Тема 3. Основные категории этики 1 страница



К оглавлению

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

РЕКЛАМА

<

1. Добро и зло.

2. Справедливость: нравственный и юридический смысл.

3. Парадоксы морального сознания.

4. Долг и совесть. Достоинство и честь.

5. Вера и любовь. Счастье и смысл жизни.

Как и всякая наука, этика располагает богатым арсеналом категорий. Именно они, наряду с законами, принципами, методами, составляют основу содержания любой науки. Само слово “категория” греческого происхождения. Им обозначаются наиболее общие понятия, отражающие существенные стороны действительности. Это узловые пункты человечес-кого познания. В этическом отношении категории отражают ту сторону общественных отношений, которая связана с поведением людей, с их отношением друг к другу, к обществу, государству, семье, коллективу с точки зрения добра и зла, долга, чести справедливости. Другими словами, категории этики можно оценивать с точки зрения добра и зла, хорошего или плохого, а сами они могут выступать формой этой оценки: человек долга, честный, порядочный, справедливый, ответственный и т.п.

Классификация видов профессиональных этик:. деонтология (медицинская этика), этика бизнес, управленческая этика, этика журналиста, инженерная этика, дипломатическая этика, судебная этика, педагогическая этика, биоэтика, нетикет.

 

 

Социальная природа нравственности еще отчет­ливее прослеживается во взаимозависимости и взаимообусловленности изменений, которые претер­певает нравственность на различных метрических эта­пах общественного развития.

Материалистическое понимание истории выделяет в этом процессе четыре крупных типа социальных от­ношений, которым соответствуют и четыре основных типа нравственности с присущими им внутренним ка­чественным своеобразием и типом человека. С точки зрения антропологии и биологии человек практически не меняется, однако в качестве субъекта и носителя нравственных отношений, качеств и ценностей можно видеть весьма существенные трансформации, которые претерпевает как тип человеческой личности, так и вся система нравственных отношений в процессе истори­ческого развития.

И если по поводу четвертого типа общественных отношений в этой разработанной К. Марксом концеп­ции вести речь преждевременно — сюда Маркс отно­сил свободную общественную связь ассоциированных производителей, сообща владеющих средствами про­изводства и условиями собственного существования, планомерно и разумно управляющих процессом соци­ального и личного совершенствования, — то первые три типа общественных отношений можно считать исторически установленным фактом.

Первым типом являются природные, естественные связи индивидов, основанные на кровнородственных отношениях и образующие первобытнообщинную фор­мацию. Ей соответствуют рассмотренные ранее нравы родового общества — подлинный фундамент и начало нравственного развития человечества.

Второй тип — это отношения непосредственного господства и подчинения, отношения личной зависи­мости, обусловленные не природными инстинктами доминирования, а характером общественного устрой­ства. В наиболее простой и жестокой форме эти отно­шения проявляются в рабстве, где человек является собственностью другого человека или группы лиц по­средством определенных социально-экономических и политических установлений. В несколько ослабленном виде эти же отношения находят выражение в прису­щем феодализму закрепощении и отношениях сослов­ной зависимости, открыто устанавливающих социаль­ное неравенство людей и поддерживающих его при помощи не только политико-правовых институтов, но и посредством религиозных и нравственных механизмов.

И третий тип социальных связей, которому соот­ветствует особый тип личности, — обладающий внут­ренней автономией и правовой независимостью инди­вид и особый характер взаимной социальной зависи­мости индивидов, превращающей личные отношения в «вещные», складывающиеся помимо воли и желаний людей и господствующие над ними. Этому типу соци­альных отношений соответствует нравственность бур­жуазного общества со всеми присущими ей достоин­ствами и недостатками.

Каким образом происходит трансформация нрав­ственности, какими причинами она вызывается, в чем конкретно состоит эта трансформация и куда направ­лен весь этот процесс — эти вопросы составляют ос­новное содержание исторического развития нравствен­ности.

Итак, что происходит с нравственностью родового общества при его разложении и становлении классово­го общества? Какое отражение находит этот процесс в изменениях нравственности? Можно ли и почему рас­сматривать эти изменения как шаги в прогрессивном развитии человека и общества?

Первобытнообщинный строй существовал несколь­ко десятков тысяч лет, отличаясь необыкновенной ус­тойчивостью и традиционализмом, стабильностью и косностью. Человек здесь еще является орудием рода, он привязан к родовой общине пуповиной кровнород­ственных связей, воплощенных в системе запретов, обычаев и традиций. Обеспечиваемый ими порядок и дисциплина, организация взаимоотношений в родовой общине характеризуются отсутствием угнетения и экс­плуатации, практически нецелесообразной при ничтож­ной производительности труда индивида, всеобщим характером труда, уравнительным равенством и непо­средственным коллективизмом.

Все это обусловливает слитность и тождественность индивидов с коллективной жизнедеятельностью рода, совпадение их индивидуальных стремлений с отража­ющими коллективный опыт обычаями и традициями и неотделимость формирующегося у них нравственного сознания с практикой поведения. Отсюда внутренняя целостность индивида и однозначность нравов перво­бытного общества — должно быть именно то, что есть и всегда было, что имеет священный и непререкаемый смысл для всех.

Должное и сущее, отражающие в более развитом обществе различие между общественно необходимым и индивидуально-желаемым, здесь еще полностью со­впадают на основе полного преобладания интересов коллектива. Это совпадение еще не опосредовано ин­дивидуализацией бытия и сознания человека, столкно­вением и борьбой в его сознании интересов и мотивов и поэтому не является его моральной заслугой и не имеет той моральной ценности, приобрести которую он может, только пройдя через искушения и соблазны.

