Ал. Панов - Школа сновидений 6 страница
Сновидение относится к пространствам проявления индивидуальности, потому что там в большей степени прерывается и становится непостоянной наша корыстная обусловленность, и устройство нашего хищного эгоистического зрения претерпевает возмущения от столкновения с неизвестным, неманипули-руемым, неуправляемым. Имеются в виду непосредственно сны, потому что уже при пробуждении истолкование их личностью всегда более или менее спекулятивно. Сновидения как зона деятельности индивидуальности есть одновременно и зона другого языка, другого синтаксиса.
Запуганности сознания и несусветность наших обычных снов есть следствие захваченности речевой социализацией, неадекватной реальности. Имеется в виду не необычность снов, а бредовый алогизм и неразбериху неясности в них. А точнее, обратим внимание на один из источников сути и логики бреда.
Основной источник, он же и смысл бреда: переживаемое и воспринимаемое не соответствует реальности. Это несоответствие содержится в дистанции и рассогласованности между речевой реальностью и деятельностью и реальностью бытия. Основа этого закладывается в глубоком детстве.
«Я ехал в купе поезда. Ребенок 4-5 лет, ехавший со своими молодыми родителями, не по годам хорошо разговаривал -легко и живо его речь перетекала от одной веши к другой, не теряя при этом слитности и проявленности смысла и связей с реальностью. Видимо, у него было врожденное чувство речевой гармонии. Чувствовалось, что родители немножко гордятся развитием сына, но не показывают ему этого.
|
|
|
Мужчина лет 50, ехавший с нами, вдруг начал разговаривать с мальчиком и стал говорить с ним как с маленьким. Поезд ехал к морю, дело было в декабре. Мужчина сладким и насмешливым голосом стал расписывать мальчику, как тот с родителями будет загорать на пляже. Мальчик съежился и слегка офи-гел, потом попытался объяснить дяде, что уже зима, на пляжах снег и вообще они не за этим едут к морю. Мужчина как-то нехорошо распалился (он даже покраснел) и ещё более настойчивым и лживым голосом стал говорить: нет, это здесь снег и холодно, а там на море (на Черном, между прочим) жарко, горячий песок и плавают вот такие огромные киты и они даже выползают на бepeг, чтобы на них могли кататься такие вот мальчики как он. Мальчик совсем смешался и стал беспомощно поглядывать на родителей. Мужчина ещё больше расходился и стал молоть кучу всякой чуши, плавающей в его вредных мозгах. Время от времени мальчик ещё пытался спорить, когда мужчина нес совсем уж несусветное, но все больше робел — молодые родители тускло молчали — его речь стала рваной,
угловатой, потом с какого-то момента он стал подавленно и неискренне поддакивать пожилому идиоту, который получал странное удовольствие от подминания младшего и ясного, от коверкания его представлений о мире.
|
|
|
А я стал вспоминать всю бредятину, существующую только в лживом языке взрослых для детей, которым потчевали нас всех с самого детства — от бук и бяк, которой приходят к тем деткам, которые не хотят спать, до всех ответов в сердцах на детские «почему».
Вспоминая самые ранние детские сны, можно добраться до времени, когда в восприятии реальности и снов не было существенной разницы: и то, и другое было пузырями времени и света событий и действий, имеющими внутреннюю логику и ясность равной чудесности и свежести.
Кстати, и то и другое неотъемлемо от ощущения особой телесной легкости, которая теряется по мере взросления и обобществления нашей энергии. Водораздел между сном и явью в детстве чаще всего самостоятельно осознается в связи с возможностью летать, хотя ощущение, что летать можно и наяву, долго не выветривается по мере взросления, но выветривается. Неистинные описания мира часто захватывают, сковывают определенные места нашего тела, создавая почву для утраты текучести и гибкости. Описание мира отделяет нас от энергетического тела (от нашей цельности), поскольку, будучи продуктом и знанием целиком общественным, пытается распространиться и на бытийную сторону мира, относительно которой оно по определению неистинно. Тем самым для нашего свободного восприятия создается барьер-экран, на который проецируется описание мира, но через который не происходит непосредственное восприятие.
|
|
|
Ещё более полные формы бреда и абсурда закладываются в восприятии в период активной социализации. Это опять таки происходит в силу несоответствия реальности и её дел речевым рядам, сопровождающим в подростковом и юношеском возрасте обобществление сознания.
