ФИЛОСОФЫ И ИСТОРИКИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX В.
| Автор | Даты | Страна | Название произведения |
| 1 | 2 | 3 | 4 |
| Томас Карлейль | 1795–1881 | Англия | «Французская революция» |
Окончание табл.
| 1 | 2 | 3 | 4 |
| Томас Бабингтон Маколей | 1800–1859 | Англия | «История Англии от воцарения Якова II» |
| Георг Вильгельм Фридрих Гегель | 1770–1831 | Германия | «Философия истории» |
| Бартольд Георг Нибур | 1776–1831 | Германия | «Римская история» |
| Леопольд фон Ранке | 1795–1886 | Германия | «Немецкая история в эпоху реформации» |
| Фридрих Карл фон Савиньи | 1779–1861 | Германия | «История римского права в средние века» |
| Франсуа Пьер Гийом Гизо | 1787–1874 | Франция | «История цивилизации во Франции» |
| Огюст Конт | 1798–1857 | Франция | «Курс позитивной философии», «Система позитивной политики» |
| Клод Анри Сен-Симон | 1760–1825 | Франция | «Новое христианство» |
| Тимофей Николаевич Грановский | 1813–1855 | Россия | Курс лекций по Новой истории 1849/1850 гг. |
| Николай Михайлович Карамзин | 1766–1826 | Россия | «История государства Российского» |
| Михаил Петрович Погодин | 1800–1875 | Россия | «Исследования, замечания и лекции о русской истории» |
Рекомендуемая литература
Алпатов, М. А.1985. Русская историческая мысль и Западная Европа (XIII – первая половина XIX в.). Гл. V. М.: Наука.
|
|
|
Виппер, Р. Ю. 1908.Общественные учения и исторические теории XVIII и XIX вв. в связи с общественными движениями на Западе. Гл. VIII–XII. М.
Гринин, Л. Е.
2006. Производительные силы и исторический процесс. М.: КомКнига.
2010. Личность в истории: эволюция взглядов. История и современность 2: 3–44.
Илюшечкин, В. П.1996. Теория стадийного развития общества: История и проблемы. Гл. 1. М.: Вост. лит-ра.
Историографияантичной истории/под ред. В. И. Кузищина. Гл. 3. М.: Высшая школа, 1980.
Историографияисториинового времени стран Европы и Америки / под ред. И. П. Дементьева. Раздел 2. М.: Высшая школа, 1990.
Историографияновой и новейшей истории стран Европы и Америки / под ред. И. С. Галкина и др. Раздел II. М.: МГУ, 1977.
Коллингвуд, Р. Дж.1980. Идея истории. Автобиография. Ч. III, § 1, 7, 9. М.: Наука.
Косминский, Е. А.1963. Историография средних веков: V в. – середина XIX в. М.: МГУ.
Кроче, Б.1998. Теория и история историографии. Раздел 2, гл. VI, VII. М.: Школа «языки русской культуры».
Реизов, Б. Г. 1956. Французская романтическая историография 1815–1830. Л.:ЛГУ.
Репина, Л. П. и др. 2004. История исторического знания. Гл. 6. М.: Дрофа.
Смоленский, Н. И. 2007. Теория и методология истории. Гл. 8, 9. М.: Академия.
Тош, Д.2000. Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка. Гл. 1. М.: Весь мир.
|
|
|
Шапиро, А. Л.1993. Историография с древнейших времен до 1917 г. Лекция 16–26. М.: Культура.
Grinin, L. E.2010. The Role of an Individual in History: a Reconsideration. Social Evolution & History 9(2): 95–136.
*
Лекции 1, 2 см.: Философия и общество. – 2010. – № 1. – С. 167–203; лекции 3, 4 см.: Там же. – № 2. – С. 151–192; лекции 5, 6, 7 см.: Там же. – № 3. – С. 162–199. лекции могут быть полезны при преподавании теории и методологии истории, философии истории, истории исторической науки (историографии). В настоящей и последующей лекциях в подстрочник вынесены многочисленные комментарии, которые могут быть полезными для студентов или преподавателей, но необязательны для основной канвы изложения. Ссылки на произведения, которые приведены в списке рекомендуемой литературы, даются в сокращенном виде.
