Они были участниками ВДНХ за добросовестный труд.
Муковозчик Архип Адамович в 1953г.
Кужель Николай Михайлович в 1954г.
Щетко Александр Николаевич в 1957г.
Никифоров Дмитрий Филиппович в 1957г.
Муковозчик Николай Алексеевич в 1957г.
Свидрицкий Ульян Андреевич в 1967г.
Они были председателями колхоза:
Молодой Колос Красный Восток
1932 год – Михневич М. 1932-1937 год – Бочило А.
1934 год – Потапчик С.
1936 год – Корзун Н.
Мая.
1937год – Нежевец К.В.
1937год – Потапчик С.
1937год – Данилевич
1940год – Бочило А.
1943год – Анисимов М.Ф.
1947-58 гг. – Кужель Н. М.
8 ноября 1944 года Президиум Верховного Совета СССР учредил ордена и медали многодетным матерям. Орденами «Материнской славы» 2 и 3 степени награждены:
Иванюженко Н.П. – орден «Материнская слава» 2 степени- 8 детей
Корзун П.М. – орден «Материнская слава» 2 степени-8 детей
|
|
|
Муковозчик А.И. – орден «Материнская слава» 3 степени- 7 детей
Реодько М.К. – орден «Материнская слава» 3 степени -7 детей
Корзун А.Н. – орден «Материнская слава» 3 степени- 7 детей
Корзун Е.И. – орден « Материнская слава» 2 степени – 8 детей
Бежок Е.С. – орден «Материнская слава» 3 степени –7 детей
Муковозчик А.А. – орден «Материнская слава» 3 степени –7 детей
Муковозчик Л.С. – орден «Материнская слава» 3 степени – 7 детей
Соколова Н.А. – орден «Материнская слава» 3 степени – 7 детей
Долгожители деревни:
Гутник Прасковья Семеновна – 100 лет
Васильева Пелагея Сидоровна – 100 лет
Муковозчик Анастасия Михайловна – 102 года
Глава II
Обряды
Образование новых семей начиналась со сватовства, которое велось по старинным традициям. Обычно молодые парни говорили отцу о своих намерениях, или отец настоятельно советовал жениться своему сыну. Обсуждались будущие кандидаты в жены со всех сторон, по многим критериям. Одни говорили что, если девушка хорошо ест, то она здорова и хорошо будет работать. Если плохо ест, то она, видимо, больна и будет плохим работником. Оценивалось богатство будущих сватов и приданое невесты. Но самым важным качеством считалось умение всё быстро и хорошо делать по дому и во дворе. Когда все качества будущей невесты были оценены, парень искал свата. Это были веселые мужики, которые могли много и хорошо говорить, расценивать любые качества жениха и его родственников до десятого колена, умели с юмором выходить из любых ситуаций. Под покровом темноты сваты с будущим женихом, прихватив четверть самогона, шли в намеченный дом, чинно здоровались и долго-долго говорили о разных пустяках. Потом переходили к делу. В конце концов, отец вызывал дочь из другой комнаты, где она находилась, ожидая отцовского решения, и спрашивал её согласия. Отказы сватам были редки и считались позором для жениха. Если сватовство происходило в одной деревне, то здесь можно говорить о любовных чувствах, но ведь точно так же ездили свататься в другие деревни. И парень, и девушка знали друг о друге только благодаря сарафанному радио, но сваты хорошо знали свое дело и благодарный жених развозил их утром по домам в горизонтальном положении. Это были так называемые «запоины». Потом встречались родители, которые договаривались о дне свадьбы, о количестве гостей со стороны жениха и невесты, о гармонистах, о количестве лошадей, на которых повезут невесту из родительского дома. Вопрос о месте жительства и фамилии не обсуждался. Молодые должны были жить у родителей жениха, и невеста меняла свою фамилию. На свадьбу приглашались близкие и дальние родственники, друзья, знакомые, соседи. Список иногда переваливал за двухзначное число. Готовилось, огромное количество самогона, пива, медовухи. Тарелки, вилки, ложки, стаканы и кружки собирали со всей округи и метили. Посуду подгулявшие гости часто присваивали. Жених и его друзья подбирали лошадей, сбрую, дуги, возки, колокола. Всех женихов деревни выручал Реодько Иван Гаврилович и его жена Мария Кондратьевна. У