Анализ графических портретов как образа эпохи
Так что же привлекает нас сегодня в рисунках Энгра, что делает его скромные листы шедеврами? Попытаюсь ответить на этот вопрос.
Как уже было сказано, до XIX века рисунок играл служебную роль в творчестве художников. Он почти никогда не выступал в качестве самостоятельного вида искусства. Блестящие рисунки мастеров классицизма, таких как Жак-Луи Давид, выступали как подготовительные этапы создания работы: беглые композиционные эскизы, проработанные с натуры детали. Но, как мы знаем, в классицистической живописи роль рисунка основная, а колорит начинает играть лишь подчиненную роль. Отсюда идёт культура строгого, отточеного рисования, а также плавная чистота контуров. Именно таковы рисунки школы Давида, сочетающие линейную ясность с мраморно- прозрачной пластикой светотени.
В творчестве Энгра точный и лёгкий рисунок карандашом впервые претендует на равноправие с живописью, на строгую законченность и самоценность. В его искусстве линейное начало является вообще ведущим: «Рисунок содержит в себе всё, кроме цвета», - говорил он [9, с. 148]. Энгр в самом деле величайший виртуоз рисунка: тонкий, воздушен, его кружевная прозрачность не нарушает исконной белизны бумаги, не утяжеляет её. Его рисунки сравнивают со звучанием скрипки, а сам он требовал от учеников умения верно петь карандашом. Но, тем не менее, его линия не струится по плоскости, а лепит форму. Несмотря на строгую гармоничность, графические портреты Энгра отнюдь не лишены внутренних контрастов, тончайшей уравновешенности противоположных начал. При всех схватываемых мастером различиях в темпераменте, облике и манерах, все позирующие полны достоинства, духом благородной сдержанности.
|
|
|
Первые работы Энгра датируются 1800 годом. Они включают в себя академические штудии с обнаженной мужской натуры. Будучи истинным учеником Давида, Энгр считал, что важнейшей целью изучения античных памятников является развитие у художника умения видеть в натуре все самое лучшее и благородное. В подтверждение выше сказанных слов, можно привести в пример работу «Торс» (1800). Все в этой работе, как мне кажется, несет в себе неповторимый и удивительно пластичный по рисунку и светотеневой моделировке образ совершенного человеческого тела. Мастер сумел найти ту тонкую грань между живым ощущением натуры и приданием ей скульптурной твердости, в общем контуре фигуры, мускулатуры и всей поверхности тела. Перед нами будто всплывает античная статуя. Более того, сама композиция по своему содержанию является целостной, что находит свое обоснование в его словах: «Сумейте сделать прекрасной фигуру человека, одну, без всякого сюжета, и вы уже будете художником» [1, с. 14]. Особая область искусства Энгра - его графический портрет, в котором он наследовал лучшие традиции французского карандашного портрета XVI века: нас поражает умение художника передать средствами чистой графики ощущение внутренней жизни модели и все пластическое и фактурное разнообразие окружающей действительности. Для рисунков Энгра характерны каллиграфическая точность, изящество деталей и смелое противопоставление подробно прорисованной головы модели обобщенному наброску ее фигуры. Они кажутся непосредственными и идеальными, чеканно-твердыми и музыкально легкими, лишенными тяжести материи. Именно в карандашном портрете в полной мере проявился высший дар Энгра - его почти магическое владение линией.
