КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ имлыклжля К.АПШШ1

Раздел II БАЗОВЫЕ ПОНЯТИЯ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИИ 1. КУЛЬТУРА КАК МИР СМЫСЛОВ «Я знаю, что это такое, до тех пор, пока меня не спросят, что это такое». Эти слова принадлежат христианскому мыслителю сред­невековья Августину Блаженному. Они вполне применимы к из­вестному всем понятию «культура». Откроем последнюю по времени создания энциклопедию и прочтём: «Культура (от лат. сиилга — возделывание, воспитание, образование, развитие, почитание), совокупность созданных че­ловеком в ходе его деятельности и специфических для него жиз­ненных форм, а также самый процесс их созидания и воспроиз­водства. В этом смысле понятие культуры — в отличие от поня­тия природы — характеризует мир человека и включает в себя ценности и нормы, верования и обряды, знания и умения, обы­чаи и установления (включая такие социальные институты, как право и государство), язык и искусство, технику и технологию и т.д. Различные типы культуры характеризуют определенные ис­торические эпохи (античная культура), конкретные общества, на­родности и нации (культура майя), а также специфические сфе­ры деятельности (культура труда, политическая культура, худо­жественная культура)» [НИЭ 2000: 10]. Владимир Даль в своём знаменитом «Толковом словаре жи­вого великорусского языка» культуру определил так: «Обработ­ка и уход, возделывание || Образование, умственное и нравствен­ное». Слово культура впервые появилось двести с лишним лет тому назад в одном из немецких словарей (1793), а первое научное о*                                                                                                                                    35 РАЗДЕЛ 11. ЬЛЗОВЬШ ПОНЯТИЯ ЛИНГВОКУЛЬТУНОЛОГИИ определение дал знаменитый этнограф Э. Тейлор в 1871 г.: куль- <7Г<-(?00г<*"-"~~ - <••< тура - совокупность знаний, искусства, морали, права, обычаев и других особенностей, присущих человеку как члену общества. Но научное сообщество одним этим определением не удоволь­ствовалось. С 1871 по 1919 г. их стало уже семь, за период 1920— 1950 гг. их число достигло 157; в 1970-х гг. — 250, а в конце 80-х -свыше 500. Авторам определений культура представляется как: • общий и принятый способ мышления; • ненаследственная память коллектива; • социально унаследованная совокупность практических навы­ков и идей, характеризующих наш образ жизни; • ценностный отбор, осуществляемый обществом; • идеальное представление; • след, оставляемый искусственным окружением в сознании личности; • система прецедентов и правил; • система, стоящая между человеком и миром; • закреплённая методика организации окружающего человека пространства в разумно-духовное пространство и т.д. «В широком смысле культура есть совокупность проявлений жизни, достижений и творчества народа или группы народов» [ФЭС 1998: 229]. Возникает естественный вопрос, почему так много определе­ний у одного понятия, в общем-то известного каждому. Большой знаток культуры Ю.М. Лотман объяснил это тем, что значение термина зависит от типа культуры, а типов много, и каждый из типов на том или ином этапе существенно меняется. Известный американский лингвист и культуролог Э. Сепир отсутствие об­щепринятого толкования термина объяснял тем, что это «смут­ная мыслительная область». Современные специалисты по наукологии (наука о науке) заметили, что «культура» в гуманитарных науках — такое же фун­даментальное понятие, как «гравитация» в физике и «эволюция» 36 1. культура клк мир смыслов в биологии. В сущности, культура включает в себя все, поэтому содержание понятия «культура» оказывается всеохватывающим и одновременно как бы пустым. Предельно обобщённые понятия определений не имеют, по­тому что дать определение значит подвести определяемое под бо­лее общее понятие, а такового для «культуры» уже нет. Приме­ром может служить одна из последних дефиниций: «Культура -это специфическая форма существования родового человека в пространстве и во времени. Навыки и умения человека, т.е. его родовые свойства, проявляющиеся в нем самом в процессе его деятельности, трансформируются в мир с помощью культуры. Тем самым культурная деятельность человечества и есть способ его самопостроения и самоосуществления. Культура в некотором смысле эквивалентна обществу, и потому ее изучение — это и изу­чение общества» [Сенкевич 1989: 229]. В подобных случаях определение заменяется интерпретаци­ей, т.е. указанием на ту или иную сторону понятия, на то или иное свойство явления. Поскольку сторон и свойств может быть много, то и интерпретаций соответственно тоже. Когда мы пы­таемся дать определение культуры, мы, строго говоря, форму­лируем своё понимание, как это сделала героиня рассказа Б. Зайцева, писателя русского зарубежья: «Она вздохнула и вспомнила об Анатоле Франсе. Вот где культура, порядок, урав­новешенность! Тут ей представилось, что трудное слово куль­тура можно по-новому определить. Старческой рукой зажгла она вновь свечу и, надев очки, записала в книжечку афоризмов и наблюдений: «Культура есть стремление к гармонии. Культу­ра — это порядок». Записью она осталась довольна и спокойно отошла ко снам» [Зайцев 1990: 62]. А вот как интерпретировал понятие «культура» Б. Пастернак, который в молодости выби­рал, кем ему быть — музыкантом или поэтом: «Культура — пло­дотворное существование». Р. Браг, специалист по истории древ­него Рима, отметил: «Культура есть работа над собой, возделы­вание самого себя, усилие по ассимиляции того, что превосходит индивида». 37 раздел II. бажжьп-; понятия липгвокультурологии Среди интерпретаций могут встретиться и парадоксальные типа: «Культура — это то, что остаётся у человека, когда он теряет (забывает) всё». В сотнях существующих и в тысячах потенциально возмож­ных интерпретаций есть нечто общее: культура характеризует жизнедеятельность личности, группы и общества в целом; это спе­цифический способ бытия человека; культура включает в себя особенности поведения, сознания и деятельности человека, вещи, предметы, произведения искусства, орудия труда, языковые фор­мы, символы и знаки. «...Культура — это любое природное явле­ние, преображенное человеческим вмешательством и в силу это­го могущее быть включенным в социальный контекст» [Эко 1998: 35]. Одним словом, культура — исключительно человеческий фе­номен, поскольку в ней всё начинается и заканчивается челове­ком, а потому в человеке ищут ключ к пониманию феномена куль­туры. Чем больше мы привлекаем интерпретаций понятия «куль­тура» и настойчивее ищем в них нечто общее, тем отчетливее ощу­щаем, что первоисток культуры лежит в мыслительной деятель­ности человека. Обнимая мыслью все лежащее за пределами соб­ственной персоны и внутри ее, человек включает увиденное в свою деятельность, на первом этапе всегда мыслительную. Справед­ливо замечено, что человек видит не глазами, а мозгом. «Увидеть — значит изменить» — это парадоксальное замечание в дневнике М.М. Пришвина подтверждает неоспоримый вывод о том, что интеллектуальное и чувственное познание мира одновременно есть и его умственное культивирование, возделывание. «...Куль­тура по отношению к духовной жизни выступает как необходи­мый материал мысли, как нечто освоенное и наличное, как со­держание. В качестве материала мысли культура нечто данное, а мысль — то, что из него создают; мышление тем самым есть ста­новление культуры» [Моль 1973: 46]. Похожую идею в афорис­тичной форме высказал один из наших современников: «...При­рода, обручившись с человеческой мыслью, становится феноме­ном культуры» [Литературная газета. 1990. № 15. С. 4]. 38 1. культура как мир смыслов В сотнях интерпретаций понятия «культура» настойчиво про­ступает мысль о том, что ядром культуры являются смыслы. Для русского философа и социолога П.А. Сорокина культура — мир ценностей. Известный французский культуролог А. Моль пола­гает, что культура — это интеллектуальный аспект искусственной среды. Отечественный ученый Л. Баткин считает, что культура -это исторически определенный смысловой мир. Полемически за­остренная реплика Л. Баткина: «В культуре не содержится ниче­го, кроме смыслов (и способов их передачи)», — не кажется пре­увеличением. Цветок засохший, безуханный,     Чужой, знакомой ли рукою? Забытый в книге вижу я               И положен сюда зачем? И вот уже мечтою странной         На память нежного ль свиданья, . Душа наполнилась моя:                Или разлуки роковой, Где цвел? когда? какой весною?   Иль одинокого гулянья И долго ль цвёл? и сорван кем,     В тиши полей, в тени лесной? (А.С.