Из доклада комитета РКП(б) в лагере № 1 в Стшалково. 23 апреля 1921 г.
«В последнюю эпидемию тифа и холеры в Стржалковском лагере умирало до 300 человек в день, конечно, безо всякой помощи, потому что даже хоронить их не успевали… Борьба с холерой сводится к нулю… Больных кладут по двое на кровать, происходит обмен болезнями. Из-за отсутствия мест больных выписывают на следующий день после падения температуры. Новые приступы – и результат: в мертвецкой до потолка трупов и горы вокруг нее. Трупы лежат по 7–8 дней, объедаемые крысами, а порядковый номер списка погребения перевалил на 12-ю тысячу. Тогда как за все время германской войны он достиг только 500… По имеющимся данным, такие же результаты дала эпидемия в лаг. Тухоль…»
А вот какой-то совсем небольшой лагерь в Пулаве.
Из доклада председателя РУД Е. Я. Аболтина и уполномоченного РУД К. Лапина. 2 мая 1921 г.
«Что в прошлом, т. е. до заключения мира с Польшей, жизнь наших военнопленных в польских лагерях была один сплошной кошмар, станет ясно каждому, полчаса побеседовавшему с военнопленными. Сам начальник пункта не отрицает этого, указывая, что его предшественник, (какой-то майор) был чрезвычайно жестокий человек и ничего не предпринимал для улучшения жизни военнопленных.
Во время пребывания этого майора в должности начальника пункта развилась эпидемия сыпного тифа, причем смертность достигла самой невероятной цифры – 30–40%.
По сведениям начальника пункта, с 4 октября 1920 года по 1 апреля умерло 540 человек, т. е. приблизительно 1/3 всего наличного состава лагеря. По сведениям же военнопленных, в течение всего этого срока умерло не меньше 900 чел., зарытых на левом берегу Вислы (по 30–40 человек голыми вместе) в ямах. Для пресечения эпидемии майором ничего не предпринималось, и в конце концов этот палач сам пал жертвой этой же эпидемии…»
|
|
|
Маленький нюанс: с началом репатриации в Пулаве был устроен приемно-пропускной пункт, где собирали пленных и формировали эшелоны. Так вот: там же проводили и санобработку. Санобработка по прибытии с фронта с лагерь – дело обычное, но чтобы обрабатывали тех, кого отправляют из лагеря домой…
Вообще-то это неправильно – употреблять в исторических работах слово «верить». Но все же: прочитав все это, вы верите, что в польском плену погибло только 16 тысяч красноармейцев?
В декабре 1920-го началась передача пленных советским властям. Производилась она весьма цинично. Поляки даже не пытались скрыть перед «этими москалями» состояния пленных, их просто вышвыривали в сторону России.
Из докладной записки зам. Председателя Белорусской комиссии по эвакуации населения С. Кагана. 15 декабря 1920 г.
«Сообщаю, что 10/XII с. г. во исполнение постановления согласительной комиссии об обмене 18 польских военнопленных на 36 военнопленных красноармейцев, я выехал в м. Столбцы… Красноармейцы прибыли чрезвычайно изнуренные и истощенные, в лохмотьях, и один даже без всякой обуви. Жаловались на дурное питание и обращение; вагон был совершенно не приспособлен к перевозке и даже не был очищен от свежего конского навоза, который лежал слоем в ¼ аршина… По прибытии в Минск и по осмотре врачом 30 красноармейцев были отправлены в изоляторы Белкомэвака, а остальные – в общежитие».
|
|
|
Естественно, для репатриации выбирали пленных, которые считались здоровыми. Тем не менее, из 36 человек 30 были отправлены в больницу. Кстати, как вы полагаете, конский навоз – это неопрятность или сознательное оскорбление?
