О СТАРЫХ И НОВЫХ СКРИЖАЛЯХ часть 1 4 страница



Будда не мог этого отрицать. Это был веский довод — и он стал началом его долгого странствия среди толпы. Сорок два года он говорил — утром, вечером — до самого последнего мгновения жизни. И безусловно, хорошо, что он говорил, потому что рядом с ним достигло просветления больше людей чем вокруг кого бы то ни было в мире.

Это утомительный труд; возможность непонимания очень велика. Уход Заратустры в уединение имеет две стороны. С одной стороны, он хочет найти новые пути, новые методы, новые слова, новые сети, чтобы ловить людей и вытаскивать из их слепоты и тьмы. А с другой стороны, он хочет, чтобы его ученики поняли: они упустили его, они не оправдали ожиданий, и он должен идти, чтобы искать новые подходы к их сердцам.

Теперь вы все слышали: почему должен я вернуться в уединение свое. Ничего не утаил я от вас... и все это вы услышали от меня, самого скрытного из людей, — таким хочу остаться я и впредь!

...Так говорил Заратустра.

 

СТРАННИК

11 апреля 1987 года

 

Возлюбленный Ошо,

СТРАННИК

Заратустра сказал в сердце своем:

"Я странник, неустанно восходящий на горы... Я не люблю равнин и, кажется, не могу долго оставаться на одном месте.

И что бы ни сулила мне судьба, что бы ни пережил я, — жизнь моя будет вечным странствием и восхождением в горы: в конце концов, человек живет только тем, что внутри него.

Прошло то время, когда случайности еще, встречались на пути моем; что же может встретиться мне теперь, что не было бы частью моей и достоянием моим!

Ко мне и в меня возвращается, наконец, мое истинное я — те части его, что так долго были на чужбине, рассеянные среди многих вещей и случайностей.

И еще одно знаю я точно: теперь стою я перед последней вершиной моей и перед тем, что давно уже было предназначено мне.

О, на самый трудный путь предстоит мне вступить!

О, начал я самое одинокое свое странствие!

Но тому, кто сродни мне, не избежать этого часа - часа, что говорит так: "Только теперь вступаешь ты на путь величия! Вершина и пропасть ныне слились в одно!

Ты следуешь своему пути величия: то, что до сих пор было для тебя последней опасностью, стало теперь последним убежищем твоим!..

Ты следуешь своему пути величия: здесь никто не смеет красться по следам твоим! Сами стопы твои стирают путь твой, и написано над ним: Невозможность.

И если нет у тебя больше ни одной лестницы, научись взбираться на собственную голову: как иначе подняться тебе наверх?

На голову, и выше собственного сердца! Отныне и самое нежное в тебе должно сделаться самым твердым...

Чтобы видеть многое, надо уметь отвращать взор свой от себя: эта твердость необходима любому, восходящему в горы.

Тот же, кто ищет просветления назойливым оком, ничего не видит в окружающем, кроме поверхности его!

Но ты, Заратустра, хочешь видеть основу всех вещей и подоснову их: и потому должен ты подняться превыше себя, — дальше и выше, пока сами звезды твои не окажутся под тобой!

Да! Смотреть вниз на себя самого и на звезды свои: только это зову я вершиной, только это еще и остается моей последней вершиной!"...

Человек же — самый мужественный зверь: благодаря этому он и победил всех прочих. Торжествующей бравадой преодолел он всякую скорбь; а человеческая скорбь — самая глубокая.

Мужество смертельно и для головокружения над бездной: человек же — всегда на краю бездны! Разве "видеть" не означает "видеть бездны"?

Мужество — наилучший убийца: оно убивает и сострадание. Сострадание же — глубочайшая бездна: ибо сколь глубоко проникает взгляд человека в жизнь, столь же глубоко проникает он и в страдание.

Мужество — наилучший убийца, мужество, которое нападает: и саму смерть убивает оно, ибо спрашивает: "Так это была жизнь? Ну что ж! Еще раз!"