Постепенное совершенствование орудий труда, спо­собов и приемов трудовой деятельности приводит к повышению производительности труда, появлению прибавочного продукта, а вместе с ним к возникнове­нию собственности, имущественного и социального неравенства и эксплуатации.

Частная собственность и социальное неравенство постепенно разрушают родовой строй изнутри, раска­лывая его былое единство и подтачивая его нравствен­ность. И хотя существующие обычаи и традиции всей силой исторической инерции противоборствуют насту­пающим переменам, противостоять им они не в силах. Нравственные установления родового общества, вы­ражающие характерные для него социальное равенст­во и коллективизм, сплоченность, разрушаются и перерождаются вместе с исчезновением равенства и един­ства в самом общественном укладе.

Общество постепенно, но неотвратимо раскалыва­ется на сильных и привилегированных, «благородных» — родоплеменную военную знать, аристокра­тию и слабых, бедных, зависимых, «неблагородных» общинников, пленников. Первые имеют все больше власти, силы и богатства, а вторые попадают во все большую зависимость от них.

Именно из военной, родоплеменной аристократии формируется класс.рабовладельцев или феодалов, за­нимающий господствующее положение в классовом обществе, а из военнопленных, из обедневших и разо­рившихся общинников, из попавших в долговую каба­лу формируется подчиненный класс рабов и крепост­ных крестьян. Господствующий класс силой захваты­вает общинные земли, угодья, присваивает большую часть производимого продукта, все более подчиняя и угнетая большую часть населения. Высвобождающий­ся с ростом производительности труда некоторый до­суг — пространство для развития человеческих сил и способностей, возможность заниматься духовными ви­дами деятельности — также используется господству­ющим классом. Подавляющее же большинство населе­ния подвергается ограблению в прямом и переносном смысле — у него изымается прибавочный продукт, и оно лишается возможности подлинно человеческого, свободно-личностного развития, обрекаясь па тяжкий, изнурительный, подневольный труд.

Такое подавление и порабощение меньшинством большинства обеспечивается и охраняется новой соци­альной силой — государством, которое возникает, с одной стороны, как политическая организация господ­ствующего класса для утверждения своего господства, богатства и власти, а с другой стороны, как приходящая на смену родовому строю форма социальной ор­ганизации общественной жизни, призванная обеспечить ее целостность и устойчивость в условиях нарастаю­щих классовых антагонизмов.

С расколом общества на богатых и бедных, на гос­подствующий и подчиненный класс, родоплеменные связи и отношения и поддерживающая их система обы­чаев и традиций утрачивают свое значение, и хотя не исчезают вовсе, но отступают далеко в тень. В общес­тве формируется новый тип общественных отношений, и прежнее самоуправление рода вместе со всей систе­мой обычаев и традиций должно уступить место дру­гим способам регуляции общественной жизни. Сама целостность общественной жизни сохраняется теперь уже не на основе единых для родового общества пред­ставлений о полезном и вредном, хорошем и плохом, а насильственно-принудительными мерами — посредст­вом возникновения государства и всех его институтов.

Теперь от имени всего общества выступает господ­ствующий класс, который через государство и его ин­ституты стремится утвердить и навязать всем прежде всего свой собственный классовый интерес и форми­рующиеся вокруг него ценностные представления. И так как общество не может существовать н разви­ваться без осознания своего человеческого единства, без общезначимого морального языка, то постепенно в условиях воцарения классовой вражды и противосто­яния общественных интересов на такую связующую и организующую роль начинает претендовать складыва­ющаяся мораль господствующего класса. Мораль господствующего класса становится господствующей мо­ралью, стремясь при этом выдать себя за общечелове­ческую, общезначимую систему ценностей и требований.

Таким образом, первым следствием для нравствен­ности родового общества при его превращении в об­щество классовое становится ее разделение по классо­вому признаку на систему ценностей, отражающую интересы господствующего класса, и систему ценно­стей угнетенного класса. Ведь то, что оказывается по­лезным и хорошим для одного из них, выступает вредным и плохим для другого. Земные, материальные социальные интересы, определяющиеся общественны­ми условиями жизни классов, вторгаются и разрыва­ют однозначную и общезначимую систему нравствен­ных установлений доклассового общества, выступая в качестве конституирующих и структурообразующих стержней для нравственности классового общества.

Отсюда вытекает, что нравственность приобретает ярко выраженную классовую окраску, проявляющую­ся прежде всего в содержательной ценностной направ­ленности определенного класса.

Вторым важнейшим следствием трансформации нравственности доклассового в нравственность клас­сового общества является обособление морального со­знания от действительности, от реальных нравов и практикуемых форм поведения. Если в социально од­нородном родовом обществе должное, общественно необходимое непосредственно совпадало с сущим, за­крепленным в практике обычаев и традиций, то в клас­совом обществе сама общественная необходимость от­ражается и осознается в интересах противоположных классов прямо противоположным образом.

Поэтому, если в доклассовом обществе нарождаю­щееся моральное сознание фактически совпадало с обычно практикуемыми нравами, то в классовом об­ществе моральное сознание различных классов явля­ется осознанием их бытия и вытекающих из него инте­ресов. Реально практикуемые формы поведения не могут совпадать с различными и противоположными ценностными установками морального сознания раз­личных классов, вследствие чего мораль перемещает­ся в идеальную, мыслимую, желаемую и требуемую форму существования, полностью обособляясь от ре­альных нравов.

Такому обособлению способствует и третье следст­вие — трансформация однозначной и непротиворечи­вой нравственности первобытного общества в расколо­тую, окрашенную классовыми интересами и все более перемещающуюся в сферу идеального долженствова­ния мораль общества классового. Таковым является углубляющаяся социальная дифференциация общест­ва, индивидуализация социального бытия человека, а тем самым и его сознания. Индивид все более стано­вится относительно независимым от социальной общ­ности, к которой принадлежит, во-первых, потому, что сама эта общность как бы «расслаивается» и по­рождает множественность социальных ролей индиви­да с различными интересами и кругом обязанностей, а во-вторых, вследствие роста индивидуального личност­ного самосознания, осознания своих собственных, не сводимых к социально-групповым интересов, и появ­ления индивидуальной мотивации поведения.

