, но им, как видно, довольно видеть, что с их детьми все хорошо, а они отдают им свою любовь, даже если по неведению дети не воздают мате­ри того, что ей полагается».—«Никомахова этика». 1159 а, 27—33.

523

веческой сутью, с ним как с представителем человечества. Любовь к одному индивиду, если она отделена от любви к людям, можно отнести лишь к чему-то поверхностному и случайному; она непре­менно остается чем-то мелким. Хотя можно сказать, что любовь к взрослому человеку отличается от материнской любви настолько же, насколько взрослый человек отличается от беспомощного ре­бенка, все же следует сказать, что это отличие носит лишь условный характер. Все люди нуждаются в помощи и зависят друг от друга. Человеческая солидарность — это необходимое условие раскрытия любой единичной индивидуальности.

Забота и ответственность — составные элементы любви, но без уважения и знания любимого человека любовь вырождается в господство и собственничество. Уважение — это не страх и не благоговение; оно обозначает в соответствии с корнем этого сло­ва22 (respicere — вглядываться) способность видеть человека та­ким, каков он есть, понимать его индивидуальность и уникаль­ность. Нельзя уважать человека, не зная его; забота и ответствен­ность были бы слепы, если бы их не направляло знание индивиду­альности человека.

Для понимания плодотворного мышления предварительно сле­дует уточнить различие между разумом и сообразительностью.

Сообразительность — это человеческий инструмент достиже­ния практических целей, дающий возможность раскрыть те сто­роны вещей, знание которых необходимо для манипуляции веща­ми. Сама цель, или, что то же самое, предпосылки, на которых покоится «сообразительное» мышление, не подлежат сомнению, признаются само собой разумеющимися и как таковые могут быть или не быть рациональными. Это частное свойство понимания особенно ясно видно в его крайнем проявлении в случае паранои­ка. Например, его исходная посылка, что все люди в заговоре про­тив него,— иррациональна и ложна, но его мыслительные процес­сы, построенные на этой предпосылке, могут сами по себе демон­стрировать замечательную сообразительность. В своей попытке доказать этот параноидальный тезис он приводит в связь факты наблюдений и делает логические заключения, зачастую столь убе­дительные, что трудно доказать иррациональность его исходной посылки. Использование обычной сообразительности при реше­нии проблем, конечно, несводимо к таким патологическим фено­менам. По большей части наше мышление необходимо связано с достижением практических результатов, с количественными и «поверхностными» аспектами явлений, оно не вдается в проблему

22   Английское слово respect (уважение) происходит от латинского respicere.— Прим. перев.

524

правильности полагаемых целей и предпосылок и не пытается понять природу и качество явления.

Разум Имеет третье измерение — глубину, благодаря которой он проникает в суть вещей и процессов. Не будучи оторванным от практических жизненных целей (и я покажу сейчас, в каком смыс­ле это верно), он представляет собой не просто инструмент непосред­ственного действия. Его назначение — познавать, понимать, схваты­вать суть, вступать в отношения с вещами путем постижения их. Он проникает в глубь вещей, чтобы раскрыть их сущность, их скрытые связи и не лежащие на поверхности значения, их «смысл». Он не двумерен, а, так сказать, «перспективен», по выражению Ницше; то есть он схватывает все возможные перспективы и измерения, а не только практически уместные. Иметь дело с сущностью вещей — значит иметь дело не с чем-то «за» вещами, а с существенным, родо­вым и всеобщим, с наиболее общими и распространенными чертами явлений, освобожденными от всего поверхностного и случайного (не поддающегося логическому учету).