«В училище с первого же дня жизни в общежитии воспитатели нас стали будить в 6 утра ударами ноги в дверь. Если дверь не открывалась, её часто высаживали. Они орали, что мы сволочи и тунеядцы и что нас исключат. Почти каждый день также проводились линейки, на которых замдиректора или декан по полчаса и более исходили криком в том же смысле. Они вели себя с нами как с преступниками, хотя мы не успели ещё сделать ничего ни плохого, ни хорошего...»
Такого рода обобществление, в котором основным инструментом является речь и агрессивная периодичность наездов по поводу не существующих в конкретное время в реальности действий, порождает очень глубокое, тонкое и иррациональное восприятие реальности как полной бессмысленности и бреда. Это ощущение, меняясь, просачивается и в сны, обретая форму алогизмов, бессмысленности, беспомощности, обреченности на уровне образов, видений и их взаимосвязей.
|
|
|
Есть принципиальная разница между иной логикой Неизвестного, которое проникает в наши обычные сны, оставаясь цельным в своей инаковости, и между алогизмом, бессмысленностью образов и взаимосвязей нашего сознания с его разбитой социализацией целостностью.
Исследуя и меняя свою речевую деятельность и историю речевого обобществления своего сознания, ищущий может очень глубоко очистить и восстановить свою цельность как наяву, так и во сне. Наиболее добротная позиция в этом процессе — как и во всем остальном: тщательно и бережно перебрать все, чем вы располагаете и чем вас напичкали, и оставить в языке, синтаксисе и общении то, что вы ощущаете как несомненно живое и достоверное.
Когда достает свободы собрать себя цельным высоким взглядом, видна неслучайность и плодоносность нашей встречи с Неизвестным. Наша жизнь с неизвестным в крови дальше чувствуется и ощущается в меру меняющейся глубины памяти. Приливы и отливы достоверности, приносящие время от времени неуют и забвение, происходятне столько от близкого дыхания Иного, сколько от того, что та область внутри нас, которая рождает все богатство оттенков света доверчивости, доверительности, доверия, веры с одной стороны и благорасположенности, благожелательности, благонамеренности и благодеяния с другой, — эта область внутри нас сжата. Не так важно, каким жнецом были сжаты эти поля в нас.
Важно то, что работы и усилия, совершаемые, чтобы оградить эти самые тонкие и нежные поля в нас, не нуждаются в самооправдании и правомерность их глубоко естественна, — они имеют смысл. В отличие от хищного произвола вседневного течения смутных людских дел, естественных поначалу и бессмысленно гибельных в итоге.
Плодотворность этих усилий не имеет ничего общего с предъявлением счета миру или с ложно понятой и сомнительно вошедшей в обиход идеей жертвенности, — эти работы не имеют вообще ничего общего с торговлей или наказанием-поощрением.
В основе нашей жизни с Неизвестным может быть только согласие, рожденное однозначностью и непреложностью свободного выбора: как известно, дух в нас питается только свободой.
На самом деле никто не знает причин возникновения речи. Известно только, что когда-то её не было в употреблении.
Но очевидно, что каково бы ни было происхождение Слова, эта была самая болезненная и мутагенная прививка человечеству, давшая много страшных и прекрасных плодов, необратимо изменивших его судьбу.
Основное отягощение, которое речь привнесла в развитие человечества —создание плоской иллюзорной реальности -описание мира. Это связано в большой мере с тем, что в силу каких-то обстоятельств, из которых очевидным является только детский возраст человечества, речь использовалась и используется не по своему назначению.
