СЫН Caesaris. Commentant de hello Gallico. Lipsiae, 1895. P. 71-72; 134-135. Перевод E. П. Гпушанина.

Древние германцы

№ 2. Публий Корнелий Тацит. «О происхождении германцев и местоположении Германии» (извлечения)

Публий Корнелий Тацит — римский историк второй половины I — начала Нее. н. э. Историко-этнографический очерк «О происхождении германцев и местоположении Германии» (сокращ. «Германия») был завершен около 98 г. н. э.

I.Германия в целом отделяется от галлов, ретов и паннонцев реками Рейном и Дунаем, а от сарматов и даков — взаимным опасением, а также горами; остальное окружает Океан, омывающий обширные выступы суши и огромные пространства островов; с некоторыми недавно узнанными народами и королями нас познакомила война. Рейн, берущий начало на обрывистых и недоступных вершинах Ретийских Альп, несколько поворачивает к западу и вливается в северный Океан. Дунай [...] проходит по землям многих народов, пока не извергается в Понтийское море шестью рукавами; седьмое устье поглощается болотами.

II. Я думаю, что сами германцы являются коренными жителями [своей страны], едва смешанными с другими народами вследствие ли переселения [их] или оказав [им] гостеприимство [...]. В своих старинных песнях, являющихся у германцев единственным видом преданий о прошлом и летописей, они славят рожденного землей бога Туистона. Сын его Манн [считается] прародителем и праотцом их племени. Они приписывают Манну трех сыновей, по именам которых ближайшие к Океану германцы называются ингевонами, живущие внутри страны — герминонами, а остальные, — истевонами. Впрочем, как это бывает, когда дело касается очень давних времен, некоторые утверждают, что у бога [Туистона] было больше сыновей, от которых произошло больше названий племен, — марсы, гамбривии, свевы, ванднлии, и что все это действительно подлинные и древние имена. Имя же «Германия» новое, и недавно вошедшее в употребление: сначала «германцами» называлось то племя, которое первое перешло Рейн и вытеснило галлов, и которое теперь известно как тунгры. Таким образом постепенно укоренилось имя целого народа, а не одного племени: сначала [галлы], так стали называть всех победителей этим именем из страха, а потом те и сами приняли себе имя германцев [...].

(...) IV. Сам я присоединяюсь к мнению тех, кто думает, что народы, населяющие Германию, никогда не смешивались посредством браков ни с какими другими иноплеменниками и представляют со-

Древние германцы

бой особое, чистое и только на себя похожее племя; вследствие этого у них у всех одинаковый внешний вид, насколько это возможно в таком большом количестве людей: свирепые темно-голубые глаза, рыжеватые волосы, рослые тела, но сильные только при кратких усилиях, а для напряженной деятельности и трудов мало выносливые; жажды и зноя они совсем не могут переносить, к холоду же и голоду они легко приучены [своим] климатом и почвой.

У.Хотя [их] страна и различна до некоторой степени по своему виду, но в общем она ужасает своими отвратительными лесами или болотами. Та часть ее, которая обращена к Галлии, более сырая, а в части, обращенной к Норику и Паннонии, больше подвержена ветрам; для посевов она плодородна, но не годится для разведения фруктовых деревьев; скотом изобильна, но он большей частью малорослый, даже рабочий скот не имеет внушительного вида и не может похвастаться рогами. Германцы любят, чтобы скота было много: в этом единственный и самый приятный для них вид богатства. В золоте и серебре боги им отказали, не знаю уж по благосклонности к ним, или же потому, что разгневались на них. Я однако не утверждаю, что в Германии совсем нет месторождений серебра и золота; но кто их разведывал? Впрочем, германцы и не одержимы такой страстью к обладанию [драгоценными металлами] и к пользованию ими [как другие народы]; у них можно видеть подаренные их послам и старейшинам серебряные сосуды не в меньшем пренебрежении, чем глиняные. Впрочем, ближайшие [к Рейну и Дунаю племена] ценят золото и серебро для употребления в торговле: они ценят некоторые виды наших монет и отдают им предпочтение; живущие же внутри страны пользуются более простой и древней формой торговли, а именно — меновой [...].