Теперь мы можем приступить к рассмотрению некоторых более специфических свойств плодотворного мышления. При плодотвор­ном мышлении субъект не безразличен к предмету, а находится под его воздействием и заинтересован в нем. Предмет не воспринимает­ся как что-то мертвое и отчужденное от тебя и твоей жизни, как что-то, о чем ты думаешь только отстраненно; напротив, субъект глубоко заинтересован в своем предмете, и чем теснее они связаны, тем плодотворнее работает мышление субъекта. Именно взаимосвязь между субъектом и объектом стимулирует мышление сильнее все­го. Для субъекта человек или любое явление становятся объектом мышления потому, что они ему интересны с точки зрения его инди­видуальной жизни или с точки зрения его человеческого существо­вания. Прекрасной иллюстрацией этому служит история о том, как Будда открыл «четыре истины». Он увидел мертвеца, больного чело­века и старика. Он, юноша, был глубоко поражен неотвратимостью человеческой судьбы, и его реакция на это наблюдение оказалась стимулом для размышления, в результате которого Будда создал свою теорию природы жизни и путей спасения человека. Такая ре­акция не была единственно возможной. Современный врач в такой же ситуации начинает думать о том, как бороться со смертью, болез­нью и старостью, но его мышление также задано его общей реакци­ей на предмет.

В процессе плодотворного мышления думающий мотивиро­ван своим интересом к объекту; он захвачен им и взаимодей­ствует с ним; он заботится о нем и отвечает за него. Но плодо­творное мышление характеризуется еще и объективностью, ува­жением думающего к своему объекту, способностью видеть объект

525

таким, каков он в действительности, а не таким, каким хотелось бы думающему. Эта полярность между объективностью и субъек­тивностью характерна для плодотворного мышления, как и для плодотворности вообще.

Быть объективным можно, только если мы уважаем вепщ, которые наблюдаем, т. е. если мы способны видеть их в их уни­кальности и взаимосвязи. Такое уважение по существу не отлича­ется от уважения, которое мы рассматривали в связи с любовью; в той мере, в какой я хочу понять нечто, я должен уметь видеть его таким, каково оно по своей природе; хотя это верно в отношении всех объектов мысли, это особенно важно при исследовании чело­веческой природы.

Другой аспект объективности дает о себе знать, когда плодотвор­ное мышление имеет дело с живыми и неживыми объектами: речь идет о видении целостности феномена. Если наблюдатель изолиро­ванно рассматривает один аспект объекта, не видя целого, он не су­меет надлежащим образом понять даже один этот аспект. На это, как на наиболее важный элемент плодотворного мышления, указал Вертхеймер. «Природа плодотворных процессов,— пишет он,— час- то такова: сбор данных и исследование начинаются с желания дос­тичь действительного понимания. Определенная область в зоне рас­смотрения становится решающей, на ней сосредоточивается внима­ние; но она не изолируется от других областей. Развивается новый, углубленный структурный подход к ситуации, включающий изме­нение значения функций, классификацию данных и т. д. Руковод­ствуясь тем, чего требует структура ситуации в решающей области, разум вырабатывает приемлемый прогноз, который — как и дру­гие части структуры — нуждается в прямой или непрямой верифи­кации. Имеют место два направления: получение логичной карти­ны целого и уяснение того, какие требования структура целого предъявляет к его частям»23.

Объективность требует не только видеть объект таким, каков он есть, но и видеть себя, каков ты есть, т. е. осознавать, каким образом ты, как изучающий, связан с объектом своего изучения. Плодотворное мышление, следовательно, определяется природой объекта и природой субъекта, вступающего во взаимоотношения с объектом в процессе мышления. Эта двойная детерминация и составляет объективность, в отличие от ложной субъективности, когда мыслящий не контролирует себя соотнесенностью с объек­том, и в результате мышление вырождается в предвзятое мнение, в принятие желаемого за должное, в фантазию. Но объективность не является, как это часто подразумевается в связи с ложной иде-