Пушкин) Сухой цветок — факт природы, рука человека над ним не тру­дилась, в нем нет ничего искусственного, но достаточно было свя­зать с этим случайным цветком размышления, полные глубокого для человека смысла, как перед нами возникает явление культуры. Философия культуры утверждает, что не всякая деятельность порождает культуру, а только та её часть, которая носит сакраль­ный характер и связана с поиском смыслов, вычитываемых в бы­тии. Предмет или поступок становится культурным феноменом, если он обретает смысл; производство смыслов творит культуру [Гуревич 1994: 34-36]. Зададим себе вопрос, является ли солнце фактом культуры. На первый взгляд, нет. С другой стороны, известно, что все суще­ствующие культуры включают это понятие. Так, солнце для сла­вян, германцев и вообще всех народов, живущих в умеренных широтах, — символ добра, тепла, ласки. «Ты мое солнышко» -обращение к любимым. Знаки солнца (солярные знаки) присут- 39 раздел II. базовый понятия липгвокультурологии ствуют в вышивках и в деревянной резьбе, выполняя роль обере­га. В культурах же арабских стран и Средней Азии, мучимых не­стерпимым дневным жаром, солнце воспринимается как зло. Го­ворят, что арабы не понимают сонета Шекспира, в котором лю­бимая сравнивается с солнцем. «Солнце» в нашем мире — это не только природное явление, но и продукт культуры, факт человечес­кой истории, которая обеспечивает непрерывное обогащение и на­копление смысла, вырабатываемого деятельностью в ходе прак­тического и духовного освоения природы [Васильев 1988: 83]. В южных культурах особым ореолом окружена луна. Если в сознании русских луна устойчиво ассоциируется с миром тьмы, загробным миром, и ее восприятие связано с философскими раз­мышлениями о мире и жизни (жить «под луной», «в подлунном мире»), если лунный свет у славян считался опасным, вредным, особенно для беременных женщин и новорожденных, то отноше­ние к луне во вьетнамской культуре, например, иное. Жизнь вьет­намцев течет по лунному календарю, время измеряется в лунных месяцах, встречают Новый год — Тэт, Лунный праздник — самый любимый праздник вьетнамских детей. Луна часто сравнивается с юной девушкой, нежной и чистой, под луной гуляют влюблен­ные и посвящают ей стихи и песни. Всё жизненно важное для вьетнамцев связано с луной, которая вызывает у них только по­ложительные эмоции [Чинь Тхи Ким Нгок 1998]. Высший комп­лемент красоте женского лица — сравнение его с ночным свети­лом. У русских же выражение «лицо, как луна», едва ли воспри­мут как восхищение красотой. Один и тот же натурфакт (созданное природой) в двух рядом живущих культурах может оцениваться по-разному. Русские от­рицательно воспринимают болото, недаром же существует нео­добрительное определение коллектива («болото»), а в сознании финнов болото окружено положительной коннотацией (конно­тация — со-значение), как, скажем, береза у русских, липа у че­хов и дуб у немцев. Русское слово баран ассоциируется с упрямством и глупос­тью, у американцев же название этого животного вызывает по- 40 1. культура клк мир смыслов ложительные ассоциации — 'напористость'. Из американской рекламы: «Покупайте автомобиль «Додж»: он напорист, как ба­ран». В русской культуре слово корова может быть применено по отношению к полной, неповоротливой женщине, а в культуре Индии корова символизирует святость, материнство и правоту. Для русских выражение съесть собаку означает 'приобрести большой опыт, навык в каком-л. деле'. Английское соответствие Со еа1 с1о§ — 'унижаться, пресмыкаться; быть в унизительном по­ложении; нести оскорбление, проглотить обиду'. См. также рус­ское: Вот где собака зарыта. В русском языке слово свинья содержит негативную оценку (грязный, как свинья), в китайском языке свинья — это символ счастья, а потому китайцы не понимают русского фразеологизма подложить свинью. У них же отрицательно понятие «медведь» [Бао Хун 1999]. Как видим, смыслы выявляются только в сравнении. Мысли­тели давно заметили, что культура располагается на границе.Есть даже такое определение культурологии как науки о чужойкуль­туре. Свою культуру мы понимаем только тогда, когда сталкива­емся с культурой иной. Поездки в другие страны делают каждого из нас стихийным культурологом («у нас так, а у них этак»). На­пример, гречневая каша у немцев — корм для свиней, а их суп из чечевицы для русских бедный обед. В японской культуре важно не назвать человека по имени. Для русского человека важно как раз обратное. Но наша манера ка­жется многим народам неприятной, агрессивной. Для западного человека нормально не знать имён своих коллег — знают фами­лии [Книжное обозрение. 2002. № 27-28. С. 6]. Смыслы возникают и хранятся в человеческой голове, они бесплотны, их нельзя, говоря словами поэта, «ни съесть, ни вы­пить, ни поцеловать». Чтобы стать явлением культуры, смыслы должны как-то себя проявить, материализовать, объективировать. Так вот смыслы реализуются в культурных кодах. Это могут быть слова, символы, мифологемы, идеологемы, стереотипы поведе- 41 раздел П. базовый понятия лингвокультурологии ния, ритуалы, знаки и т.д. Факт культуры — это единство идеаль­ного и материального. Само слово смысл заставляет думать, что стоящее за ним по­нятие рационально, создано и контролируется разумом. Это не так, вернее, не всегда так. Смыслы, как правило, подсознательны и иррациональны. К своему мы привыкаем и не замечаем, а вот в чужой культуре многое нам кажется странным, если не сказать подчас глупым. Смешными кажутся некоторые элементы ритуа­ла, бессмысленными обряды. Однако не будем судить других, ибо многие смыслы в нашей культуре со стороны тоже кажутся стран­ными. Откуда берутся эти подсознательные и иррациональные смыс­лы? Учёные отвечают по-разному, иногда весьма экстравагантно: «Потенциально все смыслы изначально существуют во Вселен­ной. Человек своей демиургической силой создаёт из них тексты, и не только словесные, но и цветовые, и музыкальные. Так возни­кают культуры — различные варианты Мира смыслов. Интеллек­туальная деятельность, включающая в себя и науку, — это вто­ричный процесс, порождаемый Миром смыслов». Так считал из­вестный русский учёный В.В. Налимов [Налимов 1993: 230]. Глубинным уровнем культуры, на котором осознанное соеди­няется с бессознательным и который служит основой устойчи­вой системы смыслов и представлений, укорененных в сознании и поведении многих поколений, считается менталитет [Ерасов 1996: 20]. 2. ЭТНИЧЕСКАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ Что такое менталитет, или ментальность? Неожиданный ответ нашёлся в одной из газетных заметок — письме читателя в редак­цию. Наш соотечественник, будучи в ФРГ, как-то раз зашёл в кафе. Спустя некоторое время туда же вошёл пожилой немец. И хотя в большом зале было немало свободных столиков, посе­титель, окинув внимательным взглядом посетителей, уверенно 42 2. этническая мкптллыюсть подошёл к столику, где сидел наш гражданин, и на русском языке попросил разрешения занять место за его столиком. Завязалась беседа. Когда пришло время прощаться, будущий автор газетной заметки задал немцу вопрос, почему тот подошёл именно сюда и почему с незнакомцем заговорил по-русски. Немец рассказал, что во время Второй мировой войны он служил в абвере, немецкой военной разведке, и внимательно штудировал книжку для слу­жебного пользования «Приметы русских». Одна из таких при­мет была в том, что русские, чистя обувь, обычно всё внимание уделяют передней части сапога или ботинка, забывая о задней части обуви. С тех пор, — заключает автор заметки, — когда чищу обувь, ломаю свой русский менталитет и с особым усердием на­легаю щёткой на задник ботинка. Та неосознаваемая сила, кото­рая заставляет руку русского человека усердствовать над носком сапога и оставляет в небрежении его задник, в науке именуется менталитетом, или ментальностыо. Вспомним хрестоматийный эпизод из романа «Война и мир» Л.Н. Толстого. Наташа Ростова в поместье дяди в Отрадном при­нимает участие в народном танцевальном развлечении и вступает в круг танцующих. Автор, восхищаясь своей героиней, размышляет: «Где, -как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала, — эта графинечка, воспитанная эмигранткой-фран­цуженкой, — этот дух, откуда взяла она эти приёмы, которые раз с!е сЬа!е давно бы должны были вытеснить? Но дух и приёмы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от неё дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торже­ственно, гордо и хитро-весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сде­лает, прошёл, и они уже любовались ею. Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для её дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чуждую ей, в шелку и бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было в Анисье, и в отце Анисьи, и в тёт­ке, и в матери, и во всяком русском человеке». Это ещё один при­дя Рлздкл II. базовый понятия липшжультурологии мер неосознаваемой силы, которая заставляет разных представи­телей одного этноса в сходных обстоятельствах поступать уди­вительно одинаково. Теперь обратимся к словарям. «Менталитет (лат.) — образ мышления, общая духовная настроенность человека, группы» [ФЭС 1998: 263]. Прилагательное тепШИь впервые появилось в языке средневековой схоластики (XIV в.). Существительное тепШШу стало использоваться в английской философии XVII в. В обыденный язык это понятие ввел Вольтер. Первоначальное понятие «ментальность, менталитет» включало в свое содержа­ние элемент ущербности, поэтому в этнологии (Леви-Брюль Л. Примитивный менталитет. 