Много торжествующих аккордов в этих словах: «Имеющий уши да слышит!»...

...Так говорил Заратустра.

 

Одна из самых основополагающих вещей, которую должны понять все, кто находится в поиске — в поисках пути, в поисках направления, в поисках смысла, в поисках самого себя — это то, что им придется стать странниками, скитальцами. Они не могут оставаться на месте. Им придется научиться быть процессом, а не событием.

Наибольшее различие между вещами и человеком, между животными и человеком — то, что вещи остаются одинаковыми; они не могут стать странниками. Животные тоже рождаются законченными — они не растут, они только становятся старше. Олень рождается оленем и умрет оленем. Между рождением и смертью нет процесса, нет становления.

Человек — единственное существо на земле и, возможно, во всей вселенной, которое может стать процессом, движением, ростом. Он не просто становится старше, но может расти вверх, к новым уровням сознания, новым состояниям осознанности, к новым пространствам переживания. В человеке есть даже возможность превзойти самого себя, он может выйти за пределы самого себя. Это значит, довести процесс до логического конца.

Другими словами, мне хотелось напомнить вам, что человека не должно понимать как бытие, сущность, ибо слово бытие дает неверное представление — что человек завершен, закончен.

Человек — это становление.

Человек — единственное незавершенное животное. И это его слава, а не беда; в этом его благословение. Он может родиться человеком и умереть Заратустрой, или Гаутамой Буддой, или Иисусом Христом — превзошедшим человечность и достигшим нового пространства, которое можно назвать просветлением, пробуждением, божественностью — но это нечто сверхчеловеческое.

Человек — это становление.

Заратустра пользуется притчей о страннике ради этой фундаментальной истины.

Заратустра говорит себе — и естественно, когда кто-то подобный Заратустре говорит с собой, он говорит более правдиво, более открыто, чем разговаривая с другими. Говоря с другими, ему приходится уступать им и идти на компромисс; иначе он будет разговаривать на непонятном языке.

Ему приходится спускаться со своих высот в темные долины тех, с кем он говорит.

Но когда он говорит сам с собой, он может говорить на солнечных вершинах, без всяких компромиссов. Он может говорить именно то, что хочет сказать, ибо говорит он это самому себе, а не кому-нибудь; проблема непонимания не стоит. Монолог и диалог — два совершенно различных явления.

Один из самых заметных еврейских философов нашего века, Мартин Бубер, подарил мировой мысли идею о диалоге. По его мнению, диалог — это самое важное. Однако он, наверное, не знал, что у монолога есть высота, которой никогда не было ни у какого диалога. Поэтому, когда Заратустра говорит самому себе, слушайте внимательнее, так как он говорит из самого источника своего сердца — без всяких компромиссов, нимало не заботясь о том, поймут его или нет.

Он говорит самому себе, и это самые главные слова. Заратустра сказал в сердце своем:

"Я странник, неустанно восходящий на горы... Я не люблю равнин и, кажется, не могу долго оставаться на одном месте.

То, что он говорит, точно представляет глубочайшее внутреннее стремление людей. Все они — странники, хотя и не отважились странствовать и не осмелились взобраться на горы. Возможно, это одна из главных причин их несчастья: величайшее желание остается неисполненным; они привязаны к равнинам.

Их привязанность к равнинам имеет свои причины — так удобнее, комфортнее, это менее опасно, более спокойно. Но это расходится с сокровенным стремлением души. Душе хочется парить высоко в небе, она хочет отправиться в неведомые земли, скитаться по нехоженым путям. Она хочет взобраться на горы, на которых никто не бывал.

Это нечто изначально присущее человеку; это рождается вместе с человеком. Вы можете подавлять это, но тогда вы будете печальны, несчастны и всегда будете ощущать, что нечто упущено. Вы можете копить деньги, можете копить власть, можете добиться большого уважения, но внутри останется некая пустота, жаждущая звезд.