них в сундуке под замком хранилось до полутора десятков валдайских колоколов различной величины и красоты звона. Обычно жених готовил 3 дуги «упряжки». Немногие венчались в Лазаревской и Новомитропольской церквях. За день до свадьбы лучшие деревенские кухарки начинали стряпать, ибо стряпня всех видов была основной закуской на столах. Кроме этого готовился холодец, тушёная капуста, квашеные в капусте огурцы, тушеная картошка, иногда жареная или солёная рыба. Часа за 2 до отправки к невесте во дворе жениха запрягали и украшали лошадей, сбрую, дуги. За столом собирались гости, которые поедут к невесте, обычно 10-15 человек. Сват давал советы, где ставить лошадей, с какой стороны от невесты садится за столы, как себя вести в различных ситуациях, просил в гостях не напиваться и не ругаться. Потом угощал вином 3раза, обводил жениха вокруг стола, усажил людей в сани. С музыкой и песнями свадебная церемония отправлялась к невесте. Звон колоколов, свадебные песни, задорные частушки под гармошку, будоражили всю деревню. Из одного конца деревни до другого, а иногда и 2 раза проносились лошади. За это время у дома невесты собирались люди, запирали ворота и калитку, иногда цепью с замком, а сами образовывали живую непроходимую баррикаду. Чтобы быстрее открыть ворота невесты, многие шаферы (дружки жениха) для куража и храбрости жеребцу в воду накануне добавляли водку. Животные становились свирепыми, и люди не всегда могли их остановить для ведения переговоров о сдаче ворот. Сват давал защитникам 1-2 литра водки, ворота открывали, и жених с гостями въезжали во двор. Невестины подруги придумывали много различных конкурсов-испытаний для жениха, чтобы повеселить народ. Последним препятствием было выкуп места жениху, которое занимала одна из подруг, и выкуп косы невесты. Девичья коса была символом девственности, красоты, женственности, национальной гордости. И за место, и за косу рассчитывался сват, при этом очень часто обманывал молодых подруг невесты. Существовало негласное правило: если подруги коснулись предложенных денег, торги прекращались в пользу свата. Гости рассаживались по своим местам, и начинался пир. Вино разливалось кружками из ведра по стаканам, и его на подносах разносили по столам. Из-за нехватки стаканов их собирали, доливали и ставили на другие столы. После третьего тоста крестные отец и мать невесты с шутками и прибаутками просили подарить молодым подарки. Дарили только гости невесты, гости жениха дарили в доме жениха по такому же сценарию. Отец и мать дарили обычно корову или свинью, пчел, холсты и многое другое. Гости в основном приносили по ведру зерна, а на поднос клали небольшие суммы денег, которых у каждого крестьянина было очень мало. Свадьба в доме невесты длилась вечер и до полудня следующего дня. В назначенное время запрягались лошади жениха и невесты, грузили приданное и под звуки гармошки катались, после нескольких проездов по деревне, торжественно въезжал во двор жениха. Гулянье продолжалось с различными причудами до глубокой ночи. Случались драки на кулаках, васильевцы любили побуянить во хмелю, но утром за столами мирились. На следующий день встречались сваты, их обслуживали молодожены, готовили и продавали блины, усердно подметали пол с соломой и деньгами. На другой день сваты встречались в доме невесты. Иногда свадьба затягивалась на неделю, особенно для тех, кто каждый день что-нибудь забывал в домах жениха или невесты…
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Сабантуй
Этот праздник, видимо, пришел из татарской деревни Шулдат. По окончанию уборки правление колхоза давало каждой бригаде муку, мясо, хлеб печеный, медовуху. Её варил бессменный пасечник Корзун Сергей Степанович. Собирались члены бригады в конторе или в большом доме, приносили самогон по договоренности и пару дней деревня гуляла. Обычно это было в начале ноября.