А так как в обществе социального разделения тру­да, неравенства, частной собственности и отношений господства и подчинения достичь полноты самоосущес­твления для человека оказывается возможным только через овладение собственностью, богатством и властью, то его жизненное благополучие и успех оказываются теснейшим образом связаны с силой собственнических эгоистических устремлений. В отличие от индивида родового общества, не знающего эгоистических соблаз­нов и искушений и целиком преданного интересам кол­лективной общности, человек классового общества лишь потенциально принимает и разделяет классовые инте­ресы и ценности, которые обусловлены его объектив­ным положением в социальной структуре. Актуально же, в реальной действительности, он может их пол­ностью игнорировать, вступать в соперничество и кон­куренцию не только с представителями других соци­альных классов, но и внутри своего класса и даже усваивать, казалось бы, чуждые ему классовые уста­новки и ценности.

Пожалуй, это следствие является важнейшим для всего дальнейшего развития нравственности.

Во-первых, появление индивидуалистического само­сознания ставит перед обществом, перед социальными общностями, к которым объективно принадлежит ин­дивид, задачу формирования, культивирования своих ценностей у индивидов, воспитания верности и пре­данности этим ценностям, что невозможно осуществить принуждением и давлением, навязыванием коллекти­вистских целей или просто общих ценностей. Сами эти цели и ценности должны теперь нести в себе призна­ние ценности индивидуальной человеческой жизни, без чего они не будут приняты индивидом.

Во-вторых, это избавляет становящуюся личность от однозначной детерминированности и полного под­чинения интересам социальной общности, как это было присуще первобытному коллективу, и оставляет лич­ности пространство для внутренней свободы, для мо­рального выбора своей позиции, жизненной ориента­ции, без чего никакая зрелая мораль невозможна.

И в-третьих, это обстоятельство избавляет этику, разделяющую методологические принципы материалис­тического понимания истории, от вытекающего из пер­вых двух следствий и подтвержденного реальным ис­торическим опытом вывода о классовой сущности мо­рали. Да, вследствие раскола социально однородного первобытного общества на классы с разными и во мно­гом противоположными интересами одномерная и од­нозначная нравственность родового общества становит­ся невозможной.

Но она не разрывается на две противоположные морально-нравственные системы, а какбы «расслаи­вается» под сильнейшим воздействием классовых ин­тересов, оставаясь тем не менее единым противоречи­вым выражением общественно-исторической необходи­мости в сохранении единства человеческого рода, в его развитии и совершенствовании. Классовые же систе­мы морали оказываются лишь различными сторона­ми, модификациями, способами выражения этой об­щественно-исторической необходимости, в большей или меньшей степени способными воплотить и выразить единую общечеловеческую сущность нравственности.

Ведь без сознательного индивидуального выбора развитая мораль обойтись не может, а индивид, чело­веческая личность в первую очередь является пред­ставителем человеческого рода, а уж затем — класса, народности, нации, профессиональной группы и т. д. Поэтому нравственно развитая личность, к какому бы классу она ни принадлежала, не сможет просто без обмана или самообмана принять ценности классовой морали, игнорирующей ценности человеческой жизни.

После этих замечаний необходимо перейти к ха­рактеристике нравственности рабовладельческого общества.

– Конец работы –

Соотношение морали и права в истории философской мысли. Мораль и право тесно переплетены. С одной стороны, формализованная мораль может становиться правом. Десять заповедей — это одновременно моральный и правовой закон многих культур. Нравственная оправданность норм права для создания правового государства настолько же важна как и их единство. В праве отражено понятие «морального вреда», однако мораль остается сферой высших идей, делом совести, которая служит критерием для исторических правовых реформ. Кроме того, практика тоталитарных режимов показала, что иногда мораль может вступать в противоречие с правом. И моральные, и правовые нормы являются социальными. Общим для них является то, что оба вида служат для регулирования и оценки поступков индивида. К различному можно отнести: право вырабатывается государством, мораль — обществом; право закреплено в государственных актах, мораль — нет; за нарушение нормы права предполагаются санкции государства, за нарушение нормы морали — общественное осуждение и критика. Понятия морали и нравственности имеют разные оттенки. Мораль, как правило, подразумевает наличие внешнего оценивающего субъекта (других людей, общество, церковь и т. д.). Нравственность в большей степени ориентирована на внутренний мир человека и его собственные убеждения.

В настоящее время в развитых правовых государствах можно найти разные виды социальных норм, которые находятся вне правовой системы. Такие правила могут быть классифицированы по-разному, однако их нельзя упорядочить вдоль единой оценочной оси, так как значимость правил всегда зависит от того, насколько сильно готовы люди их соблюдать, а также насколько велико общественное давление по поводу соблюдения этих правил всеми членами общества. С некоторой уверенностью можно заявить, что содержание данных не правовых (моральных) правил пересекается с требованиями законных норм.

Характерной чертой, как юридических, так и моральных правил является то, что они регулируют типичные ситуации. Иначе говоря, обязательства и обязанности связаны с тем, что человек должен или не должен делать в ситуациях, которые постоянно повторяются в повседневной жизни общества. Поэтому поступать в соответствии с этими правилами считается нормальным или стандартным, тогда как их нарушение имеет серьезные последствия.[13] Однако моральные обязательства и обязанности могут отличаться в разных обществах, а также в определенных промежутках времени.

