Культура и религия.
Искусство - золотой фонд культуры. Художественная фантазия дает "эрзац удовольствия", компенсирующий культурные запреты. Искусство открывает путь к коллективному переживанию возвышенных и моральных чувств, сплачивает людей духовно, дает повод каждому гордиться своей национальной культурой. Вместе с тем, искусство - глубоко индивидуально. Художественное творчество и приобщение к нему - добровольны, избирательны. Никто никого не принуждает к искусству, оно не порождает навязчивых идей, его образы органично вливаются в поток жизни, не сковывая и не ограничивая его. При всей своей фантастичности, искусство не искажает здорового, трезвого видения реальности, не поддерживает в людях нетерпимость и закрытость. Оно служит материалом для духовной работы, питает свободную творческую личность.
Иначе обстоит дело с религией. Она, может быть, является наиважнейшей частью психического инвентаря культуры, обеспечивает надежность человеческого поведения в быту и критических ситуациях, перед лицом смерти и страданий не позволяет вернуться в животное состояние. С раннего детства в человеческой душе живут тревоги, страх перед роком и смертью, чувство беспомощности перед лицом огромного, непонятного мира, насыщенного мощными силами и энергиями. Ни искусство, ни наука, ни философия не дают надежной опоры в ситуации противостояния этим силам, хотя бы потому, что эти формы сознания - элитарны. Среднему человеку, как правило, недоступны не только изощренные размышления философов и ученых, но и шедевры художественной классики. Овладение культурой, соблюдение предписаний и создание материальных и духовных ценностей требует от человека усилий и жертв. Где найти энергию для этих усилий и как примириться с жертвами?
|
|
|
Проблема эта решается радикальным образом только с помощью религии, которая формирует у человека целостное, наглядное, каждому доступное мировоззрение, отвечающее глубинным чувствованиям и включающее в себя важнейшие идеалы, запреты культуры. Религия создает арсенал психологический орудий, позволяющих сделать человеческую беспомощность переносимой. Она ограждает от опасностей природы и травм, причиняемых обществом.
Главный смысл религии таков: все в нашем мире существует ради какой-то высшей цели, страдания и перипетии человеческой судьбы - ниспосланы свыше и служат, в конечном итоге, облагораживанию души человека. Все, что совершается - есть исполнение намерений какого-то непостижимого для нас ума, который все понимает и направляет ход событий к радостному для нас исходу. За каждым присматривает благое, хотя и строгое, провидение. Оно оберегает нас от беспощадных природных сил. Даже если земные авторитеты бессильны и некомпетентны, высшая божественная мудрость всегда сохраняет свою власть. Всякое добро - вознаграждается, всякое зло - наказывается, если не в этой жизни, то в последующих существованиях. Таким образом, все ужасы, страдания и трудности - искупаются. Жизнь после смерти обязательно исполнит все то, чего мы не смогли дождаться на Земле.
|
|
|
Таков нравственно-интеллектуальный итог религиозного развития. В этом синтезе все крупицы мудрости, справедливости, благости, рассеянные в природе, обществе и судьбах отдельных людей собираются воедино и представляются как черты и замыслы одного божественного лица, создавшего мир и каждого из нас.
Народ, который сумел преодолеть многобожие и соединить в одном лице все божественные свойства был этим очень горд. И он быстро "нащупал" земное, человеческое ядро религиозных требований, которое с самого начала скрывалось за образом Бога, а именно, фигуру Отца, способного поддерживать, спасать, награждать и наказывать. Когда Бог стал единственным, отношение к нему обрело интимность и напряженность детского отношения к отцу. Ребенок много делал в детстве для того, чтобы заслужить отцовскую похвалу и расположенность. И еще больше делал для божественного Отца целый народ. И понятно, что каждый народ хотел бы получить взамен награду - стать "избранным" народом, как евреи - "избранной страной", как США или Россия, иначе говоря - единственным любимым ребенком. Итак, Бог есть возвысившийся отец.
