В УСЛОВИЯХ НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ 47 страница

С 1943 г. получило широкую известность сталинское суждение, во многом определившее последующую национальную политику: «Не­обходимо опять заняться проклятым вопросом, которым я занимался всю жизнь, но не могу сказать, что мы его всегда правильно решали... Это проклятый национальный вопрос... Некоторые товарищи еще не­допонимают, что главная сила в нашей стране — великая великорус­ская нация Некоторые товарищи еврейского происхождения думают, что эта война ведется за спасение еврейской нации. Эти товарищи ошибаются, Великая Отечественная война ведется за спасение, за свободу и независимость нашей Родины во главе с великим русским народом».

Сугубо прагматическими соображениями вызвано и широко раз­рекламированное решение пленума ЦК ВКП(б) от 27 января 1944 г. о расширении прав союзных республик в области обороны и внешних сношений. Оно было связано с предстоящей организацией ООН и предложениями МИДа добиваться включения в состав ООН всех 16 советских республик. Добиться этого можно было, придав (хотя бы

343

символически) больше прав, самостоятельности, суверенности со­юзным республикам и сделав их тем самым такими же субъектами мирового сообщества, какими являлись британские доминионы (Ка­нада, Южно-Африканский союз, Австралия, Новая Зеландия) и ко­лония (Индия). В расчете на это приняты указы Верховного Совета СССР о преобразовании союзных наркоматов обороны и иностран­ных дел в союзно-республиканские. Проекты доклада В. М. Молотова и указов Политбюро ЦК ВКП(б) рассмотрело 26 января, пленум — 27 января, а Верховный Совет СССР — 1 февраля.

Необходимость предложенных мер мотивировалась результатами политического, экономического и культурного роста союзных рес­публик. Подчеркивалось: «В этом нельзя не видеть нового важного шага в практическом разрешении национального вопроса в многонацио­нальном советском государстве, нельзя не видеть новой победы на­шей ленинско-сталинской национальной политики». Конституция СССР была дополнена статьей 18: «Каждая союзная республика име­ет право вступать в непосредственные сношения с иностранными го­сударствами, заключать с ними соглашения и обмениваться диплома­тическими и консульскими представителями». Республики получили конституционное право иметь самостоятельные воинские формиро­вания. Истинные цели просматривались в заявлении В. М. Молотова на пленуме ЦК: «Это очевидно будет означать увеличение рычагов со­ветского воздействия в других государствах. Это будет также означать, что участие и удельный вес представительства Советского Союза в международных органах, конференциях, совещаниях, международ­ных организациях усилятся».

Однако на практике в то же время набирала силу тенденция пря­мо противоположного характера. По предложению Наркомата внут­ренних дел, ГКО 31 января 1944 г. принял постановление о выселении чеченцев и ингушей в Казахскую и Киргизскую ССР, фактически предрешив ликвидацию Чечено-Ингушской АССР. За годы войны это был уже четвертый случай ликвидации советского национально-госу­дарственного образования (в 1941 выселены немцы Поволжья, в 1943 — карачаевцы и калмыки).

Явно противоречил декларациям о всестороннем развитии насе­ления национальных регионов, о морально-политическом единстве и великой дружбе народов страны ряд постановлений ГКО. 10 января 1942-го было принято решение, предписывающее «всех немцев — муж­чин в возрасте от 17 до 50 лет, годных к физическому труду, выселен­ных в Новосибирскую и Омскую области, Красноярский и Алтайский края и Казахскую ССР, мобилизовать в количестве 120 000 человек в рабочие колонны на все время войны» и направить их на лесозаготов­ки, на строительство заводов и железных дорог. В октябре 1942 г. при­нято постановление о дополнительной мобилизации немцев для на­родного хозяйства, в соответствии с которым ей подлежали немецкие

344

мужчины в возрасте от 15—16 до 51—55 лет и женщины в возрасте от 16 до 45 лет включительно. 14 октября 1942 г. январское постановление ГКО, касавшееся немцев, было распространено на проживавших в СССР румын, венгров, итальянцев, финнов. В соответствии с поста­новлениями ГКО от 13 октября 1943 г. и 25 октября 1944 г. не произво­дился призыв в Вооруженные силы представителей коренного насе­ления Средней Азии, Закавказья, Северного Кавказа.

