Что‑то находишь, что‑то теряешь 3 страница
– Пусти меня, Трэвис.
Почувствовав, что надеяться больше не на что, я разжал пальцы. Эбби ушла не оглядываясь, а я сидел на тротуаре, уронив руки. Она не вернется, я ей больше не нужен, и тут уже ничего не изменишь.
Через несколько минут я наконец‑то собрался с силами и встал. Ноги не хотели идти, но я кое‑как заставил их слушаться и доковылял до мотоцикла. Сел на него и заплакал. Мне уже приходилось терять любимого человека, но нынешнюю утрату я осознавал куда яснее. Это было не воспоминание из раннего детства, но что‑то, с чем я столкнулся лицом к лицу, что‑то, лишающее меня сил и притупляющее все ощущения, кроме невыносимой физической боли.
Вспомнились слова мамы, и я понял: Эбби – та самая девушка, за которую я должен был бороться, и боролся, но потерпел поражение.
Возле моего мотоцикла остановился красный «додж‑интрепид». Не нужно было заглядывать внутрь, чтобы понять, чья это машина.
– Привет, – сказал Трентон, выключив двигатель и просунув руку в открытое окно.
– Привет, – ответил я, вытирая глаза рукавом куртки.
– Вечерок не задался?
– Да, – кивнул я, не отрывая взгляда от бензобака мотоцикла.
– А я только что с работы. Решил выпить. Поехали со мной в «Датч».
Я сделал долгий прерывистый вдох. Трентон, так же как и отец с остальными братьями, знал ко мне подход. Мы оба понимали, что в моем теперешнем состоянии я не должен садиться за руль.
|
|
|
– Поехали.
– Ну вот и отлично, – сказал Трент с удивленной улыбкой.
Я слез с мотоцикла и обошел «додж», чтобы сесть рядом с братом. Горячий воздух, который шел от машины, обжег мне кожу, и я впервые почувствовал, что на улице очень холодно, а одет я совсем не по погоде.
– Тебе Шепли позвонил?
– Ага. – Трентон сдал назад и, осторожно маневрируя, стал выруливать со стоянки. Потом посмотрел на меня. – Точнее, его девушке позвонил какой‑то парень и сказал, что вы с Эбби ругаетесь возле столовой.
– Мы не ругались. Я просто… пытался ее вернуть.
Трентон кивнул:
– Я так и подумал.
Выехав на дорогу, мы замолчали. Разговор возобновился, только когда мы вошли в «Датч» и расположились за стойкой. Публика в этом баре собиралась не самая спокойная, зато большинство завсегдатаев и сам Билл, бармен и хозяин заведения, были приятелями моего отца, и мы с братьями выросли у них на глазах.
– Рад вас видеть, ребята. Давненько вы к нам не заглядывали, – сказал Билл, вытирая столешницу и ставя перед каждым из нас по стопке виски и по бутылке пива.
– Привет, Билл, – ответил Трентон, тут же опрокинув свою стопку.
– Трэвис, с тобой все хорошо? – спросил хозяин.
Трент ответил за меня:
– Ему станет лучше, когда он выпьет.
|
|
|
Я был благодарен брату за то, что он избавил меня от необходимости говорить. Сейчас мне от греха подальше действительно стоило отмолчаться.
Трент одну за другой ставил передо мной стопки виски до тех пор, пока у меня во рту все не онемело и я не почувствовал, что вот‑вот вырублюсь. Потом, наверное где‑то между баром и моей квартирой, я действительно отключился. Во всяком случае, проснулся я на диване, одетый, не помня, как попал домой.
Меня разбудили знакомые звуки: Шепли закрыл дверь и «хонда» Америки выехала с парковки. Я сел и открыл один глаз:
– Ну как вы? Хорошо повеселились?
– Да. А ты?
– И я. Наверное. Ты слышал, как я пришел?
– «Пришел» – не совсем подходящее слово. Трент втащил тебя по лестнице и бросил на диван. Ты ржал, и я подумал, что вам, видать, было весело.