Речь создала иллюзию смертности человеческого тела. Речь же создала иллюзию Бога. Речь создала много других вещей, которых на самом деле нет нигде, кроме как в самом языке и в нашем уме. Но почему же эти несуществующие вещи с течением времен становятся единственной реальностью и судьбой многих и многих, и многих поколений человеков?
Иногда речь и язык представляются этаким троянским конем, разрушившим истинную судьбу человечества и толкнувшим его в бездну заблуждений. Почему речь обрела ведущее положение в обшественых способах познания и обмена знаниями и информацией? Есть ли в этом смысле у речи преимущества по сравнению с деятельностью наших невербальных центров восприятия, общения и обмена знаниями — от генетических до жестикуляционно-пластических и эмоционально-энергетических? Если исходить из ценностей свободы и целостности, на этот вопрос придется ответить отрицательно. Путаница и конкурирующая подмена функций речи и более древних центров восприятия и действия произошла в силу недавнего присутствия речи и речевых центров, в том числе мыслительных, в человеческом.
В силу каких-то обстоятельств основной функцией речи стало создание и воспроизведение нового общественного порядка. Наиболее поразительным в таком общественном порядке (и соглашении) является то, что социальные структуры почти в точности воспроизводят синтаксис, т.е. порядок и последовательность речи: сетевая структура как бы всеобъемлющих и всепроникающих ассоциаций смысла, линейная однонаправленная последовательность разворачивания времени, неизбежно приводящая к иерархичности.
Это наводит на странную мысль о том, что первоначально синтаксис языка был внедрен в человеческое сознание или был заимствован им из источника, в котором язык отражал определенные типы обобществления сознания, на которые указывалось в первой книге.
Невозможно с достоверной полнотой говорить о причинах возникновения матрицы и парадигмы сознания, известной как «синтаксис древних видящих» или как использование сил и знаний длядостижения эгоистических и властных целей. Определенноможно констатировать лишь то, что уродство и аббера-ции смысла и судеб в синтаксисе древних видящих были обусловлены и относительной недавностью возникновения речи на планете как средства общения, обращения и повелевания. Узлом заблуждений стало соотношение волевых и действенных аспектов речи с деятельностью более древних волевых и действенных центров человеческого тела.
Проблема заблуждения древних видящих однозначно вытекает из того типа социализации (обобществления), который зародился с возникновением речи. Причудливость, одержимость, фантасмагоричность и неистребимый привкус кошмара, — одним словом, паранойя, так характерная для искаженных реальностей древних видящих и современных государств, очевидно, не является родовой болезнью человечества, а есть лишь детская болезнь роста сознания, очарованного новым инструментом осознавания — речью, Словом.
Образ и слово генерирует иллюзию своей самодостаточной жизни, во всяком случае, для нетрезвого восприятия. Иллюзии во сне порождаются через восприятие образов вещей и действий, заслоняющих реальность. Иллюзии речи порождены экранирующими свойствами слова относительно смысла реальности. На взаимопроникновении и пересечении образов и слов возможность заблуждений длявосприятия и действий многократно увеличиваются.
Практически способ выхода из большинства заблуждений выглядит как восстановление и укрепление невербальных и безобразных центров восприятия, с одной стороны, и очищение и возрождение трезвого пользования словом и образом — с другой.
В живом синтаксисе человеческой судьбы много лакун. Из них иногда сквозит непостижимым, иногда — неожиданной свободой иного выбора. Темноты не означают бессмысленности, - чаше это иные смыслы, как сны, которых мы не помним. Не так важно сделать выбор. Важно видеть и знать, что неизбежность — не единственное, что есть в судьбе, что это — лишь одна из возможностей. Настоящий выбор рождается только свободой сознания. А свобода была прежде всего остального, чтобы мир был живым.
Очарованные речью и смертью, человеки повернуты спиной к своей большой и бессмертной — к своей иной судьбе.
Но нигде в мире нет ничего предопределенного и неизбежного, — оно существует лишь в уме и речи. Лакуны судьбы и лакуны снов напоминают о свободе, а не о Роке.