Из теории права следует, что достаточно трудно сформулировать те черты, которые мораль и закон не могут разделять. В данной связи существует тезис о том, что мораль не требует конкретных действий, а изучает только мотив (целесообразность поведения, доброй воли и намерений). В то время, как правовые нормы, напротив, регулируют только действие и, как правило, индиферентны к мотиву. Трактование данного тезиса в более узком смысле, к сожалению, не позволит нам обозначить основные отличия моральных и правовых норм.[14]

С социальной точки зрения, моральные правила очень важны, потому что обеспечивают, в определенной мере, жизненно важные интересы, которые все одинаково разделяют, сохраняя при этом структуру упорядоченного общества. Отсюда следует, что моральные нормы чрезвычайно важны и актуальны для функционирования общества. Эти правила нельзя преднамеренно создавать, изменять или отменять.[15]Моральные нормы могут в некоторых случаях совпадать с правовыми нормами в том, что регулируют одинаковую область поведения. Тем не менее определенная правовая норма в целом может рассматриваться, как совершенно незначительная. Иными словами степень значимости для правовых норм не настолько важна, как для моральных.[16] Более того, характерной особенностью правовых норм является возможность их изменения или замены новым постановлением, что невозможно по отношению к моральным правилам.[17] В некоторых случаях правовые нормы могут быть одной из причин изменения или прекращения действия определенных моральных норм или стандартов. Однако данное утверждение имеет спекулятивный характер, потому что всегда присутствуют сомнения, повлияет ли правовая норма на общепринятую мораль общества.

Если речь идет об общепринятых, фундаментальных ценностях общества, которые мы должны постигнуть и хранить, право можно рассматривать, как средство для их достижения. С точки зрения рационализма, оценка должна быть основана на способности права обеспечить охрану высших социальных ценностей. Впрочем в такой ситуации можно столкнуться с так называемым конфликтом ценностей, который не будет разрешен лишь наличием правовых норм. В вопросах релативных преференций (относительных предпочтений) важную роль играет толкование права путем интерпретации в процессе его применения.[18] В данном случае большое значение имеет функция справедливости, с точки зрения направления интерпретации и применения права. В формальном смысле, роль справедливости заключается в ее применении по отношению ко всем без исключения случаям, предусмотренным законодательством. Исходя из этого, формально, содержание понятия справедливость, может быть выражено следующим образом: всем равные права и обязанности, при равных условиях.[19]

Мораль включает в себя не только обязательства и обязанности, но и определенные моральные идеалы. Эти идеалы, в отличие от моральных обязательств и обязанностей, не считаются очевидными, потому что исполнение моральных идеалов заслуживает отдельной похвалы. Иными словами необходимо превзойти требования и одновременно отдать предпочтение общим интересам перед личными. Здесь важно понимать, что человек относится с уважением к идеалам, которые сам не обязан разделять с другими и которые не рассматривает, как предмет критики. Именно такие идеалы занимают ту же роль в жизни человека, что и мораль в обществе. Таким образом, мораль является ценной нормативной системой, хотя можно с трудом говорить о универсальных моральных принципах, которые бы применялись везде и всегда. Даже сегодня, различия в значительной степени обусловлены религиозными взглядами и политическими преференциями. Тем не менее основой морали и нравственности любой социальной группы, являются взаимные права и обязанности лиц воздерживаться от определенных видов поведения по отношению друг к другу. Смысл данного убеждения заключается, прежде всего, в равенстве всех людей.