Иван Купала
Накануне дня Ивана Купалы в концах деревни подростки заготавливали для костров большое количество дров из лесного валежника. С наступлением сумерек они зажигали костры. Более взрослая молодежь спешила на танцы, которые организовывались на улице около жилых домов под гармошку. Таких мест было немного в деревне, узнать их можно было по выбитой траве в форме круга. Зажженный костер и дым по старинным преданиям защищали в этот день деревню от выходок ведьм. Усевшись вокруг костра, ребятня рассказывала жуткие истории о ведьмах и одновременно обсуждалась кандидатура деревенской ведьмы. Нужно было во второй половине ночи со двора ведьмы своровать любую вещь и варить в крутом кипятке на костре. Предполагаемая ведьма должна прибежать к костру, разбросать его, распугать собравшихся и забрать свою вещь. Вооруженные головешками, костер охраняли со всех сторон юные сторожа. Взрослая молодежь подходила позднее и иногда разыгрывала представления. Накинув на себя белую простыню, здоровый парень выходил из кустов и направлялся к костру. Стражи с визгом разбегались в разные стороны, забывали про костер и котел. Вода выливалась, котел исчезал и «ведьма» уходила с победой в темноту. Иногда происходило наоборот, привидению хорошенько доставалось, и костер горел до рассвета, потом небольшими группами шли по деревне и творили разные пакости. Утром в деревне царил беспорядок, и начиналось поголовное обливание водой всех двигающихся. Этим могли заниматься только детвора под присмотром стариков. Все, кто мог работать, с утра до вечера были в поле. Если была засуха, то и старикам находилась работа в этот день. Они помогали детворе тащить к реке конный плуг, пахать дно и сеять мак в воду. Это делалось с непередаваемым весельем детворы и магическими действиями стариков, ибо последние верили, что после этого пойдет дождь. Все это считалось нормальным, но с каждым десятилетием в некоторых частях этих старинных обрядов стали появляться элементы варварства, а сущность обряда теряться.
БЫТ.
Большие русские печи без плиты делали в домах из кирпича сырца. Обычно их ставили в ближайшем к входной двери углу на высоком деревянном помосте, иногда с выступом под лежанку. На такой печи сушили зерно, могли спать несколько человек, а в зимний период сидели и играли целыми днями дети. Внутри печи мог поместиться человек для прогревания при домашнем лечении простудных заболеваний. В обычное время туда ставили несколько ведерных чугунов с картошкой для животных и чугун с пищей для всей семьи на весь день (суп или щи). Начинали топить в 5-6 часов утра. Никаких дополнительных дымоходов, кроме вытяжной трубы не было, и поэтому такая печь плохо обогревала дом. Вся надежда была на железную печку, которая устанавливалась посредине комнаты, с барабаном или без, и топилась сутками. Для экономии дров вторую комнату на зиму закрывали и не пользовались ею. Много тепла уходило в дверь во время переноски воды с улицы в дом. Воду привозили в больших бочках с речки и переливали в бочку, которая стояла у порога. Топили печки сырыми березовыми дровами, запасов не делали. Заканчивались дрова, ехали в лес, в любой мороз или метель, чтобы нарубить очередной воз топлива. Под печью зимою жили куры, они вечно копошились, дрались, шумели и выдавали в комнату пыль с запахом. А горластый петух со второй половины ночи напоминал о времени. В деревне все понимали, что значит проснуться с первыми, вторыми или третьими петухами. Если молодые петухи путались во времени или много дрались со своими соперниками, то их старались подарить молодым на свадьбе, чтобы меньше спали, или отправляли в суп. Народившихся зимой телят, ягнят, поросят заносили в дом, отводили небольшой уголок, где они жили 2-3 недели и свободно гуляли по комнате.
