Попался в аэропорту 5 страница
— Ка... что?
— Дань уважения.
Он строго кивнул, такое ему было понятно. Что братья понимали лучше, чем мы, так это печаль. Видит Бог, им было на чем практиковаться. Он спросил:
— Хотите, чтобы я составил вам компанию?
— Нет, мне лучше это сделать одному
— Я дам вам фургон.
— Вы заплатили за него налог?
Он широко улыбнулся:
— Джек, это в вас говорит полицейский. Поговаривают, вы были справедливым.
— Это надо воспринимать с поправочным коэффициентом.
Через час фургон уже стоял на дорожке, ведущей к дому. С цветами. Как и Киган, Трубочист имел свои положительные черты. Я надел костюм, купленный в «Винсент де Поль». Он сидел так себе. Иными словами, его точно шили не на меня. Трубочист выслушал мой отчет о визите к Брайсону и спросил:
— Вы думаете, что это он?
— Да.
— Тогда я его убью.
— Трубочист, попридержите лошадей, надо еще все как следует проверить.
— Тогда я его убью.
— Трубочист, ради бога, перестаньте повторять одно и то же. Вы просили меня помочь, вы должны мне доверять.
— Я вам доверяю.
Сказано без особого энтузиазма.
— Так что пока никого убивать не надо.
— Я подожду.
— Договорились.
Я доехал в фургоне до ворот кладбища, взял охапку цветов. Около входа двое парнишек гоняли мяч. Один спросил:
— Мистер, вы тинкер?
— Какое твое дело?
— Это фургон тинкеров.
— Откуда ты знаешь?
— Нет отметки о налоге.
— Ну... а разве вам стоит тут играть?
Второй парень большим пальцем показал в сторону могил и сказал:
|
|
|
— А им плевать.
Я взглянул ему прямо в глаза и спросил:
— Ты уверен?
Они убежали.
Сначала я поздоровался с отцом. Могу сказать положа руку на сердце, что он был настоящим джентльменом. В старом смысле этого слова. Одна женщина сказала мне однажды:
— Твой папа такой галантный.
Какое замечательное слово. Он его заслуживал.
Затем я разыскал могилу Падрига. Одно короткое время он был королем пьяниц. Он правил своими людьми легко, с юмором. Его сбил автобус, идущий в Солтхилл. Я вылил немного виски на землю. Эта молитва пришлась бы ему по душе.
Затем я навестил Шона, бывшего владельца паба «У Грогана». Мне слишком больно было вспоминать его восторг по поводу краткого периода трезвости в моей жизни. Его убили из-за меня. Этот груз вины я буду нести вечно. Я молча положил розы на его могилу. Пока я пью, он не захочет меня слушать. Да и что я мог ему сказать?
Гадостный признак алкоголика — мне так хотелось выпить, что я ощущал вкус виски на языке.
Четвертая, последняя могила: Сара Хендерсон. Девочка-подросток. Могила аккуратно прибрана, трава выполота, кругом расставлены стихи в рамочках и мягкие игрушки. Все, начиная от Бритни до Барби и куклы Барни. Ее мать пришла ко мне, умоляя доказать, что дочь не покончила жизнь самоубийством. Несколько девушек якобы покончили с собой. Дело было раскрыто. Те девушки были убиты. Но самое ужасное заключалось в том, что Сара действительно покончила с собой. Разумеется, я так и не сказал об этом матери. В то время я был в нее безумно влюблен. Я все сам испортил к чертям собачьим.
|
|
|
Вдруг раздался голос:
— Джек.
На мгновение мне показалось, что заговорила Сара. Затем на меня упала тень. Энн Хендерсон. Лицо сияет, ее незабываемые глаза смотрят на меня. Я собрался с силами и сказал:
— Энн.
Она взглянула на могилу дочери и заметила:
— Ты принес шесть белых роз.
— Ну.
— Ты помнишь, это замечательно.
Я понятия не имел, что мне делать. Попытался собраться с мыслями. Но разве это поможет? Как бы не так. Она внимательно разглядывала меня. Сказала:
— Тебе опять сломали нос. Ох, Джек, что нам с тобой делать?
Нам!
По крайней мере, она могла делать все, что ей заблагорассудится. Наверное, я слабый человек. Она тем временем говорила:
— Но зубы у тебя отличные. Коронки?
— Хмм... вроде того.