В дальнейшем отправляемых на родину как-то одевали, но весьма своеобразно: для того, чтобы одеть отъезжающих, отбирали последнее у тех, кто остается. Какой был в этом смысл? Самый прямой: к тому времени начала поступать гуманитарная помощь, да и РУД покупала одежду для пленных, так что были неплохие шансы, что к тому времени, когда начнут отправлять последние эшелоны, польской стороне тратиться на одежду уже не придется.
|
|
|
В марте поляки еще раз показали себя. Казалось бы, договор подписан, надо выполнять. Но вот смотрите, что произошло.
Из доклада вернувшихся из плена коммунистов П. Н. Рыжакова и В. Володина в ЦК РКП(б) и ВЦИК. 12 апреля 1921 г.
«В пятницу 4 марта сержант 1-го отделения Яворский пришел к нам, коммунистам, в бараки и официально объявил, что в воскресенье, 6 марта, все коммунисты отправляются на родину. 5 марта нас водили в баню и начали выдавать обмундирование… Вдруг приходит поручик и заявляет, что пришло распоряжение из Варшавы от Министерства военных дел – оставить коммунистов до особого распоряжения. В это время стало известно о Кронштадтском мятеже. И коммунисты были задержаны (наше мнение) в связи с этим событием. Нам известно, что красноармейцам в лагере говорили агенты Савинкова – Балаховича, указывая на наши бараки: “Советская власть в России пала, за все наши муки ответят своими головами вот эти два барака коммунистов”. Мы подозреваем, что они намеревались учинить неслыханное зверство».
Вот интересно: если бы кронштадтское восстание не было так быстро разгромлено, стал бы Пилсудский соблюдать перемирие или начал бы второй акт завоевания «восьми воеводств»?
|
|
|
Коммунисты лагеря Стшалково сориентировались быстро. Они объявили голодовку – и администрация, по-видимому, попросту перепугавшись, все же отправила их домой. Тем более что мятеж к тому времени был подавлен, и стало ясно, что польскому правительству придется сосуществовать с Советской Россией еще неопределенное время.
Впрочем, послабление было временное. Как отмечено в протоколе 11-го заседания Российско-Украинско-Польской смешанной комиссии по репатриации от 28 июля, «польское командование лагерей как будто бы в отместку после первого приезда нашей делегации резко усилило свои репрессии. Получивши выговор центральной власти за свои послабления, допущенные ими в майских постановлениях с нашими уполномоченными, командование лагерей стремится сторицей исправить свою ошибку и свою оплошность, выместив это на положении военнопленных».
Как видим, не все приказы польского руководства не исполнялись. Некоторые исполнялись весьма охотно. А РУД нисколько не сомневалась в преднамеренности зверств в лагерях.
«Красноармейцев бьют и истязают по всякому поводу и без всякого повода. Красноармейцев калечат, когда они не отдают свою последнюю рубашку, которую хотя надеть на отправляемых в Россию. Его избивают и истязают, когда он ночью не по всем правилам вытянулся в струнку, его просто истязают ночью польские солдаты ради потехи и удали, его избивает и глумится над ним всякий “балаховец”, который при подписании мира с Россией имеет возможность свободно ходить по всему лагерю и при помощи своих кулаков показывать свою лояльность Советской России».
…Все это ни в коей мере не преувеличение, а честная выжимка из толстенного сборника документов, составленного, в основном, из- документов, предоставленных польской стороной. Кстати, документы польских проверок, в общем-то, не противоречат советским. В том, что касается общей картины, они совпадают, просто поляки (поскольку инспекции проводили в основном врачи) больше внимания обращают на условия жизни и санитарное состояние лагерей, а наши – еще и на обращение. И в качестве резюме для тех, кто все же добрался до конца этой безысходной, тягостной главы – выдержка из доклада Е. Я. Аболтина, председателя Российско-Украинской делегации, написанного уже после окончания обмена, в феврале 1922 года.