VI. Железа у них тоже немного, как это можно заключить по производимому ими оружию. Они редко пользуются мечами или длинными копьями, а действуют дротиком, или, как они его называют, framea, с узким и коротким железным наконечником, оружием настолько острым и удобным, что одним и тем же дротиком они, смотря по обстоятельствам, сражаются и в рукопашную и издали. Даже всадники довольствуются framea и щитом, пехотинцы же пускают и метательные копья, каждый по нескольку штук, причем они, голые или в коротком плаще, метают их на огромное расстояние. У германцев совсем нет хвастовства роскошью [оружия]; только щиты они расцвечивают яркими красками. У немногих [имеются] панцири, а шлем, металлический или кожаный, едва [найдется] у одного или двух. Их лошади не отличаются ни внешней красотой, ни быстротой; да гер-

Древние германцы

манцы и не научились делать разные повороты по нашему обычаю: они гонят [своих лошадей] или прямо или вправо таким сомкнутым кругом, чтобы никто не оставался последним.

Вообще они считают, что пехота сильнее [конницы], и поэтому сражаются смешанными отрядами, вводя в кавалерийское сражение и пехоту, быстротой своей приспособленную к этому и согласованную с конницей; таких пехотинцев выбирают из всей молодежи и ставят их впереди боевой линии. Число их определенное — по сотне из каждого округа; они так и называются у германцев [«сотнями»] [...].

Боевой строй [германцев] составляется из клиньев. Отступить, но с тем чтобы вновь наступать, считается не трусостью, а воинским умением. Тела своих они уносят с поля битвы даже в случае поражения. Оставить свой щит — особенно позорный поступок: обесчестившему себя таким образом нельзя присутствовать при богослужении или участвовать в народном собрании, и многие, вышедшие живыми из битвы, кончают свою [позорную] жизнь петлей.

VII. Королей они выбирают по знатности, а военачальников — по доблести. У королей нет неограниченной или произвольной власти, и вожди главенствуют скорее примером, чем на основании права приказывать, тем, что они смелы, выделяются [в бою], сражаются впереди строя и этим возбуждают удивление. Однако казнить, заключать в оковы и подвергать телесному наказанию не позволяется никому кроме жрецов, да и то не в виде наказания и по приказу вождя, но как бы по повелению бога, который, как они верят, присутствует среди сражающихся: в битву они приносят взятые из рощ священные изображения и значки. Но что является особенным возбудителем их храбрости, это то, что их турмы и клинья представляют собой не случайные скопления людей, а составляются из семейств и родов, а вблизи находятся самые милые их сердцу существа, и оттуда они слышат вопль женщин и плач младенцев; для каждого это самые священные свидетели, самые ценные хвалители: свои раны они несут к матерям и женам, а те не боятся считать их и осматривать; они же носят сражающимся пищу, а также поощряют их.

VIII. Рассказывают, что иногда колеблющиеся и расстроенные ряды восстанавливались женщинами, благодаря их неумолчным мольбам и тому, что они подставляли свои груди [бегущим] и указывали на неизбежный плен, которого германцы боятся, особенно для своих женщин, до такой степени, что самым прочным повиновением удерживаются те германские племена, которые вынуждены в числе своих заложников давать также знатных девушек.

Древние германцы

Они думают, что в женщинах есть нечто священное и вещее, не отвергают с пренебрежением их советов и не оставляют без внимания их прорицаний [...].

IX. Из богов германцы больше всего почитают Меркурия, которому в известные дни разрешается приносить также и человеческие жертвы. Геркулеса и Марса они умилостивляют назначенными для этого животными. Часть свевов приносит жертвы также Изиде¹. Я недостаточно осведомлен, откуда и как появился этот чужеземный культ, но то, что символ этой богини изображается в виде барки, показывает, что культ этот привезен из-за моря. Однако германцы считают несоответствующим величию божественных существ заключать их в стены храмов, а также изображать их в каком-либо человеческом виде; они посвящают им рощи и дубравы и именами богов называют то сокровенное, что созерцают только с благоговением.

