Слово к девственницам, жившим вместе с мужчинами. 2 страница
7. Итак она, выходя на площадь, должна бы являться образцом всякого любомудрия и изумлять всех, как бы ангел, ныне сошедший с неба; и если бы кто–нибудь из самих херувимов явился на земле, то он привлек бы к себе всех людей; так и девственница должна располагать всех, взирающих на нее, к изумлению и удивлению ее святости. Когда она идет, то идет как бы по пустыне, в церкви сидит в глубочайшем молчании, не обращает взоров ни на кого из проходящих, ни женщин, ни мужчин, а только — на своего Жениха, как бы присутствующего и видимого; когда она пойдет домой, то опять беседует с Ним в молитвах и слышит только Его голос чрез Писания; находясь же в доме, она помышляет только о Нем, своем возлюбленном, оставаясь как бы странницею и пришелицею и гостьею, и делает все так, как следует делать чуждой всего здешнего; избегает не только взоров мужчин, но и общества мирских женщин, и о теле своем заботится столько, сколько требует лишь необходимость, а все попечение свое обращает на душу. Кто же не будет удивляться, кто не станет изумляться, видя в женщине ангельский образ жизни? Кто осмелится приступить к ней? Кто из людей решится коснуться столь пламенной души? Посему все волею и неволею станут отступать от нее, все будут изумляться, видя как бы раскаленное и блистающее золото. Золото и по природе своей имеет великий блеск; а когда оно получает еще блеск от огня, то зрелище бывает еще величественнее и поразительнее, если так бывает с веществом, то, когда это произойдет с золотою душою, тогда будет зрелище вожделенное не только для людей, но и для ангелов. Для чего же ты украшаешь себя одеждами, имея украшение от этого пламени? Одежды даны нам не для того, чтобы мы украшали себя, но чтобы прикрывали стыд наготы, не для того, чтобы мы облекались в то, что может посрамить нас хуже наготы. Посему и Бог одел Адама и жену его в кожаные одежды (Быт. 3:21), хотя Он мог бы, если бы хотел, одеть их в прекрасные одежды; но Он издревле и чрез это внушает нам, что теперь время не роскоши, а воздыхания и сокрушения. Если же самая нужда в одеянии есть стыд и срам и происходит от греха, то для чего ты увеличиваешь этот знак осуждения? Не достаточным ли доказательством нашего падения служит самая нужда в одеянии? Для чего же ты делаешь это унижение еще большим? Для чего увеличиваешь осуждение, умножая эту нужду? Следовало бы плакать и воздыхать, и изнурять самое тело, по учению Павла (1 Кор. 9:27); а мы стараемся украшать покровы его, подобно тому, как если бы кто, имея опухоль на глазу и быв поставлен в необходимость покрывать ее, стал еще украшать эти покрывала. Посему Илия и Иоанн имели простое одеяние, облекаясь в кожаные хитоны и волосяные одежды; ибо они старались и стремились получить одежду нетления. А ты превосходишь и зрелищных женщин изысканностию одежд, прельщая ими рассеянных юношей. Не такого украшения и убранства твоего желает Жених, но Он заповедовал, чтобы все прославление Его было в душе твоей; а ты, пренебрегая этим, разнообразно украшаешь грязь и пепел и привлекаешь невоздержных любителей и, так сказать, делаешь прелюбодеями всех, взирающих на тебя. Что таким образом ты обрекаешь себя великому пламени, этому и сама ты, я думаю, не станешь противоречить; а что за тем следует и бесчестие, и осуждение, это я постараюсь показать, обратив внимание на самих любителей. Когда украшающая свою душу имеет любителем красоты ее Бога, а ты — людей, или лучше — не людей, а свиней и собак или какое–либо еще худшее из бессловесных животных, то кто будет так безрассуден, чтобы считать тебя украшенною лучше той, которая привлекает любовь Божию своим внутренним благообразием? Итак, чем более ты увеличиваешь изысканность (в одежде), тем становишься отвратительнее, удаляя от себя Бога и привлекая таких людей, и через это оказываясь более постыдною и безобразною; ибо не безобразна ли та, которая не может привлечь к себе Бога? Если же так неприятна украшающаяся, то представь, как увеличивает свою отвратительность еще имеющая у себя сожителя.