1922) оно относилось к сознанию ди­каря, а в психологии (А. Валлон) — к сознанию ребенка. Писа­тель начала XX в. М. Пруст в романе «В поисках утраченного времени» использовал это понятие, характеризуя хаотичное и вместе с тем стереотипное сознание, противоположное мировоз­зрению [История ментальностей 1996]. К концу XX столетия ак­тивно используемое понятие утрачивает оценочность. "Кстати сказать, менталъностъ -^Ъ^г^^Щ^^ШйЙ^^-риант немецкого менталитета (МепЫйдО- Последние во вре­мени появления словари иностранных слов пытаются развести понятия (и термины) «менталитет» и «ментальность». В словаре 2001 г. читаем: Менталитет (от лат. Мепз образ мысли) — склад ума, способ мировосприятия. Ментальность (лат. Меп1аИ$ ум­ственный) — интеллектуальный мир человека» [Словарь иност­ранных слов. Ростов н/Д, 2001. С. 312]. Исследователи сходятся на том, что понятие ментальности, как и понятие культуры, относится к числу трудно определимых. Полагают, что ментальность можно скорее описать, чем опреде­лить. Известный французский историк-медиевист Ле Гофф призвал «смириться с расплывчатостью термина менталъностъ для того, чтобы не потерять богатство, связанное с его многозначностью» [История ментальностей... 1996: 40]. Ему вторят психологи, по­лагающие, что поиск точного определения или оригинальной ин- 2. этническая мннтллыюсть терпретации популярного термина ментальность обречён на не­удачу в силу того богатства, которое заключено в его расплывча­тости [Акопов, Иванова 2003: 53]. Словом менталитет называют то, что не «политика», «соци­ально-экономические отношения», «обычаи», «законы». Им объясняют то, что в культуре и истории других народов кажется странным и непонятным. Ментальность глубже мышления, норм поведения, сферы чувств. Она не структурирована и представляет собой некую предрасположенность, внутреннюю готовность чело­века действовать определенным образом, это своеобразная область возможного для человека, сфера автоматических форм сознания и поведения. Ментальность воспринимают как «самопонимание группы», как совокупность образов и представлений, которыми руководствуются. Это ставшие неосознанными ориентации и ос­нования для чувствования, мышления и поведения. Проявляет­ся ментальность в повседневности, полуавтоматическом поведе­нии человека и его мышлении. В словаре Ожегова-Шведовой (1992) это мировосприятие, умонастроение. Менталитет скры­вается в поведении, оценках, манере мыслить и говорить. Вы­учить и подделать его нельзя, можно лишь «впитать» вместе с языком, который вмещает в себя мировоззрение и коды данной культуры. Он выражает себя косвенно, исподволь «навязывая» содержимое и форму любому дискурсу [Геллер 1996: 387]. Для психологов ментальное — это те установки и нравствен­ные ориентиры, которые приобретаются и создаются людьми в процессе социализации с учётом особенностей культурно-исто­рической эпохи [Акопов, Иванова 2003: 54]. Мысль о ментальности возникает только при встрече с чем-то не похожим на нас самих, а потому менталитет может быть «тестирован» только извне. Очевидно, что вопрос «Каков ваш менталитет?» — лишен смысла, поскольку своим носителем мен­талитет не может быть отрефлексирован и сформулирован. Этим менталитет отличается от «мнений», «учений», «идеологий». Ментальность — это «общий тонус» долговременных форм пове­дения и мнений индивидуумов в пределах групп. Ментальность раздел 11. базовык понятия лишъокультурологии появляется во всем, о чем думает человек, что и как. оценивает в жиз™, как соотносиТ^ь1~^гЖ            ЖШЖШЖШ-^- жит можлу двумя формами познания: рациональным И религи­озным. На учёте ментальных. установок \\ стереотутов народов осно­вываются так называемые этнические анекдоты о русских, евре­ях, украинцах, немцах, чукчах и т.д. В заметках акад. М.А. Гаспа-рова есть любопытное наблюдение над тем, как представители разных этносов реагируют на языковые ошибки собеседника-ино­странца: «При ошибках в языке собеседник- француз сразу пере­стаёт тебя слушать, англичанин принимает незамечающий вид, немец педантично поправляет каждое слово, а итальянец с радо­стью начинает ваши ошибки перенимать» [Новое лит. обозрение. 1997. С. 27]. Перспективное поле поисков особенностей этнического мен­талитета представляет фольклор. Русский религиозный философ, правовед, князь Е.Н. Трубецкой на материале русской народной сказки пытался увидеть, как в ней отразилась русская душа, и пришёл к выводу, что в сказке выражается «по преимуществу женственное мирочувствие» [Трубецкой Е.Н. 1998: 484]. Русский человек, полагает философ, интенсивно воспринимает действие сверху чудесной силы, которая может поднять и унести в заоб­лачную высь, а рядом необыкновенно слабо выражено действие снизу. Заметна слабость волевого героического усилия. «...Ска­зывается настроение человека, который ждёт всех благ жизни свыше и при этом совершенно забывает о своей личной ответ­ственности» [Трубецкой Е.Н. 1998: 485]. Менталитет не монолитен. Он разнороден. Так, в сознании и поведении современного человека отыскивают фрагменты древ­него магического сознания. Менталитет со временем изменяет­ся. Говорят, что менталитет — это всегда система, элементы кото­рой различаются по возрасту, происхождению, интенсивности. Историки школы «Анналов» различают варварский, придворный, городской, готический, суеверный, буржуазный, современный и многие другие менталитеты. Ментальность — «манера чувство- 46 вать и думать, присущая людям данной социальной системы в данный период их истории» [Гуревич 1984: 37]. Постепенно выявляется, что без учета этнической менталь­ное™ невозможно адекватно представить историю народа. Пер­выми это ощутили медиевисты — специалисты по истории сред­них веков. В европейской науке XX в. сложилась знаменитая школа «Анналов», которая от изучения событий перешла к изуче­нию ментальное™ средневекового европейца. Представители этой школы исходят из теоретической посылки, что умы средневековых людей были устроены иначе и что без понятия ментальное™ ис­следователям не обойтись [История ментальностей 1996: 57]. «История ментальностей» — это разновидность «социальной истории», предмет которой — анализ поведения, ценностных ори­ентации, особенностей быта, нравов, обычаев, форм жилища, моды и проч. История ментальностей предполагает: 1) интерес к коллективным психологическим установкам; 2) внимание к не­высказанному и неосознаваемому; 3) интерес к устойчивым фор­мам мышления — к метафорам, категориям, символике [История ментальностей 1996: 56]. Цель истории ментальностей — изучить три рода феноменов: 1) интересы; 2) категории; 3) метафоры. Историки-медиевисты анализируют мировидение средневеково­го человека, ту «картину мира», которую он создавал в процессе своей социально-культурной практики. Исследователи ищут в тестах не высказанные явно, не вполне осознанные в культуре умственные установки, общие ориентации и привычки сознания, «психологический инструментарий» и «духовную оснастку» лю­дей средневековья. Исследователь ментальное™ стремится выя­вить в дошедших до нас текстах то, что авторы не могли или не хотели высказать прямо, то есть случаи, где авторы проговарива­ются. За «планом выражения» ищется «план содержания». Это очень трудная и ответственная задача — возродить ментальный универсум в его истинности тех, кто давно канул в прошлое. Ис­торики чувствуют, что памятники, оставленные людьми прошлых веков, содержат в себе ответы, выявить которые можно путём пра­вильно поставленных вопросов. И тогда старые тексты окажутся 47 раздел II. базовые понятия лиигвокультурологии неиссякаемыми источниками познания духовного мира людей их эпох. «...Историк, — делает вывод А.Я. Гуревич, — волей-неволей вынужден быть вместе с тем и историком ментальностей и кар­тин мира, заложенных в сознании людей, составляющих это об­щество» [Гуревич 1999: 536]. Помимо научно-теоретического аспекта в изучении менталь­ное™ есть и аспект прагматико-политический. Стремление воз­родить Россию неизбежно ставит вопросы самосознания «Кто мы?», «Куда идем?», «Какое общество строим?». В решении по­добных вопросов не последнее слово принадлежит этническому менталитету. К сожалению, о нем в нашем обществе стали гово­рить только в последнее время, да и само слово кажется совсем недавно заимствованным. В Малом академическом словаре рус­ского языка оно отсутствует. Не было такого понятия и в «Боль­шой советской энциклопедии». И это не случайно. Этнический менталитет в решении политических, экономических, социальных и культурных задач в России никогда не учитывался. Однако не учитываемый, он проявлялся и проявляется весьма неожиданно, парадоксально и подчас разрушающе. Без учёта ментальное™, этого системообразующего для внутреннего мира человека и че­ловеческих объединений фактора, не может быть современной науки управления и менеджмента, в основе которых лежат чело­веческие отношения. Изучение российской ментальности помо­гает глубже понять смысл отечественной истории, истоки рос­сийской государственности, духовности и патриотизма. Роберт Ли, этнический кореец, родился в Дагестане, окончил Ростовский инженерно-строительный институт, кандидат техни­ческих наук, успешный бизнесмен в области строительства, на­писал книгу «Как Вам стать богатым в России» (Ростов н/Д, 1999). В заключительной главе книги «Как самобытность русской души помогает добиться успеха» автор размышляет о природе русского менталитета, в котором интуиция доминирует над умом. Интуиция компенсирует плохую организацию и отвратительное планирование. «Русский человек силен тем, что при внезапно