– Трент, может, и придурок, но брат он неплохой.
– Это точно. Есть будешь?
– Ой нет, только не это! – простонал я.
– Как хочешь. А я пойду поем хлопьев.
Я стал мысленно восстанавливать события прошедшего вечера. Часы, проведенные в баре, виделись как в тумане, зато встречу с Эбби возле столовой я вспомнил отчетливо. Меня передернуло.
– Я сказал Мерик, что сегодня мы будем заняты. Думаю, пора заменить твою разнесчастную дверь.
|
|
|
– Тебе не обязательно нянчиться со мной, Шеп.
– А я и не собираюсь. Через полчаса мы выезжаем. Перед этим тебе не помешало бы помыться, – сказал он, усаживаясь в кресло с миской хлопьев в руках. – А как вернемся домой, нужно будет заниматься. Скоро ведь экзамены.
– Вот же свинство! – вздохнул я.
– Я закажу пиццу: пообедаем ею, а вечером доедим, что останется.
– Нет уж, спасибо. Скоро День благодарения, и мне предстоит два дня подряд есть пиццу на завтрак, обед и ужин.
– Ладно, тогда китайский ресторан.
– На фига так суетиться из‑за бытовой ерунды?
– Иногда это помогает отвлечься. Поверь.
Я медленно кивнул, надеясь, что Шепли прав.
Время еле ползло, и я был даже рад необходимости засиживаться допоздна (мы занимались вдвоем с Шепом, или к нам присоединялась Америка): за подготовкой к экзаменам можно было хоть как‑то коротать бессонные ночи. Трентон обещал до Дня благодарения не говорить отцу и братьям про мой разрыв с Эбби. Приближение праздника внушало мне беспокойство: я ведь уже сказал своим, что Голубка придет. Если явлюсь без нее, они пристанут с вопросами, а обмануть их вряд ли удастся. Они меня насквозь видят.
В пятницу, после занятий, я позвонил Шепли:
|
|
|
– Слушай, я понимаю, что эта тема закрыта, и все‑таки не сможешь ли ты узнать, где Эбби собирается провести праздники?
– Тут и узнавать нечего. Она будет с нами. Мы едем к Америке домой.
– Серьезно?
– Да. А что?
– Ничего, – сказал я и быстро нажал отбой.
Я стал бродить по кампусу под моросящим дождем, дожидаясь, когда у Эбби закончится занятие. Наконец из корпуса стали выходить студенты, которые вместе с ней были на матанализе. Сначала я увидел голову Паркера, потом вышла Голубка. Она куталась в зимнее пальто, с явной неловкостью слушая болтовню Хейса.
Я надвинул на лоб свою красную бейсболку и подбежал к ним. Заметив меня, Эбби слегка приподняла брови.
Я принялся, как заклинание, повторять про себя: «Какую бы гадость ни брякнул сейчас Паркер, будь спокоен. А то все испортишь. Не теряй голову». Но Паркер, к моему удивлению, отошел, не говоря ни слова.
– Шепли сказал, что вы с ним и с Америкой едете завтра в Уичито?
– Ну да, едем…
– Ты пробудешь там все праздники?
Она пожала плечами, с видимым усилием пытаясь сделать вид, будто мое присутствие ее нисколько не смущает.
– Может быть. У меня очень хорошие отношения с родителями Мерик.
– А с твоей мамой?
– Она алкоголичка, Трэвис. Ей что День благодарения, что не День благодарения – она даже дат не разбирает.
У меня подвело живот: Голубкин ответ на следующий вопрос мог стать моим последним шансом. Услышав раскат грома, я поднял голову и поморщился, когда на лицо мне упало несколько крупных капель.
– Хочу попросить тебя об одолжении, – сказал я, втягивая шею. – Иди сюда. – Я потащил Эбби под ближайший навес, где мы могли укрыться от внезапно разошедшегося ливня.
– О каком? – спросила она, заподозрив неладное.
Из‑за шума дождя мне было плохо ее слышно.