|
|
|
|
|
|
8. Но, если угодно, мы не упомянем только о сожительстве, а раскроем его, чтобы оно оказалось еще более постыдным. Так как они не боятся недремлющего Ока, а остерегаются только людских взоров, то лишим их и этого утешения, выставив на вид то, что скрывают и затеняют стены, и откроем двери для желающих видеть, прежде всего подняв их с постели. Но лучше, если угодно, изложим наперед происходящее в их доме, и положим, что сожительствующие разделяются стенами и спят в разных комнатах; ибо я не думаю, чтобы кто–нибудь из них, хотя бы и склонный к великой непристойности, до такой степени стал срамить себя, что и спал бы в одной комнате. Итак, пусть они разделены стенами. И что же? Этого недостаточно для того, чтобы избавить их от подозрения; впрочем, не станем теперь говорить о подозрении, хотя бы вместе с мужчиною жило множество служанок; а изложим пока другого рода непристойность. Случается, что они, проснувшись в одно и тоже время, не для всенощных бдений (ибо ничего благочестивого от таких душ никогда не может быть), идут один к другому еще лежащему и разговаривают между собою ночью; что может быть постыднее этого? Если же случится сожительнице и заболеть внезапно, тогда уже и стены бесполезны; быстро встав прежде других, так как служанки часто медлят, он входит к лежащей девственнице, оправдываясь ее болезнию, садится около нее, и исполняет разные услуги, которые пристойно исполнять иногда только женщинам, и она не стыдится, но еще утешается этим, и он не только не совестится, но еще очень радуется, и тем более, чем постыднее то служение, которое исправляет; тогда и оправдывается апостольское изречение: «слава их — в сраме» (Флп. 3:19). Когда же встанут и служанки, то срам бывает еще хуже; они с непокрытою головою, в одной нижней одежде и с обнаженными руками, как встревоженные и пробужденные ночью, бегают в его присутствии, или лучше — он обращается и бегает среди них, тогда как они исполняют все нужды; этого что может быть постыднее? Когда прибудет и повивальная бабка, и тогда он не стыдится, а еще хвалится в присутствии даже посторонних девиц; ибо имеет в виду только то одно, как бы оказать больной свои услуги, не сознавая, что чем более он оказывает их, тем более срамит и ее и себя. И что удивительного в том, если он не стыдится пришедшей? Часто и в полночь он не ленится исполнять дело низких служанок, даже бежать к повивальной бабке; когда же та придет, его то выгоняют против воли, если он слишком бесстыден, то позволяют ему войти и сидеть; впрочем, кто мог бы, даже употребив много усилий для посрамления его, изобразить его таким, каким он делает сам себя? Когда же наступит день и нужно будет обоим вставать с постели, то начинаются предосторожности и опасения; ибо и она не может безопасно выйти из своей комнаты, так как часто, входя, быть может, встречала неодетого мужчину; и он опасаясь того же самого, иногда входит предвозвестив о себе, а иногда — без предосторожности, за что подвергается великому осмеянию; но я не стану говорить ничего более. Все это, хотя и маловажное, обыкновенно производит великий огонь невоздержания. Это и еще больше того бывает в доме; когда же он, отправившись на торжище, возвратится назад, то опять бывает большая непристойность. Входя в дом, как в свой, и не считая нужным предупредить об этом, он, находя сидящих у ней женщин, стыдит ее; и она часто испытывает тоже самое. Так у них женщина считает постыдным принимать к себе женщин, и мужчина мужчин; а сами они не отказываются жить вместе друг с другом, отказываясь принимать к себе людей одного с собою пола. Что может быть хуже этого? Случалось, что его находили и сидящим около мотающей нитки в клубок или держащей