В достижении победы значительную роль сыграла патриотическая позиция Русской Православной Церкви. Тяготы войны, утраты и ли­шения оживили религиозные настроения в народе, он открыто потя­нулся к Церкви. Власть высоко ценила ее патриотическую деятель­ность по сбору денежных средств и вещей для нужд фронта. (Всего за годы войны в Фонд обороны от граждан поступило 24 млрд руб., из них 300 млн, не считая драгоценностей, вещей и продуктов, собраны в храмах РПЦ.) Государство делало все новые шаги к признанию важной роли Церкви. Ей была отдана типография Союза воинствую­щих безбожников. В ней в 1942 г. напечатана большая книга под назва­нием «Правда о религии в России», предназначенная, главным обра­зом, для пропаганды за границей. В книге отмечались полная свобода религии в СССР, традиционный патриотизм Русской Православной Церкви от Александра Невского до наших дней; подчеркивалась тес­ная связь между русским народом и его Церковью; говорилось о необ­ходимости обращения к Богу, так как только Его помощь может обес­печить победу. Советскую кинохронику, посвященную победам Крас­ной Армии в битве под Москвой в декабре 1941 г., открывали немыслимые еще недавно кадры: колокольный звон московских церк­вей; крестный ход, возглавляемый православным духовенством в пол­ном облачении с высоко поднятыми крестами; встречи армейских ко­лонн в освобожденных городах местными жителями с иконами; солда­ты, осеняющие себя крестным знамением и прикладывающиеся к святым образам; освящение танковой колонны, построенной на пожертвова­ния верующих. В марте 1942 г. в Ульяновске был созван первый за время войны Собор епископов. На нем рассмотрена ситуация в РПЦ и осуж­ден епископ Луцкий Поликарп (П. Д. Сикорский) за сотрудничество с фашистами и восстановление на оккупированной немцами террито­рии неканонической Украинской автокефальной церкви.

Весной 1942 г. власти впервые способствовали организации рели­гиозного празднования Пасхи. 2 ноября того же года один из трех высших иерархов РПЦ, митрополит Киевский и Галицкий Николай (Б. Д. Ярушевич), управляющий Московской епархией, был включен и Чрезвычайную государственную комиссию по установлению и рас­следованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В феврале 1942 г. с открытием своего банковского счета Патриархия приобрела урезан­ный статус юридического лица. Растущее значение имело осуждение руководством Церкви представителей духовенства, сотрудничавших с

345

оккупантами. Осуждены были как «изменники веры и отечества» мит­рополиты Сергий (Д. Н. Воскресенский), архиепископы Алексий (А. Гро-мадский), Филофей (В. Е. Нарко) и др. Это не могло не сокращать об­щих масштабов коллаборационизма на оккупированных территориях.

4 сентября 1943-го состоялась встреча И. В. Сталина с митрополи­тами Сергием, Алексием и Николаем, во время которой был очерчен круг вопросов, неотложно требующих решения для нормализации государственно-церковных отношений в СССР. Сразу же после этого Патриархии был передан особняк (Чистый переулок, дом 5), занима­емый ранее германским послом Ф. Шуленбургом. 8 сентября был со­зван Архиерейский Собор для избрания Патриарха, престол которого пустовал со дня смерти Патриарха Московского и всея России Тихо­на в 1925 г. 12 сентября Собор в составе 19 иерархов (3 митрополита, (I архиепископов и 5 епископов) избрал митрополита Московского Сергия новым Патриархом Московским и всея Руси. Затем Сергий, уже в новом качестве, объявил об образовании совещательного орга­на при Патриархе — Священного Синода из трех постоянных и трех временных членов. Собор принял актуальный для военного времени документ, в котором говорилось, что «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как про­тивник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или ^; клирик — лишенным сана». Не менее значимым было обращение Со- ^: бора к христианам всего мира с призывом «объединиться во имя Хри- : ста для окончательной победы над общим врагом».