Вы можете подумать, что я пришел в себя, сориентировался. Ничего подобного. Она спрашивала, и забота, звучавшая в ее тоне, убивала меня.
|
|
|
— Как ты, Джек?
Я был не в себе, к тому же поддатый и легкомысленный. Сказал:
— Вообще-то я женился.
Это надо было умудриться такое сморозить. Я взмолился в душе, чтобы она не начала за меня радоваться. Она заторопилась:
— Ой, Джек, как чудесно. Кто-нибудь из местных?
— Нет... она... меня бросила.
— Джек
Мне нужно было знать, что произошло в ее жизни, хотя я и боялся услышать правду.
— А как ты? Все еще встречаешься с этим...?
— Да, мы назначили свадьбу на июнь. Обещай, что придешь.
Не помню, что я сказал. Я поплелся прочь, спотыкаясь о надгробья, матерясь, иногда плача. На боку фургона один из мальчишек нацарапал:
ТИНКЕР
Ты держал меня за руку
без всякой на то причины.
Я поговорил по телефону с Лаурой. Такой примерно разговор:
— Джек, я соскучилась.
— Господи, да я...
— Могу я тебя увидеть?
— Конечно.
— Потому что Киган встречается с моей подругой. Постоянно. Она даже хочет родить ему ребенка.
— Это точно привлечет его внимание. Слушай, как насчет ужина завтра?
— Ты правда поведешь меня в ресторан?
Почему у меня такое чувство, что она меня заводит? Как только я буду готов, все вокруг подпрыгнут и завопят: «Ату его!»
Поэтому сдерживайся, действуй на первой скорости.
|
|
|
— Давай встретимся в восемь «У Гаравана», начнем оттуда.
— Я специально для тебя приоденусь, Джек.
— Не сомневаюсь.
Я постепенно отошел от ежедневного употребления кокаина. Это меня подбадривало. Лег спать рано и, казалось, едва заснул, как зазвонил телефон. Бросил взгляд на часы — четыре. Убью, если дело не важное.
— Джек, да неужто я тебя разбудил?
— Кто это?
— Думал, ты будешь всю ночь жрать виски.
— Брайсон?
— Ты ведь раньше звал меня Роном, так? Будь же дружелюбным, Джек
— Что-нибудь надо?
Я расслышал в его голосе игривость и вкрадчивость.
— Я хотел с тобой подурачиться, Джек, как ты сегодня со мной.
— Ты уже меня достал, приятель.
— Пытался узнать про меня поподробнее, так, Джек?
— Откуда... Разве тебе есть что скрывать?
— А я что, главный подозреваемый? Но ты, увы, вовсе не Хелен Миррен.
— А тебе хотелось бы, Рон, быть подозреваемым?
— Не смей говорить со мной снисходительным тоном, ты, кусок дерьма.
— Bay... гляжу, у тебя на пьяниц стоит... верно, Рон?
— Как ты смеешь обсуждать меня. Ты вот о чем подумай, мистер частный хрен... Энн Хендерсон.
У меня перехватило дыхание. Он это уловил и сказал:
— Я удивил тебя, правда, Джек? Теперь ты начинаешь понимать, с кем имеешь дело.
Мне сразу понадобилось несколько вещей, прежде всего сигарета, но, блин, я не видел пачки, поэтому сказал:
— Я знаю, с кем я имею дело.
— Умоляю, поведай мне.
Последние слова сказаны фальцетом.
— С идиотом, который мастурбирует у стекла.
— Дом 8Б, Хидден Вэлли, я ничего не перепутал, Джек?
Он снова удивил меня. Он продолжил:
— Может, заскочу, застану тебя врасплох.
— Ты мне угрожаешь, Рон? Я плохо реагирую на угрозы.
— Привыкнешь. Увы, мне надо составить список пьяниц на завтра, чтобы уделать их.
— Уделать?
— Ну да, Джек. Скоро сам увидишь.
Клик.
Матерясь, я вылез из постели. Куда подевались эти долбаные сигареты?
Я не смог поймать Кигана на следующий день: он ездил по Коннемаре. «Да поможет им Господь», — подумал я.
Трубочист защищал свое положение вожака клана. В буквальном смысле. Время от времени устраивались состязания. Выводили молодых бычков, и молодежь справлялась с ними голыми руками. Эти своеобразные родео обычно устраивались в окрестностях Маллингара и привлекали массу зрителей. Притягивала их главным образом возможность делать ставки. Там проигрывались целые состояния. Никто не мог похвастать таким изобилием наличных денег, как братья. Полицейских заблаговременно оповещали о месте и времени. Они проявляли завидное рвение и оказывались совсем в другом графстве. Это приводило в восторг прессу, которая на первых полосах рассказывала, как они останавливали невинных автомобилистов. Я обещал позднее приехать. Но не был уверен, что мне захочется.