воз­никшей опасности он полностью погружается в «здесь и сейчас» 48 и каждую секунду живёт этой жизнью, не отвлекаясь ни на план и прочую постороннюю ерунду. Он вслушивается в интуицию и моментально реагирует на её малейшие изменения. Он сливает­ся с жизнью, становясь ею самой. А сама жизнь всегда сильнее любого плана» [Ли 1999: 270]. Если к этим особенностям русско­го менталитета добавить чёткое, грамотное планирование, эффект будет грандиозным. Кстати, замечает Ли, огромная жизнеутвер­ждающая сила русской натуры объясняет, почему многие немцы в России ассимилировались очень быстро. Стоит помнить и ещё об одной особенности русской ментальности: мы слабеем, когда всё складывается удачно. Этнический менталитет устойчив, но неестественные, порой насильственные формы существования народа меняют его, иска­жают соотношение элементов в строе мысли. И тогда следует об­ращаться к объективным свидетельствам об исконной специфи­ке менталитета. Интерес к «особенной физиономии» народа обо­стряется в периоды мощных исторических разломов в истории нации. В первой четверти и в последнее десятилетие XX в. в Рос­сии ощущался повышенный интерес к собственной самобытнос­ти. О том, что вопросы ментальности и этнической специфично­сти из разряда чисто теоретических переходят в разряд практи­ческих, свидетельствуют выступления и материалы научной конференции «Этническое и языковое самосознание» (Москва, 1995). В Гомеле (Беларусь) уже в третий раз проводится Между­народная научная конференция «Менталитет славян и интегра­ционные процессы». Специалисты сразу столкнулись с тем, что изучать менталь-ность сложно не только по причине её глубокого «залегания» в человеке, отсутствия отрефлексированности и оформленности, но и потому, что исследователь находится в плену собственного менталитета, который незаметным образом преломляет его взгляд на материал источника, из которого «вычитывается» чужая мен-тальность. Если ментальность вычитывается из текстов прошло­го, то трудности возрастают, ибо текст — не прямой слепок созна­ния, между текстом и сознанием всегда есть зазор. Отражая в себе 49 ГЛ.5ДИЛ II. ОЛМЖЬП: ПОНЯТИЯ ЛИН1 ШКУЛЬТУРОЛОГИИ ЯёКуЮ Й6СГ& 0 ТВОртШёЙ ёГО меишъности, текст не в состоянии охватить всей глубины, многослойности, изменчивости и проти­воречивости живого сознания. Текст — всегда очищенное, упо­рядоченное, усеченное и измененное сознание, а потому, по сло­вам историка, письменный источник — не только ключ к истори­ческой ментальное™, но и завеса над ней [Чужое... 1999: 199]. Объективные трудности изучения ментальное™ провоциру­ют мнение о менталитете как некой абстракции, фантоме, поня­тии придуманном, а не открытом. Примечательно, что ментальность Данного народа изучается исследователями, представителями дру­гого этноса, и, следовательно, людьми с иной ментальностью. Име­ется в виду сборник работ А. Вежбицкой, переведенных на рус­ский язык [Вежбицкая 1996], в которых особенности русской ментальное™ выводятся из особенностей грамматики русского языка (об этом см. ниже). В 1995 г. в Польше вышел в свет словарь «Русский ментали­тет». Основу словарных текстов составили известные оппозиции (своеобразные векторы самосознания): «Восток» | «Запад», «ду­ховное» | «душевное», «правда» | «истина» и др. В словаре 222 по­нятия, так или иначе связанных с сознанием русских людей. Так, буква «Е» представлена словарными статьями «Евразия», «Ев­реи», «Европа», «Единомыслие», «Еретическая мысль» [см.: Воп­росы философии. 1996. № 5. С. 189]. Словарь в целом получил позитивную оценку, однако было высказано несколько суще­ственных замечаний. Во-первых, польские ученые отождеств­ляют «менталитет», «дух (определенного) языка» и «культуру». Во-вторых, не растолковывается, что такое ум, дорога, добро, кра­сота, север, юг, в словарь не вошло изрядное количество кон­цептов, явно связанных со своеобразием русского менталитета (дом, семья). В-третьих, авторы не различают русской и советс­кой ментальное™. Поляки затруднились перевести слова бла­голепие, юродство, подвижничество [Геллер 1996: 387; Щукин 1996]. Интерес представляет также книга Т.Д. Марцинковской «Русская ментальность и её отражение в науках о человеке» (М., 1994). 50 2. этническая мкптллыюсть В русской философской литературе (Н.А. Бердяев, М.О. Гер-шензон, А. Белый и др.) аналогом «менталитета» выступает по­нятие «самосознание», объединяющее два начала — «мысли» и «воли», интеллектуального и экзистенциального: что человек ду­мает и как он поступает. Понятие «самосознание» не исключа­ет понятия «менталитет». Если самосознание — это сознание «для себя», имманентное по отношению к собственным истокам, то менталитет — это категория, демонстрирующая сознание другим: миру в целом, другому народу, другому человеку. По этой причи­не предметом научного анализа избирается менталитет, а не са­мосознание [Вопросы философии. 1996. № 5. С. 189]. В современной культурологической литературе существуют попытки каким-то образом дифференцировать менталитет. К при­меру, говорят о трех разновидностях ментальности: 1) «западный» дедуктивно-познавательный менталитет, стремящийся в форме понятий и суждений отражать окружающую действительность и имеющий практическую направленность; 2) «восточный» мента­литет, ориентированный на интуитивное мышление, в большей степени направленный на созерцание, духовное самоусовершен­ствование, развитие внутреннего мира, чаще всего использующий не понятия, а смыслообразы и мифы; 3) менталитет «традицион­ного общества», ориентированный на предметное решение жиз­ненных ситуаций и конкретных проблем, стоящих перед этно­культурной общностью [Велик 1998: 135]. В пределах трех ука­занных разновидностей ментальности можно говорить об этнической ментальности, которая как раз и разграничивает на­роды и определяет их «национальную физиономию». И потому мне кажется желанной Различность и причудливость умов. Ум английский — и светлый и туманный, Как море вкруг несчетных островов. Бесстыдный ум француза, ум немецкий -Строительный, тяжелый и тупой, Ум русский — исстуиленно-молоДецкий, Ум скандинавский — вещий и слепой. 51 И. Влзовън; понятия Испанский ум, как будто весь багряный, Горячий, как роскошный цвет гвоздик, Ум итальянский — сладкий, как обманы, Утонченный, как у мадонны лик. Как меч, как властный голос — ум латинский, Ум эллинский — язык полубогов, Индийский ум, кошмарно-исполинский, — Свод радуги, богатство всех тонов. (К. Бальмонт. Похвала уму) Менталитет — многообразие смыслов и значений, так или иначе ассоциирующихся с проблемой национального своеобра­зия [Кондаков 1994: 22]. Каждодневная жизнь и положение лю­бого народа в непосредственном или удаленном окружении (сла­вяне и неславяне, христиане и нехристиане, православные и ка­толики, один славянский народ и другой и т.п.) моделируют и ментальность, и культуру данного народа [Сибинович 1995: 26]. Ментальность, по Гуревичу, — это общее, что рождается из при­родных данных и социально обусловленных компонентов и рас­крывает представление человека о мире. Мнения выдающихся представителей русской культуры о рус­ском менталитете, его истоках и особенностях отражают влия­ние на русскую ментальность колоссальных просторов и конти­нентального климата: «Так связаны в русской равнинности, в раз­ливе деревенской России убожество заполняющих её форм с божественностью охватывающих её горизонтов» (Ф.А. Степун); «Равнинный, степной характер нашей страны наложил свою пе­чать на нашу историю. В природе нашей равнины есть какая-то ненависть ко всему, что перерастает плоскость, ко всему, что слиш­ком возвышается над окружающим» (Е.Н. Трубецкой); «Пейзаж русской души соответствует пейзажу русской земли, та же безгра­ничность, бесформенность, устремленность, широта» (Н.А. Бердя­ев). Странную подверженность русского человека безудержной радости и крайней, невыразимой тоске объясняют свойствами континентального климата. ',2 2. этническая мнптллыюсть Ещё одна особенность русской ментальности подмечена Н.В. Гоголем: «Вся беда наша в том, что мы не смотрим в настоя­щее, а смотрим в будущее» («Выбранные места из переписки с друзьями»). Вывод великого писателя: «Дурак тот, кто думает о будущем мимо настоящего». Из наблюдений Юрия Крижанича, хорватского писателя XVII в., проводника идеи «славянского единства»: «Русские люди не умеют середним путём ходити, а всё ходят по пропастям да по окраинам». Русскому национальному характеру свойственны черты, которые писатель И.А. Гончаров собрал в понятии «обломовщина» и которые охарактеризовал Владимир Даль в своём Словаре: «Русская вялость, лень, кос­ность; равнодушие к общественным вопросам, требующим друж­ной деятельности, бодрости, решимости и стойкости; привычка ожидать всего от других и ничего от себя; непризнанье за собою никаких мирских обязанностей» [Даль: 2: 593]. Вот слова, которые отразили русскую ментальность и траги­ческий опыт России в XX в.: «Во всём доходить до крайности, до пределов возможного — несчастье русских. В России не было сча­стливого настоящего, а только заменяющая его мечта в счастли­вое будущее. Стремление русских во всём достигнуть последне­го имеет и положительную сторону — способность колоссально­го развития духовной области» (Д.С. Лихачёв).