8 октября 1943 г. образован Совет по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР. С конца года открываются для службы хра­мы, растет число православных общин, возвращается из лагерей реп­рессированное духовенство. 28 ноября 1944 г. принято правительствен­ное решение об открытии Православного богословского института и богословско-пастырских курсов для подготовки кадров священнослу­жителей. Характерно, что в 1944 г., вскоре после смерти Е. М. Ярослав­ского, фактически перестал сущестовать созданный им Центральный музей истории и атеизма: его здание передали под киностудию «Со­юзмультфильм».

По мере освобождения советских земель от оккупантов в лоно РПЦ возвращались монастыри и храмы, в большом количестве от­крытые по разрешению немецких оккупационных властей в целях противопоставления их Советской власти. Всего за три года на заня­той гитлеровцами территории восстановлено около 9400 церквей, более 40% от их дореволюционного количества. В то же время фашистское нашествие привело к разрушению 1670 православных храмов, 237 кос­телов, 532 синагог, 69 часовен, 258 других культовых зданий. Гитлеров­цы, в принципе враждебно относящиеся к любой форме христианства. религиозную свободу допускали временно. В последующем, как писал гитлеровский идеолог А. Розенберг, «христианский крест должен бып.

346

изгнан из всех церквей, соборов и часовен и заменен единственным символом — свастикой». Однако первый этап религиозной политики гитлеровцев на оккупированной территории оказал существенное вли­яние на государственно-церковные отношения в СССР.

Кульминацией признания Советской властью роли и авторитета Церкви стало проведение 31 января — 2 февраля 1945 г. Поместного Собора РПЦ, созванного в связи со смертью Патриарха Сергия. В его работе участвовали 41 архиепископ и епископ, 126 протоиереев при­ходского духовенства, а также делегации семи автокефальных церквей, что позволяло проводить параллели со Вселенским Собором, не созы­вавшимся несколько столетий. Собор принял «Положение об управле­нии Русской Православной церкви», которым Московская патриархия руководствовалась до 1988 г., и избрал тринадцатым Патриархом Мос­ковским и всея Руси ленинградского митрополита Алексия (С. В. Си-манского), возглавлявшего РПЦ в течение последующих 25 лет. Урегу­лирование государственно-церковных отношений в годы войны рас­пространилось и на другие религиозные объединения, развернувшие активную патриотическую деятельность в годы военного лихолетья. Так, евангельские христиане-баптисты собрали средства на транспортный самолет, Армяно-григорианская церковь — на танковую колонну «Да­вид Сасунский».

К концу войны в СССР действовали 10 547 православных церквей и 75 монастырей, в то время как перед началом Второй мировой вой­ны было только около 380 церквей и ни одного монастыря. В 1945 г. Русской Православной Церкви возвращается Киево-Печерская лав­ра, из запасников музеев передаются в действующие храмы «чудот­ворные мощи», изъятые в 20-30-е годы. Размах и интенсивность рели­гиозного возрождения в СССР в годы войны позволяют говорить об этом времени как о «втором крещении Руси». Открытые церкви стали новыми центрами русского национального самосознания. Христиан­ские ценности становились важнейшим элементом национальной иде­ологии и культуры. Некоторые исследователи (например, Ж. А. Медве­дев) неодобрительно пишут о войне как о времени, когда была осу­ществлена «наиболее важная националистическая реформа — полная легализация Русской православной церкви». На наш взгляд, более вер­ным и значимым является суждение доктора церковной истории мит­рополита Иоанна (И. М. Снычева) о том, что отступление богобор­ческой власти в войне с Церковью и сталинский тост «за русский парод» подводили черту «под изменившимся самосознанием власти, сделав патриотизм наряду с коммунизмом официально признанной опорой государственной идеологии».