23 Max Wertheimer. Productive Thinking. N. Y., 1945, p. 167. См. также р. 192. 526

ей «научной» объективности, синонимом' абстрактности, отсут­ствия интереса и заботы. Как можно проникнуть сквозь поверх­ностную оболочку вещей в их причины и взаимосвязи, не имея живого и достаточно сильного интереса к такой трудной задаче? Как могут цели исследования формулироваться без учета интере­сов человека? Объективность означает не отстраненность, а ува-жение, т. е. способность не искажать и не фальсифицировать вещи, людей, себя. Но не субъективный ли подход наблюдателя, не его ли интересы служат причиной искажения мышления во имя по­лучения желаемых результатов? Разве не отсутствие личного ин­тереса служит условием научного исследования? Идея, что отсут­ствие заинтересованности является условием достижения исти­ны,— это ложная идея24. Вряд ли найдется какое-либо значитель­ное открытие или изобретение, на которое мыслителя не вдохно­вил его интерес. В самом деле, без заинтересованности мышление становится бесплодным и бессодержательным. Дело здесь даже не в том, имеет место интерес или нет, а в том, какого он сорта и какова его связь с истиной. Всякое плодотворное мышление сти­мулируется интересом изучающего. Не интерес сам по себе из­вращает идеи, а лишь те интересы, которые несовместимы с исти­ной, с раскрытием природы объекта в результате изучения.

Утверждение, что плодотворность — это внутренне присущая человеку способность, вступает в противоречие с идеей, что чело­век от природы ленив и к активности его нужно понуждать. Это старая мысль. Когда Моисей просил фараона позволить евреям уйти, чтоб они могли «в пустыне принести жертву Господу», фа­раон ответил: «Вы праздны, всего лишь праздны». По мысли фа­раона, рабский труд — это дело, а поклонение Богу — безделье. Ту же идею поддерживали все, кто хотел получать прибыль от активности других людей и не видел пользы в плодотворности, которую они не могли бы эксплуатировать.

Наша культура, кажется, дает наглядный пример прямо про­тивоположного. В течение последних столетий человек Запада был одержим идеей труда, потребностью в постоянной деятель­ности. Он почти не способен оставаться без дела хоть на короткое время. Однако это лишь видимость. Лень и вынужденная актив­ность являются не противоположностями, а двумя симптомами нарушения правильного функционирования человека. У невроти­ка мы часто обнаруживаем в качестве основного симптома неспо­собность выполнять работу, а у так называемого заорганизованно-

24. См. рассмотрение этого вопроса в «Идеологии и утопии» К. Мангейма (К. Mannhe­im. Ideology and Utopia. N. Y., 1936). См. перевод фрагментов указанной рабо­ты в кн.: Утопия и утопическое мышление. М. 1991, с. 113—169.— Прим. перев.

527

го человека — неспособность наслаждаться досугом ипокоем. Вынужденная активность не противоположна лени, а явзляется ее дополнением, и обе противоположны плодотворности.

Если плодотворная активность парализована, это ведет к не­активности и сверхактивности. Голод и принуждение ншкогда не бывают условиями плодотворной деятельности. И напрютив, сво­бода, материальная обеспеченность и организация общества, в котором труд может быть полным смысла проявлением способ­ностей человека, составляют факторы, способствующие проявле­нию естественного человеческого стремления плодотворно упот­ребить свои силы. Плодотворная деятельность характеризуется ритмичной сменой активности и покоя. Плодотворный труд, любовь и мышление возможны, только если человек может, когда необходимо, оставаться в покое и наедине с самим собой.. Возмож­ность прислушаться к самому себе — это предпосылка вюзможно-сти услышать других; быть в мире с самим собой — это необхо­димое условие взаимоотношений с другими людьми.

4. Ориентация в процессе социализации Как отмечалось в начале данной главы, жизненный про­цесс предполагает два вида отношений с внешним миром — асси­миляцию и социализацию. Первая была подробно рассмотрена в данной главе25, а о второй речь шла в «Бегстве от свободы», и потому я ограничусь здесь лишь кратким резюме.

Мы можем выделить следующие виды межличностных отноше­ний: симбиотический союз, отстраненность-деструктивностъ, любовь.

