Установка, к которой способно каждое человеческое существо, не искалеченное ментально и эмоционально.

Эрих Фромм

ХАРАКТЕР¹

1. Динамическая концепция характера

Черты характера считались и считаются в среде бихе­виористски ориентированных психологов синонимами свойств поведения. С этой точки зрения характер определяется как «мо­дель поведения, характерная для данного индивида»², в то время как другие авторы, подобно Вильяму Мак-Дугаллу, Р. Г. Гордону и Кречмеру, придавали особое значение волевому и динамичному элементам черт характера.

Фрейд развил не только первую, но также и наиболее последова­тельную и глубокую теорию характера как системы влечений, обус­лавливающих поведение, но не тождественных ему. Чтобы понять ценность фрейдовской динамической концепции характера, будет полезно сравнить поведенческие свойства с чертами характера. По­веденческие свойства описываются как то в поступках, что доступно наблюдению третьего лица. Так, например, поведенческое свойство «смелость» определялось бы как поведение, направленное на дости­жение определенной цели, когда человек не считается с риском ут­раты собственного комфорта, Свободы или жизни. Или бережливость как поведенческое свойство определялась бы как поведение, наце­ленное на сбережение денег или других материальных вещей. Одна­ко если мы исследуем мотивацию, и особенно бессознательную мо­тивацию, таких поведенческих свойств, то обнаружим, что за пове­денческим свойством кроются многочисленные и совершенно раз­личные черты характера. Смелое поведение может быть мотивиро­вано честолюбием, и тогда человек будет рисковать своей жизнью в определенных ситуациях ради того, чтоб удовлетворить свою страс­тную жажду быть предметом восхищения; оно может быть мотиви­ровано влечением к самоубийству, которое побуждает человека ис­кать опасности, ибо сознательно или бессознательно он не ценит свою жизнь или желает самоуничтожения; оно может быть мотивировано полнейшим отсутствием воображения, и тогда человек действует смело, потому что не осознает подстерегающей его опасности; нако­нец, оно может быть обусловлено искренней преданностью идее или цели, ради которых человек действует, и эта мотивация общеприз-нана в качестве источника смелости. Внешне поведение во всех этих примерах одно и то же, хотя мотивации различны. Я говорю «внеш­не» потому, что, если б можно было пронаблюдать такое поведение в

¹ Э. Фромм. «Человек для себя», гл. III: Человеческая природа и характер.

² Leland E.Hinsie and Jacob Shatzky. Psychiatric Dictionary, N. Y., 1940.

492

деталях, обнаружилось бы, что различия в мотивации приводят к трудноуловимым различиям в поведении. Например, офицер в сра­жении будет вести себя совершенно иначе в ситуации, где его отвага мотивирована преданностью идее, чем в ситуации, где она мотиви­рована честолюбием. В первом случае он не пойдет в атаку, когда риск не пропорционален достижению тактических целей. Если же, наоборот, им движет тщеславие, эта страсть может сделать его сле­пым по отношению к опасностям, угрожающим ему и его солдатам. В последнем случае его поведенческое свойство «смелость» — это, как ясно, то самое честолюбие. Другой пример — бережливость. Человек может быть экономным, потому что этого требует его мате­риальное положение; или он может быть бережливым потому, что обладает скупым характером, который побуждает к экономии ради самой экономии безотносительно к реальной необходимости. Здесь также мотивация несколько отлична от самого поведения. В первом случае человек способен очень хорошо отличить ситуацию, где ра­зумно — экономить, от ситуации, в которой разумнее — тратить деньги. Во втором случае он будет экономить, не считаясь с объек­тивной необходимостью. Другой фактор, обусловленный различи­ем мотивации, касается предсказуемости поведения. В случае со «смелым» солдатом, мотивом которого является честолюбие, мы можем предсказать, что он будет вести себя смело, только если сме­лость может быть вознаграждена. В случае с солдатом, который смел из-за преданности своему делу, мы обнаружим, что одобрение будет иметь мало влияния на его поведение.

У Фрейда концепция бессознательной мотивации тесно связана с его теорией волевой природы черт характера. Он признал то, что великие романисты и драматурги знали всегда: изучение характера, как показал это Бальзак, имеет дело с «силами, мотивирующими человека»; как личность действует, чувствует и мыслит — это в боль­шой степени обусловлено особенностями ее характера, а не просто результат рациональных ответов на реальные ситуации; «судьба че­ловека — это его характер». Фрейд признал динамичность черт ха­рактера и то, что склад характера человека представляет особую форму, служащую проводником жизненной энергии.

Фрейд попытался объяснить эту динамическую природу свойств характера, комбинируя свою характерологию со своей теорией либидо. В согласии с материалистическим мышлением того типа, какой преобладал в естественных науках в конце девятнадцатого века, когда энергия природных и психических явлений счита­лась субстанциальной, а не порождаемой в процессе взаимодей­ствий, Фрейд считал сексуальное влечение источником энергии характера. Привлекая множество сложных и блестящих доводов, он объяснял различные черты характера как «сублимации» или

493

«реактивные образования» в ответ на различные формы сексуаль ного влечения. Он истолковал динамическую природу черт ха рактера как действие их либидозного источника.

Прогресс психоаналитической теории наряду с прогрессо естественных и социальных наук привел к новой концепции, ос нованной не на идее изначально обособленного индивида, а на идее взаимоотношений человека с другими людьми, с природой самим собой. Была высказана мысль, что именно взаимоотноще ния направляют и регулируют проявление энергии в страстных влечениях человека. Г. С. Салливен, один из первых, кто выска­зал такую точку зрения, определил психоанализ как «изучение межличностных отношений».

Теория, представленная на следующих страницах, согласуется с фрейдовской характерологией в таких основных пунктах: призна­ние того, что черты характера обусловливают поведение и о них нужно судить по поведению; что черты характера конституируют силы, которые личность, несмотря на их могущество, может совер­шенно не осознавать. Эта теория также следует Фрейду в признании того, что фундаментальная сущность характера строится не на еди­ничном его свойстве, а является целостной структурой, из которой вытекает некое множество единичных свойств. Черты характера следует понимать как синдром, являющийся следствием этой осо­бой структуры, которую я буду называть ориентацией характера. Я коснусь только ограниченного числа черт характера, вытекающих непосредственно из основополагающей ориентации. С множеством других черт характера можно было бы поступить сходным образом и показать, что они также являются прямыми следствиями основ­ных ориентации или смесью этих первичных черт характера со свой­ствами темперамента. Однако большое число других свойств, обыч­но причисляемых к чертам характера, следовало бы отнести не к чертам характера в нашем понимании, а к свойствам темперамента или особенностям поведения.

Главное отличие предложенной здесь теории от теории Фрейда состоит в том, что фундаментальная основа характера мне видится не в различного типа либидозной организации, а в специфического вида отношениях личности с миром. В процессе жизни человек всту пает в отношения с миром 1) посредством овладения вещами и их ассимиляции и 2) посредством отношений с людьми (и с самим собой). Первое я называю процессом ассимиляции, второе - про цессом социализации. Обе формы отношений «открыты», а не ин стинктивно заданы, как у животного. Человек может овладевать вещами, получая или беря их из внешних источников или произво дя их посредством своих усилий. Но он должен овладевать ими и каким-то образом ассимилировать их, чтобы удовлетворить свои по

494

требности. Ктому же человек не может жить один, без связи с дру­гими людьми. Он должен объединяться с другими для защиты, для труда, для сексуального удовлетворения, для игры, для воспитания потомства, для передачи знаний и материальной собственности. Но, кроме того, он по необходимости связан с другими как один из них, как часть некоей группы. Полная обособленность непереносима инесовместима с нормальным психическим состоянием. И опять же человек может вступать в отношения с другими людьми по-разному: он может любить или ненавидеть, он может соперничать или сотруд­ничать; он может построить социальную систему, основанную на ра­венстве или авторитете, на свободе или насилии, но ондолжен так или иначе вступать в отношения, и форма этих отношений зависит от его характера.