прялку. А кто может изобразить огорчения и ежедневные ссоры? Хотя бы между ними была великая дружба, может случаться и это. Я слыхал о некоторых, что они испытывают даже ревность; ибо, где нет духовной любви, там необходимо бывает и это. Отсюда непрестанные падения, отсюда развращение, от этого девственницы делаются неблагородными и бесстыдными и бывают, хотя не растленны телом, но растленны нравами; потому что, когда она привыкает свободно разговаривать с мужчиною, и сидеть вместе с ним, и смотреть на него, и смеяться в его присутствии, и делать многие другие непристойности, нисколько не считая этого дурным, то срывается завеса девства и попирается цвет его. Поэтому они ни от чего не устраняются и ни от чего не отказываются, но бывают и свахами и зачинщицами брака, и исполнительницами других дел, и многим женщинам, желающим остаться во вдовстве, препятствуют, думая найти в этом оправдание своих пороков; поэтому они и презираются всеми; поэтому и сами замужние женщины не стыдятся пред ними, как поступающие во всем лучше их. Подлинно, гораздо лучше вступать в первый и во второй брак, нежели делать такие непристойности и считаться у всех сводницами и бесстыдницами, лишаясь удовольствий брака и возлагая на себя бремена брака; ибо что может быть тяжелее, как иметь у себя мужчину и заботиться о его делах? Бог освободил тебя от этого бремени; от повеления: «к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Быт. 3:16), избавило тебя девство; для чего же ты опять навлекаешь на себя рабство? Христос сделал тебя свободною, а ты сама себе умножаешь труды; Он сделал тебя чуждою забот, а ты вымышляешь себе заботы.
|
|
|
|
|
|
9. Так как я упомянул о заботах, то благовременно мне, говорящему об этом, припоминается апостольское изречение. Если бы самое сожительство женщин с мужчинами и мужчин с женщинами освобождало от забот, то Павел, призывая к воздержанию, не сказал бы: «я хочу, чтобы вы были без забот» (1 Кор. 7:32), как бы желая и этим побудить нас к тому. Чего хотите вы, говорит он, — спокойствия и свободы? А разве вы не видите, что от сожительства с мужчинами происходит противное, — рабство и труды и многие беды? Поэтому многие, лишившись мужей, часто и не вступали снова в брак, чтобы не быть опять под игом рабства. Вообще, хотя бы тебе пришлось жить в бедности и оставаться без всяких покровителей, ты веди жизнь добродетельную и не имей ничего общего с мужчиною, но входи в общение с женщинами, живущими благопристойно, и не потеряешь венца своего и будешь наслаждаться полною безопасностью. Если же это сообщение представляется тебе труднодостижимым, поищи его тщательно, и несомненно найдешь, или лучше, и искать не нужно. Как все мы прибегаем к свету, так и к тебе, если будут блистать лучи твоей жизни, прибегнут все женщины, каждая с любовию предлагая тебе себя вместо служанки, и будут считать тебя опорою своего дома, и украшением и венцем своей жизни, по слову Христову: «ищите», говорит Он, «прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:33). А теперь мы, нерадя о небесном, по собственной вине лишаемся и житейского. Когда я говорю мы, то разумею не только мужчин, но и вас, женщин, и притом вас более, нежели мужчин, так как и в начале жена получила тягчайшее наказание потому, что она преимущественно содействовала обольщению; Бог и наказал обольстившую больше обольщенного. То же самое будет и ныне, если вы не захотите исправиться и возвратить свое благородство. Когда жена была обвиняема в том, что дала мужу от плода, она не осмелилась сказать, что ему, как мужчине, следовало бы не соглашаться и не обольщаться, но, умолчав об этом оправдании, как ничего не значущем, обратилась к оправданию другому, хотя также