Я договорился встретиться с Брендоном Флодом. Он предложил «Супермак». Пришел раньше и занял столик. Два негра убирали со столов — признак новой Ирландии. Я было поздоровался с ними, но, похоже, только напутал. Господи, когда они полюбуются на то, что вываливается из дверей пивнушек и клубов в четыре утра, они поймут, что такое страх. И таксисты, и полицейские в это время стараются держаться подальше от зоны боев. Эти ребята знают, чем рискуют.
Брендон появился в костюме, на удивление похожем на тот, что я недавно приобрел. Я сказал:
— У них сухая чистка бесплатно.
— У кого?
— «Винсент де Поль».
— Откуда вы знаете?
— Я же детектив.
Он оглянулся, и я спросил:
— Почему вы назначили встречу именно здесь?
— У них замечательные чипсы с карри.
— Хотите?
— Нет, нет. Я отказался от них себе в наказание.
Я решил не заострять. Только открою кран всей этой церковной мутоты. Я передал ему пачку денег и сказал:
— За работу.
— Что вам от меня нужно?
— Адрес Рональда Брайсона и время, когда его нет дома.
Он кивнул и спросил:
— Вы с ним встречались?
— Да.
— Это он?
— Это он.
На свидание я взял с собой мобильник. Я вообще редко его с собой ношу. Мне следует чаще выбираться из дому. Когда он звонит, во мне поднимается все дерьмо, и я клянусь: «В последний раз». Мой номер есть только у Джеффа, Трубочиста и Кигана. Некоторая видимость контроля.
Я оделся напоказ. Напялил отныне скрипучую кожу. Один день под дождем в Голуэе, и все пройдет. Нацепил белую рубашку и выгоревшие мягкие джинсы. Когда вы их надеваете, все ваше тело покачивается под музыку благодарности. Они почти совсем белые, нечто между варенкой и полным разрушением. И башмаки от «Бэлли». Ах, Кики.
Когда я шел по городу, ко мне подошли двое полицейских. Им вместе, пожалуй, было лет двадцать.
Я их поприветствовал. Они сказали:
— Сэр.
Сколько же им лет?
В пивнушке было шумно. Там все еще собирались старожилы Голуэя. Школьный приятель сказал:
— Джек.
Я ответил:
— Лайам.
И все. Теплота по-ирландски в лучшем своем проявлении. Мне годится.
Лаура сидела в конце зала. То, что было на ней надето, и комбинацией не назовешь. Все на виду. Она покрутилась передо мной. Я сказал:
— Ух ты!
— В самом деле «ух ты»?
— И даже больше.
Я призадумался: если она сядет, где будет это платье? Она сказала:
— Называется «в облипочку».
— Не стану спорить.
Я бы назвал это сооружение носовым платком, но меня никто не спрашивал. Пахло от нее дивно, о чем я незамедлительно ей сообщил. Она сказала:
— Французские.
— Ну, разумеется. Что будешь пить?
— «Метц».
Я решил, что она шутит, и спросил:
— Ты шутишь?
— Нет, я всегда это пью.
— Это же спирт, в нем 100 градусов, его пьют алкаши.
Она растерялась и объяснила:
— Это подают в серебряной бутылочке со шнапсом и апельсином, написано «Метц» черными буквами.
— Ах, вот ты о чем.
Я ощутил себя полным идиотом и отправился к стойке. Целые полки этого пойла рядом с другими бутылками. Вернулся с бутылочкой и кружкой пива.
— Тебе стакан нужен?
— Господи, да нет.
В моей юности мы пили из бутылок, потому что не было стаканов. Зазвонил мобильный. Я не собирался отвечать, но что если Трубочист попал в беду?
Звонил Джефф. В голосе звучала тоска.
— Джек.
— Джефф. Как дела?
— Кэти родила.
— Замечательно. Она в порядке?
— Не знаю. Ты не мог бы заехать?
— Уже еду.
Я сказал Лауре. Она спросила:
— Мальчик или девочка?
— Гм...
— Сколько весит?
— Гм...
— Джек.