Работать начинали очень рано, и чтобы работать в такую раннюю пору, нужен свет. На первых порах его получали от горящих лучин, свечей, жира, растительного масла. При таком свете пряли, вязали, вышивали, шили, читали, учили уроки, ткали холсты. Керосиновые лампы появились в начале 20 века и были великой роскошью. Лампы были 3-х наименований: 5-ти , 7-ми, 10-ти линейные, в зависимости от величины горелок и размеров стекла. Последние были в большом дефиците, и считались роскошью. Лампы были настольные и висячие, для уличных работ использовались фонари. Керосиновое освещение заменило электричество. Что удивительно, зрение у людей было хорошим и в молодости и в старости, очки в деревне были большой редкостью.
Стены и потолки в домах первое время не штукатурили и не белили. При строительстве водяной мельницы на Еланном Тюхтете были обнаружены залежи каолина (белой глины). Ее стали добывать и белить дома во всех окружающих деревнях, а место добычи назвали Белой горой. Полы, окна, двери оставались некрашеными до 50-х годов, но содержали их домохозяйки в чистоте. Скоблили ножами, скребками, вениками без листьев, лесным хвощем до натурального цвета дерева. От такого ухода, через несколько лет, полы и подоконники становились бугристыми от выступающих твердых сучьев. В конце XIX начале XX веков около деревни Мельничное при строительстве моста через ручей были вскрыты залежи охры. Зажиточные крестьяне соседних деревень стали готовить из охры и растительного масла хорошую краску золотистого цвета для домашних нужд. В Тюхтете посчитали, что охра где-то в районе нынешней Новомитропольки (первое время ее называли Охрино), а ручей Охристый. Васильевцы совсем все перепутали: они назвали первый крупный ручей от Васильевки в сторону Мельничного Охринским. Может быть, и там когда-то на Байковом хуторе была охра? В 1956 году залежи охры были обследованы геологами, запас ее определен в 10000 тонн. Это одно из трех месторождений в Красноярском крае не требующее обогащения.
Бани по деревне можно было посчитать на пальцах. Строились они в целях противопожарной безопасности в конце огорода или посредине, были небольшими с дерновыми крышами, сильно прокопченными стенами и потолком. Обогревались открытой печкой с большим количеством камней, которая соединялась железной трубой с огромной деревянной бочкой. Если труба лежала горизонтально, то вода грелась быстро, если нет - вся система клокотала и стреляла. Весь дым выходил через открытые двери, и мыться было нельзя до полного сгорания углей. Топили баню по очереди, привозили свои дрова, воду и сообщали соседям о времени готовности. Предбанники отсутствовали или сколачивались из нескольких досок без окон, без дверей. Первыми в баню, с вениками и бельем, всегда шла мужская половина, иногда до десятка человек и мыться приходилось согласно очереди. Посреди бани на полу стояло большое деревянное корыто. Вокруг него садилась молодежь и мылась. Первая порция воды была очень горячей: считали, что горячая вода способна уничтожить насекомых в голове и возбудителей болезней. Пожилые мужчины, в рукавицах и зимних шапках, бились вениками на полке с охами и ахами да криками: «Подкинь!» Камни яростно шипели, и горячий пар заполнял все уголки бани. Иногда казалось, что баня вот-вот взлетит от жара и пара вместе с парильщиками и лежащими на полу людьми. Заядлые парились 2-3 раза, поэтому молодежь, недомытая, зачастую выскакивала из бани, как ошпаренная. Женская половина мылась после мужчин. Женщины для мытья головы пользовались щелоком (настой золы в воде). Мыло было в дефиците, иногда его делали дома из внутренностей животных, но оно было низкого качества. Одевание и обувание происходило в полутьме, и зачастую возникала путаница в одежде и обуви. Может быть, поэтому во всех домах появлялись вши, блохи, клопы. Деревянные кровати, столы, табуретки в летний период ошпаривали кипятком, а зимой выносили на большой мороз. Но клопы почему-то были неистребимы. Поголовная стрижка наголо всех до 10-12лет частично избавляла от вшей. А от фурункулов никто не знал рецепта, они были у каждого в большом количестве, в любом возрасте. Бани с вытяжной трубой «по белому» появились после войны. Старики к этим баням относились с недоверием, им не хватало пара.
