II. СТАНОВЛЕНИЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ 1 страница



Мурманский государственный педагогический университет

 

 

Воронин А.В.

КРАТКИЙ ОЧЕРК ИСТОРИИ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА

 

 

 

Учебное пособие)

 

 

Мурманск

 

2011

 

 


Рецензенты:

Беляев А.Б., кандидат исторических наук, доцент кафедры отечественной истории Мурманского государственного педагогического института

Спиридонов А.М., кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России Петрозаводского государственного университета


ПРЕДИСЛОВИЕ

 

Настоящее пособие предназначено для студентов первых курсов высших учебных заведений и имеет целью дать им общие представления об основных закономерностях развития российской государственности.

При этом государственность понимается как важнейший элемент общест­венной структуры, включающий в себя не только те или иные государствен­ные учреждения, но и значительно более широкие аспекты, такие как государственная идеология, взаимоотношения государства и общества, связи с другими государствами и т.п.

Пособие ограничивает предмет рассмотрения преимущественно проблемами политического развития России, однако в нем присутствуют и сюжеты, связанные с социальными и экономическими проблемами, в основном те, что объясняют эволюцию российско­го государства.

Настоящее пособие не может, да и не имеет такой цели, дать полного и систематического изложения истории России. Оно должно помочь уяснить основные закономерности в развитии российского государства, понять причины и характер дискуссий, которые ведутся в настоящее время вокруг рос­сийской истории и способствовать выяснению места, занимаемого Российским государством в мире.

 

I. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА

 

Предмет настоящего пособия – история развития российского государства. Отсюда необходимо, хотя бы в самых общих чертах, определить, что мы будем понимать под государством.

Определений государства существует великое множество. В течение длительного времени в советской общественной науке наиболее распространенным было ленинское определение государства как аппарата насилия, аппарата для подавления господствующим классом эксплуататоров класса эксплуатируемых. В этом определении отражаются, по крайней мере, две из вполне реальных сторон государственной деятельности – использование насилия при выполнении своих задач[1] и наличие особого аппарата как средства их реализации. Однако такое определение по преимуществу описывает государство с точки зрения его формы и инструментария, в меньшей степени выявляя задачи государства. К тому же очевидно, что функции государства не ограничиваются исключительно насилием. Поэтому сегодня нередко обращаются к определению государства как организации общественного договора, выполняющей свои функции в интересах всех членов данного общества. Здесь, правда, слишком подчеркивается сознательный характер возникновения и функционирования государства и его учреждений, создается весьма идеализированная модель государства, в реальности нигде и никогда не существовавшая в мировой истории. Поэтому, и это, и многие другие определения не дадут, да, в принципе, и не могут дать, абсолютно полного описания всех функций и задач государства. Всякое определение останется схемой, лишь стремящейся ко все более полному описанию, никогда, в то же время, не достигающей окончательного решения.

Поэтому мы не будем искать абсолютного определения, а ограничимся выделением тех основных черт, что наиболее важны для нашего понимания истории развития российского государства.

Государство возникает и развивается, прежде всего, из потребности сохранения целостности того или иного этнического массива, разделившегося на отдельные слои, имеющие особые, противоречащие друг другу интересы. Однако эта потребность чаще всего выявляется в весьма жесткой, с использованием, в том числе, и насилия, борьбе социальных и иных групп. Неспособность придти к согласованию противоречивых интересов, опасная своей потенциальной возможностью разрушить сами основы общественной жизни, вынуждает к поиску посредника, которому можно доверить разрешение неизбежных конфликтных ситуаций. Отсюда и формируется особый аппарат, механизм, выполняющий эту сложную работу координатора. Но благодаря этим арбитражным функциям государство получает определенную независимость от всех социальных слоев, хотя, конечно, оно отнюдь не свободно от предпочтений по отношению к тем или иным из них. В то же время, эти предпочтения не означают слияния, как это утверждали последователи марксистского учения.[2] Таким образом, в самом общем виде можно было бы определить государство[3]как механизм регулирования социальных отношений,как особый аппарат власти, стоящий надобществом и имеющий целью обеспечение его целостности, стабильности, внешней и внутренней безопасности.