— Господи, Лаура, это все женские вопросы, мужикам они и в голову не приходят. По крайней мере, тем, кого я знаю.
Она сказала:
— Тебе лучше идти.
— А ты?
— Можно мне подождать в Хидден Вэлли?
— Разумеется.
Я дал ей ключи. Она обратила внимание на чудотворную медаль и спросила:
— Ты веришь в Пресвятую Богородицу?
Уж эти ирландские женщины, всегда найдут, чем тебя достать. Они все смешивают — грубую реальность и выдумку. Как только вы умудряетесь разобраться, они снова все запутывают. Я сказал:
— Мне подарил ее Джефф.
— Тогда с ребенком будет все хорошо.
Она наклонилась, крепко меня поцеловала и сказала:
— Я по уши в тебя влюблена.
Ну вот, что я говорил, поди в них разберись.
Время Серины Мэй.
Я поймал такси на Доменик-стрит. Таксист сразу начал:
— Вы знаете, в чем беда с «Манчестер юнайтед»?
Когда я вылезал из машины у больницы, он спросил:
— Знаете, кто виноват?
Джефф сидел в зале ожиданий. Он сразу предложил:
— Давай выйдем. Мне надо закурить.
— Ты же бросил.
— Джек... ты еще будешь читать мне мораль?
Справедливо. Он выглядел ужасно. Я бывал в таком разобранном состоянии так часто, что меня не удивило, что кто-то еще может так же развалиться на части. Я ничего не сказал. Дал ему сигарету, щелкнул «Зиппо», и он поспешно втянул дым, заметив:
— Если бы был кокаин, я бы сейчас приложился.
Все то время, что я знаком с Джеффом, он всегда держал себя в руках. Никогда не суетился, не бывал в скверном настроении, просто плыл по течению. Сейчас жизнь схватила его за яйца. Я спросил:
— Мне надо тебя поздравить... может, купить сигары?
— Она родила ребенка.
— Мальчик или девочка и... какой вес?
— Девочка. Откуда я знаю про вес? Она совсем малюсенькая.
Все, понял. Вот в чем разница. Джефф из «Большого Лебовски» был отцом. Этот тон. Из хиппи прямиком в родители. Удивительно. Вот и с ним такое сейчас происходило.
— Мы здесь весь день проторчали. Кэти, она просто золото. Затем в шесть часов они сказали, что будут резать. Я совсем скис, Джек. Пришла сестра, принесла мне ее побрякушки. Я решил, что она умерла. Мать твою, весь мир рухнул. Если я ее потеряю — мне конец.
Он на мгновение замер, потом снова продолжил:
— Без десяти семь они все появились. «Поздравляем, вы отец», но как-то без особого энтузиазма. Я понял, что-то не так. Они показали мне маленький сверток, мою дочь. Джек, я ничего не понимаю в младенцах, но она казалась какой-то... вялой. Подошел педиатр и сказал: «Мне очень жаль, но у вашей дочери синдром Дауна».
Я испугался, что он отключится.
— Джефф, приятель, может, тебе чего-нибудь принести — чаю, кофе... выпить?
Он взял еще сигарету, но не тронул зажигалку и снова заговорил:
— Я ничего не мог толком сообразить, что это такое: киста, фиброма, еще какой-то кошмар? Я слышал слова, но не понимал смысла. Вроде как мелодия есть, а слов не разобрать.
Он долго молчал, стараясь отдышаться, потом сказал:
— Ладно, там один мужик все объяснил. У нее лишняя хромосома. Она будет медленно развиваться, ей потребуется год на то, что у других детей займет полгода. Я пошел к Кэти, и знаешь, что она сказала, Джек?
Я отрицательно покачал головой. Говорить? Я даже курить не мог.
— Она сказала: «Милый, я тебя подвела». Я эти слова до могилы не забуду. Медсестра протянула мне ребенка, и Кэти спросила: «Ты любишь ее, милый?»
Он с трудом поднялся на ноги, отдал мне незажженную сигарету и сказал:
— Нет, я не буду курить.
— Молодец, тебе еще дочь растить.
Они назвали ее Серина Мэй. Попросили меня стать ее крестным отцом. Джефф пригласил меня навестить мать и дочь. В больничной палате я чувствовал себя незваным гостем. Сначала я отказывался, не хотел быть крестным отцом, уверял их, что не подхожу.
Кэти многозначительно взглянула на меня, и я поспешил сказать:
— Почту за честь быть ее крестным.