слабому, однако имеющему значение больше того. Отсюда видно, что скорее обольщенные могут слагать вину на обольстителей, нежели последние на обольщенных. Блудница приглашает растлевающего ее тело и, переспав с ним, потом отпускает его; а ты, пригласив повреждающего и растлевающего твою душу, держишь его постоянно в своем доме и не позволяешь уйти, налагая на него тяжкие узы ласкательством, угодливостью и другими действиями, и думая, что прославляешься, посрамляешь саму себя. Разве ты не понимаешь, скажи мне, как кратка настоящая жизнь, как подобна она сновидениям, увядающим цветам и скоропреходящей тени? Для чего же ты хочешь, насладившись теперь в сновидении, тогда терпеть наказание в действительности? Впрочем, в этом нет и наслаждения; ибо какое наслаждение там, где осуждение, порицание, насмешки и соблазны? Даже если бы и было наслаждение, то что значит малая капля воды в сравнении с беспредельным морем? «Слыши, дщерь, и смотри, и приклони ухо твое, и забудь народ твой и дом отца твоего. И возжелает Царь красоты твоей» (Пс. 44:11–12), взывал некогда Давид к вселенной, находящейся в худом состоянии. Это и мы провозгласим тебе, изменив немного слова пророка, и скажем вместе с пророком: «Слыши, дщерь, и смотри, и приклони ухо твое, и забудь» дурную привычку свою и живущих с тобою ко вреду твоему, и «возжелает Царь красоты твоей». Чего тебе больше этого? Что другое можем мы сказать равное тому, когда ты приобретешь любовь Владыки небес и земли, ангелов и архангелов и высших сил, освободившись от этих низких, подобных тебе рабов, посрамляющих твое благородство? Поэтому здесь и прилично окончить речь; ибо мы не можем сказать ничего, равного этой чести. Если имеющая женихом своим царя земного считает себя счастливее всех, то ты (имея Женихом своим) не царя земного и не подобного себе раба, но Царя небесного, превышающего всякое начальство и власть, и силу, и всякое именуемое название (Еф. 1:21), седящего выше херувимов, потрясающего землю, распростершего небо, страшного для херувимов, неприступного для серафимов, и не только Женихом, но и любящим тебя, и любящим сильнее всякого человека, как не оставишь все здешнее, хотя бы даже надлежало отдать самую душу? Итак, если этого одного слова достаточно для того, чтобы исправить человека, хотя бы он был грубее всякого свинца, и устремить его к горним обителям, то мы, здесь оканчивая (свое слово), увещеваем тебя — воспевать это изречение, как бы некоторую божественную песнь, и дома и на торжище, днем и ночью, на пути и в горнице, голосом и мыслию, и непрестанно повторять душе: «Слыши», душа моя, и смотри, и приклони ухо твое, и забудь» дурную привычку свою, и «возжелает Царь красоты твоей»; и если ты будешь постоянно повторять эти слова, то сделаешь душу чистейшею всякого золота, так как это изречение сильнее огня воспламеняет душевные помыслы и очищает всякую нечистоту, во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава во веки веков. Аминь.
КНИГА О ДЕВСТВЕ.
Рассуждение о девстве принадлежит к ранним произведениям св. Иоанна Златоуста, но достоверно неизвестно, тогда ли оно написано, когда он был диаконом или пресвитером антиохийской церкви (380–398 г. по Р. Х.), или, когда еще подвизался в пустыне (374–380). Несомненно, только то, что это произведение сделалось известным прежде Бесед его на 1–е послание ап. Павла к Коринфянам, сказанных в Антиохии, так как в конце 19–й Беседы на это послание сам святитель ссылается на свою книгу о девстве, в которой тщательно изъясняется христианское учение о девстве и его отношение к учению о законном браке, вопреки унижавшим брак еретикам, против которых в начале рассуждения святитель и направляет свою вдохновенную речь.