|
|
|
Почему же отцовский комплекс ребенка всплывает в сознании взрослого, зрелого человека? Это происходит, во-первых, в силу фундаментальности детских переживаний ("ребенок - есть отец взрослого"). Во-вторых, потому что либидо всегда привязывается к своим объектам, образы которых персонифицируются и начинают выполнять защитную функцию. И, в-третьих, взрослый человек не меньше, чем ребенок, нуждается в защите от мощных, чуждых сил мира. В борьбе с ними у него нет реального помощника, он должен сам его измыслить, сфантазировать в соответствии с отцовским образом. В отношении к отцу всегда проступает амбивалентность: к нему тянутся, им восхищаются и его боятся. Он сам представляет собой угрозу - видимо, ввиду характера его отношений с матерью, которой он повелевает. Ведь мать - главный источник тепла, пищи, заботы и ласки. Приметы такой амбивалентности запечатлены во всех религиях. Бог не только сам по себе любвеобилен, но и строг. Он является средоточием божественного блага и повелителем земных благ. От него зависит, станут ли эти блага доступны человеку.
|
|
|
Таким образом, обнажается психологический генезис религиозных переживаний. Потребность в любящей защите, которая когда-то удовлетворялась присутствием отца, вызывает веру в существование Бога и во множество других вещей, которые никогда никому не были явлены и существование которых нельзя доказать. Фрейд считает, что вера в мировую справедливость, бессмертие души, приход мессии и утверждение золотого века, не говоря уже о вере конкретных людей и народов в исполнение их заветных чаяний столь наивны, столь неправдоподобны, столь сильно противоречат добытому в трудах знанию, что мы вправе сравнивать их с бредовыми идеями. Сходство религии с неврозом подтверждается еще и тем, что религиозные иллюзии не случайны, а строго соответствуют самым древним, настойчивым желаниям человека. В этом их сила, но также и слабость.
Называя религиозные верования иллюзиями, Фрейд не хочет сказать, что они - суть заблуждения. Психоанализ не оценивает истинности или ложности религиозных или иных идей, а лишь выясняет их психологическое значение - на фоне того, что нам известно из опыта и того, на что направлены наши желания. Большинство общих идей, выработанных человечеством, столь же недоказуемы, сколь и неопровержимы. Для Фрейда лишь научная работа, то есть опытное, целенаправленное, систематическое исследование может вести к познанию реальности. Однако - и здесь мы должны воздать должное интеллектуальному мужеству Фрейда, - он задает сам себе вопрос, угрожающий его собственным убеждениям. Если религия есть иллюзия, то не следует ли считать иллюзиями также веру в государство, уважение к собственности, праву, веру в любовь и веру в науку? Самые тщательные наблюдения и самые строгие научные рассуждения не очень то далеко продвинули нас в постижении внешней реальности. Но Фрейд признает, что он не в силах ответить на столь широко поставленный вопрос об истинности или иллюзорности культуры и сужает его, ограничиваясь прослеживанием судеб одной - единственной иллюзии - религиозной.
Фрейд предоставляет право высказаться воображаемому оппоненту, который стоит на страже культуры и хочет избежать разрушительного антирелигиозного скептицизма. Оппонент говорит, что уж если мы признали ценность культурных верований, их защитную функцию, согласились с тем, что холодная наука дает слишком мало человеку, который живет преимущественно жизнью чувств и влечений, то зачем же отбирать у него религию, которая поддерживает и греет душу, зачем отбирать нечто весьма значимое, не давая ничего взамен?
Отвечая на этот упрек, Фрейд замечает, что религию критиковали уже множество раз - почти безрезультатно - и он не столь самоуверен, чтобы думать, что именно его критика разрушит религию. Второе замечание оппонента сводится к тому, что критика религии может повредить самому психоанализу - любимому детищу Фрейда. Люди теперь скажут: "Ага, вот куда ведет психоанализ, к отвержению Бога и нравственного идеала! Об этом мы догадывались и раньше. Теперь ясно, что психоанализ - не наука, а критическая идеология, обосновывающая атеизм". Но и это возражение Фрейд отводит. С его точки зрения, психоанализ - есть научный метод исследования, подобный, скажем, исчислению бесконечно малых, и его, в принципе, можно использовать, как для критики, так и для обоснования религиозных верований, чем умные защитники религии уже не преминули воспользоваться.
Фрейд полагает, что его могут обвинить еще и в непоследовательности, в том, что он противоречит самому себе. Указав сначала на первостепенную значимость религии, он затем развенчивает ее. Этот упрек он готов стерпеть: лучше откровенно признать противоречивость своих убеждений, чем делать вид, что все кажется тебе ясным и согласованным. Вопрос в том, каково объективное основание противоречивости наших мнений.