Джефф протянул мне ребенка, я начал, как обычно делают мужики, протестовать, и Кэти сказала:
— Да будет тебе, начинай оказывать на нее дурное влияние.
Я взял малышку. Крошечное существо, весит не больше полпинты. Она открыла глаза и взглянула на меня. Я заметил:
— Она строит мне глазки.
Джефф сказал:
— Она все понимает про легавых.
И тогда, на мгновение, я сообразил, что хотел сказать Томас Мертон. У Серины не было лишней хромосомы, это у нас, нормальных людей, не хватает одной хромосомы, искорки не хватает. Если бы я мог удержать этот момент, я бы побольше набрался энергии. Мне бы уже не требовалось забыться. Осознание этого потрясает, немногие умеют с этим справиться, а я еще меньше других.
К четырем я вернулся в Хидден Вэлли. В кухне горел свет. Лаура свернулась в кресле. Она проснулась и сразу же заговорила:
— Он был здесь. Ждал, когда я вошла. Сначала я его не заметила, так что он меня сильно напутал. Он решил, что это очень смешно. Сказал, что он социальный работник, который очень серьезно относится к своей работе. Вот он и решил, что зайдет к тебе домой, потому что ты слишком много пьешь. Спросил, не жена ли я тебе и не Энн ли Хендерсон, а потом заметил, что для алкоголика ты привлекаешь на удивление много женщин, — и интересно было бы знать, что они в тебе находят. Неужели я не могла найти себе нормального парня или это такое у меня извращение?
Пока она говорила, ее всю трясло, и мое сердце разрывалось от жалости. Я подошел, наклонился над ней и сказал:
— Теперь все нормально. Я здесь, и я тебя не оставлю.
Она ухватилась за меня и притянула к себе:
— Он сказал, что он твой друг, Джек
— Ладно... он тебя трогал?
— Нет.
— Уверена?
— Джек, он меня напугал.
— Все в порядке, я не вру. Мы ляжем в постель, я тебя обниму, и ничего подобного никогда больше не произойдет.
Она мне поверила. Когда она заснула, я еще долго лежал, глядя в темноту. Мне дико хотелось взять свою пушку и пойти прямо к нему и отстрелить его гребаную голову.
Так вышло, что эти мгновения оказали большое влияние на дальнейшие события. Если бы меня попросили назвать момент, в который я принял самое ошибочное свое решение, я бы назвал этот. Тогда все и началось.
Брендан Флод позвонил на следующий день в полдень. Сообщил адрес и рабочий распорядок Брайсона. Я спросил:
— Откуда вы все это берете?
— Господь помогает.
— Это точно.
— Я упомянул вас на собрании нашей группы.
— Группы?
— Мы встречаемся, чтобы вместе молиться, просить прощения, молить об излечении.
— Ясненько.
Разве?
— Мы будем упоминать ваше имя следующие девять недель.
Девять недель, девятимиллиметровый пистолет... оружие на все случаи жизни.
— Наверное, мне надо сказать спасибо.
— Не надо ерничать, Джек. Чудеса случаются. Посмотрите, как мне удалось исправиться.
Это-то меня и беспокоило.
Я позвонил Джюри и услышал сильно пьяный голос Кигана. Я спросил:
— Встретиться можем?
— Господи, сколько времени? В какой я стране?
— В Ирландии.
— А я, бля, решил, что уже домой уехал.
— Ты в состоянии найти заведение в три часа?
— Пивнушку?
— Нет, это кафе.
— Не паб?
— Нам надо поработать.
— Тогда пошли в пивную.
И он повесил трубку.
Я подумал, не взять ли с собой пистолет, но разве сам Киган — не достаточно мощное оружие для любого человека?
Он опоздал. Я заказал чай. Официантка сказала:
— У нас замечательные плюшки.
— Так говорит моя мать.
Она заинтересовалась, навострила ушки и спросила:
— Я ее знаю?
Пора было ее заткнуть, поэтому я сказал:
— Вряд ли, она умерла.
Больше никаких любезностей. Когда появился Киган и быстренько принял на грудь, он заметил, глядя на официантку:
— Первый неприятный человек, встреченный мною в Ирландии.
— Ты так считаешь? Она предложила мне плюшки.
— Да пошла она.
Несмотря на дурное расположение духа, он держался отлично. Я так и сказал. Он вытащил из кармана плоскую серебряную флягу с эмблемой Голуэя. Объяснил:
— Моя малышка мне подарила. Там потин.