Каково же настоящее назначение языка и речи?
Впрочем, складывая так вопрос, мы невольно подпадаем под действие самой фундаментальной иллюзии, порождаемой Словом и последовательностью языка мышления: иллюзии сотво-ренности Мира по незыблемому Слову Божьему, предусмотревшему расписание всего прошлого, настоящего и будущего. Но такой незыблемой матрицы предписаний и расписаний, вопреки всем Священным Писаниям, все же не существует: мир находится и в состоянии постоянного становления, развития и поиска.
Поэтому говорить можно скорее о тех возможностях, которые скрыты в силе речи и языка.
Неверно, что свободу речи, в том числе и от общественного порабощения, можно отыскать в её прошлом, в праязыке. Речь — сравнительно недавнее приобретение человечества, и тот небывалый градус возвышенной свободы, ощущаемый нами иногда как бы в ней, находится не в её прошлом, а в еёбудущем, которое, может быть, рождается на наших глазах и в наших телах.
Есть основания предпологать, что речь — это область действия, так же как сновидение, но человечество пока не развило возможности речи дальше подмены действия думанием и обескровливания воли к свободе.
Может быть, подлинной функцией речи является не создание, укрепление и воспроизводство общественного порядка и государства, а — толчок сознания в Неизвестное, выход из прежнего распорядка.
Может быть, основа действия речи — не общение, а производство энергии длятолчка, освобождающего восприятие неограниченной свободы сообщения с Неизвестным, находившимся до этого в запретных зонах. В этом смысле естественные возможности речи таковы, как и у сновидения. Речь — это сновидение наяву.
Однако различие между скрытыми подлинными возможностями речи и речи в обществе такое же, как между сновидением и бессвязным сном. И в этом смысле жизнь, конечно же, есть сон.
Вспышки подлинных возможностей речи остаются в лучших и возвышенных поэтических произведениях и мистических текстах, создатели которых внутренне не претендуют на большее, чем приглашение в неизвестное достоверное.
Может быть, слово — это благодать Известного и зов Неизвестного. Наша внутренняя речь энергетически, скорее всего, это способ бросить якорь в известном и способ направить себя в Неведомое.
Время, воспринимаемое через речь и знаковые системы, -это иллюзия времени, составленная мерностью, линейностью, цикличностью, однонаправленностью. Вспышки времени за тактом, обратное и иные течения и состояния времени, —первые признаки несоответствия реальности и общественной речевой действительности. Но речь содержит и возможности более адекватного выражения и перемещения смысла времени, и в этом она во многом схожа со сновидением наяву.
Наиболее таинственное свойство речи, в котором она сливается со сновидением, есть её соучастие в рождении мифа, предания, легенды, которые становятся видами реальности, сбывающейся как мосты в неизвестное, реально меняя жизнь и судьбу человека и человечества. Но об этом — в свое время.
в полшестого утра оседает роса
на траву полумглы-полуяви.
уплывает ткань сна как босая ступня
за клубящийся угол веранды.
в полшестого утра дверь в туман отвори.
у подножья зари хор отчизн и трава.
где проснется сестра? сердце было в горах,
и на склоне великом встреч было три.
сердце билось в горах...
ЧАСТЬ 2
СОВРЕМЕННЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ МИФ И СНОВИДЕНИЕ. НЕРАСТВОРИМАЯ ОСНОВА СОЗНАНИЯ. ТОКИ ДОСТОВЕРНОГО ЧУВСТВЕННОЮ.
«Нет подлинного пути без легкости
и радости, без любви и свободы,
бев выси и полей, без мудрости и печали,
без пустоты и света, — нет подлинного
пути без полноты».
М.Падиш, «Песни живых».
Сны — это другая сторона жизни. У этой другой стороны — своя множественность предметов и явлений. Сделать присутствие этой множественности ясным и реальным в своей жизни - естественная потребность людей, склонных к сновидению как к одному из действий бытия.