Человека, определенно, притягивает луна. В глубине каждый человек — сумасшедший (англ. lunatic). Слово lunatic, сумасшедший, произошло от слова "луна". Все хотят добраться до луны. Вопрос не в том, чтобы найти там что-то, вопрос в том, чтобы попасть туда. Счастье в самом путешествии — а не в цели.

Возможно, цель — не что иное, как предлог для странствия, поскольку, когда цель достигнута, человек немедленно начинает готовиться к новому путешествию, к новому странствию. Цель выполнила свое назначение. Все цели просто помогают вам постоянно двигаться.

Движение доставляет такую радость потому, что движение — это жизнь. Движение дает такой экстаз потому, что в тот момент, когда вы останавливаетесь, вы мертвы. Вы можете продолжать дышать, но это не значит жить. Движение приносит вам песни и танец.

Рабиндранат Тагор написал одно очень странное стихотворение. Это стихотворение чрезвычайно важно для понимания страннического духа человека. Рабиндранат говорит, что он ищет Бога... быть может, Бог — тоже высший предлог для странствия: наилучший предлог, ибо вы никогда не найдете Его, странствие будет продолжаться вечно. В этом красота Бога — Его можно искать, но невозможно найти; никто никогда не находил Его. Люди, отвергающие Бога, не осознают глубокой психологической основы, скрытой за этим вымыслом. Они не знают, что если вы отвергаете Бога, отвергаете рай, отрицаете посмертную жизнь, вы лишаете человека движения.

Если вы отрицаете существование души, если вы отвергаете сознание, если вы говорите, что сознание — всего лишь продукт материи, как говорят коммунисты...

Карл Маркс определяет сознание как побочный продукт материи, не больше. Неважно, прав он или нет; важно то, что если это принять, будут уничтожены все возможности для движения. Он отказывает вам в исследовании неизвестного и непознаваемого.

Рабиндранат говорит: "Я искал Бога, и изредка мне удавалось видеть его далеко-далеко, подле звезды. Но пока я приближался к этой звезде, проходили жизни, и Бог перемещался куда-нибудь еще. И поиск продолжался...

Однажды я неожиданно оказался перед прекрасным дворцом, и золотыми буквами там было написано: "Дом Богa". Сначала меня охватила дрожь — оттого, что я наконец добился своего! — и я бросился вверх по многочисленным ступеням, ведущим к двери дворца.

Но когда я уже почти стучался в дверь, меня внезапно поразила одна мысль — моя рука застыла у двери — мысль, что если здесь действительно обитает Бог и Он откроет мне дверь, то мне конец. Моей единственной радостью был поиск, моей единственной радостью было искать Бога. Что бы я стал делать, встретив Его?"

Им овладел великий страх. Он снял башмаки и, взяв их в руки, стал спускаться по лестнице. Он боялся — хотя он и не постучал в дверь, Бог, услышав шаги, может открыть дверь и сказать: "Куда ты? Я здесь".

И тогда я побежал прочь от этого дома быстрее, чем бегал когда-либо. Теперь я снова ищу Бога. Я знаю, где Он живет, поэтому могу обходить это место и продолжать искать по всей вселенной. Поиск продолжается, мои приключения продолжаются, я постоянно взволнован, завтра полно смысла для меня — и я счастлив, зная, что даже случайно не могу попасть к Его дому. Я видел Его дом и также я увидел, что Он — просто предлог; мое истинное желание — исследование неведомого.

Бог был всего лишь словом, я никогда по-настоящему не задумывался о всех его значениях. Если бы вы действительно встретили Его, что бы вы сделали? Вы были бы в замешательстве. Что сказать? И ведь тогда нет никакого завтра, вы полностью остановились — ибо нет ничего за пределами Бога; Бог — само запредельное".

Я очень люблю это небольшое стихотворение; это прозрение вглубь человеческого духа. Дух человека — не что иное, как стремление: стремление к неизвестному, стремление больше узнать, стремление к расширению, стремление исследовать белые пятна, нехоженые горы, нетронутые звезды.

