II. Предтечи: новобританский вариант. 17 страница
Возвращается Валя.
Валя. Бабушка сказала, что она через двадцать минут домой вернется. Звонила, что в дороге уже.
Костя. Кто?
Паша. Блондинка?
Валя. Именно. Ирка Строганова.
Пауза. Костя и Паша с укором смотрят на Валю.
Костя. Она придет и все выпьет.
Валя. Я ее видел на вечере встречи в этом году. Позвони, сказала, когда захочешь выпить.
Костя. Она тут к нам приезжала с дочкой, дед Ваня сколько на стол выставил рябинового вина, столько она и приняла. У нас день рождения был у Светы. Два дня родня гуляла. До чего ее дочка на Семена похожа! (Показывает рожу.)
Валя. Ей не в армию идти.
Костя. Ирка тут же за столом рассказала, что откуда бы она ни приползла, как бы ни выпила, обязательно на ночь всю одежду своей девочки сложит, погладит для детского сада стопочкой. Родня была в восторге.
Валя. Она кандидат.
Костя. А так смешно получилось, что Семен со своей новой женой тоже приехал на день рождения Светы. Но только Ирка Строганова перепутала и приехала днем позже. Или не перепутала, а рассчитала. Скорей всего. Но это было воскресенье, так что за столом сидела вторая очередь родственников. А то бы две жены повстречались.
Паша. Семен часы отдал?
Валя. Какие часы?
Костя. Да, с часами. Семен повел меня в пивбар в день зарплаты. Говорит: «Я своей новейшей жене должен отдать отчет в деньгах, так что мы с тобой выпьем, а ты мне часы дашь в залог. Я скажу, что купил у мужика за пятерку». Я снял часы.
|
|
|
Паша. Это ты говорил.
Костя. Да, проходит неделя, я отдаю Семену деньги и спрашиваю, где часы. Он отвечает, что ремешок оборвался и часы он потерял. Ладно. В следующий раз мы встретились, он говорит, пойдем ко мне домой, у меня дома никого нет, жена рожает. Приходим, я смотрю: на окошке лежат мои часы. И правда, с оборванным ремешком.
Валя. Что у тебя общего с этим человеком?
Костя. Общего у нас то, что я его боготворю и им восхищаюсь. Пошли мы тут с ним в ресторан для иностранцев, открыто до трех утра. Там друг у Семена стал метрдотелем. Пили до этого на какой-то посторонней свадьбе. Семен подружился там с музыкантами, мы сидели с джазом и пили наравне. Потом нас вывели, и тогда мы поднялись в бар для иностранцев и пили там до упора. Потом все ушли, мы с Семой разделись и пошли купаться в бассейн с золотыми рыбками. А Виталик, метрдотель, по краю бегает и кричит: «Парни, вы мне тут крепитесь, а то рыбки подохнут. Терпите».
Валя. Ирка красотка была.
Костя. Пьет много. Говорит, по обстоятельствам своим пьет. Семен ушел при тяжелых обстоятельствах, мать у нее умерла, дочь болела, а он взял и ушел.
Валя. Что значит, пьет по обстоятельствам! Сама по себе хочет и пьет. Мы вот — хотим и пьем, а не из-за обстоятельств. Мне нравится пить, люблю я вас, товарищи мои.
|
|
|
Костя. Вот у меня тут был малый лоцманский загул. Прихожу через неделю домой, ложусь, врач дает бюллетень с диагнозом: дисфункция.
Валя. Кишечника?
Костя. Нет. Всего... Дисфункция организма. Дал мне бюллетень, мы с Пашей пошли, встали в очередь. Давали шапки по тридцать рублей. Постояли и пошли: денег не было. Я позвонил двум-трем взять в долг. Паша позвонил разок, а потом мы от этой идеи отказались.
Валя. А в чем выражалась дисфункция?
Костя. Давление сто восемьдесят на сто десять. Первый раз померил, кстати. Но ничего, до двухсот пятидесяти у людей доходит, и живут. Как у моего папаши...
Валя. Вспомнил! Еще кому позвонить.
Паша. Блондинке?
Костя. Помнишь, Паша, ту блондинку, с которой мы в метро познакомились? Рядом сидели. Я ей говорю: позвольте представить вам моего друга, Пашу Кольцова, поэт такой был. Она засмеялась. Не поверите, говорит, я тоже по паспорту Кольцова. Я говорю: не верю, паспорт. Предъявляет. Точно, Кольцова. Все посмотрели — адрес, место работы, возраст: сорок лет.