У еретиков нет истинных девственниц, потому что их девы нецеломудренны и принимают девство из отвращения к браку, как к преступлению. — Они не могут рассчитывать на мзду, одинаковую с православными девственницами. — Апостол, советуя воздержание, не делает из него правила, а еретики, удаляющиеся от его учения, ставят своих учеников в положение хуже язычников. — Наконец, девство еретиков оскорбительно для Бога, потому что их девственницы, отрекшись от веры, не имеют чистого сердца. — Кроме того, состояние девства, чтобы иметь значение заслуги, требует полной свободы в деле вступления в брак — чего не бывает у еретиков, поносящих брак. — Церковь, напротив, одобряет брак и считает его средством укрощения страстей для тех, кто разумно пользуется им. — Лицам, не имеющим надобности в таком средстве, церковь советует не вступать в брак, хотя и не запрещает его. — Она осуждает и изгоняет из своих недр только тех, которые оскверняют святость брака. — Ибо брак доброе дело, но девство лучше, и оно настолько же выше брака, насколько ангелы выше людей. — Девство полезно верующему, и по первоначальному плану творения оно только и должно бы господствовать на земле, потому что грех, бывший причиной смерти, был также и причиной греха. — Возможность размножения людей без брака. — Безбрачное происхождение первых людей и ангелов. — Таковым же было бы и распространение людей, если бы не согрешили прародители. — И теперь брак позволяется только как врачевство против невоздержания. — Воздержание есть дар Божий, но оно не исключает и содействия самого человека. — Картина несчастных браков. — Увещание девственницам, как и вдовам, что после произнесения обета целомудрия нельзя вступать в брак, не погрешая тяжко. — Брак есть цепь, потому что своими заботами и хлопотами повергает в рабство супругов. — Их взаимное подчинение есть тяжелая обязанность, и от нее они не могут избавляться иначе, как по взаимному согласию. — Лицемерные девственницы, уподобляющие себя неразумным девам. — Они будут лишены царства небесного. — Превосходство девства обнаруживается особенно в том, что оно облегчает нам совершение молитвы и добрых дел. — Неосновательность ссылки на Авраама в доказательство превосходства брака над девством. — Апостолы выше этого патриарха. — И богатый человек, состоящий в браке и занятый делами, также может вести жизнь праведную; но такие примеры редки. — Новый Завет требует большего совершенства, чем Ветхий, потому что в первом нам в большем изобилии даны дары и благодать Духа Святого.
К РАСОТУ девства иудеи презирают, и это нисколько не удивительно, если они не почтили Самого Христа, родившегося от Девы; а язычники восхищаются и поражаются ею; но ревнует о ней одна только Церковь Божья. Дев еретических я никогда не назову девственницами, — во–первых, потому, что они нечисты, так как не обручены одному мужу, как желает блаженный друг Жениха — Христа, когда говорит: «потому что я обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою» (2 Кор. 11:2). Хотя это сказано обо всей полноте Церкви, но под этими словами разумеются и девственницы. Как же могут быть чистыми те, которые не питают любви к одному Мужу, а присоединяют к Нему другого несуществующего бога? Итак, они не могут быть девственницами, во–первых по этой причине; а во–вторых потому, что они, признав брак бесчестным, стали воздерживаться от брака. Приняв же за правило считать брак порочным делом, они заранее лишили себя наград, принадлежащих девству; ибо справедливость требует, чтобы воздерживающиеся от злых дел не венцы