Бойня в психушке страшное преступление в психиатрической лечебнице возле Ниццы буйный пациент убил психиатра и двух санитаров 12 страница
Ей захотелось вернуться в машину и уехать, но старичок приветливо улыбнулся:
– Чем я могу вам помочь, мадемуазель?
«Два вопроса, – подумала она, – и валю отсюда».
– Вы Жан-Пьер Туанен?
* * *
Беспроводная дрель-шуруповерт DS 14DL.
12 необработанных дубовых досок 160 мм шириной, 2 м длиной.
200 винтов-саморезов TF «Филипс» 4.2×38.
Цифровая видеокамера «Сони».
Фото/видеоштатив 143 см/3500 г.
6 карт памяти SD на 32 Гб.
Прожекторный фонарь.
Коврик для фитнеса.
Пуховое одеяло 220 х 240 см.
«Eye-pillow».
Кубела сложил покупки на полу у себя комнате. Он приобрел все это в торговом центре Берси-2, неподалеку от своего убежища. Оружие для контрнаступления. Он все обдумал. Если тот, второй, живет внутри его самого, то действовать он может только в то время, когда сам Кубела спит.
Когда белый близнец засыпает, черный пробуждается.
Он принялся за работу, заложив дверь досками и закрепив саморезами. Дрель, свистя, завывая, кашляя, впивалась в дерево. Пыль и стружка летели ему в лицо. План у него был простой. Заснуть в наглухо закрытой комнате перед объективом включенной камеры. Зверь окажется в плену. Ничего опасного не произойдет. Проснувшись, Кубела впервые увидит лицо того, другого, на экране видеокамеры. Порочного близнеца, поселившегося в нем еще во внутриутробные времена. Нарыв, пожиравший его подобно раку.
Он перешел к окнам. Винты. Доски. Стружка. Комната превращалась в одиночную камеру. Ящик Пандоры, который уже не откроется… Он больше не сомневался в своей виновности. Известные ему факты теперь обернулись прямыми доказательствами. Отпечатки его пальцев в яме Минотавра. Его присутствие на месте убийства Икара и Урана. Как он бился, отказываясь признать очевидное… Извращал улики, отвергал факты, лишь бы не замечать свою вину. Настало время сбросить маску. Он – убийца с Олимпа.
|
|
|
Второе окно. Никогда еще он не чувствовал себя таким сильным. Тот, другой, использовал его сон, чтобы действовать и убивать. Что ж, он угодит в собственную ловушку. Он припомнил, что в греческих мифах у Танатоса, бога насилия, разрушения и смерти, был близнец – бог сна Гипнос. Эта очередная параллель с Античностью подходила ему как нельзя лучше.
Он выключил дрель и при свете лампочки обозрел дело рук своих. Теперь из комнаты не выйти. Он замурован. Отныне он узник. Вместе с тем, другим. На свету засыпанная стружкой и штукатуркой комната казалась ослепительно-белой. И лицо у него такое же, цвета кокаина. На каждом шагу он оставлял следы на заснеженном полу.
Отбросив инструменты, он занялся видеооборудованием. Он подключил камеру к сети, установил штатив, дождался, пока прибор полностью зарядится. Включил прожектор и осветил им пол между двумя окнами, как в театре. В центр положил коврик и вытащил одеяло из пластикового чехла.
|
|
|
Разостлав постель, он закрепил заряженную камеру на штативе. Если верить инструкции, камера в режиме нормального качества способна снимать до десяти часов подряд. Он включил ее, сделав широкий план комнаты таким образом, чтобы в центре кадра оказалась постель.
Он вынул из упаковки «eye-pillow» – нейлоновую повязку для глаз из тех, что раздают в самолетах. Надел ее на лоб и укутался одеялом. Опустил повязку на глаза и постарался уснуть. Мобильный он отключил. Никто не знает, что он здесь. Никто не сможет его потревожить. Никому не удержать его от последнего шага.
