Попался в аэропорту 3 страница
— Мать твою, он меня облевал.
— Сломай ему нос.
Он послушался, воспользовавшись тем же ломиком. На этом они сделали перерыв. Я лежал, привалившись к стене. Голос над ухом произнес:
— Нравится общаться с тинкерами?
Затем мужик шумно втянул воздух и ударил меня по голове.
Очнувшись, я никак не мог сообразить, сколько времени пролежал без сознания. Мимо прошла пожилая пара. Она сказала:
— Какой жуткий вид, позор да и только.
Если бы я мог, я бы крикнул: «А чего вы ждете? Я же тинкер».
Через некоторое время я заполз в дом, прошел к раковине и сплюнул кровь вперемешку с зубами. Я добрался до гостиной и бутылки ирландского виски и глотнул прямо из горлышка. Алкоголь обжег израненные десны, но все-таки проник в желудок. Костюм был безвозвратно испорчен, голубая рубашка разорвана в клочья. Вопреки тому, что показывают в фильмах, требуется приличная сила, чтобы разодрать рубашку. Я нашел смятые сигареты и закурил. Я держал тяжелую зажигалку «Зиппо», как талисман. Глотнул еще виски, немного полегчало. После недолгих поисков я нашел телефон Трубочиста и возился целую вечность, пока набрал номер. Наконец услышал:
— Алло?
— Это Джек, помогите мне.
И потерял сознание.
Когда я в следующий раз открыл глаза, то не сразу понял, где нахожусь. Лежу в кровати, в пижаме. Первая мысль: «Черт, только не больница».
Если бы больницы, подобно авиационным компаниям, считали на мили, я бы набрал порядочно. Сердце ёкнуло: у дверей кто-то сидит. Голова разламывалась. Присмотрелся: в кресле спит Трубочист. Несет ночную вахту. Я не ощущал похмелья. Это меня насторожило. Почему это вдруг? На коленях Трубочиста лежал девятимиллиметровый пистолет. Лучше мне не делать резких движений. Я слегка кашлянул. Он пошевелился, и я спросил:
|
|
|
— Куда подевалось мое похмелье?
Он встряхнулся, похоже, удивился, обнаружив пистолет, положил его на пол и ответил:
— Вы по уши напичканы обезболивающими таблетками.
Рот онемел, но не болел. С онемением я готов был смириться. Спросил:
— Кто уложил меня в постель?
Он слегка улыбнулся:
— Мы нашли вас на полу. В плохом состоянии, друг мой. Позвали врача, он над вами потрудился. Это было два дня назад.
— Господи.
— Братья охраняют вас по очереди. Разумеется, вам потребуется дантист.
— Я хочу чаю.
Он встал. Я кивком показал на пистолет. Он сказал:
— Если бы он был с вами, вы не остались бы без зубов.
— Со мной были чипсы. Если бы у меня была пушка, мне забили бы ее в глотку.
— Они напали на вас неожиданно?
— Прямо надо сказать, меня застали врасплох.
Он пошел готовить чай, а я осторожно слез с постели. Меня качало, но на ногах я держался. Я медленно двинулся к ванной комнате, избегая смотреть в зеркало. Я никогда не был картинно хорош собой, но без зубов наверняка стал совсем безобразным. Я сказал себе: «Это придает твоему лицу своеобразие».
|
|
|
Еще бы. Это, да еще пушка, может, люди и побоятся со мной связываться.
Прежде чем спуститься вниз, я надел тонкий свитер и старые штаны. Яйца были черно-синими и сильно распухли.
Я умудрился выпить немного теплого чая, обойдясь без тоста. Трубочист дал мне несколько красных и серых таблеток, заметив:
— Помогут держать боль на расстоянии.
Я подумывал о кокаине, но разве со сломанным носом я сумею управиться? Он сказал:
— Я убрал кокаин — вдруг заглянет полиция?
Я не ответил, и он добавил:
— Тирнансы.