X. Гадание по птицам и по жеребьевым палочкам они почитают, как никто. Способ гадания по жеребьевым палочкам простой: отрубивши ветку плодоносящего дерева, разрезают ее на части, которые отмечают какими-то знаками и разбрасывают как попало по белому покрывалу. Затем жрец племени, если вопрошают по поводу общественных дел, или же сам отец семейства, если о делах частных, помолившись богам и смотря на небо, трижды берет по одной палочке и на основании выскобленных раньше значков дает толкование. Если получалось запрещение, то в этот день о том же самом деле нельзя было вопрошать никаким образом; если же разрешение, то требовалось удостоверить его гаданием по птицам. И это также им известно — гадать по голосам и полету птиц. Особенностью этого народа является то, что он ищет предзнаменований и предостережений также и от лошадей. В тех же рощах и дубравах, [которые посвящены богам], на общественный счет содержатся [такиелошади], белые и не оскверненные никакой работой для смертных. Их, запряженных в священную колесницу, сопровождают жрец вместе с королем или вождем племени и примечают их ржание и фырканье; и ни к какому гаданию германцы не относятся с большей верой, и притом не только простолюдины, но и знать; жрецы считают себя служителями богов, а коней — посвященными в их тайны [...].

XI. О менее значительных делах совещаются старейшины, о более важных — все; однако те дела, о которых выносит решение только народ, [предварительно] обсуждаются старейшинами. Схо-

¹ Речь идет о германской богине, покровительнице семьи и домашнего очага.

Древние германцы

дятся в определенные дни, если только не произойдет чего-нибудь неожиданного и внезапного, а именно в новолуние или полнолуние, так как германцы верят, что эти дни являются самыми счастливыми для начала дела [...). Когда толпе вздумается [в собрании], они усаживаются вооруженные. Молчание устанавливается жрецами, которые тогда имеют право наказывать. Затем выслушивается король или кто-либо из старейшин, сообразно с его возрастом, знатностью, военной славой, красноречием, причем не потому, что он имеет власть приказывать, а в силу убедительности. Если мнение не нравится, его отвергают шумным ропотом, а если нравится, то потрясают копьями: восхвалять оружием является у них почетнейшим способом одобрения.

XII. Перед народным собранием можно также выступать с обвинением и предлагать на разбирательство дела, влекущие за собой смертную казнь (...]. Более легкие проступки также наказываются соответствующим образом: уличенные в них штрафуются известным количеством лошадей и скота; часть этой пени уплачивается королю или племени, часть самому истцу или его родичам.

На этих же собраниях производятся также выборы старейшин, которые творят суд по округам и деревням. При каждом из них находится по сто человек свиты из народа, для совета и придания авторитета его решениям.

XIII. Они не решают никаких дел, ни общественных, ни частных, иначе как вооруженные. Но у них не в обычае, чтобы кто-нибудь начал носить оружие раньше, чем племя признает его достойным этого. Тогда кто-нибудь из старейшин, или отец, или сородич в самом народном собрании вручает юноше щит н/гатеа [копье]; это у них заменяет тогу¹, это является первой почестью юношей: до этого они были членами семьи, теперь стали членами государства. Большая знатность или выдающиеся заслуги отцов доставляют звание вождя даже юношам; прочие присоединяются к более сильным и уже давно испытанным [в боях] и нет никакого стыда состоять в [чьей-нибудь] дружине. Впрочем, и в самой дружине есть степени по решению того [вождя], за кем она следует. Велико бывает соревнование и среди дружинников, кому из них занять у своего вождя первое место, и среди [самих] вождей, у кого более многочисленная и удалая дружина. В ней его почет, в ней его сила: быть всегда окруженным большой толпой

¹ Тога — у римлян облачение юношей в тогу являлось обрядом признания совершеннолетия.

Древние германцы

Избранных юношей составляет гордость в мирное время и защиту во время войны. И не только у своего, но и у соседних племен вождь становится знаменитым и славным, если его дружина выдается своей многочисленностью и доблестью: его домогаются посольства, ему шлют дары, и часто одна слава его решает исход войны.