Скоро он узнает…
* * *
– Мы изгоняем вас прочь от себя, кто бы вы ни были, нечистые духи, все сатанинские силы, все адские наследники, все искаженные легионы, все, кто дал извращение веры, именем и силой Нашего Наставника Иисуса Христа…
Францишка Кубела с обнаженным животом лежит на операционном столе и бормочет свою молитву. Окружившим ее двум врачам и нескольким медсестрам в зеленых масках явно не по себе. Третий врач стоит в стороне, на нем тоже хирургическая маска. Один из гинекологов смазывает гелем живот женщины и берет в руки эхографический зонд.
|
|
|
Он обращается к коллеге по другую сторону стола:
– О чем это она?
Второй пожимает плечами, показывая, что понятия не имеет. У него в руках шприц с длинной иглой.
– Молитва изгнания нечистой силы, – шепчет тот, что стоит за ними. – Она выучила ее наизусть. По-французски.
– Господь Всевышний приказывает тебе, Тот, с кем в своем великом высокомерии ты все еще претендуешь на равенство…
Из-под бумажной маски доносится ворчание акушера:
– Надо было дать ей наркоз… Так сойдет?
Врач со шприцем кивает в ответ. Первый водит по коже зондом. Ультразвуковые волны отражаются в матке от двух маленьких тел – по тому же принципу работает и гидролокатор. Слышно учащенное биение двух сердечек…
На экране появляются близнецы. Францишка на седьмом месяце беременности. В одном из зародышей больше сорока сантиметров, во втором – меньше двадцати.
– Христос, Слово Господне сделавший плотью, приказывает тебе…
– Успокойтесь, Францишка, – шепчет врач. – Вы ничего не почувствуете.
Полька, чьи волосы убраны под колпак из зеленоватой бумаги, никак не реагирует. Гинеколог поднимает глаза и сосредотачивается на мониторе. Зародыши плавают в околоплодной жидкости. Доминирующий плод слегка шевелится. Второй забился в глубь матки. Большеголовые, с прозрачными глазами, они похожи на две стеклянные статуэтки, только разного размера.
|
|
|
– Она приняла антиспазматическое?
– Да, доктор, – отвечает медсестра.
Их приглушенные голоса контрастируют со слепящим светом хирургических ламп, изгнавшим тени из самых укромных углов. Хирург, не отрывая глаз от экрана, медленно вводит иглу в живот.
Голос Францишки поднимается:
– Священный знак креста приказывает тебе, как и тайная сила Христианской Веры!
– Спокойно… Еще несколько секунд, и все будет кончено.
– Сияющая Мать Господа, Дева Мария, приказывает тебе, чье смирение сломило твою гордую голову!
– Держите ее! Не давайте ей шевелиться!
На экране игла приближается к левому, более крупному плоду. Сердцебиение близнецов ускоряется: тук-тук-тук…
– Держите же ее, черт побери!
Медсестры хватают пациентку за руки, с силой прижимают ее плечи, третий врач приходит им на помощь. Хирург с блестящим от пота лбом продолжает манипуляцию: игла вот-вот коснется грудной клетки плода.
Осталось всего несколько миллиметров…
– Вера Святых Апостолов Петра и Павла и других Апостолов приказывает тебе…
Острие почти касается тельца ребенка. В этот самый миг плод поворачивает головку, и его огромные глаза вперяются во врачей. Он беспорядочно молотит кулачками, задевая стенку матки.
– Кровь святых мучеников приказывает тебе! Zmilujsie za nami!
Францишка вдруг выгибается, застав гинеколога врасплох. Игла протыкает внутриматочную перегородку и поражает второй плод. Он забился подальше и не двигается, представляя собой отличную мишень.
– Да чтоб тебя!
Врач вырывает шприц. Слишком поздно. Он задел сердце ребенка. Женщина, истекая слюной, отплевываясь, всхлипывая, продолжает молиться. Она сложила ладони над своей утробой.