Ориентации, посредством которых индивид вступает в отноше­ния с миром, определяют суть его характера; характер можно опре­делить как (относительно перманентную) форму, служащую про­водником человеческой энергии в процессе ассимиляции и социа­лизации.Это проведение психической энергии выполняет очень важ­ную биологическую функцию. Поскольку действия человека не обус­ловлены врожденными инстинктами, жизнь была бы в опасности, если б человеку приходилось обдумывать каждое действие, каждый шаг. Но многие действия должны совершаться намного быстрее, чем позволяет процесс сознательного обдумывания. Более того, если бы все поведение строилось на обдуманных решениях, в поступках было бы намного больше противоречий, чем допустимо при надлежащем функционировании. Согласно бихевиоризму, человек научается реа­гировать полуавтоматически, развивая навыки действия и мышле­ния, которые можно понимать аналогично условным рефлексам. Хотя эта точка зрения в известной мере верна, она не учитывает, что большинство характерных для человека и устойчивых к изменени­ям глубинных навыков и мнений обусловлены складом характера; через них выражена особая форма, которая является проводником энергии при данном складе характера. Систему характера у челове­ка можно считать заместителем системы инстинктов у животного. Раз энергия проводится определенным способом, в поступке непос­редственно выражается характер. Некий характер может быть не­желателен с этической точки зрения, но он по крайней мере позво-ляет человеку действовать вполне последовательно и освобождаться от бремени принятия всякий раз новых и обдуманных решений, Человек может устроить свою жизнь сообразно своему характеру и таким образом достичь определенного уровня соответствия между внутренней и внешней ситуациями. Более того, характер выполня­ет также функцию отбора идей и ценностей. Так как большинству людей кажется, что идеи независимы от эмоций и желаний и явля-

495

ются результатом логической дедукции, им представляется, что их жизненную позицию подтверждают их идеи и оценки, в то время как на самом деле последние являются таким же результатом их характера, как и их поступки. Такое подтверждение, в свою очередь, способствует закреплению сложившегося склада характера, так как позволяет ему казаться правильным и благоразумным.

Это не единственная функция характера — позволять индиви­ду действовать последовательно и «разумно»; характер также дает основу для приспособления индивида к обществу. Характер ре­бенка — это слепок с характера родителей, он развивается в ответ на их характер. Родители и их методы воспитания ребенка, в свою очередь, зависят от социальной структуры их культуры. Обычная семья — это «психический посредник» общества, и, приспосабли­ваясь к своей семье, ребенок обретает характер, позднее делаю­щий его приспособленным к задачам, предстоящим ему в соци­альной жизни. Он обретает такой характер, какой заставляет его хотеть делать то, что он должен делать, и суть этого характера таже, что и у большинства членов данного социального класса или культуры. Тот факт, что большинство членов некоего соци­ального класса или культуры обладают сходством значимых эле­ментов характера и что можно говорить о «социальном характе­ре», репрезентирующем суть склада характера, общую большин­ству членов данной культуры, указывает на степень участия в формировании характера социальных и культурных моделей. Но от социального характера мы должны отличать индивидуальный характер, благодаря которому внутри одной и той же культуры одна личность отличается от другой. Эти отличия отчасти обус­ловлены особенностями личностей родителей, а также психичес­кими и материальными особенностями, свойственными социаль­ной среде, в которой растет ребенок. Но они также обусловлены особенностями конституции каждого индивида, в частности осо­бенностями темперамента. Формирование индивидуального харак­тера определяется столкновением экзистенциальных пережива­ний, индивидуальных переживаний и тех, что обусловлены куль­турой, с темпераментом и физической конституцией индивида. Для двух людей среда никогда не бывает одной и той же, ибо особенности конституции заставляют их более или менее различ­но воспринимать одну и ту же среду. Лишь навыки действия и мышления, развившиеся в результате приспособления индивида к культурным моделям и не укорененные в характере личности, легко изменяются под воздействием новых социальных моделей. Если же поведение человека коренится в его характере, оно заря­жено⁴ устойчивой энергией и изменяется только в том случае, если в характере происходят функциональные изменения.

496

В предлагаемом анализе неплодотворные ориентации и пло­дотворнаяориентация разграничены. Следует отметить, что дан­ные понятия являются «идеальными типами»³, а не описаниями характера некоего данного индивида. Далее, хотя в дидактичес­ких целях они рассматриваются здесь раздельно, обычно харак­тер каждой личности представляет собой сочетание всех или не­которых из этих ориентации, однако одна из них доминирует. И наконец, я хочу заявить здесь, что при описании неплодотворных ориентации представлены лишь их отрицательные стороны, а положительные стороны кратко рассмотрены в последней части данной главы⁴.

2. Типы характера: неплодотворные ориентации

а. Рецептивная ориентация

При рецептивной ориентации человеку представляется, что «источник всех благ» лежит вовне, и он считает, что единствен­ный способ обрести желаемое — будь то нечто материальное или привязанность, любовь, знание, удовольствие — это получить его из этого внешнего источника. При такой ориентации проблема любви состоит почти исключительно в том, чтоб «быть любимым», а не в том, чтоб любить. Такие люди склонны к неразборчивости в выборе предмета любви, потому что быть любимыми кем-то — это для них такое захватывающее переживание, что они «бросаются» за всеми, кто предлагает им любовь или то, что похоже на любовь. Они чрез­вычайно чувствительны ко всякому отдалению или отпору со сторо­ны любимого человека. Такова же их ориентация и в сфере мышле­ния: если это интеллигенты, то они становятся самыми лучшими слушателями, поскольку ориентированы на восприятие идей, а не на их создание; предоставленные самим себе, они чувствуют себя пара­лизованными. Для этих людей характерно, что их первая мысль — найти кого-то другого, кто даст им нужную информацию, вместо того чтобы самим сделать хоть малейшее усилие. Если это люди религиозные, то их понятие о Боге таково, что они ждут всего от него и ничего от собственной активности. Не будучи религиозными, они относятся к людям и институтам совершенно так же: всегда ищут «магического помощника». Они демонстрируют своеобразный вид верности, в основе которой — благодарность к тому, кто питает

³ Термин М. Вебера — абстрактная конструкция, создаваемая в целях иссле­дования типичных свойств изучаемых объектов.— Прим. перев.

⁴ Предложенное описание неплодотворных ориентации, за исключением ры­ночной, следует клинической картине прегенитального характера у Фрейда и других авторов. Теоретическое различие становится очевидным при об­суждении стяжательского характера.

497

их, и страх потерять его. Поскольку они нуждаются в множестве тех, кто обеспечивает их безопасность, они вынуждены быть верны­ми многим людям. Им трудно сказать «нет», и они легко попадают в конфликт между верностью и обещанием. Раз они не могут ска­зать «нет», они любят говорить «да» всему и всем, и в результате паралич их критических способностей делает их слишком зависи­мыми от других.

Они зависят не только от авторитетов, дающих им знания, помощь, но вообще от людей, способных оказать какую бы то ни было поддержку. Они чувствуют себя потерянными, будучи пре­доставленными самим себе, поскольку считают, что ничего не ' способны делать без посторонней помощи. Эта беспомощность имеет решающее значение в тех действиях, которые по самой своей природе могут совершаться только самостоятельно — принятие решения или принятие ответственности. В личных отношениях, например, они спрашивают совета у того самого человека, относи­тельно которого они должны принять решение.

Люди рецептивного типа очень любят поесть и выпить. Они стремятся преодолеть тревожность и подавленность поеданием пищи и выпивкой. Рот у них очень характерен, зачастую он очень выразителен: губы приоткрыты, как будто постоянно ждут кор­межки. В их снах поедание пищи — это частый символ любви, а чувство голода — выражение фрустрации и разочарования.

Вообще мироощущение у людей рецептивной ориентации опти­мистичное и дружелюбное; у них есть определенное доверие к жизни и ее дарам, но они становятся тревожными и приходят в смятение, когда им грозит утрата «источника питания». У них часто есть ис­кренняя сердечность и желание помочь другим, но делают они что-то I для других также ради того, чтоб добиться их расположения, б. Эксплуататорская ориентация

Эксплуататорская ориентация, подобно рецептивной, имеет в качестве основной предпосылки ощущение, что источник всех благ находится вовне и ничего нельзя создать самому. Отли­чие между двумя этими ориентациями, однако, в том, что эксплу­ататорский тип не надеется получить что-либо от других в дар, а отнимает у них желаемое силой или хитростью. Такая ориента­ция распространяется на все сферы действий.

В области любви и чувств такие люди склонны присваивать и красть. Они испытывают влечение только к тем людям, которых они могут отнять у кого-то другого. Условием привлекательности для них служит привязанность человека к кому-то другому; они не склонны влюбляться в не привязанного ни к кому человека.