Рекомендуемая литература

1. Ануфриев Е.А., Лесная Л.В. Российский менталитет как соци­ально-политический и духовный феномен // Социально-поли­тический журнал. 1997. №3. С. 16—27.

2. Большакова А.Ю. Феномен русского менталитета: Основные направления и методы исследования // Русская история: про­блемы менталитета. М., 1995. С. 7—10.

3. БрагинаА.А. Ваш менталитет и наш менталитет// Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 1999. № 4. С. 33—37.

4. Воронцова М.В. Немцы... они другие... (Размышления о совре­менном страноведении) // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 1998. №4. С. 67—75.

53

раздел II. базовые понятия лиигвокультурологии

5. Голованивская М.К. Французский менталитет с точки зрения носителя русского языка: Контрастивный анализ лексических групп со значением «высшие силы и абсолюты» «органы наи­вной анатомии», «основные мыслительные категории», «базо­вые эмоции»: Монография. М., 1997.

6. Касьянова К. О русском национальном характере. М., 1994.

7. Милов Л.В. Природно-климатический фактор и менталитет рус­ского крестьянства // Общественные науки и современность. 1995. №1.

8. Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998.

3. КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ И ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНЫ МИРА

С ментальностью связана идея картины (иногда модели) мира. Восходящее к гипотезе Сепира—Уорфа положение о том, что в языке находит отражение «наивная» модель мира (картина мира) в настоящее время перешло в разряд общепризнанных. «Карти­на мира» в отличие от мировоззрения — совокупность мировоз­зренческих знаний о мире, «совокупность предметного содержа­ния, которым обладает человек» (Ясперс). Картина мира рожде­на потребностью человека в наглядном представлении о мире. Полагают, что картина мира — это синтетическое панорамное представление о конкретной действительности и о месте каждо­го конкретного человека в ней.

Можно выделить чувственно-пространственную картину мира, духовно-культурную, метафизическую. Говорят также и о физической, биологической, философской картинах мира [ФЭС 1998: 201]. Выясняется, что ипостасей картины мира может быть гораздо больше: это языковая картина мира, фольклорная карти­на мира, этническая картина мира и т.п.

Понятие «языковая картина мира» имеет несколько терми­нологических обозначений («языковой промежуточный мир», «языковая организация мира», «языковая картина мира», «язы­ковая модель мира» и др.). Чаще других используется языковая картина мира.

КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ имлыклжля К.АПШШ1

Понятия «ментальность» и «картина мира» разграничивают­ся по степени осознанности: «картина мира» — осознанное пред­ставление, а «ментальность» сознанием не рефлексируется. И тем не менее о своеобразии менталитета судят по специфике карти­ны мира.

«Картина мира» становится одним из центральных понятий многих гуманитарных наук — философии, культурологии, этног­рафии и др. Существует немалое количество определений тер­мина картина мира. Каждое определение зависит от того, какой дифференцирующий признак указан перед этим словосочетани­ем, например, языковая картина мира. По мнению Ю.Д. Апреся­на, каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации («концептуализации») мира. Выра­жаемые в нём значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навя­зывается в качестве обязательной всем носителям языка. В кар­тине мира отражаются наивные представления о внутреннем мире человека, в ней конденсируется опыт интроспекции десятков поколений и в силу этого служит надёжным проводником в этот мир [Апресян 1995].

Самая строгая из гуманитарных наук — лингвистика — и та берёт в качестве методологического приёма идею картины мира, и это позволяет увидеть то, что раньше не замечалось (см. напри­мер: [Яковлева 1995]).

Идея картины мира складывается в начале XX в. Её подразу­мевал О. Шпенглер в своем труде «Закат Европы»: «Каждой куль­туре свойствен строго индивидуальный способ видеть и позна­вать природу, или, что то же, у каждой есть её собственная свое­образная природа, каковой в том же самом виде не может обладать никакой другой вид людей. Точно также у каждой культуры, а в пределах отдельной культуры, с меньшими отличиями, у каждо­го отдельного человека, есть свой совершенно особый вид исто­рии...» [Шпенглер 1993: 198].

Русский поэт А. Белый примерно тогда же убедительно пока­зал наличие индивидуальной картины мира у Пушкина, Варатын-

55

раздел II. базовые понятия лингвокультурологии

ского и Тютчева. У этих поэтов небо разное: пушкинский «небос­вод» (синий, дальний), тютчевская «благосклонная твердь», небо «родное», «живое», «облачное» Баратынского. Пушкин скажет: «Небосвод дальний блещет»; Тютчев: «Пламенно твердь глядит»; Баратынский: «облачно небо родное» [Белый 1983].

Картины мира структурированы категориальными, классифи­кационными схемами, которые и должны изучаться историей ментальное™. М. Фуко полагал, что у человека существует «сет­ка» представлений — скелет картины мира. Сумма или пересече­ния разных «сеток» дают ментальность. Картина мира, как моза­ика, составлена из концептов и связей между ними, поэтому её иногда называют концептуальной картиной мира.

Концепт, в понимании воронежской научной школы, руково,-димой проф. З.Д. Поповой, — это глобальная мыслительная еди­ница, представляющая собой квант знания (здесь и далее — из­ложение концепции из книги: [Попова, Стернин 1999]). Концеп­ты идеальны и кодируются в сознании единицами универсального предметного кода, в основе которых лежат индивидуальные чув­ственные образы, формирующиеся на базе личного чувственно­го опыта человека. Образы конкретны, однако они могут абстра­гироваться и из чувственного превращаются в образ мыслитель­ный. Многие концепты, если не все, сохраняют свою чувственную природу, например, концепты, представленные словами кислый, сладкий, гладкий, окурок, яма, ложка, стол, стул и под. У концеп­та, в отличие от понятия, нет чёткой структуры, жёсткой после­довательности и взаиморасположения слоев.