Выживший близнец на экране как будто усмехается.
Зло победило…
Кубела резко просыпается. Целых несколько секунд он чувствует себя совершенно потерянным. Он падает в пропасть без конца и начала. Затем прилив адреналина возвращает ему ясность мысли. Странное ощущение. Смесь прозрения и путаницы в голове.
– Все было не так, – шепчет он.
Он срывает с глаз повязку. Яркий свет прожектора заставляет его вскрикнуть от боли. Рефлекторно он прикрывает глаза кулаками. Нет сил разлепить веки. Сияние ослепляет его.
Все было не так… Это он знает. Ведь он врач. И прежде всего, такую нервную пациентку оперировали бы только под общим наркозом. Кроме того, прописанные ей перед операцией антиспазматические средства полностью парализовали бы матку. Наконец, перед редукцией плод обязательно обезболивают. Невозможно себе представить, чтобы он буянил так, как в этом сне.
И тем более поворачивал голову к экрану.
Он медленно отводит руки и смотрит на свет. Жмурясь, различает очертания комнаты, яркое сияние прожектора. И на этом слепящем фоне видит закрепленную на штативе видеокамеру.
И сразу все вспоминает.
Кошмар – это пустяки. Важно только то, что он мог вытворять во сне. Подозрение, что он ведет двойную жизнь. Решение замуровать себя в этой комнате. Камера, которую он включил, прежде чем заснуть, чтобы захватить другого на месте преступления. Чистый бред.
В этот момент он замечает, что в комнату попадает дождь. Врачебные записи, снимки УЗИ и остальные конверты, раскиданные по полу, перепачканные опилками и штукатуркой, шевелятся под порывами ветра. Быть того не может.
Ведь он забил досками окна и дверь.
Он опечатал ящик Пандоры.
Он поворачивает голову. Первое окно слева от него открыто, створки стучат на ветру. Сорванные доски раскиданы по полу. Словно дикий зверь – оборотень – выломал их голыми руками.
Кубела не верит своим глазам. Он встает, чтобы проверить камеру. И каменеет. Он покрыт кровью. Едва высохшей кровью, пропитавшей его рубашку. Он приподымает ткань. Ощупывает себя. Он не ранен. На нем ни царапины.
Это чья-то чужая кровь.
* * *
Он сорвал камеру со штатива, но не сразу сумел переключить ее в режим просмотра. Обратил внимание, что руки у него не испачканы кровью, и ощутил смутное облегчение. Поискал в памяти просвет, намек, хоть какие-то обрывки воспоминаний. Ничего.
Ускоренный просмотр. Начало выглядело комично. Все его движения казались торопливыми и дергаными. Вот он укладывается на пол и засыпает, укрывшись белым одеялом. Потом на экране ничего не происходит, как будто запись поставили на паузу. Но нет. Время от времени Кубела вздрагивает, поворачивается, меняет положение.
Но не просыпается.
Он проверил датчик времени. Шла девяносто четвертая минута записи, и ничего не менялось. На сто второй минуте в поле обзора камеры появились врачебные записи и снимки. Ветер. В комнате кто-то был. Кубела остановил быстрый просмотр и отмотал несколько секунд. Ничего не видно, но слышны удары по окну – звон стекла, – затем грохот выломанных, сорванных, пропихнутых внутрь досок.
Все творилось вне поля зрения. Он рефлекторно подвинул камеру, словно этим движением мог изменить ракурс съемки.
В этот миг на экране возникла рука в перчатке.
И снова ничего.
Чернота.
Незваный гость остановил съемку на сто пятой минуте. Кубела снова нажал на быструю перемотку – вдруг таинственная рука вновь включит запись? Но нет. Он поднял глаза и едва ли не удивился, не обнаружив самого себя там, где спал.
Кто входил в комнату?
Кому было известно это убежище?