В деревне остро ощущалась постоянная нехватка спичек. Поэтому в каждом доме был трут (высушенный гриб-трутовик) и «кресало» с кремневым камнем. При ударе о камень высекались искры, которые попадали на трут, и он начинал тлеть. Его раздували и подносили к бересте или бумаге. Так добывали огонь курильщики и домохозяйки, но зачастую рано утром бегали женщины за горящими углями к соседям. Были случаи, когда за углями ездили с одного хутора на другой, поэтому в домах всегда поддерживали огонь в печке.
Любили васильевцы давать друг другу клички, которые переходили от одного поколения к другому. Все знали, кто такой «Прокурор», «Мельник», «Сибирник», «Кухар», «Морковка», «Самурай», «Макарчик», «Калядюк», «Стожок». Постороннему человеку никогда не понять, например, такие выражения, как Лёня Ивана Гаврилова, Коля Марьи Длинной, Ванька Степана Мельника. Как у индейцев. Но, несмотря на постоянную нужду, лишения, клички, люди в деревне оставались гостеприимными и милосердными. Пускали на ночлег кочующий табор цыган, давали милостыню нищим, сообща тушили пожары, поддерживали деревенские обычаи, почтительно относились к старшим, не проходили мимо упавших на улице.
До 1960 года старших называли «дядька» или «тетка», а позднее по имени и отчеству. У младшего населения деревни были свои проблемы, свои развлечения, своя работа. С появлением первых проталин, в старых отцовских или материнских сапогах, изготовленных из грубой кожи, собирались они на игры. Любимой игрой во все времена была русская лапта в различных вариантах. В азарте сбрасывались сапоги, босые ноги от воды и ветра краснели, кожа становилась грубой растрескавшейся до крови. Все это вызывало боль, которая проявлялась только дома, когда мать заставляла мыть и смазывать перед сном ноги. Когда собиралось мало народа, то играли в углового или чижика. Игра в чижика опаснее других тем, что деревянный чижик от удара битой, мог с большой скоростью попасть в лицо или тело. По мере таяния снега у многих домов появлялись квадраты с городками и мальчишки до полуночи гремели битами, разбивая «пушки», «самолеты», «колодцы». Иногда близкий вой волков под луной разгонял игроков по домам. В старых брошенных домах, гумнах, конных дворах играли в прятки, «застукалку». В конце июня начале июля детвора с ножами собиралась около домов Бежка Костантина, Афонасия, Волчка Александра или Юшко Алексея, очищать березовые оглобли. Сладкий молодой камбий (мездра) считался лучшим лакомством для них. Из них мужчины готовили материал для производства саней, телег.
В волейбол стали играть в 50-е годы. Первый мяч с кирзовой покрышкой купил сельский совет. Им играли с регулярной починкой несколько лет. Первая волейбольная площадка находилась там, где сейчас огород Кашутчика Василия, а потом площадку построили около клуба. Ближе к вечеру молодежь собиралась, и начиналась игра. Приходили молодые семейные мужики после трудового дня: побегать, попрыгать, пообщаться со своими сверстниками. Иногда на очереди стояло несколько команд. Уровень игры был невысок, но деревенская команда ездила играть в Лазарево, Ларневку, Новомитропольку. С появлением телевизоров, магнитофонов, мотоциклов спортивная жизнь в деревне заглохла…. А может быть не стало организаторов?..