Валя. Позвони.
Костя. Там в паспорте телефон не указан.
Валя. Пойду позвоню по записной книжке. (Уходит.)
Паша. О чем-то мы с тобой хорошо так говорили.
|
|
|
Костя. Да, а потом не вспомнишь. О чем-то родном, а о чем? Помнишь, летом мы с тобой у нас на кухне трое суток пили — Ваня с тещей были на даче, благословенное время года. Говорили, говорили, а о чем? Потом вспоминал, и не вспомнил.
Паша. Я опаздываю.
Костя. Хорошо как было. Нам всего-то нужно: суббота, воскресенье, да часть пятницы и часть понедельника. А я теперь субботу и воскресенье сижу на диете. Хожу с детьми гулять.
Паша. Я опаздываю на автобус. Потом не добраться. А мне надо...
Костя. Всего в этой кухне нам надо было: на полу два старых пальто да стол с бутылкой. И никто больше не нужен.
Паша. Мне надо ехать. (Встает.)
Костя (протягивает руку). Достань бутылку, раз встал.
Паша. Пора, еду, пора. (Садится.)
Костя сам наливает в оба стакана.
Костя. С работы хочу уходить. Уже всех предупредил.
Паша. Еду. Все. Кончено. Что здесь? Ничего. Здесь такого нет ничего. Я могу выпить. Я должен выпить в этот день. Который один раз в жизни.
Костя. Пойду работать грузчиком, как Соболев. Он за рейс сшибает по пятерке, и так эн раз.
Паша. Сколько у меня денег?
Костя. Эн.
Паша начинает рыться в карманах.
Паша. Сколько у меня денег? (Вынимает бумажки.) Три рубля... Рубль... Три рубля... Это сколько? (Рассматривает бумажку.)
|
|
|
Костя. Дай.
Паша. Это сколько? (Рассматривает бумажку.)
Костя. Дай. Это у тебя карточка почтовая.
Паша (продолжает рыться в карманах). Справка о смерти. Это я должен отдать Тамаре. А при чем Тамара? Моя мать к ней не имеет отношения. Справка МЮ 280574. (Целует справку.)
Костя. Это сколько?
Паша. МЮ 280574.
Костя (заинтересовался). А сколько у меня? Мне нужно четыре рубля на валенки. Их я возьму у Полины. А валенки возьму у Дружининой. Сколько же у меня останется? Четыре рубля возьму у Полины, скажу: вычти их из питания, не вношу, так вот, эти четыре рубля, которые я у тебя беру на валенки, вычти из питания. А валенки принесу в другой раз. И еще. (Достает десятку.) Стало быть, десять рублей, да четыре возьму у Полины, да валенки загоню на Преображенке... за пятнадцать. Хорошие валенки.
Паша. У меня было ведь пять десяток, верно?
Костя. Десять да четыре... да шестнадцать.
Паша (бьет кулаком себя по лбу). Где деньги, где деньги?
Костя. Успокойся. Дай я тебя поцелую. Узнаешь, как я целуюсь. (Целует Пашу в ухо.)
Паша. Выпьем.
Входит Валя.
Валя. Вот! Вот! Сколько тут?
Паша. Где мои деньги?
Костя. Валя! Дозвонился?
Валя. Какие твои деньги? Мои!
Паша. Не путай.
Костя (показывая почтовую карточку). Это четыре рубля на валенки. И за валенки четыре рубля. Остальные пусть идут на питание.
Паша (в отчаянии). Справка есть... Все готово. Деньги — и поеду.
Валя. Так он у тебя десятку взял.
Костя (твердо). На валенки... и на питание.
Валя. Давай-ка мне.
Костя. Выпей. (Пьет.) В этот раз не отдам на питание. Каждый божий раз он не дает на питание.
Паша. Мне все надо купить. Больше никто не купит. Только не надо мне бумажных цветов на могилу. Так просила. Хоть какие, но живые. Вот только достать деньги, и все.
Костя. И вот у меня тоже. (Показывает десятку.)
Валя (грубо). Давай, тебе говорят! (Берет деньги у Кости, тот поникает головой и засыпает.)
Паша. А ты, верно, давай мне. (Протягивает руку.)