– Э‑э‑э… – замялся я. Мои нервы напряглись до предела, мозг забил тревогу, но я все‑таки решился: – Мои братья и отец по‑прежнему ждут тебя в четверг.
– Трэвис! – простонала Эбби.
Я посмотрел на свои ботинки.
– Ты ведь обещала прийти.
– Знаю, но… Ты не считаешь, что теперь это будет немного неуместно?
– Ты обещала прийти, – повторил я, стараясь, чтобы голос казался спокойным.
– Я пообещала это тебе до того, как мы расстались. Теперь все изменилось. Неужели не ясно?
– Нет, не ясно. И уже ничего не переиграешь: Томас забронировал билет на самолет, Тайлер взял выходной. Все хотят тебя видеть.
Эбби поморщилась и принялась накручивать на палец мокрую прядь волос.
– Твои братья в любом случае приехали бы на праздник к отцу, разве нет?
– Не все. Мы уже несколько лет не собирались в День благодарения полным составом. Ребятам непросто выбраться, а на этот раз я пообещал им настоящий праздничный ужин. С тех пор как умерла мама, у нас на кухне не появлялась ни одна женщина и…
– Вам что, кухарка нужна?
– Да нет, конечно. Ты же знаешь, Голубка: я не это имел в виду. Я только пытаюсь сказать, что мы все очень хотим тебя видеть.
– Ты не рассказал отцу и ребятам о нашем разрыве?
– Пока нет. Папа начнет меня расспрашивать, а я еще не готов об этом говорить. Мне до старости придется выслушивать, какой я дурак. Пожалуйста, Голубка, приходи.
– Индейку нужно поставить в духовку в шесть утра. Тогда в пять мы должны будем отправиться к тебе домой…
– Давай там и заночуем.
Она возмутилась:
– Ну уж нет! Хватит с меня и того, что я должна буду врать твоим родственникам, изображая, будто мы все еще встречаемся!
Такой ответ уязвил мое самолюбие, хотя, строго говоря, другой реакции ждать и не приходилось.
– Ты так кипятишься, словно я тебя из окна попросил выпрыгнуть.
– Ты должен был им все рассказать!
– И расскажу. После Дня благодарения. Обязательно расскажу.
Эбби вздохнула и отвела взгляд в сторону. Ожидание ответа было таким же мучительным, как если бы мне под ногти загоняли иголки.
– Хорошо, я приду. Но ты должен пообещать, что это не какая‑нибудь очередная уловка и ты не будешь уговаривать меня восстановить наши отношения.
Я кивнул, стараясь сохранять невозмутимый вид:
– Обещаю.
Голубка сжала губы, но в глазах у нее все‑таки мелькнул чуть заметный намек на улыбку.
– Увидимся в пять.
Я наклонился и поцеловал Эбби в щеку. Собирался просто по‑дружески чмокнуть, но губы так соскучились по ее коже, что трудно было их оторвать.
– Спасибо, Голубка.
После того как Шепли с Америкой погрузили вещи в «хонду» и отправились в Уичито, я сделал уборку в квартире, разобрал постиранное белье, выкурил полпачки сигарет, сложил сумку для ночевки у отца и обругал часы за то, что медленно вдут. Еле дождавшись половины пятого, я выбежал на улицу, сел в «чарджер» Шепа и поехал в «Морган», стараясь не гнать слишком быстро.
Эбби открыла мне дверь. Как ни странно, мое появление явно ее удивило.
– Трэвис? – пробормотала она.
– Ты готова?
Она недоумевающе на меня посмотрела:
– Готова к чему?
– Мы же договорились, что я заеду за тобой в пять!
Она сложила руки на груди:
– Вообще‑то, я имела в виду пять часов утра.
– Ой! А я сказал отцу, что мы сегодня у него ночуем… Ладно, придется ему перезвонить…
– Трэвис! – вскричала Эбби.
– Я взял машину Шепа, чтобы удобнее было везти наши вещи. В доме есть для тебя свободная спальня, можно посмотреть какой‑нибудь фильм или…
– Я же тебе говорила, что не собираюсь оставаться на ночь у твоего отца!