По содержанию концепты подразделяются следующим обра­зом: 1) представление (мыслительная картинка) — яблоко, гру­ша, холод, кислый, красный, шершавый, жара и др.; 2) схема -концепт, представленный некоторой обобщённой пространствен­но-графической или контурной схемой: схематический образ че­ловека, дерева и т.п.; 3) понятие — концепт, который состоит из наиболее общих, существенных признаков предмета или явления, результат из рационального отражения и осмысления: квадрат — прямоугольник с равными сторонами; 4) фрейм — мыслимый в

56

. 1ЧОПЦН1ГГУЛЛЫ1ЛЯ и яныковля к.лршиы минл

целостности его составных частей многокомпонентный концепт, объёмное представление, некоторая совокупность: магазин, ста­дион, больница и др.; 5) сценарий — последовательность эпизо­дов во времени: посещение ресторана, поездка в другой город, дра­ка, экскурсия; 6) гешталът — комплексная, целостная функцио­нальная структура, упорядочивающая многообразие отдельных явлений в сознании: школа, любовь и др.

Концептуальные признаки выявляются через семантику язы­ка. Значения слов, фразеосочетаний, схем предложений, текстов служат источником знаний о содержании тех или иных концеп­тов. Концепты репрезентируются словами, однако вся совокуп­ность речевых средств не даёт полной картины концепта. Слово своим значением в языке представляет лишь часть концепта, от­сюда необходимость синонимии слова, потребность в текстах, совокупно раскрывающих содержимое концепта. «Муки слова», черновики, саморедактирование и литературное редактирование — следствие ограниченности языковых средств для вербализации концепта. Отсюда вывод о том, что словотворчество, речетворче-ство и художественное творчество — вечное право и обязанность человека.

Возможны случаи, когда концепт есть, а лексема для его вер­бализации отсутствует. Это называется лакуной (в русском язы­ке есть молодожёны, но нет *старожёнъГ). Существуют иллогиз-мы — отсутствие лексем и семем при наличии концепта, обуслов­ленное отсутствием потребности в предмете (есть кролиководы, но нет лексем для специалистов по разведению носорогов).

Этническое сообщество подвергает образ определенной стан­дартизации, в результате чего концепты становятся общенацио­нальными, групповыми или личными. Совокупность концептов в коллективном сознании этноса стали называть концептосфе-рой. Концепты обладают национальной спецификой. Нацио­нальная концептосфера — это совокупность категоризованных, обработанных, стандартизованных концептов в сознании наро­да. Ряд концептов присущ одному этносу, а потому возможна бе­зэквивалентная (непереводимая) лексика (например, смекалка,

57

раздел II. базовый понятия лингвокультурологии

быт, очередник, земляк и др.). Однако значительная часть кон-цептосфер различных этносов совпадает, чем объясняется воз­можность перевода с одного языка на другой.

Вербализация, языковая репрезентация, языковое представ­ление концепта средствами лексем, фразем, высказываний — предмет когнитивной лингвистики, которой интересно, какие стороны, слои, компоненты концепта вошли в семантическое про­странство языка, как они его категоризуют, в каких участках сис­темы конкретного языка обнаруживается исследуемый концепт. Цель — представить в упорядоченном виде и комплексно опи­сать участок системы языка, вербализующий данный концепт.

Итак, концепты реализуются прежде всего с помощью лек­сем. В итоге возникает языковая картина мира. «Языковая кар­тина мира — это выработанное многовековым опытом народа и осуществляемое средствами языковых номинаций изображение всего существующего как целостного и многочастного мира, в своем строении и в осмысляемых языком связях своих частей представляющего, во-первых, человека, его материальную и ду­ховную жизнедеятельность и, во-вторых, всё то, что его окружа­ет: пространство и время, живую и неживую природу, область со­зданных человеком мифов и социум» [Шведова 1999: 15].

Можно с большой долей уверенности предполагать, что кар­тина мира концептуальная и языковая соотносятся. Картины мира, и тем более языковые, этнически специфичны. Националь­ное своеобразие видится в наличии/отсутствии тех или иных кон­цептов, их ценностной иерархии, системе связей и пр. Этим мож­но объяснить наблюдение французского исследователя, что от­носительно бедная система, которой располагает гомеровский язык, не может дать такого же разделения цветового спектра, ка­кое возможно, скажем, в современном французском языке [Тури­на 1998: 408].

Логичен вопрос о генезисе языковой картины мира в созна­нии каждого носителя данного языка. На первый взгляд, кажет­ся, что она складывается у человека постепенно по мере обрете­ния житейского опыта и освоения языка. Как считает французе-

58

VV Л I Ц1:,П I

кий философ, теоретик языка Ж. Деррида (род. 1930), с детства человек не рассуждая усваивает названия предметов и одновре­менно — систему отношений, некоторые акценты, определяющие представления, например, о вежливости, о мужском и женском, о национальных стереотипах, т.е. фактически все исходные посту­латы, определяющие картину мира, которые «контрабандным образом» протаскиваются в языковых выражениях (см.: [Вайн-штейн 1992: 51]).

Однако есть и противоположные суждения о картине мира как феномене врождённом. По мнению Дж. Макинтайра из Ев­ропейской лаборатории прикладных нейронаук, который иссле­довал «интуитивные» физические знания, характерные даже для несведущих в науке людей, эксперимент подтверждает идею о том, что мозг основывается не столько на непосредственных наблю­дениях, сколько на внутренней модели физического мира, кото­рую и используют для предсказания «поведения» окружающих нас предметов [Поиск. 2001. № 27. С. 15].

Становится очевидным, что исследование отдельных языко­вых и речевых единиц для выявления этнически своеобразного в языке весьма ограничено. Сегодня невозможно понять, почему Гомер называет море «винным», и трудно объяснить, почему не­возможно перевести на французский язык английское слово Нитоиг [Турина 1998: 408]. Нужен «тотальный», системный под­ход к решению поставленной проблемы. А.Д. Шмелёв, например, полагает, что весьма перспективно сопоставление «русской кар­тины мира», вырисовывающейся в результате семантического анализа русских лексем, с данными этнопсихологии. Такое сопо­ставление уточнит выводы, сделанные в рамках как той, так и другой науки [Шмелёв 1995: 169]. Реализацией этой перспекти­вы стала работа А.Д. Шмелёва «Русская языковая модель мира: Материалы к словарю» (М., 2002).

Выход видится также в изучении целых языковых полей, со­ответствующих фрагментам картины мира. Дом, как показали уча­стники этнолингвистической конференции «Дом в языке и куль­туре» (Польша, Щецин, март 1995), является весьма важным эле-

59

ГЛЗД1У1 11. ОЛ.ЧОНЫ1' ПОНЯТИЯ ЛИНПКЖУЛЬТУРОЛОГИИ

ментом культуры, языка и литературных текстов. В докладе на тему «Дом в польской и английской фразеологии» было показа­но, как много общего в структуре польских и английских фразео­логизмов и паремий на эту тему [Плотникова, Усачёва 1996: 63].

Идея языковой картины мира носит эвристический характер. Так, комплексный анализ древнеанглийских лексических единиц, называющих пахотное поле, даёт возможность наглядно предста­вить, какую важную роль в хозяйственной деятельности англосак­сов играло поле, которое засевалось (32 названия), менее значительна роль поля под паром (7 названий) и ещё меньше — сжатого поля (2 названия). Выясняется, что культ поля к англосаксам перешёл от древних германцев и индоевропейцев [Хопияйнен 2000: 331].

Через картину мира ментальность связана с культурой. На­ивная картина мира носителей данного языка отражается струк­турой смыслов слов и определяется культурой и ментальностью эпо­хи, местом человека в социальном пространстве, его самоидентифи­кацией в качестве «Я» и в качестве «Мы» [Фрумкина 1999: 8].

Полагают, что основной единицей ментальности является концепт данной культуры, реализуемый в границах словесного знака в частности и языка в целом и предстающий в содержатель­ных формах как образ, как понятие и как символ [Никитина 1999]. Разрабатывается также идея профиля картины мира, или «кар­тинок мира» [Шведова 1999: 5]. Например, фольклорная куль­турно-языковая картина мира в пределах различных народно-по­этических жанров может представать в виде «картинок мира» при одной культурной модели.

Выясняется, что, казалось бы, сугубо теоретичекое понятие «образ мира» должно учитываться в процессе подготовки специ­алистов различного профиля, для которых важна проблема «по­строения профессиональной судьбы». (См. учебное пособие «Об­раз мира в разнотипных профессиях» [Климов 1995].)

Подводя итоги достижений лингвистики XX столетия, к чис­лу проблем, пока еще не получивших полного разрешения, наря­ду с проблемой языка и мышления относят и близкую к ней про­блему национальной картины мира [Алпатов 1995: 18].

60

4. СП НИЧЫ.К.ЛЯ

Рекомендуемая литература

1. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж, 1996.