Любовь к Родине, ненависть к врагу, вера в победу, патриотизм и героизм советского народа были ведущими темами произведений ли-i ературы и искусства. Советская литература еще до начала Великой Отечественной войны, по словам А. Н. Толстого, «от пафоса космопо-

347

литизма пришла к Родине». Война многократно усилила эту патриоти­ческую тенденцию в публицистике и всей художественной культуре. Публицистика А. Н. Толстого, М. А. Шолохова и И. Г. Эренбурга; лири­ка К. М. Симонова, А. А. Суркова и А. Т. Твардовского; симфонии С. С. Прокофьева и Д. Д. Шостаковича; песни А. В. Александрова, Б. А. Мокроусова и В. П. Соловьева-Седо го; картины С. А. Герасимова, П. Д. Корина поднимали моральный дух советских граждан, развивали чувство национальной гордости, укрепляли настроенность на победу.

Свою лепту в общее дело победы внесли общественные организа­ции — 25-миллионные профсоюзы (организаторы массового соцсо­ревнования и других патриотических починов); 10-миллионный ком­сомол, роль которого в вооруженной борьбе и организации труда в тылу была очень большой; Общество содействия обороне, авиацион­ному и химическому строительству, Общество Красного Креста и Красного Полумесяца, антифашистские комитеты.

Воспитание у советских людей чувства ненависти и мести сред­ствами публицистики, кино, всей системой политико-воспитатель­ной работы, особенно поощряемое на первых этапах войны и выра­женное в призывах «Смерть немецким оккупантам!», «Убей немца!», имело свои пределы. На заключительном этапе дана установка на сдерживание крайностей, с тем чтобы ненависть к врагу не вылилась во всеобщую слепую ярость ко всему немецкому народу.

Имело свои границы и отступление в духе «националистического нэпа». В 1944 г. в ЦК ВКП(б) состоялось совещание историков, на котором осуждались крайности, идущие по линии как очернения про­шлого русского народа, преуменьшения его роли в мировой истории (А. М. Панкратова, М. В. Нечкина, Н. Л. Рубинштейн и др.), так и сползания на позиции «великодержавного шовинизма» и «квасного патриотизма» (X. Г. Аджемян, Б. Д. Греков, А. В. Ефимов, Е. В. Тарле и др.). В одном из проектов постановления по итогам совещания отме­чалось, что в работах «ряда историков, особенно Яковлева и Тарле, проявляются настроения великодержавного шовинизма, обнаружи­ваются попытки пересмотреть марксистско-ленинское понимание рус­ской истории, оправдать и приукрасить реакционную политику царс­кого самодержавия, противопоставить русский другим народам на­шей страны». А. И. Яковлев на заседании в Наркомпросе 7 января 1944 г. высказал смелую мысль: «Мне представляется необходимым выдви­нуть на первый план мотив русского национализма. Мы очень уважа­ем народности, вошедшие в наш Союз, относимся к ним любовно. Но русскую историю делал русский народ. И мне кажется, что всякий учебник о России должен быть построен на этом лейтмотиве... Этот мотив национального развития, который так блистательно проходит через курс истории Соловьева, Ключевского, должен быть передан всякому составителю учебника... Мы, русские, хотим истории русско­го народа, истории русских учреждений, в русских условиях».

348

Это заявление было осуждено как «явное проявление великодер­жавного пренебрежительного отношения к нерусским народам*. От­вергнуты были предложения о включении в число исторических геро­ев А. А. Брусилова, А. М. Горчакова, А. П. Ермолова, М. И. Драгомирова, К. П. Кауфмана, М. Д. Скобелева, М. Г. Черняева и других выдающихся военных и государственных деятелей дореволюционной России.