Я сник:
– Ладно. Тогда… Тогда до завтра.
Я попятился, Эбби закрыла дверь. Если завтра она и придет, то все равно мои поймут, что у нас проблемы, раз мы не приехали вечером, как обещали. Я медленно пошел по коридору, набирая отцовский номер. Папа спросит, в чем дело, а я не смогу соврать.
– Трэвис, постой. – (Я обернулся и увидел Эбби.) – Подожди пять минут, пока я не соберу вещи.
Я улыбнулся: гора свалилась с плеч. Мы вместе вернулись в Голубкину комнату, я остановился у порога, а Эбби принялась метаться из стороны в сторону, кидая в сумку всякую всячину. Как в тот вечер, когда я выиграл пари. Я понял, что ни на какие сокровища не променял бы ни единой секунды того времени, которое мы провели вместе.
– Голубка, я все еще тебя люблю.
– Не надо, Трэвис. Я делаю это только ради твоего отца и братьев.
Я задержал дыхание, чтобы подавить резкую боль в груди:
– Знаю.
ГЛАВА 23
ВЫСКАЗАЛСЯ
Разговор не клеился. Все, о чем бы я ни заводил речь, казалось некстати. И я молчал, чтобы не разозлить Эбби еще до того, как мы приедем к отцу.
План мой был таков: Голубка станет играть роль моей девушки, почувствует, что ей меня не хватает, а там, глядишь, я еще раз попрошу у нее прощения и мы помиримся. Все это выглядело, конечно, не слишком надежным, но больше ничего не оставалось.
Подъехав к дому по мокрой гравийной дорожке, я остановился у крыльца и выгрузил наши сумки. Отец с улыбкой открыл дверь:
– Здравствуй, сынок. – Он улыбнулся еще шире, заметив стоявшую рядом со мной мокрую, но оттого не менее прекрасную девушку. – Эбби Эбернати! Мы с нетерпением ждем завтрашнего обеда. Много времени прошло с тех пор, как… М‑да… Много времени прошло.
Войдя в дом, отец положил руку себе на пузо и весело сказал:
– Думаю, Трэв, вы оба заночуете в гостевой спальне. Вряд ли вам будет удобно в твоей бывшей детской.
Голубка поглядела на меня. Я промямлил:
– Эбби… э‑э‑э… Она, наверное, пускай ложится в гостевой, а я у себя.
Тут появился Трентон и скривил физиономию:
– Это еще почему? Разве вы не живете вместе?
Сам ведь, засранец, прекрасно знал почему.
– В последнее время нет, – сказал я, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на него.
Отец с Трентом обменялись взглядами.
– В комнате Томаса уже давно кладовка. Поэтому его я хотел поселить у тебя. Но раз так, то он, пожалуй, и в гостиной поспит, – сказал отец, оглядывая старые полинялые диванные подушки.
– Нет, что вы, Джим, не беспокойтесь. Все в порядке, мы просто хотели… соблюсти благопристойность, – проговорила Голубка, дотрагиваясь до моего плеча.
Отец расхохотался на весь дом.
– Эбби, – сказал он, похлопав ее по руке, – ты же видела моих сыновей! Неужели ты думаешь, что меня еще можно чем‑нибудь шокировать?
Я кивком указал в сторону лестницы, Голубка пошла за мной. Я осторожно открыл дверь ногой и, поставив наши сумки на кровать, посмотрел на Эбби. Она сканировала комнату своими расширившимися серыми глазами. Ее взгляд упал на висевшую на стене фотографию моих родителей.
– Извини, Голубка. Я буду спать на полу.
– Да уж, пожалуйста! – сказала она, собирая волосы в хвостик. – Черт! И как я позволила заманить меня сюда!
Я сел на кровать. Эбби не кокетничала: она действительно злилась. А я‑то в глубине души надеялся, что она, как и я, будет рада, если мы снова окажемся вдвоем.
– Да, по‑дурацки вышло. Но я не знал, что так получится.