В симбиотическом союзе человек соединен с другими:, но утра­чивает или никогда не обретает своей независимости; о>н убегает от опасности одиночества, становясь частью другого человека, «по­глощаясь» этим человеком или «поглощая» его сам. Первый случай описывается в клинической практике как мазохизм. Ма­зохизм — это попытка человека избавиться от своего индивиду­ального Я, убежать от свободы и обрести безопасность, привязы­вая себя к другому человеку. Формы, какие принимает такая за­висимость, многочисленны. Она может рационализироваться как жертва, долг или любовь, особенно когда система культуры уза­конивает такой вид рационализации. Иногда мазохистские уст­ремления так сильно конфликтуют с теми частями личности, ко­торые устремляются к независимости и свободе, что последние воспринимаются как причиняющие боль и мучения.

Стремление поглотить других, садизм, активная форма симби-отической зависимости выступают во всех видах рационализа­ции как любовь, сверхпокровительство, «оправданное» превосход-

Включая любовь, которая рассматривалась вместе с другими пргоявлениями плодотворности ради более полного описания природы последне:й.

528

ство, «оправданная» месть и т. д.; она также выступает в соедине­нии с сексуальными влечениями как сексуальный садизм. Все формы садистского побуждения восходят к стремлению обрести полное господство над другим человеком, «поглотить» его и сде­лать беспомощным объектом чужой воли. Полное господство над бессильным человеком — это сущность активного симбиотичес-кого союза. Человек, над которым властвуют, воспринимается и рассматривается как вещьдля использования и эксплуатации, а не как человеческое существо, являющееся целью само по себе. Чем более эта жажда господства соединена с деструктивностью, тем более она жестока; но и благосклонное господство, часто вы­ступающее под маской «любви»,— это тоже проявление садизма. Хотя благосклонный садист хочет, чтоб его объект был богатым, сильным, преуспевающим, есть одна вещь, которой он всеми си­лами старается помешать: чтобы его объект стал свободным и независимым и, следовательно, перестал принадлежать садисту.

Бальзак в «Утраченных иллюзиях» дает поразительный при­мер благосклонного садиста. Он описывает взаимоотношения меж­ду юным Люсьеном и каторжником Вотреном, который высту­пает под личиной аббата. Вскоре после знакомства с молодым человеком, который только что пытался совершить самоубийство, аббат говорит: «Я подобрал тебя, я дал тебе жизнь, и ты принад­лежишь мне, как творение принадлежит творцу, как — в сказках Востока — ифрит принадлежит духу, как тело принадлежит душе. Властной рукой я поведу тебя по пути к власти; и тем не менее я обещаю тебе жизнь, полную удовольствий, почестей, нескончае­мых праздников. Ты никогда не будешь нуждаться в деньгах, ты будешь сверкать, ты будешь блистать; тогда как я, опустившись до низости покровительства, буду охранять здание твоего успеха. Я люблю власть ради власти! Я всегда буду наслаждаться твоиминаслаждениями, хотя я должен буду отказаться от них. Итак, я и ты будем одним существом... Я хочу любить свое творение, со­здать его по образу и подобию своему, короче — любить его, как отец любит сына. Я буду мысленно разъезжать в твоем тильбюри, мой мальчик, буду радоваться твоим успехам у женщин, буду говорить: "Этот молодой красавец — я сам"».

В то время как симбиотические отношения демонстрируют тес­ную связь и близость с объектом, хотя и за счет свободы и целостно­сти, отношения второго вида основаны на дистанции, отстраненно­сти и деструктивности.Чувство индивидуального бессилия может быть преодолено посредством отстраненности от других людей, вос­принимаемых как угроза. В известной мере отстраненность являет­ся частью нормального ритма во всех отношениях человека с миром, она необходима для сосредоточения, для умственной работы, для обработки материалов, мыслей, установок. Но в описанном здесь

529

феномене отстраненность становится главной формой связи с дру­гими людьми, так сказать, отрицающей связью. Ее эмоциональный эквивалент — чувство безразличия к другим, часто сопровождающе­еся компенсаторным чувством непомерного самомнения. Отстра­ненность и безразличие могут быть, но не обязательно бывают, осоз­нанными; как правило, в нашей культуре они в большинстве случа­ев скрываются за поверхностным интересом и общительностью.