2. Баксанский О.Е., Кучер Е. Н. Современный когнитивный подход к категории «образ мира» // Вопросы философии. 2002. № 8. С. 52-69.

3. Попова З.Д., Стернин И.А. Язык и национальная картина мира. Воронеж, 2002.

4. Радченко О.А. Понятие языковой картины мира в немецкой фи­лософии языка XX века // ВЯ. 2002. № 6. С. 140—160.

5. Урысон Е.В. Языковая картина мира \/5 Обиходные представ­ления (модель восприятия в русском языке) // ВЯ. 1998. №3. С. 3—21.

6. Шмелёв А.Д. Русская языковая модель мира: Материалы к сло­варю. М., 2002.

4. ЭТНИЧЕСКАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ, КАРТИНА МИРА И ЯЗЫК

Ментальность отражается в языке на уровне лексики (ключевых слов) и на уровне грамматики (категории и структуры).

Ментальность и лексика

Современные авторы пытаются рассматривать семантику отдель­ных слов сквозь призму ментальное™. В поле их зрения нахо­дятся такие лексемы, как авось, заодно, успеется, поутру, проти­вопоставление «высокого» и «низкого» (правда/истина, добро/ благо, долг/обязанность, радость/удовольствие), «иррациональ­ного» и «безотчетного» (успеется, угораздило, да ну). По их мне­нию, силу и глубину чувств носитель русского языка реализует в «душевности» (душа, сердце, жалость — эти слова отличаются повышенной частотностью в русском языке по сравнению с дру­гими языками). Русский язык специфическими лексемами вы­ражает готовность обойтись без церемоний в человеческих отно­шениях (видно, небось и частица -ко) [Зализняк и др. 1995].

61

раздел II. базовые понятия лингвокультурологии

В публикации с красноречивым названием «"Русская мен-тальность" в зеркале лексических данных» автор показывает, как фундаментальные черты русского национального характера (тен­денция к крайностям, эмоциональность, ощущение непредсказу­емости жизни и недостаточность логического и рационального подхода к ней, тенденция к «морализаторству», «практический идеализм», т.е. предпочтение «горнего» «дольнему», тенденция к пассивности или даже к фатализму, ощущение неподконтроль­ности жизни человеческим усилиям, нелюбовь к дисциплине, склонность к отрыву теории от практики) ярко отражаются в не­скольких лексических сферах:

1) слова, соответствующие определенным аспектам универсаль­ных философских концептов (правда/истина, долг/обязан­ность, свобода/воля, добро/благо);

2) слова, соответствующие понятиям, существующим и в дру­гих культурах, но особенно значимым именно для русской культуры и русского сознания (судьба, душа, жалость)',

3) слова, соответствующие уникальным русским понятиям (тос­ка, удаль и др.);

4 ) слова, отражающие специфику русского представления о про­странстве и времени (пространственные и временные наре­чия и предлоги: утром, наутро, под утро, с утра, поутру и др.);

5) слова, определенным образом концептуализирующие собы­тия, случившиеся в жизни субъекта, или его планы на буду­щее (собираюсь, постараюсь, успеется, сложилось, угоразди­ло и др.);

6) модальные слова, частицы, междометия, выражающие не про­сто внутреннее состояние говорящего в момент речи, а его более или менее постоянную жизненную установку (авось, не­бось, заодно, видно, же, как будто, угу, -то, -ка и др.) [Шмелёв 1995].

Ключевыми словами русской ментальности считают слова душа, судьба, тоска. Они практически непереводимы на другие языки. «...Тоска — это то, что испытывает человек, который чего-то хочет, но не знает точно, чего именно, и знает только, что это

62

4. этническая менталыюсть

недостижимо. А когда объект тоски может быть установлен, это обычно что-то утерянное и сохранившееся лишь в смутных вос­поминаниях; ср.: тоска по родине; тоска по ушедшим годам моло­дости...» [Булыгина, Шмелев 1997:490]. Великий поэт XX в. Рай-нер Мария Рильке (1875—1926), изучавший русский язык, в од­ном из писем по-русски писал, что ни в одном из известных ему европейских языков нет эквивалента русскому слову тоска, на­зывавшему глубокое чувство, свойственное русскому народу. Из «тоски», пишет Рильке, народились величайшие художники, бо­гатыри и чудотворцы русской земли. Это чувство и слово по мас­штабу соответствует глубине народа, которому принадлежат [Рильке 1971: 175].

Ключевым словом русской ментальное™ является слово под­виг, обратившее на себя внимание русского художника и мысли­теля Н.К. Рериха. «Героизм, возвещаемый трубными звуками, не в состоянии передать бессмертную, всезавершающую мысль, вло­женную в русское слово «подвиг». «Героический поступок» — это не совсем то; «доблесть» — его не исчерпывает; «самоотречение» -опять-таки не то; «усовершенствование» — имеет совсем другое значение, потому что подразумевает некоторое завершение, меж­ду тем как «подвиг» безграничен... Подвиг создаёт и накопляет добро, делает жизнь лучше, развивает гуманность. Неудивитель­но, что русский народ создал эту светлую, эту возвышенную кон­цепцию. Человек подвига берёт на себя такую ношу и несёт её добровольно. В этой готовности нет и тени эгоизма, есть только любовь к своему ближнему, ради которого герой сражается на всех тернистых путях» [Рерих 1987: 65].

Акад. Д.С. Лихачёв в «Заметках о русском» приводит в каче­стве примера непереводимые русские слова воля, удаль, тоска. Поскольку русская культура считала волю и простор величай шим эстетическим благом для человека, они не могли не отра­зиться в языке. «...Воля вольная — это свобода, соединенная с простором, с ничем не прегражденным пространством. А поня­тие тоски, напротив, соединено с понятием тесноты, лишением человека пространства». Вспомним, как Л. Толстой устами Феди

63

раздел II. базовые понятия лингвокультурологии

Протасова («Живой труп») охарактеризовал цыганскую песню: «Это степь, это десятый век, это не свобода, а воля». Если свобода соответствует европейским представлениям, связана с нормой, законностью, правопорядком, то воля понятие предельно русское. Воля не знает никаких пределов и границ, а потому в европейс­ком понимании свободы мало конструктивна.

Русское понятие храбрости — это удаль, а удаль — это храб­рость в широком движении. Это храбрость, помноженная на про­стор для выявления этой храбрости» [Лихачёв 1980: 12—14].

«Русская душа ушибается ширью» (Н.А. Бердяев). Однако простор ассоциируется с тоской, и потому в семантике слова удаль присутствует предощущение неудачи. Писатель Фазиль Искан­дер пишет: «Удаль. В этом слове ясно слышится — даль. Удаль -это такая отвага, которая требует для своего проявления про­странства, дали.

В слове «мужество» — суровая необходимость, взвешенность наших действий, точнее, даже противодействий. Мужество от ума... Мужчина, обдумав и осознав, что в тех или иных обстоя­тельствах жизни, защищая справедливость, необходимо проявить высокую стойкость, проявляет эту высокую стойкость, мужество. Мужество ограничено целью, цель продиктована совестью.

Удаль, безусловно, предполагает риск собственной жизнью, храбрость.

Но, вглядевшись в понятие «удаль», мы чувствуем, что это неполноценная храбрость. В ней есть самонакачка, опьянение. Если бы устраивались соревнования по мужеству, то удаль на эти соревнования нельзя было бы допускать, ибо удаль пришла бы, хватив допинга.

Удаль требует пространства, воздух пространства накачивает искусственной смелостью, пьянит. Опьяненному жизнь — копей­ка. Удаль — это паника, бегущая вперед. Удаль рубит налево и направо. Удаль — возможность рубить, все время удаляясь от ме­ста, где лежат порубленные тобой, чтобы не задумываться: а пра­вильно ли я рубил?»

64

«А все-таки красивое слово: удаль! Утоляет тоску по безмыс­лию» (Цит. по: [Шмелев 1998: 51—52]). А.Д. Шмелёв резюмиру­ет мысли Фазиля Искандера тем, что слово удаль заключает в себе парадокс. С одной стороны, в удали нет ничего особенно хороше­го; это не такое превосходное качество, как мужество, смелость, храбрость, отвага, доблесть. С другой стороны, слово удаль в рус­ском языке обладает яркой положительной окраской — удаль мо­лодецкая. Существенный смысловой компонент слова удаль, -продолжает А.Д. Шмелёв, — соответствует идее любования и са­молюбования. Для удали важна идея бескорыстия, удаль проти­востоит узкому корыстному расчету. Слово удаль родилось у бой­кого народа, привыкшего к широким пространствам [Шмелёв 1998: 52-53].