– Все ты знал, Трэвис. Ты именно на это и рассчитывал. Думаешь, не понимаю? Я тебе не дурочка какая‑нибудь!
Я поднял глаза и устало улыбнулся:
– Но тем не менее ты приехала.
– Мне нужно все подготовить для завтрашнего дня, – сказала Голубка, открывая дверь.
Я встал:
– Давай помогу.
Эбби занялась картошкой, тестом для пирога и индейкой. Я подавал то, что она просила, и выполнял кое‑какие мелкие поручения. Первое время нам было неловко, но потом приехали близнецы, и все стали вертеться на кухне, чтобы помочь Голубке освоиться. Отец рассказал ей несколько историй из нашего детства. Потом мы посмеялись, вспомнив предыдущие праздники с безуспешными попытками украсить стол чем‑нибудь, кроме покупной пиццы.
– Диана потрясающе готовила, – задумчиво сказал папа. – Хотя Трэв вряд ли помнит. Мы потому и не стали ничему учиться: знали, что с ее едой все равно не сравнится никакая другая.
– Но пусть нашу гостью это не смущает, – хмыкнул Трентон, доставая пиво из холодильника. – Давайте перекинемся в картишки. Хочу отыграть у Эбби часть денег, которые она из меня вытянула в прошлый раз.
Отец погрозил пальцем:
– Сегодня никакого покера, Трент. Иди лучше достань домино. Играем просто так, не на деньги.
Трентон тряхнул головой:
– Ладно‑ладно.
Близнецы вышли из кухни, Трент за ними.
– Идем, Трэв, – оглянулся он, задержавшись на пороге.
– Я помогаю Голубке.
– Иди, малыш, – сказала Эбби. – Осталось немного, я управлюсь одна.
Я знал, что ее ласковость показная, но все равно было приятно.
– Уверена? – спросил я, кладя руку ей на бедро.
Голубка кивнула, я поцеловал ее в щеку и прошел вслед за Трентоном в игральную комнату.
Мы расселись, настроившись на тихий семейный вечер за домино. Высыпая костяшки из коробки, Трентон занозил палец и выругался. Тэйлор фыркнул:
– Ты, плакса! Будешь хныкать или все‑таки раздашь?
– Конечно раздам. Или сам хочешь попробовать? Но ты же, придурок, считать не умеешь!
Рассмеявшись над остротой Трентона, я привлек к себе его внимание.
– Вы с Эбби хорошо ладите, – сказал он. – Как тебе это удалось?
Я понял, что он имеет в виду, и сердито на него взглянул: незачем было распространяться на эту тему при близнецах.
– Долгими уговорами.
Отец вошел в комнату и сел за стол:
– Трэвис, она хорошая девушка. Я рад за тебя, сынок.
– Да, она хорошая, – сказал я, стараясь не показывать, как мне грустно.
Эбби прибиралась на кухне, и я боролся с желанием встать и пойти к ней. Я понимал, что День благодарения – семейный праздник, но хотелось как можно больше времени провести именно с Голубкой, вдвоем.
Через полчаса я по характерному звуку догадался, что заработала посудомоечная машина. Выйдя из кухни, Эбби быстро махнула мне и направилась к лестнице. Я вскочил.
– Голубка, ты уже решила лечь? – спросил я, хватая ее за руку. – Еще ведь рано!
– У меня был трудный день. Я устала.
– А мы как раз собрались посмотреть фильм. Может, посидим вместе?
Она посмотрела в сторону лестницы, потом опять на меня:
– Уговорил.
Я за руку подвел Эбби к дивану, мы сели рядом и уставились в телевизор.
– Тэйлор, выключи свет, – скомандовал отец.
Мне хотелось обнять Голубку, но я не решился. Она пошла мне навстречу, и воспользоваться ситуацией было бы с моей стороны некрасиво. Поэтому я просто положил руку на спинку дивана.
Когда полфильма уже прошло, распахнулась входная дверь, и в ту же секунду мы увидели Томаса с багажом в руках.