получали, а только не подвергались наказанию. И такое установление можно видеть не только в наших, но и внешних (языческих) законах. Убийца, гласят (законы), пусть будет казнен смертью: но не прибавляют: неубивающий пусть получит почести. Вор, гласят (законы), пусть будет наказан; но не повелевают, чтобы удостаивался дара тот, кто не похищает чужого; и, подвергая смерти прелюбодея, они не удостаивают никакой награды того, кто не вредит чужим бракам. Это и весьма справедливо. Надобно воздавать похвалу и удивляться тем, которые преуспевают в добре, а не тем, которые (только) избегают зла; для последних довольно и той чести, если они не терпят ничего худого. Посему и Господь наш угрожал геенною тому, кто без причины и напрасно будет гневаться на брата своего и назовет его уродом (Матф. 5:22), но не обещал царствия небесного тем, которые не гневаются напрасно и воздерживаются от злословия, а потребовал еще другого, большего и важнейшего, сказав: «любите врагов ваших» (Матф. 5:44). И, желая показать, как маловажно, незначительно и недостойно никакой чести, только воздерживаться от ненависти к братьям, Он, заповедав нечто гораздо большее, т. е.любить их и быть в дружестве с ними, сказал, что и этого недостаточно для того, чтобы нам удостоиться какой–нибудь чести; ибо как это возможно, когда мы в этом отношении нисколько не превосходим язычников? Посему, у нас должно быть приложено к этому нечто другое более важное, если мы желаем требовать награды. Если, говорит (Христос), Я не осуждаю на геенну тебя, воздерживающегося от злословия и гнева на брата, то по одному этому ты не считай себя достойным венцов; потому что Я требую не такой только меры благорасположения; но, хотя бы ты к незлословию прибавил, что и любишь его, ты еще вращаешься долу и ставишь себя в ряду мытарей; если же ты желаешь быть совершенным и достойным небес, то не останавливайся только на этом, но взойди выше и усвой себе помысел, превосходящий самую природу, то есть — любовь к врагам. Итак, когда все согласны с нами в этом, то пусть перестанут еретики напрасно утруждать самих себя; они не получат никакой награды, не потому, чтобы Господь был не правосуден — да не будет!, — но потому, что они сами несмысленны и лукавы. Как это? Выше доказано, что за одно воздержание от худых дел не полагается никакой награды; а они избегают брака потому, что считают его худым делом: как же они могут требовать награды за уклонение от худого? Как мы не удостоимся венцов за то, что не прелюбодействуем, так они — за то, что не вступают в брак. Им в тот день скажет Имеющий судить нас: Я уготовал почести не для тех, которые только воздерживались от злых дел (это для Меня маловажно), но тех, которые исполняли всякую добродетель, Я ввожу в нетленное небесное наследие. Как же вы, признав брань делом нечистым и скверным, за свое воздержание от скверного требуете наград, уготованных делающим доброе? И агнцев поставляет Он одесную, и благословляет, и вводит в царство, не за то, что они не похищали чужого, но за то, что и свое собственное разделяли с другими; и того, которому вручено было пять талантов, Он одобряет не потому, что он не уменьшил числа их, но потому, что еще умножил данное и возвратил залог сугубым. Доколе же вы не перестанете бегать напрасно, трудиться тщетно, всуе подвизаться и бить воздух (1 Кор. 9:26; Филип. 2:16)? И, о если бы только напрасно! — хотя для трудившихся много и ожидавших наград еще больших, чем труды, и то не малым послужит наказанием, что они во время почестей окажутся между не получившими их.