Он выключил прожектор и включил верхний свет, не такой яркий. Закрыл окно. Руки и ноги плохо слушались его. Все тело ломило. Это и пугало его, и успокаивало. Раз здесь побывал кто-то другой, сам он, быть может, и не убийца. Вероятно, существует еще какое-то объяснение…
Погрузившись в размышления, Кубела не сразу осознал, что в комнате раздается звонок. Свой мобильный он отключил, и мелодия была ему незнакома.
Он оставил камеру и принялся за поиски телефона, топча разбросанные врачебные отчеты, фотографии, ламинированные снимки, валявшиеся в отсыревших опилках.
Наконец он заметил мобильный на полу, рядом с ковриком.
– Алло?
– Слушай меня внимательно.
– Кто вы?
– Говорю тебе, слушай меня. Посмотри в окно.
Кубела перегнулся через разломанную раму. Сильный ночной ветер обрызгал его дождевой водой. Что-то тут не так. Слишком тепло. Совсем не то, что днем.
– У тебя за калиткой припаркована «ауди».
Кубела различил черный кузов. Машина поблескивала под дождем. Он решил не задумываться над происходящим. Вдруг все это ему снится?
– Ключи в зажигании. Трогайся и приезжай ко мне.
– Куда?
– В Ла-Рошель.
Кубела не мог выдавить из себя ни слова. У него стиснуло горло. В голове, как в калейдоскопе, замелькали светящиеся картинки. Какие-то формы, узоры из цветного стекла, но ни одной связной мысли.
Наконец ему удалось выговорить:
– Зачем мне это делать?
– Ради нее.
И тут он услышал стоны. Приглушенные крики. Кляп во рту. Кровь у него на рубашке.
– Кто это?
– Я называю ее Эвридикой. Но ты ее знаешь под именем Анаис. Анаис Шатле.
У него в мозгу бешено завизжали тормоза. Шум вертолета, грохот штурмовых винтовок, скрежетание смерти.
– Ты блефуешь, – сказал он, переходя на «ты». – Анаис в тюрьме.
– У тебя устаревшие сведения, сынок.
Сынок. Где-то он уже слышал этот неторопливый низкий голос. Никак не вспомнить где…
– Что ты с ней сделал?
– Ничего. Пока.
– Дай ей телефон. Я хочу с ней поговорить.
Приглушенный смех. Урчание сытого кота.
– Она не может с тобой говорить. У нее горят губы.
– Подонок! Что ты…
– Выезжай на дорогу к Ла-Рошели. Я тебе перезвоню.
– Ради бога, кто ты?
И снова тихий смешок:
– Я тот, кто тебя сотворил.
* * *
На магистрали А10 он вскоре отметил странные изменения в атмосфере. Порывы ветра яростно приподнимали машину. Деревья по обочинам дороги извивались в бешеных корчах. В салоне становилось все теплее. Что происходит? На шоссе, кроме него, никого не видно.
Он включил радио.
Первые же услышанные им слова все объяснили:
– Из-за приближения урагана «Ксинтия» в департаментах Приморская Шаранта, Вандея, Де-Севр и Вьенна объявлен красный уровень тревоги. Существует реальная угроза для жизни. Возможны наводнения, обрывы электролиний, разрушения. Сегодня вечером порывы ветра достигали ста пятидесяти километров в час, и…
Кубела стиснул руль. Только этого не хватало. Вмешались небесные силы. Хотя чему тут удивляться? Эта история с самого начала писалась под знаком богов. «Я тот, кто тебя сотворил».
Кубела протянул руку и переключился на другую станцию.
– Его ожидали, и вот он здесь. Начиная с двадцать третьего февраля служба «Метео-Франс» сообщала об области пониженного атмосферного давления, расположенной в самом сердце Атлантики и способной преобразоваться в ураган. Двадцать пятого февраля спутник «Евметсат» сфотографировал эволюцию этой атмосферной депрессии, все больше углублявшейся над морем в районе португальского архипелага Мадера…
Словно комментируя услышанное, машина то и дело вставала на дыбы и перепрыгивала с полосы на полосу, содрогаясь в конвульсиях, тут же усмиряемых невидимой дланью. Кубела выжимал больше 200 километров в час. Он взглянул на индикаторы приборной панели. Его машина была чудом науки и техники, но в руках природы она обращалась в игрушку.