– С Днем благодарения! – сказал он, опуская сумки на пол.
Отец встал и обнял его. Все, кроме меня, тоже подошли.
– Не хочешь поздороваться с Томасом? – шепотом спросила Эбби.
– Мне выпала возможность провести с тобой один вечер, – ответил я, глядя, как отец и братья хохочут и обнимаются. – Не хочу терять ни секунды.
Томас улыбнулся:
– Привет, Эбби! Рад снова тебя видеть!
Я дотронулся до Голубкиной ноги. Она посмотрела на мою руку, потом подняла глаза. Я понял намек и убрал ладонь, сцепив пальцы у себя на коленях. От вездесущего старшего брата это не укрылось, и он спросил:
– Что, в раю не все гладко?
– Заткнись, Томми, – проворчал я.
Все притихли и посмотрели на Эбби, ожидая объяснений. Она нервно улыбнулась, взяла мою руку в свои и, положив голову мне на плечо, сказала:
– Мы просто устали. Целый вечер хлопотали на кухне.
Я посмотрел на наши соединенные руки, и ужасно захотелось сказать Голубке, как я благодарен за то, что она сейчас для меня делала.
– Кстати, насчет усталости: я действительно вымоталась и, пожалуй, все‑таки пойду спать, малыш. – Оглядев остальных, она добавила: – Всем спокойной ночи.
– Спокойной ночи, девочка, – сказал отец.
– Спокойной ночи, – сказали братья и проводили Эбби взглядом, пока она поднималась по лестнице.
– Я тоже скоро лягу! – крикнул я вдогонку.
– Да уж, я думаю, ты не заставишь себя долго ждать, – поддразнил меня Трентон.
– Везучий, паразит, – проворчал Тайлер.
– Эй, ребята, привыкайте относиться к ней как к сестре, – предупредил отец.
Не обращая внимания на реплики братьев, я взбежал по ступенькам и проскочил в дверь спальни как раз перед тем, как она захлопнулась. Я застыл, сообразив, что Эбби, наверное, хочет приготовиться ко сну и делать это при мне ей теперь неудобно.
– Подождать в коридоре, пока ты переоденешься?
– Я приму душ. Потом переоденусь в ванной.
Я потер шею ладонью:
– Ладно. Тогда я пока сооружу для себя лежку.
Эбби кивнула. Ее стальные глаза смотрели непреклонно. Стена, которой она от меня отгородилась, не пошатнулась. Вынув что‑то из сумки, Голубка направилась в ванную.
Я откопал в шкафу несколько простынь с одеялом и разостлал все это на полу рядом с кроватью. Теперь у меня хотя бы появилась возможность поговорить с Эбби наедине – и на том спасибо.
Как только Голубка вышла из ванной, я бросил подушку в изголовье своей импровизированной постели и сам поспешил в душ. Не желая терять времени, намылился, сразу же смыл пену водой, вытерся, оделся и вернулся в спальню. Вся процедура не отняла и десяти минут.
Когда я вошел, Эбби лежала в кровати, натянув одеяло до самого подбородка. Ясное дело, ее постель выглядела куда привлекательнее, чем моя собственная. Я понял, что последняя ночь, которую я проведу с любимой девушкой в одной комнате, будет бессонной: лежа в нескольких дюймах от Голубки и не имея права до нее дотронуться, я стану просто слушать, как она дышит.
Я выключил свет и лег на пол:
– Это наша с тобой последняя ночь, да?
– Не начинай, Трэв. Я хочу спать, а не ругаться.
Я повернулся к Эбби лицом и приподнялся на локте. Она тоже повернулась ко мне.
– Я люблю тебя.
Секунду Голубка молча на меня смотрела.
– Ты же обещал…
– Я обещал, что не буду ничего подстраивать, чтобы восстановить наши отношения. Я действительно не собираюсь этого делать, – сказал я, протягивая к ней руку. – Но я не могу не хотеть снова быть с тобой.
– Ты мой друг, и мне жаль причинять тебе боль, но я должна слушать свой внутренний голос, а он всегда говорил, что ничего хорошего у нас с тобой не выйдет.