2. Но не в этом только состоит их несчастие, и не тем только ограничится страдание их, что они ничего не приобрели; но последуют другие, еще гораздо более тяжкие наказания, — огонь неугасающий, червь неумирающий, тьма кромешная, скорбь, теснота. Посему нам нужны бесчисленные уста и ангельская сила, чтобы мы могли создать Богу достойную благодарность за Его попечение о нас; или лучше — и тогда это невозможно. Почему? Хотя старание о девстве и у нас и у еретиков одинаково, а может быть у них и гораздо большее, но плод этих трудов не одинаков: для них (готовятся) узы, слезы, скорби и вечные мучения, а для нас — участь ангельская, блистательные светильники и главнейшее из всех благ — общение с Женихом. Отчего же так, — за одни и те же труды возмездие противоположное? Оттого, что они (еретики) избрали девство, чтобы поставить закон противный Богу; а мы это делаем, чтобы исполнить Его волю. Бог хочет, чтобы все люди воздерживались от брака, по свидетельству того, через которого Христос говорит: «ибо желаю, чтобы все люди были, как и я» (1 Кор. 7:7), т. е. в воздержании. Но Спаситель, щадя нас и зная, что «дух бодр, плоть же немощна» (Матф. 26:41), не поставил этого дела в непременную заповедь, но предоставил избрание его нашим душам. Если бы это было повелением и законом, то исполняющие его не получили бы награды, но услышали бы: «потому что сделали, что должны были сделать» (Лук. 17:10); равно как и преступившие не получили бы прощения, но подверглись бы наказанию, как нарушители закона; теперь же, сказав: «кто может вместить, да вместит» (Матф. 19:12), (Спаситель), с одной стороны, не осудил немогущих, а с другой — могущим открыл великий и чрезвычайный подвиг. Посему и Павел, шествуя по следам Учителя, говорит: «относительно девства я не имею повеления Господня, а даю совет» (1 Кор. 7:25).
3. Но ни Маркион, ни Валентин, ни Манес [20] не удержались в (пределах) такой умеренности; ибо в них говорил не Христос, щадящий овец Своих и полагавший за них душу Свою, но человекоубийца, отец лжи (Иоан. 10:11; 8:44). Посему, они погубили и всех поверивших им, здесь обременив их бесполезными и невыносимыми трудами, а там увлекши вместе с собою в уготованный для них огонь.
4. О, вы более несчастны, чем даже язычники! Хотя язычников ожидают мучения геенны, но они, по крайней мере, здесь пользуются удовольствиями, вступая в браки, наслаждаясь богатством и другими житейскими приятностями; вам же и здесь и там предстоит терпеть мучения и скорби, здесь добровольно, а там невольно. И язычникам за пост и девство награды никто не даст и не предложит наказание; а вы подвергнетесь крайнему осуждению за то самое, за что ожидали бесчисленных похвал, и вместе с другими услышите: «идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его» (Матф. 25:41) — за то, что вы постились, за то, что вы девствовали. Сами по себе пост и девство ни добро, ни зло, но бывают тем или другим от намерения упражняющихся в них. Для язычников такая добродетель бесплодна; потому что они удаляют от себя награду тем, что не по страху Божью преуспевают в ней; а вы, восставая против Бога и клевеща на Его создания, не только удаляете от себя награду, но даже будете за то наказаны. За догматы вы будете поставлены наряду с язычниками; потому что, подобно им, отвергши истинного Бога, вы ввели многобожие; а по жизни они будут лучше вас. Их беда ограничивается тем, что они не получат никакого блага, вам же предстоит кроме того терпеть еще и зло; но им пришлось насладиться всем в настоящей жизни, а вы лишили себя и того и другого. Получить мучения в воздаяние за труды и усилия — может ли какое–нибудь наказание быть тяжелее этого? Прелюбодей, любостяжатель, пользующийся чужим, обкрадывающий ближнего, имеют некоторое утешение, хотя маловажное, однако имеют, — в том, что они наказываются за здешние наслаждения. Но и сказать нельзя, какая скорбь постигнет того, кто добровольно принял нищету, дабы там обогатиться, и решился на подвиги девства, дабы там ликовать вместе с ангелами, и вдруг, сверх всякого ожидания, будет наказываться за то самое, за что надеялся получить бесчисленные блага. Я думаю, что совесть будет терзать его так же, как огонь, когда он представит, что те, которые одинаково с ним трудились, пребывают со Христом, а он за то же самое, за что они наслаждаются неизреченными благами, терпит крайнее наказание, и, хотя вел строгую жизнь, страдает даже более людей распутных и сладострастных.