И удовольствие — не в достижении, радость — в усилии, трудности, опасности. Когда вы прибыли, вам приходится искать новый предлог; иначе это будет ваша могила, это будет самоубийством.

Когда Заратустра говорит: Я странник, неустанно восходящий на горы, он говорит нечто обо всех вас. Он говорит о самом духе человека.

Я не люблю равнин и, кажется, не могу долго оставаться на одном месте.

И что бы ни сулила мне судьба, что бы ни пережил я, - жизнь моя будет вечным странствием и восхождением в горы.

Я не приму никакой иной судьбы, ибо любая другая судьба будет просто смертью. Я принимаю судьбу только если странствие и восхождение в горы — часть ее, если мое странствие бесконечно и новые горы, более высокие горы и далекие звезды еще открыты для меня.

В конце концов, человек живет только тем, что внутри него.

Если вы непрестанно ищете истину, Бога, ищете смысл... все это — разные слова, поскольку вы просто не можете постоянно искать ничто. Для этого нужно совершенно другое видение.

Если вы понимаете, что странствие само по себе есть цель, что нет цели, для которой существует странствие — все цели существуют только для странствия; странствие есть цель само по себе — тогда вам даже не нужно иметь целей. Вам не нужно волноваться о смысле, об истине, о Боге; вы можете продолжать поиск.

Но, возможно, это трудновато. И будет несколько странно, если кто-нибудь спросит вас: "Что ты ищешь?" Если вы не можете ему ответить, если вы просто говорите: "Я — искатель в чистом виде, для меня не имеет значения, что искать..."

Чтобы не оказаться в затруднении, вы выбираете какое-то слово: вы ищете освобождения, вы ищете просветления, вы ищете высшую истину — прекрасные слова, вполне удовлетворительные для человека, который задает вам вопрос. Не озадачены ни вы, ни он.

Но что вы находите во всех этих странствиях, во всех поисках, во всех восхождениях? Заратустра говорит: вы находите только себя.

Конечно, если вы не странствовали, вы, возможно, и не найдете себя — ибо все эти восторги, все новые места, которые вы проходите, помогают вам открыть самих себя. Мало-помалу вам в голову приходит, что все цели — просто предлог.

Я — не что иное, как желание, стремление к невозможному.

Это значит познать себя — желание невозможного.

Возможное — только для посредственных умов, для средних людей.

Невозможное — для истинных гигантов.

Им известно, что это нельзя найти, именно поэтому так важно искать. Совершенная уверенность в том, что это никогда не находили и никогда не найдут, приносит огромное воодушевление.

Невозможное всегда поднимает человеческое сознание на более высокий план. Быть может, вы ничего не найдете, но вы станете сверхчеловеком.

В конце концов, человек живет только тем, что внутри него.

Прошло то время, когда случайности еще встречались на пути моем; что же может встретиться мне теперь, что не было бы частью моей и достоянием моим!

Теперь в его жизни нет случайностей — что имеет в виду Заратустра? В вашей жизни происходят случайности, потому что вы выбрали определенную цель, и если вы сбились с пути, вы ее не достигаете. Вы хотели попасть на поезд, но приходите на вокзал слишком поздно и упускаете поезд. Но если у вас нет иной цели, кроме странствия, вы не можете заблудиться. Если вы не собираетесь успеть на поезд — какой-то особенный поезд — вы не можете его пропустить.

Случайности происходят только оттого, что мы хотим, чтобы наша жизнь складывалась определенным образом, а что-то идет не так, что-то мешает, препятствует, что-то стоит на пути. Вы хотите, чтобы было иначе, чтобы это оказалось не так; вот почему бывают случайности.

Заратустра говорит: Прошло то время, когда случайности еще встречались на пути моем. Теперь ничто не может быть для меня случайностью, ибо я принимаю все. Даже случайность хороша, заблуждение хорошо. Я не стремился ни к какой определенной цели.