– Ты же меня любила, разве нет?
Эбби насупилась:
– Я и сейчас тебя люблю.
Тут на меня нахлынули все чувства сразу – с такой силой, что я не мог отделить одно от другого.
– Можно тебя кое о чем попросить?
– Ты уже кое о чем попросил. Поэтому я здесь, – усмехнулась Голубка.
– Если ты действительно решила… со мной порвать, то можно я в последний раз хотя бы полежу рядом?
– Не думаю, Трэв, что это хорошая мысль.
Я сжал ее руку:
– Пожалуйста! Я не смогу заснуть, зная, что ты так близко и это мой последний шанс тебя обнять.
Голубка посмотрела на меня и нахмурилась:
– Но учти: я не собираюсь заниматься с тобой сексом.
– Я и не прошу.
Эбби оглядела пол и задумалась. Потом, зажмурившись, отодвинулась от края кровати и отвернула одеяло. Я быстро забрался в постель и обхватил Голубку обеими руками. Атмосфера в комнате и без того была наэлектризованной, а теперь я и вовсе почувствовал себя на грани срыва – так взволновало меня прикосновение к Эбби.
– Мне будет этого не хватать, – сказал я.
Поцеловав Голубкины волосы, я прижал ее к себе и уткнулся лицом ей в шею. Она положила руку мне на спину, и я потянул носом воздух, вдыхая любимый запах и стараясь навсегда его запомнить.
– Я… боюсь, что не смогу, Трэвис, – сказала Эбби, пытаясь высвободиться.
Я сжал ее – не потому, что хотел удержать силой, а просто инстинктивно, чтобы подавить боль, которая мучила меня уже много дней подряд.
– Я не могу, – повторила Голубка.
Я понимал ее: мне тоже было тяжело, и все‑таки я не хотел отстраняться.
– Тебе и не нужно ничего делать, – сказал я, не отрывая лица от Голубкиной кожи. – Просто позволь мне в последний раз подержать тебя вот так. И все.
После еще одной безуспешной попытки вырваться Эбби закрылась ладонями и заплакала. У меня тоже подступили слезы. Бережно приоткрыв Голубкино лицо, я поцеловал ей руку и посмотрел сначала на губы, потом опять на глаза. Она прерывисто выдохнула.
– Я никого уже не буду любить, как тебя, Голубка.
Эбби всхлипнула, дотронулась до моей щеки и мягко, как бы извиняясь, сказала:
– Не могу.
– Знаю, – ответил я дрогнувшим голосом. – Я с самого начала понимал, что недостоин тебя.
На Голубкином лице появилось болезненное выражение, она покачала головой:
– Дело не только в тебе, Трэв. Мы просто друг другу не подходим.
Я хотел возразить, но Эбби была права. Она заслуживала лучшего и стремилась найти свою судьбу. Кто я, на хрен, такой, чтобы мешать ей?
Подумав об этом, я глубоко вздохнул и положил голову Голубке на грудь.
Я проснулся, услышав шум и возню внизу.
– Ой! – крикнула Эбби с кухни.
Я сбежал по лестнице, на ходу натягивая футболку:
– Все в порядке, Голубка? – От босых ступней по всему телу растекался холод. – Черт! Пол просто ледяной!
Я попрыгал на одной ноге, потом на другой. Эбби подавила смешок. Было еще совсем рано: часов пять или шесть. Все, кроме нас, спали. По утрам я всегда легко возбуждался и теперь, глядя, как Эбби наклоняется, чтобы засунуть противень в духовку, еле себя сдержал.
– Можешь залезать обратно в постель. Я спустилась только поставить индейку.
– Ты со мной?
– Да.
– Тогда пойдем. – Я махнул в сторону лестницы.
Вернувшись в спальню, я снова стащил с себя футболку. Мы забрались под одеяло, натянув его до ушей. Голубка дрожала от холода. Я обнял ее и стал ждать, когда тепло наших тел создаст для нас кокон.