– Депрессия поднялась из субсахарского региона и превратилась во внетропический циклон, разразившийся двадцать шестого февраля над Канарскими островами, вызвав первые разрушения. Сейчас «Ксинтия» уже над континентом. Жара – ее сигнал. Двадцать пять градусов посреди зимы над баскским побережьем – это уже не потепление, а конец света!
Своим пафосом комментаторы напомнили ему евангелистов, провозглашающих Апокалипсис. Если только он не приписывает им обороты, которых они не употребляли. Он пришел в такое нервное возбуждение, что его мозг выкручивал фразы, словно раскаленные добела куски металла.
Оставалось проехать еще двести километров, и ему мерещилось, будто он мчится прямиком в пасть чудовища. Может, лучше остановиться? Укрыться в гостиничном номере и дождаться затишья? Немыслимо. Тон Голоса не нуждался в комментариях. Кто такой убийца? Как он захватил Анаис в заложницы? Когда она вышла из тюрьмы? Вероятно, она продолжила расследование и сунулась куда не следовало. Какую сделку предложит ему убийца? А главное – где он уже слышал этот Голос?
Он миновал Тур и свернул к автозаправке. Навес над ней сотрясался, из последних сил цепляясь за опоры. Вдоль парковки яростно плескались хвойные деревья, образуя бахрому черной кипящей пены. Только насосы, казалось, крепко держались за асфальт. Бензина, чтобы добраться до Ла-Рошели, ему хватало, но хотелось вновь обрести связь с миром людей.
Вот только он ошибся адресом. На стоянке не было ни одной машины. За еще освещенными окнами супермаркета – ни единой тени. Затормозив перед трясущимися стеклами, он наконец разглядел нескольких человек в красной форменной одежде: женщины – в фартуках, мужчины – в комбинезонах. Они спешно паковали вещи.
– Вы в своем уме – разъезжать в такую погоду? – спросила одна из женщин, когда он вошел.
– Буря застигла меня в пути.
Она закрывала кассу за стойкой.
– Вы не слышали радио? Объявлен красный уровень тревоги.
– Придется ехать дальше. Мне надо в Ла-Рошель.
– В Ла-Рошель? Вы что, не видите, как дует здесь? Только представьте, что творится на побережье! Сейчас там, наверное, все уже затопило…
Кубела не стал слушать дальше. Он не нуждался в Кассандре, чтобы подстегнуть себя. И он снова пустился в путь, ощущая себя мифологическим героем, который не может противиться року.
В три часа ночи он добрался до магистрали N11. Чтобы преодолеть 450 километров от Парижа до Ла-Рошели, ему понадобилось шесть часов. Неплохо. Не успел он порадоваться, как хлынул дождь. В один миг ливень перечеркнул пейзаж, словно желая уничтожить его, стереть с лица земли. Дождевые струи хлестали по окнам, стучали по капоту, брызгали со всех сторон – и сверху и снизу.
Он не мог разглядеть указатели. Вспомнил о навигаторе, но как тут остановить машину, отыскать инструкцию, ввести данные?.. Все вокруг выглядело растворенным, размытым, текучим. Он подумал, что в мире, кроме него, никого не осталось, и тут заметил впереди чужие фары. Их вид успокоил его, но ненадолго. Машины сдавали назад, съезжали на обочину, только что не крутились волчком. Люди утратили контроль над реальностью.
Вдруг указатель «Ла-Рошель, 20 км» взмыл, будто железное крыло, и врезался в его капот. Кубела отделался трещиной в многослойном ветровом стекле. По крыше застучали ветки и камни. Но он упрямо ехал вперед. Тьма обратилась в сплошной поток обломков и осколков.