Валя. Это ты ошибся. (Берет у Паши деньги, считает.) Это ты мне давай. Пять... Три... Две рублевки... и десять. Двадцать рублей хоть. Когда отдашь остальные тридцать?
Паша. Отдай. Это не мне.
Валя. Ясно, не тебе. Сам отдай сначала.
Паша. Кинь, кинь, а то уронишь.
Валя. Мне надо, мне! А не тебе! Урод нравственный.
Паша угрожающе поднимается на Валю, но падает.
Пьют до упаду.
Паша. Мне цветы!
Валя. С женой мириться? (Прячет деньги.)
Паша. Маме.
Валя. Маме зачем цветы? Родителям мало надо, чтобы их дорогой сыночек хоть пришел, поел, посидел на глазах. Цветы твоей маме не нужны. Моей маме я не ношу цветов. Нет. Я сам прихожу, я ей дороже цветов. Пока они живы, я обязан к ним ходить, чтобы они на меня нагляделись. Маме цветы — смешно. Я бы сам своей купил, что мне ты. А не покупаю. (Уходит.)
Паша. Мне пора. (Собирается.) Костя! А? Костя! (Трясет его.) Я ухожу. Сколько времени?
Костя. Часы потерял... Ремешок разорвался...
Паша (в панике). Я не успею! Не успею! Сколько времени?
Костя (протягивает ему руку без часов). Гляди.
Паша (в панике). Я ничего не вижу. Последнее время я стал хуже и хуже видеть. Я слепну!
Костя (не открывая глаз). Я тоже ослеп. Дисфункция.
Паша. Мне уже пора.
Костя. Никуда тебе не пора. Ты забыл. Ты с Томой имеешь развод. Ты никому ничего не должен. Прошло то время. И я никому ничего не должен, кроме ста рублей. Давай бутылку. Пошарь.
Паша. Я ослеп, ни одной не вижу.
Костя. Это не то. Дай я. (Достает из портфеля сверток.) Закусь. Но это не то. (Разворачивает свертки, там платье и туфли. Надевает платок.)
Паша. Не так. (Накрывает платком лицо.)
Костя. Вот бутылка. Пей, Паша, тоже.
Паша. Я ничего не вижу.
Костя. Я тоже тебя не замечаю. Где твой рот? Я попою. (Льет вино поверх платка.) Слушай, у тебя лицо почернело.
Паша. У меня? (Щупает платок.) От горя. У меня мама умерла... завтра похороны. Только не опоздать, вот оно что!
Костя. Ты, главное, не думай. Никогда так не бывает, что окончательно опоздал. Глядишь, опоздал, а глядишь, ничего от этого не ухудшилось. Следи за временем. (Подносит руку к лицу Паши.)
Паша. Ничего не вижу.
Костя. Я тоже. И неважно. Какое дело. Поедешь завтра.
Паша. Правда! Все равно сегодня уже все закрыто. Чего я так спешил. Чего я поеду? Что, к Тамарке мне срочно?
Костя. Вот именно. Их надо тренировать постепенно, воспитывать, чтобы они не волновались и не брались на испуг, верно? Чтобы когда ни пришел, они рады! Не приходил, не приходил, а пришел!
Паша (роется в портфеле). Яблоки откуда-то. Это я нес ведь на передачу маме, третьего дня.
Костя. Нес, а они опять тут. Как дар небес.
Паша. Тогда ешь.
Костя. Все успеем, и попить, и поесть. Слушай! Да ведь завтра же суббота! Куда нам спешить, куда тебе спешить? Мы можем и завтра продолжить. Ведь завтра суббота, завтра вообще мы никому не обязаны.
Паша. Ты думаешь?
Костя. Но в воскресенье я как штык должен быть у Полины. Я с детьми в воскресенье на диете. Утром в воскресенье я просыпаюсь, а мои бурундуки сидят на мне. Говорят: мы, папа, будем тебя сейчас мучить, пока не закричишь. Ну, говорю. У них иголки. Пока не закричишь. Я молчу. Они глубже загоняют. Папа, почему ты не кричишь. А я говорю: партизаны всегда молчат.
Паша. Но до воскресенья ты здесь со мной. Ты слово дал.