— Что?
— Братья Тирнансы, это они вас так отделали. Они ненавидят тинкеров. Они скрылись, но когда всплывут на поверхность... Я вам сообщу.
Все считали, что главной целью
была беседа: вежливая,
цивилизованная,
почти банальная;
вы пили кофе с молоком
без сахара. Таков был ваш привычный
выбор. Ничего странного.
Но я пил чай...
Необычный выбор,
свойственный смуте.
Джефф О'Коннелл
Следующие несколько недель я почти никуда не выходил, только к зубному врачу. Сидел дома, почти всегда под кайфом. Дантист сказал:
|
|
|
— Уф...
Ничего хорошего. Он спросил:
— Что случилось?
— В регби играл, попал в заварушку.
Он с сомнением взглянул на меня, но не стал уточнять. Полтора часа я сидел в кресле, а он делал что-то ужасное. Рот был набит разными инструментами. Я вполне мог открыть кружок «сделай сам». Когда он прервался, я попросил:
— Не рассказывайте мне, что вы делали.
— Я удалил почти все осколки...
— Bay, доктор... поверьте мне. Я не хочу ничего знать.
Снова в кресло, новые раскопки. Наконец он снял слепок и сказал:
— Через пару недель можно будет поставить.
— А что-нибудь временное вы пока не могли бы туда приладить?
Он покачал головой:
— Поверьте мне, мистер Тейлор, когда пройдет заморозка, даже ваш собственный язык будет вам мешать.
Когда я собрался уходить, он спросил:
— У вас есть медицинская страховка?
— Нет, и еще у меня нет зубов: ирландец во цвете лет.
— Ну, по крайней мере, вы сохранили чувство юмора. Думаю, оно вам понадобится.
— Спасибо, док. Жаль, что не могу сказать, что получил удовольствие.
— Я бы на вашем месте не слишком увлекался регби.
Когда я расследовал свое последнее дело, мне пришлось столкнуться с полицейским по имени Брендон Флод. Он избил меня до полусмерти, переломал пальцы на левой руке. Это произошло во время нашей первой встречи. Затем он увлекся религией и очень изменился. Практически помог мне разобраться в деле, которое закончилось тем, что я убил своего лучшего друга. Довольно занимательные у нас были отношения. Я сохранил его номер и вечером позвонил.
|
|
|
— Алло?
— Брендон, это Джек Тейлор.
Длинная пауза, затем глубокий вздох:
— Вы вернулись?
— Вернулся.
— Вашего друга так и не нашли.
— Нет, не нашли.
— Что я могу для вас сделать, Джек?
— Раньше ваша информация была на вес золота. Вот я и подумал: не мог бы я воспользоваться вашей помощью сейчас?
— Если это не противоречит воле Господа.
— Все еще веруете, да?
— Да, Джек, и Господь тоже в вас верит.
— Рад слышать.
Я рассказал ему про убийства тинкеров. Он спросил:
— Полиция не хочет этим заниматься, верно?
— Именно поэтому я вам и звоню. Сможете помочь?
— Оставьте номер вашего телефона. Я попробую порасспросить кой-кого.
— Великолепно, но постарайтесь не подставляться.
— Мне Господь поможет.
Клик.
Я пил виски «Робин Редбрест». Господи, вот уж воистину воспоминание о пятидесятых. Мой отец выпивал рюмку под рождественский пирог. Видит Бог, поскольку его пекла моя мамаша, вы нуждались в любой возможной поддержке. Он был хорошим человеком. Мать и тогда была стервой, такой и осталась. Я слыхом не слыхивал о ней ничего вот уже больше года. Может, она умерла. Она обожала мое единственное достижение — то, что я оказался неудачником. Имея такого сына, она могла демонстрировать свое терпение. Эта женщина была рождена, чтобы стать мученицей, но исключительно при наличии зрителей. Платите и смотрите.