[1] Хотя само это понятие возникло несколько позже. В начале XIX в. говорили об органическом принципе отношения к истории.
[2] Цит. по: Философия истории: Антология / под ред. Ю. А. Кимелева. – М.: Аспект-Пресс, 1995. – С. 15.
[3]
Вот как, например, Ф. Гизо характеризовал различия в подходах между историками XVIII в. и той новой школой, к которой он причисляет себя. Он пишет: «Большая часть писателей, историков или публицистов старалась объяснить данное состояние общества, степень или род его цивилизации политическими учреждениями данного общества. Было бы благоразумнее начинать с изучения самого общества для того, чтобы узнать и понять его политические учреждения. Прежде, чем стать причиной, учреждения являются следствиями; общество создает их прежде, чем начинает изменяться под их влиянием; и вместо того чтобы о состоянии народа судить по формам его правительства, надо прежде всего исследовать состояние народа, чтобы судить, каково должно было быть, каково могло быть его правительство» (цит. по: Косминский 1963: 370).
|
|
|
[4] Например, Гегель справедливо критиковал просветителей за их иллюзии, что можно немедленно прийти к царству гармонии, усвоив их просветительские идеалы; что они поверхностно и даже наивно представляли себе движение человечества к царству Разума.
[5] Стало ясно, что просветители сильно преувеличивали роль мудрых и просвещенных правителей и законодателей, которые на пустом месте могли, по их мнению, создать культурное общество. С другой стороны, новое органическое направление и их преемники стали занижать роль личности в истории (см. подробнее: Гринин 2010: 19–20).
|
|
|
[6] Недаром Гегель в своей знаменитой максиме утверждал, что не только все разумное действительно, но и все действительное разумно.
[7] Например, что роль церкви и религии, аристократии и монархии должна быть пересмотрена в положительную сторону, а роль народных масс – в отрицательную.
[8] Кроме того, отдельные идеи получили новое звучание. Ряд идей XVIII в., например, о духе народов (см. ниже сн. 63), которые просветителями глубоко не разрабатывались, а также взгляды некоторых мыслителей, не получивших европейского признания (Вико, немецкие историки), в первые десятилетия XIX в. оказались очень востребованными. Но следует подчеркнуть и такую интересную мысль. Многие крупные проблемы, обозначенные просветителями, например роль географической среды, роль личности, критика религиозного сознания, сравнительно-исторический метод в изучении истории и культуры разных обществ, идеи единого исторического процесса и др., начинают активно разрабатываться уже ближе
к середине XIX в. или даже во второй его половине, а то и позже.
[9] Экономические исследования приобретают все большую значимость, начинают во многом заменять философию в вопросах общественной справедливости, устройства общества, его функционирования, источника богатства и т. п. (недаром Маркс свое главное сочинение пишет именно в жанре политэкономии).
[10] Например, активно развивала эти традиции гейдельбергская школа во главе с
Ф. К. Шлоссером. Сам Шлоссер был последователем Вольтера и других просветителей. Шлоссер написал «Всемирную историю» (ее конспектировал К. Маркс) и «Историю XVIII столетия», а также намеревался создать историю человеческого рода.
[11] Это легко понять, если вспомнить исторические романы Вальтера Скотта (или произведения на историческую тему А. С. Пушкина), где каждая эпоха рисуется со множеством специфических и мастерски выписанных деталей. Правда, многие романтики злоупотребляли стилизацией жизни тех или иных периодов.
[12] Первое в большей или меньшей мере поддерживало и даже прославляло отжившие архаические отношения и институты, в частности привилегии аристократии и всякого рода отношения социальной зависимости, а также положение церкви, просто потому, что это было освящено длительностью их истории. В нем, по мнению Б. Кроче, доминировали две формы исторического изложения: ностальгическая и реставрационная (Кроче 1998: 160). Второе было настроено более прогрессивно и даже отчасти революционно, считая революции и классовую борьбу важнейшей частью исторического процесса.