Мы обнаруживаем ту же установку и в области мышления и интеллектуальной деятельности. Такие люди будут склонны не со-

498

здавать идеи, а красть их. Это может проявляться прямо в форме плагиата или более скрыто, в форме парафраза идей, высказанных другими людьми, и настаивании, что эти идеи новы и являются их собственными. Поразительно, что зачастую люди больших умствен­ных способностей следуют этим путем, при том, что если б они по­ложились на собственные таланты, они вполне могли бы сами созда­вать свои идеи. Отсутствие оригинальных идей или независимого творчества у иных одаренных людей часто объясняется ориентаци­ей их характера, а не каким-то врожденным отсутствием ориги­нальности. Это положение сохраняется и в ориентации в сфере мате­риальных вещей. Вещи, которые они могут отобрать у других, все­гда кажутся им лучше тех, какие они могут создать сами. Они ис­пользуют и эксплуатируют все и всякого, из чего или из кого они могут что-то выжать. Их девиз: «Краденый плод — самый слад­кий». Поскольку они хотят использовать и эксплуатировать людей, они «любят» тех, кто прямо или косвенно может стать объектом эксплуатации, и им «наскучивают» те, из кого они уже выжали всё. Крайний пример — клептоман, который наслаждается только теми вещами, какие можно украсть, хотя у него достаточно денег, чтоб купить их. Символом этой ориентации, кажется, может служить язвительная гримаса, которая часто бывает отличительной чертой таких людей. Не ради игры слов стоит отметить, что они часто дела­ют «язвительные» замечания в адрес других людей. Их установка окрашена смесью враждебности и манипуляции. Каждый человек рассматривается как объект эксплуатации и оценивается по его по­лезности. Вместо доверчивости и оптимизма, свойственных рецеп­тивному типу, здесь мы обнаруживаем подозрительность и цинизм, зависть и ревность. Поскольку они удовлетворяются только вещами, которые могут отнять у других, они склонны переоценивать то, что принадлежит другим, и недооценивать свое собственное.

в. Стяжательская ориентация

Стяжательская ориентация совершенно отлична от рецеп­тивного и эксплуататорского типов, сходных в том, что оба надеются получить вещи из внешнего мира. Данная же ориентация дает лю­дей, мало верящих в то, что они могут получить из внешнего мира что-то новое; их безопасность основывается на стяжательстве и эко­номии, а траты они воспринимают как угрозу. Они окружают себя как бы защитной стеной, и их главная цель — как можно больше в свое укрытие приносить и как можно меньше из него отдавать. Их скупость распространяется как на деньги и материальные вещи, так и на чувства и мысли. Любовь для них — это, по существу, облада­ние: сами они не дают любви, но стараются получить ее, завладевая «любимым». Ориентированный на стяжательство человек часто де­монстрирует особый вид верности людям и даже воспоминаниям.

499

Его сентиментальность превращает прошлое в золотой век; он дер­жится за прошлое и предается воспоминаниям о прежних чувствах и переживаниях. Такие люди всё знают, но они бесплодны и не спо­собны к плодотворному мышлению.

Их также можно узнать по выражению лица и жестикуляции. У них плотно сжаты губы; у них характерные жесты погруженных в себя людей. Если у рецептивного типа жесты как бы манящие и плавные, у эксплуататорского — агрессивные и резкие, то у стяжа­тельского жесты чопорные, как будто эти люди хотят обозначить границы между собой и внешним миром. Другой характерный элемент их установки — педантичная аккуратность. У стяжателя всегда упорядочены вещи, мысли и чувства, но опять же, как и в случае с памятью, его аккуратность бесплодна и ригидна. Он терпеть не может, если вещи не на своем месте, и будет автоматически при­водить их в порядок. Внешний мир для него — это угроза вторже­ния в его оборонную позицию; аккуратность означает подчинение себе внешнего мира путем водворения его и удержания на надлежа­щем месте, чтоб избежать опасности вторжения. Его маниакальная чистоплотность — это еще одно выражение потребности устранить­ся от контакта с внешним миром. Вещи за пределами его собствен­ного мира воспринимаются как опасные и «нечистые»; он аннули­рует угрожающий контакт путем маниакального омовения, похо­жего на религиозный ритуал омовения, предписанный после кон­такта с нечистыми вещами и людьми. Вещи нужно класть не только на надлежащее место, но и в надлежащее время: навязчивая пунк­туальность — это характерная черта стяжательского типа; это еще одна форма подчинения себе внешнего мира. Раз внешний мир вос­принимается как угроза оборонной позиции, то логической реакци­ей будет упрямство. Постоянное «нет» — это почти автоматическая защита от вторжения; упрямо стоять на своем — вот ответ на угрозу атаки извне. Такие люди склонны считать, что обладают только не­ким ограниченным запасом силы, энергии и ментальных способно­стей и этот запас тает, исчерпывается и никогда не пополнится. Они не могут понять, что все жизненные субстанции обладают функцией самовосполнения и активность и трата сил увеличивают энергию, в то время как инертность ее парализует; для них смерть и разруше­ние обладают большей реальностью, чем жизнь и развитие. Акт творчества — это чудо, о котором они слышали, но в которое не верят. Их высшие ценности — порядок и безопасность; их девиз: «Нет ничего нового под солнцем». В отношениях с другими людьми близость для них — угроза: или отстраненность, или обладание людь­ми — вот в чем их безопасность. Стяжатель склонен к подозритель­ности и имеет особое чувство справедливости, выражаемое так: «Мое — это мое, а твое — это твое».

500

г. Рыночная ориентация

Рыночная ориентация развилась в качестве доминиру­ющей только в современную эпоху. Чтобы понять ее природу, нужно принять во внимание экономическую функцию рынка в современном обществе, не только задающего модель данной ори­ентации характера, но и являющегося основой и главным усло­вием ее развития у современного человека.

Товарообмен — один из старейших экономических механизмов. Традиционный локальный рынок, однако, существенным образом отличается от рынка, каким он стал при современном капитализме. Товарообмен на локальном рынке давал возможность встретиться для обмена товарами. Производители и потребители были знакомы; они представляли собой сравнительно небольшие группы; спрос был более-менее известен, так что производитель мог производить това­ры, ориентируясь на этот определенный спрос.

Современный рынок⁵ уже не место встречи, а механизм, отли­чительная черта которого — абстрактный и безличный спрос. Производитель работает на этот рынок, а не на известный круг потребителей; вердикт рынка основывается на законах спроса и предложения: и рынок определяет, какой из товаров может быть продан и за какую цену. Независимо от того, какова полезная ценность,например, пары ботинок, если предложение превышает спрос, эти ботинки будут обречены на экономическую смерть; их вообще можно было бы не производить. Рыночный день — это «судный день» для меновой ценности товаров.

Читатель может возразить, что такое описание рынка грешит упрощенностью. Производитель пытается определить спрос зара­нее, а при монопольных условиях даже обретает некую степень контроля над ним. И тем не менее регулирующая функция рын­ка была и все еще остается достаточно властной, чтоб иметь глу­бокое влияние на формирование характера городского среднего класса, а благодаря социальному и культурному влиянию после­днего — на все население. Рыночное понятие ценности, превос­ходство меновой ценности над полезной привело к сходному по­нятию ценности в отношении людей и, в частности, в отношении человека к самому себе. Ориентацию характера, коренящуюся в восприятии себя как товара, а собственной ценности как мено­вой, я называю рыночной ориентацией.

В наше время рыночная ориентация получила ускоренное разви­тие с развитием нового — «личностного рынка», который является феноменом последних десятилетий. Клерки и продавцы, админист-

Исследование истории и функций современного рынка см. в кн.: К. Polanyi. The Great Transformation. N.Y., 1944.

501

раторы и врачи, адвокаты и художники — все представлены на этом рынке. Правда, их правовой статус и экономическое положение раз личны: одни независимы, взимая плату за свои услуги; другие рабо­тают по найму, получая жалованье. Но материальный успех у всех зависит от признания их личности теми, кто платит за их услуги или нанимает на работу за жалованье.