Русский философ Н.А. Бердяев отметил «чудное русское сло­во "правда", которое не имеет соответствующего выражения на дру­гих языках». «Истина хороша, да и правда не худа» (В.И. Даль). Слово праеЭа имеет синоним истина. Истина включает в себя представление о Божественном мире, о логическом пространстве, а правда связана с миром человека. Правда — это истина в зерка­ле жизни. Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелёв со ссылкой на работы Н.Д. Арутюновой разграничивают лексемы правда и истина сле­дующим образом. Правда указывает на практический аспект об­щефилософского понятия, а истина — на теоретический. Истина как ключевое понятие древнеславянского умозрения связана с гармонией и порядком и определяется не извне, а из самой себя. Зафиксировано 80 пословиц и поговорок со словом правда. Она -важнейшее условие духовной жизни человека и общества. По мне­нию Н.Д. Арутюновой, возможно словосочетание правда жизни, но нельзя сказать *жизненная истина. Правда относится к оду­шевленному миру. Правда о войне — речь идет прежде всего о людях на войне. Нельзя сказать в научном тексте * правда об ато­мах или молекулах. Для русского ума различны высказывания -истина о землетрясениях и правда о землетрясениях. Истина одна, а правд много — говорит русская народная мудрость: У каж­дого Павла своя правда. Правда градуальна: какая правда истин-

С-1368                                                                                                                                          65

раздел П. базовые понятия лингвокультурологии________________

нее? Правда связана с сердцем, а истина — с разумом. Истину проповедуют, за правду сражаются. Выяснилось, что есть правда народа, но нет правды дворян. Истине служат жрецы религии и науки, правде — борцы и защитники угнетенных. Стихия истины -борение духа, стихия правды — социальная борьба. Историки стремятся к истине, художники — к правде, потому так различен Пушкин в «Истории пугачевского бунта» и «Капитанской доч­ке». В суде свидетели клянутся говорить правду, суд стремится установить истину, чтобы затем судить по правде. В русском ми­ропонимании есть святая правда как высшая общечеловеческая ценность и истинная правда. По мнению А. Вежбицкой, слово истина обозначает не просто «правду» (1:гщ;Ь), но, скорее, нечно вроде «окончательной правды», «скрытой правды» [Вежбицкая 2001: 33]. В наши дни истина о рынке и собственности пришла в трагический конфликт с правдой о собственности и рынке (под­робнее см.: [Булыгина, Шмелев 1997: 481—482]).

Типично русским словом считается авось — 'в надежде на нич­тожно малый шанс', которое очень точно отражает ряд особенно­стей русской ментальности: «Авось, небось, да третий как-нибудь» (Пословица). У Пушкина: «Да понадеялся он на русский авось». Это слово, как и его производные (авоська, авоськать), связано с темой судьбы, неконтролируемости событий, означает существо­вание в непознаваемом и не контролируемом рациональным со­знанием мире. «Жизнь непредсказуема и неуправляема, и не нуж­но чересчур полагаться на силы разума, логики или на свои ра­циональные действия», — объясняет природу слова русского авось исследовательница [Вежбицкая 1997: 79].

Столь же специфично для русского языка слово небось, кото­рое выражает общую установку на фамильярность в противопо­ложность западноевропейскому представлению о неприкосновен­ности личности. С помощью «интимного» небось говорящий де­монстрирует своё знание той или иной ситуации, высказывает предположение о чем-то близко знакомом ему в прошлом, хотя сейчас и недоступном его непосредственному наблюдению (В Крыму небось тепло). С помощью слова небось говорящий как

66

бы вторгается в личную сферу адресата речи или третьего лица (Небось опять перебрали?), упрекает его (Небось не спросил обо мне?), проявляет недружественную фамильярность (Пусть по­работает. Небось не развалится). Подобные «мелкие слова» (вы­ражение Л.В. Щербы) трудно переводить на другие языки из-за отсутствия простых и идиоматичных средств, поскольку выра­жение установки не входит в число культурно значимых стерео­типов [Булыгина, Шмелёв 1997: 492—494].

Для русской ментальное™ характерно единство этического и эстетического, что проявляется в существовании слов типа по­шлость, пошлый — 'низкий, ничтожный в духовном, нравствен­ном отношении' и 'неоригинальный, надоевший, избитый, баналь­ный'. «Пошлость» — понятие синкретическое, включает в себя банальность, сексуальную непристойность, дурной вкус, отсут­ствие духовности. В. Набоков считал, что только русские способ­ны были придумать понятие «пошлость», в котором этическое соединяется с эстетическим, слово, которое соотносится и с ху­дожественной тривиальностью, и с отсутствием духовности, и с непристойностью [Знание — сила. 1996. № 7. С. 23].

Этнически специфично отражение в языке символических действий. Ранее уже обращалось внимание на то, что трудно най­ти какой-либо другой язык, в котором было бы такое разнообра­зие «плевков», как в русском, о чем свидетельствует глагольный ряд: плюнуть, сплюнуть, плевать, наплевать, расплеватъся, от­плевываться и др. Подобные глаголы называют не только «мате­риальный» акт: можно расплевываться, наплевать в душу, пере­плюнуть кого-либо 'превзойти', плевать в потолок 'ничего не де­лать', наплевательски относиться к своим обязанностям. Употребительны русские существительные наплевательство, на-плевизм. Да плюнь ты..! — советуют человеку, если он кажется чрезмерно озабоченным какими-то трудностями. В английских эквивалентах типа: I$рИ а{ И//1 зрИ (ир) оп С/ггз; I аоп'1 саге; ТаЪе Пеану! — выражено скорее презрение, чем безразличие, столь от­четливо проступающее в русских выражениях Наплевать..! Пле­вать..! А я плевал..! Плевать я хотел..! Русские фразы образнее:

5*                                                                                                                     67

говорящий не хочет думать и не хочет делать — безразличие и ничегонеделание. Английские выражения советуют избавиться от отрицательных эмоций, но не предлагают предаваться безде­лью. В русском Плевать! зафиксирована жизненная позиция: отринуть «житейскую суету», подняться до подлинно философ­ского отношения к действительности. «В других языках тоже есть выражения, указывающие на безразличие, там тоже даются сове­ты не расстраиваться по пустякам или отказаться от бесплодных усилий изменить ход дела. Но именно в русском языке все эти идеи сконцентрированы в одном слове плевать» [Булыгина, Шмелёв 1997: 521-522].

«Словарь культурно непереводимых слов» достаточно широк. Так, Р. Якобсон утверждал, что культурный подтекст русского слова быт (повседневная суета, повседневная рутина и т.п.) пе­ревести на другой язык в принципе невозможно. Соборность -идеал духовной общности как альтернатива частной, личной жиз­ни. Слово сострадание на Западе не понимают, ибо совместно можно переживать только страсть, а не боль и страдание. Куль­турно непереводимы слова типа ргтасу 'личный мир, частная жизнь' зе!/' я; 'эго' тепШШу 'менталитет' гаепи/у 'идентичность, самобытность'. Не переводится крылатая фраза Ильфа и Петро­ва «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Одно из своих публичных выступлений замечательный испанский поэт Гарсия Лорка посвятил слову Лиепае, которое не только нельзя перевести на другие языки, но даже невозможно истолковать в испаноязычной аудитории, хотя каждый житель страны Серван­теса это понятие ощущает, как говорится, нутром [Лорка 1986].

Заимствованное слово, попадая в силовое поле новой менталь­ное™, может изменить свой смысл. Так, популярное ныне слово мафиозностъ итальянского происхождения, но на русской почве синонимы к нему не покрывают богатства русской семантики, привившейся к итальянскому корню. Это не «коррупция», ибо коррупция ассоциируется только с верхними эшелонами власти. Это не «групповщина» — нечто явное, видимое. Мафиозность -тайная принадлежность к какому-то клану, о котором ни сам че-

68

ловек, ни окружающие могут вообще ничего не знать. Это не «со­циальная группа», потому что мафиозность — прихотливая скры­тая связь. Современный русский человек усвоил это слово не понятийно, а как некий жизненный опыт [Знание — сила. 1993. № 12: 2]. Мафия некоторыми воспринимается как иноязычный синоним русской нечистой силе, но если нечистой силе противо­стоит крестная сила, то что противостоит мафии — чему-то внеш­не бесконтрольному и чуждому, иррациональному и опасному?

---

Дата добавления: 2018-05-02; просмотров: 191; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

12Следующая ⇒

---

Мы поможем в написании ваших работ!