Занавес
1973
Владимир Сорокин
Пельмени
Действующие лица:
Иванов — бывший прапорщик, сторож автобазы
Иванова — пенсионерка
Человек в очках
Марк — банкир
Наташа — фотомодель
6 поваров
Небольшая кухня Ивановых: газовая плита, рядом с ней стол-тумба, уставленный кастрюлями, рядом раковина, над ней сушилка для тарелок, в углу маленький холодильник. Посреди кухни — круглый стол, накрытый клеенкой, на котором Иванова месит тесто; она в домашнем платье с засученными рукавами и в фартуке. Рядом на табуретке сидит Иванов и читает газету. Он в клетчатой байковой рубахе, заправленной в кальсоны, которые, в свою очередь, заправлены в серые шерстяные носки.
Иванова (с силой месит тесто): Во как... во как... и во как...
Иванов (не отрываясь от газеты): А?
Иванова: Во как мнется.
Иванов: А что?
Иванова: Да на молоке-то во... как...
Иванов: На молоке?
Иванова: Ага... на молоке-то... воно оно как...
Иванов: А ты на молоке нынче?
Иванова: А как же...
Иванов (шелестя газетой): Вот и погода опять тово...
Иванова: Обещают?
Иванов: Ага. Вот... метели и заносы. А к ночи 26 градусов.
Иванова: Ух ты. Надо капусту от двери прибрать. А то померзнет.
Иванов: В бочке-то. Да ты что. Накрыть мешками, и все дела.
Иванова (качает головой): Примерзнет. Так прихватит, потом топором колоть придется...
Иванов: Да чего ты дергаешься. Говорю, не примерзнет.
Иванова: Примерзнет... хоть отодвинуть.
Иванов: Правильно. Отодвинем да накроем.
Иванова: Накроем-то накроем, а как ветром проберет...
Иванов: Да что ты заладила! В прошлую зиму не пробрало.
Иванова: То-то не пробрало. А в эту — кто знает.
Иванов: И в эту обойдется.
Иванова: Обойдется, не обойдется, кто знает...
Иванов: Обойдется.
Иванова: Во... во как... приладилася...
Иванов (просматривая газету): Вишь... судили.
Иванова: Кого?
Иванов: Да, взятки брали.
Иванова: Кто?
Иванов: А вот... начальник облторга В.П. Соколов... и этот... щас... заведующий овощебазой И.И. Арефьев.
Иванова: Судили?
Иванов: Судили... Соколову восемь лет, а этому... Арефьеву пять. С конфискацией имущества.
Иванова: Во... доигралися... во, и не липнет...
Иванов: Доигрались. Жадность фраера сгубила.
Иванова (смеется): Да.
Иванов: Зарылись ребята.
Иванова: А как же. Деньги-то вон как...
Иванов: Денежки все любят.
Иванова: А то как же.
Иванов: У нас вон Молоканов тоже с бензином: раз, раз — и налево. А потом — хвать и ку-ку. Рвачи, вот и попадают.
Иванова: А теперь всюду рвачи.
Иванов: Конечно. Чего им.
Иванова: Всюду рвут, где можно... где можно, там и рвут...
Иванов: Так чем шире рот, тем больше хочется.
Иванова: Ууу... рот-то у них вон как... рот-то. Рты у них вон какие.
Иванов: Ты работай, сторожи, а они воруют.
Иванова: Воруют, а после учат как да что... да ты еще и виноватый.
Иванов: А потому, что дураков-то много. Нет чтоб заявить да пойти куда следует. Пойти и заявить.
Иванова: Кто ж заявит-то? Заявить-то некому... вишь, вишь, что-то многовато... во...
Иванов: Порядок-то, он ведь весь нужен. Чтобы везде было все как следует. А тут везде воруют, никто не следит.
Иванова: Следить-то... ууу... следить. Их следить... не выследишь...
Иванов: Да следить можно, просто следят не за тем. У нас в части особисты вон какие были, все толстомордые. А повара воруют, кладовщики воруют, начальство ворует. А виноваты прапора. А следить они умеют, коль заставят.
Иванова: Многовато чего-то... ну-ка... (Берет со стола-тумбы скалку.) Так и останется...
Иванов (складывает газету, зевает): Аааах... ох... чего-то...
Иванова: Зубы болят?
Иванов: Да нет... чего-то ломит...
Иванова (раскатывая тесто): Ууу... точно останется.
Иванов (кладет газету на холодильник): С утра-то ничего. Морозец-то вон по ревматизму... (Трет поясницу.)