|
|
|
Особенно декоративны женские портреты мастера, которые отличает грация и изящество. Он не стремился придать своим моделям монументальность античных статуй, но был озабочен чистотой и верностью линий. Тончайшим графиком, преклоняющимся перед классическим совершенством модели, выступает Энгр в графическом наброске госпожи Девосе(1807). Это произведение является подлинным триумфом классической гармонии между внутренним содержанием образа и внешним его воплощением. Задумчивое настроение госпожи как бы вторит огругластям линии, которые лежат в основе портрета. Созвучие линий и форм удивительны по своей пластике: плавный абрис плечей, идеальный овал лица. Мягкие округлые очертания лица подчеркнуты и тройной ниткой бус и круглящейся спинкой стула. Этим линейным ритмам вторят очертания рук. Сложенные на коленях, они образуют большой овал, некую завершающую овальную форму, вписанную в прямоугольник холста. Контур плеча и изогнутой спинкой кресла образуют полукружие, которое также завершает форму эллипса. С этой изогнутой формой «рифмуются» мягкие линии выреза платья и дуги бус. Именно ритмика линий, ясных, плавных, способствует созданию удивительно гармоничного образа. Энгр, на мой взгляд, остро почувствовал тип ее красоты, который вызывал в его памяти совершенно определенный художественный образ - портреты Рафаэля «Донна Велата» и «Магдалена Дони». Наброски к портрету раскрывают, каким долгим и мучительным был путь художника к совершенству, сколько раз переделывалась композиция, поза, трактовка лица, рук, чтобы линии и ритмы начинали «петь». Рисунок он создает тонкими нежными линиями, карандаш художника как бы едва прикасается к бумаге. Иногда это плавные певучие линии, а порой переплетающиеся тонкие линейные узоры. Лицо вылеплено тончайшей светотенью. Это заставляет зрителя сосредоточить на нем внимание и воспринять все его конкретные индивидуальные особенности. Но контур, обтекающий фигуру, тверд и резок, что сразу же придает портрету четкую характерность. Благодаря разнообразному ритму линий художник не только избежал монотонности, но создал рисунок динамичный, выразительный. Но, что привлекает меня в этом портрете, так это удивительная чистота линии рук натурщицы. Причем автор прибегает к приему использования изгибистых складок, которые выгодно оттеняют эту плавность линий. Пластический и линейный ритм в трактовке образа, чеканность формы, четкость рисунка играют для него значительнейшую роль. Женщина превращается в произведение искусства.
|
|
|
|
|
|
Принято считать, что портреты Энгра не отличались глубокой психологической разработкой, как работы его кумира Рембрандта; что для него главным было сходство с оригиналом, эстетичность и фактура. Я должна с этим не согласиться. На примере портрета Николло Паганини(1819) в полной мере можно проследить, как мне кажется, всю манерность и одухотворенность эпохи, и в тоже время чувство величайшего преклонения перед выдающимся скрипачом. В рисунке Энгр как будто хотел оставить потомству облик Паганини, таким, какой он был в минуты покоя и внутренней сосредоточенности. Внешне скрипач был совсем ни привлекателен. Только одни глаза чего стоили: огромные, излучавшие напряженность его мыслей и вдохновения. И вот Энгр захотел найти в облике Паганини нечто устойчивое и постоянное. Лицо Паганини на его портрете дано в фас, глаза решительно и открыто смотрят прямо на зрителя, линии носа и рта очерчены твердо, и только беспокойные завитки волос как будто выражают истинный характер музыканта, на мгновение застывшего перед художником. Создается, впечатление, будто линия вибрирует, мы ощущаем все её трепетание. Но какое разнообразие по нюансам. Особенно четко просматриваются светотеневые контрасты в области глаз. Энгр хотел, чтобы глаза выделялись, и знал, что сильный контраст всегда привлекает зрителя. Следует обратить внимание на область, расположенную над глазом, она всегда сильно освещена. Штриховка, очерчивающая воротник, следующий объему шеи, подчеркивают его. В зоне рефлекса насыщенность слабеет, а в зонах света и тени, они становятся ярче и темнее. Тени же обладают удивительной прозрачностью. Невероятная тонкость линии, будто художник едва прикасался к холсту. Одежда же передана широкими, резкими штрихами карандаша. В нижней части фигуры рисунок вообще едва просматривается. Мы видим, что автор оставляет работу в некотором смысле незавершенную. Но незавершенность эта кажущаяся, она имеет в истории искусства многолетнюю традицию. Достаточно вспомнить портретные рисунки Гольбейна или французские ренессансные портреты. Немыслимая в живописи, эта незавершенность кажется совершенно органичной в графике. С ее помощью в значительной мере сохраняется аромат непосредственного общения с натурой, пропадающий в живописных портретах. Я считаю эту работу наиболее ярким примером, в котором автор стремится выразить все равновесие и гармонию духовной и физической сторон жизни натурщика. Не смотря на несовершенство модели, автор смог в выражении взгляда и легкой улыбке уловить добродушие, и благодаря этому весь образ приобрел привлекательность, но при этом исключив всяческую идеализацию.