7Мораль не появляется вдруг сразу же в "готовом", современном виде. Она прошла довольно длительный, сложный, можно сказать, мучительный, путь развития от самых примитивных норм и представлений до высших устремлений современных проповедников святости, непорочности. Проследить путь развития морали, хотя бы в самых общих чертах, весьма важно для понимания ее сущности.
Но, как выясняется, при решении проблемы происхождения морали исследователи сталкиваются с большими трудностями. И это не случайно, ибо в данном случае неизбежен выход на проблему сущности, вернее Тайны, самого человека. Как справедливо отметил современный итальянский философ Н. Аббаньяно, "мораль всегда является решением проблемы человека". Что в общем-то вполне естественно, ибо моральное сознание обращено к самым глубинам бытия человеческого.
Но понимание самого человека (и следовательно, самой морали) зависит не только от достижений различных наук, но и от мировоззренческих позиций самого этика. А поэтому на эту проблему существуют довольно многочисленные взгляды. Остановимся на самых, на наш взгляд, типичных и наиболее распространенных.
Прежде всего рассмотрим религиозную трактовку проблемы происхождения морали.
Кант как-то заметил, что "моральный закон открывает мне жизнь, независимую от живой природы и даже от всего чувственно воспринимаемого мира". Похоже, подобные представления были присущи людям с древнейших времен, когда правила, нормы общения между людьми рассматривались в качестве установления высших существ (духов, позже богов). Последние к тому же поощряли добродетельное поведение и наказывали пороки. О том, сколь широко было распространено это мнение, свидетельствует то обстоятельство, что его придерживались даже те, религиозность которых порой ставилась под сомнение. Так, древнегреческий философ Демокрит (46О-37О гг. до н.э.) утверждал: "Боги дают людям все доброе как в древние времена, так и теперь". По его словам, только те люди "любезны богам, которым ненавистна несправедливость". Аналогичные суждения нетрудно обнаружить и у многих других мыслителей античности.
Христианские богословы традиционно говорят о божественной природе морали. Индивид ее получает как в виде "естественного нравственного закона" (внутренний закон), так и в виде богооткровенного (внешнего) закона. Нравственный закон, как писал известный православный богослов И. Янышев, "есть нечто, данное нам, данное хотя и вместе с нашею природой, но не ею самой". Таким образом, говоря словами отечественного религиозного философа С.. Франка, любая религия сводится к сознанию "космического, сверхъестественного значения высших ценностей", к стремлению "сблизить человеческую жизнь со сверхъестественным и абсолютньш началом".
Разумеется, в основе подобных суждений лежит вера в Бога, в нравственный миропорядок, им установленный. Однако богословы пытаются и аргументировать свою точку зрения. Возвышенные нравственные принципы, заявляют религиозные идеологи, говорящие не о том, что есть, а о том, что должно быть, не могут быть созданы грешным по своей природе человеком. Нравственный закон нельзя считать и следствием опыта, воспитания, привычки, ибо он не считается с тем, что происходит в земной жизни, а указывает лишь то, что должно происходить. Также и природа человека не является источником морали, ибо человеческие естественные влечения нередко противоречат велениям нравственности, и благовоспитанные люди вынуждены их подавлять. Если человек был бы творцом своей морали, говорят богословы, то он установил бы такие правила, которые легко было бы вьшолнять. А на самом деле добродетельное поведение нередко требует значительных усилий, а иногда и самопожертвования. Отсюда само собой якобы напрашивается заключение: "Нравственный закон по природе своей есть закон божий, а не человеческий".
С вышеприведенными рассуждениями можно соглашаться и не соглашаться. Но такова позиция большинства религиозных мыслителей за исключением, пожалуй, некоторых модернистов, которые соглашаются признать мораль в качестве человеческого творения. Правда, последние нередко подвергаются жесткой критике (см.: Шаргунов А. Терхерувимский / Догмат в христианской жизни / / Журнал Московской патриархии. — 1994. —№ 4. — С. 24-29).
Религиозная трактовка происхождения морали обладает целым рядом достоинств. Прежде всего она подчеркивает универсальный, общечеловеческий характер морали. Божественные предписания распространяются на всех людей без исключения. Перед моралью, как перед Богом, все равны — и богатый, и бедный, и царь, и президент, и последний холоп. Религиозное учение в определенной мере предохраняет от упрощенно-утилитарного подхода к морали, возвышает нравственные искания до высоких смысложизненных вопросов. В известных границах религия способна ограничить сферу действия субъективизма, произвола в моральных оценках и суждениях: сам Бог предписал уважать старших, не воровать, не убивать и т,д. Наконец, нельзя не отметить, что религиозная трактовка происхождения морали свободна от сухого рационализма, насыщена эмоционально-чувственными компонентами. Даже более того, акцент делается нередко на чувстве совести, чувстве добра и т.д. Иначе говоря, нравственное чувство подкрепляется религиозными переживаниями.
Однако нельзя не признать, что подобное понимание возникновения нравственности приемлемо, главным образом, для верующих и может вызвать сомнения у атеистов, скептиков, колеблющихся. Стоит обратить внимание и на то, что явно занижена роль человека в процессе становления морального сознания. По сути дела оно преподносится как нечто готовое, совершенное, которое человек обязан принять без особых сомнений. Более того, индивиду и не рекомендуется задавать каверзные вопросы, относящиеся к самой сущности вещей: "Ведь не спрашивает же глиняный горшок у горшечника: "Почему ты создал меня таким?" И разве глина не подвластна воле горшечника, когда он превращает кусок глины в особый сосуд или в простой кувшин?" (Рим, 9.2О-21).
Трудным для религиозного сознания остается и следующий вопрос. Уже мыслители античности размышляли над следующим: "Творит ли Бог по законам Добра или же Добро устанавливает сам Бог?" (см., напр., диалог Платона "Эфтифтон"). Если Бог руководствуется нравственными принципами, то, выходит, эти принципы как бы возвышаются над Богом. Если же сам Бог произвольно определяет те или иные принципы, заповеди, то они являются результатом произвола, пусть и божественного. В последнем случае возникает не очень удобный для христианства вопрос о том, почему первая заповедь состоит в следующем: "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею душой твоей, и всем разумом твоим" (Тф. 22, 37).