Принцип оценки и на личностном рынке, и на товарном один а тот же: на первом на продажу предлагаются личности, на втором — товары. Ценностью в обоих случаях является меновая ценность, для которой полезная ценность необходимое, но не достаточное условие. Правда, наша экономическая система не могла бы функциониро­вать, если бы люди не были искусны в том деле, какое им надлежит исполнять, и обладали лишь приятной личностью. Даже самые изыс­канные манеры в обращении с больными и самый красиво обстав­ленный офис на Парк-авеню не принесут успеха нью-йоркскому врачу, если он не обладает минимумом знаний и опыта. Какой бы обая- тельной личностью ни была секретарша, это не спасет ее от потери места, если она не умеет быстро и грамотно печатать на машинке. Однако если мы зададимся вопросом, каков удельный вес мастер-ства и личностной ценности как условий успеха, то обнаружим, что только в исключительных случаях успех оказывается преимуще-ственно результатом мастерства и каких-то других человеческих качеств, вроде искренности, порядочности и честности. Хотя соотно- шение мастерства и человеческих качеств, с одной стороны, и «лич- ности» — с другой, как необходимых условий успеха, изменчиво, «личностный фактор» всегда играет решающую роль. Успех зави-сит по большей части от того, насколько хорошо человек умеет про- дать себя на рынке, насколько хорошо он умеет подать себя, на- сколько привлекательна его «упаковка»; насколько он «бодр», «кре- пок», «энергичен», «надежен», «честолюбив»; к тому же каково его семейное положение, к какому клубу он принадлежит, знается ли он с нужными людьми. Тип желательной личности зависит от достиг- нутого человеком уровня в той специальной области, где он работа­ет. Биржевой маклер, продавец, секретарша, железнодорожный слу­жащий, преподаватель колледжа или управляющий отелем — каж- дый должен предложить требуемый тип личности, который, вне зависимости от его особенностей, должен удовлетворять одному ус- ловию: пользоваться спросом.

Тот факт, что чтобы добиться успеха, недостаточно обладать умением и умственным багажом для выполнения поставленной задачи, но нужно еще быть способным вступить в состязание со многими другими, формирует у человека определенную установку по отношению к самому себе. Если бы для достижения жизнен­ных целей было достаточно полагаться на то, что ты знаешь и

502

умеешь делать, самооценка была бы пропорциональна собствен­ном способностям, т. е. собственной полезной ценности; но по-скольку успех зависит по большей части от того, как ты умеешь продать свою личность, то ты воспринимаешь себя как товар или, вернее, и как продавца, и как товар одновременно. Человек забо­тится не о своей жизни и счастье, а о том, чтоб стать ходким товаром. Это чувство можно было бы сравнить с чувством товара, например с чувством сумок на прилавке, если б они могли чув­ствовать и мыслить. Каждая сумка старалась бы быть как молено «привлекательнее», чтобы привлечь покупателей, и выглядеть как можно дороже, чтоб получить цену выше, чем ее соперницы. Сум­ка, проданная по самой высокой цене, чувствовала бы себя из­бранницей, поскольку это означало бы, что она самая «ценная» из сумок; а та, которая не была продана, чувствовала бы себя печаль­ной и прониклась бы сознанием собственной никчемности. Та­кая судьба могла бы выпасть сумке, которая, несмотря на свой отличный вид и удобство, имела несчастье выйти из моды.

Подобно сумке, человек должен быть в моде на личностном рын­ке, а чтобы быть в моде, ему нужно знать, какой вид личности пользу­ется повышенным спросом. Это знание сообщается в общем виде на протяжении всего процесса воспитания, от детского сада до коллед­жа, и восполняется в семье. Однако знания, полученного на этой ранней стадии, недостаточно; оно подчеркивает только некоторые общие качества, такие, как приспособляемость, честолюбие и чут­кость к меняющимся ожиданиям других людей. Более точную кар­тину моделей успеха дают другие источники. Иллюстрированные журналы, газеты, кинохроника на разный лад демонстрируют порт­реты и жизненные истории преуспевающих людей. Ту же функцию выполняет и реклама. Преуспевающий служащий, чей портрет по­мещен в рекламе мужской одежды,— это образец того, как нужно выглядеть и каким быть, если хочешь заработать «большие деньги» на современном личностном рынке.

Самое важное средство передачи обычному человеку образа желательной личности — это кино. Молодая девушка старается в выражении лица, в прическе, в жестах подражать высокооплачи­ваемой звезде, считая все это самым многообещающим путем к успеху. Молодой человек старается быть похожим на героя, ко­торого видит на экране. Хотя обычный человек имеет мало кон­тактов с жизнью самых преуспевающих людей, его отношения со звездами кино — дело другого рода. Да, он не имеет реального контакта и с ними, но он может снова и снова видеть их на экране, может написать им и получить их карточку с автографом. В от­личие от тех времен, когда актер был социально унижен, но тем не менее передавал своей аудитории творения великих поэтов,

503

наши кинозвезды не служат передаче великих творений или идей, их функция — служить как бы связующей нитью между обыч ным человеком и миром «великих». Даже если обычный чело-век и не может надеяться стать таким же преуспевающим, как они, он может стараться подражать им: они его святые, и благода-ря своему успеху они воплощают определенные нормы жизни.

Поскольку современный человек воспринимает себя и как про­давца, и как товар для продажи на рынке, его самооценка зависит от условий,ему неподвластных. Если он «преуспевает» — он ценен; если нет — он лишен ценности. Степень неуверенности, являющей-ся результатом данной ориентации, трудно переоценить. Если чело-век чувствует, что его ценность определяется не его человеческими качествами, а успехом в рыночной конкуренции с ее постоянно ме-няющимися условиями, его самооценка непременно будет шаткой и постоянно будет нуждаться в подтверждении со стороны других людей. Если человек вынужден неуклонно пробиваться к успеху и любая неудача являет жестокую угрозу его самооценке, то результа-том будет чувство беспомощности, неуверенности и неполноценное-ти. Если превратности рынка выступают мерилом ценности челове-ка, чувства собственного достоинства и самоуважения разрушаются. Проблема не только в самоуважении и самооценке, но и в вое-приятии себя как независимого существа, в идентичности самому себе.Как мы увидим позднее, зрелый и плодотворный индивид черпает свое чувство идентичности в ощущении себя творцом, когда он сам и его силы — это нечто единое; такое самоощущение можно выразить короткой фразой: «Я — то, что я делаю». При рыночной ориентации человек сталкивается со своими собственными силами, как с товаром, отчужденным от него. Он не един с ними, и они скрыты от него, потому что значение имеет не его самореализация в процессе их использования, а его успех в процессе их продажи. И его силы, и то, что ими создано, отчуждаются от него, становятся чем-то от него отличным, чем-то, что другие будут оценивать и ис- пользовать; в результате его чувство идентичности становится та- ким же неустойчивым, как и самооценка; заключительная реплика во всех возможных здесь ролях: «Я — то, чего изволите».

Такое самоощущение Ибсен выразил в Пер Гюнте: Пер Гюнт пытается открыть свое Я и обнаруживает, что оно подобно луко- вице — можно снимать слой за слоем, а сердцевины так и ненайдешь. Поскольку человек не может жить, сомневаясь в своей идентичности,он должен при рыночной ориентации черпать чув- ство идентичности не в самом себе и в своих силах, а в мнении других о себе. Его престиж, положение, успех, известность дру- гим как некоего определенного лица становятся замещением под- линного чувства идентичности. Такая ситуация ставит его в пол-504

ную зависимость от того, как другие воспринимают его, и вынуж­дает придерживаться роли, однажды уже принесшей ему успех, раз я и мои силы отделены друг от друга, то, конечно, мое Я определяется ценой, какую за меня дали.

Способ, каким человек воспринимает других, не отличается от способа самовосприятия. Других, как и самого себя, воспринимаешь как товар; они тоже представляют не себя, а ту свою часть, какая идет на продажу. Различие между людьми сводится к простому ко­личественному показателю большей или меньшейуспешности, при­влекательности и так и оценивается. Этот процесс не отличается от того, что происходит с товарами на рынке. Произведение живописи и пара ботинок могут быть выражены в их меновой стоимости и сведены к их цене; множество пар ботинок будет «равно» одному произведению живописи. Так же и различие между людьми подво­дится под один общий знаменатель — их цену на рынке. Их инди­видуальность, то, что в них своеобразно и уникально, лишается цен­ности, это — балласт. Значение, каким наделяется слово «своеобра­зие»,служит явным показателем такой установки. Вместо опреде­ления величайших достижений человека, достижений, развивших его индивидуальность, оно стало почти синонимом слова «стран­ность».Слово «равенство» тоже изменило свое значение. Идея, что все люди сотворены равными, подразумевает, что все люди имеют одно и то же неотъемлемое право считаться целями, а не средства­ми. Сегодня равенство стало эквивалентом взаимозаменяемости, а это уже прямое отрицание индивидуальности. Равенство вместо того, чтоб быть условием развития своеобразия каждого человека, озна­чает изжитие индивидуальности, «самоотказ», характерный для ры­ночной ориентации. Равенство связывалось с различием, а стало си­нонимом «без-различия»; и в самом деле, безразличие — это как раз то, что характеризует отношение современного человека к само­му себе и к другим.