Очень большие проблемы долгое время были со стиркой. Во-первых, для стирки нужно много воды. Наносить ее из речки за 200-300 метров в деревянных ведрах на коромысле, да еще в 30-40 градусный мороз, это еще полдела. Нужно прорубить прорубь, чтобы воду достать из речки. Если это старая прорубь, то вокруг намерзало около метра льда и через два-три дня его нужно срубать, иначе прорубь становилась колодцем. Первым стиральным порошком местного производства была белая глина и щелок из березовой золы. Все намеченное для стирки долгое время парилось на печке. Первой стиральной машиной была широкая доска с нарезанными поперек бороздами, более зажиточные люди покупали железные, оцинкованные вёдра. Для стирки любой вещи требовалось не менее 10-20 монотонных наклонов с погружением рук в горячий щелочной раствор. Выстиранные и отжатые вещи складывались в ведра и доставлялись на речку. В летний период на досках через реку (их называли кладками) постоянно слышались громкие, частые шлепки. Это небольшими деревянными вальками (пряниками) нещадно колотили вещи для лучшего выполоскивания. Зимой это происходило на льду около проруби в мороз и в метель. Часто горячая вода и угли, прихваченные из дома, спасали от обмораживания. Окончательно высушенное белье гладили или больше всего «катали». На круглое бревешко 8-10см. в диаметре и длиною 60-70 см. ровными слоями накручивали изделие, клали на стол или скамью и при помощи небольшой доски с поперечными нарезами и ручкой несколько раз прокатывали. На 50% складки распрямлялись, и этого было достаточно. Утюги с жаром в основном использовали для глажения верхней одежды.
Из бересты в особых ямах, без доступа воздуха, при нагреве, получали деготь. Им смазывали сапоги, лечили кожные заболевания, смазывали колеса телег, лошадиную упряжь. Долгое время модными были сапоги со скрипом при ходьбе, для этого между подошвой и стелькой помещали бересту, а голенища сжимали, и они были похожи на меха гармошки. Надевали их по праздникам.
Многие жители занимались рыбной ловлей и охотой для дополнительного питания своих семей. Щедро угощали соседей, родственников. На Ильин день потчевали медом и медовухой.
Рыбы в реке водилось много, и ловили ее разными способами. Сети вязали сами из ниток №10, грузила - из обожженной глины, а поплавки - из бересты. Такая сеть через год или два приходила в негодность. Одни перегораживали речку и ставили "морды" (нерета), их тоже хватало на одну весну, а всю зиму из волокон конопли снова делали снасти. Другие ловили по плесам рыбу большим сачком, а вот удочкой ловили немногие. Лески не было, ее заменяли толстыми нитками с огромным поплавком из бересты или коры, с крючком, порою сделанным из обычной иголки. А самое главное неудобство в том, чтобы сидеть с удочкой, нужно много времени, которого у крестьянина постоянно не хватало. Самые заядлые рыбаки из волос конского хвоста (всего в 3 волоса) готовили прочную, длинную, негниющую леску. Мальчишки, целыми днями, стоя по колено в речке, ловили пескарей, ершей, щурят «подхватками». На конце метровой палки привязывалась из тонкой медной проволоки петля, которую осторожно надевали на рыбку и резко дергали вверх. Иногда рыбка разрезалась на 2 части, и течение уносило окровавленную добычу от незадачливого рыболова. Хуже было, когда проволока рвалась, найти другую было очень трудно. Налимов добывали при помощи вилок для еды, привязанных к палке или били острогами. Но для этого каждую корягу в воде шевелили босыми ногами. Летом некоторые стреляли больших щук из ружья. Ружья были почти в каждом доме, но охотников можно было посчитать на пальцах. То не было дроби, то пороха, то времени, поэтому тетеревов, которых было много, ловили высокими корзинами. Их ставили на скирдах из хлебных снопов, маскировали и проверяли через 2-3 суток. Иногда попадало 2-3 птицы. Ранней весною их отстреливали из скрадков (шалашей) на токах. На токовище слеталось огромное количество птиц, желающих показать себя и заключить брачный союз. Многократные выстрелы заглушались весенними песнями кавалеров и шумом ожесточенных драк. Сцепившиеся в пылу драки птицы иногда закатывались в шалаш к охотнику. За утро добывали 3-4 птицы.