[13] «Фундаментальной предпосылкой романтизма, – пишет Д. Тош, – является уважение к независимости прошлого» (Тош 2000: 16).
[14] Каждая эпоха необходима в историческом развитии, а отношения, нормы и институты появляются не волевым путем, а медленно вызревают в обществе. Такой взгляд привел к появлению историко-генетического метода, то есть метода поиска исторических корней явлений, исторической преемственности в развитии явлений, эпох и т. п.
[15] Это, в частности, способствовало записи, обработке и публикациям в гигантском объеме народных сказок, песен, поговорок и т. п. во многих европейских странах, включая
Россию.
[16] Тенденция Просвещения интересоваться лишь настоящим и самым непосредственным прошлым была преодолена, и все прошлое стало считаться заслуживающим изучения и рассматриваться как единое целое. Диапазон исторической мысли неизмеримо расширился, историки стали считать всю историю человечества единым процессом развития, начинающимся с периода дикости и завершающимся созданием рационального и цивилизованного общества (см.: Коллингвуд 1980: 86). Но поскольку историки интересуются прежде всего национальной историей, намечается разрыв между историей и философией истории, которого не было в эпоху Просвещения.
[17] Причем в Германии романтизм был по преимуществу консервативным (восхвалявшим прошлое), а во Франции, где продолжалась революционная эпоха, он стал либеральным.
[18] При этом главный интерес национальной истории начинает представлять именно история средних веков, к которой так отрицательно относились историки эпохи Просвещения.
[19] Национальная гордость часто не позволяла видеть в предках только варваров, она толкала к тому, чтобы найти в них истоки тех высоких качеств, которыми современные жители конкретных стран хотели бы обладать (или думали, что они обладают). О национализме как особой идеологии см.: Гринин, Л. Е. Философия, социология и теория истории. – М.: КомКнига, 2006. – С. 313–315.
[20] Истоки немецкого романтизма можно увидеть еще в конце XVIII в., в частности в творчестве Мёзера. Основная идея Мёзера заключается в том, чтобы связать прошедшее с настоящим не только в том смысле, чтобы искать в прошлом оправдания для настоящего, но также и в том отношении, что прошлое можно понять только из настоящего (см.: Косминский 1963: 267).
[21] Особенно надо отметить Т. Б. Маколея (1800–1859), автора «Истории Англии от воцарения Якова II»; У. Коббета (1762–1835), автора «Истории протестантской реформации в Англии»; Т. Карлейля (1795–1881), в качестве историка исследовавшего французскую революцию и чартизм. Но особенно Карлейль прославился своей работой о выдающихся личностях в истории – «Герои, почитание героев и героическое в истории».
[22] Оно заимствовано из предшествующей социологии, но в него вложено совершенно другое содержание. Еще Монтескьё в своем сочинении «О духе законов» говорил об отношении законов к «общему духу нации». Германские ученые уже в XVIII в. подхватили эту идею Монтескьё и говорили о «духе народа», или, точнее, о «национальном духе».
[23] В частности, Э. Бёрк отмечал, что конституция страны создается не каким-нибудь договором, а сотрудничеством многих поколений на протяжении веков. Решающую роль здесь играет не созидательная воля отдельного законодателя, а бесчисленные социальные силы, действующие в течение длительного периода. Конституция того или другого государства – это одежда, приспособленная к телу (см.: Косминский 1963: 277).
[24] Неудивительно, что он является одним из тех историков, идеи которых впоследствии повлияли на формирование геополитики.