Наконец будто чудом впереди возник город. На равном расстоянии замелькали огоньки. Дома сотрясались. Крыши скрипели. Иногда на улицу выскакивали обезумевшие люди. Пытались укрепить спутниковую антенну, защитить стекла в машине, закрыть ставни… Смело, но тщетно: природа брала свое.
На пассажирском сиденье зазвонил мобильный. В завываниях бури Кубела едва его услышал. И не с первой попытки сумел ответить.
– Алло?
– Ты где?
– В Ла-Рошели.
– Жду тебя на базе подводных лодок в Ла-Паллисе.
Теперь Голос звучал гулко, как под сводами церкви. За ним слышались назойливые глухие раскаты. Дыхание разъяренного моря.
– Что это такое?
– Бункер у въезда в торговый порт. Ты его не пропустишь.
– Я не знаю Ла-Рошели.
– Как-нибудь справишься. Поезжай вдоль здания с восточной стороны. Последняя дверь на севере будет открыта. Жду тебя.
* * *
Он поехал прямо, добрался до Старого порта. Первым, что он отчетливо разглядел, было информационное табло со светящимися буквами: «Штормовое предупреждение в 22 часа. Поворачивайте обратно». Кубела двинулся по бульвару, потом вдоль какой-то гавани – видимо, пристани для яхт. Корпуса судов сталкивались между собой. Мачты ударялись о железо. Чуть подальше высоченные волны с грохотом разбивались о набережную.
Кубела никогда не видел ничего подобного. Ветер, море и ночная тьма разрывали город на части. Вода заливала берег, мостовую, тротуары. Кубела не останавливался. Как найти базу подводных лодок? Поразмыслив, он решил ехать вдоль доков. Если повезет, ему попадется какой-нибудь указатель. И тут, в мимолетном просвете, оставленном «дворниками», он увидел невообразимое: три фигуры, бредущие против ветра по колено в воде.
Видение исчезло. Быть может, он бредит… В тот же миг машина пошла юзом и ударилась о тротуар. Это столкновение заставило его действовать. Одним махом он распахнул дверцу, и его тут же засосал горячий вихрь. Кубела уже забыл о жаре и был захвачен врасплох. Мир раскалился. Казалось, вот-вот взорвется ядро планеты.
Нет, ему не почудилось. Три человека удалялись, засунув руки в карманы, согнувшись под порывами ветра. Он побрел к ним, едва не прижимаясь к земле. Уличные фонари раскачивались в такт мачтам. Электрические провода дергались, как гитарные струны. Земля у него под ногами таяла, растворялась, стекала в море.
– Эй! Послушайте!
Они были в паре десятков метров от него, но, похоже, ничего не слышали. Он прибавил шагу, стараясь не поскользнуться. Двое мужчин с руками в карманах. Женщина, судорожно вцепившаяся в сумку. Все трое – в низко надвинутых капюшонах.
– Послушайте!
Кубела удалось схватить за плечо одного из мужчин. Тот даже не удивился – скорее он опасался получить фонарем или гиком по голове.
– Я ищу базу подводных лодок в Ла-Паллисе.
– Вы рехнулись. Это торговый порт. Там сейчас все ушло под воду.
– Далеко до него?
– Вы идете в обратную сторону. Не меньше трех километров.
– Я на машине.
– На машине?
– Скажите, куда ехать.
– Езжайте по проспекту Жан-Гитон. Все время прямо. Где-то там должен быть указатель «Торговый порт». Ориентируйтесь на него, и попадете в Ла-Паллис. Но, честно говоря, не верится, что вы туда доберетесь.
Он продолжал говорить, но Кубела уже развернулся и кое-как побрел к своей машине. Ее не оказалось на месте. Приложив ладонь козырьком, он осмотрелся. «Ауди» нашлась в полусотне метров от него, среди других сбившихся в кучу машин. По колено в воде он добрался до пассажирской дверцы – до другой не дотянуться, – открыл ее и скользнул внутрь. Включил зажигание. Слава богу, мотор не залило водой. Кое-как он вырулил из давки.