Сведения о сновидении могут только спровоцировать практику, но, может быть, как ни в одном другом действии, даже временно не подменяют её. Обыкновенная информированность остается в направлениях обыденного внимания, придавая формы событиям сновидений.
Длячеловека, не упражнявшего себя в движениях по стихии снов, сновидения —это несколько случившихся с ним необыкновенных видений или кошмаров, как правило, знаменующих собой серьезные изменения направления судьбы и придающих оттенок смысла очень длительным периодам жизни. Общедоступность и «ясность» (как изведанность — не мной, так кем-то), характерные для современного социального мифа, применительно к снам соответствуют некоторому начальному времени роста внимания к сновидениям и, мягко выражаясь, весьма грустны как застарелые формы снобизма по отношению к неизвестному. Если же выражаться точнее, — это полный туман, в котором толком ещё ничего не известно, но уже не интересно узнавать, причем это «неинтересно» — из тех немногих, из которых складывается — «не интересно жить».
Толчок к сновидениям и их двигатель — это энергия либо не востребованная обыденным вниманием, либо не правильно усвоенная и погребенная действиями и волей к этому вниманию. Постоянная же способность к действию и пробуждению сновидений как другой стороны жизни высвобождается опытом. Энергия опыта становится необходимой составляющей открытой жизненной силы. Разность между опытом сновидений и опытом бодрствования проявляется во многом.
Во-первых, множество коллективных форм обыденного внимания и особое качество телесной индивидуальности сновидческого. Общие части сновидений —это язык образов, мифов и иллюзий. Одним из детонаторов перехода от снов к сновидению как раз является отделение языка образов, мифов и иллюзий от собственно сновидческого бытия. Общие сновидения только ускоряют отделение своего от чужого и, в случае когда они, оставаясь сновидениями, не распадаясь на сны, не допускают смешения разных реальностей при встречах глубоко самодостаточных существ.
Во-вторых, постоянная, добровольная и принудительная, тренировка обыденного внимания и отсутствие подобных общих традиций сновидения.
В-третьих, узаконенность и социальная эксплуатация одного и почти полное игнорирование другого, во всяком случае его достоверных и трезвых форм.
В-четвертых, разные качества трезвости одного и другого. Шаблоны и стереотипы захватывают и организуют обыденное внимание. Сновидящего захватывают и организуют иллюзии. Миф это нечто существующее и для обыденного внимания, и для сновидения. Действие достоверных начал и того, и другого творит миф, и поэтому сами они не являются мифами.
В-пятых, отсутствие, с точки зрения современного взрослого человека, осознанной непрерывности мира сновидений и утвердившееся намерение непрерывности мира обыденного внимания.
Сравнение сновидения и обыденного внимания дает уникальный шанс осознания их равноправных возможностей. Сновидение и обыденное внимание —потенциально равноценные направления того, что собственно и является сутью человека, и каждое из них исследует достоверную реальность. Стихия снов— это стихия иллюзий. Пространство сновидения, которое открывается в просветах, проломах, лакунах этой стихии, не обнаруживает себя как источник действия. В отличие от продуцирующих забвение потоков снов, пространство сновидения не скрывает ничего, в том числе своей одноприродности с цельностью сновидящего, так же как и глубокого родства с давлением, пробуждающим сновидящего, источник которого, возможно навсегда, остается открытой тревогой, щекоткой присутствия тайны.
Современный социальный миф использует не столько сновидение, сколько энергию, необходимую длянего. В истории несомненно есть примеры гораздо более жесткого включения природы сновидящих в жизнь социума (Римская Империя, государство Инков, государство Атлантиды. Из недавнего прошлого —Советский Союз).
Сновидения по своей природе — выход за пределы чего бы то ни было, имеющего основные средства своего построения в зонах обыденного внимания. Ни одно из известных автору массовых намерений, затрагивающих сновидение, — будь то намерение оккультно-эзотерической культуры, религии или народная форма использования снов дляисследования будущего, — ни одно из них не имеет точного вкуса, т.е. энергии, к свободе сновидения, но провоцирует искать её.