Общество является своего рода противоположностью государству. Число определений общества, как и государства, весьма велико: его рассматривают и для обозначения той части материального мира, которая обособилась от природы (совокупность всех форм объединения и способов взаимодействия людей как между собой, так и с природным окружающим их миром), и в качестве определенного этапа в развитии человечества или страны (первобытное, феодальное, советское и т.д.), Однако в данном случае, как правило, под этим понятием мы будем иметь в виду совокупностьобладающих специфическими интересами и занимающими определенное место в общественной иерархиисоциальных групп, взаимодействующих как между собой, так и с государствомс целью продвижения своих интересов. Таким образом, следует подчеркнуть активную позицию общества по отношению к государству. Впрочем, даже при наличии вполне отчетливых интересов у каждого члена группы, активность проявляет лишь ее часть, выступая в качестве представителей этого совокупного интереса. Взаимодействие общества и государства представляют из себя чрезвычайно сложную систему: они могут быть как отношениями сотрудничества, так и выливаться в острые, вплоть до массового применения насилия с обеих сторон, конфликты.

Раз возникнув, государство не застывает в неизменном виде, оно развивается, расширяется сфера его деятельности, усложняются функции, разветвляется аппарат. Поэтому крайне важно изучать историю развития государства. При этом важно осознавать, что исследование истории развития государственности, как, и истории любого явления, позволяет понять не только прошлое. Оно дает возможность объяснить настоящее, а при умелом использовании методов исторического анализа, до определенной степени, увидеть и будущие перспективы.

Успешность же, в изучении истории государства во многом зависит от тех общеисторических, общесоциологических взглядов, которыми руководствуются в своих исследованиях историки, даже если сами они это отрицают.

Существует множество концепций исторического развития, однако наиболее популярны (хотя это не означает их наибольшей истинности) среди современных российских историков две: так называемые «формационная» (еще недавно «единственно верная», а сегодня все чаще уступающая дорогу другим) и цивилизационная (все активнее проникающая в сегодняшнее общественное сознание). Первая предлагает вариант как бы «вертикального» развития общества, по спирали от низшего к высшему – прогресс. Как правило, хотя и не обязательно, она опирается на представление о материальности жизни, что действительно дает немало оснований говорить о поступательном характере развития. Вторую концепцию можно, столь же условно, определить как «горизонтальную», фактически отрицающую прогресс в истории в связи с невозможностью обнаружить его в развитии духовной жизни, собственно, и являющейся основой, фундаментом истории человеческого общества. Отсюда мировая история рассматривается как совокупность возникающих, развивающихся и умирающих цивилизаций, не связанных или слабо связанных между собой.

Естественно, в этой связи возникает вопрос о взаимоотношениях между мировой и российской историей. В еще сравнительно недавнем прошлом среди отечественных историков, опирающихся на марксистскую концепцию развития общества, преобладало представление о единстве ее с мировой историей. Соответственно этому, российская история делилась на 4-е основных этапа: первобытнообщинный, феодальный, капиталистический и социалистический (вторую – рабовладельческую – стадию Россия, согласно этому взгляду, миновала).

Единство с историей других стран (правда, не всех, а лишь их части – в основном, стран Запада) признавалось и в досоветской исторической науке. Ряд историков, объединяемых обычно в общее историко-философское направление – «западничество» – считали, что при всех особенностях российского пути единственно приемлемым для нее вариантом развития являлось сближение с Западом, а потому искали те черты в ее истории, в которых прослеживалось сходство с западными странами.

С другой стороны, им возражали представители течения, называемого «славянофильским». Они исходили из идеи особого, самобытного пути России, не сходного ни с каким другим. Соответственно, и усилия тех или иных правителей направить развитие России по пути активного сближения с Западом воспринимались ими как несомненный вред, зло для России.

Попытки примирить эти взаимопротивоположные точки зрения уже в XX в. предприняли представители так называемого «евразийского» течения, которые увидели в России страну, имеющую мессианское предназначение в объединении Западной и Восточной цивилизаций.

Не менее острые споры велись и ведутся и относительно истории собственно Российского государства, по поводу которой нет единства не только в отношении направленности его развития но даже в вопросе о моменте его образования.

Если марксистские историки ведут отсчет государственной истории России с момента образования Киевской Руси (IX в.), то представители «государственной школы», начинали его только со времен сформирования Московского царства (XVI в.).