Объясняя свою непоследовательность, Фрейд становится на эволюционно-историческую точку зрения: то, что хорошо, важно и необходимо на ранних стадиях развития, должно быть отброшено, снято, когда организм или общество достигают зрелости.
На заре культуры религия оказала человечеству великую услугу: усмирила дикие, антисоциальные влечения, поддержала разумные и полезные запреты: не убивать ближнего, не желать жены его. Но разумное "я" человека долгое время было слишком слабым и не могло бы, без помощи религии, божественного "сверх-я" противостоять искушению убийства и инцеста. Если бы эти запреты нарушались, общество бы оказалось ввергнутым в хаос. И все же религия не вполне справилась со своей задачей: люди по-прежнему чувствуют себя несчастными, они недовольны культурой и вынашивают планы ее переустройства.
Неправильно связывать современный кризис культуры с упадком религиозности. Даже во времена ее высшего расцвета люди не были более счастливыми и нравственными, чем сегодня. Верно, что наука подтачивает основы веры. Но для образованных и мыслящих людей в этом нет большой беды. Невозможность найти утешение в Боге с лихвой окупается тем, что мыслящему уму открыты бесконечные горизонты. Страсть к познанию, вера в истину и разумное жизнеустройство дают направление нашим поискам. Ощущение "самореализованности", полноты бытия - у ученого не меньше, чем у верующего. Но все-таки нельзя не видеть, что упадок религии угрожает подорвать культуру. Для людей необразованных, угнетенных, своим трудом поддерживающих культуру, но не пользующихся ее плодами - атеизм опасен. Все они - потенциальные враги культуры. И если они воспользуются выводом науки о том, что Бога нет, не ощутив ее внутренне, не испытав ее облагораживающего и возвышающего воздействия на душу, если они уверуют, что земные грехи не наказуемы Божьим судом, то вряд ли что-нибудь, кроме силы, удержит их от того, чтобы убивать, грабить и насиловать. Итак, либо строжайшая опека над массами, враждебными культуре, либо основательный пересмотр отношений между культурой и религией.
Вряд ли можно возражать против такого пересмотра. Но странно, что Фрейд не видит на пути к нему "никаких особенных трудностей". Пересмотр этот уже происходит, но к чему он, в конечном итоге, приведет, об этом мы можем только гадать. Рациональные соображения, относящиеся к соблюдению законов и моральных норм, как не имели, так и не имеют силы. Серьезнейшие опасности, связанные с демографическим и экономическим ростом никоим образом не преодолеваются даже после их осознания. Надежда Фрейда на то, что "заразительное действие" святости в эпоху секуляризации распространится с немногих важных запретов на все другие культурные установления кажется нам наивной. Фрейд предлагает "вывести Бога из игры" и "честно признать чисто человеческое происхождение всех запретов". Но тут же, как бы спохватившись, отмечает, что "рациональные мотивы" мало что могут сделать против страстных влечений. На что же, в таком случае, надеяться после того, как религия будет низвержена? Без религии человек еще острее ощутит свою малость и беспомощность, почувствует себя ребенком, покинувшим родительский дом, где было так тепло и уютно. Но ведь и ребенком нельзя вечно оставаться! Что возместит нам утрату религии? Фрейд полагает, что возмещением будут: опора на собственные силы, знание, умение применять его и растущая мощь науки. Перестав верить в загробное существование и сосредоточив силы на земной жизни, человек, пожалуй, добьется того, чтобы жизнь стала сносной для всех и культура никого не угнетала.
Выступая как психолог и врач, Фрейд постоянно проводит аналогию между религией и детским неврозом, выражая уверенность, что человечество преодолеет эту невротическую фазу. Перейдя в наступление против воображаемого оппонента, он говорит, что голос интеллекта слаб, но не умолкает, пока его не услышат. Ничто не может противостоять разуму и опыту, а религия слишком явно противоречит им обоим. Тем, кто собрался до конца защищать религию, будет плохо, когда она обесценится. Они тогда будут должны усомниться во всем. Но те, кто готовы стать взрослыми и возложить надежды на нового Бога-Логоса - выиграют, так как они не имеют несбыточных надежд и верят в науку, которая не обесценится никогда. Наука еще молода, но во многих ее областях уже выявлено твердое и достоверное ядро знания. Вера в то, что знания можно получать помимо науки, путем наития, откровения - чистая иллюзия.
Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 15; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!