«Может быть, ввиду исторической ненависти поляков к русским или по другим и экономическим, и политическим причинам, военнопленные в Польше не рассматривались поляками как обезоруженные солдаты противника, а как бесправные рабы. Жили военнопленные в построенных германцами старых деревянных бараках. Пища выдавалась негодная для потребления и ниже всякого прожиточного минимума. При попадании в плен с военнопленного снимали все годное к носке обмундирование, и военнопленный оставался очень часто в одном лишь нижнем белье, в каковом и жил за лагерной проволокой…
Содержа пленных в нижнем белье, поляки обращались с ними не как с людьми равной расы, а как с рабами. Избиения в/пленных практиковались на каждом шагу. В протоколе 9-го заседания Смешанной комиссии от 8 VII 21 г. сказано: “Избиения красноармейцев, имеющие характер эпидемии, до сего времени не прекращаются”.
В том же протоколе дальше говорится: “что военнопленные не могут быть обращены на работы, унижающие человеческое достоинство, как то: запряжка в телеги, плуги, бороны”. В протоколе, составленном в лагере Стржалково 4 мая 921 г., который подписан и представителями Польправительства, говорится: “Предлагается не заставлять в/пленных возить на себе бочки с нечистотами. Устранить это увеличением конского состава”.
Смертность пленных при вышеуказанных условиях была ужасна. Сколько умерло в Польше наших военнопленных, установить нельзя, так как поляки никакого счета умершим в 1920 г. не вели…
В лагерях помещалась половина в/пленных, другая же половина находилась на работах, но и находящиеся в рабочих дружинах не были в лучшем положении. Истощенных и полуодетых, несмотря на погоду и время года, гоняли на самые разнообразные и непосильные работы. Плата за работу полагалась по приказу 18 марок в месяц, но в большинстве случаев ее не платили. Рабочее время было неограниченно[80]».
Ну, и напоследок совершенно прелестная подробность. Польское правительство, эксплуатируя пленных как рабов, попыталось еще и предъявить РСФСР счет за их содержание. Но тут уже не вышло. Наши представители опросили пленных и подсчитали, что всего польской стороной на их содержание было потрачено около 1, 5 миллиарда польских марок, а наработали наши пленные в Польше на 6 млрд. марок. После чего поляки полностью потеряли интерес к взаиморасчетам[81].
Итак, на родину в 1921 году вернулось 76 тысяч пленных. Не все из них дожили до 1939 года, но многие дожили. И как вы думаете, сколько из них, узнав о том, что нашими войсками взято 180 тысяч польских пленных, тут же уселись писать заявления в НКВД, вспоминая имена своих палачей в надежде, что кто-то из них все же достался нашим?
Доктор исторических наук Николай Антипенко был во время войны заместителем командующего 1-го Белорусского фронта по тылу. Впоследствии он рассказывал своему ученику Александру Колеснику:
«Когда советские войска в 1944 году вошли в Польшу, то 18 бойцов, которые когда-то были в польских лагерях, просто пришли в ярость и из чувства мести рвались в те места, где их когда-то содержали. Они, кстати, узнали там и некоторых представителей администрации, которые тогда были живы. Пришлось силой их утихомиривать, чтобы их чувство мести не выплеснулось с расправу над полками. Польское руководство тогда клятвенно заверило, что будут поименно восстанавливать списки всех погибших красноармейцев. Будут установлены памятники, будет установлен храм, в котором воздадут все необходимые покаяния…»[82]
Однако, ждем до сих пор…
Глава 10
ТАЙНАЯ ВОЙНА
Итак, война закончилась. Польскому правительству волей-неволей пришлось смириться с тем, что Второй Речи Посполитой не получилось, а на востоке существуют три «большевистские» государства, в 1922 году объединившиеся в одно – СССР. Как относилась к этим государствам польская верхушка, одержимая комплексом «восьми воеводств» – надо ли говорить? А поскольку во главе страны стояли, в основном, выходцы из шляхты, то к традиционной для поляков ненависти к «москалям» прибавилась еще и ненависть к большевикам, отменившим частную собственность, национализировавшим землю, банки, заводы и низведшим «белую кость» до положения «черной» – как такое стерпеть?