Велики разногласия и в вопросе о той роли, которую играет государство в отечественной истории. Тогда как сторонники самобытности России видят главную, и причем позитивную, особость российской истории в единении народа и государства, в их взаимном слиянии, то западники рассматривают государство как ведущую силу исторического развития, формирующую общество, стоящую над народом.

Существующие разногласия, во многом, – результат тех особенностей, которыми обладает историческая наука. Историческое исследование – это особый тип научного поиска, во многом отличающийся от естественных наук. Здесь, конечно же, используются и анализ, и синтез, т.е. традиционные средства научного исследования. Однако сам объект изучения делает выводы, полученные с помощью этих и других методов (реконструкция исторического прошлого, интерпретация исторических источников, генерализация и др.), порой, весьма размытыми, относительными и спорными. От исторической науки неправомерно требовать однозначных выводов, невозможно ожидать получения «истины в последней инстанции» или оценок по принципу «хорошо» – «плохо».

Как раз, напротив, историческое исследование предполагает многозначность оценок, дискуссионность результатов и постоянную смену общепризнанных, казалось бы, идей, свержение авторитетов.

Дело в том, что большая часть сведений об исторических процессах приходит к нам через так называемые исторические источники, которые разделяют на три основных вида: вещественные, устные и письменные.

Первые, как правило, немы и требуют очень сложной интерпретации, чтобы заставить их «говорить». Вторые – весьма ограничены во времени и крайне необъективны. И только третьи выглядят внушительно и монументально. Однако и последние отнюдь не всегда вызывают доверие у историков и нуждаются в весьма кропотливой и тщательной обработке.

Иными словами, недоверие к источнику, сомнение должно лежать в основе всякого исследования. Только сопоставление различных источников всех возможных видов и их комплексный анализ могут позволить историку определить достоверность как источника, так и самого события.[4]

Столь высокая сложность источниковедческого анализа привела к тому, что в ходе развития исторической науки из нее выделился целый ряд специальных дисциплин, таких, например, как археология, источниковедение, текстология, нумизматика и многие другие.

На этой основе и создается историческое исследование, позволяющее понять прошлое, объяснить настоящее и предвидеть будущее.

 

II. СТАНОВЛЕНИЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

 

1. Славяне Восточной Европы в V – VIII вв.

Древнерусское государство сформировалось в землях расселения славян. Эта этническая группа стала заметной на исторической арене в V – VI вв. Их более ранняя история весьма туманна, поэтому среди историков нет единства по вопросу об этногенезе (происхождении)[5] славянства. Однако очевидно, что процесс этот происходил на достаточно обширной территории Центральной и Восточной Европы, где-то между Дунаем, Днепром и Вислой.

Одни исследователи – их обычно относят к сторонникам «автохтонной» (аборигенной) теории – считают необходимым все племена, последовательно обитавшие на пространстве, впоследствии ставшей местом их поселения, зачислять в предков славян, и, как правило, настаивают на раннем зарождении славянского этноса[6]; другие («миграционисты») полагают, что славянская общность, напротив, имеет весьма позднее происхождение[7], формируясь из некоторого ядра за счет роста и постепенного распространения по вышеуказанной территории славянской прародины.[8]

Иными словами, если первые во главу угла ставят выявление территории, на которой происходили процессы славяногенеза (назовем их «геоцентристами»), фактически записывая в предков славян все группы последовательно населявшие ее, то вторые («этноцентристы») делают ставку на обнаружение той этнической группы населения на этой территории, которая стала основным звеном в процессе формирования славянства: протославяне – праславяне – славяне.

Стремясь избежать односторонности вышеуказанных подходов, третьи пытаются понять процесс происхождения славян через их взаимодействие с другими этническими группами, приходя к выводу, что славянство складывается в самостоятельный этнос в результате достаточно длительного процесса взаимных воздействий множества различных народов на весьма обширных пространствах Восточной Европы. Территория, в этом случае наполняется содержательным смыслом: славянство формируется не просто в абстрактном пространстве, а в пограничье между земледельческим «лесом» и кочевой «степью»: именно через эти территории проходило большинство волн «великого переселения народов» первых веков н. э. В этом огромном котле сталкивались, взаимодействовали, смешивались и распадались различные этнические группы, на основе которых, скорее всего, и сформировались многочисленные славянские народы. По-видимому, искомого первичного ядра, давшего начало славянству, просто не существовало: оно сложилось в результате синтеза множества разноэтнических элементов в сравнительно короткие сроки первой половины I тысячелетия н.э.

