Письмо 171 Мёдон, 31 декабря 1929 г. Цветаева – Пастернаку
– Борис! Это совпало с моим внезапным решением не встречать Нового Года,
Борис, я с тобой боюсь всех слов, вот причина моего неписанья. Ведь у нас кроме слов нет ничего, мы на них обречены.
И еще, Борис, кажется, боюсь боли, вот этого простого ножа, который перевертывается. Последняя боль? Да, кажется, тогда, в Вандее, когда ты решил не-писать и слезы действительно лились в песок – в действительный песок дюн.
С тех пор у меня в жизни ничего не было. Проще: я никого не любила годы – годы – годы. Я опять вернулась к своей юношеской славе: «не приступиться». Всё это без слов. Совсем проще: я просто годы никого не целовала. Нужно ли тебе это знать?
Борис, последний день года, третий его утренний час. Если я умру, не встретив с тобой такого, – моя судьба не сбылась, я не сбылась, потому что ты моя последняя надежда на всю меня, ту? меня, которая есть и которой без тебя не быть.
С Новым Годом, Борис, – 30-тым! А нашим с тобой – седьмым! С тридцатым века и с седьмым – нас. Увидимся с тобой в 1932 – потому что 32 мое с детства любимое число, которого нет в месяце и нужно искать в столетии. Не пропусти!
P.s. Меня никто не позвал встречать Новый Год, точно оставляя – предоставляя – меня тебе. Такое одиночество было у меня только в Москве, когда тебя тоже не было. Не в коня эмиграции мой корм.
я иссякаю: не как поэт, а как человек, любви – источник. Мне нужна моя собственная душа из чужого дыхания, пить себя. Та сушь, которой я сначала так радовалась, губит меня.
|
|
Это письмо от меня – к тебе, от меня-одной – к тебе-одному (твоей – моему).
Обнимаю тебя.
Письмо 183 5 марта 1931 г. Пастернак – Цветаевой (Встреча с Зиной!)
Дорогая Марина!
По-видимому, тебе что-то известно. Итак, как можно короче. Мы лето провели с семьей музыканта Нейгауза. Я к ним привязывался день ото дня все больше. Действовали силы, к<оторы>м я никогда не умел сопротивляться: его одухотворенный дар и ее удивительная красота, высокой, ходовой, инстинктивной одухотворенности. Это называлось дружбой, каждая встреча кончалась признаниями, я обращал их к обоим.
Осенью я понял, что люблю ее, понял с той восхитительной ясностью. Я написал обоим по балладе. Вторую, посвященную ей, привожу. И там имеешься ты, ты в истории, моей и – нашего времени. – А вот баллада.
На даче спят. В саду, до пят
Подветренном, кипят лохмотья.
Как флот в трехъярусном полете,
Деревьев паруса кипят.
Лопатами, как в листопад,
Гребут березы и осины,
На даче снят, укрывши спину,
Как только в раннем детстве спят.
Ревет фагот, гудит набат.
На даче спят под шум без плоти,
Под ровный шум на ровной ноте,
Под ветра яростный надсад.
|
|
Льет дождь, – он хлынул с час назад,
Кипит деревьев парусина,
Льет дождь. На даче спят два сына,
Как только в раннем детстве спят.
Я просыпаюсь. Я объят
Открывшимся. – Я на учете.
Я на земле, где вы живете
И ваши тополя кипят.
Льет дождь. – Да будет так же свят,
Как их невинная лавина…
Но я уж сплю наполовину,
Как только в раннем детстве спят.
Льет дождь. Я вижу сон. Я взят
Обратно в ад, где все в комплоте,
И женщин в детстве мучат тети,
А в браке дети теребят.
Льет дождь. Мне снится. Из ребят
Я взят в науку к исполину
И сплю под шум, месящий глину,
Как только в раннем детстве спят.
Светает. Мглистый банный чад.
Балкон плывет, как на плашкоте.
Как на плотах, – кустов щепо?ти,
И в каплях потный тес оград.
(Я видел вас пять раз подряд.)
Спи, быль. Спи жизни ночью длинной.
Усни, баллада, спи, былина,
Как только в раннем детстве спят.
Потом мы переехали в Москву. Я знал, что раньше или позже наши судьбы скрестятся, что мое чувство прорвется и тогда уже ни у каких границ не остановится. Я не знаю, как все распутается и что будет с нами четырьмя и детьми.
Теперь мне хочется сказать тебе несколько слов о Жене. Уничтожь, умоляю тебя, все хоть сколько-нибудь дурное, что я говорил или писал о ней под влияньем минуты. Это было непростительной низостью с моей стороны, и, в прошлом, я заслуживаю некоторого снисхожденья лишь тем летом 26-го года, когда мне так хотелось к тебе и я думал с ней расстаться. Теперь сходная обстановка, но разрыв был доведен до конца, и тут только я увидел, каким преступником по отношенью к ней был в душе все эти годы. Мне страшно трудно.
|
|
Но не отвечай письмом необдуманным или несправедливым, я как-то боюсь этого. Все равно я останусь с тобой хорошим и ничего недоброго твоего не пойму. Прости.
Тв<ой> Б.
Приписки не зачеркиваю, хотя уже стыжусь ее: только что получил твое письмо. Зачем ты напоминаешь о нашем совместном? Неужели ты думала, что тут может что-нибудь измениться?. Пишу тебе первой, никому ничего не писал, как разнеслось, – не понимаю.
И – последнее. Ничего не знаю. Может быть вернусь к Жене. Но люблю Зину. И тебя.
Дата добавления: 2022-07-02; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!