Позиция эта была и безнаказанна, и удобна: «крестовый поход против большевизма» в глазах мирового сообщества оправдывал войну, скрадывая тот факт, что велась она за приобретение земель, прав на которые Польша не имела. Освободитель мира от большевизма может рассчитывать на приз, кто бы спорил…
В самой Польше тоже произошли некоторые перемены. Еще в январе 1919 года Пилсудский и Польский национальный комитет договорились о создании коалиционного правительства. Председатель ПНК Дмовский и Пилсудский, старые политические враги, объединиться могли бы разве что на каторге, скованные одной цепью – но Падеревский, человек более спокойный, вошел в правительство, став премьер-министром. Это назначение добавило экзотики в европейскую политическую жизнь (до сих пор таких чудес, как премьер-музыкант, в ней не водилось) – но позволило ликвидировать «двухголовость» польского государства. Единоличным правителем, «начальником государства», стал Пилсудский. Все бы ничего, если бы не его идея «Междуморья», едва не приведшая к гибели новорожденного польского государства – ведь разгром Тухачевского под Варшавой был вероятен, но не предопределен. Сами поляки называли его «чудом на Висле».
Впрочем, и после подписания мирного договора Пилсудский продолжал нарываться на неприятности, поскольку в 1921 году Польша, хоть и завуалированно, продолжала военные действия против восточных соседей. Она по-прежнему являлась копьем, зажатым отнюдь не в польской руке. Однако нам в данном случае интересно не само любимое оружие рыцарей, а его наконечник – ведь после войны резали и грабили в советских приграничных районах, хоть и на польские деньги и с польской территории, отнюдь не поляки. После заключения мира пан Пилсудский ввел в игру силы, которые во время войны, двигаясь в обозе польской армии, самостоятельного значения не имели. Теперь пришел их черед.
Союзнички
Отбросов нет – есть кадры.
Народная мудрость
Как мы уже писали, Пилсудский пошел на восток не в одиночку, а в компании с «национальными силами». В принципе, когда надо оправдать вторжение «защитой интересов угнетаемого народа», в качестве представителя этого самого народа годится кто угодно, даже откровенная мразь – но все же многие государства стараются блюсти приличия, чтобы не насажать на репутацию совсем уж несмываемых пятен. Однако здесь не тот случай…
Самым приличным из союзников Пилсудского являлся бывший гетман Украины Симон Петлюра, собравший для этого похода небольшую армию. Правда, Петлюру с Украины незадолго до того выгнали, да и обращение за помощью к старым врагам популярности ему не прибавило – но сам он громко величал себя гетманом, своих приближенных – правительством УНР, а ничего другого от него и не требовалось.
По состоянию на 25 апреля 1920 года «армия УНР» насчитывала 3800 человек. В целом же по ходу кампании численность петлюровского войска, которое, в зависимости от военных успехов, то разбегалось, то снова собиралось, «гуляла» в пределах до 20 тысяч человек. Для символа – достаточно, для реальных боевых действий против окрепшей и нарастившей к тому времени боеспособность РККА – безнадежно мало.
Впрочем, Петлюра и сам не скрывал, что намерен прийти на Украину на польских штыках – да и глупо было отрицать очевидное. Правда, обещания пана Пилсудского насчет «украинского» правления оказались фикцией – назначенные гетманом комиссары являлись фигурами чисто декоративными, вся власть на местах принадлежала польским военным властям. Может быть, потом сдали бы власть? Может быть… а как же «Вторая Речь Посполитая?»
Но и Петлюра обманул Пилсудского – обещанное им всенародное восстание, которое должно было разразиться, едва польская армия вступит на украинскую территорию, не состоялось. Точнее, «повстанцев»-то хватало: общее количество членов разного рода банд приближалось к 50 тысячам человек, но они предпочитали грабить, а не воевать с красными.