Иванова: Настоялся вчера за водкой, вот и прихватило.
Иванов: Вчера не холодно было.
Иванова: Да, не холодно. Как же... так не холодно... а потом будет... ля-ля...
Иванов: Да это ж... Разве ж мороз такой? Вон под Архангельском — минус сорок по три месяца. А из бани выскочишь да на снег.
Иванова (проворно орудуя скалкой): Во... ненормальные...
Иванов: Петренко, замполит наш, тот каждый раз. И хоть бы насморк... Водки врежет и спать. А тут разве мороз?
Иванова: Мороз-то... он мороз... Мороз всегда мороз... а здоровья не вставишь...
Иванов: Мы вон в пятьдесят пятом в больнице лежали с Ященковым, а санчасть не отапливалась совсем. Да и палата. Отопление не работало.
Иванова (гладя и расправляя раскатанное тесто): Ух ты... простыня прямо... куда ж девать-то...
Иванов: Скоро лепить?
Иванова: Лепить-то... погоди лепить...
Иванов: Вот сыплется.
Иванова (берет со стола-тумбы рюмку, переворачивает и начинает, надавливая, вырезать из теста кружки): Вот... и так. А лепить сейчас... лепить еще успеется...
Иванов: Я лепить мастак.
Иванова: А как же...
Иванов: Много будет?
Иванова: Теста-то вон сколько... куда уж...
Иванов: А фарш?
Иванова: Фарш тебя дожидается. В холодильнике миска с мясом.
Иванов: Еще не молола?
Иванова: Когда ж мне молоть-то? Я вон делаю.
Иванов: А чего ж молчишь? Я б промолол давно.
Иванова: Так вот и мели.
Иванов: Я-то сижу, думаю, щас лепить будем.
Иванова: Лепить! Тут вон полдела еще...
Иванов: И главное — молчит. Ну ты даешь... голова.
Иванова: Тут руки-то одни.
Иванов: Где мясорубка?
Иванова: Внизу там.
Иванов: Так... (Достает из стола-тумбы мясорубку, прикручивает к столу, вынимает из холодильника миску с нарезанными кусками мяса.)
Иванова: Нашел?
Иванов: Тут все?
Иванова: А чего ж?
Иванов: Так. Все сразу?
Иванова: А как же... все сразу... (Режет рюмкой тесто.)
Иванов: Куда молоть-то?
Иванова: А... там возьми кастрюлю... внизу... зеленую...
Иванов (достает кастрюлю, подставляет под мясорубку): Так.
Иванова: Там чеснок-то уже в мясе, чистила уже.
Иванов: Ясно. Вон промок... (Начинает молоть.)
Минут пять они работают молча.
Иванова: Вот как. (Ставит рюмку на стол-тумбу.)
Иванов: Прими, собью.
Иванова (отодвигая рюмку подальше): Ага...
Иванов: Маловато...
Иванова: А что ж... костистое было...
Иванов: Течет.
Иванова: Вот как, весь стол... (Расправляет на столе кружочки теста.)
Иванов: А больше нет? (Мелет, заправляя мясо в мясорубку.)
Иванова: У меня вон тесто девать некуда...
Иванов: Мясо вроде ничего.
Иванова (оборачиваясь к нему): Смолол?
Иванов: Еще немного.
Иванова: Давай смелю.
Иванов: Да чего уж. Я доделаю.
Иванова: Посолить надо... (Достает из холодильника яйцо.)
Иванов: Готово... (Отходит от мясорубки и вытирает руки о фартук Ивановой.)
Иванова: Что ж ты, новый ведь... поди вымой.
Иванов: Да ладно, мать, не жлобись. Пойду посру. (Уходит.)
Иванова (усмехаясь): Иди, иди... черт, фартук мне выпачкал... (Смотрит на фартук, потом, ополоснув белые от муки руки, начинает месить фарш, предварительно разбив в него яйцо.)
Иванов (входя минут через пять): Ну и как?
Иванова: Готово. Давай лепить.
Иванов (садится к столу): Давай, давай, а то жрать хочется.
Иванова: Давай. (Подвигает другой табурет и садится рядом.)
Иванов: Тебе за мной не угнаться.
Иванова (смеется, лепя пельмени): Да уж где нам!
Иванов (лепит): Я лепить мастак. Мать покойница как лепить, так меня кричит... Куда класть-то?
Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 247; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!