— Poitin.
— Разве я не так сказал?
— Ну, разумеется.
Он отпил добрый глоток и сказал:
— Ну вот, официантка уже кажется симпатичнее. Хочешь принять?
— Нет, спасибо. Брайсон побывал у меня дома.
Я поведал ему о событиях последних дней, включая дочку Джеффа. Он заметил:
— Синдром Дауна. У меня на участке был парнишка, у него дочка была такая.
— Ну и как?
Он вдруг повеселел:
— Челсия. Вспомнил, ее звали Челсия. Знаешь, она была просто прелесть. Увы, мне пришлось ею воспользоваться, чтобы добраться до ее папаши.
— Что?
— Не строй из себя святую невинность. Я полицейский, не слишком симпатичный парень, по какой причине здесь и нахожусь, и мне портит настроение какая-то уродливая сука-официантка.
Он снова взглянул на нее. Она собиралась принести меню, но, заметив выражение его лица, передумала. Он сказал:
— Если бы кусок такого дерьма, как Брайсон, посмел появиться в моем доме и напутать мою женщину, я бы его закопал.
Он выглядел безумным. В уголках рта скопилась пена. Он продолжил:
— В прошлом году у нас в Клэпхэме появился серийный убийца. Начальство решило использовать одну из моих вольнонаемных в качестве подсадной утки. И не обеспечили ей надежной охраны. Те, кто ее подстраховывал, опоздали. Я успел.
— Что случилось?
— Он повалил ее на землю, сорвал с нее колготки, держал нож у ее горла и матерился. Я оторвал его от нее, и знаешь, что он сделал?
— Нет.
— Он рассмеялся мне в лицо и заявил, что через полгода выйдет и уж тогда ее уроет.
— И он бы вышел?
— Возможно, через еще более короткий срок.
— И что сделал ты?
— Помог ему упасть на собственный нож.
— Что?
— Что слышал. Не лучше ли нам пошевеливаться?
Я сказал:
— Глянь на угловой столик около двери.
Он посмотрел.
Хорошо одетый мужчина, явно в растрепанных чувствах, рассказывал о своих несчастьях пожилой паре. Они внимательно слушали, ловили каждое слово. Киган спросил:
— Что там происходит, он им вешает лапшу на уши?
— Добивается сочувствия. Особый тип мошенничества. Он рассказывает им на ломаном или корявом английском, что оставил маленький саквояж в углу кафе. Но он расстроен: кафе так много, все одинаковые. Все его ценности были в этом саквояже: билеты, паспорт, кредитные карточки.
— Хитрый засранец. Он что-то получит?
— Ему ничего не надо, меньше всего чего-то материального. Он наслаждается их сочувствием, их огорчением по поводу его несчастий.
— Ты его знаешь?
— Конечно, когда-то он был полицейским.
— Кто-нибудь должен дать ему в ухо.
— Почему? Это же типичное преступление без жертвы. Все, что он у них забирает, это время и капелька соболезнования.
Мы вышли, и я сказал:
— У Брайсона студия недалеко от пристани.
Но Киган еще не закончил с парнем, который плакался в жилетку пожилой паре.
— Странная у вас страна, а ты, Джек, здесь самый странный.
— Да будет тебе, Киган, только не говори мне, что не встречал таких типов во время дежурства у себя в городе.
— Десятки. Только в Лондоне такие берут адрес, затем заявляются в один прекрасный вторник, грабят, ее насилуют, ему отрубают голову.
— Такое случается?
— Как-то была у меня собака. Мейер-Мейер, по имени героя одного из романов Макбейна, дворняжка. Я слышал, они притягивают детей.
— Эта тоже?
— Щенки у него были, это точно. До сих пор тявкают в округе.
Я засмеялся.
— Тогда бродил по улицам один психопат. Газеты звали его «Факел». Он облил Мейера бензином и щелкнул спичкой.
— Бог мой.
— Я любил старину Мейера, с ним не было скучно.
— Что ты сделал с Факелом?
— Ничего.
— Да ладно тебе, Киган.
— Мы так и не смогли его поймать.
— Вот как.
В каждой урезанной правде,
которую я продавал,
всегда оставалась часть лжи.