Мое увольнение из полиции, мое пьянство, моя неудавшаяся жизнь — большего ей нельзя было желать. Черт, чего это я завелся? Я взял телефон и позвонил Кики. Номер я знал наизусть.
— Это Джек.
— Джек, как твои дела? Почему ты не звонишь? Когда я могу приехать?
— Слушай, сбавь обороты. Я в порядке... Скучаю.
— Так я могу приехать?
— Разумеется, но подожди пару недель.
— Почему, Джек?
— Из косметических соображений.
— Не понимаю.
— Слушай, у меня хорошие новости. Есть дом и работа.
— Но, Джек, ты же знаешь, мне необходимо собственное пространство.
Мне хотелось крикнуть: «Если тебе нужно собственное пространство, какого хрена тащиться в Ирландию?»
Но я сдержался, лишь сказал:
— Побудешь здесь несколько дней, пока не акклиматизируешься.
— В Ирландии настолько все по-другому?
— Уж поверь мне, я после пятидесяти лет все еще привыкаю.
— Так я могу приехать через две недели?
— Наверняка.
— И... Джек, ты меня любишь?
— Конечно.
— Я тоже тебя люблю.
Я положил трубку и задумался о разговоре. Нет, я ее не любил. Соврал, а виновато виски.
В то утро, когда я получил новые зубы, я был счастливым частным детективом. Помните «Дайер стрейтс»? Все у них шло хорошо, они играли разную музыку. Что своего рода подвиг. Потом леди Ди объявила, что они — ее самая любимая группа, и все. Sayonara, ребятки. Теперь они сравнялись с «Дюран-Дюран», и возврата уже нет. «Легкие деньги» звучало именно так, как и должно было — самоуверенно. Как многие рок-звезды, Марк Нофлер отдал дань скромности в «Парни с Нотинг-Хилл». Да, мы простые парни. Группа спустила себя в обыкновенный унитаз. Я думал об этом, чтобы отвлечься, пока зубной врач надевал мне новые коронки. Он сказал:
— Надо будет немного к ним привыкнуть.
— Как к новой Ирландии.
Он улыбнулся и назвал цену. Я продолжил:
— Бог ты мой, а не могу я взять их в аренду, как вы думаете?
Он не оценил шутку.
Пока я шел по Шоп-стрит, я все время улыбался, чтобы показать зубы. Шон, бывший когда-то владельцем паба, все еще занимал добрую половину моего сердца. Он тоже был убит. Из-за меня. При этой мысли я перестал лыбиться. Когда я добрался до Хидден Вэлли, меня на кухне ждал Трубочист. Я сказал:
— Пожалуйста, не стесняйтесь, заходите в любое время, совсем не обязательно предупреждать о приходе по телефону.
Он хмуро взглянул на меня и сказал:
— Новые зубы?
Я сверкнул всей челюстью. Он кивнул и спросил:
— А как яйца?
— Опухоль спала.
Снова кивок
— Я не имел в виду ваш комплект.
— А, вы это метафорически спросили. Отдайте мне мой кокаин, и я выйду сражаться против легионов.
— Их всего двое. Тирнансы, они появились.
В животе у меня что-то сжалось. Он полез в карман пиджака. Трубочист всегда носил темные костюмы и белые рубашки. Скорее напоминал официанта-грека, а не бродягу. Он достал маленький кожаный кисет. С ремешком, чтобы можно было надевать на шею. Я спросил:
— Почему вы в костюме? Вам же не надо сидеть в офисе.
Он печально улыбнулся:
— Мне надо быть респектабельным. От нас ожидают, что мы будем выглядеть как бродяги, но я стараюсь опровергнуть эти предположения.
— Ладно, но разве вам никогда не хочется на все плюнуть, расслабиться?
Он жестом отмахнулся от этого дурацкого предположения, похлопал рукой по кисету и сказал:
— Откройте.
— Шутить изволите? Зная вас, я вполне могу рассчитывать обнаружить там сушеную голову.