К осени 1920 года, когда поляков погнали, численность «армии УНР» упала до 6 тысяч человек. Правда, после разгрома Тухачевского Петлюра воспрял было духом и вместе с польской армией перешел в наступление, а также издал приказ о всеобщем восстании - однако Украина почему-то опять не откликнулась на призыв, а вскоре и Пилсудский заключил мир с большевиками, оставив гетмана наедине с РККА.
11 ноября, уже после подписания предварительного советско-польского мирного договора, петлюровцы начали свое последнее безнадежное наступление. На то, чтобы разгромить «армию УНР», красным потребовалась неделя. 21 ноября последний ее отряд покинул Украину. (На шесть дней раньше – 15 ноября – последний пароход с остатками армии Врангеля отвалил от берегов Крыма). Петлюра умолял Пилсудского сохранить армию – пригодится еще! – однако его люди были разоружены и интернированы. Их швырнули в те же лагеря, что и пленных красноармейцев, разве что не раздели да рационы установили чуть повыше (и все же не дотягивавшие до рационов польской армии). Но все равно ближайшей зимой более двух тысяч из 24 тысяч интернированных умрет от охвативших лагеря эпидемий.
Еще один союзник Пилсудского в действиях на территории Советской Украины репутацию имел куда более мутную — зато был с польским правителем одного революционного поля ягода. Борис Савинков родился в 1879 году, вырос в Варшаве, в начале века стал членом боевой организации эсеров, террористом. В 1906 году арестован в Севастополе и приговорен к смертной казни, но сумел бежать в Румынию, откуда перебрался в Париж. Там вроде бы занимался литературной деятельностью. С началом Первой мировой войны вступил во французскую армию, весной 1917 года вернулся в Россию.
После Октября Савинков снова занялся конспиративной работой. В феврале-марте 1918 года он создает тайную офицерскую организацию «Союз защиты родины и свободы», которая летом устраивает серию восстаний. От всей этой истории за версту несет Антантой – известно, что англичане и французы финансировали «Союз», а разворачивавшаяся одновременно с эсеровской провокацией и увязанная с ней спецоперация получила название «заговора послов». После провала и этой авантюры Савинков какое-то время перемещался по России, а в 1919 году добрался до Европы, пытаясь найти спонсора для очередного «похода на большевиков».
Этот в высшей степени смутный персонаж и стал еще одним союзником Пилсудского в походе на Украину – в январе 1920 года последний приглашает Савинкова в Варшаву. Под видом благотворительной организации, призванной оказывать помощь интернированным в Польше русским военным, Савинков создает в польской столице Русский политический комитет и принимается полным ходом вербовать из военнопленных и интернированных «русскую армию». Министерство военных дело Польши учреждает в Бресте специальное представительство, которое должно заниматься созданием этой «армии», ее эмиссары получают карт-бланш на работу в лагерях военнопленных. Финансирует мероприятие не только Польша, но и Франция, план операций согласовывается с польским руководством, (которое имеет французских советников). Командиром «армии» становится генерал Перемыкин.
Считается, что Пилсудский был настроен против белой армии, выступавшей за «единую и неделимую Россию». Однако это не мешало ему координировать свои действия и с белым движением. В 1920 году в Варшаве появляются русские дипломатические миссии: одна от совета белых послов в Париже, другая, военная – от генерала Врангеля. В Крыму у Врангеля тоже сидит польская миссия.
«Русская армия» надежд не оправдала. Она очень долго формировалась, так что успела поучаствовать лишь в петлюровском походе октября 1920 года, где была быстро и бесславно разгромлена.