Жизнь во снах и сновидениях — равноправный партнер жизни наяву в создании форм Судьбы, — от форм эротического влечения до выбора религии и направлений постсмертного действа. Это равноправие существует для каждого из нас, почти не подавляясь формами бытия или небытия, которыми заслоняется современный социальный миф от жизни сновидений.
Почти все общие мифы имели и имеют скрытой частью своего намерения утверждение чувства известности, исследован-ности мира во всех его основных, заслуживающих внимания чертах. Такой способ становления законченности и целостности успокаивает и обедняет. Человек получает то, что он хочет. Но он хотел и мог хотеть большего, нежели то, чего он лишается после того как получает ту часть, которую он успел осознать как желаемое. Иногда он получает достоверную часть, иногда - подобную достоверному.
Современный социальный миф в своей попытке всучить чувство окончательной ясности, которое в основном сводится к корысти, — не нов. Сновидение, явно или неявно, рассматривается как удовлетворение интересов его клиентов, во всяком случае, к этому оно «должно» стремиться. Но, поскольку жизнь во снах и сновидениях — равноправный партнер жизни наяву в создании форм судьбы, — таким получился ребенок чьих-то дурных снов, — дурных потому, что, погружаясь в жизнь современного социума, в силу его мифа и мифов, трудно помнить другие сны, другое видение жизни, другие судьбы.
Страхи людей создаются и проживаются как наяву, так и во сне. Происшествия на «той стороне» оставляют не менее сильные следы, чем «здешние» хищники. Последствия таких происшествий зачастую изживаются даже труднее, — они легко приобретают затяжной характер и создают многолетние последовательности снов и событий. Здесь уместно сказать о специфических качествах риска снов и сновидений, риска похожего и непохожего на риск нашей жизни наяву.
Человек как социальная единица защищен от событий сновидений общими щитами, которые учат скорее как не воспринимать происходящее, чем исследовать его. Заслоны относительного знания или полного активного незнания не эффективны именно потому, что в них нет достоверного Знания, которое только и дает подлинную защищенность, либо отменяет вопрос об опасности вовсе. Личные барьеры между сознанием и сновидением зависят, в силу естественного индивидуализма дорог сновидения, от личной удачи и других качеств сновидяшего.
Риск заблудиться, забыть, потерять себя или какие-то свои части есть и наяву, и в сновидении. Длялюдей с природой сновидящих неверный выбор в сновидении влечет за собой неверный выбор наяву, но начала этого выбора и возможности его пересмотра остаются в том внимании, из которого было сделано сновидение. Неправильный же выбор наяву можеть быть локализован и изменен силой обыденного внимания и физических действий. Он не обязательно разрастается до лавины бреда событий плюс бреда снов, конечно если нет желания следовать дурному ходу вещей настолько далеко. События дурных снов же локализуются в последовательности только снов гораздо труднее, особенно для сновидящих. Незрелые магические или психологические усилия в этом направлении часто провоцируют возрастание мнительности и враждебности к окружающим и к самим себе. Справедливости ради надо отметить, что делать события дурных снов только дурными снами можно. Можно, только осторожно. Кошмары — колыбель человечества.