Наконец-то он рассмеялся:
— Вы почти угадали.
Он перевернул кисет, и на стол упали четыре окровавленных зуба.
— А, мать твою.
— Это на случай, если вы нуждаетесь в мотивации по поводу братцев.
Он собрал зубы, ссыпал их назад в кисет и протянул его мне. Я неохотно затянул тесемки и просунул в ремешок голову, спрятав кисет под рубашкой. Заметил:
— Теперь я как Брандо в «Апокалипсисе».
Он встал и сказал:
— Заеду за вами в семь. Захватите оружие.
— Что мне надеть для роли мстителя?
Он задумался:
— Что-нибудь прохладное.
После обеда мне принесли пакет. Без марки. Я распечатал и увидел кокаин. Сказал вслух:
— Молодец, Трубочист.
Насыпал себе полоску. Нос заживал, но все равно больно было дико. Умудрился вдохнуть дважды. После воздержания в течение двух с половиной недель подействовало подобно грому. Слава богу. Десны онемели, и я почувствовал ледяное щекотание в горле, заморозившее мне мозги. Теперь я мог рискнуть взглянуть в зеркало.
Ничего хорошего. Нос согнут влево. Возможно, после следующего перелома он встанет на место. А следующий раз будет, это я знал по опыту. Так было всегда. Под глазами густые синие тени, как раз в тон полицейской форме. Новые глубокие морщины у рта. Каким же старым я становлюсь. Недостаточно старым, черт возьми, чтобы полюбить Джорджа Майкла. Улыбнулся, полюбовался зубами. Маяк в сто ватт в пустыне. Зубы жили сами по себе. Вспомнилась детская песенка: «Ты удивишься, куда делся желтый налет, если почистишь зубы „Пепсодентом".
Вот так.
Кокаин забирал круто. Мне надо было выйти. Показать свою улыбку двадцатилетнего на лице мужика в полтинник. Я надел белую рубашку, брюки и куртку. Почти что кожа. Я был самым старым пижоном в городе. Кисет бился о грудь, подобно самым дурным новостям.
Выйдя на белый свет, я подивился яркому солнцу. Тепла не было, но можно притвориться. Сосед сказал:
— Мы проиграли повторную игру.
— Разве?
— Не смогли победить этих подонков Керри.
— Может быть, в следующем году.
— Черта с два.
Сосед на мой вкус. Я направился в «Живаго Рекордс». Диклэн поднял голову и сказал:
— Ты вернулся.
— Как проницательно.
— Что?
— Не обращай внимания. Мне нужен Король.
— Элвис?
— А есть другой?
— Лучшие хиты?
— Точно.
— Диск?
— Диклэн, я не хочу учить тебя твоему делу, но если человеку за сорок, он не покупает диски.
— Тебе бы МР3-плеер.
— Мне бы с кем-нибудь перепихнуться.
— Джек, право, ты стал обидчивым. Что случилось с твоим носом?
— Я посоветовал одному парню купить МРЗ-плеер.
Он сделал мне скидку в несколько фунтов, так что я его простил.
Я знал, что должен сходить на кладбище, причем не единожды. Чувствовал ли я себя виноватым? Господи, еще как. Достаточно ли виноватым, чтобы туда пойти? Не совсем.
Я повстречал ирландского румына по имени Чаз. Он когда-то был настоящим румыном, но потом стал почти местным. Он спросил:
— Как насчет пинты?
— С удовольствием.
Мы двинулись в паб «У Гаравана». Ничего не изменилось, ничего не испорчено. Я сел в углу, а Чаз пошел за пивом. Я достал сигареты и закурил. Чаз принес кружки и сказал:
— Slainte.
— Будем.
Он взял сигарету из моей пачки «Малборо», воспользовался моей «Зиппо». Внимательно оглядел зажигалку и сказал:
— Настоящее серебро.
— И что?
— Цыгане делали.