Такая ситуация по необходимости окрашивает все человечес­кие отношения. Когда индивидуальным «я» пренебрегают, отно­шения между людьми по необходимости должны стать поверхно­стными, потому что в отношения вступают не сами люди, а взаи­мозаменяемые товары. Люди не в состоянии, да и не могут позво­лить себе считаться с тем, что в каждом из них уникально и «свое­образно». Однако рынок порождает своего рода товарищество. Каждый вовлечен в одну и ту же конкурентную борьбу, участвует в одной и той же погоне за успехом; все встречаются с одними и теми же требованиями рынка (или по крайней мере верят, что это так). Каждый знает, что чувствуют другие, потому что все в од­ной лодке: предоставленные самим себе, страшащиеся неудачи, жаждущие угодить; в этой борьбе не щадят и не ждут пощады.

505

Поверхностный характер человеческих отношений побужда­ет многих надеяться, что они могут обрести глубину и силу чувств в индивидуальной любви. Но любовь к одному человеку и любовь к ближнему неразделимы; в любой из культур любовные отноше­ния — это только более сильное выражение формы родства со всеми людьми, преобладающей в данной культуре. И потому ил­люзия — ожидать, что одиночество человека с рыночной ориента­цией можно излечить индивидуальной любовью.

Мышление, так же как чувствование, определяется рыночной ориентацией. Мышление берет на себя функцию быстро схватывать ситуацию, чтобы иметь возможность успешно ею манипулировать. При широком и эффективном образовании это ведет к высокому уровню сообразительности, но не разума. Для манипуляции необхо­димо знать лишь поверхностные свойства вещей, верхи. Истина, до­бываемая проникновением в сущность явления, становится вышед­шим из употребления понятием,— истина не только в донаучном смысле «абсолютной» истины, догматически сохраняемая без учета эмпирических данных, но также и истина, добытая человеческим разумом в результате наблюдений и открытая проверкам. Боль­шинство тестов на сообразительность ориентированы на этот вид мышления; они проверяют не столько способности разума и пони­мания, сколько способность быстрой ментальной адаптации к по­ставленной задаче; «тесты ментального приспособления» — вот са­мое подходящее для них название⁶.

Этому мышлению свойственно оперирование категориями срав­нения и количественного измерения, а не тщательный анализ того или иного феномена и его качеств. Все проблемы равно «интерес­ны», и нет смысла углубляться в разграничение их по степени важности. Само знание становится товаром. И здесь человек от­чужден от своих сил; мышление и знание воспринимаются как инструмент для производства результатов. Познание человеком самого себя, психология, которая в великой традиции западного мышления считалась условием добродетели, правильной жизни, счастья, выродилась в инструмент для лучшего манипулирования другими и самим собой в рыночных изысканиях, в политичес­кой пропаганде, в рекламе и т. д.

Наконец, этот тип мышления имеет глубокое влияние на нашу систему образования. От начальной до высшей школы цель обу­чения состоит в том, чтоб накопить как можно больше информа­ции, главным образом полезной для целей рынка. Студентам положено изучить столь многое, что у них едва ли остается время

 

См. Ernest Schachtel, «Zum Begriff und zur Diagnosis der Persoenlichkeit in «Perso­nality Tests», Zeitschrift, fuer Sozialforschung, Jahrgang 6, 1937, pp. 597—624.

506

и силы думать. Не интерес к изучаемым предметам или к позна­нию и постижению как таковым, а знание того, что повышает меновую стоимость,— вот побудительный мотив получения более широкого образования. Мы обнаруживаем довольно большой энтузиазм к познанию и образованию, но вместе с тем скептичес­кое и презрительное отношение к якобы непрактичному и беспо­мощному мышлению, которое имеет дело «только» с истиной и не имеет меновой ценности на рынке.

Хотя я представил рыночную ориентацию как одну из неплодот­ворных, она настолько отличается от других, что ее следует выде­лить в особую категорию. Рецептивная, эксплуататорская и стяжа­тельская ориентации имеют одно общее свойство: каждая из них представляет одну из форм человеческих установок, которая, доми­нируя в человеке, является специфичной для него и его характери­зует. (Позднее будет показано, что четыре эти ориентации не обяза­тельно обладают уже описанными отрицательными качествами.) Рыночная же ориентация не развивает что-то, уже потенциально наличествующее в человеке (если мы не сделаем абсурдного заявле­ния, что «ничто» — это тоже часть человека); сама ее природа в том, что не развивается никакого специфического и перманентного вида отношений, но сама изменчивость установок и составляет единствен­ное перманентное свойство такой ориентации. При этой ориента­ции развиваются те свойства, которые можно пустить на продажу. Доминирует не какая-то одна частная установка, а пустота, которую можно скорейшим образом наполнить желательным свойством. Но такое свойство перестает быть свойством в истинном значении это­го слова; оно только роль, претензия на свойство, готовое тут же замениться другим, более желательным. Так, например, иногда же­лательна респектабельность. Служащий в определенных сферах пред­принимательства должен впечатлять публику той надежностью, сте­пенностью и респектабельностью, какие в самом деле отличали мно­гих предпринимателей девятнадцатого века. Подыскивается чело­век, способный внушать доверие, поскольку он выглядит так, как если бив самом деле обладал указанными свойствами; что этот человек продает на личностном рынке, так это свою способность соответствовать желательному образу; что он представляет собой вне этой роли не имеет значения и никого не касается. Его самого интересует не собственное достоинство, а то, что он сможет за себя выручить на рынке. Предпосылкой рыночной ориентации являет­ся пустота, отсутствие всякого специфического свойства, которое не может быть предметом обмена, поскольку любая устойчивая черта характера в один прекрасный день может вступить в конфликт с требованиями рынка. Какие-то роли могут не согласовываться с осо­бенностями человека; следовательно, нужно расстаться с ними — не

507

с ролями, а с особенностями. Рыночная личность должна быть сво­бодна, свободна от всякой индивидуальности.

Описанные ориентации характера ни в коем случае не следует отделять друг от друга, как может показаться возможным из этого краткого обзора. Например, у человека может преобладать рецеп­тивная ориентация, но обычно она соединяется с какой-то другой или со всеми вместе. Хотя позднее я рассмотрю различные сочета­ния ориентации, в данный момент я хочу подчеркнуть, что все ори­ентации имеют свою долю в человеческом жизнеустройстве, а доми­нирующее положение той или иной специфической ориентации в большой степени зависит от особенностей культуры, в которой живет индивид. Хотя более подробный анализ связи различных ориента­ции с социальными моделями следует оставить исследованию, пред­метом которого станут проблемы социальной психологии, я хотел бы высказать здесь предварительную гипотезу касательно того, как социальные условия способствуют преобладанию того или иного из четырех неплодотворных типов. Следует отметить, что значение ана­лиза взаимосвязи ориентации характера с социальной структурой не только в том, что он помогает нам понять некоторые из наиболее важных факторов формирования характера, но также и в том, что он раскрывает роль специфических ориентации (в той мере, в какой они присущи большинству членов некоей культуры или социально­го класса) как мощных эмоциональных факторов, действие которых мы должны знать, чтобы понять функционирование общества. Учи­тывая общепризнанность воздействия культуры на личность, я хо­тел бы отметить, что взаимоотношение между обществом и индиви­дом не следует понимать в том смысле, что культурные модели и социальные институты просто «воздействуют» на индивида. Взаи­модействие идет глубже; вся личность обычного индивида штампу­ется по образцу отношений, принятых между людьми, и здесь на­столько велика решающая роль социально-экономической и поли­тической структуры общества, что в принципе из анализа одного индивида можно вывести представление о всей социальной струк­туре, в которой он живет.