Сестры Монтэгю. Портрет совершенно поразителен по проработанности форм. Энгр сумел штрихами карандаша передать почти иллюзорную нежность детской кожи лица и твердость соломенной шляпы, фактуру шерстяной шали; тень, падающая от шляп на лица девочек, так отчетлива и в тоже время прозрачна от яркости освещения, что создается полное впечатление солнечного света полдня. Композиция строится по центральной оси, являясь при этом строго уравновешенной. Положение ножек девочек также являет собой воплощение гармонии и равновесия: одна стопа проходит по вертикальной оси, вторая – по горизонтальной. Удивительно лирическая мягкость работы является огромной находкой Энгра. Не смотря на многообразие различных фактур и большого количества деталей в костюмах детей, мы в первую очередь акцентируем свое внимание на геометрически четком овале лица. Автор заставляет линию изгибаться, пульсировать под нажимом карандаша.
Культ линии нашел прямой выход в портрете «Семья Стамати» (1818). Это ярчайший образец выверенного до предела мастерства владения карандашом, так сказать разового попадания в образ. Все нарисовано столь легко, одной тонкой линией, что приобретает словно невесомость, поразительную утонченность, незнакомую другим художникам XIX века. На смену вытянутому ряду фигур пришла разнообразная их группировка. Автор располагает семью на одной линии, что соответствует фронтальному расположению в композиции. Правая часть листа кажется перегруженной, хотя само слово «перегруженный», вызывающее представление о чем-то тяжелом и массивном, не подходит к тонким работам Энгра. Справа объединены в компактную группу четыре из пяти персонажей: месье Стамати, его жена и двое сыновей. Слева остается лишь одна фигура дочери, сидящей у клавесина и перебирающей рукой клавиши. Что дает Энгру такое построение? Прежде всего, возможность выделить образ девушки. Я думаю, что у автора она вызывает наибольший интерес. Он любуется ее фигурой, маленькой изящной головкой на тонкой шее, прелестным задумчивым лицом. Ее голова проработана более тщательно, и нажим карандаша здесь сильнее, что также выделяет ее образ среди прочих. Поистине удивительно Энгру удались тончайшие полутени, подчеркивая объемность фигур, но, не утяжеляя их. Раскрытый клавесин, в рисунке которого преобладают горизонтальные линии, уравновешивает горизонтали и вертикали, присутствующие в работе. Линия Энгра обладает особым изяществом и выразительностью, меняясь в зависимости от характера модели. Я бы хотела еще раз подчеркнуть, что наибольшей привлекательностью в этой работе обладают знаменитые энгровские овалы лиц. Плавные, гибкие линии преобладают у фигуры девушки, в противовес прерывистым «ломким» штрихам, подчеркивающим угловатость юноши. Столь тонкая передача особенностей детского возраста на разных его стадиях во французском искусстве XIX века еще не встречалась. Фигура мадам Стамати трактована более объемно, более детально проработана – от этого она кажется более материальной, «земной» рядом с хрупкой, «воздушной» фигуркой ее дочери. При всем при этом детали костюма госпожи не утяжеляют форму – они так же легки, прозрачны, как и все остальное. Карандаш едва касается поверхности фигур, придавая рисунку мастера прозрачность и одухотворенность, однако при этом сохраняется ощущение пространственной глубины и объема.