На зайцев рыли глубокие ямы с узкой горловиной, которую маскировали сеном или соломой. Животное проваливалось и не могло выбраться до прихода охотника, петлями почти не ловили из-за отсутствия проволоки. Все это делалось ради выживания, а не ради наживы, потому что количество свиней, коров, овец, птицы строго контролировались в каждом хозяйстве, а количество детей в семье законом о запрете абортов. С выпадением снега начинался массовый забой свиней по деревне. До 50-х годов шкуры нужно было сдавать государству. Из крови животных, с добавлением различных круп, готовилась кровяная колбаса. Легкие и печень шли на изготовление ливерной колбасы, из головы и ног варили холодец. Сало солили сухим и мокрым способами впрок. Кишки и желудок, тщательно очищались от внутреннего всасывающего слоя, употребляли в пищу или заполняли мясом для сохранности в летний период. Внутреннее сало сильно солили, сворачивали в рулон и хранили до лета. Просоленные, высушенные свиные ребра, шли на приготовление супов, щей и борщей. Капусту рубили только по снегу и закладывали в погреба в большом количестве и в разных видах: шинкованную, шинкованную с огурцами, половинками кочанов, в собственном соку или в растворе, кочаны для салатов. Открывали погреба после нового года, а до этого пользовались замороженной квашеной капустой.
Еду принимали все члены семьи за одним общим столом. Тамадой был старший мужчина в доме. Пища наливалась или накладывалась в большую глиняную миску (её называли макитрой), которую ставили посредине стола. Деревянными ложками каждый черпал из миски и ел. Если в доме появлялся гость, все дети загонялись на печь, неважно голодные или сытые. И никакие их прихоти до ухода гостей не принимались. К пище относились бережно и аккуратно.
Ягоды и грибы собирали немногие, не было свободного времени, минимум трудодней висел над каждым домокловым мечом. Зачастую бригадиры выжигали малинники, смородники, земляничники или пугали людей медведями, волками, уголовниками. Но больше всего после войны сборщики боялись Охрема. Существовала быль, что находясь в плену, он женился в Польше, а потом вернулся домой. Полячка его сильно любила, плакала, просила остаться, но он был непреклонен. Она его прокляла. На старости лет в весенне-летний период у него происходило тихое помешательство. Он бродил по лесам, собирал разные грибы, ягоды, отбирал их (по слухам) у женщин и детей. Развешивал на деревьях большое количество березовых и осиновых неколотых чурок для скворцов. Его увозили в больницу, и деревня успокаивалась. В разгар сенокосной поры созревали ягоды, и часть женщин не выходили на работу. Чтобы их вернуть, достаточно было упомянуть имя Охрема, вернувшегося из Ачинска. На следующий день на работу выходили все.
Обязанности бригадира были непросты. Во время войны с подростками и стариками, с утра до вечера в поле, работала единственная женщина бригадир, Реодько Ольга Степановна. Бригадир отвечал за всё и всех в бригаде. Только одно загадывание чего стоило. Ранним утром он объезжал или обходил полдеревни, каждому давал задание на день, выслушивал просьбы, давал советы, оказывал посильную помощь, весь день находился в гуще народа, вечером все работы проверял, замерял, составлял наряды и продумывал работы на следующий день. От его личной инициативы, знания психологии людей, зависел успех бригады. Он был всегда на виду, болел за общее дело. Таким бригадиром долгое время был Муковозчик Николай Алексеевич. Сегодня, увы, таких людей нет, как и нет того трудного времени, через которое прошли старшее поколение и дети войны. Низкий им поклон за их героический труд.
Прошу прощения у родственников, их близких, потомков, чьи фамилии не упоминаются в истории Васильевки. Никто никогда не узнает, сколько земляков, сыновей раскулаченных односельчан да и их самих полегло в штрафных батальонах, лагерях, партизанских отрядах, крематориях, умерших от ран и естественной смертью от Берлина до Колымы, от Мурманска до Югославии. Вечная им память. Я сделал все, что было в моих силах.
P.S. Уважаемые дети, внуки, родственники и неравнодушные! Буду очень признателен, если вы пришлёте свои добавления, замечания, фотографии, отзывы.
Мой адрес: m.reodko@yandex.ru
Дата добавления: 2018-05-13; просмотров: 271; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!