Однако самый колоритный персонаж предоставила полякам Белоруссия. БНР, хоть и вытесненная в эмиграцию, естественно, никуда не делась, а где-то там тихонечко попискивала на задворках политической жизни. В феврале 1920 года Пилсудский принял предложение руководителя Военно-дипломатической миссии Рады БНР в Латвии и Эстонии о переводе на белорусский участок фронта Отдельного (белорусского) отряда Станислава Булак-Балаховича. Это был не просто бандит, но уже совершенно патологический тип, садист, известный, по выражению русского журналиста Львова, «нечеловеческим пристрастием к повешениям» и зоологическим антисемитизмом. К 1919 году он успел побывать в царской армии, у красных, белых, эстонцев. Везде его служба протекала одинаково: начиналась интригами против вышестоящего начальства, продолжалась растратами и, если обстановка позволяла, грабежами и убийствами, и заканчивалась арестом, после чего атаман оперативно менял хозяина. В декабре 1920 года в тифлисской газете «Понедельник» было опубликовано интервью с бывшим министром юстиции северо-западного (белого) правительства Е. П. Кедриным, который говорил про Балаховича:
«Я хорошо знаю этого авантюриста. У меня в руках был ордер об аресте его, но он ускользнул, и удалось арестовать только его ближайшего соучастника, Николая Энгельгардта. Они вместе занимались грабежом и обирательством богатых людей, предъявляя им обвинения в большевизме, под угрозой немедленной виселицы... неуплативших вешали, чтобы напугать других купцов и промышленников, причем, вешателем являлся генерал Балахович лично. Вешать и расстреливать людей – это занятие он считал не только своей специальностью, но и “отдыхом”, и этому “отдыху”, не скрывая своего удовольствия, он предавался обычно после обеда...»[83]
К 1920 году он сколотил целое соединение – надо сказать, достаточно боеспособное, но состоявшее из таких отморозков, какие и в Гражданскую были редкостью. Расследовавший жалобы на действия балаховцев польский военный прокурор полковник Лисовский писал:
«…Армия Балаховича представляет собой банду разбойников, которая переправляет награбленное золото. Чтобы занять какой-нибудь город, посылается армия, солдаты которой грабят и убивают. И лишь только после многочисленных погромов, два дня спустя, приезжает Балахович со своим штабом. После грабежа начинаются пьянки. …Что касается Балаховича, он позволяет грабить, иначе они отказались бы продвигаться вперёд … Каждый офицер, вступающий в армию Балаховича, обливает себя грязью, которую ничем нельзя смыть...»
Если уж такое пишет польский прокурор (а польская армия по отношению к мирному населению зарекомендовала себя наихудшим образом) – то трудно даже представить, каков был этот «освободитель».
Однако, согласно приведенной в эпиграфе народной мудрости, пригодился и Балахович. В начале 1920 года он начал формирование в Белоруссии «партизанских отрядов» для участия в советско-польской войне – естественно, на польские деньги – и в августе объявил себя командиром «партизанской дивизии». Военные подвиги «орлов батьки Балаховича» неизвестны, зато его хлопцы блистали на ниве грабежей и погромов беззащитных мирных жителей.
Вот некоторые особенности его освободительной миссии:
«В 5 час. вечера балаховцы вступили в Мозырь. Крестьянское население радостно встретило балаховцев, но евреи попрятались по квартирам. Сейчас же начался погром с массовыми изнасилованиями, избиениями, издевательствами и убийствами. Офицеры участвовали в погроме наравне с солдатами…
…Насилию подвергались девочки от 12 лет, женщины 80 лет, женщины с 8-месячной беременностью…, причем насилия совершались от 15 до 20 раз”... …В деревне Инево, на границе Пинского и Ковельского уездов, добровольцы ограбили еврея, затем обмотали его колючей проволокой и катали по земле. Растерзанного и окровавленного его размотали и медленно жгли на огне; во время пыток еврей сошел с ума и был пристрелен. В ряде деревень произведены подобные же зверства с утонченным разнообразием приемов.