Преблизительно в 1806 художник отправляется в Рим – Вечный город.
Знакомство с произведениями Рафаэля во Флоренции усилило сложившееся у Энгра еще в ателье Давида преклонение перед этим "божественным" мастером. Художники разных направлений спорили и спорят о достоинствах живописных работ Энгра, но эстетическая ценность его графических работ не подвергалась сомнению. Много рисунков было исполнено им в Риме и с разнообразных памятников античности. Сохранились десятки рисунков художника с видами Рима и его окрестностей. Тонкие, поэтичные, отличающиеся ясной гармонией линий и форм. Почти все эти пейзажи безлюдны, и вполне можно предположить, что они сделаны в ранние утренние часы, когда город еще погружен в сон. Только кое-где встречаются одинокие человеческие фигурки, изображенные со спины. Видимо, художник поместил их лишь для передачи пространственных и масштабных соотношений. Примером одной из таких набросков может служить «Вид на Санта-Мария Маджоре» (1806-1810). Исполненный остро отточенным карандашом, этот рисунок поражает лаконизмом построения и упорядоченности всех форм. Создается впечатление, что художник восхищается строгим ритмом архитектурных масс и подчеркивает их структурированность. Вся работа будто погружена в дымку, создавая ощущение города, погруженного в сон. В карандашных работах 30-х годов художник по-прежнему сохраняет большую точность и меткость характеристик, но рисунок становится суше и прозаичнее, без тех нюансов и гибкости в самой технике, которые отличали его раннюю графическую манеру. Но в тоже время острая передача характера вызывали яркий отклик у зрителей, созерцающих работу.
Таким явился перед нами «Автопортрет» (1835). Композиция портрета отличается благородной и строгой простотой: устойчивый и цельный силуэт фигуры придает ей особую значительность; Но от этой традиционной формулы классического портрета веет определенным беспокойством. Классический портрет почти всегда показывал героя уравновешенным и сильным, сохраняющим ясность и твердость духа. Здесь равновесие утрачено: внутреннее напряжение стало преувеличенным, лицо превратилось в непроницаемую маску, скрывающую душевный мир человека. Рисунок Энгра, как всегда, безупречно виртуозен. Лицевую часть автор прорабатывает намного тщательнее. Но, тем не менее, второстепенную форму не обязательно дорабатывать до конца, ведь в контексте работа весьма органична. В некоторых местах мы можем наблюдать постепенное усиление звучания линии по толщине либо по насыщенности, тем самым автор моделирует объем. Четкость линий достигает предела, но мы ощущаем, что эти линии напряженные (даже в складках костюма), и та холодная четкость, с которой он замыкает каждую деталь в самой себе, вызывает тревожное чувство разъединенности форм. Баланс между тенью, падающей на лицо от носа и более важной собственной тенью лица, соблюден идеально. В этом полотне рука об руку идут классическая стройность и отточенность высокого мастерства, но, как и многие другие произведения Энгра, оно несет на себе отпечаток противоречий переломной эпохи, в которую работал выдающийся мастер. Рисунок «Луи-Франсуа Бертена» (1832) - один из шедевров портретного жанра в европейском искусстве XIX века — основателя влиятельной газеты. Первое, что оценили современники в портрете – это было поразительное сходство с моделью. С годами глаз художника становится острее, его понимание человеческого характера глубже, мастерство — совершеннее. Глядя на портрет, можно лишь поражаться этой яркой характерностью: сколько властной силы в этой мощной «львиной» голове, с седой гривой, сколько уверенности во всемогуществе позы, в жесте рук с крепкими, цепкими пальцами. Мастер пишет его с такой силой, мощью, что современники называли его изображением «Юпитера-Громовержца нового времени», а когда Бертен появлялся на улице, говорили: «Вот идет портрет Энгра». Иллюзорность объема настолько велика, что при рассмотрении создается впечатление, что мы можем обойти вокруг. Если портреты Давида, несмотря на