Для того, чтобы сделать кошмар, сновидящему нужно:
— бояться;
— иметь энергию, которая на данный момент времени не видит ничего более занимательного для себя, чем страх;
— подскользнуться на рискованном переходе сновидческой судьбы;
- не уметь или не иметь возможности выразить собственную силу, т.е. не знать самого себя;
— сделать неправильный выбор или войти в контакт с силами разрушительными по своей сути. Особенно эффективно с точки зрения созидания кошмаров вступать с такими силами в долговременное соглашение;
- медлить с отбрасыванием изживших себя форм и способов существования, долго не покидать старые здания самого себя или общие дома, которые разрушаются и должны быть оставлены;
- не желать смотреть на факты прямо, но мудро;
— предоставлять право выбирать за себя тому, кто недостоин такого доверия;
- недоедать;
- насмотреться низкосортных боевиков или фильмов ужасов;
- увлекаться жестким характером Силы или сил не ради свободы или чего либо другого действительно красивого, а для демонстрации важности и крутости собственной персоны;
— хвататься за несколько разнонаправленных намерений сразу. С тем же кошмарным эффектом можно открываться и доверяться человеку, группе людей или социальному институту, чьё направление не совпадает с направлением сновидяше-го;
- дрочить в кустах без подлинного удовольствия или заниматься другими формами эротического времяпровождения, при которых энергия тратится безрадостно и опустошительно. Особенно ощутимы такие посторгазмные кризисы для людей, у которых силы задействованны в каких-то долговременных намерениях, переходах, напряжении этапов жизни. От таких отливов энергии проседают фундаменты домов, которые ещё не закончены или живут очень напряженной жизнью;
- врать самому себе, т.е. редко заглядывать или не смотреть вообще в закоулки собственного подсознания и складировать там мотки колючей проволоки, старые трусы, оружие, трупы или отдельные части тел и другие предметы;
— оказаться свидетелем дурного времени или дурного сна и хотя бы немного подставиться под поток этого времени или сна;
- нарушать запреты без осознания сил, их создающих, тем самым не «обесточив» их. Поскольку мы существа не настолько свободные, как хотели бы, шаблоны, стереотипы и другие блоки восприятия, помимо функциональной нагрузки, используются как шиты между сознанием и неизвестным. Преждевременное отталкивание таких щитов вместе с вмонтированной в большинство из них идеей наказания, выходя за дозволенные пределы, искажает вкус как врывающегося воздуха Неизвестного, так и лучших качеств, правил и законов, выхваченных когда-то человеком ли, обществом ли из света и Смысла и отягощенных репрессивными силами;
- отстранять от себя собственные живые части, требующие проявления и осознания.
А так же, для того, чтобы прожить кошмар, нужно идти к свету и смыслу и, по мере приближения, выблевывать из себя кошмарами следы, которые оставляют на сновидящем социальный распорядок, люди и др.
3.НЕРАСТВОРИМАЯ ОСНОВА СОЗНАНИЯ
Открытие мира через сновидение восстанавливает опустошаемое современным социальным мифом направление жизни человека. Дыхание сновидения, данное ли от рождения, взращенное или существующее как возможность, требует крепкой основы в теле, в мировозрении, в чувствах, — основы, отстаиваемой и способной сохранять трезвость сновидца как в сновидческом бытии, так и при сличении с самыми разнообразными давлениями наяву. Сказать об этой основе как о сущности — значит остановиться на имени того, что в достоверности дистанцируется от языка и от ума и сопротивляется скрадыванию этой дистанции. Способом говорить об этой основе, отдавая должное указанной дистанции, видится способ говорить о настроении или качествах того, что открывается.
Присматриваться к проявлениям указанного вкуса, который, казалось бы, либо есть в нашей жизни или в жизни людей, интересных нам, либо его нет, было бы бесполезным занятием, если бы не благодарный отклик того, что мы полжизни прячем как козырь в рукаве или предаем забвению за кажущейся ненадобностью его в хитро сделанных раскладах наших дней. Этот благодарный отклик тем сильнее, чем из более хищных раскладов мы высвобождаем своим вниманием эту основу, — основу, питающую и нашу жизнь, и наши безумные выси, разворовываемую всеми кому не лень, потому как мы вспоминаем об этом очень редко и, в лучшем случае считаем, что по большому счету ждем своего часа, или, что типичнее, подразумеваем, что всегда сможем к этому вернуться и найдем его таким же, как и оставили. Поскольку время нашей жизни состоит в особых отношениях с этой основой и кажется производным от неё и результатом еёвыбора, должно быть, мы действительно когда-то обязательно возвращаемся к этой основе — на мгновение или навсегда? -видимо, теряя при этом такую малость, как свое время. И что-то ещё.
1. Во всех движениях этой основы, во всех её явлениях миру есть мера подлинности, неподдельности.
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 37; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!