XIV. Во время сражения вождю стыдно быть превзойденным храбростью [своей дружиной], дружине же стыдно не сравняться с вождем; вернуться же живым из боя, в котором пал вождь, значит на всю жизнь покрыть себя позором и бесчестьем; защищать его, оберегать, а также славе его приписывать свои подвиги — в этом главная обязанность [дружинника]: вожди сражаются за победу, дружинники — за вождя. Если племя, в котором они родились, коснеет в долгом мире и праздности, то многие из знатных юношей отправляются к тем племенам, которые в то время ведут какую-нибудь войну, так как этому народу покой противен, да и легче отличиться среди опасностей, а прокормить большую дружину можно только грабежом и войной. Дружинники же от щедрот своего вождя ждут себе и боевого коня, и обагренной кровью победоносной фрамеи, а вместо жалованья для них устраиваются пиры, хотя и простые, но обильные. Средства для такой щедрости и доставляют грабеж и война. [Этих людей] легче убедишь вызывать на бой врага и получать раны, чем пахать землю и выжидать целый год урожая; даже больше — они считают леностью и малодушием приобретать потом то, что можно добыть кровью.

XV. Когда они не идут на войну, то все свое время проводят частью на охоте, но больше в праздности, предаваясь сну и еде, так что самые сильные и воинственные ничего не делают, предоставляя заботу и о доме, и о пенатах, и о поле женщинам, старикам и вообще самым слабым из своих домочадцев; сами они прозябают [в лени], по удивительному противоречию природы, когда одни и те же люди так любят бездействие и так ненавидят покой.

У [германских] племен существует обычай, чтобы все добровольно приносили вождям некоторое количество скота или земных плодов; это принимается как почетный дар, но в то же время служит для удовлетворения потребностей. [Вожди] особенно радуются дарам соседних племен, присылаемым не от отдельных лиц, а от имени всего племени и состоящим из отборных коней, ценного оружия, фалер¹ и ожерелий; мы же научили их принимать также и деньги.

¹ Фалеры — бляхи из драгоценных материалов; ими украшалась конская упряжь.

Древние германцы

{...] XVII. Одеждой для всех служит короткий плащ, застегнутый пряжкой или, за ее отсутствием, колючкой. Ничем другим не прикрытые, они проводят целые дни перед огнем у очага. Самые зажиточные отличаются, кроме плащей, другой одеждой, но не развевающейся, как у сарматов или парфян, а в обтяжку и обрисовывающей каждый орган. Носят и звериные шкуры: живущие ближе к берегу¹ — какие попало, более отдаленные — с выбором, так как у них нет нарядов [получаемых] от торговли [...].

Одежда женщин такая же, как и у мужчин, с той только разницей, что они часто носят покрывала из холста, которые расцвечивают пурпуровой краской; верхняя часть их одежды не удлиняется рукавами, так что остаются обнаженными руки и ближайшая к ним часть груди.

XVIII. Несмотря на это, браки там строги, и никакая сторона их нравов не является более похвальной, ибо они почти единственные из варваров, которые довольствуются одной женой, за исключением очень немногих, которые имеют нескольких жен, но не из любострастия, а потому что их из-за знатности осаждают многими брачными предложениями.

Приданое не жена приносит мужу, а муж дает жене. При этом присутствуют родители и сородичи, которые и расценивают [его] подарки; дары эти выбираются не для женской услады и не для того, чтобы в них наряжалась новобрачная, — это волы, взнузданный конь, щит с копьем и мечом. За эти подарки берется жена, а она, в свою очередь, приносит мужу какое-нибудь оружие. Это считается у них самыми крепкими узами, заменяет священные таинства и брачных богов. Для того чтобы женщина не считала чуждыми себе мысли о подвигах и случайностях войны, уже первые брачные обряды напоминают ей о том, что она должна явиться товарищем [лгужа] в трудах и опасностях, переносить и в мирное время и на войне то же [что и муж], и на одно с ним отваживаться: такое именно значение имеет упряжка волов, взнузданный конь и данное ей оружие — что она должна так жить и так погибнуть, и принять то, что нерушимо и честно отдаст [потом] детям [сыновьям], а от них это получат [ее] невестки, которые, в свою очередь, передадут [это] внукам.

XIX. Так живут женщины, целомудрие которых охраняется, не развращаемые никакими соблазнительными зрелищами, никакими возбуждающими пиршествами. Тайны письмен равно не ведают ни мужчины, ни женщины. Прелюбодеяния у столь многолюдного народа чрезвычайно редки: наказание [производится] немедленно и

Дата добавления: 2018-04-15; просмотров: 408; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!