Рецептивную ориентацию можно часто обнаружить в обществах, где за одной группой закреплено право эксплуатировать другую. Поскольку эксплуатируемая группа не имеет ни сил изменить ситу-ацию, ни идеи об изменении, она будет склонна почтительно взирать на эксплуататоров как на своих благодетелей, от которых она полу­чает все, что может дать жизнь. Независимо от того, как мало раб получает, он считает, что собственными силами не мог бы добиться и меньшего, поскольку структура этого общества внушила ему, что он не способен что-то организовать и действовать активно и разум­но. Что касается современной американской культуры, то на пер-

508

вый взгляд кажется, что рецептивная установка здесь полностью отсутствует. Вся наша культура с ее идеями и практикой отвергает рецептивную ориентацию и делает акцент на том, что каждый дол­жен сам о себе заботиться, отвечать за самого себя и полагаться на собственную инициативу, если он хочет «чего-то достичь». Однако, хотя рецептивная ориентация не поощряется, она вовсе не отсут­ствует. Необходимость приспосабливаться и угождать, рассмотрен­ная на предыдущих страницах, ведет к чувству неуверенности, кото­рое служит источником изощренной рецептивности у современного человека. Она особенно проявляется в отношении к «экспертам» и к общественному мнению. Люди надеются, что в каждой сфере дея­тельности есть эксперт, который может сказать им, как обстоят дела и как нужно действовать, а все, что требуется от них,— это слушать­ся эксперта и довериться его идеям. Есть эксперты по науке, экспер­ты по счастью, а писатели становятся экспертами в искусстве жить уже лишь потому, что они авторы бестселлеров. Эта трудноразличи­мая, но довольно распространенная рецептивность принимает несколь­ко гротескные формы в современном «фольклоре», развивающемся при активном содействии рекламы. Хотя каждый знает, что в ре­альности схемы «быстрого обогащения» не работают, множество людей предаются мечтам о легкой жизни. Рецептивность проявля­ется и в отношении к техническим новинкам; автомобиль, не требу­ющий переключения скоростей, авторучка, с которой не нужно во­зиться, чтоб снять колпачок,— вот наугад выбранные примеры та­кой фантазии. Более всего рецептивность преобладает в схемах, ка­сающихся счастья. Вот характерная цитата. «Эта книга,— говорит автор,— расскажет тебе, как стать вдвое счастливее, здоровее, энер­гичнее, увереннее, способнее и беззаботнее, чем ты был прежде. Тебе не нужно следовать трудоемкой ментальной или физической про­грамме; тут все намного проще... Предложенный здесь путь к обе­щанной выгоде может показаться странным, поскольку мало кто из нас может вообразить достижение, не требующее усилий... И все же это так, в чем ты скоро убедишься»⁷.

Эксплуататорский характер с его девизом: «Я беру то, что мне нужно» — заставляет нас вспомнить о предках, пиратах и феода­лах, а затем о магнатах-грабителях девятнадцатого века, эксплу­атировавших природные ресурсы континента. «Парии» и «аван­тюристы», по терминологии Макса Вебера, капиталисты, скитаю­щиеся по земле в поисках наживы, были людьми такого сорта, чьей целью было купить подешевле, а продать подороже, кто бе­зоглядно добивался власти и богатства. Свободный рынок, как он сложился на основах конкуренции в восемнадцатом и девятнад-

⁷ Hal Falvey. Ten Seconds That Will Change Your Life. Chicago, 1946.

509

цатом веках, взрастил этот тип людей. Наш век увидел возрожде ние голой эксплуатации в авторитарных системах, которые пыта лись эксплуатировать природные и человеческие ресурсы не толь­ко в своей стране, но и в любой другой, куда у них хватало силы вторгнуться. Они провозгласили право силы и рационализирова­ли его указанием на закон природы, заставляющий выживать сильнейшего; любовь и порядочность были названы слабостью, размышление — занятием трусов и дегенератов.

Стяжательская ориентация существовала бок о бок с эксплуа-] таторской в восемнадцатом и девятнадцатом веках. Стяжатель был более консервативен, менее заинтересован в безоглядном до-бывании, чем в методическом решении экономических задач, ос-нованном на крепких принципах и сохранении добытого. Для него собственность была символом его «я», а ее защита — выс-шей ценностью. Эта ориентация в значительной мере обеспечи-вала ему безопасность; собственность и семья, защищенные отно-сительно стабильной ситуацией девятнадцатого века, составляли безопасный и управляемый мир. Пуританская этика с ее акцен­том на труде и успехе как несомненных благах укрепляла чув-, ство безопасности и стремилась придать жизненный смысл и ре­лигиозное значение человеческой деятельности. Такая комбина­ция стабильного мира, стабильной собственности и стабильной этики обеспечивала представителям среднего класса чувство об­щности, уверенности в себе и гордости.

Рыночная ориентация не имеет истоков в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях; она вполне современный продукт. Лишь с недавнего времени упаковка, ярлык и фирменная марка стали важны как для товаров, так и для людей. Проповедь труда утра­чивает силу, первостепенной становится проповедь продажи. В феодальное время социальная мобильность была крайне ограни­чена, и человек не мог задействовать свою личность на то, чтобы преуспеть. Во времена конкурентного рынка социальная мобиль­ность стала довольно значительной, особенно в Соединенных Шта­тах; если ты «выполнил взятые обязательства», ты можешь пре­успеть. Ныне возможности отдельного индивида, способного сде­лать карьеру самостоятельно, без посторонней помощи, в сравне­нии с предшествующим периодом сильно уменьшились. Тот, кто хочет преуспеть, должен влиться в большие организации, а его способность играть роль, которой от него ждут,— одно из глав­ных его достоинств.

Обезличивание, бессодержательность, утрата смысла жизни, ав-томатизация индивида ведут к растущей неудовлетворенности и потребности искать более адекватный образ жизни и нормы, кото-рыемогли бы привести к этой цели. Плодотворная ориентация, ко-510

торую я собираюсь теперь рассмотреть, демонстрирует такой тип характера, при котором рост и развитие всех возможностей челове­ка являются целью, которой подчинены все остальные действия.

3. Плодотворная ориентация а. Общая характеристика

Со времени классической и средневековой литературы вплоть до конца девятнадцатого века было потрачено много уси­лий на описание образа достойного человека и достойного обще­ства, какими они должны быть. Такие идеи находили выражение отчасти в форме философских и теологических произведений, от­части вформе утопий.

Двадцатый век блистает отсутствием таких образов. Внима­ние сосредоточилось на критическом анализе человека и обще­ства, в котором положительные образы человека, каким он дол­жен быть, лишь подразумеваются. Хотя нет сомнения, что этот критицизм имеет огромное значение и служит условием всякого совершенствования общества, отсутствие образов, рисующих «луч­шего» человека и «лучшее» общество, парализующе действует на веру человека в самого себя и в свое будущее (и в то же время само отсутствие таких образов является результатом этого пара­лизующего действия).

Современная психология, и в особенности психоанализ, в этом отношении не исключение. Фрейд и его последователи дали блес­тящий анализ невротического характера. Их клиническое описа­ние неплодотворного характера (в терминах Фрейда — прегени-тального характера) является исчерпывающим и точным, несмотря на то что используемые ими теоретические концепции нуждают­ся в пересмотре. Но характеру нормальной, зрелой, здоровой лич­ности не было уделено почти никакого внимания. Этот характер, названный Фрейдом генитальным характером, остался довольно смутным и отвлеченным понятием. Фрейд определил его как склад характера личности, у которой оральное и анальное либидо утра­тило свое доминирующее положение и функции в результате пре­восходства генитальной сексуальности, цель которой — сексу­альный союз с представителем противоположного пола. Описа­ние генитального характера не выходит далеко за пределы утвер­ждения, что это склад характера индивида, способного исправно выполнять сексуальные и социальные функции.

При рассмотрении плодотворного характерая пытаюсь вый­ти за рамки критического анализа и исследовать природу вполне развитого характера, являющегося целью человеческого развития и одновременно идеалом гуманистической этики. Первым при­ближением к понятию плодотворной ориентации может послу-

511

IТермин «плодотворность», используемый в данной книге, означает расшири­тельное толкование понятия спонтанности, описанного в «Бегстве от свободы».