В городе Камень-Каширске все еврейские квартиры были разграблены. Всякого еврея, показавшегося на улице, убивали. С целью убийства возможно большего количества евреев балаховцы подожгли дома. Выбегавших расстреливали. 12 девушек подвергнуты пыткам. Полковник Дарский спокойно присутствовал при этом. Известен случай изнасилования одной девушки 34 солдатами. Изнасилована также 60-летняя старуха. После изнасилования ее облили керосином и подожгли…
…При этом, в ответ на обоснованную критику польских военных и союзников-эсеров, прямо обвинявших Балаховича в антисемитизме, тот не придумал ничего лучше, как издать приказ о формировании в составе своей армии “добровольческого еврейского батальона”, для которого даже была установлена особая форма. Командовать этим батальоном стал служивший у Балаховича прапорщик Цейтлин, в батальоне кроме него состояло еще три еврея – больше желающих служить в славной армии Балаховича видимо просто не нашлось”[84]».
По данным израильского института «Яд Вашем», четверть евреев, уничтоженных в погромах во время Гражданской войны, числится за Балаховичем. Впрочем, не лучше он относился и к соотечественникам, заподозренным в «большевизме» или просто зажиточным, у которых было что взять.
…После перемирия, заключенного между Польшей и РСФСР в октябре 1920 года, Балахович, вроде как самостоятельно, но с ведома польского Генштаба и на его деньги, перешел демаркационную линию и начал собственный «освободительный поход». 12 ноября 1920 года он провозгласил воссоздание БНР и даже успел выпустить почтовые марки (отпечатанные загодя в Польше), но через неделю его войско постигла судьба петлюровского. Балаховцы ушли в Польшу, где были разоружены и интернированы.
Таковы три основных контингента «национальных» сил, наступавших совместно с польской армией: от полубандитов-петлюровцев до совершенно феноменальной мрази, какой являлось воинство Балаховича. Где-то посередине этого спектра находилось еще несколько полуотрядов-полубанд тогдашних «полевых командиров», с погонами и без оных.
После быстрого и бесславного провала войны «национальных сил» против РККА осенью 1920 года они были разоружены и интернированы. Почему разоружены – понятно, это являлось одним из условий мирного договора. Почему Пилсудский пошел на такой некрасивый шаг, как интернирование бывших союзников? Самый вероятный ответ: ему хватало криминального элемента и без мающихся от безделья двадцати тысяч бандитов. Содержались они в лагерях, но «по первому разряду», зачастую выполняя роль помощников лагерной администрации.
Существует один интереснейший документ – предписание главы французской военной миссии в Польше генерала А. Нисселя офицерам – уполномоченным миссии. Касается оно отношения к интернированным бойцам «национальных» сил. Предписание датировано 30 ноября 1920 года.
«Прошу Вас связаться с польскими командующими (округов) и добиться у них разрешения на посещение русских и украинских офицеров и солдат, пребывающих в вашем районе. Будете держать меня в курсе их материального и морального состояния и, со своей стороны, засвидетельствуете им тот интерес, который Французская военная миссия проявляет к их судьбе. Было бы желательно, чтобы вы поощряли командный состав к продолжению изучения военного дела и повышению тактических знаний; в частности, надо добиться от польских властей разрешения на посещение лекций и инструктажа, который проводят французские офицеры в данных округах»[85].
Интересно, почему французы так пекутся о боевой подготовке «национальных» частей? Что им до «тактических знаний» савинковев и балаховцев?
Чужими руками
Казалось бы, теперь, после окончания войны, интерес польского правительства к «национальным силам» должен бы погаснуть. Однако ничуть не бывало! Формально инициатива дальнейших действий принадлежала Петлюре, Савинкову и их «полевым командирам», однако всю без исключения материальную базу предоставляли поляки – от пайков и бараков в лагерях до вооружения и снаряжения. А вот кому принадлежал план дальнейших действий… О, тут все гораздо интереснее. Французы ведь не зря пеклись о боевой подготовке интернированных бандитов.
Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 220; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!