5. Подлинно, целомудрие еретиков хуже всякого распутства. Последнее причиняет обиду людям, а первое восстает против Бога и оскорбляет бесконечную премудрость; такие сети расставляет дьявол своим служителям. А что девство еретиков действительно есть изобретение его лукавства, это говорю не я, а Тот, Кому не безызвестны его замыслы. Что же Он говорит? «Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, через лицемерие лжесловесников, сожженных в совести своей, запрещающих вступать в брак [и] употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением» (1 Тим. 4:1–3). Как же может быть девственницей та, которая отступила от веры, слушается обольстителей, доверяется демонам, почитает ложь? Как может быть девственницей та, у которой сожжена совесть? Девственница должна быть чиста не телом только, но и душой, если желает принять святого Жениха; а та (дева еретическая) как может быть чистой, имея столько пятен? Если надобно устранять даже житейские попечения от этого брачного чертога, как несовместные с его благообразием, то, как будет в состоянии сохранить красоту девства та, внутри которой обитает нечестивый помысел?
6. Хотя тело ее и остается нерастленным, но растлилась лучшая часть ее — душевные помыслы; а что пользы в том, что остаются ограды, когда храм разрушен? Или какая польза от того что место престола остается чистым, если самый престол осквернен? А лучше сказать, и тело ее не свободно от осквернения. Богохульство и злоречие хотя рождаются внутри, но не остаются в душе, а, быв произнесены устами, оскверняют как язык (говорящего), так и слух внемлющего, и, подобно ядовитым зельям, проникая в самую душу, переедают корень (существа человеческого) хуже всякого червя, а с ним вместе губят затем и все тело. Итак, если сущность девства состоит в святости тела и духа, а (дева еретическая) осквернена и нечиста в том и другом отношении, то, как может она быть девственницей? Но она указывает мне на бледность (своего лица), на изнуренные члены (тела), на убогую одежду, на смиренный взор. А что пользы в этом, когда внутренний взор ее бесстыден? Что может быть бесстыднее того взора, который располагает и здешние глаза — смотреть на создания Божьи, как на зло? «Вся слава дщери Царя внутри» (Пс. 44:14); а она извратила стройность этого изречения, извне облекшись в славу, а внутри имея всякое бесчестие. В том и беда, что перед людьми она выказывает великое благоприличие, а перед создавшим ее Богом позволяет себе великое безумие; и та, которая остерегается взглянуть на мужчину, — если только есть такие (девы) между еретиками, — бесстыдными очами взирает на Владыку людей и изрекает хулу на небо: побледнело у них лицо и уподобилось мертвому. Потому они и достойны слез и многих сетований, что приняли на себя такой труд не только напрасно, но и на погибель своей головы.
7. Одежда их убога? Но не в одеждах и не в цвете одежд заключается девство, а в теле и душе. Если мы о философе судим не по волосам, не по трости и не по хитону, но по нравам и душе, и о воине — не по плащу и поясу, но по силе и мужеству; то не нелепо ли было бы так просто и легкомысленно полагать всю доблесть девственницы, — этого дивного и превосходящего все человеческое явления, — в неубранных волосах, в поникшем лице и в серой одежде, не вникнув в ее душу и не исследовав тщательно ее внутреннего настроения? Но этого не допускает тот, кто постановил законы такого подвижничества. Он повелевает не по одеждам судить о посвятивших себя на этот подвиг, но по верованиям и по душе. «Все подвижники», говорит он, «воздерживаются от всего» (1 Кор. 9:25), от всего вредного для здравия души; и: «не увенчивается, если незаконно будет подвизаться» (2 Тим. 2:5). Какие же законы этого подвижничества? Послушай, что еще он говорит, или лучше, через него Сам Подвигоположник Христос: «брак у всех [да будет] честен и ложе непорочно» (Евр. 13:4).
Дата добавления: 2015-12-19; просмотров: 13; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!