Деструктивность — это активная форма отстраненности; им­пульс к разрушению других проистекает из страха быть разру­шенным ими. Поскольку отстраненность и деструктивность соот­ветственно представляют пассивную и активную формы одного и того же отношения, они часто в различных пропорциях смешаны вместе. Однако различий между ними больше, чем между актив­ной и пассивной формами симбиотического союза. Деструктив­ность является результатом более интенсивной и более полной блокировки плодотворности, чем отстраненность. Это извраще­ние жизненного импульса, энергия неизжитой жизни, трансфор­мированная в энергию, направленную на разрушение жизни.

Любовь представляет собой плодотворную форму отношения к другим и к самому себе. Она предполагает заботу, ответствен­ность, уважение и знание, а также желание, чтобы другой чело­век рос и развивался. Это проявление близости между двумя че­ловеческими существами при условии сохранения целостности каждым из них.

Как явствует из вышеизложенного, должно существовать оп­ределенное сродство между различными формами ориентации со­ответственно в процессах ассимиляции и социализации. Предло­женная схема представляет картину рассмотренных ориентации и сродства между ними26.

 

Ограничусь кратким комментарием. Рецептивная и эксплуа­таторская установки по виду межличностных связей отличаются от стяжательской. И рецептивная, и эксплуататорская установки предполагают определенный вид близости и тесного контакта с людьми, от которых надеются получить нужное или мирным пу­тем, или агрессивно. При рецептивной установке доминирующее отношение — подчиненность, мазохистское отношение: если я подчиняюсь более сильному человеку, он дает мне все, что мне нужно. Другой человек воспринимается как податель всех благ, и в симбиотическом союзе один получает все необходимое от дру­гого. Эксплуататорская же установка подразумевает обычно сади­стский тип отношений: если я силой отбираю у другого человека то, что нужно мне, я должен управлять им и сделать его бессиль­ным объектом моей власти.

В отличие от обеих этих установок стяжательское отношение предполагает отстраненность от других людей. Оно основывается не на ожидании получить вещи из внешнего источника всех благ, а на ожидании, что их можно накопить, не расходуя. Любой тес­ный контакт с внешним миром представляет угрозу для этого вида самодостаточной системы безопасности. Стяжательский ха­рактер будет склонен разрешать проблему взаимоотношений с другими путем отстраненности или — если внешний мир кажет­ся слишком огромным и грозным — путем разрушения.

Рыночная ориентация также основывается на отдаленности от других людей, но, в отличие от стяжательской ориентации, отда­ленность здесь принимает скорее дружественную, а не деструк­тивную форму. Сам принцип рыночной ориентации предполага­ет легкость контактов, поверхностность связей, а отдаленность от других существует лишь в более глубокой эмоциональной сфере. 5. Сочетание различных ориентации

Описывая различные виды неплодотворных ориентации и плодотворную ориентацию, я подходил к ним как к обособлен­ным явлениям ради того, чтоб яснее указать на их отличие друг от друга. Такая трактовка представляется необходимой из дидак­тических соображений, поскольку нам надо понять природу каж­дой ориентации, прежде чем мы сможем приступить к понима­нию их сочетаний, ведь характер никогда не являет какую-ни­будь одну из неплодотворных ориентации или исключительно пло­дотворную ориентацию.

Среди комбинаций различных ориентации нам нужно вве­сти разграничение между сочетанием неплодотворных ориен­тации между собой и сочетанием неплодотворной ориентации с плодотворной. Некоторые из первых имеют определенное срод-

531

ство друг сдругом; например, рецептивная чаще соединяется сэксплуататорской, чем состяжательской. Рецептивную и эксп­луататорскую ориентации объединяет тесный контакт собъек­том, в то время как стяжательской ориентации свойственна отстраненность от объекта. Тем не менее часто вступают в со­четание и менее сходные ориентации. Если мы хотим охарак­теризовать человека, нужно, как правило, определить, какая ориентация у него доминирует.