Еще более жестким было осуждение «националистических прояв­лений» в других республиках. 31 января 1944 г. Сталин принял личное участие в обсуждении киноповести А. П. Довженко «Украина в огне». Он осудил повесть за то, что в ней «ревизуется ленинизм», «нет ни одного слова о Ленине»; не разоблачаются петлюровцы и другие пре­датели украинского народа; изображается, будто колхозный строй убил в людях национальную гордость, в то время как «именно советская власть и большевистская партия свято хранят исторические традиции и богатое культурное наследство украинского народа и всех народов СССР и высоко подняли их национальное самосознание». Сталин не­годующе заметил: «Если судить о войне по киноповести Довженко, то в Отечественной войне не участвуют представители всех народов СССР, в ней участвуют только украинцы». Заключение было суровым: по­весть является «ярким проявлением национализма, узкой националь­ной ограниченности». Берия посоветовал заслуженному деятелю ис­кусств УССР: «А теперь исчезай, вроде бы нет и не было тебя». 12 февраля 1944 г. Политбюро КП(б)У приняло решение, в соответ­ствии с которым А. П. Довженко сняли со всех занимаемых должнос­тей как в государственных учреждениях, так и в общественных орга­низациях. 21 февраля 1944 г. он исключен из Всеславянского комитета.

9 августа 1944 г. ЦК ВКП(б) принял постановление, осуждающее республиканскую газету «Красная Татария» за принижение роли Крас­ной Армии в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и «пре­клонение перед военной мощью, техникой и культурой буржуазных стран». Татарскому обкому партии предлагалось устранить «серьезные недостатки и ошибки националистического характера в освещении истории Татарии (приукрашивание Золотой Орды, популяризация ханско-феодального эпоса об Идегее)». 27 января 1945 г. аналогичное внушение сделано руководству Башкирской партийной организации. Здесь тоже обнаружились серьезные идеологические просчеты: «В под­готовленных к печати "Очерках по истории Башкирии", в литератур­ных произведениях "Идукай и Мурэдым", "Эпос о богатырях" не про­водятся разграничения между подлинными национально-освободи­тельными движениями башкирского народа и разбойничьими набегами башкирских феодалов на соседние народы, недостаточно показыва­ется угнетение трудящихся башкир татарскими и башкирскими фео­далами, идеализируется патриархально-феодальное прошлое башкир. В пьесе "Кахым-Туря" извращается история участия башкир в Отече­ственной войне 1812 г., противопоставляются друг другу русские и

349

башкирские воины». Формулировки были ужесточены на X пленуме правления Союза советских писателей (17 мая 1945). Здесь уже говори­лось, что в Татарии «поднимали на щит ханско-феодальный эпос об Идегее и делали Золотую Орду передовым государством своего време­ни»; нечто подобное произошло и в Башкирии с эпосом «Карасахал», там гоже «извратили историю и впали в идеализацию патриархально-феодального прошлого».

Таким образом, историки и литераторы впредь должны быть очень осторожными в проведении грани между «героическим прошлым» на­рода и «идеализацией» его исторического прошлого, а также не допус­кать безразличия к местности, где геройствовали славные предки.

Мобилизация внешнеполитических факторов победы. Успехи совет­ских войск в битве под Сталинградом создали благоприятные условия для открытия второго фронта в Европе. На конференции в Касабланке (январь 1943) США и Англия решили объединить усилия в целях захва­та Сицилии, а по отношению к Германии пока ограничиться воздуш­ными налетами. В начале июня 1943-го союзники известили И. В. Стали­на о своем решении не открывать второго фронта в Европе в 1943 г. Отношение к этому вопросу изменилось после победы советских войск под Курском. У союзников возникли опасения, что без второго фрон­та противодействие советской политике окажется невозможным.

На конференции в Квебеке (август 1943} лидеры США и Англии пришли к соглашению о начале операции «Оверлорд» по форсирова­нию Ла-Манша 1 мая 1944 г. На конференции министров иностран­ных дел в Москве (октябрь 1943) был подписан протокол, подтвер­ждающий намерения США и Англии начать операцию в Северной Франции весной 1944 г. США при этом рассчитывали, что Берлин должны занять их войска, а войска СССР — территорию к востоку от него.

---

Дата добавления: 2018-04-05; просмотров: 283; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!