Словом, поставленный еще Сократом вопрос: "Будет ли свято то, что любезно богам, или, наоборот, богам любезно святое?" и ныне создает определенные трудности для религиозно-нравственного сознания.
Впрочем, древние греки (Гесиод, Гомер и др.) считали, что боги не вольны любить все то, что им понравится. И над людьми, и над богами довлеет вечная Справедливость.
Наконец, отметим еще один момент. Столь тесное увязывание религии и морали может иметь и негативные последствия в наше секуляризованное время, когда религиозные убеждения у значительной части населения если не отсутствуют, то заметно ослаблены. Что же необходимо всех их считать людьми безнравственными?
С религиозными взглядами на природу, происхождение морали во многом пересекаются воззрения представителей объективного идеализма (Платона, Гегеля и др.). Воззрения Платона были кратко охарактеризованы в первой лекции. Гегель же рассматривал мораль наряду с правом, религией, философией в качестве одного из этапов развития объективного духа. Таким образом, представители данного философского направления, как и богословы, истоки морали выносят за пределы общества и явно недооценивают роль отдельной человеческой личности в становлении морального сознания.
Следующее направление поиска истоков морали мы условно назовем натуралистическим, ибо оно так или иначе выводит мораль из природы человека и из предшествующей эволюции животного мира. Это направление может противостоять религии, если природа берется в качестве самостоятельной, саморазвивающейся субстанции или же, если природа рассматривается в качестве божественного творения, быть согласующейся по сути (но не в деталях) с религиозными воззрениями.
Предысторию натуралистического подхода можно найти еще в первобытном обществе, когда люди поклонялись животным, считали, что у какого-то почитаемого животного (тотема) и данного племени имеется общий предок. В качестве тотемов могли выступать орлы, бобры, коровы, лошади и т,д. В какой-то мере люди подражали этим животным. Во всяком случае, свои обычаи и традиции они освящали именем священного животного.
Свое достаточно четкое оформление натуралистическая теория получила в прошлом веке в трудах Ч. Дарвина, Г. Спенсера, П. Кропоткина и др. В частности, Ч. Дарвин отмечал, что целый ряд чувств и способностей, которыми так гордится человек (память, внимание, любопытство, любовь и др.), нетрудно обнаружить у животных не только в зачатке, но и даже в достаточно развитом состоянии. Он считал, что у собаки есть нечто вроде чувства почтения к своему хозяину. Сторонники этого направления приводят многочисленные факты взаимопомощи у животных, говорят о сильно развитом родительском инстинкте, даже о проявлениях самопожертвования ради спасения молодых особей или стада в целом. П.А. Кропоткин — известный русский мыслитель, общественный деятель — приходил к выводу, что "нравственное начало в человеке есть не что иное, как развитие инстинкта общительности, свойственного почти всем живым существам". По его мнению, нравственный процесс, "начавшись уже в животном мире, перешел к человеку, и здесь благодаря преданию, поэзии и искусству он все более и более развивался и достигал самых высоких ступеней в отдельных "героях" человечества и у некоторых его учителей". Вл. Соловьев, оставаясь религиозным философом, все же признавал наличие чувства жалости, сострадания в зачаточном, разумеется, виде у многих животных. Он отмечал, что животные также ищут своеобразной полноты бытия, удовлетворения своих не только физиологических, но и психических потребностей (радости существования) в играх, в пении и т.д.
Подобная точка зрения находит свое развитие в трудах современных биологов. Например, такие выдающиеся ученые, как Ч. Шеррингтон, Д. Мак-Фарленд, П.В. Симонов говорят о том, что в жизни животных в процессе их эволюции все большую роль играет альтруизм, который способствует сохранению и развитию вида в целом. Хотя современные этологи (этология — наука о поведении животных) признают всю сложность проблемы изучения психической жизни, поведения животных, все же они приходят к выводу:
"Создается впечатление, что по мере того, как увеличиваются наши знания о поведении животных, различия между человеком и животными начинают сокращаться" (Сж.: Мак-Фарленд Д. Поведение животных. Психобиология, этология и эволюция. — Т., 1988. — С. 44О). При этом они, конечно, отдают себе отчет в том, что у животных нет языка (в человеческом понимании), нет соответствующего мира культуры. Однако имеется и немало общего в поведении животных и человека.
Особенно активно в отечественной науке идею о наследственной природе альтруизма, доброты, скромности и других нравственных качеств до недавнего времени отстаивал известный генетик В.П. Эфроимсон. В целом ряде своих публикаций он писал о том, что уже в генотипе человека заложена способность различать добро и зло. Но этический код доброты, альтруизма может быть заглушен средой, воспитанием. "В природе человека заложено много "звериного", но в зверях заложено много "человеческого", — писал В. Эфроимсон (См.: Эфроимсон В.П. Генетика этики и эстетики. С.-Пб, 1995. — С. 43).
Таким образом, натуралистические подходы к морали имеют в своем распоряжении целый ряд серьезных аргументов. Однако все-таки следует признать, что в данном случае мы встречаемся с явным проявлением редукционизма (от лат. rеduсtо — возвращение, приведение обратно), с низведением высшего к низшему. Предвосхищая этот упрек, В. Эфроимсон утверждает, что поведение животных не сводится к одному лишь полезному, а включает в себя и стремление к возвышенному (Там же. С. 58). Но заявления подобного рода скорее всего желаемое выдают за действительное. Мораль, как мы отметили в первом разделе нашей лекции, представляет собой не набор простейших форм поведения, а включает в себя устремленность на высшие ценности, свободу, творчество. Очень трудно все это в полном значении этих слов найти у животных. Кроме того, в животном мире имеется немало и такого, что заставляет возмущаться моральное сознание человека. Еще Гесиод писал, что не следует уподобляться ястребу, нападающему на соловья. Иначе говоря, безнравственно слабому обижать слабого, беззащитного. Конечно, смешно обвинять ястреба в аморальности. Просто животный мир сам по себе довольно жесток, инстинкт часто действует слепо. Известный русский религиозный мыслитель Н. Федоров (1828-19О3), выступая против "зооморфистов", т.е. против тех, кто пытался найти истоки морали непосредственно в животном мире, замечал, что для животных естественно оставление родителей, в то же время для человека — это измена.