Посмотрев в окно, я увидел, как с серого неба падают крупные снежинки. Я поцеловал волосы Эбби, – казалось, она таяла у меня в руках. Нам было так хорошо, что можно было подумать, будто у нас все по‑старому.
– Смотри, Голубка: снег пошел.
Эбби повернула голову к окну.
– Да… погода прямо рождественская, – сказала она и нежно прижалась ко мне щекой. Почувствовав, что я вздохнул, посмотрела на меня и спросила: – Что с тобой?
– В Рождество тебя здесь не будет…
– Зато я здесь сейчас.
Я слегка улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать Эбби в губы. Она отстранилась и покачала головой:
– Трэв…
– Голубка, мне осталось провести с тобой меньше суток. Я хочу целовать тебя. Много. Весь день. При каждой возможности. Если нужно будет, чтобы я прекратил, просто скажи, но до тех пор, пока ты меня не остановишь, я постараюсь насладиться каждой секундой нашего последнего дня.
– Трэвис… – проговорила Эбби, но замолчала и после нескольких секунд раздумья перевела взгляд с моих глаз на губы.
Я не мешкая наклонился и поцеловал ее. Я не надеялся на большее, чем короткое и нежное прощальное прикосновение, но поцелуй получился долгим: Голубкине тело отзывалось на каждое мое движение, а моя кровь бурлила, призывая не останавливаться. Я прижал Эбби к себе, и она раскрыла ноги, позволяя мне протиснуться между ними.
Через мгновение Голубка была уже раздета. Я парой быстрых движений сбросил то, что было на мне, и, прижавшись губами к ее рту, ухватился руками за витую решетку изголовья. Как только я вжался в тело Эбби, меня обдало жаром, и я быстро задвигался, не в силах себя контролировать. Упершись ногами в матрас, Голубка выгнула спину и приподняла бедра. Я застонал, не отрываясь от ее губ, и скользнул еще глубже.
Одной рукой вцепившись в решетку, а другой поддерживая голову Эбби, я раскачивался, чувствуя, как уходит боль и забываются все наши ссоры. Вскоре свет, падавший из окна, стал ярче, а на коже у нас выступили капли пота, делая скольжение наших тел еще легче.
Я уже почти закончил, когда Эбби впилась ногтями мне в спину. Ноги у нее задрожали. Я задержал дыхание и в последний раз вошел в нее, застонав от судороги, пробежавшей по телу.
Голубка выпустила меня и откинулась на матрас. Вся она была расслаблена, волосы на лбу стали влажными. Я дышал так, будто только что пробежал марафон. По лбу и вискам струился пот.
Внизу негромко зазвучали голоса. Глаза у Эбби загорелись. Я лег на бок, с обожанием оглядывая ее лицо.
– Кажется, ты собирался меня просто поцеловать, – сказала она совсем по‑прежнему, будто мы и не ссорились.
– Как насчет того, чтобы проваляться в постели весь день?
– Я же приехала сюда, чтобы готовить, забыл?
– Ты приехала помогать мне, а я в ближайшие восемь часов не собираюсь даже заглядывать на кухню.
Эбби дотронулась до моего лица, и по выражению ее глаз я понял: она хочет мне что‑то сказать.
– Трэвис, по‑моему, мы…
– Не говори ничего, ладно? Не хочу думать об этом раньше времени, – сказал я, вставая и надевая трусы. Потом, натянув футболку, подошел к Голубкиной сумке, достал оттуда одежду и бросил на кровать. – Пусть у меня останутся только приятные воспоминания об этом дне.
Время летело с бешеной скоростью. Казалось, мы только проснулись – и уже обед. Я дорожил каждой минутой, огорчаясь из‑за того, как стремительно приближается вечер.
Я упивался присутствием Эбби, и все это видели. А мне не хотелось помнить, что она притворяется. Когда она была рядом, я плевал на правду.
Мы сели ужинать, и отец настоял на том, чтобы я разрезал индейку. Голубка гордо улыбалась, пока я выполнял это почетное поручение.
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 1; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!