— Верно.
— Продай.
— Мне ее одолжили.
— Одолжи мне.
— Нет.
Кружки быстро опустели, я заказал еще. Пригляделся к Чазу. На нем был свитер с военными регалиями. Я спросил:
— Как дела?
— Надеюсь получить грант от Художественного совета.
— На что?
— Пока не знаю, но что-нибудь придумаю.
— Тебе обязательно повезет.
— Знаешь, Джек, в Ирландии не любят румын.
— Мне очень жаль.
— Но в Голуэе все по-другому.
— Прекрасно.
— Да нет, здесь нас ненавидят.
— Вот как.
— Одолжи мне пятерку, Джек.
Я дал ему деньги. «Пока», — и я удалился.
И налетел прямо на свою мать. Она взглянула поверх моей головы, где висела вывеска паба. Это вместо «здравствуй». Лицо, как и раньше, без морщин, как будто жизнь ее не коснулась. Так бывает с монашками. «Эсти Лаудер», поимей в виду: поинтересуйся монашками. Когда смотришь в ее глаза, то видишь Арктику, ледяную голубизну. И всегда одно и то же послание: «Я тебя похороню».
Она сказала:
— Сын.
Памятуя о запахе пива изо рта и сломанном носе, я ограничился фразой:
— Как дела?
— Ты вернулся.
— Правильно.
Молчание. Люди ее типа умеют наслаждаться таким молчанием. Мне все это было знакомо, да еще во мне гулял алкоголь, поэтому я был в состоянии играть в эту игру. Ждал. Она сдалась первой:
— Могу угостить тебя чаем.
— Не думаю.
— Тут в лавочке пекут дивные плюшки.
— Нет, не сегодня.
— Ты никогда не думал, что стоит написать?
Старая песня, привычное нытье. Я сказал:
— О, я думал написать. Вот только я никогда не собирался писать тебе.
Это ее зацепило. Она вздохнула. Если вздохи когда-либо включат в олимпийские виды спорта, она всех обойдет. Люди спешили мимо, не замечая нас. Я сказал:
— Мне пора.
— Это все, что ты можешь сказать собственной матери?
— Знаешь, нет. У меня есть еще кое-что.
Я сорвал с шеи кисет и вложил ей в руку. Собирался сказать: «Можешь положить это рядом с сердцем моего отца».
Только зачем золотить пилюлю?
Лето пело во мне.
Эдна Сент-Винсент Миллей
Трубочист заехал за мной вовремя. В белом фургоне, сверкающе-чистом, ни пятнышка. Я сел на пассажирское сиденье. Сзади четверо молодых парней в черных спортивных костюмах. Я поздоровался:
— Привет.
Они промолчали. Трубочист включил передачу и выехал на дорогу, где было совсем мало машин. Я сказал:
— У меня есть для вас подарок.
Он очень удивился и спросил:
— Что именно?
Я протянул ему пакет. Он раскрыл его, одним глазом следя за дорогой.
— Элвис Пресли!
— Как и вы, он самый главный.
Сзади раздался одобрительный хор голосов. Мы сворачивали на Найл-лодж. Он сказал:
— Они живут на Тейлор Хилл.
— Наверное, есть бабки.
Он взглянул на меня и спросил:
— Не родня?
— Что?
— Ну холм... Тейлора.
Я отрицательно покачал головой и сказал:
— Я по другую сторону.
Он задумался над моими словами, потом спросил:
— Вы готовы?
— К чему?
— Делать то, что вам скажут.
— Хмм, с этим у меня вечные проблемы.
— Попытайтесь.
— Ладно, видит Бог, я постоянно пытаюсь.
Мы остановились в тихом месте, недалеко от Треднидл-роуд, встали в сторонке. Трубочист кивнул, и парни исчезли, как черные призраки. Я спросил:
— Эти Тирнансы, это их собственный дом?