их строгую построенность, поражают живой трепетностью образа, то портреты Энгра, заставляют любоваться их формой. Даже, несмотря на то, что в работе нет гибкости и текучести линии, а, наоборот, есть нечто угловатое и жесткое, образ остается привлекательным и, мы находим работу вполне гармоничной. Первоначально Энгр предполагал изобразить Бертена стоящим в позе: он облокотился на выступ, левая рука, согнутая в локте, упирается в бок. Казалось бы, все найдено - и постановка фигуры, и спокойное, самоуверенное выражение лица. Но автор продолжает поиски. Про энгровский портрет Бертена обычно говорят, что мастер нашел ту единственную позу, вне которой нельзя представить этого человека. Сравнивая предварительные наброски с окончательным решением, понимаешь всю глубину и отточенность художественного мышления Энгра. Как только художник усаживает портретируемого в кресло, все встает на свое место. Тело человека служит своего рода постаментом для головы, что еще более усиливает устойчивость фигуры. А в жесте слегка отставленных локтей, и без того тучной фигуры, ощущается еще большая масштабность. Поза человека так сказать выражают его сущность. Значение рисунка художника состоит в том, что здесь уже нельзя говорить об «искусстве для искусства», форма его полна содержания. Впервые о работе можно было сказать как о символе новой эпохи. Все нам об этом говорит: начиная с позы мощной фигуры и заканчивая психологической нагрузкой.
Особенной притягательностью для меня веет от графических набросков Графини Луизы д-Оссонвиль (1845). В них автор как нельзя лучше воплотил мастерское владение карандашом для передачи всей легкости и грации модели. С какой удивительной тонкостью он прорабатывает лицо, передавая все светотеневые участки. Тонкая штриховка по форме подчеркивает гладкость кожи. Все пропорции лица гармоничны. Лицо привлекает благородством и чистотой своих линий и возвышенностью чувств, и воспринимается мной как наиболее поэтичное воплощение образа чистоты. Тени, моделирующие объем, легки и прозрачны, а блики света акцентируют лишь отдельные выступающие формы. Особая дымка «сфумато» окутывает всю работу, придавая графини еще большую томность. Изначально, фигура была размещена в таком положении, при котором голова находилась почти в вертикальном положении, в более поздних набросках автор слегка опускает ее, предавая девушке особый образ, полный своеобразия и тонкой эмоции, пленительно нежный и чувственный. Так же следует обратить внимание на руки: одна находится в согнутом состоянии, а другая на подбородке. Такому необычному по характеру движения жесту рук, Энгр сообщает особую выразительность благодаря необыкновенной плавности и текучести линий. Основная скользящая вниз по диагонали линия предплечья придает стабильность всей позе. Кисть противоположной руки с разомкнутыми пальчиками свисает, образуя веерообразный пучок линий, вторя направлению складок. Почти с уверенностью можно сказать, что гармония положения рук, так тонко выявленная Энгром, увлекала художника не меньше, чем изучение овала лица. Но, вместе с выявлением правильности овала подбородка, очертаний рта и округлости бровей, Энгр подчеркивает удивительную покатость длинной шеи, переходящую в спину. Несмотря на свободу и певучесть линии, рисунок остается анатомически правильным. Также художник подчеркивает ритм струящихся складок и, не выделяя их отдельно, создал ощущение устойчивости всей фигуры. Контраст между головой, обращенной к зрителю в фас, и торсом, изображенным в три четверти влево, придает особую остроту и выразительность. Я нахожу этот рисунок одним из самых «живых и одухотворенных», ведь, как мне кажется, ощущение полного покоя и безмятежности было для Энгра решающим в трактовке модели.
Эта традиция светского камерного портретирования продолжится в карандашном портрете середины ХIХ века, получившая распространение во многих странах Европы.
Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 1311; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!