[25] Вот как Р. Коллингвуд описывает новую методологию: «Историки начала и середины девятнадцатого столетия разработали новый метод изучения источников – метод филологической критики. Он в сущности включал в себя две операции: во-первых, анализ источников (которые все еще оставались литературными или повествовательными), разложение их на составные части, выявление в них более ранних и более поздних элементов, позволяющее историку различать более или менее достоверное в них; во-вторых, имманентная критика даже наиболее достоверных их частей, показывающая, как точка зрения автора повлияла на его изложение фактов, что позволяло историку учесть возникшие при этом искажения. Классический пример этого метода – анализ сочинения Ливия, сделанный Нибуром, который доказал, что большая часть того, что обычно принимали за раннюю историю Рима, на самом деле является патриотической выдумкой, относящейся к значительно более позднему периоду; самые же ранние пласты римской истории у Ливия, по Нибуру, – не изложение истинных фактов, а нечто, аналогичное балладной литературе, национальному эпосу (используя его выражение) древнеримского народа. За этим эпосом Нибур обнаружил исторически реальный ранний Рим, представлявший собой общество крестьян-фермеров» (Коллингвуд 1980: 125). В России приверженцем этого метода был М. Т. Каченовский (1775–1842), основавший так называемую скептическую школу.
[26] Однако открытие англичанином О. Лэйярдом знаменитой Ниневии приходится как раз на середину века (1849 г.). См.: Косидовский, З. Когда солнце было богом. – М.: Наука, 1991. – С. 33–36.
[27] С другой стороны, можно согласиться с В. И. Лениным, что именно в философии истории Гегель наиболее устарел (Ленин, В. И. Соч. – т. 38. – с. 310).
[28] По мнению Гегеля, единственной мыслью, которую привносит с собой философия, является та простая идея, что разум господствует в мире, так что, следовательно, и всемирно-исторический процесс совершался разумно.
[29] Рационалисты, как мы помним, считали, что они во многом или даже в основном однотипны (см. лекцию 7).
[30] Например, свободы как высшей ценности; возрастов человечества (Руссо); особой роли государства (немецкие историки и философы, например Шлёцер); идей противоположности Востока и Запада; народного духа романтиков, наконец, массу идей теологии истории начиная от Евсевия и Августина (от понимания движущих сил и роли личности в истории до цепочки всемирных империй – исторических народов, финализма и разумности исторических событий, определяемых высшей волей), см. лекцию 3.
[31] Гегель, Г. В. Ф. Соч.: в 14 т. – Т. VIII. Философия истории. – М. – Л.: Соцэкгиз, 1935. – с. 27. Эта проблема, как мы помним, стояла и перед античной мыслью, и перед теологией истории: первая объясняла расхождения вмешательством богов или случайностями, вторая – природной слепотой людей, которые не могут знать замыслов Бога, использующих их в своих целях (см. лекции 2 и 3).
[32] «В ней (всемирной истории. – Л. Г.) тот необходимый момент мирового духа, который есть в данное время его ступень, получает свое абсолютное право, и живущий в этом моменте народ и его дела получают свое исполнение, и счастье, и славу» (Гегель, Г. В. Ф. Соч.: в 14 т. – Т. VII. Философия права. – М. – Л.: Соцэкгиз, 1934. – С. 355). Гегель (хотя и в мистическом виде) сумел увидеть очень важную диалектику мирового исторического процесса: можно синтезировать определенную ведущую линию развития этого процесса, которая условно складывается из достижений наиболее проявивших себя обществ. Эти достижения, взаимодействуя, обогащаясь и распространяясь, становятся достоянием многих обществ. Тем самым идет общее развитие человечества, в целом переход исторического процесса на новую стадию развития. О ведущей линии исторического процесса см.: Гринин 2006.
[33] Гегель трансформирует давнюю идею о богоизбранных народах и так называемых четырех мировых империях, которая была теологически сформулирована еще Иеронимом в конце IV – начале V в. н. э. (см. лекцию 3).
[34] Тут легко узнается идея возрастов человечества Руссо.
[35] Он постоянно находился в поиске, поэтому его ранние взгляды могли сильно расходиться с поздними, одни идеи не совпадали с другими.
[36] Следует учитывать, что сам философ далеко не всегда излагает свои идеи системно и непротиворечиво, что это только некое суммирование и в какой-то мере модификация его взглядов, в различных случаях он делает разные выводы и акценты.
[37] Хотя его понимание не всегда соответствует исторической реальности, например рабство, по его мнению, более прогрессивно, поскольку избавляет пленников от смерти. последнее утверждение было плодом спекулятивных рассуждений и не опиралось на конкретные факты.