жить указание на ее связь с фрейдовским генитальным характе­ром. Действительно, если мы применим фрейдовский термин не буквально, в контексте его теории либидо, а символически,он вполне точно обозначит смысл плодотворности. Ибо стадия сексу­альной зрелости — это стадия, когда человек обретает способ­ность естественной плодотворности: от слияния спермы с яйцек­леткой зарождается новая жизнь. В то время как этот тип плодо­творности одинаков у человека и животного, способность к мате­риальному производству — специфическая способность человека. Человек не только рациональное и социальное животное. Его мож­но также определить как животное производящее, способное транс­формировать доступную ему материю, используя свой разум и воображение. Он не только может производить, он долженпроиз­водить, чтобы жить. Однако материальное производство — это лишь самый общий символ плодотворности как аспекта характе­ра. «Плодотворная ориентация»⁸ личности означает фундаменталь­ную установку, способ отношенийво всех сферах человеческого опыта. Она включает ментальную, эмоциональную и сенсорную реакции на других людей, на самого себя и на вещи. Плодотвор­ность — это человеческая способность использовать свои силы и реализовать заложенные в человеке возможности. Если мы гово­рим, что он должен использовать своисилы, мы подразумеваем, что он должен быть свободен и независим от кого-то, кто контро­лирует его силы. Мы подразумеваем, следовательно, что он руко­водствуется разумом, поскольку можно использовать свои силы, только если знаешь, каковы они, как и для чего их использовать. Плодотворность означает, что человек воспринимает себя как воп­лощение своих сил и как «творца»; что он ощущает себя единым со своими силами и в то же время что они не скрыты и не отчуж-дены от него.

Чтобы избежать ложного понимания, к которому может скло­нить употребление термина «плодотворность», стоит кратко рас­смотреть, что не следует считать плодотворностью.

Обычно слово «плодотворность» ассоциируется с творчеством, особенно с художественным творчеством. Подлинный художник, конечно, дает самый убедительный пример плодотворности. Но не все художники плодотворны: посредственная живопись, например, может демонстрировать всего лишь техническое умение воспроизве­сти на холсте фотографическое сходство. Но человек может воспри­нимать, видеть, чувствовать и думать плодотворно, не обладая даром творить что-то видимое или информативное. Плодотворность — это

установка, к которой способно каждое человеческое существо, не искалеченное ментально и эмоционально.

Термин «плодотворный» также, бывает, смешивают с терми­ном «активный», а «плодотворность» — с «активностью». Хотя оба эти термина могут быть синонимами (например, в аристоте­левской концепции деятельности), активность в- современном смысле часто означает прямую противоположность плодотворнос­ти. Активность обычно определяют как поведение, вызывающее изменение существующей ситуации путем затраты энергии. И, напротив, человека считают пассивным, если он не в состоянии изменить существующую ситуацию или явно повлиять на нее и подвергается влиянию или движим силами, внешними по отно­шению к нему. Это общепринятое понятие активности принимает в расчет только фактическую затрату энергии и вызванное ею изменение, но не делает различия между основополагающими пси­хическими факторами, управляющими активностью.

Примером, хотя и крайним, неплодотворной активности слу­жит активность человека, действующего под гипнозом. У челове­ка в глубоком гипнотическом трансе могут быть открыты глаза, он может ходить и что-то делать, он «действует». Общее определе­ние активности вполне применимо к нему, поскольку происходит затрата энергии и изменения имеют место. Но если мы примем во внимание особый характер и качество этой активности, то об­наружим, что вовсе не загипнотизированный человек является действующим лицом, а гипнотизер, который благодаря своим актам внушения действует через него. Хотя гипнотический транс — это искусственное состояние, он дает крайний, но харак­терный пример ситуации, в которой человек может быть акти­вен, и все же не он подлинный автор своей активности, к кото­рой его принуждают силы, неподвластные ему.

Распространенным видом неплодотворной активности явля­ется реакция на тревогу, острую или хроническую, сознаваемую или бессознательную, которая часто лежит в основе безумной за­нятости людей в наше время. От этой активности, мотивирован­ной тревогой, отличается активность, основанная на подчинении или зависимости от авторитета, хотя часто они идут в паре. Авто­ритета могут страшиться, восхищаться им или «любить» его — обычно все три вида смешаны,— но причиной активности как ло форме, так и по содержанию, является приказ авторитета. Чело­век активен, потому что этого хочет авторитет, и он делает то,, чего хочет авторитет. Этот вид активности проявляется в автори­тарном характере. Для него быть активным — значит действо­вать во имя чего-то более высокого, чем собственное Я. Он может действовать во имя Бога, во имя прошлого или во имя долга, но не

512

 

во имя себя. Авторитарный характер получает импульс к дей­ствию от высшей силы, неуязвимой и неизменной, и, следова­тельно, он не в состоянии прислушаться к спонтанным импуль­сам, идущим изнутри его самого⁹.

Покорная активность сходна с активностью автомата. Здесь мы обнаруживаем зависимость скорее не от явного авторитета, а от авторитета анонимного, как он представлен в общественном мнении, в культурных моделях, в здравом смысле или в науке. Человек чувствует или делает то, что ему полагается чувствовать или делать; его активность лишена непосредственности в том смысле, что она зависит не от его собственного ментального или эмоционального состояния, а от внешнего источника.

Иррациональные влечения входят в число самых мощных ис­точников активности. Человек, движимый язвительностью, мазо­хизмом, завистью, ревностью и всеми другими формами алчности, находится в подчинении у своих влечений; его действия не сво­бодны и не разумны, они противоположны разуму и интересам этого человека как человеческого существа. Человек, одержимый этими влечениями, повторяет себя, становясь все более негибким, все более стереотипным. Он активен, но он не плодотворен.

Хотя источник этих действий иррационален, а действующий человек не свободен и не рационален, здесь возможны значитель­ные практические результаты, часто приводящие к материально­му успеху. Под понятием плодотворности мы имеем в виду не активность, необходимо приводящую к практическим результа­там, а установку, способ реакции и ориентации в отношении мира и самого человека в процессе жизни. Мы имеем в виду характер человека, а не его успех¹⁰.

Плодотворность — это реализация человеком присущих ему возможностей, использование своих сил. Но что такое «сила»? Иро­ния заключается в том, что это слово обозначает два противопо­ложных понятия: силу-способность и силу-господство. Однако эта

⁹ Но авторитарный характер склонен не только подчиняться, он хочет еще и властвовать над другими. В действительности у него наличествуют всегда и садистская, и мазохистская сторона, и они отличаются соответственно лишь уровнем их силы и их подавления. (См. рассмотрение авторитарного характера в «Бегстве от свободы», с. 124—153и след.)

¹⁰ Интересную, хотя и незавершенную, попытку анализа плодотворного мышле­ния представляет посмертно опубликованная работа Макса Вертхеймера «Пло­дотворное мышление» (Max Wertheimer. Productive Thinking, N.Y. 1945). Неко­торые из аспектов плодотворности затрагивали Мюнстерберг, Наторп, Бергсон и Джеме; Брентако и Гуссерль — при анализе психического «акта»; Диль-тей — при анализе художественного творчества, а также О. Шварц в «Меди­цинской антропологии» (О. Schwarz. Medizinische Anthropologie, Leipzig, 1929). Во всех этих работах, однако, проблема не рассматривалась в связи с характером.

514

противоположность особого рода. Сила-господство действует, если парализована сила-способность. «Сила-господство» — это извра­щенная форма «силы-способности». Способность человека плодо­творно использовать свои силы — это его потенция, неспособ­ность — его бессилие. Силой своего разума он может проникнуть в глубь явлений и понять их сущность. Силой своей любви он может разрушить стену, отделяющую одного человека от другого. Силой своего воображения он может сделать зримыми вещи, еще не существующие; он может планировать и начинает творить. Когда потенция отсутствует, человеческое отношение к миру извраща­ется в желание господствовать, проявлять свою силу над другими, обращаться с ними как с вещами. Господство идет в паре со смер­тью, потенция — с жизнью. Господство проистекает из бессилия и, в свою очередь, развивает это бессилие, ибо если индивид может заставить кого-то другого служить ему, все более и более парали­зуется его собственная потребность быть плодотворным.

Как человек относится к миру, когда использует свои силы плодотворно?