Он мрачно улыбнулся:
— Достался по наследству, ни один из них не женат. Они смотрят видео, заказывают карри, пиво и веселятся. Без женщин. Сливки ирландских мужчин, холостяки, и этим гордятся.
— Вы женаты, — сказал я.
— Да, и у меня маленькие дети. Но не будем сейчас о семье.
— Ладно.
— Когда мелькнет фонарь, нам пора идти.
— Последний вопрос.
— Что?
— Почему вас зовут Трубочистом?
— Мы чистим дымоходы.
— И кстати, а эти парни чем занимаются?
— Уже два вопроса.
— Вы считаете?
— Парни расчищают нам путь.
— Понятно.
— Сами увидите.
Мелькнул свет фонаря. За пояс брюк сзади у меня был заложен пистолет, прямо как в лучших фильмах. Черт, я даже не знал, заряжен ли он. А спрашивать было некстати.
Дом был выстроен в псевдотюдоровском стиле. Почти весь фасад зарос плющом. Дверь открыта. Я последовал за Трубочистом. Холл был завален запасными частями, велосипедами, разобранными двигателями. Мы вошли в большую комнату. Парни уже вполне справились. Двое сидели на толстом мужике, лежавшем на полу. Более худой братец сидел в кресле, один из парней держал у его горла нож. Оба были в шортах и майках. Трубочист сказал:
— Тот толстяк на полу — Чарли, другой, мозговой центр, Фергал.
Услышав свое имя, Фергал улыбнулся. На его щеке уже зрел синяк. Он сплюнул и заявил:
— Тейлор — гнусный ублюдок.
Парень слева заехал ему кулаком в ухо. Он покачнулся, но не потерял присутствия духа. Я попросил:
— Парни, отойдите в сторону.
Они взглянули на Трубочиста, тот кивнул. Я вытащил пистолет и спросил:
— Фергал, верно?
— Пошел ты.
— Слушай, Ферг, полегче с выражениями.
Он почти совсем пришел в себя и сказал:
— Видишь эту пушку? Я засуну ее тебе в задницу.
Чарли, валявшийся на полу с окровавленной физиономией, хихикнул и добавил:
— Скажи ему, Ферг.
Осмелев, Фергал заорал:
— Что вы собираетесь делать, грязные свиньи?
Я ответил:
— Сначала вот что...
Повернулся и прострелил Чарли колено. Потом продолжил:
— Затем я тебя кастрирую.
Чарли завопил, и я попросил:
— Суньте ему в пасть кляп.
Фергал испугался, по лицу струился пот. Я сказал:
— Смотри.
Сунул пистолет ему в пах и спросил:
— Что-нибудь еще?
— О господи, Тейлор... пожалуйста... так вышло, мы потеряли контроль над собой... извини нас.
Я сказал:
— Ты должен мне комплект новых зубов.
— Конечно, какие проблемы, господи, да все, что скажешь. Ты любишь видео, у нас есть классные фильмы.
— Мне нужны твои зубы.
Я ударил его пистолетом по зубам, наклонился и сказал:
— Чтоб я о тебе больше никогда не слышал.
Он кивнул, держа руку у рта. Я повернулся к Трубочисту:
— Я с ними кончил.
Вернувшись в фургон, я попытался закурить сигарету. Не смог. Трубочист прикурил сам и сунул сигарету мне в рот. Он завел двигатель, и мы медленно поехали прочь. Через некоторое время он сказал:
— Я думал, что вы и в самом деле это сделаете — отстрелите ему яйца.
Я глубоко затянулся и ответил:
— Я тоже.
Сзади раздался тихий смех. Мне следовало поближе присмотреться к этим парням. Я этого не сделал, и мне это аукнулось так, что я и представить себе не мог.
Кики прилетела дождливым днем. Я взял такси до аэропорта, чтобы ее встретить. Водитель тут же мне сообщил:
— На Параолимпийских играх несколько проб на допинг оказались положительными.