[38] Здесь можно увидеть истоки идеи Маркса о смене способов производства в результате социальных революций.
[39] По сути, именно с Сен-Симона начинается развитие исследования исторического процесса как стадиального (об истории стадиальных взглядов см.: Илюшечкин 1996). Это важная идея, поскольку она позволяет рассматривать исторический процесс именно как всемирно-исторический путь, по которому идут все народы. Но, к сожалению, неправомерная методика предписывала рассматривать путь одних обществ по аналогии с путем других. А это приводит к ошибочному убеждению, что все народы развиваются совершенно одинаково (о соотношении всемирного исторического процесса и истории отдельных стран см.: Гринин 2006: 34–37).
[40] Но следует учитывать, что во многом это были разрозненные и не всегда совместимые идеи, которые – как это часто бывает у крупных мыслителей – поддавались различному истолкованию и породили разные направления мысли. Вскоре после смерти А. Сен-Симона его разрозненные высказывания по проблемам стадийного развития общества были не только приведены в соответствующую систему, но и развиты и дополнены в ряде направлений его учениками и последователями в книге «Изложение учения Сен-Симона». Она представляла собой обработанную запись публичных лекций, которые были прочитаны в 1828–
1829 гг. С. А. Базаром и коллективно отредактированы группой идейных руководителей сен-симонистского движения (см.: Илюшечкин 1996).
[41] Тут невозможно не увидеть истоки марксистского взгляда.
[42] Однако все же его заслуги в этом отношении сводились скорее к провозглашению задачи создания всеобъемлющей науки об обществе, формулирования термина и определенных принципов. Социология Конта является скорее философией.
[43] «Религиозный ряд» точно так же представлен в произведениях А. Сен-Симона четырьмя последовательными ступенями прогресса: фетишизма, многобожия, единобожия и «нового христианства». У него, правда, встречаются и иные периодизации.
[44] Некоторые параллели этой идеи можно найти в работах А. Р. Тюрго и А. Сен-Симона.
[45] По мнению Шапиро (1993: 344), тут Гизо приблизился в трактовке глубоких причин исторического развития и прогресса к взглядам И. Г. Гердера, трудами которого романтики очень интересовались и даже переводили их на французский язык.
[46] Гизо считал его важнейшим, но сегодня не все согласны, что он существенен.
[47] Лучшие историки этого времени, такие как Моммзен и Мейтленд, стали величайшими знатоками исторической детали. Историческая добросовестность отождествлялась с крайней скрупулезностью в исследовании любого фактического материала (Коллингвуд 1980: 123).
[48] Это была эпоха, обогатившая историю громадными коллекциями тщательно просеянного материала, такого как календари королевских рескриптов и патентов, своды латинских надписей, новые издания исторических текстов и документов всякого рода.
[49] Как пишет Коллингвуд (1980: 123), образованный человек стал уставать от этой лавины фактов и уже не видел большой разницы в том, открыт данный факт или нет.
[50] Пушкин также работал и как чистый историк, создав великолепное произведение «История Пугачевского бунта».
[51] Эта тема и в течение последующих десятилетий оставалась ведущей в русской философии и социологии, достаточно упомянуть хотя бы работу Н. Я. Данилевского «Россия и Европа».
[52] Напомним, что главной в этих письмах (особенно в самом знаменитом – первом письме), была мысль о том, что Россия, по мнению Чаадаева, является пародией на Запад, не будучи в состоянии реально овладеть западной культурой. Но больше всего негодования вызвало заявление Чаадаева, что православие, которым особенно гордились русские патриоты, виновато в том, что Россия отстала, что было бы лучше для нее, если бы она была католической (анализ взглядов Чаадаева см.: Алпатов 1985: гл. V).
[53] В том числе славянофилы считали, что крепостное право было результатом неправильных реформ XVIII в., поэтому стояли за его ограничение. Они также высказывали мысль, что необходимо ограничить самодержавие, поскольку для допетровской России для царя было характерно опираться на мнение народа (Земские соборы). таким образом, в ряде важных вопросов славянофилы и западники фактически были довольно близки.
Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 690; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!