Но, показывая слабые стороны натуралистического подхода к морали, мы тем не менее не можем не заметить, что это направление вполне разумно отмечает биологические предпосылки морали. Совершенно очевидно, что длительный процесс эволюции человека не мог бы начаться, если бы его непосредственные предки не имели бы довольно сложного, развитого поведения, хорошо развитых исследовательских, стадных, родительских рефлексов, если бы у них не было бы основательной способности к подражанию, к научению (многие животные учат своих детенышей азам охоты, поведения в опасных ситуациях и т.д.). И на первых фазах своего развития человек (или предчеловек) многое унаследовал (не мог не унаследовать) от своего животного предка.
Кроме того, данное направление неизбежно подчеркивает роль биологического фактора в повседневном поведении человека, значимость которого, кстати, не всегда осознается. Думается, практически у каждого нормального индивида "просыпаются" глубинные биологические структуры, когда он слышит крики людей, попавших в беду, плач ребенка. Не стоит забывать о "зове инстинкта" и тогда, когда речь идет об отношении между родителями и детьми, между полами. Следы инстинктов, как отмечают современные психологи, обнаруживаются в процессе "обмена эмоциями", в появлении симпатий и антипатий. В этом плане стоит привести слова известного испанского философа Ортеги-и-Гассета: "Лишь теперь мы ясно осознали, что тело есть нечто большее, чем источник разврата... Плоть есть воспитатель и податель нормы для двух других горделивых составляющих человека — души и духа. Тело держит душу в узде, не позволяя ей осуществлять свои сумасбродные фантазии".
Хотя своеобразно, но подчеркнули роль биологических факторов в развитии человеческой культуры 3. Фрейд и его последователи. Например, К.Г. Юнг (1875-1961) отмечал, что в природе человека имеются самые различные инстинкты — инстинкт продолжения рода, инстинкт самосохранения и др., в том числе и, оказывается, моральный инстинкт. Мораль есть "инстинктивное регулирующее начало действования, начало, которое упорядочивает также совместную жизнь животного стада" (См.: Юнг К.Г. Психология бессознательного. — Т., 1994. — С. 56).
Широкое распространение получили и различные направления, которые так или иначе подчеркивают социальную природу морали. Социологический подход к морали был уже известен мыслителям античности (софисты, Аристотель и др.). Особенно активно его отстаивали марксисты. К этому же направлению необходимо отнести Э. Дюркгейма, Т. Вебера и их последователей. Отмеченная группа мыслителей достаточно неоднородна. Среди них нетрудно найти и материалистов, и идеалистов, и тех, кто объявляет мораль результатом соглашения, и тех, кто вы-водит ее из экономических отношений, тех, кто говорил о приоритете религиозных и моральных ценностей, и тех, кто подчинял мораль экономике, т.н. "политической целесообразности". Ты не будем сейчас останавливаться на характеристике этических учений отдельных представителей этого направления, ибо это займет много времени. Ты отметили главное — они отмечали социальную природу морали.
Подобный подход имеет свои достоинства. Прежде всего указанные мыслители старались опираться на конкретные исторические данные — определенные исторические события, факты, обычаи, традиции, нравы. Далее. Они же пытались выявить общественные интересы, осмыслить общество как целое и подчеркивали теснейшую взаимосвязь личности и общества при приоритете, как правило, последнего. Наконец, они подчеркивали человеческий характер моральных ценностей.
Однако в этом случае невольно вспоминается поговорка о том, что наши недостатки есть продолжение наших достоинств. Подчеркивая роль общественных отношений в духовной жизни общества, социологи в той или иной мере умаляли опыт нравственных исканий отдельной человеческой личности, ее попытки соотнести себя с обществом, с Вечностью. Как весьма сурово писал по этому поводу С.Н. Булгаков, "личности погашаются в социальные категории, подобно тому, как личность солдата погашается полком или ротой". В результате подобных исследований нередко происходит нивелирование отдельной человеческой личности, а жизнь, история зашнуровываются в "ломающий ребра социологический корсет". Все это явно не способствует пониманию сложной структуры, сущности морали, которая в ряде случаев подменяется либо политикой (марксизм), либо социологией (Э. Дюркгейм).
В социологических теориях морали нравственные ценности подменяются интересами общества в целом (в лучшем случае), а чаще и интересами различных социальных групп, которые, конечно же, меняются от века к веку, от народа к народу. В итоге создается почва для этического релятивизма, для пренебрежительного отношения к нравственным принципам. Вспомним, что уже софист Гиппий (V в. до н.э.) откровенно заявлял, что "не стоит придавать серьезное значение законам и повиноваться им", ибо сами законодатели нередко их отменяют. Тоталитарные режимы ХХ века также хорошо продемонстрировали пренебрежение к моральным ценностям, оперируя при этом интересами нации, класса и т.д., создавая своих "штатных" моралистов.
В социологических теориях морали нравственные ценности едва ли не напрямую связываются с текущими интересами людей и социальных групп. Говоря словами Н. Бердяева, "чистота нравственного сознания искажается социальной обыденностью". Стала уже классической (по-своему) мысль Ф. Энгельса о том, что представления о добре и зле "так сильно менялись от народа к народу, от века к веку, что часто прямо противоречили друг другу". Упоминавшийся французский социолог Э. Дюркгейм неоднократно утверждал, что моральные правила могут отставать от изменившихся социальных условий и... превращаться в пережиток. И ныне представители ряда направлений в культуре (постмодернизм, неопрагматизм, неоаристотелизм и др.) заявляют, будто мораль определяется культурными традициями того или иного народа и не может иметь универсального, общечеловеческого характера. Более того, сама идея существования универсальной морали якобы подрывает самобытность, неповторимость культуры того или иного народа (см.: Анель К.О. Торалъный гмператив // Куръер ЮНЕС-КО. - 1992. - № 1О. — С. 9-11).