Несколько минут Кубела ехал по улице, защищенной от ветра тесно стоящими домами. Наконец увидел указатель «Торговый порт» и свернул направо. Пейзаж мгновенно изменился. Водоемы, промышленные объекты, железнодорожные пути и снова ураганный ветер. Машину заносило то вперед, то назад, она скользила в лужах. Ему уже казалось, что он совсем не продвигается, когда по обе стороны от дороги появились земляные валы. Здесь велись грандиозные земляные работы, и насыпи еще целый километр защищали его от ветра.
Наконец показался автономный порт. Огни в здании управления потушены. Ничего не разглядеть, кроме красно-белого шлагбаума и щита с надписью: «Проход закрыт для пешеходов. Иностранным машинам перевозка в порту запрещена». В хаосе этой ночи предупреждение выглядело смехотворным. Но Голос прав: бункер нельзя было не заметить. Крепость высилась слева, вздымая в темноте свои железобетонные стены.
Шлагбаум на выезде был сорван. Кубела сдал назад и повернул в обратную сторону. Подъемные краны. Водоемы. Необъятные лопасти врытых в землю ветряков. Он объехал препятствия. Ветер разгулялся, но порт способен выдержать и не такое. Промышленные строения представлялись воплощением безопасности.
Он очутился у подножия бункера, рядом с железной дорогой. Впереди открывалась обширная гавань. Грузовые корабли длиной в сотню метров и весом в несколько тысяч тонн раскачивались, точно ореховые скорлупки. Ярость океана оказалась заразной. И в этих отрезанных от моря водах вздымались гигантские волны.
Он поднял глаза и осмотрел блокгауз. В двадцатиметровых стенах, обращенных к гавани, виднелись равной ширины отверстия.
Голос сказал ему: «Поезжай вдоль здания с восточной стороны. Последняя дверь на севере будет открыта». Он наконец включил свой навигатор, который вместо приветствия показал ему четыре стороны света. Он находился на южной стороне бункера, гавань была на западе. Словом, он промахнулся. Кубела дал задний ход, обогнул здание и поехал вдоль восточной стены на север.
Глухая стена тянулась две сотни метров и заканчивалась черной стальной дверью. «Последняя дверь на севере будет открыта». Кубела схватил оба пистолета, сунул их за пазуху и вышел из машины. Он направился к стене. На набережной ни души. Кубела раскачивался под ветром и дождем, но чувствовал себя сильным. Пробил час открытого противостояния.
Ему вспомнились слова Голоса:
«Я называю ее Эвридикой. Но ты ее знаешь под именем Анаис».
Эвридика. А кто же Орфей? Он или убийца? Что придумал этот псих? Он снова взглянул на здание, в котором укрылась бы целая армия со своими подводными лодками. Его пронзила одна мысль: раз он Орфей, то в этой крепости таится ад. Посреди этого потопа его сейчас не удивил бы даже Цербер – чудовищный пес, охраняющий вход в царство теней.
Завороженный, промокший насквозь, он толкнул плечом стальную створку.
Она была открыта.
Попасть в ад совсем не трудно.
* * *
Сначала он увидел длинный темный туннель, на другом конце которого бушевала буря. Волны с силой врывались в него, затем сникали и превращались в пенистые лужицы. Кубела двинулся вперед. Туннель напоминал огромную прямоугольную пещеру. Природную полость геометрической формы. Он ощущал внутри себя гулкую пустоту, словно вступал под своды собора. Вода была повсюду. Она пропитывала бетон, хлюпающими звуками отдавалась у него над головой, блестящими лужами растекалась под ногами. Гул возникал в конце кишки, докатывался до него и будто нехотя уползал обратно. Он оказался в глотке чудовища, слюной которого было море.