Это нечто необычайно глубокое; такой человек может прийти к пониманию с жизнью, к такой глубокой связи и гармонии, что все, что бы ни случилось — хорошо. Он не просит, чтобы нечто произошло, он просто открыт — что бы ни случилось, это хорошо, что бы ни произошло — это именно то, что он хотел.

Выйти за пределы случайности означает, что вы достигли необычайной созвучности с существованием. Неудачи невозможны, разочарование невозможно. Ваша тишина и спокойствие ненарушимы.

Гаутама Будда назвал такое понимание "таковость". Что бы ни случилось, он говорит: "Так и должно быть". Если вы ожидали другого, вы безусловно расстроитесь и будете разочарованы — жизнь оказалась неблагосклонна к вам. Но для Гаутамы Будды жизнь всегда добра, существование всегда милосердно; что бы ни случилось, именно так и должно было быть.

У Гаутамы Будды нет других желаний, чем у самого существования.

Его слово очень красиво. Его оригинальное слово — татхата, и из-за этого слова, оттого, что он постоянно пользовался им... Умирает ученик, и он говорит: "Очень хорошо, пришло его время". Никто не умирает не вовремя, хотя на каждой могиле и написано: "Этот бедняга умер безвременно". Никто не умирает безвременно, все умирают вовремя, в точности тогда, когда им должно. Из-за этого слова татхата, "такова природа вещей", его назвали Татхагата — человек, который верит в таковость.

Такого человека нельзя расстроить. Он примет это расстройство как нечто абсолютно желанное, ожидаемое. Нет никакого противления, никакого недовольства. Не то, чтобы он как-то принимает это — есть тотальное приятие.

В тотальном приятии случайности прекращаются, и жизнь становится совершенно другим переживанием, где нет разочарований, нет случайностей, нет бедствий, где все происходит точно так, как должно быть. Вы так центрированы, так спокойны и безмятежны. В вас нет никакого волнения. Лишь в этой центрированности, в этой тишине и безмятежности приходят к самопознанию.

Ко мне и в меня возвращается, наконец, мое истинное я - те части его, что так долго были на чужбине, рассеянные среди многих вещей и случайностей. Теперь я собрал воедино все разрозненные части. Наконец-то я дома!

Но помните, дом не означает, что он собирается сидеть на одном месте. Его дом — странничество, его дом — восхождение в горы. Он обрел свою самую чистую страсть — и это не что иное, как желание превзойти себя. Это он называет "возвратиться домой", стать единым; собрать все разбросанные части и создать органическое единство.

И еще одно знаю я точно: теперь стою я перед последней вершиной моей и перед тем, что давно уже было предназначено мне. О, на самый трудный путь предстоит мне вступить! О, начал я самое одинокое свое странствие! До сих пор он был со своими учениками. Теперь он абсолютно один и пускается в самое долгое странствие — странствие, которое, быть может, не закончится никогда, которое только начинается, но никогда не заканчивается.

Но тому, кто сродни мне, не избежать этого часа — часа, что говорит так: "Только теперь вступаешь ты на путь величия! Вершина и пропасть ныне слились в одно!" Он говорит: "Человек моего сорта, готовый отправиться в самое длинное путешествие, прекрасно зная, что оно, возможно, никогда не кончится, и в полном одиночестве, в глубине сердца чувствует: лишь теперь я вступаю на путь величия".

Вершина и пропасть — высочайшее и нижайшее — слились в одно, ибо теперь для меня нет ничего высокого и ничего низкого.

Если я упаду в самую глубокую пропасть, это — странствие; если я достигну высочайшей вершины — это странствие. У моего странствия больше нет цели. Вершина и пропасть стали одним; они слились ныне в одно.

Когда приходит такое переживание, вы — едины: ваше глубочайшее "я" и ваше высочайшее "я". Вы — весь спектр радуги, от одного края до другого.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 244; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!