Сочетание неплодотворной и плодотворной ориентации тре­бует более тщательного рассмотрения. Нет человека, чья ориен­тация целиком плодотворна, и нет человека, полностью лишен­ного плодотворности. Но удельный вес плодотворной и непло­дотворной ориентации в характере каждого человека варьиру­ется и определяется качеством неплодотворных ориентации. В вышеизложенном описании неплодотворных ориентации мы исходили из того, что они доминируют в характере. Теперь мы должны дополнить это описание, признав, что определенные качества неплодотворных ориентации имеют место и в харак­тере, где доминирует плодотворнаяориентация. Здесь непло­дотворные ориентации не имеют негативного значения, как при их доминировании в характере, а различаются по их конструк­тивным качествам. Фактически описанные неплодотворные ориентации можно рассматривать как искажения ориентации, которые являются сами по себе нормальной и необходимой частью жизни. Каждое человеческое существо, чтобы выжить, должно обладать способностью брать вещи от других людей, овладевать вещами, сберегать их и обменивать.Человек дол­жен также обладать способностью следовать авторитету, руко­водить другими людьми, оставаться в одиночестве и отстаи­вать себя.Только если его способ обретения вещей и взаимоот­ношений с другими людьми по существу неплодотворен, то спо­собность брать, овладевать, сберегать и обменивать превращает­ся в жажду потреблять, эксплуатировать, стяжать, торговать, и это становится доминирующим способом жизни. Формы соци­альных установок у человека, по преимуществу ориентирован­ного плодотворно,— преданность, авторитетность, честность, настойчивость превращаются в подчиненность, господство, от­страненность, деструктивность у человека с преимущественной неплодотворной ориентацией. Всякая неплодотворная ориен­тация, следовательно, имеет положительную и отрицательную стороны, в соответствии с уровнем плодотворности в целост­ной структуре характера. Предложенный перечень положитель­ных и отрицательных сторон различных ориентации может служить иллюстрацией данного принципа.

532

533

моложавая ...................................ребячливая

устремленная вперед.....................не считающаяся с будущим ила

прошлым

свободомыслящая.........................без принципов и ценностей

общительная ................................неспособная к уединению

экспериментирующая ...................бесцельная

недогматичная .............................релятивистская

действенная .................................сверхактивная

любознательная............................бестактная

понятливая..................................умничающая

контактная ..................................неразборчивая

терпимая......................................безразличная

остроумная...................................глуповатая

щедрая.........................................расточительная

Положительная и отрицательная стороны не являются двумя отдельными классами синдромов. Каждую из этих черт можно представить превалирующей в данный момент точкой в конти­нууме, который задан уровнем плодотворной ориентации; раци­ональная систематическая аккуратность, например, имеет место при высоком уровне плодотворности, а если плодотворность сни­жается, эта черта характера все более вырождается в иррацио­нальную, педантическую, навязчивую «аккуратность», которая фактически отрицает сама себя. То же самое и с моложавостью, превращающейся в ребячливость, и с горделивостью, превращаю­щейся в самодовольство. Если учитывать только основные ориен­тации, мы видим колеблющийся итог вариабельности, вызван­ный тем, что

1) неплодотворные ориентации соединяются в различные ком­бинации, в зависимости от удельного веса каждой из них;

2) каждая из них качественно изменяется соответственно уров­ню наличествующей плодотворности;

3) различные ориентации могут действовать с разной силой в материальной, эмоциональной или интеллектуальной сфе­рах деятельности.

Если мы добавим к этой картине личности различие в темпе­раменте и одаренности, то можем легко понять, что конфигура­ция этих основных элементов в личности может проявляться в бесконечном числе вариаций.


Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 448; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!