Нельзя ни в коем случае поощрять таксистов. Даже самый нейтральный звук обычно понимается ими как: «Вы так увлекательны, пожалуйста, сообщите мне ваше мнение решительно обо всем и не давайте мне вставить ни одного слова».
Но он уже завелся:
— Возьмите обычные Олимпийские игры, там мы готовы, что нас станут надувать. Но инвалиды и все такие прочие, от них-то мы ждем честности, верно?
Дальше мы начнем разбираться, кто в этом виноват.
Он спросил:
— Знаете, кого я виню?
— Понятия не имею.
— Ваших арабов.
— Да что вы.
— Они подмешивают в воду лекарства.
Когда мы приехали в Карнмор, я спросил:
— Вы можете подождать?
— Разумеется. Хотите, я зайду с вами в здание вокзала, выпьем чаю?
— Нет.
Когда Кики появилась, сердце у меня слегка ёкнуло. Не как при появлении возлюбленной, скорее, как при виде дальней родственницы. Она выглядела потрясающе. Синий пиджак, бледно-голубые джинсы. Я сказал:
— Ты выглядишь потрясающе.
Она меня обняла, крепко поцеловала и сказала:
— Джек, ты покраснел.
— Это от смущения.
Я взял ее чемоданы. Порадовался, что они маленькие. Значит, не собирается оставаться надолго. Залезая в такси, сказал:
— Только не упоминай про спорт.
Когда мы тронулись, таксист завел свое:
— Некоторые пробы на допинг оказались положительными....
В Хидден Вэлли, когда я нес чемоданы Кики, мимо прошел сосед. Он подмигнул и сказал:
— Ах вы, шалунишка.
Англичанин бы сказал: «Ах вы, негодник», но оттенок был бы совсем другим.
Ей понравился дом. Я налил выпить и сказал:
— Slainte.
— Ой, как мне нравится это слово. И ты мне нравишься. Что случилось с твоим носом, с зубами?
— Недоразумение.
— У тебя неприятности, Джек?
— Разумеется, нет.
Мы отправились в постель. Жаль, но не могу похвастать, что доставил ей большое удовольствие. Ничего подобного. Она спросила:
— В чем дело, Джек?
— Ни в чем. Просто я от тебя отвык.
— Может быть, это алкоголь и кокаин обокрали тебя?
— Нет... Потерпи несколько дней, и все будет в ажуре.
Никто из нас в это не поверил.
Вечером я сказал:
— Пойдем, познакомлю тебя с друзьями.
Мы отправились в паб «У Нестора». Охранник нас проигнорировал. Джефф работал за стойкой. Я сказал:
— Джефф, это Кики, подруга из Лондона.
Кики бросила на меня быстрый взгляд. Джефф громко позвал Кэти и спросил:
— Могу я вам что-нибудь предложить, чтобы сказать: добро пожаловать в Ирландию?
— Маленькую кружку «Гиннеса».
— Мне пинту, Джефф.
Появилась сгоравшая от любопытства Кэти. Ее беременность была уже очень заметна, поэтому у них с Кики сразу завязался чисто женский разговор. Мы сидели на стульях, а Кэти стояла за стойкой с Джеффом. Кэти вдруг спросила:
— Слушай, Джек, почему ты прятал такую замечательную женщину?
Кики взглянула на меня, потом повернулась к Кэти:
— Разве Джек вам ничего не говорил?
— Нет, ничего.
— Я жена Джека.
Даже охранник спросил:
— Что?
Первым оправился Джефф, отошел на минуту и вернулся с бутылкой шампанского. Кэти все никак не могла прийти в себя.
Кики сказала:
— Я ухожу.
Я вышел за ней на улицу и заметил:
— Но они собираются это отметить.
— Мне нужны ключи, Джек.
Я отдал ей запасные ключи, которые собирался передать позже. Она спросила:
— Как мне сказать, куда ехать?