Вокруг – ни огонька, ни подсказки. В глазах еще рябило от дождя. Он сообразил, что оставил мобильный в машине. Вот глупость. Наверняка убийца позвонит, чтобы отыскать его в этих дебрях…
Словно отвечая ему, справа вспыхнул свет – метрах в пятидесяти или больше. В этой пустоте не понять. Послышалось шипение. Он прищурился и различил яркое оранжевое пламя, по краям отдающее в синеву. Раскаленная сварочная горелка, изредка отбрасывающая всполохи на мокрый дождевик.
К нему шел человек.
Моряк или рыбак.
Очертания стали четче. Высокий мужчина в дождевом плаще, комбинезоне, спасательном жилете и болотных сапогах. Лицо скрыто под капюшоном с козырьком. Кубела никогда не пытался представить себе убийцу с Олимпа, но, пожалуй, этот призрак из пластика и огня тянул на эту роль.
Убийца был уже в нескольких шагах от него. В одной руке он держал горелку, другой тащил металлический баллон на колесиках – в нем был кислород, питавший пламя.
Кубела попытался рассмотреть его лицо. Что-то в облике убийцы – возможно, его сутулость, – показалось ему знакомым.
– Рад видеть тебя снова, – произнес хозяин, отбрасывая капюшон.
Жан-Пьер Туанен. Психиатр, наблюдавший его безумную мать во время ее трагической беременности. Человек, присутствовавший при заклании его брата. Старик, знавший всю его историю. И наверняка ее написавший. «Я тот, кто тебя сотворил».
– Извини, но мне надо закрыть эту чертову дверь.
Кубела посторонился, пропуская оборотня. Где-то на уровне глаз он ощутил горячее дыхание сварочной горелки. Оценил рост и силу противника. Несмотря на преклонный возраст, тот был способен нести на плечах Минотавра или Икара. Перетащить бычью голову или схватиться с таким великаном, как Уран.
Туанен резко захлопнул дверь и отрегулировал пламя горелки до ярко-оранжевого. Шипение перешло в свист. Старик закрепил на двери металлическую скобу. У Кубела перехватило дыхание. Любая надежда на побег буквально таяла у него на глазах. С одной стороны – заваренная дверь, с другой – беснующийся океан.
– Что это?.. Что вы делаете?
Кубела говорил с убийцей. Ему чудилось, что он бредит.
– Заделываю этот выход.
– От воды?
– От нас. Нам теперь отсюда не выйти.
Пламя приобрело белизну инея – инея, раскаленного до температуры в тысячи градусов.
Кубела увидел, как металл растекается красноватой лентой, затем чернеет. Это зрелище мгновенно вывело его из оцепенения.
Он шагнул к опустившемуся на корточки старику и оторвал его от земли:
– Где она?
Туанен отвернул горелку и в притворном испуге воскликнул:
– Обожжешься, дурачок!
Кубела отпустил его, но повторил еще громче:
– Где Анаис?
– Там.
Туанен протянул горелку к боковой двери слева от них. Выход к докам. Кубела увидел – или ему показалось, что увидел, – скорчившуюся на земле, вымокшую с ног до головы фигурку. Пленница походила на Анаис, но ее лицо закрывал капюшон.
Кубела бросился к ней. Туанен преградил ему дорогу своей смертоносной горелкой. Пламя едва не выжгло ему глаза.
– Не приближайся, – пробормотал старик. – Еще нельзя…
– И как ты мне помешаешь? – крикнул Кубела, заводя руку за спину.
– Если ты приблизишься к ней, она умрет. Можешь мне поверить.
Кубела застыл. Он ни на секунду не усомнился в словах Туанена. В том, что касается извращенных трюков, тому нет равных.
И он выпустил рукоять «CZ».
– Мне нужны доказательства, что это Анаис.
– Иди за мной.
Дата добавления: 2015-12-21; просмотров: 15; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!