Но теории подобного рода не только ведут к моральному релятивизму (в свое время С.Н. Трубецкой (1862-19О5) не без основания писал, что классовый подход к морали равносилен отрицанию всякой морали, к оправданию любых действий), но и упрощают структуру самой морали. Да, от века к веку, от народа к народу меняются нравы, обычаи, стереотипы поведения. Нередко мы встречаемся и с вопиющими нарушениями моральных принципов (костры инквизиции, крестовые походы, преследование за инакомыслие и т,д.). Но очень важно видеть, что в основе самых разнообразных проявлений нравственного (именно нравственного, а не безнравственного) поведения находятся довольно устойчивые принципы, аксиомы, постулаты морального сознания. Саму мораль можно условно изобразить в виде треугольника, поставленного на острие. Моральные принципы своими корнями уходят в глубочайшую древность, в сами основы бытия человеческого. Исходным среди них следует считать признание человеческой жизни высшей ценностью (благоговение перед жизнью — А. Швейцер, любовь к жизни — Д. Филатов), предыстория которого находится еще в животном мире, где представители одного и того же вида, как правило, не уничтожают друг друга, не доводят конфликты до трагического финала ("Ворон ворону глаз не выклюнет", "Волк волка не съест"). Уже на ранних этапах развития человека жизнь родича, соплеменника считалась неприкосновенной. Иное дело — жизнь иноплеменника. Затем этот принцип распространился на подданных какого-то царя, граждан государства. А с появлением мировых религий стал общечеловеческим. Если ценность жизни есть высший принцип, то логично появление норм-принципов — "не убий"; уважай родителей, которые дали тебе жизнь; "не кради", ибо воровство обрекает человека на голодную смерть; уважительное отношение к труду, как необходимому условию жизни (а еще ранее — уважительное отношение к огню).
Нравы же в конечном счете представляют собой конкретизацию постулатов морали применительно к условиям жизни данной исторической эпохи, данного народа, государства. Так, практически всем народам (мы не берем в расчет ту эпоху, когда человечество еще не вышло из состояния дикости и когда моральный фактор ее не играл той всеобъемлющей роли, как в последующие периоды) свойственно уважительное отношение к старшим (родителям). Но сколь различно реализуется этот исходный принцип у различных народов! В этом нетрудно убедиться, сравнив поведение, например, народов Кавказа и населения центральной России. Точно также по-разному реализуется норма, побуждающая оказывать уважительное отношение к гостю, женщине и т.д.
Тир нравов довольно многообразен. Одни из них довольно подвижны, особенно те, которые регулируют повседневное общение. Другие, конечно же, изменяются, но не столь быстро. Например, те, которые определяют семейно-брачные отношения. Ты сейчас, кажется, находимся в том периоде, когда эти отношения подвергаются наиболее заметным переменам. Однако в основе этих нравов лежит (или должен лежать) принцип уважительного отношения к другому ("Возлюби ближнего, как самого себя", "Не желай ближнему того, чего себе не желаешь"). Новые нравы свидетельствуют не о коренном изменении нравственности, а, как правило, о том, что исходные принципы ныне реализуются несколько иначе. Так, например, для морального сознания издавна была общепризнанной идея о равноправии мужчины и женщины. (Правда, государственные мужи об этом думали в прошлые века иначе. Но политика, право — это одно, а мораль — другое.) Учитывая особенности реального положения женщин, из-за уважения к женщине до сих пор считается естественным, что мужчина уступает ей место в транспорте, при входе в помещение и т,д. Но нравы под воздействием современной цивилизации меняются. И в некоторых странах (США, например) женщинам уже не нравится, что им освобождают место в общественном транспорте, подчеркивая тем самым "слабость", а иногда и возраст прекрасного пола (См.: Известbя. — 1995. — 14 янв.).
Словом, имеется большая правда в следующих словах митрополита Питирима: "Как бы не менялись внешние формы жизни общества, мода и прочее, не меняется главное —человеческое благородство, честность, достоинство, не стареют этические ценности" (Журнал Московской патриархии. — 1993. — Уо 9. — С. 82). Впрочем, еще две тысячи лет назад Сенека писал: "Добродетель от обстоятельств не меняется, она всегда одинакова". Действительно, именно с позиций общечеловеческой морали в свое время осуждалось рабство, крепостное право, различные издевательства над целыми народами. Если бы у каждого народа, класса имелась бы своя мораль, то возможны были бы такие оценки со стороны мирового сообщества в лице его наиболее выдающихся мыслителей-гуманистов?! Если у каждого народа была бы своя мораль, то каким образом могло бы существовать такое государство, как Соединенные Штаты Америки, которое образовано из представителей самых различных народов, рас и представляющее собой своеобразный "этнографический котел"?
Кроме того, социологический подход к морали не учитывает в должной мере глубинные истоки морали, теснейшую связь общественной жизни с природой, Космосом. "Я не вижу в Боге ничего, кроме общества, преображенного и представленного символически", — писал Э. Дюркгейм. Но еще Л.Н. Толстой считал, что Бог является символом всего бесконечного мира. И следовательно, отношения между людьми, между живыми существами в известном смысле выводятся в определенной части из особенностей самой нашей Вселенной. Если учесть, что мораль представляет собой принципы, которые упорядочивают поведение, духовные искания человека, то есть смысл вспомнить, опираясь на синергетику — теорию самоорганизации, возникновение Порядка из хаоса, на то, что и в самой природе происходят процессы, образно говоря, "наведения порядка". Конечно, синергетика не последняя точка в развитии науки. Будут созданы и другие, не менее впечатляющие теории. Надо иметь в виду, что ни физика, ни биология не раскрывают сущность морали. Но все-таки нельзя отрицать, что человеческое общество, отдельная человеческая личность включены в фантастический по масштабам вселенский процесс, являются частицами Вселенной, которая не может не оказывать воздействие на их бытие. В этой связи стоит вспомнить учение А.Л. Чижевского, в котором раскрыты многие стороны воздействия солнечной активности на жизнь живого на земле, в том числе и на поведение человека.
Таким образом, существует несколько концепций, объясняющих происхождение морали. В известной мере они дополняют друг друга, создают в культуре объемное, многогранное видение морали. Так, религиозные и биологические воззрения фактически отмечают ограниченности чисто социологического анализа разнообразных явлений нравственности. В то же время социологические учения подчеркивают, говоря словами Вл. Соловьева, что осуществление идеи добра, "действительное развитие человеческой нравственности возможно для лица только в общественной среде чрез взаимодействие с нею".
В заключение нельзя не отметить, что философские системы субъективно идеалистического направления практически отказываются от решения проблемы возникновения морали. Так, Ж.-П. Сартр пишет, что "нет никакой всеобщей нравственности, которая показала бы нам, что следует делать". По его мнению, индивид каждый раз сам выбирает свои нравственные ценности, является единственным законодателем своих поступков.


Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 32; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!