Я объяснил ей, и она остановила такси. Я даже понадеялся, что это был тот ушибленный Олимпийскими играми парень. И она уехала.
В баре все стояли и ждали. Я сказал:
— Лучше снова положи шампанское на лед.
Охранник внес свою лепту:
— Первая ссора.
А Кэти добавила:
— Сильно сомневаюсь.
Я заказал большую порцию виски и сел на свой любимый жесткий стул. Кэти принесла выпивку и спросила:
— Можно мне присесть?
— Конечно.
Я закурил сигарету, поболтал виски в стакане. Кэти спросила:
— Виски сейчас — удачная мысль?
— А брак?
— Господи, Джек, как вышло, что ты ничего не сказал?
— Не знаю. Мне как-то казалось, что это все лондонские дела. Ты понимаешь, вернулся домой, снял конуру, все оставил за спиной.
— Господи, но... Я что хочу сказать... Ты ее любил, или как?
— Я там слегка помешался.
— Удивил.
— Ну да, я решил, что тогда я успокоюсь. Она написала докторскую по метафизике.
— Что ты этим хочешь сказать? Я даже произнести это слово толком не могу.
— Это изучение бытия.
— Что ж, теперь все понятно.
— Я полагал, она сможет заглянуть в мою душу, помочь мне исправиться.
Кэти встала и сказала:
— Ребенок брыкается, мне надо лечь. Тебе надо перестать нюхать кокаин, ты это знаешь?
— Разумеется.
Немного погодя вошел мужчина, заметил меня и подошел. Вроде знакомый, но точнее я не мог определить. Он сказал:
— Джек.
— Да?
— Я Брендон Флод.
— Ну, конечно. Я недавно женился. Это сбило меня с толку. Выпить хотите?
— Минеральной, пожалуйста.
Я заказал ему воду. По крайней мере, он не попросил соломинку. Он сильно состарился. Одет был в старую куртку с кожаными заплатами. Он расстегнул ее, и я увидел тяжелый серебряный крест. Я сказал:
— Родной брат моей зажигалки.
Он покачал головой и заметил:
— Не стоит на эту тему шутить.
— Простите.
— Никогда не поздно раскаяться.
— Насколько я понимаю в метафизике, это не поможет.
— Я говорю о вере, Джек, о вере. Знание — орудие Сатаны.
— Как вы меня нашли?
Он наконец слегка расслабился и ответил:
— Мы же были полицейскими, Джек.
Я жестом попросил следующую порцию выпивки. Брендон сказал:
— В смерти этих несчастных и в самом деле просматривается один почерк.
— Продолжайте.
— Все найдены голыми, все страшно изуродованы, обязательно что-то отрезано. И всем было под тридцать, не больше.
— Что еще?
— Полицейские считают, что это семейные разборки.
— А вы что думаете, Брендон?
Он отпил минералки. Если это доставило ему удовольствие, он ловко притворился. Сказал:
— Я думаю, что кто-то систематически выслеживает и истребляет молодых тинкеров.
— Господи.
— Не произносите имя Господа всуе. Возможно, вам стоит побеседовать с Рональдом Брайсоном.
— Кто это такой?
— Социальный работник, англичанин, работает в обществе «Саймон». У них приют в Фэер-Грин. Все тела были найдены поблизости оттуда.
Я сунул руку в карман, достал несколько купюр и положил рядом с его стаканом. Он спросил:
— Что это?
— За то, что вы потратили время и помогли.
Он подумал, положил деньги в карман и сказал:
— Отдам в церковь.
— У вас есть семья?
— Моя семья — Господь.
Он встал и добавил:
— Кажется, я должен вас поздравить?
— С чем?
— Теперь у вас есть жена.
— Да нет, это слух, выдаваемый за действительность.
— Бог желает вам добра, Джек.
Позже, много времени спустя, Джефф сказал:
— Тебе лучше отправиться домой, Джек.
— Я не хочу домой. Хочу остаться здесь.
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 19; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!