Внешний мир можно воспринимать двояко: репродуктивно, воспринимая реальность так же, как пленка воспроизводит сфо­тографированные вещи (хотя даже простое репродуктивное вос­приятие требует активного участия ума), и созидательно, пости­гая реальность, оживляя ее и воссоздавая этот новый материал посредством спонтанной активности своих ментальных и эмоци­ональных сил. Хотя до известной степени каждый человек реа­гирует и репродуктивно, и созидательно, удельный вес каждого вида восприятия далеко не одинаков. Иногда один из видов вос­приятия атрофируется, и изучение тех крайних случаев, в кото­рых репродуктивный или созидательный способ восприятия по­чти отсутствует, дает наилучшую возможность понимания каждо­го из этих феноменов.

Относительная атрофия созидательной способности наиболее часто встречается в нашей культуре. Человек может осознавать вещи как они есть (или какими их принято считать в его культуре), но он не в состоянии оживить свое восприятие изнутри. Такой человек — совершенный «реалист», который видит все, что видимо на поверх­ности, но совершенно не способен проникнуть вглубь, в сущность, и мысленно представить то, что еще не вышло на поверхность. Он видит детали, но не целое, видит деревья, но не лес. Реальность для него — это только общая сумма того, что уже материализовалось. Такой человек не лишен воображения, но его воображение лишь переносит в будущее результаты перечисления и комбинирования уже известных и уже существующих факторов.

515

Человек, утративший способность репродуктивного восприятия действительности,— безумен. Психотик строит в своем внутреннем мире реальность, к которой он питает полное доверие; он живет в своем мире, а всеобщие факторы реальности, воспринимаемые все­ми остальными людьми, для него нереальны. Когда человек видит предметы, не существующие реально, а целиком являющиеся про­дуктом его воображения, у него случаются галлюцинации; он ин­терпретирует события, полагаясь лишь на собственные чувства, не считаясь с тем или по крайней мере не осознавая разумно то, что происходит в реальности. Параноик может считать, что его пресле­дуют, и в случайном замечании он может усмотреть намерение уни­зить его или погубить. Он убежден, что отсутствие какого бы то ни было достаточно очевидного или открытого проявления такого на­мерения ничего не доказывает; хотя замечание может казаться безо­бидным на поверхности, его истинный смысл становится ясным, если заглянуть «глубже». Для психотика актуальная реальность стер­лась, и ее место заняла внутренняя реальность.

«Реалист» видит только поверхность вещей; он видит лишь проявленный мир, он может фотографически воспроизвести его в своем уме, он может действовать путем манипуляции вещами и людьми, как они предстают в этой картине. Безумец не в состоя­нии видеть реальность как она есть; он воспринимает реальность только как символ и отражение его внутреннего мира. Оба — боль­ны. Болезнь психотика, утратившего контакт с реальностью, та­кова, что он не может функционировать социально. Болезнь «ре­алиста» обедняет его как человека. Хотя он не лишен дееспособ­ности в своем социальном функционировании, его взгляд на ре­альность так искажен из-за отсутствия глубины и перспективы, что он впадает в заблуждение, когда дело касается чего-то боль­шего, чем манипуляция непосредственными данными и достиже­ние близлежащих целей. «Реализм» кажется прямой противопо­ложностью безумию, и все же он лишь его дополнение.

Подлинная противоположность и «реализму», и безумию — это плодотворность. Нормальное человеческое существо в состоянии от­носиться к миру одновременно и воспринимая его данность, и пости­гая мир, оживив и обогатив его собственной энергией. Если одна из этих способностей атрофирована, человек болен; но нормальный человек обладает обеими способностями, хотя их удельный вес и различен. Наличие и репродуктивной, и созидательной способнос­тей является исходным условием плодотворности; это противопо­ложные полюса, взаимодействие которых является источником пло­дотворности. Последним утверждением я хочу подчеркнуть, что плодотворность — это не сумма или комбинация обеих способнос­тей, а нечто новое, порожденное их взаимодействием.

516

Мы описали плодотворность как особый способ отношения к мирy. Возникает вопрос: существует ли нечто, что плодотворная личность создает, и если да, то что это? Хотя плодотворный чело­век может создавать материальные вещи, произведения искусства и системы мысли, но куда более важным предметом плодотвор­ности является сам человек.

Рождение — это всего лишь одна частная точка в континууме, который начинается зачатием и заканчивается смертью. Все, что заключено между двумя этими полюсами, составляет процесс рож­дения собственных возможностей, привнесение в жизнь всего, что потенциально заключено в двух клетках. Но если физический рост происходит сам по себе, разумеется, при наличии надлежа­щих условий, то процесс рождения на ментальном уровне, напро­тив, не происходит автоматически. Нужна плодотворная деятель­ность, чтобы дать жизнь эмоциональным и интеллектуальным возможностям, дать жизнь своему Я. Трагедия человеческой си­туации отчасти в том, что развитие Я никогда не бывает полным; даже при самых лучших условиях реализуется только часть чело­веческих возможностей. Человек всегда умирает прежде, чем ус­певает полностью родиться.

Не претендуя на изложение истории концепций плодотворно­сти, я хочу дать несколько пояснений, которые могут помочь в дальнейшей работе с этим понятием. Плодотворность — одно из ключевых понятий аристотелевской системы этики. Добродетель можно определить, говорит Аристотель, принимая во внимание назначение человека. Как для флейтиста, скульптора или любого мастера благом считается наличие определенного назначения, кото­рое отличает этих людей от других и делает их тем, что они есть, благо человека вообще заключается в определенном назначении, которое отличает его от других существ и делает его тем, что он есть. Такое назначение — «деятельность души, согласованная с суждени­ем или не без участия суждения»¹¹. «И может быть, немаловажно следующее различение,— говорит он,— понимать ли под высшим благом обладание добродетелью или применение ее, склад души или деятельность. Ибо может быть так, что имеющийся склад [души] не исполняет никакого благого дела — скажем, когда человек спит или как-то иначе бездействует,— а при деятельности это невозможно, ибо она с необходимостью предполагает действие, причем успеш­ное»¹². Добродетельный человек, по Аристотелю,— это человек, сво­ей деятельностью под руководством разума дающий жизнь прису­щим человеку возможностям.

¹¹ Аристотель. Никомахова этика. 1098 а, 8.

¹² Там же, 1098 в, 32—1099 а, 4.

517

«Под добродетелью и силой,— говорит Спиноза,— я понимаю одно и то же»¹³. Свобода и блаженство состоят в понимании чело­веком себя и в его усилии стать тем, чем он является потенци­ально, приближаясь «все ближе и ближе к образцу человеческой природы»¹⁴. Добродетель у Спинозы идентична использованию че­ловеком своих сил, а порок — пренебрежению своими силами; сущность зла, согласно Спинозе,— это бессилие¹⁵.

В поэтической форме концепция плодотворной деятельнос­ти была великолепно выражена Гёте и Ибсеном. Фауст — сим­вол вечного поиска человеком смысла жизни. Ни наука, ни удовольствия, ни власть, ни даже красота не дают ответа на фаустовский вопрос. Гёте предлагает единственный ответ на поиски человека — плодотворную деятельность, которая иден­тична благу.

В «Прологе на небесах» Господь говорит:

Слаб человек, покорствуя уделу.

Он рад искать покоя,— потому

Дам беспокойного я спутника ему:

Как бес, дразня его, пусть возбуждает к делу:

А вы, сыны небес и рая,—

Пусть вечно радует вас красота святая,

И ко всему, что есть и будет вновь,

Пусть проникает вас священная любовь.

И все, что временно, изменчиво, туманно,

Обнимет ваша мысль, спокойно-постоянна¹⁶.

В концевторой части Фауст выиграл пари, заключенное сМефистофелем. Он заблуждался и грешил, но он не совершил смер­тного греха — греха неплодотворности. Последние слова Фауста вполне ясно выражают его идею, символизированную в акте отво-евания у моря земли под пашню:

Мильоны я стяну сюда

На девственную землю нашу.

Я жизнь их не обезопашу,

Но благодатностью труда

И вольной волею украшу.

Стада и люди, нивы, села

Раскинутся на целине,

К которой дедов труд тяжелый

Подвел высокий вал извне.

Внутри по-райски заживется,

¹³ Спиноза. Этика. IV. Определение 8.

¹⁴ Там же, ГУ. Предисловие.

¹⁵ Там же. IV. Теорема 20.

¹⁶ Гёте. Фауст.— Пер. Н. Холодковского.

518

---

Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 233; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!