Фил Кеннеди
Кристофер Маккуарри, сценарист «Обычных подозреваемых», ставший потом продюсером «Пути оружия», говорил: «Я боюсь нанимать Джеймса Каана: я всякое про него слышал. К тому же первое, что он мне сказал, было: "Ты больной ублюдок". Вероятно, он и обо мне много чего слышал».
Я рассказывал это Кигану, когда мы подходили к Мерчантс-роуд, но от причала нас еще отделял траулер.
— Как будем себе вести?
Он мрачно улыбнулся и заявил:
— Пойдем напрямик.
Киган достал ключи и открыл входную дверь дома. Мы поднялись на один этаж к квартире номер 107. Он опять побренчал ключами, и мы вошли. Первым впечатлением был запах: воняло ладаном. Киган заметил:
— Наш мальчик любит покурить травку.
— Он курит ладан?
— Пойдем поглядим.
Я пошел за ним.
Большая гостиная напоминала гигантскую помойку. Грязные коврики на полу, крутом разбросана одежда. Киган заметил:
— Аккуратным его не назовешь.
В кухне царил хаос. Везде разбросаны коробки из-под фастфуда. Мойка забита грязной посудой. Киган приказал:
— Ты смотри в гостиной, я займусь спальней.
Я нашел справочник, в котором страницы, посвященные геям, были особо замусолены. На столе лежала книга Фреда Каплана «Гор Видал». Я сообщил Кигану об этом и добавил:
— Надо же, она подписана.
— Кем? Фредом или Гором?
Его вопрос произвел на меня впечатление. Он вышел из спальни со стопкой журналов и сказал:
— Жесткий садо-мазо, гомосексуализм, фетишизм и боль как вечная подруга.
— Но это ничего не доказывает, так?
— Так уж ничего, здесь доказательств навалом.
— Но не для суда.
— Это ты так думаешь. Ты когда-нибудь смотришь «Практику»?
Мы порылись еще, но больше ничего не нашли. Уходя, я сунул книгу про Видала в карман. Киган заметил:
— Ему будет ее не хватать.
— Знаю.
— И травки в половину веса этой книги.
— Ты взял травку?
— Или наоборот.
В тот вечер я заполнял свои книжные полки. Я еще раз побывал у Чарли Бирна и вернулся домой с большим грузом. Я не отличался педантичностью, не старался расставить книги по алфавиту или по росту. Нет, мне нравилось их перемешивать. Ставить Пола Теро рядом с Сент-Вида. Это я так развлекался. Пеликаноса ставил в один ряд с Джимом Томпсоном, Флэнна О'Брайена с Томасом Мертоном. За последние полгода я прочитал «Дом листьев», «Душераздирающую работу невероятного гения» и открыл для себя Дэвида Писа.
Надо было еще найти место для стихов Энн Секстон «В Бедлам [ Бедлам — психиатрическая больница в Лондоне. — Примеч. ред. ] и наполовину вернувшись». Еще один писатель, прошедший через помешательство и самоубийство.
Зазвенел звонок. Трубочист практически впал в дверь. Под глазом фингал, на лице ссадины, костюм порван, на волосах кровь. Он прохромал к креслу и сказал:
— Виски, пожалуйста, Джек Тейлор.
Я налил ему большую порцию. Он выпил залпом, и я протянул ему сигарету. Спросил:
— Дрались в костюме?
— Это не был вызов.
— Что-то другое, так?
— Верно, что-то другое.
Он остановил на мне свои темные глаза и спросил:
— Что вы теперь думаете о тинкерах?
— Вам это интересно?
— Сегодня... да.
— Я с вами работаю, и мне это нравится.
Он не отвел глаз.
— А если бы мы жили в соседнем доме, Тейлор, как бы вы к этому отнеслись?
— Обрадовался бы.
Он коротко рассмеялся:
— Что-то слабо верится.
— Вы мне не верите?
— Пойдемте.
Фургон стоял в аллее, на крыльях и дверцах глубокие вмятины.
— Господи, что случилось, в вас швыряли камнями?
— Вы угадали.
Он завел фургон и спросил:
— Вы знаете что такое дневка?
— Место, куда селят племя, вроде турбазы.
Это его позабавило. Он пробормотал:
— Турбаза, как обычно это звучит.
От этих слов так и несло снисходительностью. Я сказал:
— Слушайте, Трубочист, последите за тоном. Что бы ни случилось, я в этом участия не принимал. Я же с вами, припоминаете?
Горечь спустилась от его глаз ко рту, заставив губы подергиваться. Он потрогал губы и сказал:
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 20; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!