Но каковы бы ни были истоки славянства, в V – VII вв. они заселяют значительную территорию от Балканского полуострова на юге до Балтийского побережья на севере и от верховьев Волги на востоке до Вислы и Одера на западе.

Весьма примитивный характер земледелия первоначально заставлял славян постоянно менять место жительства, однако по мере совершенствования технологии обработки земли образ жизни населения приобретает все более оседлый характер.[9] Земледелие[10] же во многом определяло и общественный уклад. Главной чертой общественной жизни этого периода являлся коллективизм, вырастающий из невозможности силами одной семьи осуществлять весь цикл сельскохозяйственных работ. Коллективным был не только труд, но и собственность, и распределение, что порождало, в свою очередь, очевидное равенство всех членов данного коллектива. Такое общество (община) и управлялось при помощи коллективного органа – народного собрания всех членов общества – веча. Немаловажным обстоятельством, способствующим подобному образу жизни, являлось и наличие кровнородственных связей между членам общины.

Впрочем, при всем господстве этих принципов общественной жизни первобытных коллективов, они не были абсолютными. Элементы индивидуализма и неравенства имели место уже на самых ранних стадиях развития общества.

Коллективный труд, например, вовсе не означал отсутствия разделения труда: при всем единообразии трудовых усилий среди работников всегда выделялись те, кто занимался преимущественно каким-то одним видом деятельности, скажем, ремеслом, охотой или осуществлял управленческие функции. Другое дело, что независимо от того, в какой области трудился человек, целью его работ было благо всего коллектива.

Очевидно и наличие орудий труда и предметов личного потребления, находящихся в индивидуальном распоряжении отдельных членов общины.

Нет полного равенства в распределении и потреблении. В условиях низкоэффективного производства, обеспечивающего лишь самые скудные потребности, доля созданного обществом продукта, которую оно могло выделить для каждого из своих членов, оказывалась минимально необходимой, но неодинаковой, зависящей от его половозрастных особенностей.

Наконец, не было и равенства общественного: во всяком коллективе выделялась особая группа людей, так называемая племенная верхушка – старейшины (старцы градские), вожди (князья) и жрецы (волхвы, кудесники), – мнение которых при решении тех или иных вопросов жизни общины, имело заметно большее значение, нежели остальных ее членов. В то же время, это воздействие опиралось не на силу и власть, а на их очевидное превосходство с точки зрения знаний и опыта. Их положение в коллективе определялось заслуженным авторитетом.

Но сколь бы ни были заметны эти элементы индивидуализма и неравенства в жизни первобытных коллективов, их объединяет одно – истоки их (как и в отношении коллективизма и равенства) по преимуществу лежат в природе, с которой человек все еще связан самым теснейшим образом, они носят естественный, а не социальный характер.

Естественными причинами определяются и формы межчеловеческих взаимоотношений, опирающиеся на нормы (правила), сформировавшиеся в процессе многовекового накопления опыта. Эти нормы, в науке нередко называемые первобытными недифференцированными мононормами, одинаковы и обязательны для всех членов коллективов, им не свойственно различение должного и сущего[11] и, в случае их нарушения, как правило, обеспечиваются очень жесткими наказаниями. Человек действовал в соответствии с этими мононормами почти на инстинктивном уровне, лишь до некоторой степени находя обоснование в языческих мифах и легендах. Если конфликты и возникали, то главным образом на межобщинном уровне, а источником их оказывался ущерб, причиненный личности человека. При этом действовал принцип коллективной ответственности: скажем, мстить за обиду обязаны были все члены потерпевшей стороны (точно также как и объектом возмездия мог быть любой член виновной стороны).

Подобному древнему «праву» не свойственно творчество, оно не стремится к созданию новых норм общежития, главная его цель – охрана «старины», сложившейся на основе многовековых опыта и традиций.[12] В то же время, поскольку опыт (при всем сходстве условий жизни) в каждой общине был свой особенный, а уровень изоляции общин друг от друга довольно значителен, характерными признаками такой системы оказываются дробность и разнообразие обычаев. Недаром летописи подчеркивают, что восточнославянские племена «имяху обычаи своя и законы отец своих и предань, каждо свой норов».[13]


Дата добавления: 2018-04-15; просмотров: 191; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!